Текст книги "Соблазнительная обманщица"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
– Да, самый игривый и пушистый.
Колин громко расхохотался, а Эйдан поспешил уточнить свое необдуманное обещание:
– Знаешь, Мелоди, по-моему, мы не о том говорим…
Малышка одарила его ангельской улыбкой и обняла за шею:
– Спасибо, дядя Эйдан!
Если Колин не прекратит фыркать в своем углу, его придется окунуть в холодную ванну. Эйдан не собирается поддаваться этой хитрой лисьей мордочке, которая вытягивает из него нескончаемые обещания.
Однако он снова почувствовал, что сердце у него тает, и мог только беспомощно хмуриться на приятеля, который бессильно валялся в кресле, задыхаясь от хохота.
– Было так смешно смотреть, как ты пускаешь пузыри от умиления!
– Бессердечный нахал!
– Бесхребетный дурень!
Эйдан встал. Мелоди продолжала висеть у него на шее, а ее ножонки еле видны были из-под длинной ночной сорочки. Он подхватил ее одной рукой и неловко погладил по головке:
– Значит, ты получишь котенка, как только…
«Как только твой папа вернется домой».
Но это обещание не годилось, потому что они ничего не будут знать точно до возвращения Джека.
– …как только мы тебя устроим как следует. Нельзя ведь брать котенка в эту комнату, верно? Ему надо играть на улице.
Мелоди зевнула, секунду подумала над его заявлением, и согласилась, уютно устраивая головку у него на плече:
– Белый… котенок…
И тут же заснула прямо у него на руках! Эйдан почувствовал, как его сердце на мгновение дало сбой: девочка вдруг странно потяжелела, расслабившись и прижавшись к его груди.
Это ощущение совершенно не походило на то, когда он держал ее, такую разговорчивую, на руках. Бодрствующая Мелоди была похожа на туго сжатую пружину, в любое мгновение готовую распрямиться. Она была шумная, деятельная, полная энергии. Спящая Мелоди казалась такой крошечной и беспомощной, а ее младенческое личико было безмятежно спокойным. Даже отмытые ножонки малышки были мягкими и слабыми, а пальчики на них походили на маленькие розовые горошины.
Странные чувства охватили его. Ощущение растерянности – что ему теперь делать? – смешивалось с чувством безумной гордости из-за ее безусловной веры в него. Никто и никогда не обличал его таким абсолютным доверием!
Это казалось удивительным и пугало. Как он сможет оправдать такое? Эйдан уставился на Колина.
– Это наша ошибка, – прошептал он отчаянно. – Мы не справимся. Нам надо ее вернуть!
Колин хмыкнул:
– Кому же? Ты считаешь, что ее лучше было бы сдать на хранение в переполненный приют?
Эйдан в панике пытался что-нибудь придумать.
– Нет. Не туда. В школу!
Колин скрестил руки на груди.
– Ее только что отняли от груди, а ты хочешь отправить ее учиться? Ты в своем уме?
Эйдан покачал головой:
– Кажется, нет. – Боже, но какой-то выход должен быть! – А если мы сделаем что-то не так? Что, если мы ей что-то сломаем? Девочка такая хрупкая!
Колин обжег его презрительным взглядом:
– Трус!
– Ш-ш! – Эйдан уложил Мелоди на громадную кровать. На широком матрасе она была похожа на фарфоровую куколку. – Спи, малышка.
Он накрыл ее малиновым одеялом и с трудом справился с желанием нежно поцеловать малышку в лоб. Ему нельзя к ней привязываться! Он не может себе позволить так усложнить свою жизнь.
А потом вдруг неожиданно сдался и, наклонившись, прикоснулся губами к пушистому завитку у нее на виске. Выпрямившись снова, он бросил на Колина гневный взгляд, предостерегая от насмешек над своим поступком.
Мгновение приятель молча смотрел на него, а потом перевел взгляд на Мелоди, которая уютно посапывала, сжав пальчики у себя под подбородком.
– О чем думала ее мать, когда выбросила ее на улицу? – пробормотал он с нескрываемым гневом.
Эйдана это удивляло меньше.
– В Лондоне бессердечных женщин больше, чем сорняков в саду, – заявил он, презрительно хмыкнув.
Например, прелестная вдовушка Мэдлин. Мэдлин, чьи темные глаза были полны тайн и обмана, Мэдлин с ее неискренними прикосновениями и лживыми губами…
Но он уже давно не думает о ней. Он уже много лет назад избавился от ее отравы.
Выгоняя Колина из спальни и уныло смиряясь с тем, что спать ему придется на диване, он решительно отогнал от себя мысли о Мэдлин и о нелепых новых подозрениях относительно происхождения Мелоди.
По крайней мере он попробовал это сделать.
Глава 4
Далеко от Лондона некий мужчина собирался отправиться в путь. Он приказал оседлать ему коня: у него больше не было достаточно комфортабельной кареты, в которой он мог бы ездить с тем удобством, к какому привык.
Он лишился всего. Теперь он жил в привратницкой у своих собственных ворот. Дом превратился в выжженные руины, а фермы пришли в полный упадок. У него не было денег на столь масштабное восстановление. К тому же скопилось немало долгов.
Он надел свой лучший костюм для верховой езды (благодаря его нелюбви к этому занятию тот оказался поношен только в таких местах, которые никто не заметил бы) и приказал лакею, который на самом деле был всего лишь младшим конюхом, но теперь выполнял обязанности камердинера, упаковать вещи в кожаные сумки, крепившиеся к седлу.
Когда ему привели коня, он, поморщившись, сел в седло. Он не любил ездить на лошадях, но мужчину, едущего верхом в Лондон, могли бы счесть за энергичного человека, слишком молодого и нетерпеливого, чтобы терпеть скучную дорогу в карете.
Его ждала столичная жизнь, которую когда-то он очень любил, но теперь видел в ней только возможность бегства от тех мрачных руин, в которые превратились его существование и его имение.
Ему надо как можно быстрее пополнить запас наличных. Игра в карты могла бы принести эти деньги, но его слишком сильно и слишком часто надували, да и средств для начала игры у него практически не было.
Ему осталось только одно: продать свой не слишком высокий титул и происхождение тому, кто предложит за них больше других, и жениться на той дочке судовладельца, в лице которой было нечто лошадиное. При мысли об этом его передернуло от отвращения. Ему невыносимо было соединение со столь непривлекательной особой: ведь когда-то его женой была первая красавица графства.
Сев верхом и отъезжая от почерневших руин, которые когда-то были его роскошным домом, он попытался успокоить себя мыслями о своей покойной хрупкой ясноглазой жене.
Прекрасная и послушная… По крайней мере она стала такой после недолгого обучения. То были приятные времена! Чем податливее и услужливее она становилась, тем легче ему было пользоваться этой уязвимостью. В конце концов, разве он не кормил ее, не давал ей кров над головой и не покупал самые лучшие вещи?
И после всего этого легко ли было прямо услышать от этой твари, что она намерена его предать? Жаркие щупальца ярости чуть был о не вырвались из крепко запертой клетки, которую он создал в себе. Неужели она действительно думала, что он позволит ей разоблачить его перед всем светом?
Ему нравилась та маска, которую он носил. Она от рождения была привлекательной, ион всю жизнь учился пользоваться ею как можно эффективнее. Почти все желаемое он мог получить благодаря убеждению… Однако оно потеряло прежнюю привлекательность после того события.
Прежде он был заурядным человеком. Ну, вернее – обычным аристократом. Придерживался всех условностей высшего света – по крайней мере внешне, – не сознавая, что имеет возможность сделать карьеру, управлять людьми, а через них – и целым миром.
Он улыбнулся: сладкое воспоминание смягчило острый ожог от предательства. Ну что же, он отомстил сполна. Конечно, обидно, что его прелестная жена умерла такой молодой! Как досадно, что она вот так погибла в пламени, сгорела дотла, как щепка, как бумага. Он испустил вздох глубочайшего сожаления. Ведь он все это пропустил! А мог бы насладиться дивным зрелищем.
Не довелось!
На следующее утро Эйдан успел встать и одеться прежде, чем Колин постучал ему в дверь. Точнее говоря, он все еще был одет, поскольку не спал вообще.
Несколько ночных часов он провел за составлением различных писем, которые следовало отправить во все порты, где Джек мог оказаться до приезда в Лон дон. Маловероятно, что какие-то из них дойдут до его приятеля, но все же попытаться стоило.
Всю оставшуюся ночь его мысли крутились вокруг одного вопроса. Ему совершенно не хотелось думать о подобном варианте, однако назойливая мысль его не оставляла.
Он довольно рассеянно поздоровался с Колином и начал собирать вещи Мелоди, чтобы ее одеть. Эйдан отыскал ее жалкий, растоптанный башмачок, еще чуть липкий после приключений прошлого вечера. Когда эта няня Прюит попадет ему в руки, он тут же потащит ее в суд!
Однако кого на самом деле следовало тут винить? Няню, которой перестали платить? Мать Мелоди – за то, что она ее прятала, а потом отказалась содержать? Или ее отца – за то, что тот даже не потрудился осведомиться, как положено мужчине после… ну, после всего, что произошло.
Как он сам не потрудился справиться о Мэдлин.
Закончив одевание малышки Мелоди – как ему хотелось надеяться, без слишком большого количества ошибок, – он выпрямился и посмотрел на нее. При свете дня ее темные волосы блестели, а пальчики деловито завязывали лишние узлы на растрепанной ленте лифа платьишка.
Она гак остроумно высказывалась накануне, проявила себя такой сообразительной!
«Может быть, она старше, чем подумал Колин. Если о ней плохо заботились, немудрено, что она такая маленькая. Может быть, она старше как раз настолько, чтобы оказаться моей дочерью?»
Он прищурился и с силой ударил кулаком по дверному косяку:
– Гром и молния!
– Гром и молния! – Детский голосок заставил обоих мужчин окаменеть, а потом виновато оглянуться. Мелоди весело посмотрела на них, а потом прищурилась и ударила кулачком по спинке кровати. – Гром и молния!
Колин фыркнул:
– А ты уверен, что она не твоя дочь?
У Эйдана в жилах застыла кровь, потому что в этот момент он понял, что уже ни в чем не может быть уверен.
А это означало, что ему необходимо удостовериться. А для того чтобы во всем разобраться, ему придется увидеть ее. Мэдлин…
Он ощутил волну тошноты. До чего же неприятной оказалась эта женщина. Неужели им предстоит еще раз встретиться? Вряд ли при этом будет установлено его отцовство. Такого просто не может быть!
К рассвету леди Мэдлин привела в порядок все свои дела. Ее жалкие пожитки были упакованы в небольшой саквояж, а последняя нитка жемчуга, подаренного Эйданом, лежала в ридикюле, чтобы ее можно было обменять на место на корабле.
Она нашла страницу газеты от прошлого дня, где были приведены все даты отплытия и конечные пункты для всех относительно больших судов, отплывавших от лондонских причалов. Сегодня должен был отправиться корабль, плывший на Ямайку. Это определенно далекая и теплая страна!
Оставалось только дождаться, чтобы утренние толпы стали гуще, тогда было легче в них затеряться. Она отбросила с лица прядь волос и взялась за дверную ручку. Мэдлин не выходила из дома уже несколько дней, опасаясь быть узнанной этим ничтожеством, Критчли. Три… два… один. Вперед!
Ветерок ранней весны, коснувшийся ее лица, был холодным и отдавал запахом городской гари и конского навоза. Она позволила себе бросить последний печальный взгляд на дом, в котором когда-то прошли самые счастливые часы ее жизни.
Теперь это была всего лишь пустая оболочка, обставленная только той мебелью, с которой дом сдавался внаем. Яркие дни и чувственные ночи прошлого не останутся жить в этих скучных стенах с блеклыми обоями. Свои воспоминания она забирает с собой.
Все – и хорошие, и плохие. Хочет она того или нет.
Подняв голову и расправив плечи, она надежнее взялась за ручку прискорбно полупустого саквояжа и решительно шагнула во внешний мир.
– Куда-то собрались, миледи?
Едва успев сделать один шаг, Мэдлин стремительно повернулась – и увидела низенького, толстого и кричаще одетого Орана Критчли: тот поджидал ее, прислонившись к стене дома, как ему, наверное, казалось, с непринужденным видом. Глубоко посаженные свиные блекло-голубые глазенки жадно скользнули по ней. Его широкое сальное лицо не ввело бы даже постороннего наблюдателя в заблуждение: он был именно таким, каким казался, – самовлюбленным, мерзким и жадным, К сожалению, ее надежды на незаметное исчезновение были разрушены самодовольной гримасой, написанной на этой ухмыляющейся роже.
Когда-то Критчли был постоянным спутником ее мужа. Его нельзя было назвать другом. Возможно, сообщником по мятежу против правил морали.
Мэдлин быстро повернулась, чтобы скрыться обратно в доме, но не успела захлопнуть дверь перед Критчли и всеми воспоминаниями, которые тот с собой принес.
Он ворвался следом за ней в ее узкую прихожую и там, крепко ухватив за руку, закрыл дверь, ведущую в мир за стенами дома. У Мэдлин отчаянно забилось сердце, она ощутила сильную тошноту, потому что Критчли никогда не увлекался мытьем. Она судорожно сглотнула, но промолчала. Не следовало давать этой мокрице никаких преимуществ.
Продолжая больно стискивать ее руку, он прижал ее к двери и придвинулся вплотную, демонстрируя в ухмылке желтые зубы. Она отшатнулась от его зловонного дыхания, однако успела заметить, как странно выглядят его зрачки. Если память ей не изменяет, он пользуется многочисленными веществами, убийственно воздействующими на разум. Пьянство – это еще самый слабый его порок.
– Вы на днях от меня убежали, – прошептал Критчли, обжигая дыханием ей щеку. – Я видел, как вы повернулись и нырнули в толпу. Я чуть не умер от изумления, знаете ли. Почему вы скрылись после пожара, миледи? Как вы могли заставить нас всех оплакивать вашу смерть, а издалека над нами потешаться?
Она этого не сделает. Она не станет спрашивать у него, что ему нужно. Она не станет просить его уйти и забыть о том, что он ее видел. И она ни за что не станет умолять его не говорить никому о том, что ему известно!
Мэдлин подозревала, что сделала бы все это, если бы только могла заставить прошлое уйти, раствориться в памяти. Ах, если бы она не была такой чертовой дурой в те давние годы. Если бы она не делала того, что сделала, – не жила так, как жила тогда.
– Потеряв вас из виду, я стал гадать, что могло привести вас на ту улицу. И быстро нашел медальон, который вы продали. Я уверен, что вы помните эту вещицу. Золотая, не так ли? С узором в виде шиповника. Видите ли, я хорошо знаком с этой штуковиной, потому что именно я помог бедняге Вильгельму выбрать ее для вас. И тогда я понял, что это правда. Леди Мэдлин жива. Какое счастье!
Ей стало дурно. Она хранила этот проклятый медальон так долго именно потому, что он был столь необычным. Только полное отчаяние заставило ее наконец его продать.
Ей следовало бы утопить эту вещицу в нужнике.
Глава 5
Критчли вплотную подошел к Мэдлин.
– Как хитро вы подстроили свою смерть! Кто бы мог подумать, что такая милая, наивная девушка может превратиться в такую умелую обманщицу? Ну, я готов позволить всем продолжать верить в вашу гибель – или могу рассказать всем правду про вас. Меня так и подмывает это сделать: так хочется узнать, как вы станете объяснять властям поджог и убийство…
Я ничего такого не сделала!
Он насмешливо прищурился:
– Вот как? Тогда почему же столько лет прятались? И сами себя выдали. А как насчет украденных драгоценностей? Как насчет погибшей бедняжки, вашей камеристки? Вы совершенно уверены, что на вашей совести нет ни малейшего пятнышка?
Она ощутила острое чувство вины, с которым мог соперничать только страх, от которого у нее перехватывало дыхание.
– Времени мало, моя дорогая. По слухам, он едет. У вас всего неделя на то, чтобы иметь дело только со мной. Потом от меня уже ничего зависеть не будет.
Однако последние три года одиночества и сожалений о прошлом научили ее хотя бы одному. Бог свидетель: она умеет молчать! Мэдлин постаралась как можно дальше отвернуться от Критчли и с презрением посмотрела на негодяя.
Он жестоко выкрутил ей руку. Мэдлин судорожно втянула в себя воздух, но не вскрикнула.
– Значит, ты слишком для меня хороша? Слишком благородная, чтобы даже посмотреть на человека, который тебя спасет? Я могу хранить твои тайны… а могу поведать их всему свету. Когда-то твой муж мне доверял. Может, теперь ты сможешь довериться мне?
Она чуть не рассмеялась. Довериться тому, кто преследует ее и трется о нее своим грязным телом? Какой идиот!
Нет, ей будет лучше, если он оторвет ей руку и оставит умирать от потери крови. Даже такая смерть будет предпочтительнее.
Борясь со слезами боли, она испытывала желание плюнуть ему в рожу. Мерзкий червяк!
И самое печальное то, что винить во всем она должна только себя. По собственному решению, по своей воле она стала женой чудовища.
Конечно, маска Вильгельма была безупречной. Она ни о чем не подозревала – и никто не подозревал! Как можно было угадать, что такой мерзавец может прятаться за милой улыбкой, непринужденным дружелюбием, красивыми поступками?
Она был таким добрым, таким услужливым. Его интерес к её желаниям и потребностям был глубочайшим, в его самоотверженность, казалось, не имела границ. Никакое усилие не казалось ему чрезмерным, никакая деталь ее жизни – слишком мелкой, чтобы он не уделил ей внимания. Поначалу ей было неловко принимать все эти знаки внимания, она не смела поверить, что такой человек может действительно существовать.
Ее мать была им очарована, ее отец – полон восторга. Все в их тесном кружке родных и друзей были так им околдованы, что искренне недоумевали: как такая заурядная девушка смогла покорить столь завидного жениха?
А может быть, он действительно был таким добрым и щедрым, как ей казалось, а ее собственные недостатки каким-то образом его изменили? Неужели она разочаровала его настолько, что его поведение можно было оправдать?
Окружающие могли бы так подумать. Она знала, что он считался настолько безупречным человеком, настолько удачной партией, что все барышни в их графстве пытались добиться его внимания. Все семьи соперничали между собой, ища возможность устроить в его честь обед. Все сквайры присматривались к нему как к жениху для своих дочек, все джентльмены были рады сесть с ним за карты или просто провести вечер за мужскими разговорами и сигарами.
И все же, хотя он был так популярен в обществе, у него не было настоящих друзей. Все его знакомства, были какими-то поверхностными – конечно, это были люди из высшего света, влиятельные и заметные, однако никто не был к нему приближен, никому, не разрешалось заглянуть ему в душу.
Никому, кроме нее. И Критчли.
Ее рука пульсировала болью, не давая забыть об отвратительном шантажисте. О, его костюм был дорогим и хорошо сшитым, но многочисленные пятна и противные запахи ясно говорили о мерзком образе жизни его носителя. Он был не просто толстым, а обрюзгшим и выглядел сильно постаревшим со времени их прошлой встречи.
– Ваш образ жизни вас сильно старит, Критчли.
У нее поджилки тряслись от страха, но она держала спину прямо, а говорила презрительно. Она попробует выгадать время, возможно, даже убедит его на секунду отпустить ее руку – и тогда даст ему по голове и бросится бежать. Она наверняка его обгонит, этого слизняка!
Критчли нервно провел ладонью по лысеющей голове, сбив сальные пряди, которые он тщательно уложил, чтобы прикрыть голую макушку. А потом в его жадных глазенках вспыхнула ярость а круглое лицо налилось кровью. Он резко вскинул руку для удара.
Мэдлин не стала пытаться уклониться. Она знала, что, показывая таким, как эта гадина, страх, можно только спровоцировать еще большее насилие. Конечно, непокорность приводила к тому же, но она хотя бы потом сможет с этим жить.
– Вы что-то оказались далеко от своего хлева, Критчли. – Она выпрямилась во весь рост, презрительно глядя на него. – Вы уверены, что вам разрешено выходить на волю?
Тут он ухмыльнулся и показал почерневшие зубы.
– Может, займемся любовью, красотка Мэдлин?
Страх грозил подняться к ее горлу и задушить ее, но она понимала: ей необходимо заставить этого мерзавца продолжать разговоры, чтобы придумать способ побега.
Она бы с радостью вышибла ему мозги подсвечником, но все необходимые в быту предметы были давно проданы. Все, что у нее оставалось, это ее собственные кулаки. Она содрогнулась при мысли о том, что так беспомощна сейчас.
Он заметил ее смятением сипло засмеялся.
– Малышка Мэдлин, такая испуганная и совсем, одинокая. – Он придвинулся еще ближе, прижимаясь, к ней, не сомневаясь в своем успехе. – Я буду хранить твои тайны столько, сколько ты захочешь… если ты выполнишь свое обещание.
О чем он говорит, черт бы его побрал?
Ох, кажется, она вспомнила.
Она обещала ему свое тело. Лгала, конечно.
«В тот момент это не было ложью».
Действительно, было время, когда она готова была обещать и сделать что угодно, Лишь бы ей поскорее исчезнуть. Но теперь, прожив почти пять лет ничем не обремененной вдовой, при одной мысли о том, чтобы снова оказаться во власти мужчины, ее начинало колотить.
Конечно, Критчли вызывал у нее тошноту уже одним фактом своего существования.
Теперь, чувствуя, как он еще теснее к ней прижимается, она могла только гадать, отойдет ли он, если ее на него вырвет. Никогда нельзя было знать, до какого уровня опустится терпимость Критчли.
Когда его мясистые пальцы потянулись к ее груди, а мокрые губы прижались к ее шее, ей показалось, что она выяснит это помимо своей воли.
Внезапно решительный стук дверного молотка нарушил неприятную тишину, воцарившуюся в доме. Критчли вздрогнул и, подняв голову, уставился на дверь. Пальца, сжимавшие ей руку, на секунду ослабели.
Мэдлин оттолкнула его руки и бросилась к двери.
Она рывком распахнула ее. Там мог оказаться кто угодно – ее это не интересовало. Любой, кто даст ей хотя бы долю шанса ускользнуть от Критчли… Господи, пусть это будет хотя бы случайный прохожий. На пороге возникла высокая темная фигура человека, которого она больше никогда не рассчитывала увидеть.
Эйдан!
Долгие мгновения она могла только взирать на него – что отнюдь не было наказанием, потому что он оставался таким, каким был всегда, – самым красивым мужчиной из всех, кого она знала. Почти черные волосы и темно-синие глаза были сами по себе поразительным сочетанием, а если принять во внимание четкие черты его лица, его рост и стать – тут ни одна не устоит!
Смешок, сорвавшийся с ее губ, отчасти был всхлипом изумления, а отчасти испуганным воплем, вызванным неожиданным поворотом судьбы. Выражение лица Эйдана – его ошеломляюще прекрасного лица, которое, оказывается, ее воспоминания нисколько не приукрашали, – из мрачно-решительного превратилось в потрясенно-недоумевающее. «Добро пожаловать в мой мир, любимый!»
Нельзя было утверждать совсем, что он не изменился. Годы никого не красят, но его густые темные волосы по-прежнему кольцами обрамляли лоб и прикасались к задней части воротника (он всегда забывал вовремя подстричься), синие глаза по-прежнему будили в ней желание. Ум и чуткость таились в этих внимательных глазах, контрастируя с маской аристократического равнодушия. Сейчас Эйдан казался похожим на грозную, неприступную башню. Он не наклонился к ней, как делал это раньше, будучи внимательным влюбленным. Теперь он стоял неподвижно, глядя на нее глазами, которые казались такими же непроницаемыми, как ночная тьма.
Суровые морщины появились на его лице по обе стороны губ – губ, которые определенно не улыбались. И казалось, что на них улыбки не было уже очень давно.
«Эйдан, что с тобой? Неужели все это из-за меня?»
Мэдлин надеялась, что это не так, но опасалась, что она права: благодаря ей его правильные черты превратились в этот суровый гранит. Он был совсем не похож на смелого рыцаря, который спас ее тогда в переулке.
И теперь он должен был прийти ей на помощь.
«Хочешь ты того или нет, мой милый».
И тут она почувствовала, что Критчли подошел к ней сзади и снова тайком больно стиснул ей руку.
– Что вам надо?
Он подозрительно посмотрел на Эйдана, являя собой образ человека, в дом к которому явился незваный гость.
Эйдан перевел взгляд на него, а потом снова на нее.
Мэдлин прекрасно понимала, о чем он думает. Во-первых, что она поменяла его на другого мужчину. И во-вторых, что она лишилась всякого вкуса и элементарной осмотрительности.
Она возмущенно прищурилась: «Как будто я позволила бы этому кретину даже прикоснуться ко мне!»
Раньше Эйдан всегда знал, о чем она думает. Из-за этой его чуткости они сблизились так, как могут только родные люди, но в конце концов все же разлучились. В и этом виновата была она, конечно. Даже понимая, что он почувствует ее обман, она все равно солгала.
И оказалось, что Эйдан по-прежнему в какой-то степени улавливает ее мысли: его лицо посуровело, и он одарил Критчли высокомерным взглядом.
– Мне надо обсудить с миссис Чандлер один вопрос… личный вопрос.
«Да благословит тебя Бог, упрямый рыцарь!»
Несмотря на все презрение, которое она заслужила, он по-прежнему не мог не взять на себя роль защитника.
Критчли стиснул ей руку с такой силой, что та начала неметь. Мэдлин не издала ни звука, продолжая смотреть Эйдану прямо в глаза.
– Мистер Критчли как раз собирался уходить, – сказала она, заставив себя говорить совершенно спокойно. – Конечно же, у меня найдется время, чтобы обсудить с вами ваше дело.
Любые возражения этого мерзавца вызвали бы новые вопросы по поводу его присутствия здесь – вопросы, на которые такой человек, как он, не захотел бы отвечать. Но если ты решил стать шантажистом и преступником, то тебе следует предвидеть связанные с этим проблемы. Некоторые люди начисто лишены ума!
Критчли пришлось отпустить ее руку (хотя напоследок он больно дернул ее), напялить шляпу и шагнуть к двери. Эйдан вежливо посторонился, сумев продемонстрировать аристократическое равнодушие к человеку, менее знатному и не заслуживающему даже упоминания. Двое мужчин чуть развернулись, не сводя друг с друга глаз.
«Р-р-гав!»
Конечно, Мэдлин прекрасно знала, что такую непочтительность вслух проявлять нельзя. Порой мужчины неспособны оценить всю комичность происходящего.
А еще она понимала, что единственной причиной такого кружащего голову облегчения был уход Критчли – по крайней мере на какое-то время она от него избавлена! Это как не было связано с тем, что Эйдан был так близко, что она могла ощутить знакомый запах его сандалового мыла. Избавившись от этого негодяя, теперь нужно было поскорее избавиться и от самого Эйдана.
Ей пора отправляться в путь. Корабль должен отплыть в полдень. Возможно, она уже опоздала.
Заставив себя не думать о том немыслимом факте, что Эйдан де Куинси стоит у нее на пороге, Мэдлин крепче ухватилась за свой саквояж и направилась мимо него. Господи, до чего приятно от него пахнет!
Несмотря на то что Эйдан давно и окончательно ее разлюбил, он с трудом держал себя в руках. Ее аромат буквально сводил его с ума. Он терял голову от жара, разливавшегося по его телу. Он считал себя целиком и полностью излечившимся… Но старая любовь – живучая штука! Первый взгляд на нее был подобен удару в солнечное сплетение. У него прервалось дыхание – и в то же время ему показалось, что он наконец-то вспомнил, снова, как надо дышать.
Она была прелестна. Хотя и не имела права оставаться такой. Ее дурные поступки должны были отразиться на ее лице. А вместо этого она казалась хрупкой и обманчиво беззащитной. Ее глаза, такие огромные и темные… он чуть было снова не утонул в них.
А потом к нему вернулось воспоминание о собственном унижении, все такое же болезненное, – и ему стало трудно смотреть на нее. Как невыносимо жаль, что у нее до сих пор осталась такая власть над ним! Неисповедимы пути Господни!
А потом этот мерзкий тип посмел притворяться, будто имеет на нее права! Любую женщину – дорогую или ненавистную – Эйдан не мог бы оставить в руках такого негодяя.
Да, она была такой же прелестной, как раньше. Вот только…
О да. Больше не было озорных улыбок и грудного смеха. Ярко горевшее в Мэдлин пламя, которое было ее страстью к жизни, погасло. Она показалась ему… поникшей?
Ну что ж, это только справедливо. Он и сам не отличается жизнерадостностью.
Она подняла с пола свой саквояж и направилась мимо него. Его сердце сжалось при мысли, что она сейчас уйдет.
Но это не было болью расставания. Ни в коем случае. Ему просто нужны ответы, ради которых он сюда пришел. Необходимо выяснить: не его ли ребенок эта малышка Мелоди?
Это – и только это – заставило его протянуть к ней руку.
Когда Мэдлин уже собиралась пройти мимо Эйдана, осторожное прикосновение к ее плечу остановило ее так, как не могла остановить жестокая хватка Критчли. Ей показалось, что весь мир замер, а ее сердце забилось так гулко, словно церковный колокол.
Если она закроет глаза, то вспомнит, как эта рука ласкает ее нагое тело, ощутит как нежный жар касается ее самых интимных уголков…
Но ее глаза открыты – и она не намерена их закрывать, Бог свидетель!
