Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Семен Кожанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– БЕЙ! – вновь заорал Степан, вламываясь в бегущих на него парней.

Удар, еще удар – пальцы, зажатые в кольцах кастета, с непривычки онемели. Отскок в сторону, блок, отвлекающий удар правой и тут же сильный боковой удар левой, в челюсть, противник – высокий парень, с мощными сильными руками, уходит от удара и тут же контратакует ударом ноги в пах. Степан отскакивает с прогибом вперед, тем самым подставляя голову, враг тут же бьет в прореху защиты, но Левченко только на это и рассчитывал он подставляет руку под удар, ту самую на которую одет кастет. Хрясь! Кулак противника налетает на металл кастета и слышен отчетливый хруст костей!

– А-аа! – заорал высокий парень, отскакивая назад и тряся от боли рукой со сломанными пальцами.

Левченко тут же, чтобы закрепить победу, бьет тяжелым ботинком по коленной чашечке, прыгающего противника. Высокий парень падает на землю и начинает по-волчьи выть от боли. Степан широко размахнулся и сильно, с оттяжечкой, как футболист пробивающий одиннадцатиметровый ударил по голове поверженного врага. Бум! – глухой удар, голова лежащего на земле парня дергается и снег окрашиваться кровью из разбитого носа. Все! Этот готов!

Левченко развернулся, чтобы оглядеть поле боя: Иванов «танцует» с невысоким крепышом в куртке с капюшоном, а Круглый затравленно отмахивается от двух парней, наседающих на него с разных сторон. У одного из этих парней лицо залито кровью, похоже, это тот самый, в кого попала дубинка. Немного в стороне, сидел совсем молодой паренек и отчаянно тер снегом глаза – ага, это тот, которого ослепила вспышка!

Подняв лежащий на земле железный прут, Левченко примерился и широко размахнувшись метнул его. Кидал, как в детстве, когда они с пацанами играли в «пекаря». Тогда надо было сбить железную банку, ну а теперь всего лишь попасть по ногам, одного из тех гадов, которые навалились на Круглого. Прут, вращаясь как винт вертолета, со всего размаху ударил по ногам. Парень громко, по-бабски вскрикнул и лицом вперед упал на землю. Его напарник на секунду отвлекся от Круглого, чтобы посмотреть откуда ему грозит новая опасность… и этого мгновения хватило, чтобы он пропустил удар дубинки в голову, а потом еще один и еще один. Круглый бил с яростью не обращая внимания на крики о помощи.

Противник Иванова заметил, что остался в меньшинстве и бросился наутек. Подобрав с земли обломок белого силикатного кирпича, Степан бросил его вдогонку убегающему. Не попал, камень пролетел мимо. Степан подобрал еще один кусок кирпича и бросил его вновь, снова не попал, а потом было уже поздно – парень скрылся в темноте.

Оглядевшись вокруг, Степан подбежал с трущему глаза снегом молодчику. Парень стоял на коленях и тихо матерился. Казалось, что он не замечает ничего вокруг, ему бы сейчас убегать от греха подальше, а он глаза тут натирает.

– А, ты чего не убежал, бедолага? – спросил Степан, подходя к ослепшему парню.

– Ты, кто? – парень повернулся на звук. – Помоги встать!

– А ты не перегибаешь?! – рассмеявшись, поинтересовался Левченко. – Вообще-то, ты – пленник, так что веди себя соответствующе!

– Ты, хоть знаешь, кто мой папа? – угрожающе зашипел парень. – Вы все трупы, если мне не поможете!

Хрясь! – Левченко ударил ногой в лицо наглецу, а когда тот упал навзничь, добавил еще несколько раз, но теперь уже по почкам.

– Не бейте, не бейте меня! – громко заорал парень. – Мой папа даст вам денег! Много денег!

– Обыщите этих, – приказал Степан подбежавшим, Иванову и Круглому. – Забирайте документы и флешки из мобильников.

– Валить надо, один то сбежал, – скороговоркой произнес Круглый.

– Правильно, валить надо, – согласился Степан. – Только не впопыхах. Вначале узнаем, за каким лешим, они на нас засаду устроили.

– Я здесь не причем! – плаксивым голосом прокричал парень. – Меня заставили.

– Слышь, ты, убогий. Еще раз вякнешь не по делу, получишь в печень, – наклонившись над самым ухом, тихо проговорил Левченко. – Быстро колись: кто вы такие и почему именно на нас решили устроить засаду.

– Я не знаююю, – парня забила крупная дрожь, из его глаз потекли слезы, которые он тут же принялся размазывать по окровавленному лицу. – Я – водитель, простой водитель!

– Хорош, втирать! – грубо одернул его Степан. – Ты, только, что угрожал мне своим папой. Короче я еще раз спрошу: кто вас нанял? И если не получу вразумительный ответ, то сломаю тебе руку! Ну?!

– Я не знаю, – дрогнувшим голосом ответил парень.

Степан, резким движением вытянул руку парня и до упора вывернул кисть, раздался еле слышный щелчок, рвущихся хрящей.

– А-ааа, ы-ыы! – бедолага забился в истерике, пытаясь вывернуться.

Левченко схватил его за затылок и со всей силы вдавил лицом, в перемешанный с землей снег.

– Я повторяю свой вопрос: кто и зачем вас нанял?

– Батя! Батя попросил помочь, ему надо было, чтобы кто-нибудь из майданутых, признался на камеру, что им платят деньги! – выгибаясь дугой от боли, закричал парень.

– Кто твой отец?

– Депутат. Депутат от «регионов» в КиевРаде! Отпусти!

– Почему именно мы?

– Не почему, просто подошли к первому попавшемуся пункту приема гуманитарки… и все! Отпусти!

– Ага! Щас! – резкий рывок на себя и многострадальная рука парня, ломается в локтевом сгибе.

Хрясь!

Сын депутата выгибается всем телом и громко вскрикнув, теряет сознание. Не теряя времени, Степан обыскал карманы парня, и рассовал найденное по своим карманам: дорогой «Айфон» брать не стал, лишь вытащил карту памяти, а телефон откинул в сторону. Пухлый, от денежных банкнот и карт пластиковых бумажник лег в карман куртки, в другой карман опустился нож, а вот ключ с брелком в форме знака «Митсубиши» улетел в снег. Под курткой у парня оказался наплечная кобура скрытого ношения, с пистолетом Макарова внутри.

– Ничего, себе! – присвистнул, подошедший Иванов. – Повезло! Пистоль – это вещь!

– Нельзя его брать, – с сожалением сказал Степан. – Вдруг менты остановят, считай, явку с повинной подписал!

– Выбросишь?

– Ага, только вначале немного постреляю, – Левченко, передернул затвор, загоняя патрон в патронник. – Отойди.

Иванов поспешно отскочил в сторону, а Степан вскинул пистолет и открыл из него стрельбу.

Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!

Пистолет выстрелил семь раз и тут же тишину нарушили громкие крики боли и страха. Левченко стрелял по избитым и травмированным врагам, лежавшим на снегу. Стрелял, стараясь попасть в ноги и руки, с непривычки, только три из семи выпущенных пуль, достигли цели. Трое только что избитых парней, громко крича, и пытаясь остановить кровь, катались по земле, орашая снег алой кровью!

– Лежать тихо! Кто вякнет, получит пули в голову, – громко крикнул Степан. – Запомнили суки, как с Майданом связываться?!

Передернув еще раз затвор, Степан выщелкнул последний патрон, и когда он упал на снег, отпихнул его подальше в сторону, а пистолет бросил себе под ноги.

Как раз в этот момент, подъехал фургон, за рулем которого сидел Круглый. Когда Степан и Иванов, расселись по местам, Круглый, сорвал машину с места, и она скрылась в темноте. На площадь Независимости возвращались другой дорогой, вначале выехали из города, а потом, сделав круг, вернулись обратно. Путали следы. На выезде из города, Степан зашел, в найденный у дороги банкомат и попытался снять наличность с карт депутатского сынка. Понятное дело, что у него ничего не вышло, ПИН-кода, то он не знал, но Степан и не планировал обогащаться, таким образом, главное, чтобы у следствия был четкий след – преступники попытались снять наличность, на выезде из города, а значит, они покинули его. Банкомат заблокировал одну из карточек, а остальные Степан выбросил в ближайшую урну.

НА Майдан вернулись уже за полночь, поставив машину на стоянку, зашли в ближайшее кафе, которое из-за близости с Майданом работало круглосуточно.

– Поджарку, пюре, салат, корзинку хлеба, мясную нарезку, пакет сока и все это в трех экземплярах, – подозвав официанта, сказал Степан.

– И литровый заварник чая! – дополнил заказ Круглый.

– Извините, но у нас украинский чай закончился, остался только дорогой армянский, – оглядевшись по сторонам, тихим голосом произнес официант.

– Отлично, так даже лучше. Сразу же давай счет! – ухмыльнулся Круглый.

– Зачем нам чай? – спросил Левченко. – Я же сок всем заказал.

– Ну, так, затем и чай! – рассмеявшись, ответил Круглый.

– Здесь в чайных заварниках подают коньяк, – объяснил Иванов, и, повернувшись к Круглому, упрекнул его: – Зря ты заказал армянский чай. Они и за наш в три шкуры дерут, а литр армянского, выйдет, чуть ли не в полтыщи!

– Ничего, – пренебрежительно взмахнул рукой Круглый. – Я за всех плачу, деньги есть. Добычу знатную взял!

– Все приметное выкинь, оставьте только деньги, – жестко произнес Степан. – Не дай бог спалимся.

– Ты, чего? – удивленно спросил Круглый. – Чего нам бояться этих титушек? Мы же на Майдане, здесь нам ничего не грозит!

– Слушай, давно хотел спросить, а почему их называют титушки? – спросил Степан, когда ушла официантка, расставившая на столе салаты, сок… и чай. – А, то все: титушки, да титушки. А, почему их так называют, я не знаю.

– А сам как думаешь?

– Ну, наверное, от соединения двух слов: тi и тушки, – предположил Степан, глядя как Иванов разливает чай по кружкам.

– Ничего подобного. Уфф! Зараза, водкой они его, что ли бодяжат? – опрокинув в себя полную кружку чай, закашлялся Круглый.

Действительно коньяк оказался крепкий, отдающий спиртовым настоем. Скорее всего, это был не коньяк, а разведенный и подкрашенный спирт.

– Титушки. Это титушки! – глубокомысленно заявил Круглый, закусывая чай колбасой. – Титушки – это собирательный термин, возникший в мае 2013 года. Придумали его для именования молодых людей, негласно используемых в политических целях в качестве наёмников для организации силовых провокаций, потасовок, иных акций с применением физической силы. Ну, а в последнее время, наши, в смысле, оппозиционные СМИ, этот термин стали использовать для именования совокупности всех выступающих в поддержку Януковича и его прихвостней. Понял?

– Нет, не понял, – засмеявшись, ответил Степан. – Зачем и как их используют, я и так знаю, но почему их называют титушки?

– А, ну да, – опрокинув в себя второй стакан, захмелев, произнес Круглый. – Сейчас, подожди дай вспомню. Ага, вспомнил: термин «титушки» происходит от фамилии спортсмена из Белой Церкви Вадима Сергеевича Титу́шко, который 18 мая 2013 года в Киеве участвовал в потасовках против оппозиции и напал на журналистов Ольгу Сницарчук и Владислава Соделя. Нападение было заснято фотокорреспондентами, что и послужило основным доказательством его вины в суде. Вадик Титушко был осуждён и получил тюремный срок 3 года, но наказание было заменено на 2 года условно. Адвокаты Вадима Титушко хотели запретить слово «титушки», но у них ничего не вышло. И слово закрепилось в языковом обороте с негативным смыслом. Провокаторы (в том числе спортсмены) используются для показательных силовых акций различными политическими силами, при этом и представители провластных кругов, и инициаторы массовых уличных протестов применяют термин «титушки» по отношению к своим оппонентам. Понял? Мы их называем титушками, и они нас называют титушками. Надо было Вадику Титушко, не щелкать клювом и свою фамилию запатентовать, а потом купоны стричь, за использование авторских прав.

– Я так понимаю, что титушки – это синоним слову враги? – подвел итог разговора Степан.

– Ф точку! – Круглый совсем «поплыл». – Парни, я как вырублюсь, вы уж меня не бросайте и доне…

Договорить Круглый не успел, бурда под названием армянский чай взяла верх над молодым организмом, и он упал лицом в тарелку с салатом.

– Бобик, сдох! – разливая остатки чая по кружкам, философски заметил Иванов. – Ну и что будем делать? Ты, же понимаешь, что после того, что мы натворили, нас будут искать.

– Прекрасно понимаю. Надо переходить в какую-нибудь сотню, по-активнее. Чтобы поближе к баррикадам, там нас точно искать не будут, да и балаклавы там не принято снимать, так, что как-нибудь спрячемся.

– Да, но там можно нарваться на дубинки «Беркута». Отобьют все почки на фиг и что, потом делать? Ссать кровью?

– А, ты, что предлагаешь?

– Не знаю, может быть действительно перейти в другой отряд, но так чтобы поспокойней, а? Поговори с Борисом Иванежем, может он нас к себе возьмет?

– Можно и поговорить, – согласился Степан, тем более, что он сам и собирался так и сделать. – Вот только сомневаюсь, что для нас троих, что-нибудь найдется.

– Это, да, – кивнул головой, в знак согласия Иванов, – с нашим сотником, нас за трусов последних держат: ни разу еще не бились против мусоров. Революция закончиться, а мы так и останемся на задних рядах. Вот засветиться бы перед старшими командирами или другими сотниками, или найти спонсора и создать собственную сотню! А?

– Собственную сотню?! – удивленно, переспросил Левченко. – А, что так можно? Просто, взять и создать собственный отряд?

– Ну, не совсем так. Надо, чтобы на тебя обратили внимание, поставили на довольствие, чтобы люди к тебе захотели идти или чтобы приемные пункты, направляли добровольцев в твой отряд. А, что, может и правда замутим собственную сотню? Ты – парень боевой и башковитый, вон как лихо махешься! – Иванов, аж привстал от нетерпения. – Нам бы только проявить себя!

– Так, давай расскажем всем, как мы титушек отмудохали! Считай нас было трое, а их семеро или шестеро. Ну, в общем, больше чем нас!

– Ты, что?! – резко перешел на шепот Иванов. – Не смей никому об этом говорить.

– Почему? – Степан очень сильно удивился такой резкой реакции товарища. – Титушки, они же, это… враги!

– А, ты уверен, что титушки были настоящие?

– Не понял, – Левченко даже замотал головой в разные стороны, чтобы в ней хоть чуть-чуть прояснилось. – Как это: титушки не настоящие? А кто они тогда такие?

– Огонь революции надо постоянно поддерживать! – глубокомысленно изрек Иванов, чем совсем запутал Степана. – Иначе он погаснет или станет таким тихим, что перестанет обжигать человеческие судьбы и души.

– ЧЕГО?! Какие нах души? Упился, что ли совсем в конец?

– Такие души! Ты, что думаешь, стояло бы здесь столько людей, если бы их постоянно не разогревали разговорами о разных негодяях, которые только спят и видят, как бы их всех извести, – заплетающийся язык и отчаянная жестикуляция, говорили о том, что Иванов перебрал свою меру. – А, ты уверен, что те титушки, которые на нас напали пару часов назад не с Майдана? А никогда ты не задавался себе вопросом: почему каждый раз, когда народ «остывает», ему подкидывают новую кость – то журналистку изобьют, то активиста, какого-нибудь автоМайдана, то выступает перебежчик с той стороны, который каяться в своих грехах. Они нами мани….манипу….манипулируют!

– Кто, они?

– Ик! – все, что успел изречь Иванов, перед тем как упасть лицом на стол.

Степан задумчиво оглядел натюрморт на столе, виде двух товарищей, лежащих лицами в тарелках с салатом. Оставлять парней здесь не хотелось, а как дотащить до палатки одновременно двоих, он не знал. В голове стоял туман и гул – разведенный спирт, не самый лучший напиток для здоровья.

Неожиданно в кафе повисла тишина, еще несколько минут назад царил монотонный и привычный шум заведения общепита и вдруг звенящая, пугающая тишина. Левченко поднял глаза и увидел, что в кафе вошли несколько парней из «самообороны Майдана».

Патруль.

Ищут пьяных и дебоширов. Степан особо не боялся, ну прицепятся, почитают морали… и все! Может еще, даже помогут донести этих двух слабаков до палатки! Левченко продолжил ковыряться в мясной нарезке, выискивая наиболее вкусные кусочки.

– Гей, хлопче! Чого сидымо, кого чикаемо? Хутко встав, та пийшов за намы, – нависнув неприступной глыбой, произнес усатый дядька преклонных лет, с густыми казацкими усами.

– Дядьку, ты чего ко мне цепляешься? – отмахнулся Степан. – Видишь, я ужинаю.

– Бисова падлюка, я кому кажу: встав, та пишов! Ща, як нагайкой поперек пыкы вдарю, враз поперед нас хутко побежишь! – зарычал усатый.

– Полегче, батя! Фильтруй базар, перед тобой не простое «мясо», которое только и умеет орать на Майдане. Мы, вообще-то из «сорокапятки», если что! Так, что давай отваливай и иди других пугай своей нагайкой.

– Знаем мы вы откуда! И, что делали еще пару часов назад, тоже знаем, – перед Степаном появился невысокий мужичок, с хитрым, крысиным лицом, чем-то похожий на Яценюка. – Так, что не создавайте лишних проблем… ни себе, ни окружающим вас людям.

Дальше Степан действовал согласно заложенной в него программой, выработанной долгими годами «работы на себя» и плаванием в суровых водах дикого капитализма. Резко вскочив со стула, Степан ударом обеих рук отправил пластиковый стол в полет – тарелки, стаканы, нарезка колбасы и боевые, пьяные товарищи полетели в разные стороны! Левченко отпрыгнул назад, разрывая дистанцию между собой и патрулем, и тут же метнулся в сторону, надеясь скрыться в подсобных помещениях кафе… не успел… сильный удар в спину опрокинул его на пол, а дальше на него упало небо – несколько человек, яростно, с остервенением, принялись пинать его ногами.

Глава 7

– Капитан, сколько раз тебе повторять, что лучших условий для проживания не найти! – невысокий, красномордый майор, прыгал перед Владимиром Словником, ожесточенно размахивая руками. – Бери, что дают, а то сейчас приедут парни из Винницы, и вы будете спать в автобусах!

– Но, товарищ майор, как можно полноценно отдохнуть в таких условиях? Здесь же всего один бойлер на три душевых кабины и четыре сральника, – закрывая своим телом дверной проем, монотонно бубнил Владимир. – Как по-вашему парни должны здесь отдыхать после двенадцатичасовой смены под открытым небом на морозе?

– Капитан, а ты случаем не оборзел? Что ты мне выговариваешь, как младшему по званию? Сказано, бери, что дают и молчи в тряпочку! Пропусти, немедленно! – майор ткнул кулаком в живот Словнику и тут же одернул руку, болезненно поморщившись. – Ты, что под кителем бронник таскаешь?

– Ага, с кубиками! – улыбнувшись одной половинкой рта, тихо произнес Слон, когда майор скрылся в конце коридора. – Уроды!

– Ну, что командир, получилось договориться? – с надеждой в голове, спросил, подошедший Леший.

– Нет, Леха, не получилось. Говорит: бери, что дают и не перебирай харчами, мол, парни сейчас из Винницы приедут и вообще, в автобусах ночевать будем!

– Вот, уроды!

– И не говори, ладно, чего стоять, пошли в транспорт грузиться, через десять минут отправка, – Владимир махнул рукой и пошел вслед за убежавшим майором.

Защитная шапка с прорезями «балаклава», надета на голову, но пока еще не размотана, защитные наколенники, налокотники, перчатки, бронежилет – все это было уже одето поверх городского камуфляжа. Щит, резиновая палка и пластиковый защитный шлем «Джета» – все это ждало своего хозяина. Без этих защитных средств возвращаться на улицы Киева было смертельно опасно. Тяжелая брусчатка или кусок арматуры ломали кости как хворостинки, а так, хоть какая-то надежда на щит, шлем и собственную выносливость. «Беркут» и сотрудники ВВ были экипированы по плану «Волна». Это пресечение массовых беспорядков. Там предусмотрена такая экипировка: алюминиевые щитки на руки и ноги, бронежилет второго класса (пуля пробивает его насквозь), противогазы, резиновая палка, щит, газ, наручники, свето-шумовые гранаты, пластиковый шлем. Этот шлем разлетается после второго-третьего удара по голове.

Садясь на продавленное сидение в раздолбаном и ужасно гремящем «Богдане», Слон, привычным движением раскатал «балаклаву» и надел на голову шлем, ремешок, пока застегивать не стал. Автобус хоть и вышел с конвейера завода всего пять лет назад, но был в поистине плачевном состоянии – стук двигателя, щели в двери и окнах, лысая резина и неработающие печки отопления. Два дня назад, возвращаясь из Киева, автобус ломался три раза, водитель что-то там делал, и машина продолжала движение, но на тот путь, который обычно занимал всего час, тогда ушло больше пяти часов, из-за чего все замерзли до зубного стука.

Напротив Владимира сидел молодой парень, который наматывал на ступни ног полиэтиленовые пакеты. Носок, поверх несколько пакетов, потом еще один носок, и только потом тяжелый ботинок с высоким шнурованным голенищем – «берц». Ботинки отечественного производства, призваны были защищать ноги от холода и влаги… но где-то там, технологи ошиблись и эти «берцы» ни от чего не защищали… ни от холода, ни от воды. Промерзали и промокали так, что казалось они именно для этого и предназначены. Как сказал молодой Стас Глинки, по прозвищу Глаз: «Надо очень сильно не любить свои ноги, чтобы надевать на них, то, что выдает родное государство!» Словник, как и остальные бойцы его отряда, носили исключительно ту обувь, которую купили на свои, кровно заработанные деньги. Этого же принципа придерживались и бойцы других отрядов «Беркута», исключение составляли только молодые, еще не набравшиеся житейского опыта парни. Если быть откровенным, то оглядываясь вокруг, Владимир сделал вывод, что в Киев были направлены лучшие из худших: было очень много молодых, совсем недавно набранных бойцов. Ветеранов, прослуживших в отрядах больше десяти лет, можно пересчитать по пальцам. Из всего сводного отряда крымских «беркутовцев», таких же опытных как Словник или Леший с Гвоздем, было всего десять. Та же самая тенденция наблюдалась и в остальных отрядах – опытных ветеранов было не больше одной десятой от всего личного состава.

В целом, организация и быт бойцов «Беркута» был поставлен из рук вон плохо. Крымский отряд «Беркута» жил в казармах МВД. Спали на двухъярусных армейских кроватях, которые стояли плотно друг к другу, практически не оставляя свободного места. Чтобы справить естественные потребности, приходилось занимать очередь заранее, ну, а о ежедневном душе и помывке горячей водой даже и мечтать не приходилось – один восьмидесятилитровый бойлер не мог обеспечить даже двадцатой доли нужного объема горячей воды. К примеру, «богатые» области Украины – Донецкая и Одесская размещали своих бойцов «Беркута» в гостиницах и базах отдыха, в двухместных номерах, с отдельным туалетом и душевыми кабинками. В таких условиях, вполне можно было отдохнуть и набраться сил. А крымским бойцам, приходилось мириться с теми жилищными условиями, в каких они оказались.

Но, быт, ладно, как говорится: хрен с ним, все-таки на войну приехали, тут, не до жиру, лишь бы живы! Хуже всего было то, что во время боевых столкновений не было общего руководства и планирования. Казалось, что те люди, которые призваны командовать объединенными силами правопорядка на улицах Киева, не знали, что они делают и не видят конечной цели. По мнению Слона, силу надо были применить с самого начала – задавить ростки протеста в самом начале. Жестко затоптать тяжелым «берцем» поднимающие голову ростки экстремизма. Как только в украинских милиционеров полетели первые камни и бутылки с бензином, надо было разгонять всех этих «протестантов» по домам и не давать им собираться вновь… и силы, и возможности для этого были… не было только ПРИКАЗА. Казалось, что все вокруг, включая и непосредственное командование это понимают….понимают, но ничего не делают. То ли не хотят, то ли им не дают. Владимир видел, что еще немного и точка «не возврата» будет пройдена. Последний шанс бездарно упущен и тогда все… стране конец!

За те шесть недель, которые Словник находился на улицах Киева, он видел, как меняется «толпа». Меняется не в лучшую сторону. Все больше и больше хорошо подготовленных, организованных и экипированных отрядов. С каждым днем на стороне митингующих, все больше людей «в возрасте», которые побывали на войнах и не боятся пускать кровь. Строительные каски, фанерные щиты и марлевые повязки уходят в прошлое, теперь они все больше у молодых, только что прибывших на Майдан, парней. Теперь у митингующих есть бронежилеты, стальные щиты, защитные шлема натовского образца, у многих противогазы. Арсенал оружия митингующих тоже поражает своим разнообразием: травматические, газовые, пневматические пистолеты, «коктейли Молотова» с различной начинкой – в бензин добавляли разные добавки, призванные препятствовать тушению, арбалеты, луки, гладкоствольное охотничье оружие, дубинки, куски арматуры, камни, булыжники, топоры, копья, петарды, фейерверки, газовые баллончики – трудно даже сказать чего не было на Майдане… казалось там было все, за исключением тяжелого стрелкового оружия… хотя, может и оно было, но пока не стреляло, а всего лишь ждало своего часа.

Прижав голову к холодному стеклу, Словник безучастно смотрел на проплывающие за окном пейзажи – Киев жил своей привычной жизнью, трудно было поверить, что в самом центре этого города кипит самая настоящая война, пусть еще не сильно кровопролитной, пока есть только раненные и травмированные с разных сторон… но и до первых безвозвратных жертв осталось совсем немного.

Многие бойцы в автобусе спали, балаклавы были одеты на лица лишь немногих. Владимир натягивал маску на лицо каждый раз, когда выходил из казармы, в которой они жили. Во-первых, на улице было холодно и шерстенная маска, хорошо защищала от холода, а во-вторых. Словник не хотел, чтобы его лицо попало в объектив журналистских камер, его жена, которая осталась дома, думала, что мужа отправили на усиление, для охраны Запорожской АЭС. Не дай бог, у жены на фоне всех этих событий пропадет молоко, на небольшую зарплату сотрудника МВД молочных смесей не накупишь. В глубине души… где-то там очень глубоко Владимир знал, что жена догадывается, где он сейчас находиться… знала, но предпочитала обманывать себя.

Владимир не заметил, как уснул. Проснулся когда автобус уже подъехал к улице Грушевского. Приехали, все на выход!

Груша!

Геморрой на заднице украинского МВД.

Первых, самых кровопролитных и напряженных столкновений, которые произошли на этой улице, возле входа в стадион «Динамо» в начале декабря, Словник не застал, в Киев их сводный крымский отряд перекинули за неделю до Нового года.

Щит в одну руку, ПээР на пояс в петлю, забрало шлема, пока можно поднять… что еще? Да вроде, все. Словник, пропустил мимо себя всех своих подчиненных и вышел последним из автобуса. Вот уже две недели Слон отвечает за жизни восемнадцати парней, которые отправились с ним в командировку. Восемнадцать человек, каждого из них он знал, как облупленного, знал, что можно ожидать от парней, а чего нельзя. Знал, что, к примеру, Леший и Гвоздь, никогда не подведут и даже в самый опасный миг, когда жизнь будет висеть на волоске, они не дрогнут, и будут стоять до конца… умрут, но твою спину прикроют. Знал, что, еще «зеленые» сержанты Говрушин и Страхов, которые еще даже не дослужились до погремух, очень сильно бояться биться в строю, и только стыд показать свой страх перед товарищами заставляет их не покидать позиции. Знал, что Стас Глинки, исподтишка умудряется снимать столкновения с «майданутыми» на камеру мобильного телефона, а потом, при каждой удобной возможности выкладывает это видео в интернет, причем телефон у него забирали несколько раз, но это не особо и помогает, он каждый раз достает где-то новый аппарат и опять снимает… спилберг, хренов… хорошо, что еще в кадр, ни разу не попали лица или опознавательные знаки сотрудников, а то псы из службы собственной безопасности в раз бы его вычислили. У каждого из этих восемнадцати мужиков были свои плюсы и минусы, свои достоинства и недостатки, свои грешки и скелеты в шкафу, но единственное в чем до конца был уверен Слон, что ни один из них не предаст товарищей, не выйдет из строя и не переметнется к врагу.

– Здорово, хлопцы! – Глаз, как всегда был неугомонен. – Ну, что как ночка? Не замерзли?

– Молодой, сдрысни в сторону, – раздраженно проворчал немолодой уже мужчина, с погонами старшего сержанта на плечах. – Всю ночь, в нашу сторону ракеты шмаляли! Спать охота, сил нет!

– Что ж вам дядьку, дома не сиделось, за каким лешем в Киев поперлись? – Глаз почтительно отступил в сторону, освобождая проход в автобус.

– Тебя, дурака контролировать! – огрызнулся ветеран.

– Как думаешь, сегодня что-нибудь серьезное будет? – спросил Словник у старшего сержанта.

– Хрен его знает! – емко ответил мужчина, снимая с головы шлем. – Поди разбери, что у этих дураков в голове!

Балаклавы у сержанта не было. Среди бойцов «Беркута» попадались те, кто демонстративно не прятал свои лица. Делали это по многим причинам, но чаще всего из-за показной бравады: дескать, мне пох на вас и на ваши угрозы!

– Командир! – крикнул Леший, подзывая Словника. – Что-то противник активизировался! О, мля, поперли, сволочи!

Владимир подхватил щит, приставленный к борту автобуса и, взобравшись на высокий склон, посмотрел поверх голов, стоявших впереди милиционеров. До высокой баррикады на противоположной стороне было метров триста. Сейчас из-за самодельного заслона, сделанного из мешков набитых снегом и льдом, деревянных палок, кусков оград и решеток, вылезали бойцы самообороны Майдана, активисты и просто желающие поглазеть на шоу зеваки. Лезли поодиночке, парами, небольшими группами и целыми отрядами. Все это действо сопровождалось невообразимым шумом: какофония из футбольных свистков и дуделок, перемежевывалась с металлическим лязгом и боем… казалось, что на той стороне собрались абсолютно глухие люди, у которых нет ушей. Железные пруты, палки и молотки били по любой металлической поверхности, которая оказывалась в зоне видимости. Грохот стоял такой, что было совершенно не понятно, как координаторы и командиры сотен, собираются отдавать приказы в таком шуме. Может телепатически? Хотя, судя по действиям толпы, ни о каких приказах, речи быть не может… когда это толпа понимала вразумительную речь? Принцип один: делай, как я и толкай впереди идущего… авось, кого-нибудь, да затолкаем!

– Построились! – громко кричит громкоговоритель, в руках высокого, худого полковника. – Вторые ряды, поднять щиты!

Вновь прибывшие милиционеры столпились возле своих автобусов, лезть вперед не имело никакого смысла – для того, чтобы заменить предыдущую смену понадобилось минут двадцать общей суеты и неразберихи. Видимо на это и был расчет нападавших, они как раз начали свою атаку, когда заметили приезд автобусов с новой сменой. Ничего, парни простояли двенадцать часов, значит еще пару часиков выдержат.

– Отгоняй автобус, дай место для маневра, – крикнул Словник, водителю автобуса.

– Какой нах отгоняй? – нервно, выглядывая из открытого окна, закричал в ответ водитель. – Назад оглянись. Заблокировано все!