Текст книги "Опасный выбор (СИ)"
Автор книги: Саша Таран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Зарычал мотор.
Эхо отскочило от недовольных окон, звякая и дребезжа стёклами. Я поморщилась – как неловко нарушать покой жильцов. Только глухой не проснулся! Не подпрыгнул на кровати…
– Готова? – повернулся Матвей, когда я уселась сзади и обхватила его.
– Да.
Он вырулил из спящего двора на яркую улицу. Город не спал. Час ночи, по субботним меркам, это детское время, и у некоторых веселье только начиналось. А мне было уже не весело.
Я сбежала ото всех и встретила новый день с почти незнакомым парнем. Меня тянуло к нему, как магниты тянет к железу. Казалось, что знаю его, что всё в порядке, но ведь это было не так. Я потеряла голову. И утром буду стыдливо прятать глаза и придумывать какую-нибудь позорную ложь, чтобы оправдаться перед родителями. Я, конечно, отписалась маме, что еду, чтобы успокоить их с папой. Звонить не решилась – вдруг спят, чего зря тревожить. Я же уже еду. Ключи есть. Тихонько зайду и лягу. А утром объяснюсь как-нибудь, – волновалась я сквозь шум, сквозь рычание двигателя.
За спиной Матвея безопасно.
Но эта безопасность скоро кончится, и мне придётся разгребать последствия самой. Я уже видела крышу своего дома. Она приближалась. И последствия – вместе с ней.
Мотоцикл заехал с другой стороны двора – подальше от моего подъезда. Матвей помнил о предосторожности. Он помог мне снять с себя всё с приставкой «мото», и я осталась стоять перед ним в первозданном виде – в чём покинула подъезд почти десять часов назад. Как будто и не было нашего с ним двухколёсного приключения и потасовки у клуба и поцелуев.
Но всё было.
И новый поцелуй – стал тому подтверждением, хоть и прощальным. Матвей нехотя отстранился.
– Я не знаю как переживу эту ночь без тебя и без сигарет, – признался он.
Я улыбнулась.
– Я в тебя верю.
– Зря. Уже подумываю влезть к тебе в окно, от отчаяния, – фыркнул он.
– На второй этаж?
– Угу.
– Даже не думай, – я прыснула, представив, что он не шутит. – Мы с сестрой в одной комнате живём. Ей это не понравится.
– К родителям отселю, не рассыпется. Получу свой поцелуй и оставлю вас в покое. До следующего раза. Буду каждый час к тебе вламываться… готовься.
– Матвей, – я тихонько и счастливо засмеялась.
Ночью, тут и шёпот казался чересчур громким. Колодец. Настоящий колодец. Хотя так и не скажешь. Вроде и зелени много и площадки две вместились и парковок куча… а всё-таки колодец. Скрытый. Тайный. Тёмный…
В котором летели двое. В неизвестность.
– Пойду на турники. Всё равно не засну.
– Шутишь?
– Не, почему, – он усмехнулся, – способ проверенный – упахиваешься так, чтоб упасть и отрубиться. Всегда работает. И мысли не лезут.
Мысли…
– Матвей, – я вспомнила про стопку тревожных сообщений от Алика, и решила осторожно попросить моего «мафиози» не убивать его, – завтра, возможно, мне нужно будет встретиться с… с Аликом, в общем… я ещё не знаю точно… может и не придётся, но если он сам приедет… – сбивчиво начала я, – можешь, пожалуйста, не обращать внимания…?
Матвей напрягся.
– Ладно. Зачем приедет?
– Объясняться. Нам нужно поговорить…
– Я могу объяснить ему без разговоров…
– Матвей, ну пожалуйста. Не трогай его. Он не виноват… что…
– Что хорошим девочкам нравятся бандиты? – Матвей притянул меня, и земля зашаталась, вылетела из под ног, и я улетела, одуревшая от его поцелуя. Морозный воздух снова остудил наш пыл.
– Всё. Мне пора… на эшафот… – пошутила я, скромно отступая.
Матвей остался.
– Пусть только тронут.
– Эй, – шёпотом возмутилась я. – Родители это святое! Даже не думай! А то перестану тебя уважать.
– Все-всё, – поднял он ладони, – шучу. Иди.
Я добралась до подъезда и тихонечко поднялась к своей двери. Пока поднималась, слышала урчание его мотоцикла за окном – Матвей переставил «коня» на своё место, в привычное стойло. Теперь проверит отца и пойдёт на турники. А я тихонько пойду на свою кровать и рухну без всяких там турников и нагрузок. После стольких переживаний хотелось просто лечь и забыться в полной темноте.
Заснуть с НИМ.
Ощущая его губы.
Но рухнула не я, а мои планы: я начала шуршать в замочной скважине, пытаясь открыть дверь как можно тише, но дверь вдруг яростно атаковала меня сама.
Открыла мама.
И по её лицу я поняла, что тихонько лечь не получится.
Глава 13
Слово
– Ты совсем сдурела?! – первое, что я услышала.
С кухни зашаркал тапками папа.
– Ты где была? – возмущалась мама даже не шёпотом. – Почему не отвечаешь на звонки?! А?! Мы всех соседей обошли! Всем двором тебя искали! Я и Лене звонила! Она сказала ты в каком-то там клубе! И папа ездил! Только-только вернулся! Искал, как дурак! Волновался! Сказали, драка была! Какие-то разборки! Совсем сдурела! Какие ещё ночные клубы?! ДАША! Я тебя не узнаю! Там же бандиты одни, наркоманы, а ты…! – мама в чувствах махнула и бросилась на кухню, оттолкнув папу с пути. – Не могу! Я сейчас сама отлуплю её! Сказать ей нечего! Позорище! Клубы! Ты на часы смотрела!? – ругалась она, гремя посудой.
А я стояла, бледная, уткнув в пол глаза. Мне действительно нечего было сказать. Нечего возразить. Я судорожно придумывала ложь, но ложь никак не придумывалась. И я стояла, как дура, и просто принимала упрёки, как должное.
Ламинат поплыл перед глазами.
Не люблю, когда меня ругают.
Особенно, когда ругают за дело.
– Твой, этот, приходил, – забубнил папа строго. – Искал! Ты хоть представляешь, что мы тут надумали!? Пропала и телефон не берёт! Рассказывай, давай. Почему не отвечала? Куда пропала? Я тебя спрашиваю!
Я похолодела.
Надо было начать что-то говорить…
Хоть что-нибудь, а то надумают себе ещё хуже…
– В клубе было ужасно, это друзья потащили, – начала я с правды, не решаясь снимать плащ. Под ним было слишком коротко для подобных «родительских» выговоров. Слишком вызывающе. Я надеялась, что папе надоест так стоять и он пойдёт сердиться куда-нибудь на кухню, к маме, а я незаметно проскочу переодеться. Но папа сложил руки и основательно упёрся плечом в стенку:
– Ну, и?
– Я немного побыла там и пошла домой пешком, через центр и озеро, прогуляться хотелось, подышать… – придумывала я на ходу, теребя сумку, оправдываясь, как маленькая девочка. – Забыла включить звук на телефоне, а там машины шумят, не слышала… прости…
– А ЭТОТ чего не проводил? Балбес твой. Лиза говорит на машине заехал, чего обратно не подвёз?
– Да там… так вышло… мы немного поссорились… и я сама ушла.
– Нормально, блин, «немного» и ускакала по городу одна. А случись что?! Не подумала своей головой?! Девка! Одна! Ходит по ночным улицам! Чтоб больше никаких клубов, поняла? И в десять дома! Темнеет рано! Нервов на тебя, стрекоза, не напасёшься… – забурчал он, вроде как спокойней – вроде бы мои ответы его устроили.
Я тихонько выдохнула и расстегнула сапоги.
– Хорошо, пап, не бойся, больше никаких клубов… это было просто ужасно… и ноги стёрла, надо было обратно хотя бы на такси… ты прав…
Папа смиловался.
Он любит, когда он прав.
Кто ж не любит?
Я воспользовалась его заминкой и проскочила в ванную прямо в плаще, типа я забыла про него от усталости. Наскоро поплескалась в душе и завернулась в халат.
Родители заперлись у себя.
А Лизкино лицо ещё светилось в другом конце комнаты. Опять она в телефоне.
– Ты время видела? – буркнула я на неё сурово. Надо же было на кого-то слить напряжение после выговора от «начальства». Традиция такая. Дедовщина. От старшего всегда перепадает младшему. Моя «младшая» только фыркнула с издёвкой:
– А ты?!
Какие дерзкие младшенькие пошли, – подумала я даже с уважением. – Ну, ладно-ладно, дождёшься у меня, гулёна.
– Я взрослый человек, – плюхнулась я на расстеленный мамой диван. Плюхнулась, и чуть не расплакалась от нахлынувших чувств – она ждала меня – мама! Сама приготовила гулящей доченьке постельку, чтобы я в темноте не возилась, не мучилась, уставшая, а я… отплатила ей нервотрёпкой. Такая вот неблагодарная дылда выросла.
– Ты правда в клубе была? – зашептала Лизка из своего угла.
– Да. Спи.
– А в каком?
– М-м-м… за Европой… спи давай.
– Там что дрались?
– Ой-й, всё-то ты слышишь, коза… – заворчала я недовольно и натянула одеяло на ухо. – Всё, спи, говорю, я устала.
– А чё с Аликом поссорились? – допытывалась она через пуховый слой. Но я не слушала. Я делала вид, что сплю, и думала. Чёрт. Может, надо было тоже на турники? К нему. Чтобы не думать. Я чувствовала, что сон начинает покидать меня, вытесняться этими дурацкими, бесполезными мыслями о завтрашнем разговоре с Аликом. Что я скажу? Как посмотрю? Что он скажет? Глупые, пустые переживания. Зачем сейчас не спать и думать о том, что ещё не случилось? – поражалась я трезво, и всё-таки думала.
Но об этом думала недолго. Появился ОН. Вышел из темноты, как тогда из тени. Вытеснил. Вытолкал несчастного добродушного Алика вон из моей головы, и занялся мной как следует, сам. И я битый час ворочалась в горячей кровати, мучаясь от его голоса, рук, взглядов, представляя, как он тоже сейчас страдает и хочет курить и целовать меня… и что он действительно такой человек – может взять и вломиться, если ему очень захочется. А ему хочется. Я чувствовала это через полсотни кирпичных стен, разделяющих нас. Чувствовала каждой клеточкой тела.
Что он сейчас делает?
Сможет ли отказаться от привычки ради меня?
Хватит ли у него силы воли? – беспокоилось воображение, как в банальных трейлерах к банальным фильмам. – Спит он или ещё на турниках?
Как же я жалела, что наши окна выходят на другую сторону! Я бы всё отдала, чтобы увидеть его на той картинке, в жёлтом свете фонарей. Увидеть его сильное тело, пар изо рта. Из губ, которые свели меня с ума. Что же я творю?!
Что я творю?! Что?! – пытала я себя в полудрёме, возвращаясь в чужой дворик – к нему, и засыпая в его тёплых, как дом, безопасных, как крепость, обьятиях. Желая, чтобы эти видения не заканчивались.
Но наступило утро.
И всё закончило. И всё начало с начала.
И я поплелась на кухню, к обиженной, молчаливой маме. Завтракала под её беззвучным осуждением, как под бетонной плитой. Просить прощения, разговаривать с ней я не умела – не такие у нас отношения, чтобы откровенничать. Я любила её безумно, как и она меня, но встать и произнести «мам, прости, что напугала вчера» было выше моих сил. А уж тем более – обнять. Помириться, в общем.
С папой, в этом плане, попроще. Он хоть и бурчит чаще, но зато говорит, не замыкается, как она. А мама вчера высказалась и закрылась. И попробуй тут подступись!
Я и не подступалась. Я тоже была гордячка ещё та. Есть в кого! – угорала я с себя, ковыряя остывшую овсянку. Еда не лезла. Я уже отписалась Алику, что со мной всё в порядке, но «не в порядке» у нас с ним. Он посмотрел сообщение, но пока молчал. Думал. Ну, думай-думай, дипломат, – качала я головой, вздыхая.
За окном неслись серые тучи. Ветки уже почти облетели. Золотая осень стремительно кончалась и приближалась зима. Я представляла, как буду скрипеть по морозному снегу с Матвеем, как он будет греть меня и ругать, что плохо одеваюсь, как я буду плохо одеваться, чтобы он меня погрел…
И снова тихонько вздыхала.
«Ну что, влезаю? Или сама спустишься?» – пришло сообщение с круглосуточного. Я чуть не поперхнулась – уже?! Что за ранняя пташка! Воскресенье же! Он вообще спал?! И я, кулёма – еле-еле продрала глаза к одиннадцати! Даже причесаться не успела, не умылась толком. Нет, хорошо, что Матвей не увидит меня такой!
«И тебе доброе утро, скалолаз) Ты хоть спал?» – отписалась я, попрыгав в ванную, как весёлый, напуганный кузнечик. Такая же зеленоватая, от вчерашних волнений.
«Все разговоры после. Жду»
«Погоди, я ещё повода не придумала)»
«Скажи, человек помирает»
«Не смешно)»
«Вот и я говорю. Давай скорей»
«Ладно, сбегаю в магазин)»
«Магазин ждёт. Очень. Какой подъезд выбираешь?»
Я фыркнула.
«Твой) в моём опасно. Слишком много свидетелей придётся убивать)»
«Не вопрос.»
«Убивать не вопрос или подъезд не вопрос?)»
«Вопрос – где мои поцелуи?!»
«Одеваются»
«Могут не тратить на эту ерунду время, я и без одежды с радостью»
«Чёрт» – добавилось следом. – «Я сейчас точно влезу, зря подумал»
«Бегу)))» – отозвалась я, лазая по кухне и соображая, что бы такого «купить» в «магазине», чтобы повод получился адекватным. Ничего адекватного в голову не приходило после сообщений Матвея. Масло? Есть. Хлеб? Есть. Хлопья? Есть. Молоко к ним? Есть. Яйца? Есть! Блин! Да что ж всё есть-то?! – суетилась я. – Никогда ничего не было, а сегодня, как назло, всё есть!
Я пошла краситься и спасительная «надобность» сама нашла меня:
– Лизка, – окликнула я сестру для достоверности, – куда мои ватные диски дела?
Воришка закопошилась на диване. Она ещё валялась с телефоном, засоня. Ну конечно, – волновалась я у зеркала, – чего ей спешить, это же не её «магазин» вызывает.
– Чё сразу твои? – донеслось наконец возмущенное.
– Потому что я себе покупала.
– Уже давно кончились…
– Не ври, я вчера видела.
– Ну толчёнку используй…
– Сама и используй, блин. Из-за тебя теперь в магаз тащиться, – проворчала я, надеясь, что в комнате родителей слышно.
Они снова закрылись.
Но я надеялась что не из-за меня, а просто чтобы телик спокойно посмотреть и «Лизоньку не будить». Если выйдут и спросят – Лизонька им сама расскажет куда и почему я намылилась. Алиби состряпано. Можно бежать.
Чуть не нацепила каблуки, но в последний момент вспомнила, что в магазин побежала, а не к нему. Пришлось в джинсы залазить, в толстовку, в кроссы. Если и играть, то по всем правилам. Выскочила на площадку – глянула на турники по привычке. Конечно его там не оказалось – я знала, где он. И что он собирается делать, знала.
Внутри всё кружило от предвкушения.
Дурочка, что я творю, – снова и снова удивлялась я, но «творила». Бежала к нему по холодной улице, перепрыгивая редкие лужицы, вдыхая свежий октябрьский воздух – сегодня слегка солёный, наверное с моря, – мечтательно улыбалась я, приближаясь к его дому.
– Здравствуйте, – улыбнулась соседке, спешащей навстречу. С пакетом. Из магазина, – хихикнула я, представив, как Матвей «обхаживает» тёть Валю – задорную женщину лет пятидесяти.
– Привет, Дашук, – она меня всю жизнь так и называла – Дашук. И я не представляла, почему. – Мама дома?
– Да, все дома.
– Хорошо, а то она нужна мне, загляну, значит, к вам попозже. Сейчас только фарш, вот, поставлю… А ты куда намылилась с утречка?
– В магазин.
– А-а, ну беги-беги, умничка, помощница мамина, – похвалила меня бойкая соседка и заспешила дальше. – И без куртки бегает! – оглянулась она и погрозила мне пухлым пальчиком. – Ох и безобразница!
И я побежала дальше, так и не определившись, умничка я или безобразница?
И правда, чего я без куртки выскочила? Щёки разрумянились от холода. Но я об этом не думала, я думала, как я незаметно проскочу в его подъезд? Если меня тёть Валя увидела, то кто-нибудь ещё может. Из окна. С детской площадки. Из кустов. Да мало ли откуда! – я беспокойно оглядывалась. – Плохой из меня разведчик. Плохой шпион. Трусливый, никуда не годный шпион!
И как с таким на дело идти?!
Мой «напарник» оказался более подготовленным – то-о-олько я стала приближаться – зеленоватая дверь, как по волшебству распахнулась, и я, не думая, благополучно залетела в знакомый уже подъезд. Как будто ничего и не изменилось с того раза, как я дала Матвею номер. Всё те же зелёные стены, та же полутьма, тот же противный писк двери, тот же ОН в майке, домашний, близкий…
Но изменилось.
Изменилось и прижало меня поцелуями к стенке:
– Добро пожаловать. Что брать будете?
Я ахнуть не успела, вдохнуть, ответить – а он уже поднял меня, подсадил на себя: – Какая ты сегодня мелкая…
– Э-эй! – возмутилась я, смеясь и смущаясь от его напора, от его рук на бёдрах. От моих ног вокруг него. – Не хватало мне ещё и в магазин выпендриваться!
– Я вчера чуть не свихнулся, когда ты на каблуках на мот влезла, – вспоминал Матвей бесстыже, – это так заводит… это нелегально, так заводить… бесчеловечно…
– Больше не буду, – пообещала я, сгорая от стыда и счастья.
– Будь на здоровье. М-м… ты забыла… я же «бандит», – с упоением поднимался он по шее к губам. – Я не против нелегальных и бесчеловечных способов… я только «за».
– Даже, если они направлены против тебя?
– Особенно, если против меня… но лучше «на», – он благополучно «облапал» меня за задницу, и спустил с себя, ошалевшую, на ступеньку повыше, чтобы было удобнее по росту. – Прости… что блин со мной… Я дикарь, Даш, – заглянул в глаза растерянно: заметил-таки моё смущение, – чуть не сдох без тебя… это такая ломка, – пояснил он, – пожёстче сигаретной… не представляю, как жил раньше… я и не жил наверное… нет, я точно знаю, что не жил… без тебя невозможно жить… невозможно не думать о тебе…
Приблизился, оставил на губах мягкий поцелуй, такой необычайно нежный, после нашего «бурного приветствия», после горячих ласк, что мою крышу снесло окончательно.
– Я тоже постоянно думаю о тебе, – призналась я тихо, обвивая его шею в розах, – это всё какое-то безумие… сон… я тебя совсем не знаю, но после вчерашнего, кажется, что всю жизнь… ты такой родной… с тобой ничего не страшно…
Он выслушал внимательно. Серые глаза темнели в ресницах так заманчиво, так близко. Так серьёзно. Я потянулась к нему. Поцеловала первой, и он ответил. Молча. Он понял. Он был впечатлён моим признанием. А я – его. Объяснялись самым понятным для влюблённых языком – с языком, но без слов, целую минуту, или две… или… в общем, «объяснялись» пока я не вспомнила про настоящий магазин.
– … м-м!
– … м-м?
– Мне пора бежать…
– Разве? – он не выпускал.
– Ага.
– Ну беги, – продолжал он целовать. – Только губы оставь… я потом верну…
– Матвей… – я засмеялась, пытаясь вырваться, – Я и так натворила вчера дел. Родители в шоке. Не хочу их ещё и сегодня мучить.
– А меня, значит, хочешь, – парировал он, начиная заводиться. Как зверь, у которого собираются отобрать вкусняшку. Он чуть не зарычал мне в шею:
– Ты меня с ума сведёшь, Даш… украсть тебя что ли…
– Матвей…
– Не хочу делиться. У меня и так тебя меньше всех, куда ещё-то…
– Матвей, ну пожалуйста, – я полезла в карман, проверить время. – О, нет…
– М-м?
– Я кошелёк забыла, блин! – поморщилась я, поняв, что схватила только телефон. – Убежала в магаз без кошелька… вот же дурья башка…
– Может вернёшься за ним и снова забежишь? – оживился мой зверь, веселея. – Чем не повод…
Я засмеялась. Как же глупо вышло с этим дурацким кошельком.
Матвей достал свой.
– Не-не-не, – запротестовала я, поняв, что он задумал. – Я тебе ещё за ужин не перевела!
– С ума сошла? – он и правда поглядел на меня с подозрением. – Забудь об этих выкидонах вообще. Сколько тебе нужно? – он стал отсчитывать, а я краснеть.
– Не-не, не надо много, я ведь за ватными дисками только… – идея Матвея была разумной, но брать у него деньги я стеснялась.
– Сколько они стоят?
– Сотни хватит, – потупилась я скромно. – Спасибо.
– Уверена? Чё сейчас за сотку купишь? У меня на паршивые сиги по две-три уходило.
– Диски куплю, – уверила я, потихоньку успокаиваясь. Это «всего лишь сотка» – сказала я себе. Зато отсутствие кошелька объяснить легко: частенько носишь мелочь в кармане. Была, значит, вот и оставила кошелёк на полке. Я благодарно улыбнулась своему спасителю:
– Как держишься, кстати?
Матвей не стал геройствовать.
– Очень плохо, – хохотнул он нервно. – Но я же тебе слово дал, – напомнил он, – держусь, пока у меня есть твои поцелуи. Ещё девятнадцать сегодня, – последовала очаровательная ухмылочка, – готовься.
Я прыснула. Как же он хорош, – таяла я, вновь ощущая его губы на прощанье.
В магазин пришла одуревшая, рассеянная. Схватила ватные диски – ещё и сдача осталась. Зайти, что ли, отдать? – подумала я, смеясь. – Вот Матвей обрадуется… чем не повод?
Но улыбалась я недолго.
У моего подъезда стоял знакомый Ниссан.
Глава 14
Объяснение
– Привет, – поздоровалась я, когда Алик вышел.
– Привет, Даш, – он покопошился в машине, и по спине у меня побежали мурашки – в руках у Алика появился букет. Настоящий, милый букет из самых розовых роз.
– Это тебе, – подошёл он скромно. – Я понимаю, что подвёл тебя, поломал все наши планы… – он вздохнул и сунул розовую красоту мне в руки. – Извини, что так вышло с друзьями, я не хотел. Я всё обдумал, вспомнил, я очень виноват перед тобой.
– Спасибо, – как лунатик, промямлила я, не зная куда деваться от нежнейшего аромата его «извинений». Как же стыдно, – спрятала я в розовые заросли глаза, принимая букет, и вспоминая, как пять минут назад обвивала этими же бессовестными руками Матвея. – Как мне сказать ему?
Прямо! – твёрдо потребовал мысленный Матвей. – А то я поговорю. Прямо в челюсть.
– Я приходил, искал тебя… – продолжал беспокоиться Алик. – Переживал, куда ты пропала? Мы все тебя потеряли.
– Да, прости, я почувствовала себя не очень, – принялась я оправдываться, теребя букет, – захотелось пройтись пешком. Хотелось побыть одной и подумать обо всём.
– О чём всём? О нас? – начал догадываться Алик, по моей унылой физиономии.
– Да… и о своей жизни и о нас, в целом…
– Даш, ты же не серьёзно? Или ты настолько обиделась? Давай поговорим. Я готов. Только скажи, что тебя беспокоит.
– Мне кажется, мы не подходим друг другу, – выпалила я, как из пушки, пока он не стал дальше уговаривать.
– Что? – Алик аж на капот присел.
Он яростно потрепал на себе волосы и стал похож на безумного учёного, провалившего эксперимент:
– Ты серьёзно?
– Да…
– Ты не шутишь? Ты всерьёз об этом думала? Вчера?
– Да, Алик, прости, я понимаю, что это звучит неожиданно…
– Неожиданно! Не то слово, – покивал он, в ступоре. – Я не пойму, почему так резко-то? Всё же хорошо было. Ну вчера накосячил разок, всякое бывает, но, в целом, у нас же всё хорошо? С чего вдруг такие мысли? Даш, не пугай меня!
– Я просто подумала… я не уверена…
– Даша…
– Правда, Алик, я не хочу тебя обманывать, ты очень хороший…
– Даш, не надо так… – Алик встал и подошёл ближе, заглянул в лицо. – Ты чего? Так не делается, что с тобой? Давай поговорим? Обсудим проблемы. Только расскажи, по порядку, в чём дело.
– Дело во мне, Алик, – чуть-чуть отступила я, снова опуская взгляд на розы. – Я не хочу тебя обманывать, я не понимаю, что я чувствую… я, кажется, ещё не готова к отношениям… – бормотала я заезженные шаблоны, – прости, что так вышло… я не хотела… я запуталась.
– Вот это да-а… – он потёр лицо, стараясь осмыслить происходящее.
– Прости, – снова шепнула я. Сердце защемило от тоски. Алик не виноват… «что хорошим девочкам нравятся плохие парни?» – улыбнулся Матвей злорадно. Я развеяла его саркастический образ.
Не сейчас.
Я прощалась не с Аликом.
Моя идеальная открытка горела синим пламенем. И мне нужно было смириться, что не будет у мамы милого зятя, которому она будет промывать мозги и печь пирожки. Не будет у папы собеседника на рыбалке. Не будет Ниссан гонять в строительный за нашими шторами и на рынок за свежими овощами к ужину. Не будет забирать из школы детей, чтобы провести вечер в тесном семейном кругу, с фильмами и настольными играми.
Погасли тёплые гирлянды на моих стенах.
Чик.
И темнота.
И в темноте…
Запищала далёкая подъездная дверь.
Я оглянулась и быстренько заслонила букет – от Матвея. Хотя, кого я обманываю, он наверняка следил на нашими «объяснениями» из окна, и всё-всё видел. Поэтому и вышел, как напоминание, чтобы я поскорее закруглялась. Пошёл на турники. Там уже тусила парочка его парней.
Их отдалённые маты и смех давно «играли» на фоне – стандартный саундтрек нашего «колодца». Я и не прислушивалась. Не замечала. Белый шум. Помехи.
– Даша, пожалуйста, объясни по-нормальному, что я сделал не так? – проговорил Алик уже спокойней.
– Я же говорю, ты тут не причём… – Холод пробирался под кофту, отрезвляя, знобя, делая объяснение ещё невыносимей.
– Даш, так всегда говорят, когда «причём», я что дурак по-твоему? Просто скажи всё, как есть. Я не обижусь. Давай. Не может быть, чтобы вчера мы держались за руки, обнимались, целовались…
– Нет, ну не совсем… – попробовала я возразить.
– Брось, я держал тебя за руку, это же что-то значит… – он потянулся за моей ладонью, но я только крепче сжала букет.
– Алик, постой, не надо.
– Что изменилось за эту ночь?! – недоумевал он. – Прошло меньше суток… да? Ну, да. Даш, мы веселились с тобой, шутили, обнимались, танцевали, – восстанавливал он вечер в памяти, – а потом ты пропала. И теперь говоришь мне, что мы не подходим друг другу… что случилось после клуба? Тебя кто-то обидел? Или я обидел и не помню? Кто-то сказал про меня гадость? А? Что? – допытывался он.
Он искренне старался понять.
А я глядела на него и на розы, и снова на него, и не знала, как сказать ему, что, этой роковой ночью, моё сердце выбрало падать в проклятый чёрный колодец неизвестности с человеком, которого я любила, кажется, всю свою жизнь, но не догадывалась об этом.
Может ли сердце выбрать за несколько часов?
Может. Теперь я знала, что может. Оно выбрало Матвея за одну секунду, когда наши пальцы соприкоснулись и разорвали наши судьбы в клочья, не оставив нам выбора: одну судьбу на двоих или смерть в одиночестве.
В том, самом отвратительном виде одиночества, когда тебя, вроде бы, окружает семья, муж, но он не ТОТ самый. Не половинка. И ты живёшь, и вроде как счастлив, но только наполовинку. Потому что с тобой нет второй. Нет того, с кем ты по-настоящему чувствуешь себя целым. Полным. Счастливым, даже в самые трудные времена.
Я готова была разреветься. Я понимала, что никакими словами на свете, я не смогу передать Алику, что происходит внутри меня. Я смогу только обидеть, банальными: «я тебя не люблю» или «я полюбила другого». Но и это всё будет ложью. То, что я испытывала к Матвею было больше обычной любви.
Я не подозревала, что такое бывает, пока не испытала на собственной шкуре. Пока меня не вывернуло химической волной наизнанку. Не бросило в этот колодец – в космическую нирвану или в губительную бездну.
Не важно было куда лететь.
Главное – с НИМ.
Я дрожала.
То ли от холода, то ли от нервного напряжения. Алик заметил. Нахмурился.
– Идём в машину? Ты совсем окоченела, – забеспокоился он, хватая меня за плечи, – вон, аж губы посинели, ты чего в одной кофте?
Заметил наконец.
– Не надо, Алик, – я опасливо покосилась на турники. Матвей бдил. Ещё немного и рванёт сюда. – Алик, давай завтра в универе поговорим? Я не могу сейчас, меня дома ждут, прости…
– Дома… ладно… – он осторожно выпустил меня.
– Возьми букет, – предложила я. – Маме подари, а? Мне неловко брать… теперь…
– Нет, – уверенно мотнул он головой, отступая – Розы для тебя. Иди, не мёрзни. Завтра поговорим.
Я вернулась в подъезд и не сдержала взволнованного вздоха – не получается. Завтра придётся говорить всё заново. Живот крутило, зубы стучали. Ненавижу объяснения!
Признаюсь ему, что люблю другого.
Пофиг.
Так будет больно, но зато ясно.
Пусть я буду плохая. «Безобразница», – вспомнила я тёть Валю. – Вот кто я. Бегаю без куртки в октябре, принимаю букеты от всех подряд, целуюсь по подъездам с бандитами, пугаю родителей. Классно. Вот, до чего дожила, – топала я наверх устало.
Задержалась на середине – поглядела, как Матвей подтягивается на перекладине. Раз, два, десять, двадцать… я всё преодолею. Мы преодолеем. Если я верила, что мама Алика обязательно примет меня «в семью», то почему не могу поверить, что мои примут Матвея? – спрашивала я себя. – Чем он хуже остальных? Чем хуже меня? Ничем не хуже. Лучше. Честнее. Сильнее. Бесстрашней. Вот бы родители смогли понять это… увидеть под его бронёй, как увидела я.
Квартира спала. Настоящее сонное царство. Я поставила розовое напоминание об Алике в вазу, чтобы оно подольше мучило меня. Мазохизм какой-то, а не букет. Зато Лизка оценила – нафоткалась вдоволь. Мама с папой так и сидели в своей комнате, вылезли только к обеду, пошуршали на кухне, покормили нас и снова разбрелись по углам. Потом заходила тёть Валя, и они с мамой долго копались на балконе в поисках какого-то прибора, потом так же долго гоняли чаи на кухне, болтая о соседях. Тёть Валя любила поболтать. Мама, видимо, тоже была сегодня не прочь, чтобы отвлечься от ужаса, что я ей устроила.
Она так и не заговорила со мной.
Но, к моему облегчению, и тёть Вале ничего не рассказала, просто «не видела звонков, доча». Слишком личное – поняла я и выдохнула. Если рассказать тёть Вале, то, на следующий день, мои ночные похождения будут обсуждать всем двором. Не хотелось бы портить репутацию в глазах окружающих. Меня вполне устраивал статус «умнички» и «помощницы», милой и скромной студентки, идеальной доченьки. Я была идеальной старшей доченькой, а Лизка – типичной младшей. Чуть-чуть разбалованной, но тоже вполне себе умничкой. И все знали нас такими. И относились к нашей скромной и порядочной семье с должным уважением. Родители гордились этим.
И тут я со своим ночным клубом…
И…
«Девятнадцать…» – напомнил круглосуточный номер. – «Хочу, не могу».
Я улыбнулась, захлопнула конспект по истории.
«И я хочу)»
«Иди сюда»
«Куда?))»
«Просто выйди и иди. Я тебя везде жду.»
«Звучит, как начало песни, – написала я, перечитав. – ты случайно стихи не пишешь?)»
«Не выйдешь – не узнаешь.»
«Ладно, я постараюсь на минутку сбежать)»
«А я постараюсь отпустить тебя через минутку обратно. Но не обещаю.»
– Матвей, – шепнула я испуганно, когда он поймал меня на выходе и потянул в тёмный закуток с колясками и самокатами. – Ты как сюда зашёл? – стремительно теряла я голову от прикосновений.
– Я везде зайду. Если мне нужно, – порывисто и горячо ответил он, целуя. – А мне нужно, ты не представляешь как. Без тебя невозможно терпеть… – Ты куда-то поедешь? – заметила я шлем на полу.
– Угу, – Матвей чуть отодвинулся, – заскочу в зал к пацанам. Хоть как-то отвлечься от ломки. Ты же не хочешь отвлекать меня…
– Хочу, – уверила его искренне, – но не могу, родители и так косо смотрят – куда это я дверьми всё время хлопаю. Сейчас, вот, придумала почтовый ящик проверить, но фантазия уже кончается, – призналась я скромно.
– Тогда предлагаю мои фантазии воплощать… – прошептал Матвей совсем не скромно, запуская пальцы в мои волосы. – У меня знаешь сколько вариантов… тебе понравится…
– Матвей…
Боже, сколько раз за последние сутки я произнесла его имя, – подумала я упоённо, чувствуя поцелуй на запрокинутой шее. Чувствуя себя его добычей. Желанной. Обожаемой. Необходимой, как воздух.
– Чуть не убил, – проговорил вдруг Матвей, ослабляя хватку. – И как тебя завтра отпустить к нему…
– Не к нему, а на пары, – поправила я, с трудом поняв, что он про Алика. – Не волнуйся, я ему всё сказала.
– А цветочки взяла…
– Это всего лишь цветы, он как-то резко подарил… пришлось взять… – попыталась оправдаться я.
