Текст книги "Маршал Рыбалко"

Автор книги: Семен Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

В заключение Павел Семенович сказал:

– Если вы меня правильно поняли, то свои недостатки исправите быстро, боевого опыта на это хватит.

Бригада Ивана Игнатьевича Якубо-вского быстро ликвидировала указанные командармом недостатки и вскоре не уступала другим соединениям. Через год мы выдвинули Якубовского на должность заместителя командира танкового корпуса.

После войны дважды Герой Советского Союза И. И. Якубовский прошел славный путь в наших Вооруженных Силах. Стал Маршалом Советского Союза, занимал высокий пост первого заместителя министра обороны СССР, командовал Объединенными Вооруженными Силами стран—участниц Варшавского Договора...

В последней декаде мая к нам прибыл генерал-полковник танковых войск Я. Н. Федоренко с группой офицеров для проверки укомплектованности танковых и мотострелковых бригад офицерским составом, материальной частью, танками, артиллерией, автотранспортом и личным оружием. Проверке подлежала также боевая и политическая учеба личного состава.

Проверяя 12-й танковый корпус, который представляли комкор генерал М. И. Зинькович и заместитель по политчасти полковник П. С. Жуков, генерал Федоренко произвел личный опрос солдат и офицеров. Подойдя к мотоциклетной роте, он обнаружил прикрепленные

к коляскам барабаны. Генерал в удивлении остановился и спросил у правофлангового солдата:

– Для чего это?

– Для паники, товарищ генерал-полковник! – бодро отрапортовал солдат.

– Кто это придумал?

– Мы все, а руководил наш политрук Кулемин,

Федоренко поискал глазами по рядам, и тут же перед ним вытянулся и представился политрук Кулемин.

– Давно в армии? – спросил его генерал.

– Недавно, товарищ генерал-полковник! Призван из запаса.

Федоренко кивнул и выразительно посмотрел на побагровевших от смущения Зиньковича и Жукова. Опытный военачальник, он понял, что они ничего не знали об этих «барабанах для паники».

Закончив осмотр, генерал Федоренко собрал руководящий состав корпуса и приказал:

– Немедленно освободить мотоциклы от барабанов! – Посмотрел на комкора и предупредил: – Людей за проявленную инициативу не наказывать!

Рыбалко в это время был в 15-м танковом корпусе. Когда ему рассказали об этом эпизоде, он долго смеялся. Потом, посерьезнев, попросил проследить, чтобы командование корпуса тактично исправило ошибку.

– Это их вина,– подчеркнул Павел Семенович.– Мотоциклисты – молодцы, они думают над тем, как лучше использовать свои машины в бою. А старшие и опытные командиры должны были направить инициативу бойцов в более полезное русло.

...В конце мая к нам вернулся начальник связи армии полковник Петр Петрович Борисов. Он служил в 3-й танковой с 1942-го, но по просьбе П. Л. Романенко был переведен в 5-ю танковую и некоторое время работал там. Борисов – отличный специалист своего дела и очень хороший педагог. Обучая подчиненных, он добивался, Нтобы каждый твердо усвоил главное: всегда и везде, при любых обстоятельствах войска должны быть обеспечены бесперебойной связью.

Не теряя времени, Петр Петрович организовал боевую учебу в войсках связи по довольно обширной тематике. В нее входили: радиосвязь, прокладка кабеля, постройка шестовой линии, работа на ключе и аппарате

Бодо и многое другое. Это помогло ему вырастить в нашей армии кадры связистов широкого профиля.

Свою требовательность к подчиненным Петр Петрович выражал не в жесткой форме приказа, а как бы подчеркивая, что верит в их сознательность и добросовестность. И надо отдать ему справедливость: во всех боевых операциях, в которых участвовала наша армия, даже в самой сложной обстановке, у нас была бесперебойная связь с войсками. Связисты изо всех сил старались оправдать доверие своего начальника. Их мастерство день ото дня росло, а то мужество и самоотверженность, которые они проявляли в боевой обстановке, заслуживали самой высокой оценки.

Полковник Борисов пользовался большим уважением и авторитетом не только в армейских войсках связи, но и среди личного состава танковых и механизированных корпусов. Рыбалко любил Петра Петровича за его веселый, общительный характер, ценил за большую ответственность, с которой тот относился к обязанностям, и всегда с похвалой отзывался и о нем, и о связистах.

Как-то в начале июня Павел Семенович вернулся из 15-го танкового корпуса, где провел три дня, и пришел ко мне поделиться впечатлениями. Был поздний вечер, но зной еще не спал, в душном воздухе ощущалось приближение грозы. Мы обливались потом, то и дело вытирая лицо и шею влажными платками.

– Хорошо бы окатиться холодной водичкой,– мечтательно произнес Павел Семенович.

– За чем же дело стало? Сейчас распоряжусь,– поднялся было я, но Рыбалко остановил.

– Успеем. Давай прежде обсудим, все ли учли, назначая Рудкина комкором.

Предчувствуя серьезный разговор, я приготовился внимательно слушать.

– Помнишь, какой это был комбриг? – начал Павел Семенович.– Бригада всегда сражалась успешно на самых тяжелых участках... А как оборонял Тарановку? По нескольку раз в день водил войска в контратаки и отошел только после приказа. Тогда Рудкин был на высоте...

– А теперь?

– Не по плечу ему корпус...– Павел Семенович удрученно покачал головой.– И что удивительно: окончил Бронетанковую академию, грамотный боевой командир,

а тут – не тянет...– он помолчал, потом спросил:—Но, может, я слишком придирчив?

– Рудкин недавно стал командиром корпуса,– напомнил я.– Ему бы надо помочь. Вот ты провел у него три дня, в чем была твоя помощь?

Павел Семенович коротко бросил: «Помогал, чем мог»,– и предложил:

– Давай завтра поедем к Рудкину. Посмотришь сам, в чем я не прав.

Выехали рано. Роса на траве еще не просохла, но безоблачное небо вновь сулило жару. Лесная дорога круто вела на косогор, и вскоре мы увидели копошившихся в глубоком овраге людей. Еременко, сидевший в машине командующего, присмотрелся и уверенно произнес:

– Бронебойщики занимаются.

Рыбалко приказал повернуть к оврагу.

Пока кортеж машин размещался по краю оврага, оттуда, из глубины, поспешно взобрался по крутому склону немолодой, кряжистый капитан и, стряхнув с гимнастерки приставшие крючковатые плоды репейников, доложил:

– Подразделение истребителей танков отрабатывает задачу...

Командующий, не дослушав, распорядился:

– Продолжайте занятия!

Капитан, откозыряв, скользя и цепляясь за ветки кустарника, вернулся к бойцам.

' В овраге, на большом расстоянии друг от друга, стояли вышедшие из строя танки, и бронебойщики добивались меткости попаданий в их наиболее уязвимые места. Каждая неудача сопровождалась неодобрительным гулом голосов, после меткого выстрела слышался только голос командира, кратко объявлявшего положительную оценку.

В стороне пыхтел тягач, не спеша перетаскивавший подбитый танк, по которому кто-то из бронебойщиков вел «огонь».

– Учатся стрелять по движущейся цели,– заметил Еременко.

– Все-то ты знаешь,– с неудовольствием отозвался Рыбалко.– А знаешь ли ты, что в бою вражеские танки будут двигаться в несколько раз быстрее и не обязательно в том же направлении? Так что этот, с позволения сказать, «меткий стрелок» вряд ли причинит им вред.

Мы приехали на танкодром, где рядом с ветеранами минувших сражений овладевали знаниями и навыками молодые, необстрелянные танкисты. Их легко было узнать по новому обмундированию и тщательно подогнанному снаряжению.

На одном из танков, перевалившем через подъемы и спуски учебного поля, начала вращаться башня. Очевидно, командир машины приказал наводчику направить ствол орудия на цель. Но наводчик был явно неопытный. Танк бросало из стороны в сторону, а вместе с ним и длинноствольное орудие.

– Не владеет системой наводки этот танкист,– с досадой отметил Рыбалко,– не попасть ему в цель, никак не попасть... Учить и учить еще Рудкину своих танкистов, а времени-то в обрез!

Чувствовалось, что и другие экипажи еще не добились надлежащей слаженности, действия их были неуверенными.

К нам подошел заместитель командира корпуса по политчасти, и командующий приказал:

– Организуйте в перерыве беседы старых танкистов с новичками. Пусть поделятся опытом, помогут молодежи преодолеть скованность, подскажут, как лучше и скорее приобрести необходимые навыки. Но сделайте так, чтобы механики-водители беседовали с механиками-водителями, наводчики—с наводчиками... Понятно?

Совсем иное впечатление осталось у нас от учений Саперов. Под руководством начинжа М. В. Онучина они наводили переправу на небольшой речушке, оборудовали броды. Рыбалко ненадолго остановил машину, посмотрел, поспешившему к нам с докладом Онучину сказал: «Продолжайте, Михаил Васильевич, желаю успеха!» – и мы поехали дальше.

Миновали стрельбище, где еще издалека увидели заместителя командующего армией генерал-майора К. Ф. Сулейкова с группой офицеров, потом проехали мимо полигона, на который въезжал в этот момент на артиллерийском тягаче генерал К. А. Мишнин с кем-то из корпусных офицеров-артиллеристов, и наконец свернули на дорогу к штабу корпуса.

– Вчера ты спрашивал, чем я помог Рудкину, помнишь? – обернулся Павел Семенович.

Я кивнул.

– Так вот, почти всех начальников служб я отправил в его корпус. И не отзову, пока не обеспечат нормальный ход боевой учебы. Сам провел с Рудкиным три дня неотступно – подсказывал, объяснял, поправлял... Ясно? – заключил он и отвернулся.

Да, видно не на шутку был обеспокоен Рыбалко положением дел в корпусе Рудкина. Думаю, и сам Филипп Никитич Рудкин, член партии с 1914 года, в то время уже прославленный командир-танкист, Герой Советского Союза, не мог быть спокойным за судьбы сотен вверенных ему людей.

Что ж, Рыбалко сделал многое, чтобы помочь Рудкину. Не остался в стороне и я. Привлек политотдельцев, мобилизовал корпусных политработников, поставил перед ними задачу помочь командирам добиться коренного перелома в боевой подготовке личного состава корпуса.

Оставалось только ждать, достаточными ли окажутся принятые нами меры. О замене командира корпуса тогда и думать не хотелось.

Почти весь день мы провели в штабе корпуса. Рыбалко дал комкору, его заместителю по политчасти и начальнику штаба много ценных советов, предупредил, что в ближайшее время прикажет провести учебный бой, по всей вероятности, по теме «Бой в «глубине обороны противника»; и учение покажет, насколько командование корпуса учло ошибки в организации боевой подготовки.

Обстановка на фронте в середине июня, несмотря на относительное затишье, свидетельствовала, что и наши войска, и противник усиленно готовятся к серьезнейшим сражениям. А это означало: 3-ю гвардейскую танковую армию в очень недалеком будущем отзовут из резерва и введут в бой.

...В течение всего периода боевой подготовки ни одна сторона жизни, боевой и политической учебы войск не ускользала из поля зрения командарма. Однажды, когда он вернулся из мотострелкового батальона, в штабе армии его дожидались полковники М. В. Онучин и А. П. Еременко.

– Сидите здесь, покуриваете, а я за вас должен от

дуваться! – сказал Павел Семенович с напускной строгостью. г

Уловив в глазах командующего веселые искорки, Еременко решился спросить:

– Что же у мотострелков произошло?

Посмеиваясь, Рыбалко начал рассказывать:

– Подъезжаю к траншее и вижу: бойцы очищают лопаты. Значит, решили, что свое дело уже сделали. А я еще издали определил – глубина недостаточна. Вышел из машины, выслушал рапорт комроты и спрыгнул в траншею. Гляжу – бруствер мне по горло. Что ж, говорю, если пригнуться – может, пуля меня и не заденет. Оглянулся – стоит солдат с тебя ростом,– кивнул он на Еременко.– Стань-ка рядом, сказал ему...

– Небось, вылез по грудь? – засмеялся Еременко.

– Вот ты смеешься,– упрекнул Рыбалко,– а командиру роты было не до смеха. Я ему объяснил, скольких он недосчитается в бою, если его люди поленятся отрыть еще с пол метр а.

Павел Семенович поручил Онучину организовать беседы с командирами и политработниками подразделений, объяснить им, какое значение для сохранения жизни солдат в бою имеют правильно отрытые окопы, траншеи, хода сообщения.

– Казалось бы, даже младшие командиры обязаны это понимать, а вот видите, не понял комроты,– сказал Рыбалко и, посмотрев на Еременко, уже озорно добавил:

– Жаль все-таки, что тебя со мной не было. Заставил бы измерить всю траншею. Тогда бы ты не смеялся...

К слову сказать, Павел Семенович обладал развитым чувством юмора, любил шутки. Когда обстоятельства располагали, охотно шутил сам и ценил эту способность в других.

Рыбалко говорил, что искусство управления войсками включает множество самых разных компонентов; все они, как части целого, имеют равное значение в достижении успеха. И лишь тот полководец вправе сказать, что в совершенстве овладел этим искусством, кто, оценив силы противника и свои, не только принимает единственно верное решение, но и точно знает возможности материального обеспечения боевых действий вверенных ему войск.

Работу командарма Рыбалко строил именно на таком, раз и навсегда установленном для себя принципе. Постоянную заботу о повышении боеготовности войск он сочетал с самым внимательным отношением к тому, как обеспечиваются они всем необходимым для успешного выполнения боевых задач. Для него одинаково

важны были: поступление в войска танков и медицинского оборудования для госпиталей и медсанбатов; завоз боеприпасов и хлеба; строительство или ремонт путей подвоза и пополнение ремонтных подразделений запчастями. Проверяя наличие боезапаса, он не упускал из виду его пополнение в процессе боя; настойчиво требовал скрупулезного подсчета расхода боеприпасов в первый день сражения, во второй, в десятый...

Как-то, в канун Курской битвы, я вернулся из частей и встретил выходящего от Рыбалко заместителя по тылу генерала И. К. Николаева (после вывода армии из войск Юго-Западного фронта он вернулся к нам, а Тихон Тихонович Кобзарь остался в 57-й). Вид у Николаева был какой-то растерянный: он прошел мимо, не заметив меня.

– Что случилось, Иван Карпович? – остановил я его.

– Ах, это вы! Вот хорошо, что уже вернулись! – обрадовался Николаев.– Можно, я к вам зайду, надо посоветоваться.

Иван Карпович рассказал, как только что докладывал командующему данные о наличии всех видов запасов, но тот доклада не принял, приказал пересмотреть, дал какой-то листок и велел его внимательно изучить.

– Вот он, этот листок, давайте вместе почитаем,– попросил Николаев.

На небольшом листке, судя по обрезу, вырванном из блокнота, рукой Рыбалко было написано:

• «Без самой тщательной, основанной на точных математических расчетах, организации тыла, без налаживания правильного питания фронта всем тем, что ему необходимо для ведения военных операций, без самого точного учета перевозок, обеспечивающих тыловое снабжение, без организации эвакуационного дела немыслимо никакое сколько-нибудь правильное, разумное ведение больших военных операций».

Внизу – пометка: «М. В. Фрунзе».

– Не понимаю,– прочитав, сказал Николаев.– Ведь сводка составлена именно на таком, точном расчете...

Я же ни на минуту не усомнился в правоте Рыбалко. Он высказывал мнение, только хорошо все обдумав и взвесив. Значит, приведенные Николаевым данные либо неточны, либо не соответствуют масштабу задач, которые нам придется решать в ближайшее время. Пребывание в резерве Ставки подходило к концу.

Много лет спустя, читая избранные произведения М. В. Фрунзе, я натолкнулся на знакомые строки⁵. Не знаю, где и при каких обстоятельствах,– возможно, в академии,– Павел Семенович встретил это высказывание, и, сочтя, по-видимому, важным и полезным, записал и сохранил. В его личных вещах вместе с книгами, к которым он в свободное время обращался, хранилось немало подобных выписок и заметок. И когда он их цитировал – на память или извлекая из чемодана или ящика стола, в зависимости от обстановки,– это всегда было и к месту и ко времени.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Летом 1943 года на Курской дуге развернулась грандиозная битва. Достаточно сказать, что с обеих сторон в ней участвовало более 4 миллионов человек, свыше 69 тысяч орудий и минометов, более 13 тысяч танков и самоходно-артиллерийских установок и до 12 тысяч самолетов ⁶.

Приводя эти ошеломляющие цифры, необходимо подчеркнуть, что исход сражения решила не сама по себе боевая техника, а овладевшие ею советские люди, движимые высокими идеалами советского патриотизма, руководимые и направляемые Коммунистической партией. Каждому большому и малому бою, составившим в конечном счете невиданное в истории войн сражение, советские воины отдавали все свои силы, являли образцы мужества, стойкости, верности долгу. Победа в Курской битве продемонстрировала возросшее воинское мастерство наших солдат и офицеров, подавляющее превосходство советского' военного искусства над военным искусством гитлеровских стратегов.

Курской битве посвящены многие военно-исторические труды и исследования, она отражена и в художественных произведениях. Мне бы хотелось поэтому рассказать лишь о том вкладе, который внесла в общую победу 3-я гвардейская танковая армия под командованием П. С. Рыбалко.

Немецко-фашистские стратеги разработали план наступательной операции, получившей кодовое название «Цитадель». К ее началу на курском направлении было сосредоточено 50 отборных дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных⁷. Однако, несмотря на

юз

это, командованию вермахта не удалось достичь общего превосходства в силах и средствах над советскими войсками.

Тем не менее, в первых числах июля немецко-фашистское командование пришло к выводу, что подготовка их войск завершена. Гитлер после неоднократных переносов срока наступления наконец решил начать операцию «Цитадель» 5 июля.

Расчеты застать наши войска врасплох не. оправдались. Советская военная разведка вовремя разгадала замысел противника, установила направление его главных ударов и даже время начала наступления.

Опередив противника, войска Центрального и Воронежского фронтов провели заранее спланированную контрподготовку, обрушив на его исходные позиции ураганный артиллерийский и минометный огонь. Одновременно истребители и штурмовики 2-й и 17-й воздушных армий подвергли бомбардировке восемь вражеских аэродромов ⁸.

Неожиданность контрподготовки ошеломила гитлеровцев, нанесла им значительные потери, нарушила связь, систему наблюдения и управления войсками, дезорганизовала огонь артиллерии. Гитлеровцы смогли оправиться и перейти в наступление в полосе Центрального фронта лишь через 2,5 часа, а в полосе Воронежского фронта – через 3 часа. Под прикрытием артиллерийского и мино-• метного огня, при поддержке авиации к переднему краю обороны советских войск за сотнями немецких танков и штурмовых орудий устремилась мотопехота.

Семь дней шли ожесточенные сражения на земле и в воздухе, и наконец 11 июля продвижение вражеских полчищ было приостановлено.

После неудачной попытки прорваться к Курску по кратчайшему направлению через Обоянь в полосе Воронежского фронта 11 июля гитлеровское командование предприняло попытку прорвать фронт ударами на Про-хоровку. Главный удар наносила 4-я танковая армия.

Советское командование выдвинуло на прохоровское направление значительные силы, в том числе 5-ю гвардейскую танковую армию. В районе Прохоровки развернулось встречное танковое сражение, равного которому не было в течение всей второй мировой войны.

В обстановке полного крушения наступательных планов и отсутствия сил для удержания захваченных пози-

ций немецко-фашистское командование вынуждено было прекратить наступление в полосе Центрального фронта и к исходу 23 июля отвело свою группировку, действовавшую против Воронежского фронта, на ранее занимаемый рубеж.

Операция «Цитадель» закончилась полным провалом. Советские войска перешли в решительное контрнаступление.

Вместе со стойкостью и массовым героизмом воинов, определившими победу в оборонительных боях под Курском, важнейшую роль сыграла и титаническая работа советских людей в тылу. Коммунистическая партия возглавила могучее патриотическое движение тружеников тыла за выполнение заказов фронта. Их самоотверженный труд помог обеспечить сражающиеся войска необходимым количеством танков, самолетов, стрелкового оружия, боеприпасов – всем тем, без чего они не смогли бы одержать победу в такой упорной и жестокой битве.

Контрнаступление войск левого крыла Западного и Брянского фронтов на орловском направлении началось 12 июля, а Центрального фронта – 15 июля. На левом крыле Брянского фронта перешли в наступление войска 3-й армии генерала А. В. Горбатова и 63-й армии генерала В. Я– Колпакчи. Противник бросил против них крупные резервы и оказывал яростное сопротивление. Возникла необходимость подтянуть свежие силы, и Ставка передала из своего резерва в состав Брянского фронта 3-ю гвардейскую танковую армию.

В ненастную ночь на 14 июля войска армии были подняты по тревоге и двинулись к месту сосредоточения по раскисшим дорогам Орловщины – уже несколько дней здесь шли непрерывные дожди.

Двое суток продолжался изнурительный 130-километровый марш. Десятки тысяч солдат и офицеров, огромная масса боевой техники скрытно, только в ночное время, преодолевала под проливным дождем километр за километром, а лишь занимался рассвет – растворялась в придорожных лесах.

К вечеру 16 июля армия сосредоточилась в районе Новосиль, в 15—20 километрах от переднего края Брянского фронта.

Командующий фронтом генерал-полковник М. М. Попов приказал нашей армии с утра 19 июля вступить в сражение в полосе 3-й общевойсковой армии с рубежа

Богдановка, Подмаслово и решительным ударом в общем направлении на Спасское, Отрада перерезать железную и шоссейную дорогу Орел – Мценск, форсировать Оку севернее Орла, захватить плацдарм и выйти в район Нарышкино.

Рыбалко решил войти в прорыв, имея в первом эшелоне оба .танковых корпуса, возложив на них задачу сильным ударом по тылам противника разгромить его части, расположенные восточнее Оки, и овладеть переправами на участке Нарышкино, Ивановская Оптуха. Передовые отряды армии должны были перерезать шоссе Волхов – Орел на участке Полозовские Дворы, Не-полодь.

Последующие сутки наши офицеры вместе с общевойсковыми командирами проводили рекогносцировку местности, намечали маршруты прохождения танков через боевые порядки пехоты, уточняли задачи.

Однако в связи с успешными действиями частей Западного фронта севернее Орла и выходом наших войск в тыл немецкой группировки, днем 18 июля командующий фронтом внес коррективы в план операции. 3-й гвардейской танковой армии было приказано наступать в юго-западном направлении на Бортково, Становой Колодезь, Кромы и, овладев переправой на реке Рыбница, на участке Любаиово – Змиевка содействовать развитию успеха 63-й армии.

Быстро меняется в сражении боевая обстановка, порой внезапно ставя перед командующими фронтами и армиями, перед штабами, перед командирами соединений и частей неожиданные вводные, выдвигая новые тактические задачи, от своевременного решения которых подчас зависит успех стратегических операций. Умение в короткие сроки разобраться в обстановке в районах главных событий и принять более правильное, по сравнению с предыдущим, решение отличало советских военачальников в ходе Курской битвы, как и в других крупных сражениях минувшей войны. В этих условиях важное значение приобретала гибкость руководства войсками, отлаженность оперативного управления ими.

Надо отметить, что командарм Рыбалко, штаб армии, командование корпусов и в этот раз оказались на высоте положения. Задачи, выполнение которых требовало от командования и штабов колоссального напряжения и оперативности, неоднократно ставились перед 3-й гвардей-

екой танковой армией и в дальнейшем. К чести командующего, он всегда успешно справлялся с ними.

Генерал С. Д. Кремер, учившийся вместе с П. С. Рыбалко в академии, а в дни Курской битвы служивший в пашей армии, после войны вспоминал:

– До встречи на орловском плацдарме я не видел Рыбалко почти десять лет. Поездки с ним в войска показали, что за минувшие годы он прошел большую школу жизни и приобрел опыт крупного военачальника. Передо мной был волевой, хорошо знающий свое дело, с широким оперативным кругозором генерал. Выслушивая доклады подчиненных командиров, он быстро схватывал самое существенное в обстановке и уверенно принимал решение. Командарм хорошо знал свою армию, ее боевые возможности, способности бойцов и командиров.

...Времени на пересмотр плана операции оставалось совершенно недостаточно – менее суток, и Рыбалко, решив сохранить прежнюю группировку сил, приказал начать движение корпусов в этом направлении, соответственно изменив поставленные им ранее задачи.

В первой половине дня 19 июля, как только обозначился прорыв, наши танковые соединения обогнали пехоту и, подавляя очаги сопротивления противника, стали стремительно продвигаться вперед.

В районе Бычки – Покровка части корпуса генерала Ф. Н. Рудкина были контратакованы большим количеством немецких танков при поддержке авиации. В завязавшемся бою наши танкисты подбили и сожгли 30 «тигров».

Прорывая оборонительный рубеж противника на реке Олешня, героически сражалась 113-я танковая бригада полковника Л. С. Чигина. Гитлеровцы обрушили на нее сильный артиллерийский и минометный огонь, но комбриг уверенно вел танкистов вперед. В разгар боя командирский танк был подбит, а комбриг смертельно ранен. Воодушевленные его отвагой, танкисты оригады решительными атаками сломили сопротивление противника и овладели населенными пунктами Голубок и Гусе-во. Леониду Сергеевичу Чигину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Битва становилась все более ожесточенной. Каждый день боев на орловском плацдарме рождал новых героев. Их подвиги вдохновляли воинов, им старались подражать, с них брали пример.

Высокий образец отваги, самоотверженности и воинского мастерства показал командир танка старший сержант И. С. Трубин из корпуса М. И. Зиньковича. Перед вступлением в бой за небольшое село, расположенное на реке Олешня, комбат отправил в разведку два танка Т-70, одним из которых командовал Трубин. Миновав село, танкисты неожиданно встретились с выдвинувшимися из-за холма тремя «тиграми». Используя выгодную ситуацию, головной немецкий танк поджигает одну из наших машин. Но и сам тут же вспыхивает, подставив борт под меткий удар Трубина. Искусно маневрируя и посылая снаряд за снарядом, старший сержант заставляет ретироваться остальные вражеские машины.

Выждав некоторое время, Трубин решает возвращаться. Однако, чтобы окончательно убедиться, свободен ли путь, он для лучшего обзора местности высунулся из люка, и тут его настигла автоматная очередь.

Ивану Степановичу Трубину одному из первых в корпусе было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

В бою за населенный пункт Одинок особенно отличился командир батальона 106-й танковой бригады майор Н. 3. Брацюк. Его танк первым ворвался в село и сразу же был атакован тремя «тиграми». Брацюк развернул «тридцатьчетверку», обошел несколько домов и вывел машину одному из «тигров» во фланг. Пока тот разворачивался, в надежде спастись от смертельного удара, майор выстрелил ему в борт. «Тигр» загорелся, * а остальные трусливо оставили поле боя...

Танкисты батальона очистили село от гитлеровцев и продолжали продвигаться вперед. В населенный пункт Субботинский снова первым ворвался танк комбата. Умело маневрируя под огнем врага, экипаж Брацюка уничтожил батарею и несколько огневых точек противника. Но вот немецкий снаряд угодил в командирскую машину. Не покидая горящего танка, комбат направил его на немецкий дзот и раздавил вместе с расчетом.

Это был последний подвиг Николая Захаровича Брацюка. Звание Героя Советского Союза ему присвоено посмертно. ,₁₍-

Через несколько дней в боях за Реутово мужество и доблесть проявил заместитель командира мотострелкового батальона Ю6-й танковой бригады старший лейтенант П. Ф. Самохин. С небольшой группой автоматчи-

ков он отразил контратаку и не дал врагу продвинуться вперед. Тяжело раненный в грудь, офицер продолжал управлять боем, уничтожив лично еще более десятка гитлеровцев.

Петру Филатовичу Самохину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Населенный пункт Сычи оказался для наших танкистов крепким орешком. Гитлеровцы подбрасывали сюда резервы и упорно сопротивлялись. Исключительным мужеством отличались здесь действия танкистов-комсо-мольцев.

Комсорг 97-й танковой бригады старший лейтенант А. И. Столетов подбил в бою две самоходные пушки врага и перебил до тридцати гитлеровцев. Продолжая выполнять боевую задачу, танк Столетова столкнулся в лоб с затаившимся в засаде «тигром». Маневрировать или отступать – некогда да и некуда, и машина Столетова на предельной скорости таранит немецкий танк.

«Тигр» запылал, но его последний выстрел оказался роковым и для экипажа Столетова. Смертью героев погибли Алексей Столетов, Федор Тишов, Константин Бе-лалов и Григорий Клямин.

Описанные подвиги – лишь сотая доля того, что совершили воины армии Рыбалко на этом рубеже Курской битвы. Я рассказал о наиболее запомнившихся.

Несмотря на упорное сопротивление наземных частей и почти беспрерывные массированные удары гитлеровской авиации, к исходу дня 19 июля войска нашей армии успешно преодолели тыловой оборонительный рубеж противника на реке Олешня и освободили до 30 населенных пунктов. Создались выгодные условия для удара в тыл мценской группировки противника.

О развитии событий на Брянском фронте было доложено в Ставку, и в 2 часа ночи представитель Ставки Н. Н. Воронов и командующий фронтом М. М. Попов получили срочную директиву, в которой 3-й гвардейской танковой армии предписывалось с утра 20 июля нанести удар в направлении Протасово, Отрада, к исходу дня перерезать шоссейную и железную дороги Мценск – ОрёЛ и, развивая в течение 21 июля наступление на Мценск с юга, совместно с 3-й армией завершить уничтожение мценской группировки противника и освободить город Мценск. После выполнения этой задачи наша

армия должна была перерезать железную дорогу Моховое – Орел и содействовать 63-й армии в выходе на рубеж реки Ока. В дальнейшем нам предстояло перерезать железную дорогу Орел – Курск и при благоприятных условиях овладеть городом Орел. Если овладение Орлом не будет соответствовать обстановке, армии предписывалось двигаться на запад в направлении Кромы.

Ознакомившись с директивой, Рыбалко сказал:

– Ни в Мценск, ни в Орел мы входить не будем. На узких улочках фашисты расстреляют наши танки в упор. М.аневрировать-то нам негде...

В эту же ночь соединения армии, перегруппировавшись, совершили марш-маневр и с утра 20 июля совместно с войсками 3-й армии начали наступление.