Текст книги "Маршал Рыбалко"

Автор книги: Семен Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Он остановился перед Романенко и спросил:

– Скажите, товарищ Романенко, какие части вы можете выделить из состава войск 3-й танковой армии, не нарушая ее боеспособности?

– Военный совет армии,– начал докладывать Романенко,– пришел к единому решению: выделить 154-ю

стрелковую дивизию под командованием генерала Фо-канова – дивизия до 80 процентов укомплектована хорошо обученным личным составом; 105-ю тяжелую танковую бригаду под командованием подполковника Бражникова; отдельный мотоциклетный полк под командованием подполковника Белика – полк укомплектован хорошо обученным кадровым составом на 95 процентов. В проведенной Козельской операции рядовой и командный состав выделяемых частей проявил мужество и отвагу.

Выслушав, Сталин одобрительно кивнул. Прошелся по кабинету и снова заговорил:

– Войска 3-й танковой армии в боях на левом крыле Западного фронта действовали хорошо. Они не только остановили группировку противника, наступавшую в направлении Козельск – Сухиничи, но и нанесли врагу тяжелый урон, заставив его перейти к обороне. Особенно отличилась в боях пехота. Государственный Комитет Обороны решил: 154-ю и 264-ю стрелковые дивизии, входящие в состав армии, преобразовать в гвардейские.

Затем Сталин обратил наше внимание на приказ по 3-й танковой армии от 6 сентября:

– Вы отмечаете в своем приказе ряд недочетов в действиях танкистов: недостаточную маневренность на поле боя, слабее использование огневой мощи танков в атаке, а также малую эффективность артиллерийского огня. Вы правильно вскрыли недостатки и потребовали от войск их устранения...

Мы ожидали, что разговор на эту тему будет продолжен. Но Сталин неожиданно задал Романенко вопрос:

– Какова живучесть танков – наших и немецких?

– Наши танки,– помедлив, ответил Романенко,– живут от одной до трех атак, а потом выходят из строя. А сколько в среднем ходит в атаку немецкий танк, доложить не могу.

– А вы товарищ Мельников?

Я тоже не знал этого.

– Может, начальник Главного автобронетанкового управления скажет? – обернулся Сталин к Федоренко.

– Такого учета у нас нет... я не располагаю точными данными,– смутился Яков Николаевич.

Сталин покачал головой и, осуждающе поглядывая на нас, сообщил:

– Танки противника ходят в атаку минимально по пять раз, максимально – до пятнадцати. Потом погибают. Об этом вы обязаны знать. Скажите, товарищ Романенко, почему наши танки живут меньше? Они что, уступают немецким по качеству?

– Никак нет, товарищ Сталин,– поспешил с ответом Романенко.– У нас хуже подготовлены механики-водители. Они получают практику вождения от пяти до десяти моточасов, после чего идут в бой. Этого совершенно недостаточно, чтобы уверенно водить танк.

– Что же вам мешает лучше обучать механиков-во-дителей и расходовать больше моточасов на их подготовку? – с недоумением спросил Сталин.

Романенко замялся, но ответил смело:

– В соответствии с приказом народного комиссара обороны запрещается расходовать на обучение механи-ков-водителей более десяти моточасов.

Взглянув на Федоренко, Сталин вновь обратился к командующему 3-й танковой:

– Сколько моточасов требуется, чтобы хорошо подготовить водителя?

– Не менее двадцати пяти.

– Необходимо, товарищ Федоренко, пересмотреть вопрос об обучении водителей танков,– распорядился Сталин.

...Хочу сделать небольшое отступление. Вскоре в танковые войска поступил приказ наркома обороны, запретивший экономить моторесурсы в процессе боевой подготовки танковых экипажей. И это, несомненно, стало одним из факторов роста мастерства механиков-водите-лей, что, наряду с другими важными факторами, о которых будет подробнее рассказано ниже, отразилось не только на повышении живучести наших танков, но и привело к тому, что вскоре наши танкисты имели полное превосходство над гитлеровскими...

После непродолжительной паузы Сталин вновь обратился к Романенко:

– Вы назначаетесь командующим 5-й танковой армией. Будут ли у вас какие-либо просьбы?

Романенко, еще не вполне осмыслив услышанное, ответил не сразу. Подумав, сказал:

– Прошу разрешения взять из 3-й танковой армии начальника тыла Николаева к начальника связи Борисова.

– Не возражаю, удовлетворим: просьбу. Это все?

Поколебавшись, Романенко сказал:

– Еще прошу назначить в 5-ю танковую товарища Мельникова.

– Этого делать нельзя,– возразил Сталин.– Товарищ Мельников должен остаться в 3-й танковой.

Прокофий Логвинович огорченно взглянул на меня. Я понял, какие чувства он испытывает, и вполне разделял их. Но предаваться эмоциям была не время—Сталин задавал Романенко следующий вопрос:

– Кто из командиров-танкистов может вместо вас командовать 3-й танковой армией?

– Генерал-майор Рыбалко,– не задумываясь, ответил Ромаценко.

Наступила пауза. Сталин обратился ко мне:

– А товарищ Мельников согласен?

– Согласен, товарищ Сталин! Прошу утвердить генерала Рыбалко в должности командующего нашей армией.

Сталин внимательно посмотрел на меня и снова зашагал по кабинету. Остановился перед Федоренко н спросил:

– Как вы смотрите на предложение Военного совета армии?

– Рыбалко справится, товарищ Сталин,– ответил Яков Николаевич.

– Назначим,– помедлив, решил Сталин.– Товарищ Федоренко, передайте Рыбалко, чтобы он устранил недостатки, выявленные в процессе боевых действий 3-й танковой армии.

На этом беседа закончилась.

От Кремля до Главного автобронетанкового управления шли пешком, молча, каждый занятый своими мыслями.

В управлении мы с Прокофием Логвиновичем не задерживались: с генералом Федоренко обсудили самые неотложные дела, после чего распрощались и выехали в Калугу, в район расположения армии.

Спустя два дня прибыла директива Ставки о переводе Романенко на должность командующего 5-й танковой армией. Командующим 3-й танковой назначался генерал-майор Рыбалко.

Перед отъездом Прокофий Логвинович собрал руководящий состав армии и на основе замечаний Верховного Главнокомандующего сделал соответствующие указания по обучению и воспитанию личного состава в процессе подготовки к предстоящим боям. Тепло простился со своими соратниками и пожелал боевых успехов.

Я провожал его до машины.

– Жалко расставаться, Семен Иванович, мне с вами хорошо работалось. Да что поделаешь – служба...—, грустно улыбнулся Прокофий Логвинович.

Мы обнялись, и он уехал.

А через три дня прибыл Рыбалко. Так начался новый этап нашей совместной работы с Павлом Семеновичем.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вступив в должность командующего, Рыбалко прежде всего организовал разбор Козельской операции. Готовясь к нему, он изучил штабную документацию, отражавшую планирование и ход событий на полях сражений, побеседовал с руководящим составом армии.

В штабе, который размещался в лесу северо-западнее Калуги, собрались командиры, начальники политотделов соединений и частей, офицеры управлений и отделов штарма, командиры корпусов, стрелковых дивизий и танковых бригад. В докладах они справедливо отметили недочеты и ошибки, допущенные в использовании танков, в организации взаимодействия, в работе разведки.

Рыбалко внимательно слушал, желая понять, как оценивают свои действия люди, руководившие в боях огромной массой вверенных им войск, и в целом остался доволен их выводами. Завершая разбор, Павел Семенович сказал, что ссылки на объективные трудности не могут быть приняты в расчет при подведении итогов боевых операций.

– Некоторые командиры утверждают,– продолжил он свою мысль,– что армия могла лучше выполнить задачу, если бы вступила в сражение в полном составе, а не поэшелонно. Как и когда вводить в бой танковую армию – решает Ставка, и мы должны быть готовы к этому и в дальнейшем.

Рыбалко подчеркнул, что 3-я танковая свою задачу выполнила: остановила гитлеровцев и, прорвав их оборону, отбросила на 15—20 километров. Однако в действиях частей были серьезные недостатки. Командующий выделил из них нерешительность некоторых командиров-танкистов, неумение командиров стрелковых частей полностью использовать собственные огневые средства ближнего боя, совершенно неудовлетворительное маневрирование танков под огнем противника. Он называл конкретные факты, даты, доискивался первопричин того или иного промаха.

Здесь мы с Митрофаном Ивановичем Зиньковичем не могли не оценить, как глубоко проанализировал Рыбалко весь ход операции.

– Главная причина гибели танков в том,– сказал командующий,– что у нас плохо обучены механики-водители. В процессе боевой подготовки необходимо расходовать на практику вождения не менее половины заправки горючего.

Командиры-танкисты переглянулись: это их явно обрадовало.

– Тут многие совершенно справедливо обижались на артиллеристов,– продолжал Рыбалко.– Особые претензии следует предъявить полковой артиллерии. Надо потребовать, чтобы она сопровождала боевые порядки пехоты не только огнем, но и колесами.

I

Далее командующий остановился на факторах, влияющих на успешное ведение боя:

– На занятиях по тактике взаимодействие организовано правильно, управление налажено, артиллерийское наступление идет хорошо. Но как только оживает поле боя, командиры перестают его изучать, не ищут новых решении, нередко связь в самый нужный момент обрывается...

Он потребовал организовать учения на местности с командирами батальонов, рот, батарей и повторять отработку взаимодействия до тех пор, пока забота о нем не войдет в привычку у каждого командира части или подразделения.

Согласившись с тем, что небезоснователъны и нарекания на плохую разведку, Рыбалко приказал немедленно усилить подготовку разведчиков во всех частях и соединениях, уделяя особое внимание инженерной разведке.

– Мы – армия танковая, наступательная армия,– подчеркнул в заключение Павел Семенович.– Поэтому в подготовке войск основное место должно быть отведено наступлению. Пятьдесят процентов времени следует отвести ночным учениям.

Всегда в дальнейшем, когда 3-я танковая отводилась в резерв Ставки и наступала пора боевой подготовки, командиры частей и соединений, руководствуясь инструкциями Генерального штаба и Главного автобронетанко-вого управления, не забывали указаний П. С. Рыбалко, высказанных на разборе Козельской операции.

В конце октября 1942 года 3-я танковая армия передислоцировалась в Тульскую область, в Кобылинские леса, что западнее Плавска. Войска пополнялись личным составом, новой боевой техникой. В танковые части поступали уже хорошо зарекомендовавшие себя средние танки Т-34. Началась напряженная боевая и политическая учеба.

Политотдел армии возглавлял полковник А. Д. Кап-ник – опытный, инициативный армейский политработник. Под его руководством партийные и комсомольские организации проводили массовую пропагандистскую работу, направленную на воспитание высоких моральнобоевых качеств бойцов и командиров, чувства горячей любви к Родине и лютой ненависти к врагу.

Политработники помогали прибывающим на пополнение новичкам побороть танко– и самолетобоязнь, подготовиться к суровым испытаниям в грядущих сражениях. Люди с первых же дней осознавали свою ответственность перед советским народом и Коммунистической партией за врученную им боевую технику и стремились овладеть ею в совершенстве, чтобы в предстоящих боях применять ее с максимальным эффектом.

В штабах всех степеней, в частях и подразделениях на партийных и комсомольских собраниях изучался боевой опыт, полученный в Козельской операции, анализировались причины ошибок в применении танков, в управлении боем и т. д.

Вся местность в расположении войск превратилась в учебные поля, стрельбища, танкодромы. С раннего утра до поздней ночи ревели моторы боевых машин, гремели выстрелы – шла учеба. Большое внимание уделялось тактической огневой подготовке в звене взвод – рота.

Мотопехота совершала форсированные 25-километровые марши с последующим выполнением учебно-боевой задачи. Отработка боевой выучки проводилась в любых погодных условиях, в любое время суток. Не отставали от пехотинцев и бойцы танковых подразделений. Был брошен клич: «Броня любит сильных!» – и, в целях повышения уровня своей физической подготовки, танкисты два-три раза в неделю совершали марш-бросок на 15– 20 километров

Из поля зрения командующего армией не ускользало ничего, что могло оказать то или иное воздействие на ход подготовки войск. Все положительное поддерживалось, всему отрицательному – после обстоятельного анализа и компетентной оценки – уделялось повышенное внимание.

– Плох тбт командир,– говорил Рыбалко,– который недооценивает маневренности подвижных сил противника, организации им противотанковых опорных пунктов, не замечает создания на танкодоступных направлениях плотности огня, инженерных сооружений, минных полей. Командир обязан учитывать все эти факторы. Учитесь сами,– призывал он командиров,– и учите подчиненных противостоять любым неблагоприятным для выполнения боевой задачи условиям.

Командующий нередко лично проводил учения командиров частей на местности. Широкая военная эрудиция Павла Семеновича многим из них сослужила добрую службу в последующих боях. Об этом не раз говорили опытные боевые офицеры – все те, кто с гордостью мог назвать себя учеником П. С. Рыбалко.

В подтверждение приведу высказывания ветерана 3-й танковой полковника В. И. Баронцова, за плечами которого к описываемому времени была уже учеба в академии имени М. В. Фрунзе:

– Каждое занятие под руководством П. С. Рыбалко обогащало нас все новыми и новыми знаниями. Он всесторонне изучил тактико-технические данные вооружения – как своего, так и противника, оперативное искусство ведения современного боя. Умел глубоко анализировать ход операций, ранее проведенных советскими войсками, и учил нас этому. Особое внимание уделял действиям в ночных условиях, когда танкисты меньше подвергаются налетам фашистской авиации, могут внезапно появляться в тылу противника и там громить его. Большое значение придавал организации форсирования танками водных преград...

Проверяя, как выполняются указания командования армии в частях, Павел Семенович со всей требовательностью и строгостью взыскивал за упущения. Но при этом всегда был справедлив, за что снискал глубокое уважение у подчиненных. А его простота и доступность, постоянное внимание к нуждам воинов рождали в сердцах солдат искреннюю любовь к своему командарму.

Однажды во время ночных учений Рыбалко приехал в мотострелковый батальон, занявший оборону вдоль берега реки. Вместе с комбатом прошел по отрытой в рост траншее к добротно сработанному блиндажу – наверху два наката, стены обшиты тесом, в глубине нары во всю ширину. Работу одобрил; направились, было, дальше, но здесь внимание командарма привлек боец, наблюдавший за «противником», засевшим в селе на противоположном берегу. Время от времени оттуда взлетали ракеты, и при их свете позиции батальона накрывали пулеметные очереди.

Наблюдатель, не заметив командующего, обратился к комбату:

– Товарищ капитан, как думаете, откуда бьет пулемет? По-моему, с чердака крайнего дома.

– Как же с чердака, если дома стоят боком к фронту? – вместо комбата ответил Рыбалко.

– Ну, значит, проделал дыру в крыше,– не сдавался наблюдатель.

– Пулеметчик бьет из танка,– убежденно произнес Рыбалко.– Утром возьмешь бинокль и убедишься.

Боец оглянулся и, узнав командующего, попытался вскочить.

– Сиди, сиди, твое дело – наблюдение,– придержал его за плечо Рыбалко.

В окопе командарма обступили бойцы.

– Как вам здесь живется? – спросил Павел Семенович.

– Хорошо, товарищ генерал,– бодро рапортует коренастый крепыш.– Завтрак, обед, ужин – все вовремя. Уже и поправляться начали.

Рыбалко смеется. Другой боец поддерживает шутку:

– Вот только скучновато. Сюда бы радио провести...

– Пожалуй, не стоит,– возражает Рыбалко.– Под музыку не услышишь, как с той стороны приползут разведчики, схватят, уволокут, и быть тебе тогда «языком»...

Бойцы дружно хохочут. Командующий, попрощавшись, направляется дальше. Вдруг сзади доносится чей-то резкий голос, и смех разом обрывается. В чем там дело? И комбата рядом нет. Но вот капитан бегом догоняет Рыбалко.

– Что там такое?

– Да так...– мнется комбат, но, поскольку Рыбалко продолжает смотреть на него, докладывает: – Командир отделения у нас новенький, два дня как прибыл. Вздумал устроить бойцам разнос за развязность в разговоре с вами. Непочтительно, мол, вели себя...

– Что же бойцы?

Комбат 'вновь колеблется, но, подчиняясь настойчивому взгляду Павла Семеновича, продолжает:

– Разволновались бойцы, еле успокоил. Говорят:

«Любим командарма как отца родного, а почитаем еще того больше; а что запросто себя вели, так это потому, что он совсем не строгий...»,– и капитан вдруг засмеялся. ~ .

– Ты чего? – удивился Рыбалко.

– «Не строгий»... А я вспомнил, товарищ генерал, как мне попало от вас за тот блиндаж перед Козельской операцией.

– И поделом! Ты что тогда нагородил: накат —

одно название, пуля на излете пробьет, стены просвечивают, нар нет, под ногами жижа выше сапог... Да такого «заботливого» командира под трибунал следовало отдать...– И, взглянув на комбата, спросил уже другим тоном:—До сих пор обижаешься?

– Да что вы, товарищ генерал,– благодарю! Вы тогда меня многому научили...

– Не знаю, многому ли,– остановил капитана Рыбалко,– бой покажет. Но строить блиндажи – это точно. Сейчас он у тебя добротный, бойцам есть где обогреться и отдохнуть...

– Долго ли еще отдыхать, товарищ командующий? Все рвутся в бой, уж и не знаем, как людей сдерживать...

– Что тебе сказать... Что надо ждать приказа – так это ты и сам знаешь. А пока учи своих людей, учи так, чтоб в бою заставили врага без оглядки бежать с нашей родной земли...

Почти три месяца длилась подготовка войск армии к предстоящим сражениям. За это время у нас произошли некоторые кадровые изменения. Получил новое назначение и убыл командир 12-го танкового корпуса генерал-майор С. И. Богданов, а на его место был прислан полковник М. И. Чесноков. Вместо полковника К. А. Семина в должность командующего артиллерией вступил генерал-майор К. А. Мишнин.

Константин Александрович Мишнин оказался весьма ценным для армии человеком. Глубокие знания артиллерийского дела сочетались в нем с умением работать с людьми, которым он щедро отдавал накопленный опыт. На учениях дивизионов и батарей мне не раз доводилось наблюдать, как генерал Мишнин организует артиллерийское наступление, как учит вести огонь не по площадям, а по целям «противника», проводит учебную контрартиллерийскую подготовку.

Вот и в этот раз «противник», двинув вперед танки, одновременно открыл артиллерийский и минометный «огонь». Не успела пехота подняться и устремиться за танками, как тут же, по сигналу Мишнина, ударили все «наши» орудия. Прямой наводкой били противотанковые батареи, залпы пристрелянных орудий обрушивались на вылезавших из окопов солдат «противника». Понеся

большие «потери», «противник» вынужден был отойти на исходные позиции.

Присутствовавший на учениях Рыбалко был доволен. Он сказал Мишнину:

– Здорово, Константин Александрович! Вот бы так и в бою...

– В бою надо лучше, товарищ командующий! Пока еще много недоделок,– ответил Мишнин.

– Ну что ж,– улыбнулся Павел Семенович.– Ваша неудовлетворенность – залог дальнейших успехов.

Рыбалко подолгу обсуждал с генералом Мишниным вопросы планирования артиллерийского наступления, создания плотности огня для подавления опорных пунктов в глубине обороны противника, маневренности артиллерийских частей, взаимодействия артиллерии с танкистами, пехотой, авиацией. Эти обсуждения взаимно обогащали их и оказали огромное влияние на повышение боевого мастерства армейских артиллеристов.

Для Рыбалко не было второстепенных вопросов в жизни армии. В один ряд с боевой учебой он ставил и организацию всей деятельности тыловых служб. В этом нет ничего странного – так и должно быть в таком большом и сложном хозяйстве, как танковая армия; но в те дни интерес Рыбалко к работе тыловиков подогревался еще одним обстоятельством. После Козельской операции, по просьбе П. Л. Романенко, перевели в 5-ю танковую армию многоопытного -Ивана Карловича Николаева. Вместо него на должность начальника тыла прибыл генерал-майор интендантской службы Тихон Тихонович Кобзарь. Признаться, мы с известным беспокойством присматривались к нему. Пока службу тыла возглавлял Николаев, все нужды армии удовлетворялись даже в самых неблагоприятных ситуациях. А сможет ли так работать генерал Кобзарь?..

Опасения наши оказались напрасными. Вскоре мы убедились, что Тихон Тихонович – вполне достойная замена. Он сумел правильно подобрать и расставить интендантские кадры в частях и соединениях, добился, чтобы они успешно справлялись со своими обязанностями и бесперебойно обеспечивали войска боеприпасами, горючим и продовольствием даже в сложнейших условиях.

Хорошая работа службы тыла сыграла немаловажную роль в боевых успехах армии. Мы особенно смогли

оценить это при проведении двух крупных операций – Острогожско-Россошанской и Харьковской,– когда базы снабжения отстали от наступающих войск на сотни километров...

Наконец пришел долгожданный приказ, и настало время показать на полях сражений, чему научились бойцы и командиры 3-й танковой на стрельбищах и танкодромах.

Одной из задач Советских Вооруженных Сил в зимнюю кампанию 1942—1943 годов являлся разгром вражеской группы армий «Б», оборонявшейся на Верхнем Дону, и ее основных сил, прикрывавших курское и харьковское направления.

21 декабря 1942 года Верховный Главнокомандующий поставил командующему Воронежским фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову задачу – подготовить и провести наступательную операцию с целью разгрома немецко-фашистских войск на Дону между Воронежем и Кантемировкой. Для ее выполнения Ставка усилила Воронежский фронт, передав ему из своего резерва нашу 3-ю танковую армию, 7-й кавалерийский корпус, три стрелковые дивизии и 4-й танковый корпус.

В подготовке операции приняли участие два представителя Ставки – заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г. К. Жуков и начальник Генштаба генерал-полковник А. М. Василевский. Вместе с командованием Воронежского фронта они разработали план предстоящей операции. Согласно плану, 3-я танковая армия, наносившая главный удар, имела задачу прорвать оборону противника на 16-километровом участке. Развивая охватывающие удары из района северо-западнее Кантемировки навстречу 40-й армии генерала К. С. Москаленко и 18-му отдельному стрелковому корпусу генерала П. М. Зыкова, наша армия должна была к исходу четвертого дня операции соединиться с ними в районах Каменки, Острогожска и Алексеевки. Войска 3-й танковой вводились в сражение в полосе 6-й общевойсковой армии Юго-Западного фронта, участок которой включался в полосу Воронежского фронта.

Были приняты все необходимые меры для обеспечения маскировки и скрытности перегруппировки армии из района расположения к месту сосредоточения–в район Кантемировки, Новомарковки, что помешало

противнику обнаружить наш уход из урочища Кобылин-ских лесов.

Перегруппировка проходила в тяжелых условиях многоснежной зимы, когда мороз доходил до тридцати градусов, а железная дорога с трудом справлялась с перевозкой войск и грузов. Станции погрузки находились в прифронтовой полосе, в местности, которая лишь недавно была освобождена Красной Армией. Авиация противника методически бомбила и без того разрушенное станционное хозяйство. Из-за несвоевременной подачи эшелонов погрузка техники, танков, бронетранспортеров и артиллерии растянулась с 22 декабря по 5 января. Груженые эшелоны находились в пути от восьми до пятнадцати суток. Опасность ударов с воздуха и жестокие морозы вынуждали танкистов непрерывно прогревать моторы.

Войска выгружались на станциях Бутурлиновка, Таловая, Верхний Мамон и Калач под беспрерывными налетами фашистской авиации. Так, на станции Бутурлиновка 28 декабря большой урон был нанесен 12-му танковому корпусу. Бомбы разметали несколько вагонов и платформ, вспыхнул пожар. Погиб командир корпуса полковник Макарий Иванович Чесноков.

Отсутствие развитой железнодорожной сети в районах выгрузки заставило войска совершать в район сосредоточения ночные марши от 130 до 210 километров. Растянувшись, колонны шли по заснеженным дорогам, в пургу и метель, преодолевая сугробы, доходившие до полутора метров. Все это требовало от людей огромного физического напряжения, а от штабов – четкой организации и контроля за выполнением плана перегруппировки.

4 января в штаб армии, расположившийся в населенном пункте Талы, прибыл генерал-полковник М. С. Хо-зин, уполномоченный Ставки. Рыбалко немедленно созвал командный состав и ознакомил его с боевой задачей армии, исходя из указаний Ставки и решения, принятого командующим фронтом. Начштаба Зиньковичу командующий приказал закончить разработку плана операции к концу дня 5 января.

Хочется вспомнить добрым словом Михаила Семеновича Хозина, оказавшего штабу армии большую практическую помощь в своевременном и точном составлении плана армейской операции.

Для проверки готовности войск 6 января к нам прибыли генералы Г. К. Жуков, А. М. Василевский и Ф. И. Голиков. Мы тут же вызвали на совещание командиров корпусов, танковых и мотострелковых бригад, командиров стрелковых дивизий. Выслушали их доклады о ходе подготовки к предстоящей операции, а затем – неутешительную информацию начальника тыла.

Несмотря на большую работу, проделанную командованием, службой тыла и партийно-политическим аппаратом армии, на армейских складах все еще недоставало материальных запасов.

– Что скажете вы, товарищ Мельников? – обратился ко мне Г. К. Жуков.

К этому вопросу я был готов. Наряду с военным и политическим руководством войсками, ответственностью за обучение, воспитание и политико-моральное состояние личного состава, мне, как и всем членам военных советов армий, приходилось отвечать также и за материально-техническое обеспечение.

– Войска армии,– доложил я,– попали в затруднительное положение из-за того, что в пункты сосредоточения несвоевременно прибывают армейские тылы, а также выделенные нам за счет тыла фронта горючее и боеприпасы. Вместо запланированных 3—3,5 боекомплектов, которые положено– иметь к началу операции, у нас есть в среднем 1,5, а заправок топлива для боевых и вспомогательных машин всех видов – до 1,5. Кроме того, еще не все эшелоны с войсками прибыли. В пути находятся 113-я и 195-я бригады 15-го танкового корпуса и 111-я стрелковая дивизия, отправленные по железной дороге. Эти войска составляют резерв армии.

– Надо что-то срочно предпринять,– обернувшись к Василевскому, который записывал названные мною цифры, сказал Жуков. Потом обратился к командующему:– Доложите свое решение об оперативном построении войск.

– Главный удар,– начал Рыбалко,– армия наносит левым флангом. Оперативное построение – в два эшелона, оставив в третьем резерв. Нрорыв переднего края обороны противника возлагается на первый эшелон, в составе стрелковых дивизий и танковых бригад, которые будут действовать как танки непосредственной поддержки пехоты. Во втором эшелоне – два танковых корпуса.

Они вводятся в прорыв после того, как оборона противника будет прорвана на глубину до трех километров..,.

Во время перерыва Василевский и Жуков доложили в Ставку свои соображения о мерах, которые необходимо предпринять для обеспечения успешного наступления 3-й танковой армии. С учетом их мнения Ставка перенесла начало нашего наступления с 12 на 14 января к разрешила использовать часть материальных запасов Юго-Западного фронта.

На продолжавшемся до поздней ночи совещании представители Ставки и командующий фронтом совместно с руководящим составом армии детально рассмотрели и утвердили план армейской операции. Внесено было только одно изменение: направление главного удара переносилось западнее железной дороги Кантемирозка – Россошь, чтобы избежать необходимости преодоления танками железнодорожного полотна и обойти отсечные позиции, которые противник подготовил вдоль железкой дороги.

Василевский проинформировал нас, что боевые действия 3-й танковой армии и 7-го кавалерийского корпуса будут прикрыты с воздуха истребительной дивизией 2-й воздушной армии генерал-майора авиации К. Н. Смирнова. Военному совету и командованию армии были даны все необходимые указания.

Когда представители Ставки и командующий фронтом уехали, Рыбалко развернул энергичную деятельность по выполнению поставленной перед армией задачи. Он жил предстоящим сражением, и его напористая уверенность передавалась всем окружающим. Как мы узнали позже, после совещания представители Ставки отправили И^В. Сталину телеграмму, в которой, в частности, говорилось:

«Лично о Рыбалко можно сказать следующее: человек он подготовленный н в обстановке разбирается неплохо» ⁴.

Собрав Военный совет, Рыбалко обратился ко мне:

– Прошу тебя, Семен Иванович, полностью взять на себя все вопросы, связанные с материальным обеспечением операции. Думаю, помощь моя не понадобится, не так ли?

Я заверил: сделаю все, что в моих силах.

– Уверен, что даже сверх того! – засмеялся Павел Семенович и крепко пожал мне руку.

Этим рукопожатием мы как бы скрепили своеобразный договор, неизменно действовавший у нас до конца войны. Слишком много задач стояло перед П. С. Рыбалко как командующим армией, и я старался освободить его хотя бы от части забот.

Затем командующий отдал распоряжения, которые штаб оформил в приказ по армии. Начальнику штаба, командирам соединений и начальникам служб было приказано организовать разведку, уточнить передний край обороны противника, изучить его систему огня и группировку войск, произвести рекогносцировку • местности предстоящих боев и организовать взаимодействие пехоты, артиллерии, танков. Категорически запрещалось использовать радиосвязь до начала наступления.

От командиров дивизий первого эшелона и командующего артиллерией Рыбалко потребовал: на участке

прорыва создать перевес над противником в артиллерийском обеспечении наступления за счет внутренней перегруппировки и привлечения артиллерии из частей второго эшелона; в дальнейшем артиллеристы должны были сопровождать наступающие части огнем и колесами.

Начинж М. В. Онучин согласно приказу направлял основные усилия подчиненных ему войск на непрерывное ведение инженерной разведки, на инженерное оборудование исходного района наступления, а затем, в ходе операции, обеспечивал прорыв и действия участвующих в нем войск.

– Учтите, товарищ Онучин,– говорил Рыбалко,– зима снежная, вы обязаны постоянно поддерживать дороги в пригодном для проезда состоянии.

Сложная задача стояла перед инженерными войсками. Местность в районе боев была открытая, с большим количеством оврагов, снежные заносы крайне затрудняли передвижение войск и автотранспорта. Пришлось обратиться за помощью к местному населению.