355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Саймон Моуэр » Евангелие от Иуды » Текст книги (страница 4)
Евангелие от Иуды
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:38

Текст книги "Евангелие от Иуды"


Автор книги: Саймон Моуэр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Ты должен положить конец вашим встречам, – решительно заявила она. – Вам не стоит сближаться, а если встречаешься с молоденькой девушкой, то сближение неминуемо. – Произнеся это, она улыбнулась. Она улыбалась, сидя напротив сына, и за спиной ее сквозь открытую дверь виднелся небольшой городской садик,где солнечный свет сплошной завесой ниспадал на сверкающие кусты. Ее улыбка была победным флагом, вывешенным прямо на лице. – Кроме того, – сказала она, – Элиза Гудман – иудейка.

«Мы все так или иначе страдаем от плотских искушений». Так говорил один из молодых наставников Лео в семинарии. Столкнувшись с проблемой Элизы и ей подобных, Лео с головой ушел в учебу, словно мог усмирить необузданную похоть, прячась среди книжных полок, кресел к кафедр. Распятый Христос висел на стене перед глазами студента как немой укор. «Помни, что по канонам только полноценный мужчина может быть посвящен в духовный сан – полноценный мужчина, а не евнух и не гомосексуалист. Так что не стоит волноваться о подобных желаниях, но и попустительствовать им нельзя. Я бы посоветовал тебе… – священник понизил тон, чтобы кощунственную беседу никто не подслушал, – самому избавляться от бремени, буде станет оно непомерно тяжким. – Он проворно потер руки, будто демонстрируя, как именно следует избавляться от бремени. – Я на собственном опыте убеждаюсь – убеждался, –что чувства эти мимолетны и поверхностны. Как только ты испытаешь облегчение, они мигом исчезнут. Это как утоление жажды: выпил стакан воды – и вопрос снят. Конечно же, это лишь… ну… полумера, паллиатив. На случай крайней необходимости. Меньший грех, призванный не допустить настоящего грехопадения. Это не должно войти в привычку. Соблюдая дисциплину и регулярно вознося молитвы, ты вскоре сможешь изжить в себе потребность в подобных экстренных мерах. Устрани причину греха – устранишь сам грех. Психологи называют это сублимацией. – Заботливый пастор был либералом и не скрывал этого. – Но на самом деле это лишь перераспределение нашей энергии в угоду Господу. – Он улыбнулся и ободряюще похлопал Лео по колену.

Таким образом Элиза и ей подобные были изгнаны в самые дальние углы его разума. Таким образом он помирился с матерью. Таким образом он примирился со своим предназначением. Литургические ритуалы и требования веры вновь восстановили равновесие. На все вопросы твои ответит вера, однако это требует полного, самозабвенного подчинения, погружения столь же глубокого, как то, что сопровождает всякий обряд крещения. И в самом деле, крещение – это нечто вроде репетиции самоотречения во имя веры: в вере ты купаешься, ты плывешь в ней, ею живешь, окруженный ею, она держит тебя на поверхности и она же тебя поглощает. Ты утопаешьв ней, ведь иной раз она, подобно воде в легких, лишает тебя возможности вдохнуть. Вера обуревает, вера вселяет смелость, вера несет в себе ни с чем не сравнимую драму. И заключается эта драма в том, что весь мир, целая Вселенная сжата до размеров одного-единственного человека, человека, ходившего по нашей грешной земле и до сих пор идущего по ней.

– Слово «вера», pistis,и его производный глагол pisteuo,встречается в Новом Завете более двухсот сорока раз. Иоанн употребляет этот глагол, «верить», девяносто восемь раз. С глаголом этим часто используется предлог eis,близкий по значению английскому «в», «внутрь». Это помогает понять, насколько важно беречь веру, понять, что человек обязан посвящать тело свое и душу единству с Христом. В других случаях употребляется предлог epi,«на»… – Так говорил Лео Ньюман, новый человек, [17]17
  От англ. new man –в буквальном переводе, «новый человек», «другой человек».


[Закрыть]
читающий лекцию перед группой юных семинаристов. Он чувствовал себя солдатом, который побывал на линии фронта и лично слышал свист падающих снарядов, а теперь передает свой опыт неоперившимся новобранцам. Эти Солдаты Христовы обращали к нему свои искренние лица, полные надежды на то, что он научит их преодолевать все жизненные трудности. Интересно было обнаружить похожую военную метафору в письме бывшего ученика, ставшего пастырем в Ливерпуле:

«Я помню ваши лекции в семинарии, – писал он. – Мы видели в вас пример для подражания, командира, который поведет нас в бой, и теперь взгляните, что вы натворили. Сколько душ вы утащили за собой в геенну? Сколько невинных жизней уже загублено?»

На все вопросы ответит вера. И когда ты теряешь веру, тебе не остается ничего иного, кроме как восполнить yrрату философией – той, которая умышленно и хладнокровно не дает ни единого ответа.

4

Отправьтесь с компанией родственников на пикник. Отвезите их куда-нибудь в Сутри на этрусскую землю к северу от Рима. К лесам и внезапным теснинам, к бурым утесам в пунктире надгробий, к заброшенным, поросшим ежевикой ступеням. Джек вел первую машину, в следующей ехали друзья (Говард и Гемма, которые остались погостить на выходные). Ньюман сидел на заднем сиденье первой машины – вспомогательный элемент, бесцветное, но весьма занятное дополнение, нечто вроде артефакта стародавнего археологического периода. Были там и обе дочери, совсем недавно вернувшиеся из интерната: они сидели по бокам от него, разделенные великим перевалом человеческой застенчивости. Старшая, Кэтц, краснела и умолкала всякий раз, когда Лео заговаривал, а младшая, Клер, откровенно его изучала.

– Вы не похожина священника, – сказала она.

– А на кого обычно похожи священники?

– Священники – такие же люди, как и все остальные, – вмешалась Мэделин, повернувшись к ним с переднего сиденья.

– Нет, не такие же. Священники скучные.

Взрослые рассмеялись.

– Отец Лео вовсе не скучен. Вообще-то, он настоящая знаменитость. Он пишет о Библии в газеты.

Ньюман попытался сменить тему.

– Папа Римский – тоже священник, – напомнил он.

– Папа Римский скучный, – категорично заявила Клер, и Кэтрин покраснела от стыда.

– Папа Римский любит каждого из нас, – сказала Мэделин. – Именно поэтомуон может быть немного скучным.

За городом они увидели древний амфитеатр и ряды надгробий на утесе. Они припарковали машину и вышли наружу, чтобы осмотреться.

– А где сейчас находятся эти мертвые люди? – спросила Клер, через открытую дверцу машины глядя на влажную, голую землю. – Они отправились на небо?

Это был любопытный теологический момент.

– Куда же они отправились? – спросила Мэделин. – Миллионы людей, которые не знали об Иисусе Христе просто потому, что жили задолго до его рождения?

– Этого мы не знаем, – признался Лео.

– Ну, их же нельзя просто сбросить со счетов, правда? В свое время они были столь же реальны, как и мы все. Даже сейчас, если предположить, что у смерти отсутствует временное измерение, они остаются такими же реальными, как, допустим, твоя покойная мать или мой покойный отец.

– Лимб? [18]18
  Лимб – в католической традиции пограничная область ада, в которой пребывают души праведников, умерших до пришествия Христа, и души умерших некрещеными детей.


[Закрыть]
 – предположил Джек. – Так ведь называется специальное место, которое вы придумали длярешения этой проблемы?

– Лимб – для маленьких детей, глупенький, – ответила младшая дочка.

Небольшая теологическая дискуссия продолжилась, когда группа начала осмотр надгробий. Тропинка тянулась вдоль подножия утеса, а после устремлялась вверх, по заросшему мхом склону, прямо к знаку, который гласил: «Часовня Мадонны дель Парто, Пресвятой Богородицы». В путеводителе говорилось, что раньше это здание было митреумом. [19]19
  В последние века до н. э. возникла особая религия с культом Митра – митраизм, получившая распространение в эллинистическом мире: с I в. н. э. – в Риме, со II в. – по всей Римской империи; особой популярностью пользовалась в пограничных провинциях, где стояли римские легионы, солдаты которых были главными приверженцами культа Митра, считавшегося богом, приносящим победу; сохранились остатки многочисленных святилищ-митреумов (вблизи римских лагерных стоянок). Значительную роль в распространении митраизма сыграли социальные низы, которых он привлекал тем, что провозглашал равенство среди посвященных в него и сулил блаженную жизнь после смерти. В митреумах совершались особые мистерии, доступные только посвященным мужчинам; они состояли из жертвоприношений, культовых трапез и пр.


[Закрыть]
Оно было целиком построено из камня: колонны, приделы, узкая апсида – абсолютно все. Там пахло сыростью и древностью – кисловатый, затхлый запах.

– Митреумы – конек Лео, – сказала Мэделин мужу. – Или правильно говорить «митреума»? Он однажды водил нас в один митреум под Сан-Клементино.

Лео вдруг понял, что хочет, чтобы она на него посмотрела, и это не на шутку его взволновало. Он даже говорил с умышленной бойкостью, чтобы привлечь ее взгляд. Пока они бродили среди теней пещеры, он пространно излагал идею митраизма – рассказывал о самом Митре, о быках и жертвоприношениях, о тайных ритуалах – инициациях, [20]20
  Инициации (от лат. initiation –совершение таинств) – посвятительные обряды, связанные с переходом юношей и девушек в возрастной класс взрослых мужчин и женщин. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
о бычьем семени, что оплодотворяет весь мир. И она действительно смотрела на него с загадочной улыбкой, которая могла выражать интерес, но могла подразумевать и нечто вроде сочувствия.

– Христианство победило, – сказал он им, – отрекшись от элитарности, распахнув объятия всем и каждому, ничего не скрывая.

– А что значит «отрекшись»? – спросила старшая девочка. – Почему вы все время используете непонятные слова?

Джек засмеялся и повторил ее вопрос.

– Потому что «понятные» дляэтих целей не годятся, – сказал Лео.

Они вернулись к машине и поехали обратно в город. Прогуливаясь по узкой, заросшей аллее, Лео взял младшую девочку за руку.

– Хочешь, я кое-что тебе покажу? – предложил он. – Ты знаешь, кто такой Понтий Пилат?

– Конечно, – тут же ответила Клер. – Он убил Иисуса.

– Иисуса убили евреи, – поправила ее Кэтрин. – Так написано в Библии. Иисуса убили евреи.

– Иисуса убили римляне.

– Евреи.

Беседа грозила превратиться в нелепую детскую перепалку: да, нет, да, нет.

– Лео – еврей, – сказала Мэделин.

– Правда? – Джек, похоже, искренне изумился.

Лео ответил с максимальной небрежностью, чтобы поскорее сменить тему:

– Ньюман, Нойман. В начале века в моей семье произошел переход. Моя бабушка обратилась в христианство. – Он знал, о чем думает Джек. Джек обладал острым умом настоящего дипломата и не стал бы упускать из виду подобное обстоятельство. Прогуливаясь по городу в сторону главной площади, мимо alimentari [21]21
  Alimentari (um.) – продуктовые магазины.


[Закрыть]
и баров, Лео ощутил прохладный ветерок ревности. Зачем Мэделин выдала этот хрупкий, пустячный секрет?

– Значит, это выубили Иисуса? – спросила Клер.

– Глупенькая, как может священник убить Иисуса?

– А как же Понтий Пилат?

– Он не был священником.

– Он был римлянином. А отец Лео – римский католик.

– Ты тоже.

– Нет, я не…

– Да!

– Мне кажется, детям лучше помолчать, – решил Джек.

Главная площадь города напоминала масштабную декорацию с фонтаном, кафе, муниципальным зданием и толпой статистов, снующих туда-сюда будто бы в ожидании, пока грянет оркестр и заиграет увертюра. Лео повел своих спутников к палаццо на противоположной стороне. Каменная доска у входа уверяла, что перед ними находится Municipio,муниципалитет. Здание было отделано ржаво-красной штукатуркой, арку входа украшали мраморные фрагменты, найденные на полях в предместье; мелкие осколки различных пород беспорядочно усеивали стены, напоминая перхоть, прилипшую к покрасневшей коже головы.

– Вот, – сказал Лео, слегка волнуясь из-за того, что не сможет произвести впечатление на девочек, ведь это была всего лишь дощечка с надписью, банальный свидетель ушедших времен. Он не мог осуждать детей, в которых невинность смешалась с изощренностью, а честность – с лицемерием.

Группа подошла ближе и взглянула в направлении, которое он им указал. Слово Pontiiвыделялось среди эпиграфических каракулей; по всей вероятности, это было обозначение одной здешней семьи, gensПонти.

– Ну и что?

И в самом деле, что? Единственное свидетельство, если его можно счесть таковым, существования итальянского колониального правителя нижнего ранга, с обломком камня на плече и напористой женой – Понтия Пилата. Самый известный римлянин из всех, когда-либо рожденных на свет. Конкурентов у него, по большому счету, нет. Забудьте о Юлии Цезаре и Тиберии. Сколько в мире насчитывается христиан? Миллиард? Не считая Девы Марии, Понтий Пилат – единственный человек, упомянутый в «Символе Веры». Посему его имя звучит из уст каждого из миллиарда христиан всякий раз, когда он или она идет в церковь. Вот что называется славой.

– Здесь он родился. Это его родной город. – И вполголоса добавил: «возможно», дабы не испортить свою и без того малоубедительную историю.

Так Лео поведал семье Брюэров и их друзьям о Понтий Пилате в тот весенний день в Сутри, когда ветер был холоднее, чем положено, а сам Лео алкал внимания Мэделин. Он рассказывал о Понтий Пилате девочкам, Мэделин, Джеку (если тот вообще его слушал), Говарду и Гемме (если им было не наплевать). Он специально привел себя в порядок перед выездом – подстриг волосы, тщательно побрился, образуя тем самым контраст с бородатыми героями своего рассказа, и обрисовал, так сказать, персонаж – человека верившего во благо республики, в букву закона, в преданность государству и необходимость отстаивать честь своих предков. Человека, который вступил в выгодный брак и благодаря этому взошел теперь на первую ступень имперских амбиций. Понтий Пилат, из сословия всадников, который решил сразиться за крупнейшую награду – Египет. Понтий Пилат, который заслужил благосклонность императорского советника Седжануса и был направлен в Иудею летом двенадцатого года правления Тиберия.

– Похоже на историю с Британской Индией, – сказал Джек, который его все-таки слушал.

– Точь-в-точь, – согласился Лео. – Такие же жирные, ленивые князьки, отсылающие своих детей в Рим или Лондон за образованием; все дети Ирода прибыли сюда. Те же странные верования, те же святые с безумными глазами и опасным влиянием на политическую жизнь, те же местные политики, которые не намерены упускать свои шанс. И такая же неумелая колониальная администрация.

– Можно использовать это в качестве примера для будущих министров иностранных дел Великобритании, – предложил Говард.

– Бедный Пилат, – сказала Кэтрин.

– Почему же бедный?

– Потому что у него не было выбора, – сказала она, проявив неожиданную детскую проницательность. – Иисус должен был умереть, поэтому у Пилата не было выбора И у Иуды – тоже.

– А как же миссис Пилат? – спросила Мэделин.

Они вернулись к машине, оставленной у надгробий возле амфитеатра.

– Повинуясь традиции, ее звали Клавдией. Клавдия Прокула. Согласно Оригену, [22]22
  Ориген (ок. 185–253/254) – христианский теолог, философ/ филолог; оказал большое влияние на формирование христианской догматики. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
она обратилась в христианство, и православная церковь даже канонизировала ее. Святая Клавдия. [23]23
  Клавдия Прокула была канонизирована под именем святая Прокла. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
Однако, если верить легенде, она также была любовницей Седжануса, и благодаря этому Пилат был назначен на должность.

– А что такое «любовница»? – спросила Клер. – Это та, которую все любят?

Взрослые рассмеялись. Сестринский долг поборол смущение Кэтрин.

– Любовница – это значит подруга, – уверенно сказала она.

– Значит, мама – любовница отца Лео? – спросила младшая. Наверняка ей было невдомек, почему ее слова вызвали новый взрыв хохота, еще громче прежнего. Возможно, она не поняла, почему отец Лео покраснел. Может быть, когда-нибудь она еще вспомнит об этом случае и узрит в этих мгновениях неловкости и веселья зловещее предзнаменование.

Они вернулись в амфитеатр. Джек вместе с девочками и двумя гостями из Лондона пошел вперед, к центру каменного круга. Многоярусные сиденья окольцовывали их. Мэделин и Лео стояли у входа, глядяна лужайку, где их спутники позировали, словно актеры на сцене.

– Зачем ты рассказала Джеку, что я еврей? – спросил Лео. Ее, похоже, удивил тон вопроса.

– А это что, секрет?

– Нет, не секрет. Но я сказал это тебе.

– Извини. – Она, кажется, не понимала его, не могла оценить масштаба тайны, в которую оказалась посвящена. – Извини, если я не оправдала твое доверие, но я не думала, что это настолько деликатный момент.

– Ладно, неважно.

– Извини меня, Лео. Все ведь в порядке? Я не понимала, и теперь мне очень жаль.

– Позвольте мне объявить войну, говорю я вам! – возопил Джек, обращаясь к пустым сиденьям. – Война превосходит мир, как день – ночь!

– Почему ты так разозлился? – спросила Мэделин.

– Я не злюсь.

– Злишься.

– …Война волшебна, война пробуждает, война бесстрашна и полна страсти!

– Ты просто не способен принять извинения. Боже мой, вот к таким последствиям приводит целибат!

– Целибат тут ни при чем.

– Неужели?

– Мир – это истинный паралич! – декламировал Джек. Девочки бегали вокруг него и заливались смехом. – Мир приносит больше ублюдочных жизней, чем война отбирает жизней человеческих!

– Целибат тут ни при чем, – настаивал Лео. – Абсолютно ни при чем. – И он обо всем рассказал ей, именно в тот момент, именно в том месте, пока Джек скакал по амфитеатру в Сутри, девочки восторженно визжали от отцовских кривляний, а Говард и Гемма – лишь продолжали вежливо смеяться…

Другой пикник, другая эра, другие две машины. Главная дорога к городку Сутри была заасфальтирована лишь частично, в остальных же местах – неплотно засыпана гравием. Однако здесь растут все те же зонтичные сосны, здесь находится то же кладбище (только сейчас тут народу поменьше, а электрическое освещение отсутствует), а на противоположной стороне тянется ряд все тех же этрусских гробниц. Это страна гробниц, пейзаж мертвецов. А на выступе вулканической породы в конце проспекта притулился тот же хуторок, похожий на кораблик, что готовится войти в теснину и отступает под натиском хлынувшей на него флотилии автомобилей.

«Сюда!» Машина, едущая впереди, – «альфа-ромео» с откидным верхом. Голос гида отчетливо слышен сквозь шум моторов, когда гид поворачивается и машет влево. На ветру развевается белый шелковый шарф. «Театр!» Это молодой парень, узкоплечий и смуглый, смуглее остальных, которые явно стоят выше его на социальной лестнице. Машина вихляет, дергается (хотя иного транспорта, кроме как повозки с запряженным в нее ослом, на дороге нет) и, вспахивая гравий, въезжает на площадку у обочины, возле утеса близ ворот, которые ведут туда, куда он указывал – в резной каменный амфитеатр.

«Мерседес» едет следом и останавливается возле «альфы». Пассажиры выходят наружу. На женщинах – платья в цветочек, с квадратными плечами и узкими талиями. От солнца их спасают шляпы с широкими полями, от грязи – сандалии на платформах; женщины всюду суют свой нос, точно любопытные пичуги. Трое мужчин одеты во фланелевые брюки, тонкие рубашки и белые парусиновые туфли; глядя на них, можно подумать, что они собрались сыграть в теннис или бадминтон.Главный мужчина в группе, образуя очевидный контраст, одет в костюм. Его единственная уступка полуденной жаре, безоблачно-синему небу и режущему, словно раскаленный скальпель, солнцу, – потрепанная, нелепая панама. «Как ты выносишьэту жару в такой одежде, дорогой?» – Женщина, которая произносит это с оттенком упрека, – блондинка (ее волосы закручены в толстые «колбаски», обрамляющие лицо), стройная и деловитая.

«Этот амфитеатр уникален, – объясняет юноша, подражая манере профессионального гида. – Вероятно, этрусского происхождения, он, разумеется, использовался во времена Римской империи».

«ПервойРимской империи», – уточняет один из мужчин. В его голосе слышится издевка, и некоторые, если не все, присутствующие смеются. Хотя блондинка, например, не смеется. Когда юноша начинает говорить, она норовит отвернуться, заняться чем-то другим – скажем, командует пятым мужчиной, слугой, который достает вещи из багажника «мерседеса»: корзины с продуктами, скатерть, походный ящичек со столовыми приборами – и переносит их в амфитеатр. Женщина отдает ему приказы, как генерал, разворачивающий войска, тем временем муж – мужчина в костюме и панаме – следит за ней с нескрываемой нежностью. «Вон туда. Не сюда. А эти – туда, чтобы люди могли брать, когда захотят. Вино поставь в тень. В Бухлове мы часто ездили на пикники в лес, – объясняет она остальным, словно опытность в данном вопросе оправдывает ее требовательность. – На каретах, никаких машин. Брали столы, стулья, все. А мой брат устраивал игры для детей…» Белая скатерть расстелена прямо посреди театра, как будто вот-вот должен начаться спектакль, а это все – серебряные приборы, высокие бокалы, белоснежный фарфор – служит реквизитом. Слуга несколько раз бегает к машине и обратно, а крестьянин с ослиной повозкой на дороге молча наблюдает за приготовлениями. И что же он видит? Семеро взрослых и мальчик крутятся как заведенные под палящим весенним солнцем, восторгаются этим местом – обшарпанными ярусами, которые расходятся концентрическими кругами, как рябь на поверхности пруда; говорят они с интонацией, которая ему не понятна и употребляют слова, которые ровным счетом ничего не значат. Но он знает, что они немцы. Этого достаточно. «Ciao, поппо», [24]24
  Ciao, normo (um.) – Привет, дедуля!


[Закрыть]
– приветствует его мальчик на ломаном итальянском. Он отвечает на приветствие беззубой ухмылкой, затем шлепает осла по боку и бредет по дороге дальше, к деревне.

«Spätlese», [25]25
  Spätlese (нем.) – вино позднего сбора.


[Закрыть]
– говорит высокий мужчина, вынимая бутыль из корзинки. Этикетка исписана затейливым готическим шрифтом, а картинка напоминает сцену из «Кольца Нибелунгов». [26]26
  «Кольцо Нибелунгов» – опера Р. Вагнера.


[Закрыть]
На стенках бокала выступили капельки влаги. «Отменное вино».

«Я предпочитаю нашевино», – говорит его жена.

«Вздор. Ваше вино – австрийские помои. А это – рейнское вино тончайшего букета».

«Не австрийские, а моравские».

«Еще хуже. Сплошные евреи и славяне».

Слышится смех. Он откупоривает бутылку (это же пикник: слуги не могут заниматься всемодновременно) и разливает белое вино; все берут по бокалу, подносят к свету и пригубливают, после чего соглашаются с герром Хюбером, что вино прекрасное. Они прихлебывают, посасывают и производят прочие звуки своими губами подлинных ценителей. Фрау Хюбер наклоняется, чтобы поправить скатерть, и парень на секунду умолкает, любуясь тем, что обнажает слегка задравшаяся юбка. Ноги женщины обтянуты шелковыми чулками (редкость по тем временам). На коленях чулки собрались в небольшие складочки, а стрелки неумолимо влекут взгляд в ту затемненную область, где можно вообразить себе кайму чулок, подвязки и прохладную, шелковистую кожу. Герр Хюбер ловит взгляд юноши и неодобрительно хмурится. «Боюсь, придется сесть на землю», – говорит фрау Хюбер и опускается на колени, словно бы подавая пример остальным. Ноги она целомудренно сдвигает. Мужчины чувствуют облегчение. Слуга начинает разносить еду, что получается у него весьма неуклюже: он слишком явственно чувствует свою принадлежность к этой группе, когда присаживается на корточки и предлагает дамам угоститься prosciuttocrudo [27]27
  Prosciutto crudo (um.) – сырая ветчина – одно из традиционных итальянских лакомств. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
(«С венским окороком не сравнить», – отмечает герр Хюбер) и зелеными фигами; он слишком близок к правящему классу и отдает себе в этом отчет.

И тут раздается звук – внезапный, резкий, словно голубую ткань небес с хрустом разрывают на части. Все прекращают есть. «Я предпочитаю пражскую ветчину», – говорит кто-то и, поднимая глаза, видит некий несуразный серебристый предмет крестообразной формы. Предмет с ревом несется со стороны дубовой рощицы, мчит над амфитеатром и устремляется к дороге, к верхушкам зонтичных сосен, и кажется, будто небу больно от этого непрошеного гостя.

«Amerikaner!»– восхищенно выкрикивает мальчик, вскакивает и бежит ко входу в театр, словно надеясь поймать гигантскую черную машину.

«Ерунда, – говорит один из мужчин. – ВВС! «Мессершмидт».

«Лео!» – кричит женщина, пытаясь догнать бегущего ребенка. Шум становится тише, он удаляется, и в весеннем воздухе тает самолетный рокот.

«Американский аппарат», – соглашается один из мужчин, и герр Хюбер начинает читать лекцию, адресованную, в первую очередь, младшему из собравшихся – молодому итальянцу. Лекция посвящена тому, что, после того как американцам позволили вторгнуться в Европу, война достигла пика своего трагизма, и ничего уже не будет, как прежде, что бы ни произошло…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю