Сочинения
Текст книги "Сочинения"
Автор книги: Семен Луцкий
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
СТИХИ, ОПУБЛИКОВАННЫЕ В СБОРНИКАХ [58]58
Условные обозначения
АБЛ – Архив А. Бэнишу-Луцкой.
Антология – «Мы жили тогда на планете другой…». Антология поэзии Русского Зарубежья. 1920–1990 (Первая и вторая волны); в четырех книгах. Составление Е. В. Витковского; Биографические справки и комментарии Г. И. Мосешвили (Москва, 1994).
В – Возрождение: Ежедневная газета. Ред. П. Б. Струве (1925–1927), Ю. Ф. Семенов (с авг. 1927) (Париж), 1925–1940.
ВР – Воля России: Ежемесячный журнал политики и культуры. Ред. В. И. Лебедев, М. Л. Слоним, Е. А. Сталинский, В. В. Сухомлин (Прага), 1922–1932.
ВРС – Вернуться в Россию – стихами… 200 поэтов эмиграции: Антология. Составитель, автор предисловия, комментариев и биографических сведений В. Крейд (Москва, 1995).
ЕвКРЗ IV – Евреи в культуре Русского Зарубежья. Статьи, публикации, мемуары и эссе. Т. IV. 1939–1960 гг. Составитель и издатель М. Пархомовский (Иерусалим, 1995).
ЕКРЗ V – Евреи в культуре Русского Зарубежья. Статьи, публикации, мемуары и эссе. Т. V. Составитель и издатель М. Пархомовский (Иерусалим, 1996).
3 – Звено: Еженедельная литературно-политическая газета. Ред. М. М. Винавер, П. Н. Милюков (Париж), 1923–1926; Ежемесячный журнал литературы и искусства. Ред. М. Л. Кантор (Париж), 1927–1928.
О – Семен Луцкий. «Одиночество». Стихи (Париж, 1974).
ОэБЛ I и ОэБЛ II – два экземпляра «Одиночества», принадлежащие А. Бэнишу-Луцкой и хранящиеся в ее собрании; каждый из них имеет авторские вставки и пометы.
ПН – Последние Новости: Ежедневная газета. Ред. П. Н. Милюков (Париж), 1920–1940.
С – Семен Луцкий. «Служение» (Париж: Издательство Стихотворение, 1929).
СП– Своими Путями: Литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный журнал. Под ред.: А. К. Рудина (№ 1/2-6/7), А.И. Федорова (№ 1/2), С.Я. Эфрона (№ 1/2-12/13), Н.А. Антипова (№ 3/4-12/13), А.А. Воеводина (№ 3/4-10-11), П.Н. Всежинского (№ 10/11), Д.И. Мейснера (№ 12/13), Е.Л. Недзельского (№ 12/13), Б.К. Семенова (№ 12/13) (Прага), 1924–1926.
СППК– Стихотворение. Поэзия и поэтическая критика. <Вып.> I и II (Париж, 1928).
СэБЛ – «Служение» —экземпляр А. Бэнишу-Луцкой, в котором большинство стихов датировано рукой С. Луцкого.
Эстафета: Сборник стихов русских зарубежных поэтов. Редколлегия: И. Яссен, В.Л. Андреев, Ю. К. Терапиано (Париж; Нью-Йорк, <1948>).
[Закрыть] [59]59
СТИХОТВОРЕНИЯ
Раздел Стихотворения состоит из четырех разделов: в 1-й раздел вошли стихи, опубликованные С. Луцким в двух его сборниках – С и О (чтобы избежать повторов, при перепечатке второго сборника исключены те стихи, которые были опубликованы в первом; стихи из С, повторенные в О, отмечены в комментариях * перед названием); 2-й раздел составили опубликованные стихи, не вошедшие в сборники; в 3-м м разделе собраны неопубликованные стихи поэта, которые в свою очередь подразделяются на имеющие датировку и недатированные (в особую рубрику здесь выделены подражания, пародии, иронические и шуточные стихи); наконец, 4-й раздел состоит из поэмы Луцкого «Петух».
Стихи печатаются с незначительными пунктуационными изменениями, соответствующими современным грамматическим нормам.
[Закрыть]
«СЛУЖЕНИЕ» (Париж,1929) [60]60
«Служение»– Сборник стихов С. Луцкого С не прошел не замеченным критикой. Так, в частности, ему уделено внимание в рецензии М. Слонима на новые сборники стихов «О молодых поэтах» (ВР, 1930, IV). «Дарование Луцкого не очень велико, – отмечал критик, – круг его тем ограничен, стихотворениям его, несмотря на их мелодичность, присуща порою некоторая сухость и даже умственность, но в них иной раз ощущается то, что называют «поэтическим волнением». <…> у Луцкого установка не на образ, а на некоторую афористичность, но он ищет метких определений и обращает внимание на выбор слов. Не всегда поэт избегает некоторой банальности или, в лучшем случае, неяркости выражения, но в книге большинство стихов вполне удачно с формальной стороны» (стр. 363). Ту же несколько преувеличенную «страсть к афоризмам, опять-таки чисто умственного, а не поэтического характера», подчеркивал в Луком и А<лексей> Э<йснер>, рецензируя в ВР (1928, VI, стр. 119) сборники СППК (в вып. 2 были напечатаны три стихотворения Луцкого: «Обладают прихоти природы…», Песня о луне и «Как нежен слабенький росток…», включенные затем в С). «Он любит – продолжал тот рецензент, – повторять: “Все это просто” или “Просто и ясно”. Такая мудрость очень немногого стоит и у классной доски, при доказательстве теоремы (“само собой очевидно”), в поэте она невозможна».
Критика была едина в констатации отсутствия в стихах Луцкого ярких поэтических открытий. М. Слоним в упомянутой рецензии на С, называя его музу «женственной, мягкой, впадающей в меланхолическое бессилие» и не без проницательности указывая на то, что «он может только петь тоску и отрешение», находил далее те же «усредненные» признаки усталости и апатии художественной воли, что и у ряда других т. н. «молодых» поэтов: «Вдумчивые, не лишенные порою скромной прелести, стихи Луцкого поражены все той же болезнью: в них какая-то покорствующая вялость, бессилие сдачи, томительная меланхолия, не возвысившаяся до сильного поэтического выражения. Вот почему многие из них не волнуют, несмотря на то, что написаны они совсем не плохо: на ту же тему, приблизительно в том же духе напечатаны сотни подобных же стихов» (Ibid., стр. 363–364).
Примерно так же воспринял С и В. Ходасевич, получивший книгу стихов Луцкого на отзыв (см: В, 1929, № 1661, 19 декабря, стр. 3). В статье «Скучающие поэты» (В, 1930, № 1703, 30 января стр. 3), представляющей собой рецензию на новые поэтические сборники, он в весьма неодобрительном контексте отмечал двустишие Луцкого «Бегут, сменяясь <в оригинале: меняясь>, времена,/ Бессмысленная скоротечность» (из стихотворения «Душа, и ты не спасена…»…): «Я начал читать эти книжечки с карандашом в руке, делая на полях отметки. Но постепенно у меня пропадала охота подчеркивать, ставить птички да крестики. Наконец карандаш и вовсе выпал из моих рук. Труд почти пропал даром, ибо я увидел, что летят страницы, сменяются имена авторов – отмечаю же я все одно и то же, что почти все десятка два мелькнувших передо мною поэтов разнятся друг от друга частностями, а в основном томительно сходствуют».
Тремя неделями раньше Ходасевича на С отозвался Г. Адамович в статье «Молодые поэты»: «У Семена Луцкого в Служении сильно сказывается чувство непосредственно-эстетическое. Его стихи музыкальнее и пластичнее, нежели стихи Браславского <до этого критик вел речь о сборнике А. Браславского Стихотворения (Париж, 1929)>, но по существу они наивнее их. Луцкий, по-видимому, усердно читал Ходасевича, отчасти с пользой для себя, отчасти со вредом: он научился стилистической опрятности и чистоте, но перенял и ту раздвоенность сознания, с которой, правду сказать, ему делать нечего. «Песня о луне» – пример этого. Возводить в загадку «бытия» то простое обстоятельство, что в воде, как в зеркале, все отражается, и патетически восклицать:
Мудрые, трезвые! Вам разгадатьВерху иль низу – быть, отражать? – значит, собственно говоря, выказывать неуважение к подлинным загадкам бытия. В стихах менее замысловатых дарование Луцкого крепнет и становится заметно» (Г. Адамович, «Молодые поэты», ПН, 1930, № 3214,9 января, стр. 2).
Пражский поэт С. И. Шовгенов, участник литературной группы Далиборка, писавший под псевдонимом С. Нальянч, оценивая С, говорил о том, что в нем «много незрелого, наивного, безвкусного, но из пятидесяти стихотворений сборника можно выбрать три-четыре, которые позволяют возлагать на поэта надежды». К удачным он причислил «Я спать хочу…», «Мир предо мной…», «Я спрашивал дорогу у ветров…», в особенности же выделил «Как нежен слабенький росток…», по его словам, «оригинальное по замыслу и недурное по исполнению». «Досадно, – заключал он, что это лучшее теряется в море посредственного или очень слабого» (С. Нальянч, «Парижские поэты», «За Свободу!» 1930, № 101 стр. 8).
Сборник С имеет посвящение «Памяти моего отца».
[Закрыть]
Когда-нибудь от мутных снов. В СэБЛ датировано 4/II <19>28.
[Закрыть]
Когда-нибудь от мутных снов
И я проснусь, и я поверю
И музыке спокойных слов
Души гармонию доверю.
И там, где видел я всегда
Одну тщету, одно «не надо»,
Блеснет спасительное «да» —
Успокоенье и награда.
Подруга нежная, ужель,
Надев торжественную тогу,
Ты не отдашь свою свирель
Очеловеченному Богу?..
О звезды, высоко звеня,
Грустили вы о мирном веке…
Что ж сохранится от меня
В обожествленном человеке?..
Надежда, вера и любовь
Трехглавой гидрой сердце гложет…
Осуществить такую новь…
– Когда? Когда-нибудь, быть может…
Дышать вот этой бездной. В СэБЛ датировано 8/XII <19>29. В докладе <О Прекрасной Даме>, прочитанном в ложе Северная Звезда 27 ноября 1952 г., Луцкий вновь вернулся к образу «двух бездн»: «Это момент, когда человек духовным оком погружается поочередно в обе знаменитые философские пропасти – и бездну мира, и провал собственной души». Не оттого ль немая/ Яснейшая средь Муз? – Имеется в виду Полигимния, муза гимнической поэзии, которой приписывалось изобретение лиры; изображалась в задумчивой позе со свитком в руках; упомянута также в стихотворении Луцкого «1939», посвященном В.Л. Андрееву.
[Закрыть]
Дышать вот этой бездной,
Что там, над головой,
Железною, железной
Привешена рукой.
И щупая сквозь кожу
Свой худенький скелет,
Не рухнуть – уничтожен —
Под грудою планет…
Такое это чудо —
И длится долгий век,
А все живет не худо
И крепок человек.
Но бездна есть иная
И тяжелее груз…
Не оттого ль немая
Яснейшая средь Муз?..
* Весь воздух выкачан внутри. В СэБЛ датировано 28/XI <19>27. Дочь поэта А. Бэнишу-Луцкая пишет по поводу этого стихотворения: «Поэт и инженер «сотрудничали» в нем, и он часто употреблял метафоры, связанные с его электротехническими знаниями, как, например, сравнение души с электрической лампой» (Ада Бэнишу-Луцкая «Служение и Одиночество (Поэт Семен Луцкий)», ЕвКЗ IV, стр. 266).
[Закрыть]
Весь воздух выкачан внутри…
Сопротивляйся иль умри!
По тонкой проволочке строк
Бежит невыносимый ток.
Так в пустоту погружена,
Так до бела раскалена,
Как лампочка, роняя свет,
Горит душа. И жив поэт!..
Песня о луне. Впервые: СППК, II, стр. 24. В СэБЛ датировано 11/II <19>28. См. выше, в обзоре рецензий на С, реакцию на это стихотворение Г. Адамовича; в тон ему поэт и критик С. И. Шовгенов (С. Нальянч), приведя строфу из Песни о луне – «Я ведь не пьяный. Я ведь не сплю. Я правоту защищаю мою… Правой рукою я по морю бью… Как же в воде ударяю левшу?» – иронически восклицал: «Какие рифмы! Какая четкость выражений!» (С. Нальянч, «Парижские поэты», «За Свободу!», 1930, № 101, стр. 8).
[Закрыть]
В море глубоком ночью луна
Однажды купалась одна.
Окуналась она до самого дна,
На поверхность всплывала она…
В небо смотрел я. Там тоже луна,
И так же кругла и бледна…
– Просто и ясно: отражена
Там водяная луна.
Камешком в зеркало я запустил
Изо всех человеческих сил.
– Что же?.. Он хрупких небес не разбил,
В подводный обрушился ил.
И в миг, как спросонья, пьяна и бледна,
Закачалась в море луна.
Искривилась она. А вверху – тишина
И спокойна другая луна…
…Я ведь не пьяный. Я ведь не сплю.
Я правоту защищаю мою…
– Правой рукою я по морю бью…
Как же в воде ударяю левшу?
Мудрые, трезвые! Вам разгадать —
Верху иль низу быть, отражать?..
* Я спрашивал дорогу у ветров. Впервые: З, 1926, № 166, 4 апреля, стр. 7. Включено в: Антология, стр. 198–199. В СэБЛ датировано 23/III <19>26. Стихотворение варьирует тему «Примет» (1839) Е. А. Баратынского.
[Закрыть]
Я спрашивал дорогу у ветров…
Гудели ветры и не отвечали —
Им непонятно содержанье слов,
Сосудов человеческой печали…
Я спрашивал названье у реки…
Река молчала, но и без названья
Величественны, плавны и легки
Шли волны к океану на свиданье.
И обедневшие глаза подняв,
Я вопрошал угрюмо имя Бога…
Был кроткий день, благоуханье трав,
Свет святости. И белая дорога.
Но что-то мне мешало быть святым…
Не то ль, что я всему искал названье?
И вот не день, а черно-бурый дым
Окутал вдруг мое существованье…
Огромная природа в темноте
Змеей грозящей раздвигала звенья…
Я шел по первозданной пустоте,
Но даже ей искал определенье.
Упорство мысли! Каменный язык!
Единоборство духа и приманок!
Наклеивать аптекарский ярлык,
Чтобы пустых не перепутать банок.
Как нежен слабенький росток. Впервые (без посвящения). СППК, II, стр. 24–25. Включено в: Антология, стр. 196. В СэБЛ датировано 19. II. <19>28. Посвящено сестре поэта Флоре Абрамовне Луцкой (1895–1985).
[Закрыть]
Ф.Л.
Как нежен слабенький росток
В огромном поле…
Но выйдет из него цветок
По Божьей воле.
Ручей медлительно течет
В долине долгой…
Но и его большое ждет —
Он будет Волгой.
И, позабыв невинный век
Спокойной пашни,
Неугомонный человек
Стал строить башни…
Друзья, поймете ли меня?
Все это просто:
Одна есть радость бытия —
Возможность роста.
Когда осеннею порою. В СэБЛ датировано 1/Х < 19>28. Стихотворение содержит как минимум две реминисценции: одна – более прозрачная – пушкинская: «И сердце вновь горит и любит – оттого,/ Что не любить оно не может» («На холмах Грузии лежит ночная мгла…»), другая – более глухая – тютчевская, восходящая к мотиву «разговора с природой», см., напр., «Не то, что мните вы, природа…» с симптоматичной параллелью начала заключительной строфы у обоих поэтов: «Не их вина: пойми, коль может…» (Тютчев) – «Мне кажется тогда – быть может…» (Луцкий).
[Закрыть]
Когда осеннею порою
Слетает желтая листва
И падает передо мною,
И шелестит едва-едва,
Мне кажется тогда – быть может,
Со мной природа говорит,
И сердце оттого грустит,
Что понимать оно не может.
Восседает Господь на престоле небес. В СэБЛ датировано 20/Х <19>28. Борис Божнев (1898–1969) – поэт, художник. Луцкий посвятил Божневу еще одно стихотворение – «Душа, и ты не спасена…» (также включено в С). Ты плывешь на высокое дно – прозрачная аллюзия на стихотворение Божнева «Я дно высокое открыл…» из сб. «Фонтан» (Париж, 1927), стр. 20 ср. также строчку «И вызвав высоту из глуби» (стихотворение «На землю смертный воду льет…», открывающее этот сборник, стр. 11).
[Закрыть]
Борису Божневу
Восседает Господь на престоле небес,
Окружен серафимов толпой,
И пространство, и время, и меру, и вес
Назначает Он правой рукой.
И на левом плече белый голубь сидит,
Роза мудрости в левой руке…
Роза алая вечно цветет и грустит
И ласкается голубь к щеке.
А вокруг хороводы хрустальных планет,
И на каждой архангелов рой,
Но ни пенья, ни света, ни ангелов нет
Лишь на темной планете одной.
И когда, рокоча и свершая свой круг,
Черным камнем она пролетит —
Бледно-белой становится роза и вдруг
Голубь крыльями бьет и дрожит…
…О душа, это сказка, не плачь, не хули,
Ты плывешь на высокое дно,
И высоко над миром несется оно —
Несравненное горе земли…
Перед статуей. В СэБЛ датировано 1925. Посвящено жене, Сильвии й которую дома называли Люцией, отсюда: Л<юции> Л<уц– В черновом варианте это стихотворение имеет несколько иной вид:
Аполлон, Аполлон, слышу радость твою,И опять мое сердце вскипело,Я певучую душу твою узнаюИ твое полнозвучное тело…Я стою пред тобой неподвижен, смущен,И стоишь ты немой и недвижен…Сколько лет, сколько зим протекло с тех времен,Как тебе этот мрамор воздвижен…Ты был юным тогда, я – уже стариком,Мы бродили вдвоем по Элладе,И кому только не был из греков знакомЗвучный бог и седой кто-то сзади?..Аполлон, Аполлон, не богов ли удел —Быть забытым в холодном музее?Я же с каждой весной молодел, молодел,Нашей старою дружбой пьянея…
[Закрыть]
Л.Л.
Я стою пред тобой – неподвижен, смущен,
И стоишь ты и нем, и недвижен…
Сколько темной воды утекло с тех времен,
Как тебе этот камень воздвижен…
Ты был юным тогда, я – давно стариком,
По Элладе нам путь был единый,
И был каждому греку твой голос знаком
И мои вековые седины.
Аполлон, Аполлон, не богов ли удел
Быть забытыми в темном музее?
Я же с каждой весной молодел, молодел,
Нашей старою дружбой пьянея…
А потом завыли Вии. В СэБЛ датировано 18.III. <19>29.
[Закрыть]
…А потом завыли Вии,
Трубный голос прозвенел,
Страшный Ангел лик России
Маской на себя надел…
Лютый Ангел труп Мессии
Взнес над грудой темных тел…
Клокотали и гудели
Недра яростной земли,
Лавой пламенной мятели
Расплавляли корабли…
…Славить рока злые цели
Херувимы не могли…
А потом, когда не стало
Ни морей, ни кораблей,
Маска с Ангела упала
Среди пепельных полей…
…Снег пошел. Россия встала
И пришел Мессия к ней…
Обладают прихоти природы. Впервые: СППК, II, стр. 23. В СэБЛ датировано 19/II <19>28.
[Закрыть]
Обладают прихоти природы
Чудодейственною простотой
Облака – земные поят воды
Облака – питаются водой.
Но подавлен грозною работой
Рек небесных и юдольных рек
В центре вечного водоворота —
Неподвижен сложный человек.
Это он – изобретатель Леты,
Неповторной и глухой воды,
И его вопросы и ответы —
Вымысла мутнейшего плоды…
Я шел молитвенно и тихо. В СэБЛ стихотворение не датировано, но в АБЛ хранится его машинописный вариант (с единственным отличием – в 4-й строфе в третьем стихе: «О пальцы, связанные туго»), датированный 10/XII <19>28. В стихотворении рассказывается о том, как Луцкий нес посмертную маску Сергея Андреевича Иванова (см. о нем прим. 24 к вступительной статье). Возможно, посмертная маска была использована С. Луцкой, женой поэта, для работы над бюстом Иванова (в настоящее время находится в Тургеневской библиотеке в Париже).
[Закрыть]
Я шел молитвенно и тихо
По улице, среди людей,
Среди веселья и шумихи,
В тумане горести моей…
В руке, завернутый в бумагу,
Повис чудовищный предмет…
Я шел, не прибавляя шагу, —
Так много дней, так много лет…
Я нес… О, пощади… Не крепок
Весь этот мир и я с тобой…
Я лика умершего слепок,
Бездушный оттиск нес домой.
Так. Это все, что мне от друга
Осталось на земле хранить.
О, пальцы, скрюченные туго,
Вам – тяжести не уронить…
…Вот так когда-нибудь, возможно,
Уродливую смерть кляня,
Трусливо, трепетно, тревожно
Закроют гипсом и меня…
И ты по улице шумливой
Пройдешь по улице и ты,
Держа в руке тугой, тоскливой
Мои последние черты.
В мире обещанном. В СэБЛ датировано 23/II <19>29.
[Закрыть]
В мире обещанном
Тихо помешанным
Стану бродить…
Музыку рая
Лира земная
Будет глушить.
Ангелы сонные,
Странными звонами
Потрясены,
Стройтесь рядами
За облаками…
Кончены сны…
Тени нетленные,
Я чрез вселенную
Вас поведу —
К трудной юдоли,
В мутное поле,
К миру в бреду.
Мирные гении,
Вам – откровение —
Зрите во мгле:
Вот мое дело,
Вот мое тело…
Он на земле…
Вот Его тело,
Вот Его дело
В свете и мгле.
Я провожал медлительный поток. В СэБЛ датировано 23/VI <19>28.
[Закрыть]
Я провожал медлительный поток.
Я шел по берегу, не отставая…
Мне думалось – ну вот, и я потек
Туда, за небосклон, до края…
Как время, как река, как речь —
Земное усыпительное слово —
О, как отрадно было – в мире течь
Средь мира сонного, полуживого…
Звезда какая-то, других светлей,
Упала в воду и плыла за мною…
Ей тоже, верно, надоело ей
Высокое предательство покоя.
Но, Господи, ужель всему предел,
Предел всему – отпущенные силы?..
Я так устал! И я отстал и сел
На камень теплый, неподвижный, милый…
Мне захотелось снова, как всегда,
Быть в созерцании неторопливом…
А там, в воде остановясь, звезда
Сочувственно со мной заговорила…
Фальшивомонетчик. В СэБЛ датировано 23/III <19>29.
[Закрыть]
Избирает он путь особый,
Умудряется, наконец,
Он, старый жулик трущобы,
Плавить олово и свинец…
Вычеканивает монету —
Золото, серебро…
И пускает ее по свету,
Наживает свое добро.
Глупый жулик, ты отуманен.
Ожидаешь напрасно мзду…
Золоту – проба о камень,
Как любви – о беду.
Тупо стукнет твоя монета
В обвинительный оселок…
Так в поэме у лже-поэта
Тупозвучна неправда строк.
Бывает, ночью грозовой. В СэБЛ датировано 12/X <19>28. Мать Луцкого – Клара (Хая) Самойловна Луцкая (урожд. Гассох, 1872–1962). Возможным поэтическим импульсом этого стихотворения является «Душа грустит о небесах…» (1919) С. Есенина, к которому Луцкий питал устойчивую творческую симпатию.
[Закрыть]
Матери
Бывает, ночью грозовой,
Средь рокотанья громового
Какой-то голос надо мной
Произнесет глухое слово.
И, не докончив, улетит…
И вот среди ночного бденья
Душа взволнованно хранит
Ее коснувшееся пенье.
Ей радость новая дана,
Небес прислужнице опальной…
И возрождается она
Для святости первоначальной.
Мы зреем скупо, холодея. В СэБЛ датировано 24/X <19>28. Надир – точка, оппозиционная зениту (ту же оппозицию надира и зенита см. в стихах других эмигрантских поэтов – «На мраморе среди зеленых вод…» Б. Поплавского: «Сошло в надир созвездие живых» (сб. «В венке из воска», 1938), «Городской пейзаж» Евгения Кискевича: «В зените тучи дыбятся гурьбою,/ В надире – двор булыжный», («Современные Записки», 1938, LXVII, стр. 154) или «Пейзаж» (1948) Е. Рубисовой: «На земле осколки стекла, как звезды./ Весь в алмазах, блещет пустырь./ Две реки, неразлучные сестры – / Дни и Ночи – текут в надир»). Евангельский хлеб – судя по контексту, имеется в виду ответ Христа дьяволу: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящих из уст Божиих» (Матф. 4:4), хотя выражение это не является собственно евангельским, см.: Втор.8:3; отзвук той же библейской сентенции слышится в стихотворении Луцкого «Уходят лучшие… И с каждым днем…»: «Как не сказать Творцу – благодарю – / Душа живет, и не мечтой о хлебе». Бытие двойное – реминисценция из «О вещая душа моя…» (1855) Ф. Тютчева.
[Закрыть]
Мы зреем скупо, холодея
На неуступчивой земле…
Высокая Твоя затея
Тебе подобия – во мгле…
Мир неустойчив, груб и страшен —
Вверху – зенит, внизу – надир…
С высокомерных наших башен
Как жутко видеть этот мир!
В ногах свинец, но рвутся в небо
Пустые головы людей,
И от евангельского хлеба
Душе и горше и светлей…
И мы в игре Твоей жестокой
То Ванькой-Встанькой – наповал,
То подымаем вдруг высоко
Лица румяного овал…
Так в гармоничном этом строе,
Качаясь вверх, шатаясь вниз,
Сплетает бытие двойное
Земную тень с крылами риз…
Подводный оскал. В СэБЛ датировано 10/XII <19>27. Возможно, сюжет стихотворения подсказан пушкинской «Русалкой»: поиски стариком-отцом утонувшей дочери.
[Закрыть]
На грани скал волна бежит,
На скалах человек сидит,
Мечту лаская об улове,
Он сети держит наготове…
О, злополучный рыболов…
О, рыболов, туда не надо,
Уйди, покуда сердце радо,
Беги, беги, иль будет худо…
Там, под водой, – такое чудо…
Невесел будет твой улов…
Там, у скалы, на дне прохладном,
Пугая рыб оскалом жадным,
Уродство жалкое лежит,
Живому гибелью грозит.
Напоминанием о смерти …
Там для другого место лова —
Для трупа старика благого…
Вот он на лодочке плывет,
Кривя свой опустевший рот.
И веслами над миром чертит…
Там труд ему, а не забава…
Лишь он искать имеет право
Свою потерю, свой предмет,
Которому названья нет,
Которому, ах, нет названья…
Как по воде он шарит палкой
Внимательно, с улыбкой жалкой…
Беззуб, беззлобен, как он свят…
Глаза растерянно горят
Огнем любви и состраданья…
Что шепчет он? Не слышно слов…
Уйди оттуда, рыболов…
Боюсь, что не осилю муки. Впервые: З, 1928, № 1, стр. 40 (без посвящения). В СэБЛ датировано 1927. В черновых вариантах (АБЛ) имеются разночтения: два последних стиха первой строфы: «Не спев положенные звуки,/ Не крикнув горького прощай»; начало последней строфы: «И отвернется от порога/ Она – туда, в ту ночь, в тот день». Судя по всему, стихотворение корреспондирует (трудно сказать, как ответное или же как инициирующее) с посвященным Луцкому стихотворением В.Л. Андреева «Тише смерти, тише жизни…» (сб. «Недуг бытия», 1928).
[Закрыть]
Вадиму Андрееву
Боюсь, что не осилю муки
И отойду туда – на край…
И мне архангел близорукий
Укажет по ошибке рай…
И бедная моя, скупая,
Тяжелодумная моя
Душа, порог переступая,
И не решась, и не дойдя,
Холодные увидит своды
И тот безветренный покой,
Где окрыленные уроды
Небесной тешатся игрой…
И отшатнется от чертога
Она. Назад – в ту ночь, в тот день…
Так даже на обитель Бога
Земля отбрасывает тень…
Творцы искусств и гении науки. В СэБЛ датировано 2/X <19>28.
[Закрыть]
Творцы искусств и гении науки,
Избранники среди земных племен,
Вы прожили положенные муки,
Вам – в памяти народной Пантеон…
Но есть другой… Он страшен меж домами.
Туда я шел, подавлен и смущен…
К бессмертью путь, он выложен торцами
И газовой горелкой освещен.
Такая грусть… И, подпирая бровь. В СэБЛ датировано 15/IX <19>25. Л.Л. – смотри комментарий к стихотворению «Перед статуей».
[Закрыть]
Л.Л.
Такая грусть… И, подпирая бровь
Очки – свинцом на переносице.
Ах, отчего так велика любовь,
А о любви мне петь не хочется?..
Ах, отчего, когда цветет сирень
И ты нежна, мне вспоминается
Убогий край, разрушенный плетень
И речка, где печаль купается…
Памяти Тютчева. В СэБЛ датировано 14/XII <19>28.
[Закрыть]
Облака на полночном небе,
Проплывающие не спеша,
Безобразные, как амебы,
Темные, как душа…
Медленно, постепенно
Нарастает сдержанный гром,
Полыхает звезда вселенной
Разрушающимся зрачком…
О, природа, в огромном бое
Обескровлен тобой Орфей.
Видит прорубь над головою,
Чует пропасть в душе своей…
Мне снилось – обезглавлен. В СэБЛ датировано 11/IX <19>25. Стихотворение написано в ритме, имплицирующем «Нюрнбергского палача» (1907) Ф. Сологуба. Ср. с той же темой отрубленной головы в стихотворении И. Одоевцевой «Вот палач отрубил мне голову…» (1949), в котором, как и у Луцкого, одним из центральных образов является праздничный бал.
[Закрыть]
Мне снилось – обезглавлен
На плахе я лежал,
Был от меня избавлен
Веселый карнавал.
Сидел палач у тела
И трубочкой дымил,
А голова синела
На острие перил.
Так было это странно —
Глядела голова…
И рот, раскрытый раной,
Отцеживал слова…
Бессмысленно и тупо
Глядел тяжелый взор
И видел руки трупа,
И плечи, и топор.
И видел Арлекинов,
Пьерро и Коломбин,
Китайских мандаринов
Испанских балерин.
Меня веселый малый
Осыпал конфетти,
Под женской маской алой
Послышалось: «Прости»…
Тогда (о, чудо это!)
Труп ожил и восстал
И голову поэта
К своей груди прижал.
И медленно от плахи
Сошел между перил.
Палач застыл и в страхе
Табак свой уронил…
И важно, и степенно
Мой труп затанцевал…
Все сущее – нетленно…
Я открываю бал.
Ведь это именины
Последние, друзья…
Пьерро и Коломбины,
Танцуйте вкруг меня…
И площадь шелестела —
«Прости, прости, забудь»…
А голова синела
И целовала грудь…
Душа, и ты не спасена. Впервые: ПН, 1926, № 2038, 21 октября, стр. 3 (без посвящения). В СэБЛ датировано 1926. Без посвящения включено в О, стр. 23.
[Закрыть]
Борису Божневу
Душа, и ты не спасена…
Бегут, меняясь, времена —
Бессмысленная скоротечность…
И сквозь тебя и над тобой
Размеренностью роковой
Густая проплывает вечность…
Глухая, глупая, тебе ль
Понять единственную цель?
Здесь нет начал, ни окончаний,
И годы пронесут сквозь мир
Твой терпкий миг, твой редкий пир,
Не тронув лишь воспоминаний…
Так прихотливая река,
Скользя, упорствуя века,
Уносит скал нагроможденье,
Но смыть не сможет никогда
Живое зеркало – вода
Простого лика отраженье.
Она струится и бежит,
А человек над ней стоит,
Вниз головой другой мечтает…
И – чудо – сквозь него плывет
Колода крепкая и плот,
А он и места не меняет…
Мечту преследую упорно. Впервые: СП, 1926, № 12/13, стр. 6. В СэБЛ датировано 1926. И. Бунин подверг резкой критике напечатанные в этом номере журнала стихи молодых поэтов, в том числе и Луцкого, с точки зрения грамматических несообразностей (В, 1926, № 415, 22 июля). Приведя заключительную строфу из стихотворения Луцкого, он выделил в последней строчке эпитет «потный» (так было у Луцкого в журнальном варианте), что, по всей видимости, заставило поэта заменить его на «мокрый», об этом бунинском выпаде против группы молодых поэтов см.: Ю. Терапиано. «Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924–1974). Эссе, воспоминания статьи» (Париж; Нью-Йорк, 1987), стр. 130–131).
[Закрыть]
Мечту преследую упорно,
Она преследует меня.
А с неба золотые зерна,
Соболезнующе звеня.
Параболической дугою
Срываясь, падают во мгле,
Но исступленные ногою
Топчу я звезды на земле.
И утомившись от погони,
Я опечаленный стою,
И жжет огонь мои ладони,
Сжигает голову мою….
Не так ли, хвост поймать желая,
Собака вертится волчком,
И мух докучливая стая
Над мокрым вьется языком…
Спокоен я. Ничто уже
Не соблазнит и не наскучит.
Иду по медленной меже,
Где Некий говорит и учит.
Мне равновесие дано
Совместно с прочими дарами,
Живу, как жить мне суждено,
И не юродствую стихами.
И слышу – голос вышины
Мне отпускает прегрешенья…
Там взвешены и сочтены
И богохульства и моленья.
Переплетаются во мне
Глухие звуки и молчанья.
Душа – на ледяном огне
Успокоительного знанья…
Золотой монетой платит. Включено в: Антология, стр. 197. В СэБЛ Датировано 26/Х/<19>28 и озаглавлено «Осень».
[Закрыть]
Золотой монетой платит
Времени – ростовщику,
Только золота не хватит,
Не потрафит старику.
Приготовилась ко смерти,
Успокоилась она
И руками в небе чертит
Расставанья письмена.
Отбывающей к покою,
Примиренною, без сил —
Любим мы ее такою,
Я всегда ее любил.
…Отошла. И вот над нами
Ветер воет, снег идет,
Словно белыми стихами
Лира снежная поет…
Громоотвод. В СэБЛ датировано 13/III <19>29.
[Закрыть]
Высоко вздетою стрелой
Он угрожает небосводу.
Он держит, гордый и прямой,
В повиновении природу…
Гроза ли потрясает дом,
Разят ли молнии кругом —
Спокойно внемлешь ты невзгоде —
Он в землю молнии отводит.
Но берегись, в тупой гордыне,
Душа застывшая моя,
Иное бедствие нахлынет,
Иное полымя, грозя,
Гремит все ближе с каждым годом…
Страшна рокочущая речь —
И не земным громоотводам
Тебя от смерти уберечь.
…Пока сама стрелой не станешь,
Направленною к небесам,
Пока не долетишь до грани,
Где оправданье чудесам…
О самом скрытом, о самом темном. В СэБЛ датировано 21/II <19>27.
[Закрыть]
О самом скрытом, о самом темном,
До исступления, до немоты…
О том подонном, о том огромном,
Что я почуял, что чуешь ты…
Об этом только. Всегда об этом…
Я опрокинул в себя глаза.
В единоборстве души со светом
Не умирает моя гроза…
…А! Ты думаешь – там пусто,
Никого и ничего…
И ни шороха, ни хруста,
Неживо и немертво…
А! Ты веришь: он спокоен,
Ничего, что он поэт,
Он на лад иной настроен,
Принимает «да» и «нет»…
О мой глупый друг, упрямый,
Ты не знаешь, слеп и скуп, —
Дна не видно этой ямы,
Слово брошенное – труп…
– Утихаю, умолкаю,
Обрываю эту нить…
– Я самым тайным живу, сгораю
И научаюсь не говорить…
Я спать хочу. И вот слетает сон. В СэБЛ датировано 16/IV <19>29.
[Закрыть]
Я спать хочу. И вот слетает сон.
Теряю вес. И становлюсь душою.
И я лечу на мировой балкон,
Построенный высоко над землею.
Там в тишине над трудным чертежом
Склонился старый, утомленный зодчий…
И я лечу, я вьюсь вокруг, кругом
И набожно его целую очи.
Он Мастер мира. Там на небе Он
Грустит о неудавшемся твореньи.
И счастлив я принесть земли поклон
За жизнь, за смерть и за восторг служенья…
Я знаю – смерти боятся. В СэБЛ датировано 17/II <19>28.
[Закрыть]
Я знаю – смерти боятся
Те, кто не видят снов…
Отчего же мне ангелы снятся,
Слетевшие с облаков?
Вот комнату наполняют,
Подымают и шум, и гам,
И танцуют, и напевают,
Подражают моим стихам…
Они теплые и живые,
Белоснежные и с огнем…
Отливают глаза голубые
Ослепительно-ясным днем…
Вот они меня подымают,
Украшают цветами лоб
И целуют, и закрывают
Осторожно в хрустальный гроб.
А потом, кружа, улетая,
Так легко уносят его
До седьмого неба, до рая,
До того, что земля – ничего…
Должно быть, есть в душе земной. В СэБЛ датировано 1928.
[Закрыть]
Должно быть, есть в душе земной
Неуловимый, тайный строй
В какой-то свет – проникновений,
В последней правде – окрылений,
Что нам являют мир иной
Неодолимых совершений…
Иначе можно ли понять?
Держать кинжала рукоять
И там, на донышке глубоком,
Вдруг увидать духовным оком —
Цветок – его и не назвать, —
Питаемый небесным соком…
Иначе можно ль объяснить
Стихов пленительную нить
И музыки очарованье,
И ветра вольное дыханье, —
Весь этот мир, в котором жить
И радость нам и наказанье…
И, углубляя сущий мир
И в дружбе Муз, и в пеньи лир,
Нам на земле земного мало,
Иное, высшее начало,
Неосязаемый эфир
Уносит души из подвала.
Ты попросил стихи в подарок. В СэБЛ датировано 28/III <19>29.
[Закрыть]
Ты попросил стихи в подарок…
В мученьи я провел две ночи,
В дыму поправок и помарок,
До слез натруживая очи.
Пером, пронзительнее шпаги,
Я бился, жизни не жалея…
И белый, чистый лист бумаги
На третий день принес тебе я…
А ты смотрел в недоуменьи
На белоснежную пустыню,
На лучшее стихотворенье
С начала мира и доныне…
Время. В СэБЛ датировано 22/IV <19>29.
[Закрыть]
Живая сущность бытия,
О, ты – без имени, без рода…
Когда бы не было тебя,
То, верно, не было б природы.
Течешь ли по одной прямой
Иль по орбите круг свершаешь —
Ты кровью вечно-молодой
Вселенной сердце омываешь.
И сердце бьется и горит,
И солнце всходит и заходит…
Идет к могиле Гераклит
И часики свои заводит.
Когда ж часов разорван строй —
Самостоятельность какая! —
Они текут – волна с волной,
Волна волну не догоняя.
О берег твердый никогда
Не разлетаясь белой пеной
– Неисчерпаема вода,
Распущенная по вселенной…
И, может быть, себя мутя,
Я о тебе глаголю всуе,
А ты – лишь призрак бытия,
Которого не существует…
И, потрясен до глубины,
Я утешаюсь простотою:
– Мне тайны все обнажены.
– Движенья нет и нет покоя.
Нет никого и ничего,
Душе неможно воплотиться…
Ей плыть средь моря твоего
Не мертвой, не рожденной птицей…
…О, время, в свете и во мгле
Тебе – текучесть, мне – сомненье…
Я знаю – снишься ты земле,
Я знаю – ты мое терпенье…
По улице торжественно и жалко. В СэБЛ датировано 23/V <19>26.
[Закрыть]
По улице торжественно и жалко
Текла густая человечья речь,
Спешил фонарщик с огоньком на палке,
Чтоб хоть какой-нибудь огонь зажечь.
Бродили люди суетно, тревожно
И ангелов толкали впопыхах…
И крикнуть мне хотелось: «Осторожно!..»
И слово умирало на устах…
Я чувствовал, как, мир переполняя,
Дыханьем вечности был близок Бог…
Он звал меня, мой дух опустошая,
А я молчал и отвечать не мог.
Моя душа, вкусив земного знанья
Горчайший плод, томилась в пустоте
Надеждой на иное процветанье
Воспоминанием о небытье.
О, лира… Сброшенная роком. В СэБЛ датировано 20/III <19>29.
[Закрыть]
О, лира…Сброшенная роком
В полузвериные леса,
В уединении высоком
Как рвешься ты на небеса!..
И в темные, лихие зимы
Все о растраченной весне
Ты видишь сон неутолимый,
Ты плачешь, ты поешь во сне…
И человек, тяжелодумом
Не огрубевший в ремесле,
Встревожен этим струнным шумом, —
Таким несвойственным земле.
С ума схожу и в ум вхожу. В СэБЛ датировано 8/XII <19>28.
[Закрыть]
С ума схожу и в ум вхожу,
Как в опустевший дом,
Но ничего не нахожу
Под серым потолком…
Лишь в паутине надо мной
Жужжанье бедных мух…
– Анатомический покой
Для потерявших слух.
Да люстра грузная висит,
Как полумертвый спрут…
Еще как будто бы грозит
И щупальцы живут…
Ты напрасно размышляешь много. Включено в: Антология, стр. 196–197. В СэБЛ датировано 23/IV <19>29.
[Закрыть]
Ты напрасно размышляешь много,
Гулкая, пустая голова,
Ведь слова идут всегда от Бога —
Неправдоподобные слова…
Ведь они текут рекой незримой,
Не впадая в океан земли,
Мимо жизни и соблазна мимо
Пронося слепые корабли.
Тяжесть мира, камень преткновенья
Омывает легкая вода…
Сохрани же только слух и зренье
И не думай больше никогда…
* Как лужа мутная, текущая в канаве. Впервые: ВР, 1929, III, стр. 34. В СэБЛ датировано 18/I <19>28. Очевидно, реакцией на этот текст Луцкого является стихотворение В. Л. Андреева «Не наклоняйся над лесным ручьем…» (1934), которое не только обыгрывает его основные образы – «текущей воды» и «отражения» (у Луцкого: «Как лужа мутная, текущая в канаве —/ Свидетельство о туче проливной» – у Андреева: «Ручей течет, и, отражаясь в нем,/ Цветет наш мир, прозрачный и текучий»), но и повторяет его поэтическое заключение: «Так, Господи, скупым существованьем/ Свидетельствую горько о Тебе» – «Быть может, нет тебя: ты только ложь/ И сквозь тебя – бессмертье проступает» (Вадим Андреев. Стихотворения и поэмы. Т. 2. Подготовка теста, составление и примечания Ирины Шевеленко (Berkeley, 1995), стр. 44).
[Закрыть]
Как лужа мутная, текущая в канаве —
Свидетельство о туче проливной,
Как серый пласт холодноватой лавы —
Напоминание, что пламя под ногой…
Так, Муза, ты упорным бормотаньем
Рассказываешь о большой борьбе,
Так, Господи, скупым существованьем
Свидетельствую горько о Тебе…
Мир предо мной, но я пред миром. Впервые: BP, 1929, III, стр. 34. В последней строфе, по-видимому, опечатка: «Огромный гроб несут пустые руки» вместо реки, что требуется рифмой (кстати, реки и были в первопубликации). В СэБЛ датировано 1926.
[Закрыть]
ОДИНОЧЕСТВО (Париж, 1974) [100]100
Мир предо мной, но я пред миром
С опустошенной головой
В двадцатом веке – русским Лиром
Стою упрямый и больной.
Корделия, дитя мое, не ты ли
В снегу лежишь, как лилия бела?
Корделия, не для тебя ли были
Мои несовершенные дела?
Корделия, любовь моя, навеки…
Разлуки этой мне не побороть…
Огромный гроб несут пустые руки —
В нем жизнь моя, душа моя и плоть.
Одиночество
На появление в печати О отреагировал Ю. Терапиано рецензией в «Русской Мысли» (1974, № 3010, 1 августа, стр. 8–9): «Стихи Семена Луцкого “звучат”, т. е. они певучи, фонетически грамотны, его манера письма – ясная, без какой-либо погони за модой, за «новаторством», его образы хорошо выбраны и проверены, метафоры скромные, но точные.
Семен Луцкий, с первых же своих шагов, примыкает к зарубежному неоклассическому течению, которое восторжествовало в эпоху двадцатых годов, а затем выработало, в тридцатых годах, свое собственное, особое «мироощущение» (стр. 8). Одной из главных тем О критик называет «противоречие между человеческой волей и человеческим знанием, с одной стороны, и темной силой природы – с другой». «Страшная мысль: тайну природы мы познаем после смерти. Страшная мысль, но по-своему замечательная» (стр. 9), – завершает он свою положительно-обтекаемую рецензию (в письме В. Андрееву от 25 августа 1974 г. Луцкий определил ее как благосклонную, хотя и не глубокую критику).
О имеет посвящение: «Памяти моей матери и моей жены».
В ОэБЛ I в качестве стихотворения-эпиграфа рукой поэта вписано «Одиночество» («Четыре стенки… Четыре угла…», напечатано в наст, издании в разделе «Неопубликованные стихи»), а в качестве заключительного «Посидеть бы спокойно…» с датой 3/IV <19>76. В ОэБЛ II перед первым стихотворением «Вот и небо просыпалось золотом…» Луцкий записал по памяти стихотворение 1922 г. Сыграла… Уронила руки.
Сыграла, уронила руки<,>Ушла надолго, замер звук…Но помнят клавиши, в разлукеПрикосновенье {тонких, хрупких} рук…Так ты души моей коснуласьТак {повернулась} улыбнулась И – ушла…Забуду ль как душа взметнулась?..…Поют мои колокола.
[Закрыть]
Вот и небо просыпалось золотом. В ОэБЛ I датировано 4/V <19>25. И в ОэБЛ I и в ОэБЛ II в слове «просыпалось» проставлено ударение, см. письмо Луцкого В.Л. Андрееву от 19 мая 1974 г. Последняя строфа в черновой редакции выглядела иначе:
Но, стыдливо застыв изваянием,Ты стояла Немой у стены,Ожидая, что рухнут созданияНевеселой, преступной весны…
[Закрыть]
Вот и небо просыпалось золотом,
Просыпаются села в цвету,
Не пора ль и тебе, моя молодость,
Острокрылою петь на лету?
Вот и глубь голубиного говора
Говорит о любви, о твоей…
– Предаваться не здорово норову —
У ворот проворчал воробей.
Но предчувствием темным томимая,
Ты стояла, грустя у окна —
И, неверная и нелюбимая,
Мимо нас проплывала весна.
О, если правда, что без цели. В ОэБЛ I датировано 1928.
[Закрыть]
О, если правда, что без цели
Мои мучительные речи,
Что с Музой – миру надоели
Неутешительные встречи…
Что здесь, испепеляя травы,
В пар обращая Леты воды,
Текут чудовищные сплавы
В сталелитейные заводы
И огнедышащие печи,
Где пламя ада веселится,
Жгут обескрыленные плечи,
Жгут обездумленные лица —
Ну, что ж, развеются сомненья,
Я двери наглухо закрою
И семиструнную настрою
Для одиночного служенья.
Старьевщик. В ОэБЛ II датировано 1925, в ОэБЛ I – 2/III 1925. Публиковалось в Э (стр. 69) со следующими отличиями: во 2-й строфе: «Бродили в стужу, снег и зной; в 3-й: «И гулкий голос»; в 5-й: «И с миром со двора на двор»; кроме того, в 3 стихотворение не имело графической фигуративности, которую поэт придал ему в О и которая сохранена в наст, издании. Включено в: Антология, стр. 197–198. Надо полагать, что в образе главного героя стихотворения запечатлены черты старьевщика-еврея, каким он нередко представлялся в произведениях еврейских писателей. Ср. лексическое совпадение некоторых портретных деталей в описании старьевщика в повести Д. Айзмана Кровавый разлив (1907): «По несимметричному, хилому телу, по всем жестам Абрама, нерешительным, пугливым, по разбитому, глухому голосу его, было видно, что он много терпел и страдал и что еще в утробе матери он поражен был злым худосочием <у Луцкого: «И худосочья кривизну»>, мешавшим расти и развиваться…» (Д. Айзман. «Кровавый разлив» и другие произведения. Книга первая. Составление, послесловие и примечания М. Вайнштейна (<Иерусалим>, 1991), стр. 29).
[Закрыть]
Какой ненужный старый хлам
В мешке дырявом за плечами!
Зачем влачу – не знаю сам —
Грамм золота, а сор пудами.
Отец и дед, и прадед мой
С таким же точно грузом скудным
Бродили в стужу, дождь и зной
По тем же весям многолюдным.
И щек сухую желтизну,
И грубый голос: «вещи, вещи!»,
И худосочья кривизну,
И руки грубые, как клещи,
Я перенял от них. И вот
Всю жизнь прошел, минуя детство —
Веревкой стянут мой живот
И за спиной мое наследство.
Эй, подавайте всякий сор —
Все вынесут тугие плечи…
И с дворней со двора на двор
Веду торгашеские речи.
А ночью, выйдя за порог
Моей лачуги захудалой,
Я вижу – в небе бродит Бог —
С мешком, печальный и усталый.
