Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Семен Кожанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

У Левченко вид был ошалелый – шапки нет, куртка настежь, футболка под ней порвана, ботинки и штанины, извазюканы в крови, настолько, что пробежав по снегу, Удав оставил за собой цепочку кровавых следов. Глаза, при этом светились какой-то бешенной, запредельной радостью, как будто Степан, только что не убил десяток человек, а вмазал дозу «фена».

– Старинный приятель, – ответил Слон.

– А, ну покежь, – Левченко, присел на одно колено и рывком дернул за капюшон куртки, лежавшего не снегу Бориса. – Епать, тарахтеть, так это же Ёж! Ого! Ёжара, вот это встреча! Сукин ты сын, а ты как тут оказался?! Борька, ну ты даешь, что ж ты не сказал, что будешь в Симфере? Мы бы тебя еще на вокзале встретили бы! – Степан кричал с такой неподдельной радостью, что Слон, даже на мгновение усомнился, что тот в своем уме, казалось, что Левченко не понимает, что Ёж был среди врагов, хотевших убить Степана.

– Я не буду с вами говорить, – окаменевшим голосом произнес Борис. – Я все расскажу вашему начальству, а вы для меня мелкие сошки.

– Что?! – бешеным носорогом взревел Степан. – Сам ты мелкая сошка, ща я тебя из твоего же пестика застрелю, и всем скажем, что ты самоубился геройски, не желая попадать в плен, – Левченко ловко выдернул трофейный ПМ из кармана Владимира, и хотел было его уже направить на Ёжа, но Слон тут же вернул пистолет обратно себе, ловко выхватив его из рук друга.

– Нельзя! Он может знать где Полковник.

– Я знаю, где Полковник, – насмешливо проговорил Ёж, – но скажу где он, только вашему начальству, получив гарантии своей свободы. Понятно?

– Ща, я тебе устрою гарантии, щас все будет, и кофе, и ванна, и какава с чаем, – Левченко сдернул с плеча автомат и протянул его Слону, – на Вовка подержи, а то не дай бог, я его сгоряча пристрелю.

Левченко рывком поднял Бориса на ноги и потащил его в сторону расстрелянного КамАЗа, Ёж не мог идти, он часто спотыкался и падал, но Удав тащил его с целеустремленностью гусеничного бульдозера.

– Ты, что же думаешь, падла такая, что я не знаю, кто меня тогда продал титушкам? Ты же скотина жирная и продал, боялся, что я твой бизнес колбасный раскрою, вы же все там в верхушке, кичились своей чистотой, дескать мы не воруем, мы все такие ангелы воплоти, – Степан тащил Ёжа, ухватив его за ухо, капюшон давно оторвался и остался лежать где-то в снегу. А ухо распухло и налилось такой гемотомой, что казалось еще чуть-чуть и оно отвалиться. – Не скажет он мне ничего. Ага, щас! Ща, ты у меня так запоешь, что Скрябин обзовидуеться. Помнишь, как Кузьма Скрябин на Майдане «ленту, за лентой пел»? Вот и ты у меня щас так петь будешь.

Слон спешно шел сзади следя за тем, чтобы Удав случайно не удавил Ёжа, а то в запале ненависти это сделать очень и очень легко. Левченко подтащил Бориса к заднему борту КамАЗа и сбив его с ног опрокинул на залитый кровью снег. Грузовик стоял с уклоном назад, и поэтому кровь стекала через задний борт. Пахло кровью и дерьмом, вонища была та еще, а еще тянуло гарью от горевшего «Опеля» – ароматы стояли как на Майдане, на Словника тут же обрушилась волна недавних воспоминаний, связанных с Киевом.

– Так, что тут у нас? – Удав оставил лежать Бориса на залитом кровью снегу, а сам запрыгнул в кузов грузовика. – О, то, что надо. Сейчас мы послушаем, как ты поешь, пан Иванеж.

Плюх! Из кузова вывалилось залитое кровью тело. Плюх! Следом упало еще одно. А потом на землю спрыгнул Левченко.

– И так, с кого начнем? Да, пожалуй с этого и начнем, – Удав подтащил Бориса к трупам и сильно ухватив Ёжа за затылок, ткнул его лицом в живот убитого человека. Тут надо отметить, что до этого в живот попало несколько пуль, которые прошли вскользь брюшных мышц, разорвав их, и так сказать, вскрыв, брюшную полость. Синюшные, белесые и кроваво-красные кишки, разноцветной гирляндой валялись вокруг тела, создавая некое подобие осьминога. Вот в самую середину всего этого «великолепия» Ёж и угодил лицом, мало того, Удав постарался затолкать голову Бориса как можно глубже, совершенно не обращая внимания, что голова никак туда не пролезет. – Ну, что, мля, герой, фуев, ты еще хочешь молчать или все-таки скажешь, где Полковник?

– А!!! НЕТ!!! Не надо! Отпустите меня! Отпустите! – бешено пуча глаза и пуская кровавые пузыри, верещал Борис. Вид у него сейчас был совершенно жуткий и зловещий, как у вурдалака оборжавшегося падалью. Волосы и усы слились от крови, все лицо перемазано в слизи, дерьме, крови и кусочках мертвой плоти. Само лицо при этом было фарфорово-белым, конечно не считая тех мест где прилипла кровь и мясо.

– Не надо, я все скажу! – еще громче закричал Борис, отталкиваясь руками от трупа. Скованными в наручники руками, было тяжело это делать, поэтому Ёж, сделал только хуже, он снова упал лицом в окровавленное месиво на теле покойника. – Не надо!!! Пожалуйста!! Мама, мамочка, помогите!

– Да, нам, нах, не нужен твой Полковник. Понял! – весело выкрикнул Удав, раз за разом тыкая Ёжа в гирлянду вывернутых наружу потрохов.

– Оттащите его, – коротко приказал Слон, подбежавшему Лешему и Гвоздю. – Только крепко держите, чтобы не вырвался.

Леший и Гвоздь, навалились на Степан с двух сторон и подхватив его подмышки оттащили в сторону. Левченко похоже впал в состояние бешенства, потому что он совершенно не понимал, что рядом друзья, Удав начал брыкаться и сопротивляться:

– Пустите меня, пустите, суки! Я его все равно порву, нах, порву! Пустите! Это он меня во все это втянул, змей-искуситель, пустите! Он мне всю жизнь… – договорить Левченко не смог, Леший заломил ему руку и ткнул лицом в снег.

– На, вытри лицо, – Слон протянул бывшему другу пригоршню чистого снега. – Бери, бери! Не бойся, парни, Степку надежно держат, он не вырвется.

Борис не смог взять снег из рук Слона, его была крупная дрожь, а руки так тряслись, что ничего не могли держать. Владимир сам «умыл» Ёжа снегом, а потом обтер лицо платком.

– Борька, тебе лучше все рассказать, а то сам понимаешь, проще тебя положить в кузов КамАЗа, чем показывать начальству, я же потом до конца жизни отписываться буду. А так, пристрелим тебя, и свалим все на Степку, а ему ничего не будет, ты же сам видишь, что у него «крыша протекла». Так, что говори, где Полковник и тогда я тебя спрячу в своей машине, а потом по-тихому отпущу.

– Я скажу, все скажу, – поспешно выпалил Ёж. – Полковник обитает в доме на въезде в Симферополь, со стороны Феодосии.

Ёж говорил торопливо и сбивчиво, он рассказал, где помимо основной лежки можно найти Полковника и ближайших его помощников. Все сказанное Ёжом Владимир записывал на диктофон трофейного мобильника.

– Как он там? – спросил Владимир у Лешего, держащего Степана.

– Затих, вроде плачет.

– Отпусти его.

Леший и Гвоздь расступились, освобождая из захватов Степана, но тот даже не сделал попытки встать, а так и остался лежать на земле.

Через несколько минут прибыли первые машины с группой быстрого реагирования. А потом завертелась карусель полномасштабной операции по уничтожению и захвату враждебных элементов. На место боя прибыли все кто сейчас был у руля «крымской весны», подскочили даже севастопольцы, ну, а от представителей «братской России», так, вообще отбоя не было.

Все понимали, что действовать надо очень быстро и скрытно. Совершенно нет времени на раскачивание и составление планов и схем, действовать приходилось, что называется «с колес» – установили адрес, где скрывается злодей и тут же туда поехала группа захвата. Пришлось привлечь не только всех имеющихся наличии спецназовцев из числа крымчан и «вежливых людей», пришлось привлечь, даже гражданских ополченцев, правда, брали только тех, у кого за плечами был хоть какой-нибудь опыт.

Весь остаток ночи, утро и почти весь день, Владимир Словник и его команда носились по городу, вскрывая один адрес за другим, всего было выявлено четверо злодеев, тайно проникших на полуостров с целью совершения террористических актов. Троих взяли тепленькими в постели, а вот с четвертым, здоровенным дядькой, имевшим за плечами три «командировки за речку» пришлось повозиться, этот битый волчара почувствовал опасность и попытался уйти, спрыгнув с третьего этажа, да еще, скотина такая, полил в белый свет как в копеечку из АПСа. Его брать живым не стали, застрелили, не дав отбежать от места приземления и десятка метров. Потом, уже Словник узнал, что при приземлении, афганец сломал себе ногу и эти десять метров, пока его не застрелили, бежал на сломанной ноге. Каждого задержанного, сразу же «ломали», выбивая из него, все, что он мог знать о своих подельниках, и если выяснялись новые «явки» и «лежки», то туда ту же отправлялась группа захвата.

После, почти суток, непрерывной беготни и аврала, команду Словника вернули на базу, где всех усадили за писание отчетов. «Писать отчеты» помогали «старшие братья» из числа контрразведчиков ЧФ. Словника «пытали» дольше всех, пытаясь понять, куда мог бы деться его друг Левченко. Да, кстати, забыл сказать, что Степан Левченко, он же Удав, исчез. Вот только еще мгновение назад он, тихо лежал на земле, уткнувшись лицом в снег, а уже через минуту, когда подъехала первая машина с ГБР, Степан на прежнем месте уже не было, да и следов по котором можно было понять в какую сторону он пошел тоже не было. Мистика! Только сейчас Слон узнал, что его школьный друг Степан был не обычным, рядовым «майданутым», которые скакали на площадях с криками: «Хто не скачэ, той маскаль!», нет, Левченко был одним из самых «злых» полевых командиров Майдана, и пусть его Змеиная сотня просуществовала совсем немного, но след в «революции достоинства» она оставила настолько ярких, что многие кого сейчас вынесло наверх к власти в Украине, до сих по прошибает холодный пот, от одного упоминания о Змее и его сотне.

Референдум 16 марта прошел спокойно и без особых эксцессов, крымчане подавляющим большинством проголосовали за присоединение полуострова к Российской федерации. Ни мировая, ни местная общественность, так и не узнала, о том, что всего за несколько дней до референдума на полуострове была раскрыта разветвленная сеть засланный из Украины диверсантов, чьи планы входило устроить в день проведения голосования настоящую мясорубку, которая неминуемо переросла бы в полномасштабную гражданскую войну, а потом, возможно и в прямые вооруженные столкновения между Украиной и Россией. При этом особым секретом ни для кого не было, что на стороне Украины, тут же бы выступила Америка и страны НАТО, а вот это грозило бы уже самой настоящей мировой войной. Какой по счету? Первая была, вторая была, даже третья, она же «холодная», то же была, которую, кстати, СССР проиграл в чистую, ну, значит, эта война была бы четвертой. Она же стала для небольшой планеты в солнечной системе, под названием Земля, последней. И получается, что всех спасли не какие-нибудь там супер секретные шпионы, типа Джеймса Бонда, а простые парни, мимо которых пройдешь на улице и даже не обратишь на них никакого внимания.

Всего во время проведения операции по выявлению украинских диверсантов, было задержано тридцать два человека, еще сто двадцать, задержали в течение последующих двух суток, им вменяли в вину пособничество в террористической деятельности. При задержании были ранены трое сотрудников крымской милиции, а пятерых злодей убили на месте, так как они не желали сдаваться тихо и мирно. Один из застреленных, оказался очень интересным типом, его тело, кстати, потом забрали себе контрразведчики, так вот, убитый проходил по базе СВР, как оперативный агент-аналитик Пентагона. А еще, при обыске одного из частных домов в пригороде Симферополя, который находился в непосредственной близости с городским аэропортом, были найдены следы от хранения продолговатых тяжелых ящиков. Что было в этих ящиках и куда они делись, тоже осталось загадкой. По мнению экспертов там были переносные ракетно-зенитные комплексы, да и опрос свидетелей показал, что буквально за час до визита в дом спецназовцев, из двора выехал небольшой китайский грузовик, который вывез стопку крупногабаритного груза.

В том злополучном КамАЗе, который расстрелял Удав, погибло в общей сложности восемнадцать человек, из которых только трое имели непосредственное отношение к «майданутым», остальные пятнадцать человек были из числа крымских татар, которым просто напросто задурили голову, обманом втянув в эту авантюру, и если бы они выжили, то, скорее всего, отделались бы условными сроками или вообще административными штрафами или общественными работами. Молодых парней, в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, завербовали через родственников проживавших в Киеве и активно участвовавших в «революции достоинства». Пацанам наобещали золотые горы и от них требовалось всего лишь несколько дней походить в российском камуфляже.

Борис Иванеж пробыл в подвале базы «Беркута» всего два дня, а потом отбыл в мир иной, причем сделал он это по собственному желанию – перегрыз вены на запястье правой руки и умер от потери крови. Следить за подозреваемым было некому, весь личный состав спецназа был на выезде, вот и проморгали, самоубийцу, хотя, как говорит опер, который последним общался с Ёжом, у того, «крыша съехала» основательно и злодей не представлял в оперативном плане никакого интереса.

Полковника взять так и не удалось, он скрылся на территории одной из в/ч, а потом, его оттуда вывезли на вертолете под видом журналиста. Этот факт, конечно, оказался наиболее обидным, но даже тех, кого удалось арестовать в ходе операции по предотвращению терактов, с головой хватало, чтобы смело утверждать, что крымскому «Беркуту» и ополчению, при поддержке «вежливых людей», удалось в сухую переиграть противника, сохранив на полуострове мир и порядок.

Капитан Словник из всей этой истории вышел практически без потерь, его особо не наказали, но и к наградам и поощрениям не представили. Но Владимир был только этому рад, он переехал с семьей в другую квартиру, скромную двухкомнатную «хрущевку», на окраине города. Сумку с деньгами, которые оставил в квартире Удав, Словник сдал, как вещдок, зарплаты, которую он должен будет получать, служа в российской полиции, ему и семье хватит и так, а деньги Левченко, он брать не хотел, не хорошие это были деньги, кровавые, не будет от них пользы, только вред один. Леший и Гвоздь остались служить в Симферополе, а вот Панас решил вернутся домой, где ему пообещали должность начальника склада.

Двадцать третьего марта, ровно через неделю, после референдума, капитан Словник, возвращался домой, время было уже позднее – без четверти полночь и до дома оставалось пройти всего ничего – два квартала, когда в кармане куртки раздалась трель вызова мобильного телефона. Номер звонившего, был Слону не известен.

– Здорово, мой хоботообразный друг, – раздался в динамике голос Удава. – Дрыхнешь?

Голос у Левченко был какой-то скрипучий и тихий, казалось, что на том конце провода говорит не живой человек, а обезличенная запись диктофона. Видимо Степан очень устал или был болен.

– Нет, – коротко ответил Слон, не понимая, как ему реагировать, ведь совершенно понятно, что после всего случившегося, номер телефона капитана Словника, сто процентов находится «на прослушке». – Что у тебя с голосом? Простыл?

– Нет, просто устал я чего-то. Мне нужна от тебя небольшая услуга. Вернее, это я вам окажу небольшую услугу. После того большого шмона, что вы устроили, многие залегли на дно, так вот, одну такую группу я выявил. Четыре человека, из «правосеков», все западенцы, вооружены. Представляют большую опасность, потому что потеряли связь с командованием и хотят замутить что-то свое. Никакого оперативного интереса они не представляют, поэтому советую не брать их живыми, да они и не дадутся.

– Где их можно найти?

– Я не знаю их берлоги, но мне удалось им слить инфу, где можно сорвать большой куш. Короче, передай своим, что через тридцать минут, не территорию бывшей табачной фабрики, что на улице Элеваторной, там сейчас всякие склады и офисы. Вот в один из офисов и направляются бандерлоги, они будут в белом «Фольцвагене Т4».

– Понял. А как ты сам? Может встретимся? Тебе помощь нужна?

– Прощай Слон, мы не встретимся больше, – сказал тихим голосом Левченко и связь оборвалась.

Словник несколько попытался набрать номер, с которого звонил Степан, но все безуспешно, Левченко отключил телефон. Немного подумав Владимир, позвонил на базу и сообщил, слово в слово, что ему рассказал Левченко. Через несколько минут Слону перезвонили с базы и приказали срочно возвращаться на работу. Владимир вернулся на дорогу и, поймав попутку, решил, ехать на работу кружным путем, так чтобы проехать по улице Элеваторной. Хоть она и располагалась на другом конце города и Словник никак не успел бы, туда добраться за полчаса, но он все равно не мог себя пересилить, уж очень странно выглядело прощание Левченко, как будто он собрался умирать.

Водитель гнал что есть сил, выжимал из машины все возможное и не возможное, к нужному месту прибыли через тридцать пять минут после звонка Левченко. Подъезжая, Словник понял, что опоздал, улица была перекрыта армейским трехосным грузовиком, рядом с которым расположилось десятка два «вежливых людей», вооруженных автоматами и пулеметами, а у трети за спинами еще висели тубусы разовых гранатометов.

Владимира вначале не хотели пускать, даже не помогало удостоверение сотрудника «беркута», но потом из-за спин вояк раздалась отрывистая команда – «Пропустить!» и капитан попал на территорию бывшей табачной фабрики.

– Здорово, капитан! – первым кто попался на глаза Словнику, был майор Крестенко из главка. – Начальство уже едет. Хорошо тут парни отработали, считай четверых «бандерлогов» в минус списали. Опасные твари, все вооружены автоматами, повезло, что заранее предупредили, а то не дай бог, таких в людном месте брать. Бррр!

– Все двухсотые? – дрожащим голосом спросил Слон.

– Вроде бы, да! – легкомысленно махнул рукой майор. – Хочешь сам сходи, посмотри. Вон, они за тем складом лежат.

Словник бегом сорвался с места. Белый грузовой минивэн, стоял покосившись на одну сторону, пули пробили оба колеса, перекосив машину. Белый борт, освещенный переносными прожекторами, был изрешечен пулями. Аккуратные круглые отверстия протянулись несколькими извивающимися зигзагами, перечеркнув правый борт машины. Сдвигающаяся в сторону дверь, полностью открыта, в салоне машины никого нет, кроме вороха тряпья и пары пустых пластиковых канистр из-под масла. Водительская кабина практически не пострадала, стекла все целые и даже магнитола, что-то тихо напевает.

Рядом с расстрелянным минивэном никого не было, как будто здесь лежали не человеческие тела, а манекены, даже улики и вещдоки никто не собирал.

Тела лежали в десятке метров от машины. Четыре трупа, все в лужах крови. Видно было, что все произошло совсем недавно, минут десять-пятнадцать, не больше, кровь еще не остыла и парила, на холодном морозном воздухе. Тело Левченко Слон опознал сразу, оно лежало первым, вернее последним, если считать от расстрелянной машины. Удав прошел дальше всех, а потом в него попали несколько пуль. Правая щека разодрана так, что видны кости челюсти, а куртка пропитана кровью, так, что со стороны кажется, что она черного цвета, а не светло-серая как на самом деле.

Владимир присел над телом Левченко, не веря, что Степан мертв. Вот он лежит перед ним на растрескавшемся бетоне, в луже собственной крови, а Владимир, глядя в закрытые глаза мертвого друга не верит в происходящее. И в голове абсолютная пустота, как будто мозг уехал в отпуск и забыл закрыть за собой дверь, казалось, что сознание отказывается верить в происходящее. Ощущение полной нереальности было настолько сильным, что Словник даже захотел прикоснуться к телу убитого, чтобы проверить, не сон ли это. Кровь медленно сочилась из разорванной щеки, стекая маленькими черными горошинами по снежной белой кости. Стоп! Кровь не может бежать, если сердце его не гонит!

Пульс?!

Есть или нет?! Словник пытался нащупать пульс на шее Левченко, но дрожащие пальцы никак не желали слушаться. Пульс не прощупывался.

– Скорую! Медики где?! Живой, он живой! – громко закричал Словник. Подсунув руки под тело друга, Владимир резко рванул вверх, поднимаясь на ноги.

– Стой! Куда ты его тащишь? – закричал майор Крестенко, – брось его на фиг, пусть здесь сдохнет, нам мороки меньше.

Владимир ничего не ответил и быстрым шагом пошел прочь от места расстрела, вес тела он не ощущал, казалось, что ноги сами его несут, а в руках не восьмидесятикилограммовое мужское тело, а пустая картонная коробка.

– На землю, на землю его положи. Вот сюда! – к капитану подбежало несколько парней в армейской сбруе, у обоих были пухлые сумки военных аптечек. – Всё, отходи, дальше мы сами!

Владимир лишь немного отступил назад, чтобы не мешать медикам, проводить реанимационные мероприятия.

– Ну и на фуй ты его трогал? – сварливым тоном спросил майор. – Не дай бог, его сейчас откачают. Оно нам надо? Сдох бы вместе со всеми, нам легче же! Чего ты его жалеешь, он же с Майдана, такие как он наших парней там калечили.

– Он НЕ ТАКОЙ! – развернувшись на каблуках, крикнул Владимир. – Он НАШ! Свой! Понял!

– Да, пошел ты, псих! – отшатнулся майор. – Делать тебе не фиг, как всякую падаль жалеть!

Лучше бы он этого не говорил! Капитан Словник резко выбросил правую руку вперед, сгребая майора за шиворот и дергая на себя, колено врезалось в грудь начальника с силой пушечного ядра, выбивая из жертвы весь дух. Майор хрюкнул и, жадно хватая ртом воздух, повалился на залитый кровью бетон. Неожиданно вокруг оказалось слишком многолюдно, на капитана навалились с разных сторон, его сбили с ног и оглушили.

Очнулся Словник не скоро, судя по часам на руке, которые чудом пережили потасовку, прошло больше двух часов. Владимир лежал на задних сидениях автобуса, кто-то заботливо положил под его голову свернутое в рулон одеяло, а сверху накрыли несколькими армейскими бушлатами. Наручников на руках не было, только пустая кобура, свидетельствовало о том, что битье вышестоящего начальства даром не проходит.

На передних сидения сидели двое и о чем-то тихо шептались:

– Прикинь, у них бойки а автоматах были спилены, так, что стрелять у них никак не получилось бы, а еще оказалось, что они сами на себя настучали. Наши пробили по номерам мобилы, так это один из них, сам же позвонил капитану и сказал где устроить засаду.

– Капец, а может, тот, кто звонил Словнику, не был в этом фургоне?

– Был, – ответил Слон, не слышно подходя к разговаривающим мужчинам.

– Что проснулся уже? – натянуто улыбаясь, спросил Леший. – Бошка не болит, а то говорят, что тебя прикладом по жбану шибанули, тот так и смогли утихомирить.

– Болит, в пределах нормы. Какие есть новости?

– Ну, новости не шибко хорошие, – Гвоздь нахмурился и, потупив взгляд, продолжил: – Тебя приказали отвезти домой и проследить, чтобы ты из квартиры дальше двора не высовывался. Будут проводить служебное расследование.

– Левченко выжил?

– Что?! – удивился Леший. – Так, что Степан был среди этих?

– Был. Именно он сообщил точное время и местонахождение боевиков.

– Один, точно выжил, его медики увезли в «экстру».

– Ну, и, слава богу! – облегченно вздохнул Словник. – Ладно, хорош трындень, конвой, этапируйте меня домой, а то жинка заждалась, борщ стынет, да дети малые плачут.

– Командир, ты бы так не радовался, – укоризненно покачал головой Гвоздь, – за то, что ты набил морду вышестоящему начальству, по голове не погладят.

– Забей, – легкомысленно отмахнулся Владимир, – я после Майдана, ко всему отношусь намного проще: жив, ноги, руки целы, да и ладно!

Капитан Словник в сопровождении друзей вернулся домой, когда уже окончательно рассвело, жена встретила Владимира на пороге и не отпустила Беркулова и Ломкина, пока они не позавтракали и не напились чаю.

До самого вечера Слон отсыпался, а после ужина хотел поехать на базу, чтобы узнать свою дальнейшую судьбу, но в подъезде дома, его ждал неприятный сюрприз, в лице сержанта ППС, который, ужасно стесняясь, отрапортовал, что капитану Словнику нельзя покидать пределы квартиры и если ему чего надо, то сержант сам может сбегать в ближайший магазин. Владимир от услуг бесплатного бегальщика отказался и отправился домой спать. Утро не принесло никаких новостей, капитану никто не звонил и не приходил в гости, только давешний сержант напросился в гости, чтобы справить нужду в туалете. Владимир усадил паренька за стол и попытался выведать у того, что он знает. ПэПээСник особо ничего не знал, его прислали из другого района города и приказали строго настрого следить, чтобы капитан Словник не улизнул из квартиры, а в чем вина капитана, сержанту не сообщили, да он и не спрашивал, потому что уж сильно боялся вызвать гнев «страшных беркутовцев».

Забрав телефон у жены, Словник принялся названивать на все всплывшие в памяти телефоны сослуживцев, чтобы хоть как-то прояснить свою судьбу. Телефоны ближайших коллег: Панаса, Гвоздя, Лешего, Глаза и Жбана были выключены, вышестоящее начальство, услышав, что на другом конце провода Словник, сбрасывали соединение и потом переставали брать трубку. Все это заставило Владимира изрядно задуматься, все-таки ситуация была не ординарная, если бы Словника хотели бы наказать, то давно бы наказали, Слон прекрасно понимал, что для «системы» перемолоть одного единственного капитана ничего не стоит, но почему-то его не наказывали, говоря попросту «морозили». Интересно почему?!

К вечеру в квартиру Словника пожаловали гости – двое дядек средних лет, очень сильно похожих одновременно на кадровых военных и на слесарей из ЖЭКа, то есть вид они имели совершенно простецкий и обыденный, но при этом повадки, выдавали в них «служивый люд». Гости предупредили, что капитана вызывают в управление для заполнения отчетов и бумаг, поэтому он должен объявить жене, что его не будет пару дней. Это было очень сильно похоже на арест, только без наручников, но присмотревшись к «слесарям», Владимир догадался, что эти двое надежней всякий браслетов и веревок.

Словника привезли в небольшое серое здание приютившиеся на окраине города среди частного сектора и промзоны. Дом сочетал в себе черты гостиницы и тюрьмы одновременно – на окнах были массивные решетки, повсюду камеры наблюдения, но вот в «номерах» неожиданно вместо нар, оказалась мягкая мебель и даже телевизор с холодильником заполненным едой. Еще в номере был санузел и душевая кабинка.

Три дня Словник прожил в номере один, к нему никто не приходил, да и он особого беспокойства не проявлял, прекрасно понимая, что за ним следят и убежать совершенно не получится, оставалось только ждать дальнейшего развития событий, ведь зачем то его поместили в эту камеру гостиничного типа. Прикинув размеры холодильника и количество продуктов в нем, Владимир решил, что больше трех – четырех дней его никто здесь держать не будет.

Вечером третьего дня дверь открылась, и на пороге появился полковник Обесов, он молча прошел к столу на котором был накрыт поздний ужин – нарезка салями, вскрытая банка паштет и несколько ломтей упакованного в полиэтилен хлеба.

– Доставай стаканы, – это были первые слова, которые услышал Слон за время своего заточения, – звездочки обмывать будем, – рядом с бутылкой водки, которую принес полковник, легли две майорские звездочки.

Словник молча поставил на стол два высоких узких стакана. Обесов так же молча набулькал в них водки, получилось, что почти вся поллитровка уместилась в двух стаканах.

– Ну, давай майор за звезды!

– Товарищ полковник, представляюсь по случаю присвоения очередного звания майора! – Словник махнул стакан в три глотка, зацепив зубами звездочки, болтавшиеся в водке. Закусывать не стал, традиция не позволяла.

Полковник благожелательно кивнул и спокойно, размеренно выпил водку, как будто это была простая вода.

– Чего вопросы не задаешь, вижу, что у тебя их накопилось предостаточно, – спросил Обесов, когда молчаливая пауза затянулась сверх норм приличия.

– Не знаю с чего начать? – честно ответил капитан, а вернее майор Словник. – Может поможете, товарищ полковник.

– Помогу, чего же не помочь. Хорошему человеку всегда помогать надо. Инцидент твой с майором Крестенко замяли, тем более, что вы теперь в равных званиях. Как получим российские документы, тебе еще «орден Мужества» вручат, и еще какую-то крымскую медаль. Вообще, молодчага ты капитан Словник, извини, майор, такой гнойник вскрыл, не дай бог, он бы сам лопнул, захлебнулись бы все в крови. Хотя, ты скорее всего не это хочешь услышать. Да? Про друга своего, Левченко хочешь узнать, – полковник, на мгновение отвел глаза в сторону и замолчал, но потом продолжил: – Жив твой кореш, жив. Врачи говорят, в рубашке родился, три пулевых ранения, все на вылет, и не один жизненно важный орган не поврежден, контузило его только малость, да морду знатно попортило, теперь, если пластику не сделают, то будет на гуэмплена похож.

– Так, а что с ним дальше будет. Судить будут или все простят, засчитав заслуги?

– Тут, понимаешь, какое дело. Отпустили мы его, вернее, отправили назад в Киев.

– КАК?! Зачем? Его же там убьют, за предательство.

– Ну, во-первых, о его роли во всей этой истории мало кто знает, а во-вторых, мы его не просто так отдали, мы его обменяли на двадцать бойцов киевской первой роты «Беркута», во главе с их командиром, а там еще родственников, в виде, жен и детей, около полсотни набралось, так, что я считаю, что обменять одного на семьдесят, это более, чем выгодно.

– Ничего не понимаю! Зачем киевским, нужен Левченко, да еще после всего, что произошло? Главного же злодея, Полковника этого, не взяли, он, вроде, как ушел, так, что Степану, точно грозит смерть на той стороне. Не все так просто, я сам много не знаю, а ты уж и тем более, но обмен был выгоден для всех.

– Понятно, – хмуро произнес Владимир.

– Ничего тебе не понятно, – резко повысив голос, сказал Обесов. – Твой Степан убивал и калечил людей, на счету его «Змеинной сотни» десяток убитых, в том числе несколько милиционеров, так, что мне эту мразь не жалко, то, что он раскаялся и помог предотвратить трагедию, это хорошо, это ему там зачтется, – полковник ткнул пальцем в потолок. – Мне главное, что я смог наших с тобой товарищей и их семьи из пасти бандерлогов вытащить, а убьют твоего Змея или наградят, мне все равно.

– Я все понял, товарищ полковник, – твердо произнес Слон, и положил на стол звездочки, которые до этого держал в руке, потом он их накрыл перевернутым стаканом и отодвинул все это в сторону Обесова.