Текст книги "Для смерти день не выбирают"

Автор книги: Саймон Керник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– В колледже влюбилась в адвентиста-проповедника. Поменяла веру и сбежала с ним в Америку. Брат говорил, что у нее пятеро детей. Можно ли это квалифицировать как удачу? Не знаю.

– Пятеро детей? Определенно нет. По крайней мере не в моем понимании. Но все ведь определяется точкой зрения, не правда ли?

– Согласен.

Журналистка закурила, легко, не затягиваясь, выдыхая дым в сторону, а я воспользовался моментом, чтобы рассмотреть ее получше. Первым, что бросалось в глаза, было полное отсутствие макияжа. Впрочем, он ей и не требовался. У нее была нежная, бледная кожа, а горстка рассыпанных на переносице веснушек одного цвета с волосами добавляла привлекательности. Но все же в первую очередь обращали на себя внимание ее глаза – идеально круглой формы, необычного цвета, ясные и живые. Эмма Нилсон могла вскружить голову любому мужчине. Ее красота не была классической – некоторые черты, например, нос и скулы, выглядели немного грубоватыми на изящном личике, – но в ней ощущалась энергия, жизнь, чувственность, и я мог бы побиться об заклад, что ей ничего не стоит обвести вокруг пальца самого крутого парня.

– Вы еще не рассказали, где вам так досталось, – сказала Эмма, отпивая глоток пива.

– Знаю и обязательно расскажу, но прежде чем поделиться деталями случившегося со мной и той информацией, что мне удалось собрать, я хотел бы послушать вас.

– Вы давно занимаетесь этим делом?

– Не очень. Со вчерашнего дня.

– И уже ухитрились наступить кому-то на мозоль? Впечатляет. Это же надо так постараться.

Она определенно не верила мне и даже не старалась это скрыть. Впрочем, я на ее месте был бы настроен не менее скептически. И все же мне, наверное, следовало подготовиться к встрече получше.

– Буду с вами откровенен, мисс Нилсон…

– Эмма. Никто не называет меня «мисс Нилсон».

– Хорошо, Эмма. Так вот, у меня есть ниточка, но пройти по ней я не могу без вашей помощи. Тем не менее след очень хороший, это я вам обещаю.

– Что за ниточка?

– Имя. – Она вскинула брови, но ничего не сказала. – Имя человека, имеющего к этому непосредственное отношение. Вы его, возможно, не знаете. Но я бы предпочел сначала послушать вас. Может быть, вы знаете что-то такое, чего не знаю я.

– С чего начать?

– С общей ситуации. Насколько я смог понять, полиция считает, что смерть Малика связана с его работой либо в ЦУ, либо в спецотделе-7. Я прочитал ваши статьи и думаю, что вы разделяете эту точку зрения. А еще я думаю, что вы знаете человека, который был заинтересован в его смерти, но у которого есть весьма влиятельные друзья. Что скажете?

Секунду или две Эмма пристально смотрела на меня своими изумительными каре-зелеными глазами, словно взвешивая услышанное, потом едва заметно качнула головой.

– Азиф Малик нажил немало врагов среди видных фигур криминального мира, – заговорила Эмма, тщательно подбирая слова, – но общее мнение таково, что все эти фигуры уже отыграны и сейчас ничего не решают. Однако, как полагают мои источники, в северном Лондоне есть человек, расследованием деятельности которого и занимался Малик, когда его убили.

– Это его вы имели в виду в последней статье? Вы писали о нем, но не назвали его имени, так?

– Верно. Но вы же не думаете, что я назову имя человеку, которого вижу впервые в жизни и которого совсем не знаю?

– Понимаю. И все же на чем основаны ваши подозрения?

– Джейсон Хан, тот парень, с которым встречался Азиф Малик и которого застрелили вместе с ним, состоял в организации моего подозреваемого.

Я поднял брови. Новость интересная. В той информации, что мне удалось собрать в Интернете, эта связь не упоминалась.

– Насколько мне известно, Хан был обычным уголовником, уличным грабителем и большой роли не играл. Не думаю, что он располагал информацией, которая помогла бы свалить крупную криминальную организацию.

– Не могу сказать наверняка, но он знал что-то очень важное. – Эмма замолчала, вероятно, решая, стоит ли открывать все свои козыри незнакомому человеку. Я не торопил.

Эмма потушила сигарету, приложилась к бутылке, потом огляделась и, убедившись, что рядом никого нет, подалась ко мне через стол. На меня снова пахнуло ее духами.

– На то, что Хан знал нечто важное, указывает следующий факт: через четыре дня после того, как их с Маликом расстреляли в кафе, его подружка умерла при весьма подозрительных обстоятельствах.

– И что же это за обстоятельства?

– Причиной смерти назвали передозировку героином.

– Была наркоманкой?

– Да, была. А еще раньше, подростком, убежала из семьи и провела несколько лет в специализированном заведении. – Эмма покачала головой. – Я знаю, что вы думаете, мистер Кейн.

– Зовите меня Миком.

– Я допускаю, что она могла сознательно принять сверхдозу, когда услышала о смерти Джейсона, но кое-что не сходится. Все говорят, что она была очень сильной, волевой девушкой. Жизнь ее не баловала, досталось ей крепко, но в последнее время она прошла курс психотерапии, и, похоже, самое худшее осталось позади. По словам ее друзей, они с Джейсоном отказались от наркотиков. К тому же Хан никогда не увлекался героином.

– Почему же вы не рассказали обо всем этом в своих статьях? Почему не привлекли внимание к ее смерти?

– Я собиралась это сделать. Материал выйдет в следующем номере. Завтра.

Я уже во второй раз за вечер вскинул брови.

– Шуму будет много.

– Главное, чтобы полиция наконец зашевелилась. Мне и этого вполне достаточно. Сейчас, похоже, расследование идет ни шатко ни валко.

– Вам нужно быть осторожнее. Нисколько не сомневаюсь, что вы умеете о себе позаботиться, но имейте в виду, что в данном случае мы сталкиваемся с очень опасными людьми. – Я достал свой блокнот. – Кстати, как звали ту девушку, о которой вы упоминали, подружку Джейсона Хана?

– Энн Тейлор.

Мне пришлось сильно напрячься, чтобы сохранить равнодушное выражение лица. Перед глазами встала худенькая девушка с телом ребенка и большим самомнением. Однажды, когда она еще работала проституткой в районе Кингс-кросс, я спас ее от похищения. Мы с напарником расследовали тогда убийство одной из ее подруг, такой же беглянки, Мириам Фокс. То было перед самым моим бегством из Лондона. Я надеялся, что после того случая ее жизнь изменилась к лучшему. Энн Тейлор производила впечатление разумной, практичной и хорошо знакомой с законами улицы девушки, но даже все эти качества не смогли заменить удачу, которой ей больше всего и недоставало.

За короткий период нашего знакомства Энн вовсе не произвела на меня впечатления человека, склонного к самоубийству, и я бы согласился с Эммой в том, что она была крепкой и волевой девушкой, привыкшей жить в условиях, которые большинство людей сочли бы невыносимыми. По данным статистики, такие гораздо реже кончают самоубийством, чем выходцы из обеспеченных семей. С другой стороны, нельзя исключать и того, что произошедшее с ней было всего лишь несчастным случаем. С героином ошибиться легко, а передозировка нередко ведет к смертельному исходу.

Оставив пока в покое Энн Тейлор, я спросил у Эммы, знает ли она, чем занимался в вечер убийства сам Малик.

– В тот вечер они с женой смотрели телевизор. Позвонили в начале одиннадцатого. Трубку снял Малик и, поговорив две-три минуты, сказал, что ему надо выйти. Полиция установила, что звонок поступил с мобильного Джейсона Хана. Малик быстро оделся, вышел из дома и, судя по всему, сразу же направился в кафе, где его и застрелили. Вот и все. Его жена, Каз, легла спать и проснулась только утром, когда в дверь постучали полицейские.

– Он сказал ей, куда идет и с кем встречается?

Эмма покачала головой:

– Нет, не сказал. Да она и не спрашивала. Для него это было обычным делом. Если не ошибаюсь, Каз только спросила, так ли уж нужно идти куда-то на ночь глядя, и Малик ответил, что дело крайне важное. И еще он показался ей очень возбужденным. Вообще-то его считали человеком спокойным, сдержанным, но после звонка – Каз это особенно подчеркнула – он был просто сам не свой. Должно быть, речь действительно шла о чем-то важном.

Некоторое время мы оба молчали. Я думал, что Джейсона Хана скорее всего использовали в качестве приманки, чтобы выманить Малика из дома в такое место, где его мог убить Билли Уэст. Если так, то и самого Хана убрали, чтобы не проболтался. Может быть, он рассказал о встрече подружке, тем самым подписав и ей смертный приговор. Но все это были только предположения.

– Теперь ваша очередь, – сказала Эмма. – Рассказывайте, что знаете. Кто этот человек, с которым у вас возникли проблемы?

– Только дайте слово, что ничего не опубликуете без моего разрешения. Для начала нам нужно собрать против него улики.

– Я уже пообещала сделать все, что в моих силах, чтобы соблюсти ваши пожелания.

– Этого недостаточно. Дайте слово.

– Приятно встретить человека, который еще верит в такие старомодные понятия. Хорошо, даю слово.

Я собрался с духом.

– Человека, о котором я говорю, зовут Лес Поуп.

Глаза у нее расширились от изумления. Эмма откинулась на спинку стула.

– Шутите!

Теперь уже настала моя очередь удивляться.

– Что вы имеете в виду?

– А вы разве не знаете?

– Очевидно, нет.

Эмма покачала головой, явно озадаченная моей неосведомленностью, указывавшей на нехватку детективных способностей.

– Лес Поуп – адвокат Джейсона Хана. Точнее, был им.

Глава 15

– Расскажите о Поупе, – потребовала Эмма, сделав еще глоток. – Прежде всего как вы вообще на него вышли, если не знали, что он адвокат Джейсона Хана?

Уж не сказал ли я лишнего? Обмануть человека, чья работа в том и состоит, чтобы вынюхивать ложь, дело рискованное. Тем более когда ты все еще числишься в розыске, а твой загар получен явно не в краях, где стоит зима. Эмма и без того поглядывала на меня со здоровым и вполне оправданным скептицизмом, хотя, похоже, и не узнавала. Ее глаза напоминали кошачьи – в них было что-то гипнотическое, – и в какой-то момент я пришел к выводу, что долго утаивать от нее свои маленькие секреты мне не удастся.

– Скажем так, за годы работы я наладил контакты со многими людьми, которые никогда не согласятся по доброй воле разговаривать с полицейскими, но которых можно соблазнить развязать язык обещанием денег. Насколько мне известно, мистер Поуп из их числа.

– И насколько хороша его информация?

– По-видимому, достаточно хороша, если из-за нее я попал в небольшой переплет. – После такого вступления я угостил Эмму заранее сочиненной еще в отеле историей о том, как, пытаясь навести справки о Поупе, я оказался в северном Лондоне, где ко мне подошли громилы, которые посоветовали не лезть в дела их босса и подкрепили предупреждение кулаками. Получилось, может, не очень оригинально, зато не слишком далеко от правды.

Тем не менее Эмма, похоже, поверила.

– А вы еще требуете, чтобы я вела себя осторожно, – сухо сказала она.

– Я говорю так, потому что имею за спиной горький опыт. Так что слушайте вдвойне внимательно.

Она улыбнулась – на щеках снова проступили очаровательные ямочки – и вытряхнула из пачки еще одну сигарету, одновременно взглянув на часы. Заметив этот жест, я ощутил непонятное разочарование – наверное, переоценил себя в качестве приятного собеседника.

Потом Эмма спросила, что мы будем делать дальше, и я ответил, что мне нужен адрес Поупа.

– Собираюсь нанести ему визит.

Произнесено это было таким тоном, чтобы она поняла – я намерен побеседовать с ним без лишней деликатности и не считаю вежливость и терпение обязательными атрибутами предстоящей беседы. Пусть знает, что имеет дело с человеком, который стоит на стороне хороших парней, но при этом не боится сыграть, если нужно, по-жесткому. Такой образ должен был прийтись Эмме по душе, потому что только с таким союзником она могла рассчитывать получить ответы на вопросы, которые поставила в своих статьях.

– И еще, – продолжал я, делая очередной подход к пиву, – мне бы хотелось, чтобы вы разузнали как можно больше о мистере Поупе. Пригодится любая информация. Кто его клиенты, какие у него связи, во что был замешан. То же в отношении Хана.

Эмма посмотрела на меня примерно так, как смотрела одна моя старая приятельница, когда думала, что я над ней издеваюсь.

– Вы ведь совсем немногого требуете, правда?

– Это поможет вам в вашем расследовании. – Я достал из кармана своей новой куртки листок и положил на стол перед ней. На листке было пять телефонных номеров, взятых из памяти мобильника Билли Уэста. Я не знал, будет ли от них какой-то толк, но попробовать стоило. – Можете попросить кого-нибудь проверить эти номера и узнать, на кого они зарегистрированы?

Она спросила, с чьего телефона я их взял, и я сказал, что с телефона Леса Поупа.

– Это последние из набранных и принятых.

– Как вы раздобыли его телефон?

Я ответил ей сухой, деловой улыбкой.

– Скажем так, похитил. Их у него несколько.

– Он знает о пропаже?

– Телефон уже у него.

– Посмотрю, что можно сделать, но ничего не обещаю.

– Если решите воспользоваться своими контактами в полиции, будьте очень осторожны. Ни в коем случае не упоминайте имени Поупа и не отдавайте все номера одному источнику.

Удивленное выражение в ее глазах сменилось недоверчивым.

– У вас весьма неординарные методы.

– В мире, где царит ортодоксальность, полезно отличаться от других. Лучше для бизнеса.

– Да уж. – Эмма снова посмотрела на часы. – Извините, мне пора. Но я обязательно сделаю все, что смогу. И еще мне нужен ваш номер.

Она записала мой номер, убрала все в сумочку, потушила сигарету, поднялась и протянула руку. Уже без улыбки.

– Приятно было познакомиться. Спасибо за пиво. Дайте знать, как пройдет ваша встреча с Поупом.

Я пообещал, сказал, что мне тоже было приятно познакомиться, и проводил Эмму взглядом. Жизнь несправедлива и даже жестока, и одна из самых больших несправедливостей заключается в том, что мужчина, старея, испытывает то же, что и раньше, – влечение к молодым, красивым женщинам, но при этом теряет привлекательность в их глазах. Выгляжу я еще неплохо, но постоянно думаю о том, что через десять лет мне будет уже пятьдесят. Кому я тогда буду нужен? Кто меня захочет? Я уже сейчас слишком стар для мисс Эммы Нилсон. Я понял это по тому, как она посмотрела на часы. Ей было интересно со мной, потому что она рассчитывала получить информацию, необходимую для ее статей, но на этом интерес и кончался. Узнав все, что было нужно, Эмма поспешила к друзьям. Может быть, у нее есть парень. И конечно, он моложе меня.

Я посидел еще немного, раздумывая, не заказать ли еще пива, но потом решил, что это место не для меня. Посетителей прибывало. В основном это были двадцатилетние парни, веселые, беззаботные, раскрасневшиеся от мороза. Их смех звучал уже из всех углов паба. Если уж пить в одиночку, то по крайней месте в таком месте, где будет комфортно.

Я допил пиво и вышел из паба.

Глава 16

Оксфорд-стрит уже украсили растянувшиеся через улицу многоцветные рождественские гирлянды. Магазины еще не закрылись и принимали самых закаленных покупателей, а по тротуарам разгуливали веселые и шумные компании подвыпившей молодежи, немалую часть которых составляли хихикающие девицы, чья одежда явно не соответствовала погоде. Никто не перехватывал мой взгляд, никто не заглядывал в лицо, как будто меня вообще не существовало. Учитывая ситуацию, такое невнимание должно было бы только радовать, но мне сделалось грустно. С самого начала я чувствовал себя чужаком, приезжим, сторонним наблюдателем.

Поскольку мой отель находился в другой стороне, я прошел по Оксфорд-стрит в направлении Оксфорд-серкус, где поймал такси, водитель которого, к счастью, оказался молчуном и подбросил меня до Паддингтона, не промолвив ни слова.

Выйдя из машины, я еще несколько минут шел пешком по удивительно тихой улочке, пока не наткнулся на приличный, отвечающий моему настроению паб. Из приоткрытого окна слышалась какая-то из вещей «Oasis», а к музыке добавлялся гул голосов и звон стаканов – фирменные звуки настоящей лондонской пивнушки, напомнившие о том, чего именно мне не хватало.

Я остановился у двери, вошел и с наслаждением вдохнул теплый, прокуренный воздух.

Заведение выглядело вполне прилично и, похоже, лишь недавно перенесло ремонт, после которого его украсили новые деревянные панели. Помещение было длинное и узкое, с барной стойкой, растянувшейся на три четверти длины. Свободное пространство занимали беспорядочно расставленные круглые столики, за которыми собралась в этот вечер разношерстная публика, исключительно белая и почти исключительно мужская, в возрасте от двадцати до семидесяти. Внимание большинства привлекала невысокая платформа в углу зала, которую я принял за сцену. Пара завсегдатаев оглянулась, когда я проходил мимо, но лица их не отразили ко мне ни малейшего интереса. Протиснувшись к бармену, здоровяку с низким лбом и выразительной нижней челюстью, напомнившему мне хорошо сложенного бесхвостого макака, я заказал вторую за вечер пинту «Прайда».

Беспокоиться о том, как бы произвести благоприятное впечатление на симпатичную спутницу, не приходилось, и я присосался к кружке по-настоящему, опустошив ее с первого подхода примерно на четверть. Вот теперь пиво и впрямь обрело забытый вкус нектара. Я сделал еще пару глотков и понял, что для полного удовольствия не хватает одного важного ингредиента. Гадать, какого именно, не пришлось – я это уже знал.

Чуть дальше к концу стойки сидел старикан в сером плаще и кепке, должно быть, уже разменявший восьмой десяток. Держа между узловатыми пальцами «Ламберт и Батлер», он несколько секунд рассматривал собственное отражение в зеркале на стене, потом смачно затянулся, постучал сигаретой о край пепельницы «Хайнекен», стряхивая пепел, и повторил процесс.

Я выкурил последнюю сигарету три года назад и в общем-то не страдал по этому поводу, но, с другой стороны, за все эти три года я ни разу не был в прокуренном лондонском пабе и ни разу не пил «Прайд». Должен признаться, делать одно, не делая другого, было трудно.

Я сделал еще глоток, пытаясь подавить проснувшееся желание. Интересно, чем сейчас занимается Эмма Нилсон? Удастся ли ей что-нибудь узнать? Попытка не удалась. Семя сомнения попало в почву и уже давало всходы. Да, три года я обходился без табака, но сейчас это не имело никакого значения. Курить хотелось отчаянно. Хуже того, подсознательно я уже принял положительное решение. В отличие от большинства пабов, здесь сигареты продавались открыто. Пачки выстроились четырьмя рядами на полке под бутылками – «Мальборо», «Мальборо-лайт», «Бенсон» и «Силк кат», – как разукрашенные шлюхи, соблазняющие счастливого в браке мужчину. Я смотрел на них и не мог отвести взгляда.

Расправившись с пинтой, я кивнул бармену и заказал еще одну вместе с пачкой «Бенсон и Хеджез» и коробком спичек. Перед тем как сорвать целлофановую упаковку, я секунду помедлил, словно мне предстояло принять некое жизненно важное, судьбоносное решение. Люди, начинающие курить снова, обычно оправдываются перед собой тем, что эта пачка будет последняя, что курить они станут только в компании, или чем-то еще, но я знал наверняка, что если закурю, то уже не остановлюсь и вернусь к прежней норме – тридцать штук в день. Проблема заключалась еще в том, что время для возвращения к старой привычке было выбрано не самое лучшее – в Англии за пачку приходится платить в двадцать пять раз больше, чем на Филиппинах.

Так или иначе, жребий был брошен, и свидетельством власти пагубного пристрастия стал тот факт, что, едва сделав первый глоток новой пинты, я сорвал упаковку, вытряхнул сигарету, чиркнул спичкой и сделал первую, нерешительную, пробную затяжку. Ни головокружения, ни тошноты не последовало – яд прокатился по горлу и вошел в мою кровь, вызвав приятное ощущение возвращения домой. Я затянулся поглубже и впервые за последние дни почувствовал себя своим в этом городе.

Жиденькие хлопки и несмелые приветственные выкрики заставили меня повернуться и посмотреть, чем вызвано оживление. Высокая и еще молодая леди с очень длинными ногами вошла в зал через дверь в конце паба и прошествовала к платформе. Грим на ней лежал слоем толщиной, наверное, с дюйм, а весь остальной наряд исчерпывался сверкающим золотистым бюстгальтером, стрингами и туфельками-лодочками того же цвета на высоченных каблуках. Весь ее вид и манера держаться говорили о том, что ее мнение о собственных достоинствах намного выше мнения присутствующих. Я бы не назвал ее несимпатичной – макияж надежно скрывал истинные черты, – но мне она показалась одной из тех женщин, что всегда лучше выглядят в пабе вечером, чем в постели на следующее утро.

Заиграла музыка; незнакомая певица завела песню, под звуки которой девушка поднялась на сцену, стерла с лица улыбку и послала соблазнительный поцелуй группе молодых людей за ближайшим столиком, которые отозвались одобрительными воплями. Надо признать, играла она неплохо, делая вид, что получает удовольствие от себя самой, что не так-то легко в подобного рода заведении. На Филиппинах часто видишь местных девушек в компании немолодых и плохо одетых европейцев и американцев. Как бы ни был уродлив спутник, они всегда улыбаются. Наверное, все дело в природной способности женщины втирать мужчинам очки.

Поприветствовав публику, стриптизерша приступила к танцу, состоявшему из медленных покачиваний, движений бедрами и потрясаний всем, чем только можно, проявляя при этом явное нежелание попадать в ритм музыке. Впрочем, и зрители особенной придирчивостью не отличались. Бюстгальтер полетел на пол, обнажив пару маленьких, но упругих и дерзко торчащих грудей, вид которых заметно оживил аудиторию. Кто-то из юнцов призвал ее сбрасывать остальное. Бармен нахмурился, отчего его сходство с обезьяной только усилилось, и озабоченно посмотрел в сторону столика, откуда, по его расчетам, и могла исходить угроза порядку. В целом атмосфера оставалась доброжелательно-радушная, но я прожил в этом городе достаточно долго, чтобы понимать – там, где выпивка, ситуация может измениться в любой момент.

Так и случилось.

Стриптизерша стащила трусики и, повернувшись к залу спиной, начала медленно-медленно наклоняться вперед, одновременно все выше и выше задирая задницу и выставляя на обозрение собравшимся скрытые прежде участки, выбритые столь тщательно, что они могли бы послужить рекламой бритв «Жиллетт». В тот момент, когда пальцы ее коснулись пола, а задница достигла зенита, кто-то из юнцов, продемонстрировав удивительное чувство момента, выразил свое презрительное отношение к этой демонстрации физической гибкости сухим и громким испусканием газов.

И тут все словно с цепи сорвались.

Несколько представителей более почтенной части публики вскочили на ноги с гневными упреками в адрес «сопляков» и «уродов», которых словно порывом ветра подняло со стульев. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кому-то двинул, стороны обменялись громогласными угрозами, а один из юнцов даже нанес ловкий тычок, отправив оппонента в легкий нокдаун. Заскрипели стулья, с опрокинутого стола посыпалась со звоном посуда.

Но юнцы допустили ошибку. Повернувшись лицом к противнику, они оставили открытым тыл, чем не преминула воспользоваться стриптизерша, раздосадованная – что вполне понятно – реакцией на свое выступление. Ловким движением она скинула левую туфельку, развернула ее каблуком вперед и, позабыв о предписанной роли знойной обольстительницы и рассыпая проклятия, устремилась в отчаянную атаку. Не боюсь признаться, такого я еще не видел.

Ближайший из подвыпивших молодчиков получил по макушке, причем удар был нанесен с такой силой, что каблук – могу поклясться – пробил кость. Ей даже пришлось приложить немалое усилие, чтобы вытащить орудие из раны. Пострадавший вскрикнул от боли, за что тут же подвергся еще одному нападению; только на сей раз стриптизерша, очевидно, овладев навыком, потратила на всю операцию гораздо меньше времени. Жертва упала на колени, схватившись за голову, а один из оказавшихся поблизости завсегдатаев, улучив момент, мастерски врезал несчастному ногой по ребрам.

– Ублюдки гребаные! – возопила девица голосом столь высоким, что поднимись он еще на октаву, и вопль услышали бы только собаки.

«Сопляки» как по команде развернулись, но разъяренную танцовщицу это не смутило, и она с размаху полоснула каблуком еще одного, оставив на его щеке глубокую рваную рану. Невзирая на боль, тот рванулся к ней и попытался схватить за ноги, но стриптизерша отпрыгнула назад и, уподобившись каратистке, провела удар правой ногой и угодила обидчику каблуком между глаз. Впору было открывать счет.

– А она хороша, – заметил я, обращаясь к старичку, который тоже повернулся к залу и с живым интересом наблюдал за разворачивающимися событиями. – Ей бы в кино сниматься.

– Занимается дзюдо, – прохрипел он, кивая. – Ее здесь так и зовут, Джули-дзюдоистка. С такой лучше не связываться. Не баба – огонь!

– А ей самой не достанется? – спросил я, прикладываясь к кружке. В воздухе уже просвистела брошенная кем-то бутылка. Разминувшись с головой стриптизерши, она угодила в стену за сценой. Юнцы, сбившись в плотную массу, пошли на штурм.

– Не беспокойтесь, – ухмыльнулся мой сосед. – Эрни разберется.

– Он? – Я кивнул в сторону бармена, уже выходившего из-за стойки со сжатыми кулаками. Вид у него был не слишком доброжелательный.

Известив о своем приближении громогласным ревом – чем-то средним между мычанием буйвола и воплем осла, – Эрни предрешил исход сражения. Переполнявший молодчиков боевой дух моментально испарился, а наступление трансформировалось в постыдное бегство. К несчастью для них, было уже поздно. Для человека крупной комплекции Эрни оказался весьма проворен; к тому же ему никто не мешал – сражающиеся расступались перед барменом, как воды Красного моря перед Моисеем.

– Ладно, друг, хватит! – в отчаянии воззвал один из юнцов, но был бесцеремонно прерван сокрушительным хуком в челюсть. Тело его, описав в воздухе дугу, грохнулось на пол вне поля моего зрения. Кто-то пронзительно взвизгнул.

Эрни знал толк в драке, и поверженные свингами и апперкотами противники поползли к выходу, бросив на произвол судьбы своих менее расторопных или более упертых товарищей. Помахав кулаками, бармен позволил паре местных взять его за руки, а Джули-дзюдоистка, держа по туфле-стилету в каждой руке, прошлась голая по бару – сцена могла бы стать украшением какой-нибудь порнографической версии «Повелителя мух», – матерясь как сапожник и раздавая оплеухи тем из обидчиков, которые еще не успели достичь выхода.

Как и всегда в случаях с доброй заварушкой, порядок восстановился быстро; с момента оскорбительного залпа до финальной затрещины прошло не более минуты, и незнакомая певица даже не успела закончить свои меланхоличные стенания. Что-то по поводу «неверного беби». Я подумал, что с Джулией этот «беби» наверняка бы так не поступил.

К заключительным аккордам решительная стриптизерша сменила гнев на милость и довела до конца свое поучительное с анатомической точки зрения представление. Опрокинутый стол подняли, битое стекло убрали, а пострадавшие из местных отметили победу новыми тостами. Никто, похоже, не придавал случившемуся особенного значения, даже Эрни, на долю которого и выпала уборка помещения. Судя по всему, подобное рассматривалось здесь как часть приятного времяпрепровождения, чем-то таким, о чем можно будет вспомнить, когда в разговоре наступает неловкая пауза.

Добро пожаловать в Лондон! На родину Биг-Бена, английского парламента и традиционных кулачных боев.

Я допил пиво и посмотрел на часы. Сцена опустела, публика поутихла, в дымном воздухе плавали обрывки разговоров. Размышляя, стоит ли взять третью пинту, я достал из пачки две сигареты и закурил.

– Налить еще? – дружелюбно спросил Эрни, наклоняясь за пустой кружкой. Впервые за весь вечер я увидел приветливое лицо с некоторым даже намеком на улыбку. Выброс адреналина и выпуск агрессии определенно улучшили ему настроение. Мне уже встречались такие типы.

– Конечно, – ответил я, переворачивая вторую сигарету фильтром вниз и возвращая ее в пачку. Похоже, без удачи в этом городе долго не протянешь. – Почему бы и нет?

Глава 17

На следующее утро я проснулся с больной головой. Было ли это следствием полученных прошлым утром тумаков или поглощенных вечером на пустой желудок шести пинт пива, сказать трудно. В любом случае требовалось подкрепиться. Я полежал немного на кровати, размышляя о том, не прихватить ли еще полчасика сна, но крики носящихся по коридору детишек и стук дверей этажом ниже убедили меня подняться. Я опустил руку, пошарил по полу и поднял часы. Без пяти девять. Поздновато.

Я встал, принял душ, оделся и, обретя достойный вид, отправился на встречу с миром. День выдался холодный, ненастный, дождливый, что вовсе не исключение для этого времени года. Впрочем, разбаловавшись в тропиках, я вовсе не собирался задерживаться здесь надолго. Купив в газетном киоске «Санди таймс», «Индепендент» и «Ньюс оф зе уорлд», я укрылся в ближайшем итальянском кафе, где заказал салат с курицей, апельсиновый сок и кофе и устроился за столиком у окна.

Газеты не предлагали ничего интересного: новая вспышка насилия на Ближнем Востоке, очередные угрозы «Аль-Каиды» преподать урок Лондону и прочее в том же духе. «Санди таймс» поместила большую статью о пенсиях, суть которой сводилась к тому, что уходящим в отставку через двадцать лет получать будет нечего. Может быть, и так, но кому хочется думать об этом в выходной день за привычным завтраком с корнфлексом?

Единственное упоминание об интересовавших меня событиях минувшего дня обнаружилось в «Ньюс оф зе уорлд». В помещенной на пятой странице заметке под заголовком «Пес погибает, защищая хозяина», рассказывалось о том, как пятидесятичетырехлетний Ральф Хэтчер, прогуливаясь с немецкой овчаркой, наткнулся предположительно на группу наркоторговцев, выяснявших отношения в хертфордширском лесу. Подвергшаяся жестокому нападению пара оказала достойное сопротивление бандитам, но «доблестная овчарка по кличке Текс» пала в неравной схватке. Мистер Хэтчер получил «легкие повреждения лица», но был выпущен из больницы после оказания медицинской помощи. Газета опубликовала фотографию, с которой на читателей смотрел пес – Текс или нет, определить трудно – с высунутым языком. Снимок Хэтчера отсутствовал по понятным причинам.

Покончив с салатом, я закурил первую за утро сигарету и скурил ее полностью, до фильтра. Хорошо ли пошла? Определенно да. По крайней мере чувства вины я не испытал. Позвонить Эмме? Подумав, я отказался от этой мысли – во-первых, еще рано, а во-вторых, она вряд ли успела что-то узнать. Может, вообще спит, так что не стоит и беспокоить. Когда еще человеку отдохнуть, как не в воскресенье.