Текст книги "Надоевшая (СИ)"

Автор книги: Сашетта Котляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10. Каштанка и правда дура

Лицемерный подонок, то есть простите Денис Агатов, был удивлен моим почти дружелюбием, но, вроде как, обрадован. Расспросил меня, куда я запропастилась и почему до меня было не дозвониться, получил практически честный ответ (а лучшая ложь – это, как известно, полуправда), что я была очень подавлена и никого не хотела видеть и слышать. Я опустила лишь ту часть моего добровольного заточения, в которой я решила уплыть в мир иной, а Белоусов послужил моей лодкой обратно. Об этом «Дэнчику» знать было противопоказано. Особенно если он хотел как-то использовать меня против Спайка. Потому что этот поступок даже меня подводил к мысли, что он не так равнодушен ко мне, каким хочет казаться. Такой отчаянный малолетний псих, как Денис, схватится за это как за соломинку. А мне ничего такого не было нужно. Я хотела просто доучиться и забыть их всех, как страшный сон.

Денис, кажется, поверил и даже не очень удивился тому, что я почти сразу убежала на алгебру. Даже пошутил: «Ботаник ботаника всегда поймет, ты правда много пропустила». А мне оставалось лишь стараться не выдать свою к нему неприязнь, то есть максимально контролировать выражение лица и голос. Потому что хотелось прожечь его взглядом и посоветовать понимать кого-нибудь такого же больного на голову. Однако я с упорством барана на мосту держалась. В ход снова пошло самовнушение, счет про себя до десяти и прочие способы удержать себя в ежовых рукавицах, совсем недавно позволившие мне подслушать об истинном отношении ко мне Белоусова и не спалиться раньше времени. Самоконтроль всегда помогал, собственно. Денис оставил меня в покое.

Потом были бесконечные уроки, сопровождавшиеся непривычной социальной изоляцией, и путаные извинения перед Марией Вениаминовной, которая, узнав, что случилось с моим любимцем, сразу решила, что это Спайк (я предпочла ей не врать), и мне пришлось битые полчаса после уроков убеждать ее, что это не он, и я знаю, кто это сделал, просто не имею желания об этом говорить. А, и конечно презрительные взгляды самого Белоусова. Казалось, он отыгрывался за все то время, когда был вынужден (самим собой, но кого это волнует?) выражать мне симпатию. И его взгляд меня как будто преследовал, вызывая жгучее, неприятное ощущение обязанности перед ним и какую-то отрешенную тоску. Я по-прежнему любила этого человека. Просто жалость к себе, наконец, была побеждена, пусть и крайне радикальным способом, и плакала я только наедине с собой.

В общем, все шло своим чередом. К несчастью, лишь до тех пор, пока я не засобиралась домой. Из-за разговора с учительницей русского языка я задержалась практически на целый урок, и в моем личном расписании их было как бы семь, а не шесть, что совпадало с расписанием Агатова. Так что, пока я переодевалась, я заметила Дениса, держащего явно что-то живое в руках и куда-то быстро уходящего. Без портфеля, без куртки. Только он и «что-то», подозрительно напоминавшее мне нашу школьную кошку, которую директриса пару лет назад разрешила оставить как общешкольное мурлыкающее имущество.

Не знаю, что на меня нашло, но я быстро зашнуровала кеды, не став менять их на точно такие же уличные, и отправилась за ним, стараясь держаться на расстоянии и не шуметь. От охранника, именно теперь возжелавшего пообщаться, пришлось отделываться тем, что я якобы спешу на работу, но Дениса я из виду не упустила. Присмотревшись, я поняла, что и правда тащит куда-то нашу Муриэль, а кошка активно вырывается шипит и пытается удрать. Странным было то, что охраннику и в голову не пришло его остановить, но, зная Дениса, тот наверняка как-то отвлек этого разгильдяя, прежде чем выйти. Это только ко мне он цеплялся всегда, когда я выходила из школы не в перемену. А я, пока шнуровала кеды, просто не обратила внимания, как он проходил мимо поста охраны, только на то, что он идет с кошкой и в сторону выхода.

Словом, я шла за ним. Расстояние между Денисом и мной было достаточным, чтобы и я не упускала его из виду, и он не слышал, что за ним следом кто-то идет. А направлялся этот член кружка юных живодеров во дворы, противоположные от моего дома. Там еще была масса старых проржавевших гаражей, и наполовину не заполненных машинами. Обитатели тех дворов предпочитали парковать свои колымаги на тротуаре вместо того чтобы выкупить и привести в порядок законное машиноместо. Все как всегда, в общем. Если можешь не платить – не плати. Я подозревала, что Агатов тащит бедное животное в один из таких условно-бесхозных гаражей. А если учесть, что он сотворил с Сириусом, для кошки экскурсия в гараж не должна была стать чем-то приятным.

И правда. Он остановился у одного из гаражей, не замечая меня, наблюдающую за ним из-за раскидистого дуба. Затем ломом, лежавшим в кустах рядом, вскрыл его без особого труда, подтверждая догадку о том, что он сюда приходит отнюдь не в первый раз. С открытием гаража передо мной развернулась такая картина, что я сама бы себе не позавидовала, если бы знала, чем кончится эта спонтанная слежка.

Пахло из него отвратительно, даром, что, пока Денис не вскрыл его, я ничего не чувствовала, а заполнен он был огромным количеством… останков. Кошек, собак, птиц, морских свинок. Все они гнили здесь, распространяя зловоние и привлекая больших мерзких трупных мух, и, скорее всего, прочих летающих и ползучих падальщиков. В дальнем углу гаража я разглядела небольшую клетку, в которой сидел и смотрел в никуда пустыми глазницами покалеченный и, кажется, мертвый кролик. В центре гаража стоял стол, на котором лежали окровавленные хирургические инструменты и обычный кухонный нож. Кошка истерически мяукала и вырывалась, а Денис средь бела дня затаскивал бедное животное в это царство кошмара, по всей видимости, чтобы дополнить ею интерьер.

Я не выдержала, и вскрикнула. Денис от неожиданности выпустил кошку, и животное понеслось наутек. Я попыталась последовать ее примеру, тоже бросившись бегом от быстро сориентировавшегося Агатова, однако, спустя метров пятьдесят, я наступила на собственный развязавшийся шнурок и разбила к чертовой матери колени о какую-то корягу. Во дворе, как назло, никто не гулял ни с детьми, ни с собаками, так что я поднималась, превозмогая боль, совершенно самостоятельно. Только вот «Дэнчик» не собирался ждать, пока я встану и ухромаю от него подальше.

Парень быстро нашел меня, деловито, не произнося ни слова, скрутил, хотя я вырывалась, а когда я попыталась закричать – заткнул рот грязной перчаткой, по всей видимости захваченной им из гаража ужасов. А чтобы я от нее не отплевалась, еще и рукой держал ее у меня во рту, а второй – закинул меня на плечо, словно мешок со старыми шмотками, и куда-то быстро потащил, очевидно, опасаясь, что кто-то успеет увидеть его веселый музей юного садиста до того, как он туда вернется. Вместе со мной.

Абсурдность происходящего странно на меня повлияла. Я не боялась, не паниковала, сердце не билось как бешеное, хотя должно было бы, да и вообще эмоции как будто отключились. Я только разумом понимала, что крупно влипла, и вытаскивать меня теперь некому. Никто ведь не знает, что я последовала за Денисом, и никто не видел этого его гаража, иначе он бы уже стоял на учете. Я ощущала себя клинической идиоткой, но никаких эмоций, кроме желания истерически рассмеяться, не было. Наверное, это был своеобразный шок.

Вот живешь ты в захолустном городишке, учишься, вроде бы все про всех знаешь. А потом оказывается, что твой лучший друг тебя использовал, а парень из параллельного класса держит целый гараж для того, чтобы мучить и убивать животных. А потом этот парень тащит тебя в свой гараж, и ты не имеешь ни малейшего представления, что же с тобой дальше будет. Любопытство кошку сгубило, и все такое. А, нет. Кошку оно как раз спасло, а сгубило – Каштанку. Собиралась же послушаться Спайка! Не зря он считал меня дурой, ой не зря.

И вот теперь эту самую дуру втащили в гараж, запихнули, несмотря на попытки отбиваться в ту самую клетку с кроликом и заперли там. Это при том, что я едва в ней помещалась! Особенно если пытаться не коснуться уже совершенно точно мертвого животного, в глазницах которого копошились опарыши. Господи, какая мерзость. Я ощутила подкатившую к горлу тошноту, вытащила изо рта руками совершенно омерзительную на вкус кожаную перчатку и заорала во всю мощь легких:

– Помогите!

Только вот Денис сразу же после запихивания моего бренного тела в клетушку куда-то ушел, закрыв гараж так, словно его и не открывали никогда, и старая ржавая постройка, похоже, не пропускала ни звук, ни запах, потому что мой вопль эхом ударил по моим же ушам, вызывая в них весьма неприятные ощущения. То ли гараж был слишком большой, то ли район слишком малолюдный, но меня не оставляло подозрение, что черта с два меня здесь найдут.

А если учесть, что ни еды, ни воды в гараже не было, зато была просто прорва мерзких насекомых и куча останков, то смерть меня ожидала теоретически медленная и неприятная. Оставалось надеяться, что Агатов не окончательно двинулся крышей, и, вернувшись в свои застенки Инквизиции, он попугает меня, может, помучает (мне не привыкать) и отправит восвояси со строжайшим наказом держать рот на замке. Я сдам его какому-нибудь Гринпису, этот жуткий гараж ликвидируют, и все будет хорошо. Я истерически рассмеялась, потому что вероятность такого исхода была просто феноменально мала.

Скорее уж, Агатов вернется, задумается, что я лучше зверушек, и под покровом ночи сделает экспонат анатомички и из меня тоже. Мол, за что боролась, на то и напоролась. RIP, Влада Каштан, ты была слишком безмозглой, чтобы жить, даром что отличница. Была в этом, кстати, определенная ирония: умереть спустя два дня после неудачной попытки суицида. Как будто само мироздание согласилось с тем, что я была права, попытавшись утопиться, только вот до конца дело не довела. А это же неправильно. Надо испра-а-авить.

В таких странных размышлениях проявлялась паника. Попытка свалить клетку со стола ничего не дала, поскольку, стоило мне коснуться кроличьего трупа, как я истерически взвизгнула и откатилась обратно в ту часть большой клетки, где его не было. Тем более, что на меня переполз с него какой-то жук, и его пришлось размазать между пальцами. А вытереть их было не обо что. И полнейшая темнота в гребанном гараже никак не способствовала хорошему настроению и бодрости духа. Да и вся эта… ситуация тоже.

Спустя, наверное, минут пятнадцать после первой попытки сдвинуть клетку, я предприняла вторую, поборов отвращение и навалившись на основательно подгнившую кроличью тушку и «его» часть клетки всем своим тщедушным телом. Клетка, казалось, немного сдвинулась, но насекомых на мне теперь было куда больше, чем в первый раз, да и вся кофта была вымазана в крови и гное, а джинсовку я, как выяснилось, благополучно забыла в школе. Рассеянность – страшная штука. Вспоминаешь о том, что приходила в школу в куртке, только тогда, когда сидишь взаперти в гараже и в клетке с мертвым зверем.

Снова пересилив себя, запах и отвращение, я еще раз плечом навалилась на кроличью часть клетки. Потом еще раз и еще. С каждым разом клетка чуть-чуть сдвигалась в сторону одного из краев стола, и, наконец, упала, оглушив меня грохотом. К тому же я больно приложилась плечом о «пол» клетки и ударилась головой о ее «потолок». Словно мне было мало всего этого, кролика отбросило на меня согласно здравому смыслу и законам физики, заодно «стряхнув» на меня еще больше насекомых. А вот больше ничего не произошло, хотя я надеялась, что от удара откроется замок и я по крайней мере выберусь из мерзкой клетки, в которой нельзя было даже сесть. Да и запах гниющей зверюги оптимизма и желания в ней находиться не прибавлял.

Я подозревала, что грохот от падающей клетки все же был слышен. Вернее, был бы, если бы в этих ебаных гаражах в тот момент, когда я свалила клетку, кто-нибудь прогуливался. Только вот, скорее всего, даже если его кто-то и услышал, это списали на упавший лом или что-то вроде того, ради успокоения своей совести, да и прошли мимо. От греха подальше, что называется. Потому что люди – они именно такие.

Неожиданно вспомнилось, что портфель и сменка вместе с мобильным телефоном (он лежал в портфеле, чтобы я его не потеряла) остались там, куда я упала, когда развязались шнурки. Наверное, Агатов ушел их искать, чтобы избавиться и меня не могли по ним найти. А значит, он скоро вернется. Правда, было решительно непонятно, «скоро» – это когда вообще? Здесь же не было часов. Собственно, здесь вообще ничего не было, кроме меня, клетки, окровавленных инструментов и останков живности. Мерзость, мерзость, мерзость! Я почти хотела, чтоб этот больной на голову вернулся. Хоть какое-то разнообразие, мать его.

Осознав, что затея со скидыванием клетки ничего не дала, я начала пытаться выбить замок. Отчаянная идея и бессмысленная. Только руки в кровь поразбивала, увеличив шансы получить заражение или еще какую-нибудь прелесть. Некстати начало вспоминаться, что все известнейшие маньяки начинали с домашних животных. И столь же некстати подумалось о том, что предсказать содержимое головы такого «человека» невозможно. То есть, когда он вернется, он может сделать что угодно. А я, будучи хрупкой девушкой, никак не смогу ему ответить. Я же даже со Спайком ничего сделать не могла, а он, как я сейчас понимала, старался запугивать, не причиняя реального вреда. И говорил, что Дениса стоит бояться, потому что он «без тормозов». Изумительно просто!

Мною, наконец, овладели нормальные для таких ситуаций чувства. Паника, страх за свою жизнь, омерзение, желание выбраться и прочий спектр эмоций мыши в мышеловке. Я снова заорала. Результат это дало тот же, что и в первый раз. Я заорала еще раз, молотя ладонями по клетке. Ни единого постороннего звука не раздалось в ответ. Только голова разболелась еще сильнее, а из глаз брызнули слезы. Нестерпимо хотелось домой, хоть меня там никто и не ждал. Или в школу. Или на работу. Или к Спайку, который будет прожигать меня презрительным взглядом. Словом, куда угодно из этого гаража ужасов, мать его!

Впав в панику, я кричала до тех пор, пока не охрипла, и плакала до тех пор, пока не заболели глаза. Денис все не приходил и не приходил, и в голову даже пришла шальная мысль, что он и не придет, оставив меня здесь умирать от голода и жажды, а потом медленно разлагаться среди товарищей по несчастью из братьев наших меньших.

Когда я уже готова была выть от паники и клаустрофобии, гараж открыли. Оказалось, что уже стемнело, и свежий вечерний воздух несколько прояснил мысли в моей голове. Только вот лучше бы я и впрямь умерла в этом гребанном гараже. Это было бы куда как милосерднее того, что случилось потом.

Глава 11. Show must go on

Пришел, само собой разумеется Денис. Проигнорировал очередной вопль о помощи ничего мне не сказал вопреки всем книжным штампам о душевнобольных, и выудил меня из клетки, изрядно покорябав об нее. По идее, на крики из уже открытого гаража должен был бы кто-нибудь прийти, но чуда не произошло. Во дворе было тихо. Агатову было вообще наплевать на то, что я зову на помощь и попытки сопротивления, он только труп кролика отрешенно погладил, второй рукой с силой удерживая меня за запястье. Стало жутко. Это все напоминало какой-то дешевый триллер, и я снова заорала. Получила от Дениса пощечину, такую, по сравнению с которой спайковые были ласковыми поглаживаниями по лицу.

Кричать резко расхотелось, да и парень заклеил мне рот изолентой (черной, а не синей), и тихим, безжизненным голосом пригрозил заклеить и нос тоже и проверить, смогу ли я при этом дышать. Если буду «плохо себя вести». На того парня, что таскал мне шоколадку, это существо не походило вообще. Стало крайне нехорошо оттого что он мог так качественно притворяться. Да и вообще нехорошо. Невыносимо хотелось, чтобы Спайк пришел и спас меня. А еще домой. Ага, размечталась.

Денис вытащил меня из гаража, и, не обращая внимания на попытки отбиться, кинул в багажник чьей-то машины (своей у него не было, это я знала точно) и еще раз повторил свою угрозу насчет залепливания ноздрей. Казалось бы, я должна смеяться, но после гаража мне было панически страшно. Открыть багажник изнутри возможным не представлялось, тем более что, кинув в него меня, Агатов, несмотря на то, что я активно брыкалась, как следует перемотал той же лентой мои руки и ноги. Самое странное, что слез не было. Если из-за несчастной любви я плакала, заливая слезами подушку, то сейчас глаза были настолько сухими, что мне хотелось их расчесать до крови. До меня слишком ясно доходило, что ничем хорошим это все не кончится. А еще в голове билась мысль: «Мне очень повезет, если я вообще выживу».

Я не знаю, сколько времени эта проклятущая машина со мной в багажнике ехала в неизвестном направлении. Знаю только, что биться головой о железо на поворотах было крайне неприятно. Да и не только головой. Правда, боль напоминала о том, что я пока еще жива, а не последовала примеру зверей в Агатовском гараже. Это успокаивало, как ни странно. Еще хотелось есть и пить, поскольку, по моему мироощущению, ела я последний раз часов двенадцать назад, еще в школе. А пила и того позже, утром, перед тем, как в нее прийти.

Забавно: реши я прогулять в школу, и в этот гараж, и соответственно, в багажник потом никогда бы не попала. Так и так меня ожидает много веселого и интересного, так почему бы не посмеяться над ситуацией? Помирать так с музыкой и все такое. Потому что биться связанными руками о внутреннюю поверхность багажного отделения смысла не имело.

А мне ведь конец. Хватятся меня в лучшем случае в понедельник, когда я на работу не приду после школы. А это аж через три дня после моей пропажи. То есть через вечность. За три дня меня успеют и помучить, и убить, и от тела избавиться так хорошо, что и не найдет никто. Единственной моей надеждой было то, что Денис правда хотел добраться через меня до Спайка или его отца. Тогда он попытается как-то донести мысль, что я у него, и мне это совсем не нравится.

И тогда, наверное, Белоусов не сможет оставить все как есть. Он, конечно, обещал, что спасает меня последний раз, когда выудил из воды, но он же не конченый подонок. Он не позволит, чтобы меня замучили до смерти. По крайней мере, это было моей единственной надеждой на спасение. А вот если, например, ему окажется все равно… Или если Дениска просто на голову ударенный и мстить никому не хочет… Тогда моя песенка спета. Но думать об этом совсем не хотелось. Вопреки логике, здравому смыслу и моим предыдущим поступкам, сейчас я отчаянно хотела жить. Настолько сильно, что понимала: если Денис даст мне хоть малейший шанс попытаться удрать, я им воспользуюсь.

Только вот он не даст, скорее всего. Не развяжет же он меня и не скажет: «Каштан, ты пока рядом с машиной посиди, а я решу, что с тобой делать». Вероятнее всего, он даже от изоленты меня не избавит до тех пор, пока не будет уверен, что никуда я не денусь. Ведь какую бы цель он ни преследовал: отомстить Максиму, или же просто избавиться от излишне любопытной Каштанки, ему в любом случае нужно приложить максимум усилий, чтобы я не сбежала. Если он не идиот. А он, к сожалению, хоть и на голову не здоров, но на идиота не похож совершенно.

Неожиданно машина остановилась. Я невольно порадовалась. В горле пересохло, хотелось в уборную и есть, а после выхода из машины был шанс, что я смогу все-таки убежать. Или меня хотя бы покормят. Ну, он же не желает, чтобы я померла раньше времени? По крайней мере, на это очень хочется надеяться. На то, что я нужна ему живой. Впрочем, несмотря на остановку машины, для меня ничего не поменялось. Багажник никто не открыл, только смутно слышные голоса мужчин подсказали мне, что Агатов с кем-то говорил. Кажется, он объяснял этому кому-то, что «девчонку пришлось брать раньше времени». Если слух не подводил меня, то это был несомненный плюс. Значит, его мотив все-таки месть, и я какое-то время поживу. А чем больше я успею прожить, тем выше шанс на спасение. Чистая логика. Бессердечная сука, мать ее.

Спустя какое-то время, по моим ощущениям – минут через пятнадцать, автомобиль снова поехал. А мне стало совсем тяжело терпеть желание обмочить белье. Но я держалась, разумеется, просто это было несколько болезненно, и на глаза навернулись слезы. Гордость… И циничное понимание, что обоссанный багажник мне могут не простить и со зла убить. Окончательно и бесповоротно. А это меня абсолютно не устраивало. В голову снова пришла смешная мысль: кажется, именно так себя чувствуют собаки, которых не очень любят хозяева. Вроде желание вполне естественное, только это не волнует никого. Выполнишь – пожалеешь. Причем всенепременнейше и очень сильно.

Я сдержалась и не стала зло, истерически смеяться, хоть и очень хотелось. Попробовала закрыть глаза. Ничего не изменилось: что так темно, что эдак. Но терпеть отчего-то стало проще. До новой остановки, так сказать, мы доехали быстрее, и на сей раз меня открыли. Поприветствовав прекрасной фразой «дернешься не так – убью» и не снимая с меня порядком стянувшей кожу изоленты. Некстати подумалось, что если ее будут все-таки сдирать, то она послужит эпилятором для лица, рук и ног. Смешно.

Из багажника меня снова поднял на руки Агатов, перекинув через плечо, как мешок картошки. Теперь я наблюдала его тощую задницу и удивлялась тому, с какой легкостью он меня несет. А кроме данной части Дэнчика и земли под его ногами ничего особенно видно не было, так что я понятия не имела, где мы, и куда делись люди, с которыми он говорил во время остановки.

Когда земля сменилась деревянным (похоже, дубовым) паркетом, я удивилась. Еще больше – когда паркет сменился ступеньками в подвал или что-то вроде того. А уж когда Денис меня закинул в большой аналог клетки кролика, я испытала что-то вроде дежавю. Шока не было, паники отчего-то тоже. Тот факт, что меня не собираются (по крайней мере пока) убивать изрядно меня успокаивал. Не знаю, правда, с чего я так решила. Неосознанное самовнушение на основе обрывка подслушанного разговора, очевидно.

Положив меня в клетку, Агатов вознамерился уйти из нее, так и не сказав мне ни слова, и к тому же не освободив меня от ленты. Это всколыхнуло здравый смысл (терпеть становилось совсем тяжело), и я робко промычала, привлекая его внимание, и заставляя повернуться.

– Ммм ммм ммм, – по замыслу это была просьба отпустить меня в туалет. Денис, как ни странно, понял.

Агатов обернулся и издевательски рассмеялся, пробуждая, наконец, должную проснуться еще в багажнике панику.

– Здесь твой туалет. А так же поилка, кормушка и сексодром. Если за тобой любовник придет – то, может, не навсегда. А так посмотрим. Кто тебя хватится-то? Я, правда, немного по-другому все это планировал, но твоя попытка следить за мной просто вынудила привезти тебя сюда пораньше. Оно и к лучшему.

И ушел. Так и оставив меня, как есть, и не дав времени спросить, что значит «и сексодром». Он что… Да не может такого быть! Внутренний голос, правда, издевательски поинтересовался, почему это не может, и я расплакалась. А заодно и… В общем, в туалет мне теперь было не надо. Унизительная мерзость.

Так я и лежала, в мокром белье и джинсах и в неудобной позе, жопой кверху, только головой получалось немного вертеть, все остальное было очень качественно скручено Агатовым. Из того, что я могла разглядеть, я поняла, что нахожусь в подвале частного дома, в клетке, в которой на самом деле есть поилка и кормушка, а в стене были железные вставки, к которым при желании вполне можно было приделать цепь. И посадить на нее меня. Я почему-то и не сомневалась, что Денис сотоварищи, кто бы эти сотоварищи не были, так и сделают.

Я взвыла от отчаяния, но из горла вырвался только хрип. Еще бы. Хоть бы воды дал… Только вот он не счел нужным. И через час, по моим ощущениям, не дал. И через два, когда все тело затекло и начало болеть, а глаза уже слезились от резкого запаха несвежей мочи. К тому же, здесь оказалось неожиданно холодно. В какой-то момент я устала хрипеть, и вырубилась от эмоциональной истощенности и страха.

Очнулась я от сильнейшего пинка в живот, причем на руках уже не было изоленты. Не знаю, почему я не проснулась, когда ее сдирали, вероятно, это был скорее обморок, чем сон. Полукрик-полуписк огласил подвальную клетушку, и я широко распахнула глаза от боли. Первым, что я увидела, был мужчина, который и «будил» меня таким образом. По этому человеку можно было совершенно точно сказать одно: он из сидевших. Причем, судя по исказившей некрасивое, покрытое шрамами рябое лицо кривой ухмылке, сидел он по «тяжелой» статье. Не за кражу точно. Воры выглядят по-другому, не внушают такой страх, как этот.

Мужик был крупный, с выбритой налысо черепушкой и к тому же выше меня сантиметров на тридцать. Он напомнил мне Мезенцева немного. Тем, что эта «крупность» была мышцами, а не жиром. На руках у него были набиты какие-то невнятные тату, а в глазах не было как будто ни грамма интеллекта. Эдакая агрессивная горилла в человечьем обличии. Одет он был в серую от грязи, некогда белую, заляпанную какой-то едой майку-«алкоголичку», бриджи чуть ниже колена, грязно-бежевые, и самые дешевые китайские резиновые шлепки, из которых высовывались грязные пальцы ног с черной каймой под ногтями. Этой самой ногой в грязном шлепанце он меня и пнул, вызвав помимо боли дрожь отвращения.

После того, как до него дошло, что я проснулась, он протянул мне простенькую серую «нокию», позволив таким образом увидеть, что грязь под ногтями на руках он так же не склонен вычищать.

– Жить хочешь? – басом, от которого я нервно вздрогнула, осведомился этот живой привет из девяностых. Я нервно кивнула. – Отлично, тогда звони любовничку своему. Нам он не поверил, что ты здесь. Заодно можешь сказать, что, если он в ближайший час не приедет, мы тебя по кругу пустим, а ему видео пришлем. Ну, для начала, хех. Тем более, что мы так и сделаем. Ты соска аппетитненькая.

Дрожащей рукой я забрала у него телефон, ловя себя на том, что из глаз текут слезы страха. Еще бы. Сомневаться в том, что этот бугай выполнит свою угрозу, не приходилось, а вот в том, что Спайк приедет, очень даже. Скорее всего он пожелает мне приятного времяпрепровождения и повесит трубку. По крайней мере, мне казалось, что ему нет смысла рисковать. Однако мне нестерпимо хотелось, чтобы этот кошмар закончился, и я набрала знакомый, выученный наизусть номер. Каждый гудок отдавался где-то в желудке мерзким ощущением паники. Казалось, он вообще мне не ответит. Но мне повезло. Минуты через три, и через два звонка, когда у моего «охранника» начало сдавать терпение, я, наконец, услышала знакомый баритон.

– Алло, Каштан, ты? Чего тебе от меня надо? Мы, вроде как, договорились, что больше я тебя не знаю.

– Я бы не звонила, – паническим срывающимся голосом начала я. – Но…

– Так, ты где вообще? – перебил он меня, очевидно, поняв, что я явно не в том состоянии, когда звонят просто чтобы позвонить.

Мужик пнул меня в живот снова, чтобы не отклонялась от темы разговора, и я вскрикнула от боли. Услышавший это Спайк повторил свой вопрос куда более обеспокоенным и раздраженным тоном. Я нервно всхлипнула.

– Я не знаю, где я. Меня Денис увез в багажнике машины в неизвестном направлении. Я в подвале. И эти люди хотят видеть здесь тебя. Они угрожают, что…

Я не договорила, когда раздраженный мужик-«охранник» отобрал у меня телефон и проорал в него:

– По кругу мы суку твою пустим, по кругу! И видео тебе пришлем, недоносок. Вот же пизда тупая, русским языком ей велел: скажи, что если не приедет в течение часа, то мы тебя по кругу пустим. Нет же! Развела сопли, блядь малолетняя, – и снова пнул меня в живот так, что я сложилась пополам от боли и закашлялась. Спасибо, хоть не кровью.

Не знаю, что Спайк ему ответил, мне, к несчастью, не было слышно, что он говорит, телефон не очень громко передавал звук. Зато реакция мужика была видна, как на ладони, даже несмотря на то, что я видела только свои ноги из-за боли. Он яростно ударил телефоном об стену, а когда тот не разлетелся, начал бить еще и еще. На меня он не смотрел. Наверное, я сумасшедшая, но я решила, что это шанс. Клетка была открыта, кроме бугая в подвале никого не было, руки у меня были свободны.

И я переборов боль заставила себя разогнуться, на удивление быстро с силой оттянула изоленту, высвобождая из нее одну ногу, и легла так, словно я все еще скручена, на случай, если мой потенциальный насильник обернется и обратит внимание, что я лежу и больше не держусь за живот. Ногти я ободрала об изоленту, так что к боли в животе прибавилась еще и эта, однако, я внимательно осмотрелась. Миска для воды в клетке была железная, и если, пока мужик материт Спайка почем свет стоит, быстро и не привлекая к себе внимания подползти к ней, то можно будет попытаться его вырубить. Не уверена, что из этого что-то выйдет, конечно, но я не хотела, чтобы меня насиловали. А судя по состоянию этого подонка, ответ от Белоусова он получил отрицательный. Этого… следовало ожидать.

Я собралась, выкинув из головы мысли о том, что никому не нужна, и по-пластунски поползла к миске. Деревянный пол оказался качественным и не скрипел, а мужик был слишком увлечен руганью и отошел от моей клетки ближе к выходу из подвала. Меня он не видел. Долго это продолжаться не могло, так что я встала с миской в руках, из последних сил подбежала к подонку, и, за секунду, наверное, до того как он все-таки обернулся и заметил, что что-то не так, от всей души врезала ему краем миски по башке куда-то в район виска.

Попала, и тут же отбежала на случай, если он сразу же встанет. Мужик мягко начал оседать на пол, как мешок с мусором, и, кажется, даже не очень понял, что произошло. Я подождала несколько минут, но он не поднялся, и я подошла к нему еще раз. Миска в моих руках выпала от увиденного зрелища. На месте виска разросся пугающе огромный кровоподтек, а жертва моей самозащиты, похоже, не дышала. Я испуганно заозиралась по сторонам, потеряв над собой контроль, и это оказалось фатальным.

На звон упавшей миски среагировал Денис и двое каких-то парней, которые влетели в помещение и обнаружили мужика, миску и меня, с изолентой на одной ноге и совершенно растерянным, испуганным выражением лица. Я, кажется, убила его. Не хотела этого, совершенно не хотела. Мне другое было нужно. Чтобы он вырубился и я смогла забрать у него ключи и сбежать. Только вот озверевшим парням этого не объяснить. По их лицам, особенно по лицу Дениса, я поняла, что эту выходку мне не простят. Для меня с этого момента, когда я в ступоре встала над телом убитого мною человека, наступил настоящий ад. Как внешний, так и внутренний. Потому что им плевать на то, что я уже жалею о том, что сделала. Они заставят меня пожалеть о том, что я родилась. И несмотря на это я не смогла сдвинуться с места. Я стояла и ждала неизвестно чего, а парни все приближались, и будущее совсем не грозило стать радужным…