Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Семен Луцкий

Я счастлив за тебя, Вадимушка, за то, что твоя прекрасная книга об отце выйдет в России [408]408
  Речь идет о готовившейся в это время к печати в Москве, в издательстве «Советский писатель», книге В. Андреева «Детство» (вышла в 1963 г.).


[Закрыть]. Имеешь ли известия от Володи, доволен ли он? Да, о «наших». Стареют братья. Абрам почти не может ходить – жалко на него смотреть (и глухота почти полная). У Тера было гнойное воспаление простата, нужна операция. Словом, повсюду весело. А как у тебя со стихами, Вадимушка? Милый мой, пиши, не томи меня.

Крепко и нежно Вас обоих целую.

В<аш> Сема.

<Приписка на полях> Поцелуйте за меня Сашеньку и Олечку. Мамочка и Флорочка целуют Вас нежно.

Париж, 22/VII <19>65

Дорогие, родные мои, Вадимушка и Олечка

Трудно, трудно писать Вам. Не мог даже поздравить Вас с рождением внучки (а так рад был за Сашу и за его очаровательную жену [409]409
  Иудит (Джуди) Андреева (урожд. Рейх [Reich], 1939).


[Закрыть]и за Вас). Не сердитесь же на нас. Мы оба не можем еще прийти в себя, хотя внешне как-то держимся (один для другого) [410]410
  Луцкий тяжело пережил смерть матери, К.С. Гассох, которой не стало 22 февраля 1962 г.


[Закрыть]. Даже поездка к Адиньке не помогла [411]411
  Весной 1962 г. Луцкий посетил Израиль. О своей поездке он (вместе с А. И. Позняком) рассказывал на заседании ложи Северная Звезда 24 мая 1962 г., см.: А. И. Серков. «История русского масонства после Второй мировой войны», стр. 244.


[Закрыть].

Сейчас новый период жизни, без Мамочки, без той единственной, которая казалась нам бессмертной.

Труднее всего Флорочке, ибо моя бешеная работа как-то позволяет мне жить «автоматически»… Я хочу увезти ее в августе в горы, в Швейцарию, вырвать ее из нашей квартиры, где… Мы поедем 1/VIII в Цюрих погостить 2–3 дня у Фани Исаковны Ловцкой [412]412
  Тетя жены Луцкого. См. о ней прим. 212.


[Закрыть]а с 4 Авг<уста> будем 3–4 недели в Wengen’e (Falkon Hotel) [413]413
  Городок в Швейцарии (кантон Берн) неподалеку от Тунского и Бриенцкого озер.


[Закрыть].

Счастливы будем, если Вы сможете пожить там с нами, ведь Вы для нас самые близкие и дорогие люди, и мы так бесконечно долго не виделись.

Дорогие мои, так или иначе, но мы не можем пропустить этот случай, ради Бога, устройтесь так, чтобы это вышло, в Женеву поехать нам будет трудно, да и Вас там, вероятно, тоже уже не будет.

А пока крепко и нежно целую Вас за нас обоих и жду ответа. Не считайтесь с нами письмами.

В<аш> Сема.

Paris, 4/I <19>65

Вадимушка, дорогой мой,

От тебя так долго не было писем, что я уже начинаю беспокоиться – здоров ли ты? Или так занят, или… забыл меня? От Олечки, когда она была у нас, я узнал, более подробно, о Вашей поездке в Россию, о твоих успехах (которым я так рад!) и о планах твоей литературной деятельности. И, повторяю, я счастлив за тебя. Но так хотелось бы, если невозможно увидеться, то хоть письмо иметь от тебя! Поздравляю тебя, Вадимушка, с днем рождения, и сам ты знаешь, чего я тебе от всего сердца желаю… А главное, конечно, здоровья.

И с Нов<ым> Годом поздравляю Вас всех – дай Бог, чтобы он принес Вам много радости, а человечеству – мира и спокойствия.

Мы получили книгу Олечки, очень хорошую, и рады за нее [414]414
  Речь идет о книге О. Андреевой-Карлайл «Voices in the Snow» (London, 1962).


[Закрыть]. Я не знаю ее адреса, а потому передайте ей нашу благодарность и поздравления. Получили также приглашение на ее выставку у Грановой [415]415
  Художественная галерея Кати Грановой (13, quau de Conti).


[Закрыть], молодец она! Я нашел на днях фотографию, где она снята вместе с Адинькой в Люксембургском саду – сколько воды (и крови) с тех пор протекло…

У нас – ничего нового. Думаем на Пасху поехать на 2 недели к Адиньке. У нее все благополучно, и они счастливы и бодры, хотя и живут на пороховом погребе…

Абрам, увы, медленно исчезает – как это тяжело видеть и чувствовать… Почти не ходит и не слышит и часто как-то «отсутствует». Тэр тоже очень сдал, и его должны будут скоро оперировать от простата. Степанов – тоже на самом краю [416]416
  Владимир Иванович Степанов (1892–1969), инженер; до Второй мировой войны осуществлял технический контроль за печатанием газеты «Последние Новости». Член масонской ложи «Северная Звезда» с 1935 г.


[Закрыть]. Словом, повсюду «весело». Но мы приняли двух новых (Берланда-старика и Юниуса, которого мы, помнишь, знали в Союзе молодых поэтов и писателей, 40 лет тому назад!) [417]417
  Ср.: «В 1965 г. ряды ложи пополнились благодаря посвящению в масонство двух новых членов: преподавателя А.А. Берланда и инженера А.М. Юлиуса» (А. И Серков. «История русского масонства после Второй мировой войны», стр. 248).


[Закрыть].

У меня работы по горло, и в этом мое счастье. Флорочка тоже работает, но все побаливает (гастрит). Ничего – живем!

Будь здоров, родной мой, крепко и нежно целую тебя и Олечку и твоих детей и внуков. Твой неизменно Сема.

Флорочка сердечно Вас всех целует.

 
Ночью долгой в одиночестве
Сны не снятся, сон бежит…
Как мне вспомнить имя-отчество?
– Память темная молчит.
 
 
Знаю, жил многозначительно
Этот странный человек,
Только, видно, расточительно
Прожил он свой серый век.
 
 
И совсем, как офильмована
Жизнь его передо мной,
Темной краской заштрихована
Или краской голубой…
 
 
– Сколько было обещано,
Сколько было дано,
Сколько было завещано
Или запрещено…
 
 
Сколько было возможностей
– Помнишь об этом ты?
Сколько было и сложностей,
Чуда и простоты…
 
 
Ночью долгой… Но словами ли
Рассказать про свет, про тень?
– Ну, вставай, Семен Абрамович,
Начинай привычный день [418]418
  Под названием «Nocturne» стихотворение вошло в книгу Луцкого «Одиночество».


[Закрыть].
 

Париж, 24/VII <19>65

Вадимушка дорогой,

Я узнал от Т<атьяны> А<лексеевны>, что ты провел несколько дней на Олероне [419]419
  Олерон (Oleron) – остров у западного побережья Франции, входящий в департамент Приморская Шаранта (Charente-Maritime); территория составляет 175 кв. км; связан с сушей мостом, ведущим из городка Бурсфранка (Bourcefranc). Описан В. Андреевым в повести «Дикое поле». Андреевы и до и после войны любили отдыхать на Олероне, а во время войны и вовсе жили там.


[Закрыть], вероятно, проезжал через Париж – как же это мы не встретились?

Как ты себя чувствуешь? Где думаешь провести лето? (в России?) Я ничего не знаю о тебе, об Олечке, об Олечке-дочке и о Сашеньке. Были ли они во Франции и почему не были у нас?

Мне грустно, родной мой, без твоих писем, хотя, признаюсь, и сам я не большой писака.

29/VII мы уезжаем на 3 недели в Wengen (Hotel Brunner), а потом хотели бы поехать на несколько дней на итал<ьянские> озера и в Венецию (Флорочкина мечта!) [420]420
  С этой поездкой связано шутливое стихотворение Луцкого «Ante Venezia», в рукописи которого проставлено место и время написания: Wengen 23/VIII <19>65.


[Закрыть]. Но все зависит от погоды.

Напиши нам в Wengen хоть открыточку (а, может быть, мы и повидаться смогли бы!)

У нас все по-старому. Потихоньку стареем, но стараемся держаться.

От Адиньки письма бодрые, но редкие – она измучена жарой, и я хотел бы, чтобы поскорее настал ее короткий отдых.

Абр<ам> Сам<ойлович> сейчас в Barbizon’e [421]421
  Barbizon – деревня юго-восточнее Парижа, неподалеку от леса Фонтенбло (Fontainebleau), по имени которой названа Барбизонская школа – группа французских живописцев (30-60-е гг. XIX в.).


[Закрыть]– он все в неблестящем состоянии и ходит не лучше, чем в Париже.

А Миша Кивелович 2 недели тому назад скончался (был болен сердцем и умер от рака). Он под конец жизни совсем сдал (не только физически), и сам себе ее испортил [422]422
  За год до смерти, впав в депрессию, Кивелиович разорвал с масонством.


[Закрыть]. Но… aut bene, aut nihil [423]423
  <О мертвых> или хорошо или ничего (лат.).


[Закрыть]– жалко потерять заблудившегося человека, того, кто был братом…

А «Сев<ерная> Зв<езда>» еще держится, правда, на ниточке, но воскресные встречи в cafe продолжаются. Здоров ли Володя и как сейчас Адя?

Как идут твои литерат<урные> дела, сдал ли ты новый роман?

Милый мой, родной Вадимушка, ну что же это такое – мы будто на двух разных планетах живем! Не забывай меня, не оставляй без писем.

Целую нежно и крепко тебя и всех твоих дорогих за себя и за Флорочку.

Твой верный Сема.

Paris, 11/IХ <19>66

Дорогой мой Вадимушка,

Мы вернулись 10 дней тому назад из Италии (Lago di Garda), а до этого были в Швейцарии. Оттуда я звонил тебе два раза, но без успеха. Вероятно, ты был еще в России. От Т<атьяны> А<лексеевны> я узнал, что ты после России был на юге Франции и что у тебя был на родине большой литературный успех [424]424
  В 1966 г. в Москве вторым изданием вышла книга Андреева «Детство», а за год до этого в Минске – «Герои Олерона» (совместно с В. Сосинским и Л. Прокшей).


[Закрыть]. Горю желанием узнать от тебя все подробности, а пока сердечно тебя поздравляю и счастливза тебя.

Вадимушка дорогой, как все это чудесно! А то, что ты из эмигрантского поэта и писателя обратился (благодаря таланту и Божьему промыслу) в поэта и писателя русского, т. е. российского (а не совдеповского), это просто великолепно. Мечтал ли ты когда-нибудь об этом?

Хотелось бы знать, как ты и Олечка и твои дети и внуки (-чки) [425]425
  Внучки Андреевых, дочери Александра и Иудит: Зоя (1962) – в настоящее время переводчица, и Елена (1964) – виолончелистка.


[Закрыть]поживают, что делают все они? Почему никто из них не навещает нас, когда бывает в Париже?

О нас писать много не буду. Адинька и ее чудная семья здоровы и довольны своей (тяжелой, на мой взгляд) жизнью. Адинька много (и хорошо) пишет и готовится к выставке в Тель-Авиве.

Но в Париже у нас печальная новость: Витя Маршак скончался (саркома челюсти) [426]426
  Виктор Акимович Маршак (1908–1966) – доктор медицины, сын хирурга и общественного деятеля А. О. Маршака. В годы Второй мировой войны участник движения Сопротивления. Вступил в ложу «Северная Звезда» в 1932 г., в 1961–1962 гг. занимал в ней пост оратора.


[Закрыть]. Болел год, но продолжал работать, а потом в 3 недели буквально сгорел. Мы все этим потрясены. Хороший был человек, и трудно с этой кончиной примириться. Да, сейчас у нас больше уходящих, чем прибывающих…

Пиши мне, родной.

Крепко и нежно тебя и всех твоих дорогих обнимаю и целую за себя и за Флорочку.

Твой Сема.

<На полях> Вадимушка, а я уже 5-го сент<ября> твердой ногой переступил 3/4 века [427]427
  5 сентября 1966 г. Луцкому исполнилось 75 лет.


[Закрыть]! Ну-ну… Куда все ушло? И что дало?

Paris, 1е 26/III <19>67

Дорогие мои Вадимушка и Олечка,

Только что узнал от Тат<ьяны> Алекс<еевны> о болезни Володи и очень волнуюсь, не зная, что с ним? Пожалуйста, сообщите мне, если что-нибудь знаете. Я знаю, что Ада уже вышла из клиники и лучше себя чувствует, а вот теперь эта беда с Володей, и он сам лег в клинику, где сделали ему радиографию… Хочу надеяться, что ничего серьезного не нашли…

Мои дорогие, как хорошо было с Вами и как грустно без Вас… Сколько мы успели переговорить с тобой, Вадимушка, о стихах и какая пустота сейчас… Словно я в безвоздушном пространстве, и как трудно писать стихи «без ответа»…Я знаю, что и ты, Вадимушка, так чувствуешь, но у тебя есть огромная радость контакта с русскими поэтами, и это так много. Думаете ли Вы поехать в Россию летом и когда?

А мы уже собираемся поехать через 3 недели в Израиль на 15 дней, и нам уже очень не терпится. Мы надеемся, что моя внучка Сильвочка (ей минуло 17 лет!) проведет лето с нами в Швейцарии – ей необходимо хорошо отдохнуть в горах. И какая радость будет показать ей Париж!

А сам я сейчас перегружен работой, ибо надо заранее наверстать потерянное время со студентами и с заводом.

Будьте здоровы, дорогие мои, милые и родные.

Крепко В<ас> обоих целую.

Ваш верный Сема.

Флорочка целует Вас сердечно.

<На полях> Целую дорогого Саша и его чудную семью.

Paris, le 16/Х <19>68

Дорогой мой Вадимушка,

Как я был-рад, получив от тебя письмо! Я думал, что Вы еще в России и потому не писал тебе о смерти Абрама. О том, какое это горе для нас – ты сам знаешь. От него исходил какая-то особенная теплота, и я в нем чувствовал не только брата, но и отца. А в Ложе он был больше, чем Д<осточтимый> М<астер> – он был скорее настоятелемили игуменомнашего братского монастыря [428]428
  Ср. в письме Луцкого Альперину от 28 декабря 1945 г.: «Что же – твоя вина, теперь терпи и страдай, читая мое длинное послание! На то ты и отец-игумен наш!»


[Закрыть]. Мне сейчас трудно выразить то, что я чувствую, но я хочу это сделать ко дню нашего траурного собрания (25/Х)… Стараюсь видеть его только таким, каким он был 6–7 лет тому назад. А последние встречи с ним были тяжелы… К «счастью» умер он, не страдая. Все мы сироты… А Мих<аил> Матв<еевич> скончался уже год тому назад, и я тебе об этом писал, но письмо, вероятно, пропало.

Дорогой мой Вадимушка, я понимаю и разделяю чувства, которые у Вас были «там». Никакого просвета нет, «властители» все так же тупы и бессердечны. Одна надежда на молодежь, но и ей трудно вырваться из свинцового кулака…

Как ты и Олечка дорогая себя чувствуете?

Пиши нам чаще, не забывай.

Флорочка и я крепко Вас обоих обнимаем и целуем.

В<аш> С<ема>.

<На полях> Несколько слов о детях. Адинька устроила в Тель-Авиве выставку с большим успехом. Имочка – парашютист и «commando». Сильвочка сдала с успехом bachot [429]429
  Экзамен на аттестат зрелости (франц.).


[Закрыть]и теперь солдатка в армии. Зоренька учится и «пользуется жизнью». А Нэтик (7 лет) предмет всеобщего обожания [430]430
  Нетанэль Бэнишу (1961), сын Ады и Давида; живет в Израиле, работает инженером.


[Закрыть]. Давид, к<а>к всегда, много работает. Настроение у всех бодрое.

Yom Kip pour (Судный день) [431]431
  Стихотворение вошло впоследствии в сб. С. Луцкого «Одиночество», где оно датировано 1970 г.


[Закрыть]

 
Земля дремала в тишине,
В прохладе полнолунной ночи,
Но душно, душно было мне,
Как будто был я опорочен,
Как будто все грехи людей,
Тысячелетняя их драма
Легли на совести моей,
Как камни рухнувшего храма…
– О, Господи, ну что я мог,
Что я могу – слепой и слабый,
Мне ли найти средь всех дорог
Единый путь, прямой и правый?
Мне шестикрылый серафим
На перепутьи не явился —
Земным отчаяньем гоним
Я ждал, я жаждал, я молился…
– О, если бы для всех племен
Полуживых на дне глубоком
Тобою был я одарен
Глаголить пламенным пророком!
Чтоб разбудить, чтобы воззвать,
Чтобы зажечь священным слогом…
– Увы! Но эту благодать
Я заслужить не мог пред Богом…
Иное счастье мне дано —
Быть горечи земной поэтом.
Но счастье ль это? Все равно!
– Мои слова всегда об этом,
Ведь люди безнадежно спят
И покаянье их не гложет
И даже Тот, Кто трижды свят,
Спасти от смерти их не может…
– Луна спокойно с высоты
Над миром дремлющим сияла
И жалкие мои мечты
Холодным светом обливала.
 

2/X <19>68

23/VIII <19>69 [432]432
  Написано на открытке.


[Закрыть]

Вадимушка дорогой,

Где Вы, что Вы, как Вы?

Писал В<ам> из Израиля, когда мы там были на Пасху.

Сейчас мы проводим каникулы у моря в Нормандии и наслаждаемся всеми прелестями моря, а 1-го сент<ября> едем в Париж. Не забывай нас, Вадимушка, жду от тебя письма, а пока крепко и нежно за себя и за Флорочку тебя и Олечку целую.

В<аш> Сема.

12/X <19>70 [433]433
  Написано на открытке из израильского поселения Nir Etzion (см. прим. 213).


[Закрыть]

Вадимушка дорогой,

Где Вы,

Что Вы,

Как Вы?

20/X вернемся домой.

Целуем крепко Вас обоих.

В<аши> Сема и Фло<ра>

Paris, 1е 6/ХII <19>70

Дорогие мои,

Получил Ваше письмо и спешу ответить и успокоить Вас. Мой внук Имочка был действительно тяжело ранен в схватке с федаинами [434]434
  Первоначально: федаи – на арабском Востоке фанатики, жертвовавшие собой во имя идеи; федаин – так называли себя в 60-70-е гг. члены палестинских террористических групп.


[Закрыть]в Иордании. Он получил 4 пули, одна из которых на 1 см от аорты… Пролежал на поле битвы 4 часа, обливаясь кровью, пока его не поднял helicoptere. Адинька от нас это скрывала, писала, что он в госпитале, где лечат его колено, поврежденное во время спуска на парашюте… Теперь он совсем здоров, только один мускул на руке лечат mecano-therapie. И даже… собирается жениться на прелестной девушке!.. Так что, быть может, я скоро стану… прадедом!.. Вот как идет жизнь, и я как-то «незаметно» стану через год 80-летним юношей… Мы были в Израиле в Октябре – жизнь у них, слава Богу, спокойная. Сильвочка (20 лет) студентка в Иерусалимском Университете, Зоренька (17 лет) готовится к bac’y [435]435
  Экзамен на аттестат зрелости (франц.).


[Закрыть]и увлекается уроками балета (все ее тельце создано для танца), а Нетик (9 лет) неописуемая прелесть и будущий талантливый инженер… Сама же Адинька «помолодела» и стала студенткой Хайфского Унив<ерситета> (История Искусства и изучение Библии). Ну а Давид, такой же чудный и все силы отдает семье и кибуцу.

В сентябре мы были в Divonne [436]436
  Divonne – французский городок у границы Франции и Швейцарии.


[Закрыть], писали Вам, просили приехать к нам, но Вы, вероятно, были тогда в России. Спасибо, Вадимушка дорогой, за книгу стихов [437]437
  Речь идет о сборнике стихов В. Андреева «Пять чувств» (Женева, 1970).


[Закрыть], она меня очень обрадовала, и я люблю 90 % стихов, многие из которых я уже знал. Ты, молодец! И я знаю, что ты имел в России большой успех, рад за тебя! Что ты пишешь теперь?

Что Вам писать о нас? В общем мы здоровы, хотя Флорочка все еще иногда страдает от para-phlebit’a [438]438
  Заболевание вен.


[Закрыть]. А я – продолжаю. В марте вышла моя 2-ая книга по электричеству [439]439
  S. Loutzky. «Calcul Pratique des Alternateurs et des Moteurs Asynchrones» (Paris, 1969).


[Закрыть]– больше о технике писать не буду, но постараюсь писать другое…

Целую Вас, дорогие мои, как люблю и не забываю, не забывайте и Вы нас. Душевно Ваш, Сема и Флора [440]440
  «и Флора», вероятно, дописано рукой сестры Луцкого.


[Закрыть].

Время (Баллада) [441]441
  С некоторыми изменениями баллада вошла в сборник Луцкого «Одиночество».


[Закрыть]

 
Бродил Господь по саду,
По райскому бродил
И сам (себе в награду)
Себя благодарил.
 
 
За все, за все, ну, словом,
За то благодарил,
Что мир единым словом
Он чудно сотворил.
 
 
И человека тоже,
Чтоб мог он без труда
Быть на него похожим
(А впрочем, не всегда…)
 
 
…Бродил Господь по саду,
Был труд Его высок,
Зато теперь в награду
Не был Он одинок…
 
 
Потом, устав немного,
Прилег Он на траву
И был Ему (ей Богу!)
Вдруг сон, как наяву…
 
 
…Он был в пустынном месте,
Прозрачном, как стекло,
И «нечто», врозь и вместе
Вокруг Него текло…
 
 
Невиданное Чудо —
Безводная вода,
Текущая (откуда?)
Текущая (куда?)
 
 
И странное теченье
Остановить не мог
Создавший все творенье
Насквозь промокший Бог…
 
 
Ну, как для сей баллады
Мне написать конец?
Ведь навсегда отрады
Лишился наш Творец…
 

Октябрь 1970

Nir Ezion, 23/IX <19>71

Дорогой мой Вадимушка,

Пишу тебе из Израиля, где мы уже третью неделю у Адиньки и скоро возвращаемся. Все, слава Богу, здоровы и бодры, и страна цветет и поражает нас новыми своими достижениями и верит в будущее.

Мне был здесь устроен трогательный праздник по поводу моего…восьмидесятилетия… [442]442
  Восемьдесят лет Луцкому исполнилось ровно за месяц до написания письма, 23 августа.


[Закрыть]Какое страшное слово! Сколько за ним позади и… сколько еще останется?!. Я как-то еще не привык к тому, что становлюсь «стариком», и проектов на «будущее» у меня много, но… осуществятся ли они?

А как ты, дорогой мой? Продолжаешь ли писать то, что ты так хорошо начал и что так необходимо сделать [443]443
  Речь, по всей видимости, идет об автобиографической прозе В. Андреева: за два года до этого письма в Советском Союзе была опубликована мемуарная повесть «Возвращение в жизнь» («Звезда», 1969, № 5, 6).


[Закрыть]? Пишешь ли стихи? Если есть новые, то пришли мне. Сам я пишу мало, а когда пишу, то плохие – ты сам в этом сейчас убедишься.

Целую тебя и дорогую Олю – за себя, и за Флорочку, и за Адиньку.

Твой Сема.

К моему восьмидесятилетию

 
Я слышал голос. Он издалека
Как будто песню пел для старика…
 
 
Он пел о том, что песен больше нет,
Что скоро, может быть, погаснет свет
И, вероятно, не зажжется снова
И что не найдено потерянное слово.
Но голос был иной во мне,
Он пел о том, что первый был во сне,
Что наяву убог и стар
Лишь тот, кто погасил священный дар,
Что песням нет и свету нет конца,
Что воля такова Предвечного Творца.
 

5/IX <19>71

Эпиграмма на самого себя [444]444
  В черновике эта эпиграмма датируется 1966 г.


[Закрыть]

 
Не трогайте его. Он занят. Он творит,
Он Музе говорит, и Муза отвечает…
А он, нахмурившись, затворником сидит
И крестословицу внимательно решает.
 

Paris, 1е 5/ХII <19>71

Вадимушка дорогой,

Прости, что так долго тебе не отвечал на твое письмо с поздравлением [445]445
  Андреев к 5 сентября поздравил Луцкого с 80-летием.


[Закрыть]. Очень был им тронут и постараюсь не очень быстро переходить на положение и на психологию старика. Но мировые события сейчас не такие, чтобы оставаться оптимистом. Новая война в Индии может даже привести к мировой войне, ONU безнадежно провалилось, человечество все более и более позорит себя… [446]446
  3 декабря 1971 г. Пакистан начал массированные воздушные атаки против Индии; индийская армия, воспользовавшись этим, захватила несколько провинций в Восточном Пакистане; в свою очередь пакистанские войска вторглись в Индийский Кашмир. Резолюция ООН о прекращении огня оказалась малоэффективной, в частности из-за вето, наложенного на нее СССР, союзника Индии, имевшей в этом конфликте заметный перевес. Боевые действия завершились к 16 декабря. Восточный Пакистан был провозглашен независимым государством Бангладеш.


[Закрыть].

Наша дорогая «Сев<ерная> Звезда», увы, дышит на ладан. Нас осталось только 9 бр<атьев>, а на собраниях бывает 5–6, собираемся на Puteaux с русскими ложами, кое-как еще боремся [447]447
  Кризис в Ложе Великого Востока Франции, к которому принадлежала Северная Звезда, привел в это время к фактическому ее слиянию с объединенной ложей Астрея-Юпитер Великой Ложи Франции, которая находилась на rue Puteaux.


[Закрыть].

В Октябре скончался Петровский [448]448
  Николай Валерьянович Петровский (1891–1971), по образованию адвокат. Являлся товарищем председателя Всеобщего (Объединенного) союза русских шоферов. Вступил в ложу «Северная Звезда» в 1929 г., в 1933 г. покинул ее, в 1947 г. вернулся.


[Закрыть]. сегодня получили известие о смерти Газданова… [449]449
  Гайто (Георгий) Иванович Газданов (1903–1971), писатель. Вступил в «Северную Звезду» в 1932 г. С 1953 г. до самой смерти был сотрудником радиостанции «Свобода» (с 1967 г. жил в Мюнхене, где и умер, почему Луцкий и пишет; «получили известие»).


[Закрыть]Теряем всякую надежду на выздоровление Позняка. Словом – весело… [450]450
  «Последнее заседание Северной Звезды состоялось 28 января 1972 г., когда формально ложа уже была закрыта. В этот день Ал. О. Маршак произнес речь памяти двух недавно скончавшихся членов ложи: Г.И. Газданова и Н.В. Петровского…» (А.И. Серков. «История русского масонства после Второй мировой войны», стр. 251).


[Закрыть]

Мы же с Флорочкой стараемся держаться и поддерживать друзей.

Мы провели чудесные каникулы в Израиле, слава Богу, у них все благополучно, и я надеюсь, что Садат [451]451
  Мухаммед Анвар Садат (1918–1981), президент Египта с 1970 г. В период его президентства был подписан мирный договор с Израилем (1979). Был убит в октябре 1981 г. в результате покушения, совершенного группой офицеров, членов экстремистской мусульманской организации, во время военного парада.


[Закрыть]только играет в покер.

Я рад за тебя, за то, что ты так хорошо провел время в России и видел столько интересных людей. Но ты ничего о твоем здоровье не пишешь, а я со стороны узнал, что летом ты был нездоров. Что у тебя было и как теперь?

Мы имели большую радость видеть у нас твоего очаровательного Сашу – какая он прелесть!

Я надеюсь, что ты продолжаешь работать над тем, что ты нам уже прочитал и что не забываешь и стихи. Пришли новые если есть. Жду тебя и Олечку, думая, что Вы скоро будете в Париже.

А пока за себя и за Флорочку Вас обоих сердечно целую со всей моей любовью.

В<аш> Сема

Paris, 1е 27/VIII <19>72

Родной мой Вадимушка,

Не, знаю, с чего начать это письмо, но я просто в отчаянии из-за полного неведения о тебе и из-за той тяжелой полосы молчания, которая невероятно как образовалась в нашей переписке… Несколько раз я хотел тебе написать, но даже не знаю, где ты? На Олероне, на юге Франции, в России или в Женеве – дойдет ли туда письмо? Откликнись! И ты тоже обо мне ничего не знаешь, а ведь в моем возрасте Бог знает, что может случиться: вот возьму да помру… Год этот у меня был тяжелый, я много болел (cystite, почки, uree etc) [452]452
  С. Луцкий страдал урологическими заболеваниями.


[Закрыть], вернулся сейчас из Виттеля [453]453
  Один из нескольких курортных городков Франции, куда Луцкий неоднократно ездил на лечение, см. прим. 214.


[Закрыть], уставший от лечения. И Флорочка нехорошо себя чувствовала (para-phlebite). Сейчас мы думаем через месяц поехать к детям, но нам сейчас страшновато уезжать из-за Позняков. Саша совсем в плохом состоянии, а у Лели ко всему прибавилась тяжелая водянка, завтра ее положат в госпиталь. Не знаю, как она из этого выскочит и выскочит ли – что же будет с Сашей? В другой раз напишу подробнее, но сейчас только добавлю, что Ложа наша перешла в Gde Loge [454]454
  См. прим. 447.


[Закрыть], а Маршак [455]455
  Речь идет об Александре Осиповиче Маршаке, см. прим. 333.


[Закрыть]чуть не умер из-за заворота кишек, который приключился во время их «каникул». Вот какие дела у нас!..

Зимой я был на одном выступлении Вознесенского и пришел в ужас от его стихов [456]456
  Андрей Андреевич Вознесенский (1933), советский поэт. Вознесенский и Е. А. Евтушенко были в то время одними из самых известных на Западе деятелей советской литературы, в том числе и для русской эмиграции, ср. в стихах Ю. Терапиано «Листопад» (60-е гг.): «Мне что ж, с Евтушенко кричать о кубинском притоне,/ О Мигуэлях и Кастро, поверивших в С.С.С.Р.,/ Иль на футуристическом саксофоне/Чертить с Вознесенским параболы огненных сфер?» (Ю. Терапиано. «Паруса» (Washington, 1965), стр. 13).


[Закрыть]! Это прославленный русский поэт? Твои стихи, дорогой мой, гораздо выше его «поэзии», и я рад был бы получить твои новые стихи.

Целую тебя и Олечку.

В<аш> С<ема>.

Paris, 1е 28/XI 72 [457]457
  Перед этим письмом, 14 октября, Луцкий отправил Андрееву из Израиля, где он в это время находился, два своих стихотворения: «Вадиму (Когда волшебная стихия…)» и «С каждым днем я все больше поэт…» (вошли в его сб. «Одиночество», приписку, которую он к ним сделал, см. в комментариях к последнему стихотворению).


[Закрыть]

Родной мой Вадимушка,

Я узнал от Т<атьяны> А<лексеевны>, что Володя скоро приедет в Париж, и счастлив буду его повидать… Господи, сколько общего, сколько воспоминаний нас связывают!.. Спасибо, дорогой, за твое письмо. Как ты мне сейчас недостаешь… Я здесь в полном поэтическом одиночестве, пишу стихи и сам не знаю, надо ли продолжать, нужны ли и хороши ли они… Я надеюсь, что ты тоже скоро приедешь сюда, и Бог знает, сколько у нас будет тем для разговора… Мои «воспоминания» у меня пока только в проекте, главное сейчас для меня стихи. Они мне даже ночью снятся. А проснувшись, не помню слов, но только полон какой-то волнующей музыки…

Разбираю старые стихи, одни порчу, другие, как будто очищаю…

В общем, поэтическая тоска…

Целую тебя и Олечку крепко и прилагаю несколько стихотв<орений> [458]458
  Все три нижеследующих стихотворения вошли в сб. «Одиночество».


[Закрыть].

* * *

 
Когда ты мед посыпешь перцем,
Ты извратишь природный вкус…
Не головой, а чутким сердцем
Единой правде я учусь.
 
 
Оно живет лишь откровеньем,
Навеянным издалека,
Под милосердным дуновеньем
Невидимого ветерка.
 

* * *

 
Оспаривать у ветра быстроту,
У облака легчайшее паренье
И камнем вдруг сорваться на лету
В земли тупой столпотворенье…
 
 
Разочарованно лежать
И все ж надеяться на чудо —
Нет, не могу, природа-мать,
Принять позор такого блуда.
 
 
Я камнем создан. Но порой
И в камне музыка таится,
И тот, кто не совсем глухой,
Быть может, ею насладится…
 

<Приписка на полях> Как забавно: начал пятистопным неожиданно перешел на четырехстопный!

* * *

 
Поэт, живи! И милость Божью
На нищих духом призывай,
К бездомности и бездорожью
Голодным сердцем привыкай.
 
 
Ты будешь чист, и свят, и беден,
Когда ж пробьет простейший час,
Ты отойдешь – суров и бледен
В непостижимое для нас.
 
 
И пусть и благ и злата ради
Живет и гибнет жадный век —
Не ты ли на большой тетради
Оставишь подпись: человек…
 

Париж, 16/III <19>73

Дорогой мой Вадимушка,

Давно собирался написать тебе, но очень я разленился, да и настроение было неважное… Я как-то разочаровался во всех моих стихах, и трудно мне без тебя. Переделал «Ангела» [459]459
  Трудно сказать с определенностью, о каком Ангеле идет речь – о сказочной поэме «Ангел» или о стихотворении «Знакомый ангел в комнату влетел…» (и то, и другое вошло в сб. «Одиночество»). Если имеется в виду стихотворение, возможно, Луцкий, переделывал его, учитывая замечания Г. Адамовича почти полувековой давности (см. комментарий к нему).


[Закрыть], пришлю тебе, но все это не то, что я хотел сказать. Впрочем, я думаю, что редко бывает, чтобы поэт был собою доволен. Все-таки над стихами я продолжаю работать, но без энтузиазма.

Я провожал на вокзале Володю, и грустно мне было, вероятно, мы больше никогда не увидимся. А сам он так и останется в моей памяти: немного взвинченным и возбужденным, – так что даже трудно было с ним по-настоящему поговорить. И при том: какой же он чудак! Зачем ему надо было встретиться с Терапиано, которого он побил 45 лет тому назад [460]460
  Юрий Константинович Терапиано (1892–1980), поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, мемуарист. Конфликт В. Сосинского с Ю. Терапиано произошел из-за опубликованной в журнале «Новый Дом» (Терапиано являлся одним из его редакторов) рецензии В. Злобина на № 1 «Верст», в которой он резко нападал на М. Цветаеву и А. Ремизова (более подробно об этом см. в комментариях к письму Луцкого Сосинскому от 7 ноября 1926 г.). Этот конфликт сопровождался физическими стычками между Сосинским и Терапиано и даже вызовом на дуэль, который Терапиано отклонил (см. об этом: «Рассказывает Владимир Сосинский. История одного кольца, или Несостоявшаяся дуэль». Публикация Льва Мнухина. «Русская Мысль», 1990, № 3855, 23 ноября, стр. 12–13). В этих воспоминаниях Сосинский рассказывает в частности о том, что он встретился с Терапиано во время своего приезда в Париж в начале мая 1976 г. (кроме них за столиком в кафе «Дом» присутствовала И. Одоевцева). В ходе примирительной беседы Терапиано поведал о том, что причиной отклоненного им вызова явился В. Ходасевич, который был поначалу «самым главным вдохновителем «настоящей, а не абстрактной общественной пощечины вам», а когда увидел, что дело зашло слишком далеко, стал гнуть в другую сторону. Когда я всем заявил, что нельзя не принять вызова Сосинского, он стал всем говорить, и весьма убедительно: «русская литература – ее лучшие традиции и люди – ныне в изгнании. Мы должны этот светоч беречь, особенно молодежь; мы ответственны перед родиной за каждую строку, за каждую жизнь!» Не должно больше быть таких гибелей, как Пушкина, Лермонтова… И повлиял на нас и на меня так, что я, уже совсем готовый к дуэли психологически, не принял в конце концов вашего вызова» (ibid., стр. 12).


[Закрыть]!

Вадимушка, как ты и Олечка поживаете? Продолжаешь ли еще возиться с книгой Прегель или пишешь свое [461]461
  София Юльевна Прегель (1894–1972), поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, издатель, общественный деятель, мемуаристка. Две последние книги С.Ю. Прегель: поэтическая – «Последние стихи» и прозаическая – «Мое детство», вышли посмертно в 1973 г.


[Закрыть]? В Женеве ли сейчас Слоним [462]462
  Марк Львович Слоним (1894–1976), политический и общественный деятель, член партии эсеров; литературный критик, историк литературы, публицист, редактор. Проживал в эти годы в Женеве.


[Закрыть]или еще в Италии?

У нас все по-старому. Вот уже и лето приближается, и надо решить, где мы его проведем. В Израиль поедем только в октябре.

Не собираешься ли ты в Париж? Как бы я был рад увидеть тебя! Через месяц я прочту в Ложе доклад о Мих<аиле> Андр<еевиче> [463]463
  Текст доклада не сохранился, но, возможно, Луцкий планировал положить в основу старый доклад о М.А. Осоргине, прочитанный в ложе 27 ноября 1946 г., см. прим. 309.


[Закрыть]и о «Северных братьях», жалко только, что состав Лож сейчас очень изменился и мало там братьев, которые знали его.

Будь здоров, дорогой мой, и не забывай меня.

Крепко тебя и Олечку целую за себя и за Флорочку.

Т<вой> Сема.

Neris-les Bains, 5/VII <19>73

Родной мой Вадимушка,

Что случилось? Я уже 2 месяца жду от тебя ответа на мое письмо (от 4 V!) и начал беспокоиться… Все ли у Вас благополучно, здоровы ли Вы все? Я звонил Саше, и он меня немного успокоил, но все-таки… Или ты так занят собственной работой. Какой? Или – просто забыл о существовании твоего верного Семы? Но, дорогой мой, я все еще жив и надеюсь, что тебе еще не так скоро придется писать обо мне посмертную статейку (…Жил да был, строил локомотивы (хорошие), писал стихи (плохие), а в общем был довольно странный, застенчивый и одинокий человек). Да, я жив и стараюсь «продлить» себя, борясь за будущую книгу. Но иногда отчаиваюсь, ибо она будет стоить огромных денег. Бегаю по типографиям, подумываю даже о том – не лучше ли издать ее в Израиле. Или просто положить стихи в бутылку и бросить в море – пусть шальная волна вынесет ее на неведомый берег или пусть проглотит ее свирепый Левиафан… Не очень много от этого потеряет российская поэзия!..

«И все-таки! А почему – не знаю…» Дальнейшее ты прочтешь в прилагаемом стихотворении, которое может послужить «послесловием» для моей воображаемой книги. Сейчас я с Флорочкой на курорте (до 20/VII), лечим нервы, ревматизм и прочие гадости. Но душевно мы бодры и имеем хорошие известия от детей. К ним поедем в сентябре. Напиши, дорогой, о себе и о всех Вас – (здоровье, работа, планы?).

Жду с нетерпением от тебя ответа, а пока сердечно и нежно тебя и Олечку обнимаю и целую за себя и за Флорочку. Твой неизменный, но огорченный твоим молчанием Сема.

Когда же мы увидимся?

<На полях> Я спрашивал тебя: в Женеве ли Слоним? Не знаю, что мне делать: он хочет иметь мой с<оциал>-р<еволюционный> архив, но ничего мне не пишет… Где он?

 
И все-таки! А почему – не знаю…
На склоне лет, собрав мои стихи,
Я за столом сижу и размышляю —
Какие все ж удачны иль плохи?..
– Тяжелый выбор! Ведь меж этих строчек
Кровинки сердца или боль мечты —
И, оторвавши фиговый листочек,
Я собственной стыжуся наготы.
Но Муза, спутница моя сыздетства,
Мне шепчет целомудренно о том,
Что даже малое мое наследство
Не должен я оставить под замком.
И что мое свидетельство о веке,
В котором я участвовал и жил,
Быть может, в будущем возбудит человеке
Порыв любви и пробу новых сил…
– Я вас люблю, стихи мои, до боли
И даже ненавидеть вас готов,
Когда ненужное приходит поневоле,
А для важнейшего мне не хватает слов…
Плоды мечты, бесплодные мечтанья,
Вас записать – мой подвиг невелик,
Но я пишу, как пишут завещанье,
Я вас пишу, как пишут свой дневник,
Себя терзая в поисках ответа
И никогда не находя его…
(Да унесет спасительная Лета
Мучительное слово – ничево!)
– А впрочем, оправдания не надо,
От одиночества спасенья нет —
Поэзия – отрава и отрада,
Но разве логикой живет поэт…
 

Neris-les Bains, 3/VII <19>73

(…На всем вышеизложенном однако

Ни капли не настаиваю я…)

(А. Гингер) [464]464
  Концовка стихотворения А. Гингера «Пять стоп» (1922), из его сб. «Преданность» (Париж, 1925), стр. 17. В пародии «Плыви, как ломкий сук по речке…» (1930), построенной как «сборная цитата» «Преданности», Луцкий, намекая на те же самые строчки, писал: «Вышеизложенное, право/ Не худо было б объяснить». Данное двустишие было популярным в среде эмигрантских поэтов: в трансформированном виде – «На всем нижеизложенном, однако,/ Ни капли не настаиваю я» – оно служит эпиграфом к сборнику стихов Ю. Одарченко «Денек» (Париж, 1949).


[Закрыть]

Заметь, что я стараюсь писать по новой орфографии, но конечно, с ошибками.

Paris, le 22/VII <19>73

Дорогой мой Вадимушка,

Как я счастлив был получить от тебя твое письмо от 12/VII (оно было в дороге 7 дней!) и узнать, что все у Вас, слава Богу, благополучно. Но как я волновался, ничего не имея от тебя 2 месяца! Я уже думал послать В<ам> телеграмму, но не знал куда. Постарайся, Вадимушка, больше не волновать меня, не забудь, что ты мне дорогой и ближайший друг и брат…

Мы вернулись вчера, а в субботу 28/VII едем в Vittel (Hotel «La Lorraine»), 88 [465]465
  См. прим. 453.


[Закрыть]. Надоело мне так по курортам таскаться, но почки это требуют… Зато в октябре поедем к моим в Израиль!.. Может быть, я там смогу издать мою книгу, надо будет там узнать – может быть, это будет дешевле. А в Париже это прямо разорение, но я все еще буду искать более дешевую типографию. В крайнем случае я, может быть, ограничусь тем, что сделаю 50-100 photocopies… Книгу думаю назвать: «Одиночество».

Я очень рад тому, что тебе понравилось мое стихотворение.

По существу, это почти не стихи, а разговор с самим собой, внутренняя «исповедь» и главные слова в нем: дневник, завещание и одиночество. Оно вылилось у меня в полчаса.

Какая книга твоя выходит в Москве [466]466
  По-видимому, в письме Андреева сообщалось о готовящейся к выходу в издательстве «Советский писатель» его книге «История одного путешествия», куда вошли три автобиографические повести: История одного путешествия», «Возвращение в жизнь» и «Через двадцать лет» (Москва, 1974).


[Закрыть]?

Целую крепко Вас обоих за себя и за Flo и в заключение прилагаю еще одно мое стихотворение:

 
В музее слов на самом тайном месте
На языке не нашем – письмена…
Лишь посвященным смысл их известен,
Им дальние открыты времена…
 
 
Избранники! Закройте все страницы,
Забудьте о пророческих словах…
Да, счастлив я! Мне счастье может сниться,
А Вам судьба: бессонница и страх…
 

7/VII <19>73

Еще раз целую и жду письма.

P.S. Ну, какой же я «скромный»? Настоящая скромность это если печатать стихи без подписи (и картины тоже!) [467]467
  Мысль о неподписанных стихах появляется в недатированных записках Луцкого мемуарного характера, здесь он пишет: «Чувство честолюбия или желания славы я был всегда лишен, и, говорю это вполне честно, я счастлив был бы, если бы мог написать гениальные стихи, такие, которые переворачивали бы душу человеческую, и мог бы укрыться под псевдонимом. Не все ли равно, кто их написал, главное, это что они написаны и волнуют людей».


[Закрыть]. Но кто же на это способен? Святые? Но они стихов не пишут…

<На полях 1-й страницы> «Ничего» я написал с ошибкой, Думая, что так надо по новой орфографии [468]468
  См. строчку «Мучительное слово – ничево!» в стихотворении «И все-таки! А почему – не знаю…» в предыдущем письме. Очевидно, Андреев указал Луцкому на неверно написанное слова «ничего».


[Закрыть].

<На полях 2-й страницы> Вадимушка, а не дешевле ли будет печатать в Женеве? Как ты думаешь?

Paris, le 13/IX <19>73

Дорогой мой Вадимушка,

Ты мне писал, что осенью Вы поедете к Олечке, но не писал когда. Я надеюсь, что ты еще не уехал и что скоро буду иметь от тебя ответ. Меня просто «замучила» моя будущая книга, еще не нашел нужной типографии. Последнее, что я узнал, это следующий способ: делаются снимки на алюминевых листах, с них делают другие снимки на особенной бумаге (на страницах черных и нечерных), получается как будто хорошо, но потом надо заняться обложкой и брошюровкой у специалиста… Все это довольно сложно и дорого… Пока еще ничего не решил. Иногда прихожу в отчаяние и думаю, зачем я все это затеял? Кому нужны мои стихи? Когда я читаю то, что печатается сейчас, то прихожу в ужас от нелепого и уродливого «модернизма» и чувствую, что моя книга будет чем-то вроде «Бедной Лизы» Карамзина. У меня несовременный язык, другие мысли и чувства…

Но все-таки… На всякий случай прошутебя ответить мне на вопрос: как распределить стихи: 1) по годам, 2) по десятилетиям (стихи от 25 до 35, от 35 до 50 годов и т. д.) 3) или просто озаглавить книгу: «Одиночество» – стихи разных лет… Очень нуждаюсь в твоем совете. Если бы ты был здесь, то все было бы легче и проще. Прости, дорогой мой, это нудное письмо, устал я от всего этого.

7 октября мы поедем на месяц к Адиньке, трудно так долго не видеть ее и внуков. У них, слава Богу, все благополучно, страна спокойна и, как будто, ничем не рискует, но чем все это окончится?

Целую нежно тебя и Олечку за нас обоих и жду скорогоответа.

Твой Сема.

Paris, le 19/Х <19>73

Родной мой Вадимушка,

Только что получили твое и Олечки письмо от 14/Х (ты пишешь: 14/IX!) и тронуты до глубины души Вашей любовью и преданностью и пожеланиями победы, в которую мы тоже горячо верим. Мы, увы, застряли здесь, должны были лететь в воскресенье 7/Х, а в субботу началась война [469]469
  Речь идет о войне, вошедшей в историю, как Война Судного дня. Началась 6 октября 1973 г. неожиданным нападением Египта и Сирии на Израиль в еврейский праздник Иом Кипур (Судный день) (прекращение огня последовало 24 октября 1973 г.).


[Закрыть], Lod [470]470
  Lod – город в Израиле, рядом с которым находится международный аэропорт.


[Закрыть]был закрыт, и авионы были открыты только для военнообязанных израильтян и для корреспондентов. И так и до сих пор, и нам остается только ждать первой возможности… Больно знать, что мы здесь и ничем не можем помочь реально: ведь даже в нашем возрасте я все же мог бы и с ружьем справиться и вообще быть полезным хотя бы в киббуце, заменяя молодых ушедших на войну, а Флорочка, ухаживая за ранеными… Остается ждать и ждать победы, в которой я не сомневаюсь, но которая будет дорого стоить… [471]471
  Несмотря на то, что превосходство Израиля в, этой войне было внушительным (не вступи в силу резолюция ООН 338 о прекращении огня, арабские армии, в особенности египетская, могли быть полностью разгромлены), страна заплатила высокую цену, потеряв две с половиной тысячи солдат; значительными оказались и потери военной техники: было уничтожено 800 танков и 115 самолетов. Это привело в результате к отставке правительства Голды Меир.


[Закрыть]

От Адиньки долго ничего не имели, а вчера сразу 4 письма! У них, слава Богу, все благополучно, а Имочка (лейтенант) обучает новобранцев [472]472
  В тот момент, когда писалось это письмо, Луцкий еще не знал, что его внука Иммануэля уже не было в живых; он погиб за несколько дней до этого – 13 октября 1973 г. (см. следующее письмо). Награжден посмертно орденом за личное мужество.


[Закрыть]. Страна держится поразительно стойко, работает, молится и верит в победу. Удивительный народ! Я надеюсь, что скоро будет перелом в военном положении и что арабы будут разбиты. И надеюсь, что это произойдет до Адинькиных именин 28/Х, когда ей минет 50 лет! Счастье, что есть USA, но что сказать об URSS?! И о франц<узской> политике!

Родной мой и бесконечно дорогой Вадимушка, как я был тронут твоим письмом накануне твоего отъезда! И твоим предложением помочь мне в издании книги… Спасибо за любовь и за братство (которому действительно 50 лет!) [473]473
  Судя по этой фразе, будущие друзья познакомились в 1923 г., и произошло это, стало быть, в Германии, где в то время жил Андреев (в Париж он перебрался 28 июля 1924 г.) и где тогда же оказался Луцкий (здесь он венчался с С. Луцкой). Впрочем, возможно, что этот срок примерный, и они познакомились в Париже (см. письмо от 1 февраля 1975 г.).


[Закрыть]. Книгу «Одиночество» я все же успел отдать Березняку [474]474
  Л. Березняк – владелец типографии в Париже на 12, rue Lagrange (позднее на 18, rue Faubourg du Temple). В его типографии печаталась разнообразная книжная и газетно-журнальная продукция русских эмигрантов: в 20-е гг. газета «Еврейская трибуна», в 1939 г – еврейский еженедельник на французском языке «Affirmation», редактором которого был поэт Д. Кнут (см. упоминание Л. Березняка в письмах Кнута: см.: Довид Кнут. «Собрание сочинений. В 2 т.» Т. 2. Составление и комментарии В. Хазана (Иерусалим, 1998), стр. 192–193,206-207), здесь же были напечатаны книга А. А. Плещеева «Сергей Лифарь. От старого к новому» (1938), сборник стихов русских зарубежных поэтов «Эстафета» (1948), множество поэтических сборников: «Борьба за несуществованье» (1925) Б. Божнева, «Горечь» (1927) Д. Кобякова, «Строфы» (1928) Г. Раевского, «Рассветы» (1937) и «Двенадцать месяцев» (1956) Л. Червинской, «Свидетельство» (1938) Н. Станюковича, «Новолунье» (1955) А. Шиманской, «Стихи. Книга вторая» (1956) Г. Забежинского, «Чужое и свое: Избранные стихи 1903–1961» (1962) А. Биска (как и предыдущая его книга: «Избранное из Райнера Мария Рильке», б/г), «Слова» (1965) Л. Ганского, «Стихи» (1968) М. Кантора, «Стихи» (1969) П. Бобринского и др.
  На «Одиночестве» Луцкого, однако, значится не типография Л. Березняка, a Impressions Internationales, Paris (склад издания: Les Editeurs Reunis, 11, rue de la Montagne Sainte-Genevieve, Paris, 5e).


[Закрыть], Лифарь [475]475
  Имеется в виду Леонид Михайлович Лифарь (1906–1982), типограф, старший брат знаменитого танцовщика, балетмейстера и пушкиниста С. М. Лифаря (1905–1986).


[Закрыть], милейший человек, заинтересовался ею и снизил цену. Готова будет, надеюсь, к декабрю.

Будь здоров, дорогой мой, крепко целую тебя и обоих Олечек [476]476
  И мать, и дочь в семье Андреевых носили имя Оля. Ср. их разделение на Олю Большую и Олю Маленькую в письмах младшего брата В. Андреева Даниила («Даниил и Вадим Андреевы: братья знакомятся. Письма Д. Андреева родным». Публикация, вступительная заметка и примечания Ольги Андреевой-Карлайл и Алексея Богданова, «Звезда», 1997, № 4).


[Закрыть].

Ваш Сема.

<Приписка Флоры Луцкой> Дорогие мои, спасибо за любовь и за моральную поддержку. Крепко целую Вас всех. Флора

<На полях 1-й страницы> Вчера у нас был твой чудный Саша, как Вы должны гордиться таким прекрасным сыном… Как твоя нога, продолжаешь ли хромать или сделаешь операцию?