Текст книги "Ночной звонок"
Автор книги: Семен Самсонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
VII
Аркадий без сна провалялся в постели до самого утра. Отец не пришел и к завтраку. Зато неожиданно заявился Олег. Он привел велосипед, но не Аркадия, а какой-то другой, почти новый.
– А где же моя «Кама»?
– Понимаешь, – Олег отвел взгляд в сторону. – Твою машину взял со двора мой товарищ прокатиться, а сам, оказывается, только научился кататься, ну и... В общем, налетел на машину.
– Разбился?
– Нет, сам не поранился, только велосипед смял. Вот отдал свой вместо твоего. Ты извини, – и совсем уж смутившись, добавил: – И Даша просит тебя не обижаться, раз уж так получилось.
– Ладно, ладно, – сразу смягчился Аркадий. – Не все ли равно, на какой машине ездить. Только твой товарищ не предъявит мне иск, если встретит в городе на своей машине?
– Что ты! Сам же разбил чужую машину. Об этом не беспокойся. Все в ажуре, – подражая бригадиру, закончил Олег и, попрощавшись, убежал.
Из разговоров на улице Аркадий узнал, что в городе совершено преступление: двое парней избили прохожего и убежали, оставив велосипед. Аркадий насторожился: не связано ли это событие с другом Олега, разбившим «Каму»? Поведение брата Даши наводило на сомнение в его искренности.
Аркадия угнетала боязнь чего-то. Он не посмел даже разузнать подробнее: какие парни избили мужчину, какой велосипед бросили. Вечером хотел было расспросить обо всем отца, рассказать о своих подозрениях, но, вспомнив о Даше, промолчал.
Он пошел навестить Дашу, но не застал дома. Мать отдала покрасневшему парню записку, в которой Даша сообщала о срочной командировке. Аркадий очень огорчился, да что делать. Решил все-таки дождаться возвращения Даши и получить ответ на свои сомнения.
Если хулиганил Олег с другом, то их сразу же задержат. А что тогда скажет Даша, что она подумает об Аркадии? Чего доброго, еще доносчиком назовет, фискалом. Да может, Олег тут и ни при чем. Мало ли парней гоняет на велосипедах, мало ли разбивают машины. Об Олеге Аркадий не слышал дурного слова, Даша никогда не жаловалась, наоборот, хвасталась своим братом. А раз так, лучше и не думать обо всем этом, не заикаться, а то наведешь милицию на ложный след.
И все-таки Аркадия беспокоила история с велосипедом. Ночью ему даже приснилось, будто он стоял перед отцом в его кабинете, и тот выговаривал: «Я тебя никогда не ругал, а сейчас вынужден осудить твое поведение: почему скрыл от меня, что пропал велосипед, не сообщил, что машину дали тебе взамен разбитой? Отвечай!»
И вслед за тем виделось, будто Даша плакала навзрыд, умоляла Аркадия: «Ты не донесешь на Олега, если любишь меня, если хочешь стать моим мужем! Ты сам говорил, что любишь не только меня, но и всю мою семью, мой дом, даже улицу, на которой я живу. Так? Неужели ты хочешь, чтобы мой единственный брат по глупости попал в тюрьму. Если ты это сделаешь, то забудь меня. Забудь навсегда. Прощай!»
Сон не забылся. Утром Аркадий поднялся хмурый, разбитый. Даже не стал завтракать, чтобы не встретиться с отцом, собрался и уехал на пруд рыбачить.
За ужином он сидел, не поднимая головы, молча орудовал ложкой. Отец тоже молчал. Мать с недоумением поглядывала на мужа и сына – что это с ними стряслось? Ну, у отца работа такая, это понятно, к этому Людмила Андреевна давно привыкла. А с Аркадием что же происходит? Приехал в отпуск и ходит как пришибленный, что-то таит в себе.
А Аркадий думал: не спросить ли у отца, что за велосипед оставили хулиганы, может, это и есть его «Кама»? И все же что-то удерживало его.
Людмила Андреевна наконец не выдержала гнетущей тишины за столом.
– Что это вы нахохлились? Мужчины, а ведете себя, как поссорившиеся кумушки. Утром Аркаша совсем не ел, уехал на пруд, в обед сел за стол, чтобы только ложку ополоснуть в борще. Вы что же это, немые, что ли?
Варламов рассмеялся.
– Прости, мать, на работе запарка, одно за другим происшествия. Хлопоты ничего не дают. Сегодня поднимем на ноги всю милицию, всех дружинников. Вот и сейчас, – Варламов взглянул на часы, – пора идти на совещание в министерство, домой, возможно, не приду ночевать. Вот так. А Аркадий почему надулся, как мышь на крупу, не пойму.
– Наверное, оттого, что ничего не поймал на рыбалке, – поспешила оправдать сына сама же Людмила Андреевна.
– А что, не клюет? – спросил с интересом Варламов, сам заядлый рыболов. – Время вроде бы подходящее.
– Клюет, но мелочь все. Несерьезная рыбалка.
– Вот это да! – засмеялся отец. – Вот это рыбак! Ему уже мало пескаря, подавай сома двухпудового. Вот это замах!
Смеясь, Варламов поднялся из-за стола, дружески хлопнул сына по плечу, собрался и ушел на службу, виновато помахав рукой жене. Аркадий очень желал, чтобы отец расспросил его о думах, о настроении, может, он и открылся бы. Но отец не спросил. «Что же делать? Как быть?» – мучался Аркадий. Он чувствовал, что поступает неправильно, но ничего не мог поделать с собой. Если бы Олег не был братом Даши! А вдруг он замешан в этой истории.
VIII
После оперативного совещания в министерстве Варламов сразу же поехал к Ермаковым. Кто знает, может, родители пропавшей девушки получили какие-нибудь сведения, узнали что-то от близких и знакомых. В розыске любой, на первый взгляд незначительный сигнал должен быть взят в обработку, любая деталь должна быть проанализирована.
По дороге Варламов размышлял: имеется ли какая-нибудь связь между двумя происшествиями – исчезновением Зои и избиением Бушмакина? Пока нет никакой. Ее, связи, может и не быть, но милиция занимается тем и другим делом параллельно, поэтому надо следить за «почерком» преступлений: может, и на Зою поднял руку бандит?
Кстати, среди населения ходят слухи, будто в городе действует неуловимая банда. Доводы: убит мужчина, пропала девушка. И тут же: «Куда смотрит милиция?» Слухи следует рассеять быстрым и эффективным разоблачением и обезвреживанием преступников.
Сегодня решено прочесать все дворы, проверять все машины при выезде из города, обследовать дороги окрест в радиусе нескольких десятков километров. Всем отделениям и постам сейчас разослана фотография Зои, сделанная с отличницы для школьной Доски почета. Может, все это и ускорит следствие.
Но дело сложное. Зое семнадцать лет. Кроме подруг, у нее наверняка есть близкий друг, а возможно, любимый. По словам отца, Зоя вечером редко отлучалась из дома, сразу после школы и спортивных занятий садилась за уроки. Изредка ходила в кино. С кем? Надо обо всем этом разузнать у матери, у подруг.
Варламов подъехал к дому Ермаковых на Лесной улице. За узорной оградой под окнами – аккуратные грядки, земля разрыхлена, ухожена. Мать говорила, что Зоя посадила цветы. Вот и березки вдоль тротуара тоже ее рук дело. От белых стволов тянутся тоненькие ветки, усеянные зелеными пятачками клейких листьев. Значит, Зоя – девушка не из тихонь, деятельная, целеустремленная. Живет не для себя только, не для дома лишь. Быть может, ей вдруг пришла в голову какая-то мысль, и она, не раздумывая, уехала куда-нибудь? Вернется через недельку, и все встанет на место, окажутся пустыми тревога родителей, хлопоты милиции.
Войдя во двор, Варламов остановился, ожидая отклика на стук. На глаза ему попался свежеоструганный столик у забора – нехитрое сооружение из досок на поленьях. Рядом – скамейка. На столе – забытый карандаш и стеклянная банка с увядшим букетиком ранних полевых цветов. Видимо, вот здесь, греясь в лучах весеннего солнца, Зоя читала, готовила уроки. «А почему в прошедшем времени – готовила, читала?» – поймал себя на мысли Варламов. Сердце его полоснула резкая жалость к девушке.
Солнце садилось за далекий зеленый холм, окрашивая высокие облака в пурпур, бросая на землю длинные тени от деревьев и зданий. Трава, пробиваясь у стены дома на солнцепеке, изумрудно сверкала.
Скрипнула дверь сеней, и на крыльцо вышла мать Зои. Узнав майора, она вопросительно заглянула ему в глаза. Варламов безнадежно развел руками, и взгляд женщины сразу потух.
– Здравствуйте, – сказала она надломленным голосом. – Проходите, пожалуйста, в дом. Значит, не нашли?
– Не нашли, Наталья Сергеевна. Пока никаких вестей.
Майор прошел в комнату, присел у стола.
– Я зашел к вам побеседовать.
Ермакова села напротив, и глаза ее сразу же заволокло слезами, по морщинистым щекам побежали светлые капельки. Майор вздохнул и неожиданно сказал:
– Мою дочь тоже звали Зоей.
– Ее, что же, нету? Померла?
– Убили.
Наталья Сергеевна вскрикнула, прижала руки к губам.
– В войну еще. Девочке исполнилось два года. Бомбили эшелон, в котором эвакуировались жена и дочь. Я ведь был кадровым военным, где служил, там и семья жила. Война застала на границе. После войны в Ижевск вернулся. Один. Здесь и женился. Сын родился. А первая жена и дочка погибли.
– Вишь как в жизни-то все трудно и сложно. Вот и наша Зоя, где она, что с ней? Неизвестно. Ох, чует мое сердце большую беду.
– Не должно быть беды. Зоя никому вреда не делала, никого не обижала. Да и время сейчас другое. Вы не расстраивайтесь зря. Может, она уехала к вашим родственникам в деревню, а?
– Никак нельзя, она этого не сделает не сказавши. Да и некуда ехать.
– А вдруг? Семнадцать лет – это такой возраст.
– Семнадцать-то еще нету, неполные семнадцать.
– Все равно. В такие годы человек может расправить, как говорится, крылья мечты и полететь. Куда она могла бы поехать, Наталья Сергеевна? Какие у нее планы после десятилетки? Куда поступать учиться или работать собиралась? Вот, я вижу, она очень любит цветы, сад. Не уехала ли она в питомник за новыми сортами цветов, саженцев?
Ермакова вытерла глаза и начала думать.
– Цветы и деревья, что нужно, она, кажется, уже посадила, а то, что задумала посадить, выращивает вот тут, на окошке. Если говорить о родственниках, о знакомых, то в Можгу, наверно, не поедет. Там живет моя сестра, но мы друг у друга редко бываем. Не знаю, куда она еще может поехать. Некуда. В другие города никогда не ездила. Летом только в лагере была. У нас свой сад и огород, она любит копаться там. Куда она поедет в такое время? В каникулы отца вот звала: «Давай куда-нибудь поедем». А тот смеется: «Хочешь прокатиться?» Она никогда не ездила на поезде. На пароходе и на автобусе уже бывала, а на поезде – нет.
– Так никуда и не ездила в каникулы?
– Ездила в Воткинск. В музей Чайковского. Но туда возили на автобусе. Потом жалела, что автобусом ездила: ведь в Воткинск ходит и поезд.
– А может, – повеселел вдруг майор, – захотелось на поезде прокатиться, взяла да и укатила, а?
Ермакова слабо махнула рукой.
– Не такая она, не решится без спросу. Нет, нет, не поедет.
– Хорошо, мы это выясним, дадим телеграмму на станции, фотографию передадим. – Майор помолчал и снова спросил: – О подругах расскажите, Наталья Сергеевна.
– Да у Марины Колесниковой мы уже были. Есть и другие: Галя Ворончихина, дочь Светловых, Ира – подруги детства и по школе.
– А парни? С кем дружит из ребят?
Ермакова поджала губы.
– Играет с соседскими ребятами на улице, так, чтобы лишнего чего, этого нету. Воспитана в строгости и порядочности.
– Да я не о том, – проговорил майор и рассмеялся. – Я вот в шестнадцать лет впервые влюбился, ходил по пятам за девчонкой. Юность!
Ермакова смягчилась.
– В кино ходила раза два с каким-то парнишкой. Но домой приходила с подругами.
– А одна куда-нибудь ходила?
Ермакова облокотилась на стол, приложила ладонь ко лбу.
– Что-то не могу припомнить... Да, вот, за день-два до всего этого сюда вот, на нашу трамвайную остановку, выносила книгу какому-то парню. Задержалась чуть-чуть, вскорости возвратилась.
– Какому парню? Какую книгу?
– Этого не могу сказать. Зоя вернулась немножко расстроенная, книгу отдала, значит, встретилась с парнем. Я не стала приставать на ночь глядя. Одно знаю, с этим парнем она вроде бы училась, потом он бросил школу, кажется, работает. Не знаю, не знаю, не буду вас обманывать.
– А в какой школе училась Зоя раньше?
– На Карлутке.
Разговор с Ермаковой почти ничего не дал майору, и он поспешил в школу.
Через час, когда Варламов находился уже у себя в кабинете, ему позвонил лейтенант Пушин и сообщил, что в подвале нового, еще не заселенного здания обнаружен труп человека. Майор поспешил к месту происшествия, приказав ничего не трогать до его прибытия с медицинским экспертом и следователем.
Пушин встретил майора и его спутников и повел по бетонному коридору, подсвечивая фонариком, лавируя между кучами битого кирпича, труб, арматуры, досок и ворохов толи. Дойдя до глухой стены, шагнул в сторону, осветил угол и сказал:
– Вот. Мы с дружинниками лишь сняли сверху толь, увидели и оставили все как было.
– Хорошо, – произнес Варламов сдавленно и всмотрелся в полумрак. Из-под кусков толя и досок виднелось тело девушки. Она лежала ничком. Одна туфелька с ноги сброшена. Платье на убитой было то самое, о котором рассказала ему Ермакова. У Варламова закружилась голова, сердце стеснила боль, он чуть не вскрикнул.
Следователь Морозов, молодой, худощавый и очень серьезный, вдумчивый лейтенант, вместе с понятыми начал составлять протокол. Эксперт перевернул тело на спину, и все увидели лицо девушки: застывшие в ужасе глаза, остренький носик, полуоткрытые губы, белые зубы со щербинкой в верхнем ряду. Ворот платья на девушке был разорван, лоб в синяках... Да, это была Зоя Ермакова, в портрет которой много раз вглядывался майор Варламов. Он не в силах был смотреть на труп, отвел глаза в сторону. «Зоя, Зоя, кто же это тебя, какой изверг? За что?»
Врач, осматривая труп, диктовал:
– На правой щеке синяки – следы удара тупым предметом. В области шеи ссадины, на ощупь перелом хрящей гортани. Ран, нанесенных колющим или режущим предметом, не обнаружено. Причиной смерти, очевидно, является удушье. Записали? Постойте, постойте... Так. Два сантиметра... Подождите... Четыре сантиметра...
Варламов подумал: «Что же это со мной? Неужели сдают нервы? Я должен быть крепким, обязан делать свое дело, а не впадать в уныние».
Собравшись с духом, он повернулся к трупу, посмотрел в лицо Зое, присел и откинул с ее лба прядь шелковистых волос, одернул платьице. В боковом кармашке что-то лежало. Майор сунул пальцы и вытащил три карамельки, те самые, которые Марина покупала ко дню рождения братишки.
Варламов тяжело перевел дыхание, покосился на внешне невозмутимого, скованного напряжением лейтенанта Морозова, который, составляя протокол, глухо повторял вслух записываемые фразы: «На одежде все пуговицы на месте. Клапан правого кармана оторван. На подоле пятна серо-бурого цвета...»
Варламов, подсвечивая фонарем, тщательно сантиметр за сантиметром оглядел пол подвала. Неподалеку от трупа он нашел большую черную пуговицу, вероятно, с мужской одежды – костюма, вернее, пальто. Захватив пуговицу носовым платком, положил ее в портфель, продиктовал следователю:
– Черная пуговица на расстоянии метра от трупа, – и тут же добавил, наклонившись и подняв с пола еще какой-то предмет: – Носовой платок. А вот и расческа. Красная расческа. Портфель с учебниками.
Рядом с портфелем лежала пустая бутылка из-под вина и берет. Варламов поднял вещи, разглядел.
– Это тоже... запишите. Бутылка. Берет. Судя по размеру и покрою, мужской.
Осмотр и описание трупа и места заняли много времени, следователь Морозов исписал несколько страниц.
Труп девушки поместили в санитарную машину и увезли в морг. Варламов шел, немного приотстав от людей. Он вспомнил о днях войны, о своих погибших под бомбами жене и дочурке. Но тогда шла война, а сейчас мирные дни и вокруг не враги – свои люди. И все-таки льется вот человеческая кровь, обрываются человеческие жизни.
IX
В самый разгар следствия по делу убийства Зои Ермаковой, перед праздником Победы, Варламов прочитал в одной из центральных газет статью фронтовика Андрея Бондарева «Откликнитесь, боевые друзья!» Он едва успел отложить газету, как ему позвонили из министерства по поводу этой статьи.
– Константин Николаевич, вас приглашают в гости на Днепр. Читали? Ну вот, и мы так решили, что это о вас идет речь. Собирайтесь, отпуск будет оформлен специальным приказом.
– Спасибо, – ответил благодарный, растроганный майор.
Он снова от начала до конца прочел статью фронтового друга. Варламов хорошо помнил Андрея, веселого и храброго воина. Вот он в статье прямо обращается к нему, бывшему лейтенанту Варламову, спрашивает, жив ли. Да, именно в боях за деревню Мышкино на Днепре Варламов получил тяжелое ранение и был отправлен в беспамятстве в санбат, а затем в госпиталь. Значит, Бондарев посчитал его погибшим. Сам он еще раньше подорвался в атаке на мине и с перебитыми ногами был вынесен с поля боя. Варламов слыхал от полкового врача, что Бондарев обезножел. Как же он оказался председателем колхоза в том самом Мышкине, да еще Героем Социалистического Труда стал! Ну, молодец, фронтовик! Значит, зовет в гости, скликает боевых друзей на открытие памятника погибшим в сражениях при форсировании Днепра. Нельзя не отозваться на зов однополчанина, нельзя не поклониться праху павших фронтовых товарищей. Варламов приедет, обязательно приедет! Правда, важные дела приковали к месту, но он все-таки постарается выкроить несколько дней, на самолете туда и обратно, и день-два на торжества и встречи в Мышкине. Варламову особенно понравилось, что село Мышкино решено переименовать в Петрушино – в честь погибшего в боях на Днепре командира дивизии генерал-майора Петрушина...
Варламов закрыл папку с делом об убийстве Зои и вызвал Пушина. На глаза ему попалась фотография девушки, он снова вгляделся в доверчивый, чуть насмешливый взгляд школьницы. Девушка как бы говорила майору: «Защитите меня! Почему вы позволили меня убить? В чем я виновата перед вами, перед людьми? Человек, который убил меня, ходит по земле, он способен убить еще и еще. Защитите людей от бандита!»
– Товарищ майор... – начал было Пушин.
Майор не дал договорить, сказал твердо:
– Поезжайте, товарищ лейтенант. Расспросите все подробно о пропаже велосипеда. И прошу вас, будьте строже и неутомимее в поисках преступников. – Он взглянул на фотографию. Помолчал. – В годы войны люди умирали от фашистских бомб. И моих родных убили враги. А как назвать преступников, которые лишили жизни эту школьницу, избили пожилого человека?
Майор молчал. Пушин ответил:
– Тоже врагами. Внутренними.
– Именно – врагами. И опасными. Вы поняли меня, лейтенант?
– Так точно.
– Идите.
Едва за Пушиным закрылась дверь, Варламов снял трубку и позвонил в министерство:
– Докладывает майор Варламов. Разрешите отсрочить поездку на Днепр по случаю открытия памятника погибшим однополчанам. Дела о нападении бандитов на гражданина Бушмакина и убийстве школьницы Зои все еще на шее висят. Убийцы среди живых людей. Я не могу ехать. Только после раскрытия преступлений и изоляции виновных. Разрешите?
В трубке долго молчали. Затем, прокашлявшись, телефон пророкотал:
– Действуйте, товарищ майор. Благодарю вас, Константин Николаевич.
X
Начальник районного отделения милиции Белов рвал и метал от ярости. Вернувшись из командировки, он узнал, что в его отсутствие на территории их района совершено два тяжких преступления. Расследование затянулось.
Только что проведенная капитаном оперативка не продвинула дело розыска бандитов. Одни общие разговоры. Этот Варламов с его дотошностью и, главное – деликатностью и безграничным добродушием давно уже как бельмо на глазу. «Пора бы и на пенсию старику», – негодовал горячий, скорый на руку начальник отделения, быстрым шагом пересекая кабинет наискосок и обратно.
Белов позвонил в больницу: жизнь Бушмакина – на волоске. «Скончается, тогда будет два убийства в районе, – подумал Белов, в сердцах бросив трубку на рычаги. – Ох-ох-ох, оперативники, горе луковое. Ходят, точно сонные».
– Поймать! – сказал он вслух и кулаком рассек дымный от «Казбека» воздух.
В дверь кабинета постучали. Белов ответил не сразу, выпил ижевской минеральной воды, успокаиваясь, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, поводя выпуклой и широкой грудью.
– Да!
Он встал за кресло, опершись руками на спинку.
Вошел лейтенант Пушин.
– Мне не созерцатели и бумажники нужны, лейтенант! – сразу же обрушился на вошедшего начальник. – Мне нужны оперативные работники, деловые, навалистые, результативные. Где вы шатаетесь? Почему не были на оперативке?
– Я выполнял приказание майора Варламова. Поступило заявление о пропаже велосипеда, а хулиганы, избившие Бушмакина, как раз оставили...
– Ерунда! – перебил начальник. – Вы служите в милиции. У нас есть порядок, милицейская дисциплина. Извольте соблюдать! Не раскрыты два тяжких преступления, а вы ползаете по городу, как улитка на мокром месте, собираете какие-то заявления-мнения, бумажки-финтифляжки. Но стряпать-ляпать бумажные дела не хитрая работа. Вы приведите мне того самого человека, который украл велосипед, а не иск-писк пострадавшего. Вот так. Бумажку спрячьте. Велосипед преступника в наших руках. Нужно найти хозяина велосипеда – он и есть преступник. Простая логика. Сейчас же зайдите к Варламову, познакомьтесь с оперативным планом, принятым только что. Ступайте!
Пушин без слов вышел, а Белов опустился в кресло и раскрыл «Казбек». «С такими подчиненными много не поработаешь. Бумажники. В день с десяток дел состряпают, а как до исполнения – кишка тонка», – медленно отходил начальник.
Белова выводило из себя то, что все это случилось как раз перед обсуждением работы районного отделения милиции на заседании бюро горкома партии. Совсем недавно на него подана в верха аттестация. Ждал звания майора, а чего доброго, потеряет должность. Словно злой рок свалился у ног. Эх, если бы удача – солнце вместо луны взошло бы в ночи для капитана Белова!.. А врачи – растяпы. Этого Бушмакина лишь стукнули по голове велосипедным насосом, а они и руки развели. А еще пишут, что научились живое сердце заменять пластмассовым. Э-хе-хе! Если Бушмакин скончается – не видать Белову нового звания и новой должности.
До сих пор жизнь Белова катилась как по маслу, служба шла своим чередом – без сучка, без задоринки. Многие его товарищи по институту, сверстники по годам все еще ходят в оперативниках и следователях, в лейтенантах под двумя-тремя звездочками. А Белов уже на майора пошел, руководит отделением милиции крупного района в городе. Министерство рядом. Почти каждый день заходит туда поговорить-покалякать с начальством. На работу идет – не пройдет мимо полковника: отдав ему официальную честь, еще и остановится, поздоровается, подержит в своих ладонях мягкую руку и пожелает доброго утра. Иных из ответственных работников министерства знает коротко – в гостях у Белова бывают, чаи гоняют. А с начальником отдела уголовного розыска Барабановым у Белова отношения самые теплые, дружеские. Подполковник Барабанов вместе с супругой был в доме Белова на Новогоднем празднике. Да что там подполковник – однажды посчастливилось Белову запросто посидеть за стаканчиком легкого вина аж с самим министром!
В жизни надо следовать такому правилу: начальство должно всегда тебя видеть, знать, держать в памяти. В случае какой надобности ты должен быть первым на примете. Сколько работящих и талантливых людей пребывает в тени только потому, что сидят у себя, как кроты в норе. Белову медвежья скромность не с руки. Быть скромным – слыть скромным, чтоб все видели.
Белов считал, что из любого гуся надо уметь вытапливать жир. Сам он работал, как вол, не жалел себя, каждое, даже совсем незначительное дело доводил до логического конца. И из любого хорошо сработанного дела черпал для себя все, что было возможно. Вот почему на его груди позвякивали не только юбилейные да памятные медальки. Вот почему из министерства совсем недавно заранее поздравили: майор Белов. Шутя, конечно, но с прямым намеком.
Хорошие друзья – половина успеха в жизни. Особенно важно иметь добрых друзей среди тех, кто над тобой, а преданных – кто в подчинении. Вместо майора Варламова нужен Белову – ой, как нужен! – другой человек. Вообще-то Варламов дело свое знает, любит, душу вкладывает в работу. Этого у него не отнимешь. Поседел в милиции. В работе на него можно положиться. Медлителен, правда, скрупулезен. Педант. Словом, хорош зам, но... другому с удовольствием отдам. Не друг Варламов Белову. Ему нельзя поверять ни чувств, ни мыслей своих, с ним каши не сваришь такой, какую порой надобно. Варламов почему-то не воспринимает Белова всерьез. Не потому, что ты ниже званием. Нет. В Варламове нет самолюбия. А жаль. В человеке должна быть своя закваска. Самолюбие – сложный элемент человеческого достоинства. Престижа. Одна из ступеней в движении по лестнице служебной иерархии. А Варламов о себе не думает, о карьере не печется. Однако позволяет себе поучать Белова, своего прямого начальника. Частенько поправляет его прямо при подчиненных, возражает и тут же объясняет – почему. И нечем бывает Белову крыть, хотя поведение его заместителя есть прямое нарушение дисциплины и субординации.
Тяжело, очень тяжело Белову работать с Варламовым. Чересчур честен, чересчур правдив, чересчур прям. В жизни надо быть немножко артистом, лицедеем. Иначе – служба превратится в будни кандальника. Скорее бы уж ушел на пенсию.
Разные думы одолевали Белова. На минуту он отвлекся от них, окинув взглядом свой кабинет. Вспомнил, сколько хлопот выпало на его долю, чтобы со вкусом обставить комнату. К примеру, письменный стол, за которым сидит капитан, привезли совсем недавно по его личной просьбе: очень уж хотелось Белову иметь такой же стол, за каким восседает сам министр. Точь-в-точь. И добился своего, нашел, договорился о перечислении суммы стоимости по графе «иные расходы», перевез в отделение и лично установил в своем кабинете. Сидишь за таким столом, отдаешь распоряжения – и сам себя начинаешь уважать. Белов стукнул ладонью по столу, прислушался к его утробному гулу. Не стол – музыкальный ящик! Орга́н.
«Главное сейчас – поймать преступников, – вернулся к действительности Белов. – Схватить, обезвредить».
Он решил пройтись по комнатам отделения, подбодрить, подтолкнуть, мобилизовать подчиненных на успешный розыск бандитов, осмелившихся подложить свинью капитану Белову.
В комнате следователя Морозова сидела полная, яркая женщина. Серый плащ, голубое платье, цветастый платок. Губы подкрашены, а самой уже за пятьдесят. «Старая перечница», – обозвал ее в мыслях Белов. Завидев начальника, Морозов встал, но капитан жестом усадил его обратно, дав понять, что он может продолжать допрос.
Морозов, как всегда, уважительно заговорил:
– Давайте теперь познакомимся поближе, товарищ Козлова.
Белов слушал следователя и невольно изучал его. У Морозова худощавое, удлиненное, с чуть впавшими щеками лицо, светлые, летучие волосы. А брови черные, строгие. Солиден не по годам. Белову Морозов в общем нравится, но очень уж церемонится с допрашиваемыми. Вот и сейчас разводит дипломатию.
– Вы с мужем прожили пятнадцать лет, а теперь называете себя дурой. В чем не поладили, товарищ Козлова? Если можно, расскажите подробнее.
– Просто так...
– Чего же не хватает в вашей жизни?
Женщина покосилась на надменно молчавшего капитана.
– Пьет он.
– А на что он пьет, Галина Герасимовна?
– В день зарплаты на рюмочку выкроит, а потом уж пьет по инерции целую неделю. Даже не знаю, где берет деньги. Мужик, он всегда найдет где выпить. Такая их порода.
– А где работает ваш муж?
– В школе завхозом он.
– В школе пить нельзя.
– А где можно?
Морозов смутился. Белов криво усмехнулся. Откашлявшись, следователь продолжал:
– Почему ваш муж так часто меняет работу?
– По пьянке все. Видит, что на него начинают посматривать косо, складывает манатки и колесом на другое место – по собственному желанию.
– До школы где работал?
Женщина вдруг встрепенулась, спросила:
– А для чего это вы расспрашиваете, не пойму? Наделал что мой муженек худого, а? Морочите мне голову, а я в толк не возьму – зачем это? Растолковали бы хоть.
Белов поджал губы, сделал непричастный вид. Морозов ответил:
– Ничего он не наделал. Но побочные обстоятельства одного происшествия заставляют нас прибегнуть к вашей помощи. Говорите только правду, об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены. Вот вопрос: по какой причине ваш муж ушел из сапожной мастерской?
– Допился, пора пришла. Не ушел бы – выгнали.
– С кем он выпивал?
Белову надоел этот длинный и нудный разговор. «Разводят турусы на колесах вместо того, чтобы искать и хватать преступников. Формалисты!» Белов встал, скрипнув сапогами и ремнями, прошелся по комнате, еле сдерживаясь, чтобы не вмешаться в разговор следователя с женщиной. Эх!
На мужа Козловой, завхоза школы, где училась Зоя, пало подозрение в причастности к убийству девушки. В ту ночь он поздно вернулся домой, пьяный, выпачканный кровью, сразу же уснул. А утром тайком от жены выстирал одежду, привел себя в порядок и замкнулся. На все вопросы отвечал, что ничего не помнит, ничего не знает. Белов думал: этого человека надо прижать к стенке и заставить сознаться в убийстве. И тогда – делу конец, а тебе – венец! Тем более, что сам Козлов в ответ на обвинения бормочет: «Что-то было, кто-то вроде кричал женским голосом, но что, не помню. Нарочно никого не убивал. Пить – пил. А потом, убей, ничего не помню».
Белов взял у Морозова папку с материалами о Козлове, перелистал, посветлел лицом: обстоятельства убийства Ермаковой, можно сказать, проясняются. Отлично! А с Бушмакиным... Только бы тот не отдал концы.
Белов вернул папку. Не сказав ни слова, лишь строго взглянув на следователя, словно спрашивая: «Чего же ты еще тянешь?» – вышел из комнаты, очень довольный тем, что оставил лейтенанта в недоумении и беспокойстве. «Будет старательнее работать, помнить о начальстве. Это полезно для дела».
У дежурного он застал двух драчунов, приведенных из булочной: сцепились из-за очереди; девушку – нашла кошелек, полный денег, сама принесла в милицию.
Обойдя таким образом все комнаты отделения, просмотрев журнал дежурного, Белов вернулся в свой кабинет. Обычные дела. И плохие, и хорошие. Белову сейчас не до них. Он хотел позвать Варламова, а тот, оказывается, даже не сказавшись капитану, ушел куда-то с каким-то молодым парнем.
Белов вдруг смачно, до боли в скулах зевнул, снял трубку и позвонил в угрозыск министерства подполковнику Барабанову. Поговорить с хорошим человеком, поделиться своими трудностями, попросить совета никогда не вредно. Даже совсем наоборот.
