Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Семен Луцкий

 
Услышишь ты волнующе-глухие
Трех сыновей последние слова?
– Теперь ты плачешь, горькая Россия!
Сплетается народная молва…
 
 
Твой первый сын… Ты помнишь, как тревожно
Он звал тебя в разливе нежных строк…
Ты изменила образ непреложный,
В сырую ночь ушла… И умер Блок.
 
 
И сын второй, рожденный для отваги
Тот воин, собиратель жемчугов…
В каком теперь покоится овраге
У ног твоих сраженный Гумилев?
 
 
Россия, невозможная Россия,
Что думаешь, куда идешь? Зачем?
– Опять взыграла темная стихия,
Твой третий сын невозвратимо нем…
 
 
Пьянея молодостью удалою,
Он распевал, как птица на лету,
С твоей дружил унылою землею,
Твою хранил огромную мечту…
 
 
Но ты, Россия – сказочное слово!
Но ты, Россия – «собственная стать»…
Сын изнемог, а для тебя не ново
Еловый гроб к погосту провожать…
 
 
Так растеряешь ты, не замечая,
Так лучших потеряешь ты детей,
Печальная, любимая, больная,
Неласковая между матерей.
 
 
И, может быть, в безвестной деревушке
Уже теперь какой-то мальчуган,
Другой Сергей – быть может, новый Пушкин —
Отмечен русской кличкой – хулиган.
 
 
И гонит на твои поля нагие
Стада коров и смотрит на ворон…
Россия, непонятная Россия,
Ужель – и он?
 

1926

 
Когда-нибудь в неизмеримый час
Неутолимого существованья,
Мой нежный друг, я знаю – без прикрас
Предстанет мне холодный призрак знанья.
 
 
Предстанет он, и я увижу вдруг
Другими, настоящими глазами
Весь этот мир простой и строгий круг,
Где ты и я, с землей и с небесами…
 
 
Мой милый друг, да будет мне дано
В тот страшный час не увидать предела…
Пусть навсегда во тьме таится дно,
Которое душа познать хотела.
 

 
Ты сожжена, последняя страница
Страшнейшего наследия души…
Бездушная не дрогнула столица,
Не закричит никто – «пожар! туши!»
 
 
Развеял ветер горестную сажу,
Служанка утром пепел подмела…
Так над собой чудовищную кражу
Душа свершила и в зарю ушла…
 
 
О, мгла земли… Сон мира непробуден,
Сон человечества уныл и сер…
О, Гоголь, он мучителен, он труден
Твой подвиг, твой пленительный пример…
 

 
Я начал строить. Но не так,
Как в этом мире шалом, —
Сначала крышу и чердак,
А заключу подвалом…
Растут прямые этажи
Не к небесам, а к низу —
Какому странному, скажи,
Подвержены капризу?
Здесь будет все наоборот,
Но, клятвенное слово,
Окончу скоро я, и вот —
Заложена основа…
Красуйся, башенка, и стой,
Переживая сроки —
Так строятся в душе живой
Стихов прямые строки…
 

 
На жертвенном поле
Ходом коня
Несется неволя
И носит меня.
 
 
На черное ступит
И к белому – прочь…
Так падают трупом
То утро, то ночь…
 
 
Дорогой кривою
Несет меня боль
Ко вражьему строю,
Где черный король.
 
 
Он грозен. Он хочет…
О, конь, поверни…
Последние ночи,
Предсмертные дни…
 

 
Как под утренним туманом,
Две струи пустив фонтаном,
Выплыл в море кашалот,
Раздувая свой живот.
 
 
А ему навстречу с юга
Кашалотова подруга
Шоколадная плыла —
Шаловливая была…
 
 
Повстречались эти души,
Поженились эти туши —
Волны по морю пошли,
Погибали корабли…
 
 
А на ложе бурных нег
Тихий, кроткий падал снег…
– И приснится же такое
Происшествие морское…
 

 
Поэты говорят в стихах
О девушках голубооких,
А я хочу – о сапогах,
О русских сапогах высоких.
 
 
Мои печальные друзья,
Земные странствия убоги,
Но обойтись без вас нельзя —
Куда девать бы мог я ноги?
 
 
Как пятиглазые кроты,
Они с утра на нас взирают
И осторожно проползают
В колодцы вашей темноты.
 
 
И день-деньской, скрипя уныло,
Покорны прихоти людской,
Два ваших негритянских рыла
В грязи волочатся со мной.
 
 
Когда же ночью на постели
Я сплю, а ветер за окном
Наигрывает на свирели —
Вам отдых под моим столом.
 
 
И сны мои о белой розе,
А вы, обнявшись, на земле
В смешной и неуклюжей позе
Лежите рядышком во мгле.
 
 
И лошадиными боками
Вбирая мрак и тишину,
Во сне вы видите – ногами
Я лезу в вашу глубину.
 
 
– Так спят в доверии и дружбе
Супруги. Им один закон.
И сон его о тяжкой службе
И у нее такой же сон.
 

 
Могучий ветер бушевал,
Пронзая выспреннюю кручу,
Он тучу розовую гнал,
Преследовал младую тучу…
 
 
Она бежала в синеву
От ненавистного объятья
И в страхе прятала главу
В развеянные клочья платья.
 
 
Когда же близко за собой
Она почуяла вандала —
Обволокнулась пеленой
И от обиды зарыдала…
 
 
…………………………..
Косые полосы воды
Не мало затопили грядок…
Гром грохотал на все лады
О том, что в мире непорядок.
 
 
Сверкнула молния в руках
Сереброрунного Перуна
И на мгновенье в небесах
Все стало призрачно и лунно.
 
 
А ветер, горестный удел
Кляня за злую неудачу,
Насквозь промоченный летел
Лишенный силы, наудачу.
 
 
– Ах, неба грубого закон
Мечте мешает воплотиться…
И в трубы забивался он,
Чтоб отдохнуть и посушиться…
 

 
Спускались сумерки. Дождь лил, как из ведра.
Я шел без зонтика. Мне было мокнуть мило.
Соломенная шляпа у бедра
В руке рассеянной грустила.
 
 
А кляча на углу у фонаря
Глаза слипала и мотала гривой.
Она дремала. Снилась ей заря…
Я подошел и прошептал шутливо:
 
 
«И ты дружок! Иль вспоминаешь ты,
Что предки – шаловливые кентавры
Имели чудом руки и персты
И в жизни пожинали лавры»…
 
 
И темный взгляд из-под седых бровей
Она открыла и чихнула страстно…
Я отскочил и, поклонившись ей:
«Сударыня, и говорить опасно!»
 
 
…Спускались сумерки. Дождь лил как из ведра.
Я шел веселый, молодой и зрячий…
О, поворот милосского бедра,
Мелькнувший у промокшей клячи!..
 
 
…Господь святой, избави от чудес!
Домой? Зачем? Там вновь стихокипенье,
А капля каждая, что падает с небес —
Благословенье и успокоенье…
 

 
Пока ты чуешь под собой
Живую связь с землею бедной,
Неосторожною рукой
Не трогай проволоки медной.
 
 
Протянутая на столбах
Меж небом и землей высоко,
Она сожжет тебя во прах
Высоким напряженьем тока.
 
 
О, птицам лишь разрешено
Сидеть на смертоносной жерди,
А человеку не дано
Без гибели касанье смерти.
 
 
– Мечтатель юный, если ты,
Желая быть подобным птице,
Прыжком взлетишь до высоты,
Где тайна дивная таится —
 
 
Там пребывать сумей, мой друг,
Там славь победу в лучшем гимне…
Но если ты услышишь вдруг
С земли далекой: «Помоги мне», —
 
 
И ты увидишь, что другой
К полету расправляет плечи —
О, милосердною рукой
Не протянись к нему для встречи…
 
 
Неразделим волшебный дар
Высокого уединенья,
И грянет молнии удар
Чрез ваших рук соединенье…
 

 
С годами горестней и чище
И молчаливей и нежней
Живу, не думая о пище,
Не замечая мутных дней.
 
 
Я человечней стал, смиренней —
Все прожитое сожжено,
И сердце, словно сад осенний,
В прохладный сон погружено.
 
 
И, не поняв противоречий,
Земных не одолев затей,
Я в каждом храме ставлю свечи
За упокой души моей.
 
 
А ты, душа, в холодной лодке
По ускользающим волнам
Плывешь торжественно и кротко
К потусторонним берегам…
 

 
Знакомый ангел в комнату влетел…
Я гибнул над печальными стихами,
Я погибал под грузом трудных дел —
В разладе и с землей, и с небесами…
 
 
Знакомый ангел в комнате моей…
– Мой нежный друг, сегодня я не в духе,
Слова текут все глуше, все слабей —
Не музыка, а шум угрюмый в ухе.
 
 
Я утомлен. А ты передо мной,
Дитя небес, ты голову повесил.
Сочувственно, как будто брат родной,
Как отблеск нежный вечера невесел…
 
 
А есть в тебе благая простота
И той страны чудесные приметы,
Где неприкрашенная красота,
Без поэтичности поэта…
 
 
О, расскажи! Должно быть, стар и мал
Там все, как ты… И крылья за плечами…
…Знакомый ангел в комнате молчал,
Темнел лицом и поводил крылами…
 

 
Мне муза сонно напевала
Под вечер, сидя у окна,
Что без причины нет начала,
Но что не всем она дана.
 
 
А по пустой бродя панели,
Старуха-нищенка с мешком
Нарочно иль без всякой цели
Вдруг стала под моим окном.
 
 
От любопытства, иль для дела
Она стояла, или – так,
Зажавши черствый хлеб в кулак
И неожиданно запела…
 
 
И музыка сплетала узы,
Два голоса боролись в ней,
Но голос музы был слабей —
У нищенки был голос Музы.
 

 
Он гаснет, пламень бытия,
Но хочет маленькая совесть
В последний раз раскрыть себя,
Сказать единственную повесть
 
 
О том, как беден и убог
Пройденный путь земной юдоли,
О том, что близок, близок Бог
Душе не в радости, а в горе…
 
 
Еще о том, что в редкий час,
В единый час земного бденья
Слетает на глухих, на нас
И благодать, и откровенье
 
 
И исчезает без следа,
Оставив смутное томленье…
– Так свет рождает тень всегда,
Лишь крылья ангелов без тени.
 

 
Всю ночь лил дождь. И под двойным напором
Воды и ветра ветви трепетали
И лишь под утро бледным сном забылась
Бессонницей измученная ночь.
 
 
Всю ночь один – наперекор стихии
Я гимны пел о Боге, о любви.
Я чуда ждал. Я жаждал откровенья,
И жгли меня бессмертные слова
И тайное предчувствие томило…
 
 
А на заре, как воплощенье чуда,
Под светом молнии синайский ветер вдруг
Перелистал страницы книги жизни
И тайные раскрыл мне письмена.
 

 
Когда бессонница томит
И ночь плывет, как темный кит,
Покачиваясь на волнах,
А месяц бродит в облаках,
 
 
Когда часы ползут, ползут
И каждый час, как страшный спрут,
Угроза сердцу, а оно,
Как пчелка, бьется об окно
 
 
И вырваться не может прочь,
А вырвется – так в ту же ночь,
Тогда сплетается узлом
Вопрос о добром и о злом…
 
 
– О, счастье, после этой ночи
Замкнуть хоть на минуту очи!
 

 
Прозрачные брызги и ветер нетленный,
Но волны не плещут и озера нет…
Я был на вершине, на грани вселенной,
Где не было солнца, но всюду был свет.
 
 
Мне слышались звуки, но не было речи
И было волненье, как музыки строй,
Мелькали какие-то спины и плечи,
Но ни одного человека со мной…
 
 
И был я один пред холодной природой,
Себя потерявшая серая тень,
С такою ненужной и страшной свободой,
Единственный в мире и древний, как пень.
 
 
Я крикнул, но эхо враждебно молчало,
Но был в тишине миллион голосов…
Вдруг что-то меня подняло, закачало,
Взнесло, уронило и вновь подняло.
 
 
И вот я предстал перед Светом великим,
Но Лика не видел. И был Он во мне.
 

 
Мне снятся сны об ангелах, о небе,
О святости блаженной и простой,
А жизнь полна тщетой о грубом хлебе,
Горой стоит меж мною и мечтой.
 
 
И все-таки… Нельзя же без услады…
Вот я не сплю и все же снится мне —
Нисходит в душу некий свет отрады,
Душа летит, возносится в огне…
 
 
И, увидав горбатого урода,
Я думаю, сомненьем потрясен,
Не в нем ли скрыта ангела природа,
Не пару ль крыл в горбе упрятал он?
 
 
Он смотрит хмуро и слегка тревожно —
Не ангелом же с нами пребывать —
И я горба касаюсь осторожно,
Дабы небес почуять благодать.
 

 
Твой умысел доступен детям,
Но зрелым извращен умом,
Так, на пути преграду встретя,
Свет длится траурным лучом.
 

 
О, какие приходят слова,
Когда не рука их пишет,
Когда во сне голова,
А сердце живет и дышит…
 
 
И какие приходят стихи…
– Мне снилось, что мы сидели
В осеннем лесу, где мхи,
Березы, сосны и ели.
 
 
Ты грустила. О чем – я не знал,
Но есть тихая боль в листопаде…
И, волнуясь, тебе я читал
По знакомой тебе тетради.
 
 
Я окончил. Был шорох крыл —
Это с веток взлетели птицы…
И вдруг я случайно открыл
Незнакомые мне страницы.
 
 
И там не моей рукой
Коротких несколько строчек,
И бился в них голос мой,
Хотя и чужой был почерк.
 
 
Был в музыке этой предел,
Куда улетал я, ликуя,
И все, что я страстно хотел,
Но сказать не умел наяву я.
 
 
И эти стихи я читал…
О, сердце, ты любишь, ты дышишь,
Я этих строк не писал,
Да разве такие напишешь?
 
 
Там были такие слова,
Какие во сне лишь бывают…
– Я проснулся. Пуста голова,
Губы воздух беззвучный хватают…
 

 
Мне сон сказал: «Вот, умер ты,
Неправда ли – не страшно?»
И вдруг я рухнул с высоты
Земной мечты всегдашней.
 
 
Я прошлому сказал – прости,
Иду куда угодно…
Но я не знал, куда идти
Походкою свободной.
 
 
И вспомнил я, как на земле
Мы думаем о Боге,
Но Бога не было нигде,
Ни на одной дороге.
 
 
Я звал, я плакал в тишине —
Никто не откликался —
И страшно-страшно стало мне —
Зачем же я скончался?
 
 
Вдруг, оборвав важнейший спор
И не докончив дело,
Куда-то выбросил, как сор,
Разрушенное тело…
 
 
Куда ж деваться мне без рук,
Без ног, без теплой кожи?
И вдруг я слышу легкий звук,
На звук пловца похожий…
 
 
Гляжу и вижу – в тишине
Со дна земли любимой
Всплывает медленно ко мне
Мой труп неразрушимый…
 
 
Качаясь, медленно плывет
С раскрытыми глазами,
Свободный ветр его несет
Прозрачными крылами.
 
 
– Все ближе он, все ближе он
– Сейчас мы будем вместе…
Но – глупо оборвался сон
На самом лучшем месте.
 

 
Ветер светел,
Ясен свет,
Что ж невесел
Ты, поэт?
 
 
Струны лиры
Не звучат —
Или миру
Ты не брат?
 
 
Тяжким вздохом
Был ответ —
Там, где грохот,
Песни нет,
 
 
Где Гоморра
И Содом,
Рухнет скоро
Каждый дом.
 
 
Быть ли чуду?
Иль стихи
Слушать будут
Лопухи?
 

 
Вот и вечер тайной звездной
Наполняет чашу сна
И на лестнице железной
Поступь четкая слышна…
 
 
Деревянными шагами
Выколачивает стук,
Отворились двери сами
Без прикосновенья рук.
 
 
И торжественно и прямо
В полуяви, в полусне
Dame Toui, Египта Дама
Входит медленно ко мне…
 
 
Так бывает, так бывало —
Станет молча у окна…
Вот и времени не стало,
Вот и смерть побеждена…
 
 
О, Прекрасная – откуда
Ты приходишь в этот час,
Как свидетельница чуда
Недоступного для нас?
 
 
Молчалива и сурова,
Так сложна и так проста,
С тайной тысячевековой,
Запечатавшей уста…
 
 
Отчего я слышу пенье,
Словно шепчет это Нил?
Кто связал твои движенья,
Но свободы не лишил?
 
 
Ты меня заворожила,
Окружила колдовством,
Есть в тебе глухая сила,
Невозможная в живом.
 
 
Гостья странная Востока,
Как живешь ты не дыша,
Ты ли Незнакомка Блока
Или ты моя душа?
 
 
Тихо, тихо. Губы строги,
Неразвязаны слова,
Бровь не дрогнет. Стынут ноги,
Неподвижна голова…
 
 
Так стоит, как призрак некий,
Так стоит и так молчит,
Сквозь опущенные веки
Пламя древнее сквозит…
 
 
И потом, когда нежданно
Станет комната светла,
Повернется деревянно
И уходит, как пришла.
 
 
Деревянными шагами
Выколачивая стук,
Оловянными кругами
Расплывающийся звук.
 

 
Вот ураган ревет и рушит города,
Земля колеблется и океан ярится
И медным голосом вползая в провода,
Звериный ужас медленно струится…
 
 
О, берегись теперь, упорная душа,
Ты, захотевшая могущества и славы —
Вот, темнокрылая, уже твой дом круша,
Летит беда на мир гнилой и ржавый,
 
 
Вот приближается… И, землю пепеля,
Сейчас низвергнут небеса огонь и громы,
Земля разверзнется, волной взойдет земля,
Несущая Содомы и Гоморры…
 
 
Цивилизация, история, стихи —
Все человечество… Как страшно это!
Как «после» будут жутки и тихи
Пустые осень и зима, весна и лето…
 
 
………………………………………………..
 
 
– Но вновь таинственным руслом
Пробьется жизнь молодая —
Так ветхий дом идет на слом,
Другому место уступая.
 
 
Леса покроют материк,
Возникнет тварь, как в дни Адама,
Мир станет звонок, нов и дик,
Как будто не случилась драма.
 
 
Пройдут века. И в новый век
В потоке времени – упорный
Полугорилла, получеловек
Воспрянет каменно-топорный…
 
 
Что ж! Будем снова начинать —
Пещеры и медвежья шкура,
Война, любовь и, может стать,
Искусство и литература.
 
 
И ты, родившаяся вновь
Душа, увидишь с восхищеньем,
Как, мудрую нахмуря бровь,
Волнуем странным откровеньем,
 
 
Ученый за столом сидит
(Он произвел раскопки где-то)
И с упоением глядит
На прутья женского корсета
 
 
«Находка эта – сущий клад,
Мне ясно – кости предка это…
Какой волнующий доклад
Для Академии, для света»…
 

 
Высоко над жизнью темной,
Над бездушной суетой
Жил на небе ангел скромный,
Не сановный, а простой.
 
 
Он в блаженстве совершенном
Не грустил и не мечтал —
Вообще обыкновенным
Ангелом существовал.
 
 
Вечный день под сенью рая
Песни нежные он пел,
Вежд бессонных не смыкая, —
Сон не ангелов удел.
 

 
Но однажды в час урочный,
Вдруг нарушив мирный ток,
В гимне дивном звук неточный
Взвился глух и одинок…
 
 
Ах, неладное случилось,
Небывалое пришло,
Чудом темным опустилось
И глаза заволокло.
 
 
И у трона на ступени,
Странно вдруг отяжелев,
Он свалился на колени,
Бормоча святой напев…
 
 
Тихо ангелы стояли,
Случаем поражены —
Никогда не посещали
Их томительные сны.
 

 
А он, застонав, повернулся,
Крылами лицо затемнил,
Над бездною тьмы пошатнулся
И в бездну сорвался без сил…
 
 
Далекой земли притяженье
Впервые почувствовал он,
Мучительно было паденье
И страшно пустой небосклон…
 
 
Он плачет, он к Богу взывает,
Он крылья, как знамя раскрыл…
И вдруг – он свободно витает
Над миром, где некогда был…
 
 
И с жалостью острой, со страхом
Он свой замедляет полет
И видит покрытую прахом
Страну, где неправда живет…
 

 
…Бескрылые ангелы странно
Метались по серым полям,
Сочились у каждого раны,
Где быть полагалось крылам.
 
 
Они непонятное дело
Творили, верша и круша,
И паром над каждым белела
Глухая, немая душа.
 
 
И только один в этом мире,
Кто правду последнюю знал,
На грубо сработанной лире
О вечности песни слагал.
 
 
И, ангела первый заметя,
Он крикнул: «О, милый, скорей!
О, вестник, обещанный детям,
Посланник небесных полей!»
 

 
Стало тихо в жутком доле
После этих слов,
Содрогнулся поневоле
Миллион голов…
 
 
По привычке суеверно
Ожидая бед,
Все надеялись: наверно
У поэта бред.
 
 
Но тупой своей природе
Каждый верен был,
Увидав на небосводе
Очертанья крыл…
 

 
…«Зловещая, злобная птица», —
Кричали они, увидав…
Один – на колени, молиться,
Другие – бежали стремглав.
 
 
«О, милые, я ли лукавый?
Я с вестью благой от Отца»…
Но плакали грешный и правый
И страшного ждали конца.
 
 
А самые смелые – стрелы
И камни метали в него…
– Так ангел божественно-белый
Иное познал естество…
 

 
Он застонал от боли
И оборвался сон…
Опять он в ясном поле,
Опять на небе он.
 
 
О, радость пробужденья,
О, родина, о, рай…
О мраке сновиденья
Душа, не вспоминай.
 
 
И стал опять он Бога
Все славить в небесах,
Но было грусти много
В раскрывшихся глазах.
 

 
Мой милый, но я не об этой,
О жизни хотел я иной —
Быть песне всегда недопетой,
Всегда недопетой, земной…
 

 
Стояла ночь на страже сна,
Над ночью – свод тысячеокий —
В одной стране была весна,
В другой зима и снег глубокий.
 
 
Стояла ночь на страже сна
И день стоял на страже бденья —
В одной душе была весна,
В другой – лишь мерзость запустенья.
 
 
Бродили тени, без тепла,
Без памяти, без сновидений,
Ручей любви и реки зла
Впадали в океан забвений…
 
 
Но в дальнем царствии чудес,
Где нет любви, ни зла, ни света,
Вне тьмы, быть может, вне небес
Живешь ты волею поэта…
 
 
Вне образов, но все ж в моем
Воображении живая,
С таким сжигающим огнем,
Такая хладная, чужая,
 
 
Такая вся моя, моя,
Знакомая и незнакомка,
Что ночью просыпаюсь я,
Что ночью вскрикиваю громко.
 
 
И, руки простирая вдаль,
Зову – вернись, вернись Психея,
Но слышу, сердцем леденея,
Лишь однострунную печаль…
 
 
– Я знаю – в мире нет названья
Тому, что я хочу назвать,
Я знаю – на одно свиданье
Я не посмею опоздать…
 
 
Стояла ночь на страже сна.
Была зима. Была весна.
 

 
Ты помнишь? Над башенной крышей
Два голубя днем ворковали,
А ночью летучие мыши
Зигзагом бесшумным витали…
 
 
Ты помнишь их черные крылья
На крылья похожие смерти,
Глаза их пустые, слепые —
Такие же, верно, у смерти.
 
 
Ты помнишь, как ты леденела
От страха и от омерзенья,
А в узкие окна летела
Прохлада от лунного пенья…
 
 
Ты помнишь? Все было несложно
И не было жизни вне муки…
Ты помнишь? Забыть невозможно
Твои непорочные руки…
 
 
Ты помнишь? Над смертной постелью
Склонясь, я шутил и смеялся,
А ты, будто веря веселью,
Смеялась, но голос срывался…
 
 
Ты помнишь, как ты умирала,
Как ты умерла, отлетела,
Как медленно глина скрывала
Твое беззащитное тело?..
 
 
Ты помнишь. Я знаю – верна ты,
Ты все поняла и простила —
Мы творчеством были богаты,
В котором и мука и сила.
 
 
Я тихо от счастья немею —
Одна у нас память святая.
Стою над могилой твоею,
А рядом стоишь ты, живая…
 

 
Мне не хочется думать сейчас ни о чем,
Наслаждаюсь прощальным вечерним лучом,
Песней птицы далекой и тем, что во мне
Зародилось, живет и цветет в глубине.
 
 
Эта музыка, этот звучащий цветок
Так приходит нежданно, в таинственный срок…
Я не в силах понять, рассказать не могу,
Но в взволнованном сердце моем берегу —
 
 
Процветанье в душевном, возвышенном мире
Лепестков анапеста – их ровно четыре.
 

 
Не презирай свой темный труд —
Существованье в грубом мире —
От камня, канувшего в пруд,
Круг на воде и звук на лире…
Круг не исчезнет без следа
И звук не будет без созвучий,
Не успокоится вода,
Но станет плеск ее певучей…
Когда придет последний срок
И станешь ты на грани жизни,
Ты вспомнишь, как он был высок,
Удел твоей земной отчизны.
И, позабыв прошедших лет
Свои терзания и муки,
Возденешь на весь Божий свет
Благословляющие руки.
 

 
Поэт, живи! И милость Божью
На нищих духом призывай,
К бездомности и бездорожью
Голодным сердцем привыкай…
 
 
Ты будешь чист, и свят, и беден,
Когда ж пробьет простейший час,
Ты отойдешь суров и бледен
В непостижимое для нас.
 
 
И пусть, и благ и злата ради,
Живет и гибнет жадный век —
Не ты ли на большой тетради
Оставишь подпись – Человек?..