Текст книги "Для смерти день не выбирают"

Автор книги: Саймон Керник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

До меня донесся какой-то посторонний звук. Шаги. Эмма испуганно вскрикнула.

– Я приду за тобой. Не беспокойся. Я…

Она уже отключилась. Я подержал телефон возле уха, но никто не перезвонил.

Что ж, по крайней мере Эмма еще жива. И Баррон теряет терпение. Звонок она, конечно, сделала по его приказу. Баррон хотел убедиться, что я взял наживку. Он контролировал ситуацию, но у меня появился шанс. Они не знают, где я. Баррон, наверное, считает, что я еще в пути. Иначе бы он не стал вынуждать Эмму звонить.

С тыльной стороны здание выглядело еще хуже. Окна первого этажа были зарешечены, но стекла выбиты, а проемы украшали напоминающие руны знаки – метки какой-нибудь местной шайки. Двойная дверь из дымчатого стекла успела покрыться грязью и царапинами. Она тоже была закрыта.

Я прошел вдоль стены в надежде отыскать еще какой-то вход. Под ногами неестественно громко скрипели кусочки разбитого асфальта. На окнах второго этажа решеток не было, а в одном от стекла остался только зазубренный нижний край. Рядом с ним проходила водосточная труба, и я уже подумал, что смогу вскарабкаться по ней, но, едва дотронувшись до нее, понял – моего веса она не выдержит.

Оставался только главный вход. Я посмотрел на часы – без пяти пять. Дождь не прекращался. Я представил, что это здание – пустая, заброшенная бетонная коробка в унылой промышленной зоне огромного холодного и равнодушного города – станет нашим с Эммой местом последнего упокоения, и поежился от страха.

Но страх – это хорошо. Он обостряет чувства и помогает выживать в самых безнадежных ситуациях.

Я двинулся дальше. Медленно и осторожно. В обход здания. Время вдруг снова встало на мою сторону.

Дойдя до угла, я остановился. Выглянул. Главная дверь была закрыта, но в отличие от боковой, похоже, не заперта. За дверью – тьма и ни малейшего движения. Я отступил за угол, наклонился, поднял с земли камешек и бросил в дверь. Он ударился и отскочил.

Прошло пять секунд. Ничего.

За дверью меня вполне могла поджидать западня, но ничего другого в этой ситуации не оставалось. Я достал из-за пояса револьвер, вышел из-за угла, пробежал к двери и повернул ручку. Дверь открылась со скрипом, прозвучавшим в ушах неестественно громко, и я сделал шаг внутрь, ожидая услышать щелчок взведенного курка, за которым неизбежно последовал бы грохот выстрела. Но в коридорчике было пусто. С полдюжины покрытых линолеумом ступенек вели к следующей двери. Я подкрался ближе и прислушался.

Ничего. Ни звука.

Ступеньки шли выше, ко второму этажу и, вероятно, до самого верха. Было тихо и темно, и ориентироваться помогал только слабый свет уличных фонарей. Где-то далеко завыла сирена. Я подождал немного и, убедившись, что она никого не спугнула, стал подниматься по лестнице, держа перед собой револьвер.

Вой сирены растворился в сумраке вечера, и тишина стала громче.

Я добрался до второго этажа. По голым шероховатым стенам скользили неясные тени.

Выше. Еще выше. Я поднимался, вслушиваясь в тишину, с трудом удерживаясь от того, чтобы сорваться, взлететь на третий этаж и раньше времени выдать свое присутствие.

Есть в моей натуре что-то такое – может быть, своего рода природная жестокость, бесчувственность, – что позволяет мне отстраниться от всего лишнего, не воспринимать чужие страдания и боль. Без этого качества не обойтись ни полицейскому в Лондоне, ни предпринимателю на Филиппинах. Ни, если уж на то пошло, киллеру, убивающему людей за деньги. Сейчас оно помогало не думать об Эмме и сосредоточиться полностью на приближающейся схватке с Саймоном Барроном.

Вдалеке снова завыла сирена. Секунду спустя к ней прибавилась вторая. Мои бывшие коллеги спешили к месту еще одного кровавого преступления. Этот вой напомнил мне о доме. О прежней жизни здесь, в огромном жестоком городе. Здесь всегда что-то происходит. Вечный конфликт между имущими и неимущими, теми, кто оберегает свое положение, и теми, кто только и думает, как бы занять место первых. А между ними – полицейские, защищающие одних от других. Люди вроде Азифа Малика, заплатившего наивысшую цену за свою неблагодарную работу, а иногда и вроде меня, те, кого перетянула одна из сторон.

Добравшись до третьего этажа, я вышел на площадку с большим окном, из которого открывался вид на промышленную зону. На стене, покосившись, висела картина – что-то настолько абстрактное, что и не разобрать в полутьме. Один коридор уходил вправо, другой – влево. Освещенные окна были в той части, что справа. Коридор длинный, ярдов пятьдесят, с дверьми по обе стороны и глухой стеной в конце. Все двери распахнуты. Свет горел за второй и третьей с левой стороны.

Я оглянулся. Точно такой же коридор уходил в противоположную сторону, но там все двери, за исключением одной, были закрыты. Баррон приготовил мне ловушку, но другого я и не ожидал.

Звук сирен нарастал, приближаясь. Выждав несколько секунд, я медленно двинулся к освещенным дверям.

За первой находилась темная и совершенно пустая комната, из которой давно вынесли всю мебель и оборудование. Я пошел дальше, понимая, что Баррон уже услышал мои шаги – пройти бесшумно по линолеуму невозможно, даже если крадешься на цыпочках.

Вот и вторые двери. За теми, что справа, – темно. За теми, что слева, – свет. Я сделал еще шаг… заглянул… И сразу же увидел выступающую из-за двери ногу.

К двум сиренам присоединилась третья, и они приближались к промышленной зоне.

Западня.

Я врезал ногой по двери, прыгнул вперед, в ярко освещенный офис, вскинул револьвер и…

…застонал.

Потому что опоздал. Меня опередили. Как всегда. И, как всегда, я угодил в ловушку, приготовленную ловко и со знанием дела.

Глава 40

Секунду-другую я просто тупо смотрел на тело, не в силах сдвинуться с места, ошеломленный, не чувствуя ничего, кроме сожаления. Еще одна невинная жертва. Еще одна загубленная жизнь.

Но времени на сожаления не оставалось, и я заставил себя подойти поближе.

Старший инспектор Саймон Баррон сидел у стены, слегка накренившись в сторону. Глаза его были закрыты, белая рубашка и голубой галстук пропитались кровью. Колотые раны на груди и животе указывали на то, что нападавший, по-видимому, застал его врасплох и, воспользовавшись замешательством, успел нанести несколько быстрых ударов. Входные отверстия были видны отчетливо – вытекавшая из них кровь успела свернуться. На полу между ногами застыла темная лужица, в которой испачкались края темно-зеленого плаща. Лицо было бледное, почти белое – с момента смерти прошло некоторое время, по меньшей мере час или два.

Завывания сирен слышались уже близко, за окном, на темном небе мелькали белые и голубые вспышки мигалок. Машины были еще на главной дороге, но до поворота оставалась сотня-другая ярдов, и пока я смотрел, одна из них уже влетела в переулок.

Сомнений не оставалось – это за мной.

Я повернулся и рванул так, как не бегал еще никогда в жизни – промчался по коридору, пролетел, прыгая через три-четыре ступеньки, первый пролет, врезался в стену и помчался дальше. Я выскочил на второй этаж, когда услышал скрежет тормозов, визг шин и крики полицейских. Они брали здание в кольцо, и мне нужно было во что бы то ни стало вырваться из окружения, опередить их.

Я повернул влево и понесся по коридору, пытаясь вспомнить, где видел разбитое окно. Память не подвела – оно оказалось в угловом офисе, дверь в который, по счастью, была открыта. Я ударил ногой по торчащим кускам стекла, влез на подоконник, порезав при этом ногу, примерился, прыгнул на водосточную трубу и скользнул по ней вниз. Труба заскрипела, подалась, но удержалась. До земли оставалось еще футов шесть, и я разжал руки. Падение получилось жесткое, вдобавок меня ударил по голове кусок жести, но все это были мелочи. Я повернулся и побежал.

– Стоять! Полиция! – крикнул кто-то за спиной, но я даже не оглянулся. Промчался через пустую парковочную площадку, перелетел с ходу через стену и понесся дальше – напрямик, без фокусов, наудачу.

Расчет оправдался, и удача осталась со мной даже тогда, когда я, падая, болезненно приземлился на руки, а потом перекатился через лужу, и 45-й выпал из-за пояса, но, к счастью, не выстрелил.

Двор, в который меня занесло, был забит контейнерами с каким-то оборудованием, ящиками и прицепами. Меня никто не преследовал, и место вполне позволяло спрятаться и передохнуть, но адреналин и понимание ситуации гнали дальше. Кто-то из полицейских крикнул, что я за стеной. Голос прозвучал ясно и громко, что только добавило мне сил.

Я пересек двор секунд за тридцать, отыскал дыру в заборе и, прошмыгнув в нее, оказался у дороги. Еще ярдов сто бегом. На другую сторону. Поворот. За угол. Я перешел на шаг. Прохожих было немного, но машин хватало, так что погони можно было уже не опасаться.

Я понимал, что пора ставить точку. На всем этом деле. Купить билет и вернуться на Филиппины. Теперь я по крайней мере знал, что причина смерти Малика связана как-то с семилетней давности убийством и что четверо из пятерых, имевших отношение к тому преступлению – Поуп, Блэклип, Билли Уэст и Блондин, – уже понесли наказание. Вопросы, конечно, еще оставались – например, что такое узнал Джейсон Хан через несколько месяцев после сеансов Энн у доктора Чини, что побудило его срочно позвонить Малику, – но по крайней мере никто не мог сказать, что я остался сидеть сложа руки после смерти друга. Свой долг памяти я исполнил, даже если его семья никогда не узнает о моей роли в восстановлении справедливости.

Я должен был поставить точку и вернуться на Филиппины, но, конечно, поступил иначе. Оставался еще один человек, мужчина, носивший черную кожаную маску, педофил, замучивший до смерти ни в чем не повинную двенадцатилетнюю девочку и, возможно, до сих пор разгуливавший на свободе. Я хотел найти его и тех, кто ему помогал.

И на сей раз я точно знал, где искать.

Глава 41

Я поджидал его в мутном красноватом свете подземной парковки. Я знал, что он придет. Его автомобиль, «ягуар», идеальная машина для человека солидного возраста и положения, стояла на отведенном ей месте. В тот вечер он заработался допоздна. Часы показывали половину седьмого, и я уже почти полчаса скрывался в темном уголке возле входа. Мимо то и дело проходили мужчины и женщины в деловых костюмах, но их появлению предшествовал либо звонок опускающегося лифта, либо стук каблуков по каменным ступенькам лестницы. В последние четверть часа людей стало меньше, да и машин в просторном, напоминающем огромную пещеру гараже осталось не больше полутора-двух десятков.

Больше всего донимала нога. Прежде чем прийти сюда, я заглянул в аптеку, где купил все необходимое, а потом, уже вернувшись в номер, наспех замотал глубокую царапину бинтом. Возвращаться в отель я не собирался и перед уходом тщательно убрал все следы своего пребывания. Рана тупо ныла, но к боли привыкаешь, как и ко всему остальному, а на мою долю в последние пять дней ушибов и царапин выпало больше, чем за предыдущие десять лет. Такова цена за работу в одиночку.

Я как раз пытался размяться и заодно немного согреться, когда лифт звякнул в очередной раз. Пару секунд спустя появился невысокий мужчина с кейсом в руке и густыми черными волосами и усами. Не глядя по сторонам, он уверенно повернул к «ягуару». Не замечая меня, отключил сигнализацию, открыл багажник, поставил кейс и, обойдя машину спереди, сел за руль.

К этому моменту я уже достал из кармана короткоствольную «беретту», которой меня снабдил Тиндалл, навернул глушитель и выступил из тени. Двигатель глухо заурчал, словно намекая на скрытую в нем мощь.

Владелец «ягуара» заметил меня, только когда я открыл дверь с другой стороны и опустился на соседнее сиденье. Лицо его выразило шок, с губ сорвались слова протеста, но я сразу показал, что не потерплю возражений – улыбнулся, ткнул в щеку глушителем и слегка нажал, чтобы его голова ударилась о стекло. В результате он оказался в положении далеко не комфортном.

– Бумажник в кармане пиджака. Возьмите его, пожалуйста.

– Спасибо, Тео, но у меня есть идея получше. Я задам вопрос, и ты дашь на него правдивый ответ. В противном случае выстрелю тебе в лицо, потом положу на заднее сиденье, где ты истечешь кровью раньше, чем я выведу отсюда твою крутую тачку.

Я ожидал протестов, угроз и громких заявлений, но их не последовало – Тео Моррис промолчал и только тихонько всхлипнул. Шок прошел, и он, наверное, уже понял, что я и есть тот самый человек, которого его подручные пытались либо убить, либо подставить все последние дни, а потому изображать невинного страдальца бессмысленно. И еще мне показалось, что ему даже хочется поскорее все закончить. Было что-то у него в глазах. Осознание вины? Признание поражения? Возможно, и то и другое. Тео Моррис не был безжалостным, черствым профессионалом. Может быть, у него неплохо получалось раздавать приказания из уютного офиса, но пачкать руки ему не приходилось. Не знаю почему, но от этого он казался мне еще противнее.

– Какой вопрос? – спросил Моррис после долгой паузы.

– Думаю, ты и сам догадываешься, но все же скажу. Посылая в воскресенье тех двоих убить Леса Поупа и направляя одного из них вчера в дом Андреа Блум с тем же заданием, от чьего имени ты отдавал приказ?

– Господи…

– Он тебе теперь не поможет. Так что спасайся сам.

– Клянусь, я не знал, что все так закончится. И не просил устраивать побоище в Хэкни. Краун всего лишь должен был заткнуть девчонке рот. Откуда мне было знать, что он чертов психопат?

– Краун? Блондин? Тот, которого ты отправил на встречу со мной в субботу с билетом до Манилы? – Моррис попытался кивнуть, но получилось плохо – мешал глушитель. – Так вот, Краун мертв, и ты составишь ему компанию, если не ответишь на вопрос.

Он снова замолчал. Пришлось надавить. Щека покраснела, и Тео замычал от боли.

– Мне приказал босс. Исполнительный директор фирмы, Эрик Тадеуш. Он приказал все организовать. Я бы не стал, но…

– Но тебе хорошо заплатили.

– Повторяю, я и предположить не мог, что все закончится… такой грязью.

Тео Моррис был одним из тех, к кому подходит определение «плюгавенький» – маленький, хлипкий, с круглым животиком, – но я нисколько не сомневался, что у себя в офисе он представал уверенным в себе, важным и чванливым. Этот человечишка прожил жизнь, сознавая, что принадлежит к верхушке некоего закрытого мирка, что он – большая рыба в корпоративном пруду. И только сейчас, скрючившись на сиденье своей роскошной машины, униженный и беззащитный, Тео открыл для себя ту истину, что подлинная сила не в том, каким влиянием он пользуется среди себе подобных, а в дуле револьвера, глядящего, к сожалению, в его, Тео, сторону.

– Где сегодня Эрик Тадеуш?

– Не знаю.

– Знаешь. Не лги. И имей в виду, что бы он тебе ни обещал, теперь ты это все равно не получишь, так что и защищать его смысла нет. Ему конец, а ты останешься со мной, пока я не узнаю, где он.

– В загородном доме. В Бедфордшире. Останется там до завтра. Потом собирается улететь на пару недель на Багамы. У него там тоже дом.

Я подержал пистолет в прежнем положении еще пару секунд и, решив, что он не врет, убрал и положил на колени, но так, чтобы дуло смотрело в его сторону.

– Хорошо. А теперь выключи телефон. – Он выключил. – И поехали. В Бедфордшир.

Моррис посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– У него же там охрана.

– Не сомневаюсь. Трогай.

Наверное, Тео понимал, что спорить или умолять сохранить ему жизнь бесполезно, а потому дал задний ход, развернулся и поехал к выходу, еще раз повторив, что он не хотел, чтобы все так закончилось.

Мне это было неинтересно, и я сказал, чтобы он заткнулся.

Ехали долго, молча и без приключений. Моррис лишь однажды попытался завести разговор, но едва успел произнести несколько слов – я оборвал его и включил погромче радио. Выслушивать его болтовню, объяснения и жалобы не было ни малейшего желания.

Стараясь ни о чем не думать, я гнал сомнения и страхи. Меня предали да еще и заманили в ловушку в стране, где я уже три года, как числюсь в списке разыскиваемых преступников. Арест грозил тюрьмой и таким сроком, при котором на свободу выходят, только чтобы умереть. И даже в случае удачи я вряд ли могу вернуться туда, откуда уехал, и вести бизнес с человеком, к которому у меня имелись свои вопросы. Томбой Дарк, как оказалось, связан с людьми, творившими жуткие злодеяния, и после всего случившегося отношения между нами уже никогда не станут прежними. Впрочем, размышлять об этом не хотелось.

Мы слушали радиостанцию «Мэджик», которая специализируется на легких мелодиях. Сначала они сыграли Дона Хенли, потом пару вещиц Элвиса Пресли. Мы не подпевали, хотя Тео немного успокоился и уже увереннее держал руль. Я заметил, что он потеет, но это и понятно, учитывая обстоятельства.

В восемь начался выпуск новостей. «Мэджик» – лондонская станция, а потому на первое место вышло сообщение о кровавой расправе в доме Андреа Блум. Услышав о гибели двух мужчин и двух женщин, которых зарезали и забили до смерти, Тео громко вздохнул и неодобрительно покачал головой. Ведущая назвала произошедшее «еще одной ужасной повестью из жизни жестокого города» и добавила, что личности жертв пока не установлены окончательно и полиция не пришла к однозначному мнению относительно мотива преступления. Обычно это означает, что у них просто ничего нет. О смерти Баррона в районе Уэмбли пока не сообщали.

Я закурил и откинулся на спинку сиденья, не спуская при этом глаз с Тео.

Примерно через час после новостей мы свернули с шоссе и еще через десять минут проехали через тихую и приятную на вид деревушку с несколькими домиками и церквушкой. Дорога пошла в гору; по обе стороны от нее появились особняки, в большинстве своем скрытые внушительными воротами Здесь проводили время богачи, имевшие возможность взирать на деревушку и ее обитателей сверху вниз.

– Далеко еще?

– Почти приехали.

– Покажешь дом, но не останавливайся и проезжай мимо.

Дорога стала выравниваться.

– Вот он, – сказал через полминуты Тео, указав на побеленную каменную стену футов в десять высотой.

Мы миновали кованые ворота, и я успел увидеть стоящий в конце длинной подъездной дорожки дом – огромный, в елизаветинском стиле особняк с решетчатыми эркерами и высокими деревянными балками.

Слева промелькнули еще несколько домов, потом потянулась пустошь, а еще дальше – лес, к которому вела узкая дорога.

– Сверни туда, – приказал я.

Тео повиновался, но лицо скривилось, а глаза панически забегали. Его путешествие подошло к концу; мы достигли пункта, где ему предстояло узнать, останется он жив или умрет.

Мы проехали ярдов двадцать, и я приказал остановиться.

– Я никому ничего не скажу, – пролепетал он. – Вы же знаете, что я ничего никому не скажу. Полиция нужна мне еще меньше, чем вам.

– Какая здесь охрана?

– Я был у него всего пару раз и видел только одного охранника, дежурившего по ночам. И еще камеры наблюдения.

«Возможно, – подумал я, – сегодня охрана понадежнее. Тадеуш вполне мог укрепить ее на всякий случай, пока не убедится, что с моей стороны ему ничто не угрожает».

– Хорошо. Заглуши мотор.

– Вы могли бы меня отпустить. Обещаю, что никому…

Я ткнул пистолетом в ребра, и Моррис повернул ключ.

– Выходи. – Мы оба вышли из машины. – Открой багажник.

Он нехотя подчинился.

– Залезай.

Моррис задрожал.

– Не убивайте меня. Пожалуйста.

– Ты заслужил смерть, Тео. Ты – дрянь, подонок, заставляющий других делать грязную работу, но я тебя не убью. Разве что ты не влезешь в багажник через пять секунд.

Он умоляюще посмотрел на меня, потом, видимо, решил, что ничего не потеряет, воззвав к моему милосердию. Сообщил, что у него жена и дети. Попросил пощадить его хотя бы ради них. Признался, что не заслуживает прощения, что если бы время повернулось вспять… Впечатление было такое, что раньше Моррис никого и ни о чем не просил. Его жена и дети были скорее всего ничем не лучше своего мужа и папаши, но добавлять еще одно имя к списку жертв разыгравшейся здесь кровавой трагедии не хотелось, а поэтому когда он наклонился, я ударил его по затылку рукояткой пистолета и запихнул уже бесчувственного в тесный багажник.

Я захлопнул крышку, вынул ключи из зажигания и закрыл все дверцы. Тео Морриса ждала не самая приятная ночь, но, по его собственному признанию, большего он и не заслуживал.

Глава 42

Оставив машину в лесу, я двинулся в направлении деревни. По зыбкому небу скользили с запада на восток мглистые облака, за которыми то и дело скрывалась полнеющая луна. Ветер, куда более холодный и злой, чем в Лондоне, хлестал по плечам и норовил продуть насквозь. Я поднял воротник, но попытка защититься оказалась тщетной.

Соседний с особняком Тадеуша дом представлял собой одноэтажное строение в стиле ранчо, дополненное огромным, прикрепленным к искусственной скале на дорожке колесом от фургона. Рядом стояли четыре автомобиля, в окнах горел свет, но хозяева в отличие от мистера Тадеуша, похоже, не воспринимали проблему безопасности всерьез, потому что ворота были распахнуты настежь.

Я прошел через них и свернул на дорожку, держась поближе к стене, разделявшей два участка. Из окон доносился звон стаканов и пронзительный смех немолодой женщины, успевшей, как мне показалось, пропустить лишнего. Наверное, люди устроили вечеринку, и в какой-то момент я даже позавидовал им – если этих счастливчиков что-то и беспокоило, то разве что утреннее похмелье.

Примерно на середине дорожки к стене примыкал новенький сарай. Стараясь не шуметь, я забрался на него и попытался разглядеть что-нибудь сквозь густую листву. Ничего не увидев и не услышав, вскарабкался на стену, сполз на землю уже по другую сторону стены и раздвинул ветки.

До угла дома Тадеуша было около двадцати ярдов. Между мной и особняком расстилалась аккуратно подстриженная сказочно зеленая лужайка. У ворот обнаружилась одноэтажная сторожка, которую я не заметил с дороги. В окне горел свет, и я даже рассмотрел профиль сидящего человека. На столе перед ним светились экраны мониторов, но охранника они, похоже, не слишком интересовали. Судя по наклону головы, он читал книжку. Выяснить, есть ли в доме второй охранник, можно было только одним способом – ожиданием.

Ничего другого не оставалось.

Прошло пять минут. Потом десять. Я уже склонялся к тому, что Тео Моррис прав и что Тадеуш, очевидно, списав меня со счета, не стал принимать дополнительные меры предосторожности, как вдруг из-за угла появился второй охранник – в форме, с фуражкой на голове, сигаретой в зубах и немецкой овчаркой на поводке. Большим сюрпризом для меня это не стало. Охранникам нужно как-то отпугивать незваных гостей, а поскольку собственного оружия они, кажется, не имели, единственным доступным средством устрашения была собака. Таковы причуды британского законодательства. Человек может нанять охрану для защиты своей жизни и собственности, но ее возможности в области применения силы настолько ограничены, что в большинстве случаев эта мера не дает желаемого эффекта. Если бы, например, овчарка покусала меня, я мог бы с полным правом подать на ее хозяина в суд. Впрочем, понаблюдав за этим четвероногим другом, я пришел к выводу, что проблем он не доставит. Пес был явно перекормлен и, похоже, готовился уйти в отставку по причине преклонных лет. Охраннику, который и сам напоминал пенсионера, приходилось едва ли не тащить его за собой на поводке. В какой-то момент парочка остановилась, и я подумал, что пес уловил мой запах, но он лишь задрал заднюю лапу, чтобы сделать свое собачье дело. Охранник мирно затянулся и прокашлялся. Отступив к стене, я натянул на лицо шарф, оставив открытыми только глаза, и приготовился действовать. Стража продолжила путь. На поясе охранника громко звякали ключи. Искусство скрытного подхода явно не входило в его репертуар.

Когда они поравнялись со мной, нас разделяло не более десяти футов. Овчарка так ничего и не учуяла, но оживилась при виде сторожки – возможно, близилось время ужина.

Я осторожно вышел из-за зеленой изгороди, в четыре быстрых шага преодолел разделявшее нас расстояние и одной рукой обхватил охранника сзади, зажав рот. Дуло пистолета врезалось ему в щеку. Пес повернулся и сердито зарычал. Похоже, этот зверь показывал, что готов отработать свой кусок мяса. Требовались быстрые действия.

– Успокой его, или он сдохнет, – негромко сказал я. – И не дергайся. Никаких лишних движений. Ну! – Я убрал правую руку, но оставил на месте пистолет.

– Все в порядке, Принц, – нервно прошептал охранник, наклоняясь к собаке. – Успокойся. – Он повернул голову. – Мне неприятности ни к чему, мистер. Сопротивляться не буду.

– Сделаешь все, как я скажу, и никто не пострадает. Ты меня не интересуешь. – Я опустил пистолет. – Сейчас мы пойдем к сторожке. Войдешь, как обычно. Остальное не твое дело. И пожалуйста, не строй из себя героя, потому что тогда мне придется тебя убить. Это я гарантирую.

Когда угрожаешь кому-то оружием, говорить лучше всего спокойно – это самый надежный способ убеждения. Начнешь паниковать и нервничать, и твой противник подумает, что ты не уверен в себе, что у него еще есть шанс взять контроль над ситуацией, и может попытаться выкинуть какой-нибудь фокус. Это особенно верно в отношении ветеранов – свою работу они делают кое-как, но у них есть гордость, и они не любят оставаться в дураках.

Я подтолкнул его в спину, и он зашагал к сторожке. Пес еще ворчал, но последовал за хозяином. Что делать с Принцем, я еще не решил. Убивать собаку мне не хотелось (особенно после того, как на моих глазах погиб Текс), но и оставить его на свободе я не мог.

– Сколько человек в доме? Отвечай негромко.

– Не знаю. Я здесь в первый раз. Вызвали вечером.

– Но тебя кто-то встретил?

– Да, хозяин этого особняка. Больше я никого не видел.

– Ладно. А теперь помолчи.

Мы подошли к сторожке. Он открыл дверь и вошел. Принц протиснулся за ним.

– Все в порядке, Билл? – спросил тот, что читал книгу. – Что-то случилось?

Я понял, что пора вмешаться, и, переступив порог, направил на него пистолет.

Парень за столом повернулся, увидел меня и оружие, и на лице его появилось тревожно-испуганное выражение. Он молниеносно поднял руки и застыл, как мальчишка по команде «Замри!». Книга упала на пол. Охранник попытался что-то сказать, но я остановил его коротким «Молчи!» и, повернувшись к Биллу, приказал привязать овчарку.

Билл не стал спорить. Не стал задавать ненужных вопросов типа «Что ты, черт возьми, делаешь?» или качать укоризненно головой, мол, ты совершаешь большую ошибку. Он просто привязал конец поводка к крючку на стене, что было вполне разумно и гуманно в отношении собаки: Принц мог двигаться, но не мог напасть на меня.

– Теперь намордник.

Намордник нашелся на столе, за чайником и двумя кружками, и Билл занялся делом.

Я повернулся к лысому:

– Выйди из-за стола и стань лицом к стене.

Он медлил, глядя на меня так, словно знал, что пришел его последний час, и мне пришлось повторить приказ и еще добавить, что с ним ничего не случится, если он сам не будет нарываться на неприятности. Я подкрепил слова соответствующим жестом, и охранник наконец отошел к стене, хотя мои обещания, похоже, убедили его не до конца.

Краем глаза я заметил, как Билл тянется к крюку. Он явно что-то задумал, и для меня это стало настоящим откровением. Я обернулся, и его рука замерла в шести дюймах от цели. Билл попытался сделать невинное лицо, но фокус не сработал. Я уже начал говорить, что не стоит испытывать мое терпение, но не успел произнести и двух слов, как его приятель с поразительным проворством сорвался с места, врезался в меня головой и, подгоняемый адреналином, попытался вырвать пистолет.

– Помоги, Билл, – прохрипел он.

Билл снова потянулся к крючку с явным намерением спустить на меня Принца.

Уже заваливаясь на дверь, я инстинктивно вскинул руку и потянул за спусковой крючок. Вышло это случайно или нет, не знаю, но в результате случилось то, что случилось. Пистолет пшикнул, и пуля попала Биллу в голову. По крайней мере так мне показалось в первое мгновение. Противник вскрикнул, отшатнулся, споткнулся об овчарку и шлепнулся на задницу, схватившись обеими руками за голову.

– Я ранен! – взвыл он. Между пальцами и впрямь сочилась кровь. Принц со злобным рычанием прыгнул на него. – Помогите!

Коллега Билла обернулся, и я, воспользовавшись замешательством, вырвал руку из его цепких пальцев и для убедительности ввинтил ему в щеку глушитель.

– Боже, – прошептал он. Я врезал ему коленом, оттолкнул к столу и повернулся к Биллу. Он все еще скулил, тогда как Принц с внушающим опасение энтузиазмом слизывал с его пальцев кровь.

– Ты меня подстрелил, – прохрипел Билл голосом человека, жить которому осталось несколько секунд.

– И попал в ухо, – ответил я. – Да и то случайно. Хочешь кого-то винить, вини своего дружка. А теперь поднимись и надень на пса намордник. Большего от тебя не требовалось.

Он остался на месте, и только после того, как я пообещал отстрелить второе ухо, поднялся и довел дело до конца. Кровь продолжала течь, но ухо практически не пострадало. По крайней мере ему повезло в этом отношении больше, чем Джеми Делли.

Я приказал лысому выдвинуть ящики стола и обнаружил во втором пару пластмассовых наручников. Потом посадил обоих в угол, рядом с овчаркой, приковал друг к другу наручниками и забрал ключ. Они клятвенно заверяли меня, что будут сидеть тихо и смирно, но верить им на слово не было никаких оснований. После недолгих поисков я обнаружил в другом ящике моток веревки и ножницы и связал приятелей спиной к спине, завершив операцию двойным рифовым узлом. Чтобы распутать его, не обязательно быть Гудини, но на это требовалось какое-то время, и я не собирался задерживаться в доме надолго.

– Нужно вызывать «скорую», – сказал Билл, когда я выпрямился. – У меня большая кровопотеря. Мне что-то нехорошо.

Никакой большой кровопотери не было. Пуля лишь задела мочку уха, но мне стало жаль этих бедолаг. Я нашел чистое полотенце, смочил в раковине и обвязал Биллу голову. Потом пошарил у него в карманах, вынул связку ключей и спросил, какой открывает входную дверь.

– Не знаю, – мрачно ответил он. – Хозяин не сказал. И это чертово полотенце слишком холодное. Вода протекает мне за шиворот.

Я выпрямился.

– Напомни, чтобы я не обращался в вашу фирму.

Он попытался еще что-то сказать, но я уже не слушал.

– Будете сидеть тихо, вызову «скорую» как только закончу. Поднимете шум – останетесь так на всю ночь.

Выйдя из сторожки, я запер дверь на ключ и осторожно, держась поближе к кустам, направился к дому.

Глава 43

С тыла к особняку подступала вторая лужайка, размером не уступавшая первой да еще с бассейном в дальнем конце. За окнами горел свет, но шторы были сдвинуты, и заглянуть внутрь не удалось. Я остановился у одного из окон, прислушался и разобрал приглушенные голоса. Значит, они здесь. Я посмотрел на часы – девять двадцать пять.