Текст книги "Опасный выбор (СИ)"
Автор книги: Саша Таран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Алик заглянул в мой телефон. Почесал голову, подумал и рассмеялся. Я тоже прыснула, глядя на него:
– Что?
– Так хорошо! А пойдем в клуб? – он притянул меня и обнял за талию. – Какая разница, это же тоже клуб, давай? Там будет ещё веселее…
– А билеты?
– Пусть горят… – беспечно махнула рука.
– Успеем добежать, тут два поворота, – уговаривала я по инерции, но понимала бесполезность – Алик уже целиком и полностью был в ночном клубе.
– Ну давай, Даш, чё мы джаза не слышали?
– Я не слышала, – скромно опускаю ресницы.
– Дома включу тебе, ну, Даш, ну пойдём, такой вечер кайфовый! Народ собрался! Когда мы ещё соберёмся толпой? Тебе же весело?
– Весело, – признаюсь.
– Ну вот! А хочешь, я тебя на руках донесу? – мой ночной кавалер попытался меня подхватить, но я вырвалась, глупо хихикая.
– Зачем?!
– Чтобы ножки не устали!
– Алик! – я увернулась от второй попытки. – Не надо! Не надо! Я не устала совсем!
– Аль, давай я, – вдруг подхватил меня Кирилл. – У кого тут ножки устали? – улыбался он очаровательно и близко. И пьяно.
Я поморщилась, стараясь освободиться:
– Всё! Всё! Пусти!
– Э-э! – появился Алик на горизонте. – Мусье! Отдайте даму!
Но «мусье» не отдавал, и юбка опасно задралась, я стыдливо прикрывалась плащом и руками, а кругом ржали и отбрасывали пошляцкие шуточки. Кто-то даже достал телефон. Мне стало не до веселья:
– Кирилл, отпусти! – отчаянно взбрыкнула я и упала прямиком в Аликины объятия. Он ржал вместе со всеми. А я, пунцовая, чуть не расплакалась от обиды. Ненавижу, когда надо мной издеваются.
Достала телефон, и спряталась от Алика в экран:
– Напишу своим, чтобы не беспокоились.
И чтобы вы про меня забыли, – закончила мысленно.
Увидела пропущенные от Лизки и…
«Круглосуточного».
Сама не знаю зачем, нажала на красный номер.
Машинально.
Веселье кругом продолжалось.
А в телефоне пошли гудки.
Один…
Я вдруг опомнилась. Отключила. Сердце забилось в рёбрах, а по спине побежал холодок. Что я делаю?! Зачем перезваниваю? Зачем он вообще звонил?!
– Чего ты там? Всё в порядке? – приставал Алик где-то сбоку, но я с трудом понимала его: на экране засветились цифры.
Звонок от неизвестного абонента.
…4424.
– Да… – ответила я не своим голосом.
– Сразу «да»? – улыбнулось в трубке.
Я растерялась.
– Ты зачем звонил? – нашлась через пару секунд. Голос предательски дрожал.
– Всё хорошо? – уточнил Матвей, слыша мою весёлую компашку на фоне.
Я прикрыла трубку рукой:
– Да. Хорошо. У тебя всё?
– У меня всё.
– Ладно. Мне пора, пока.
Бросила трубку.
Что это было?!
Снова звонок.
…4424.
– Что?
– Куда подъехать?
Глава 11
И точка
Я не ответила.
Снова испуганно сбросила.
– Дашуль, – позвал Алик.
Я вернулась в компанию, и часики завертелись, как сумасшедшие. После эпизода с юбкой было не по себе, но, в конце концов, разговорчики поутихли, темы сменились и я смогла расслабиться и не думать о Матвее.
Хотя…
Кого я обманываю?
Где-то за кадром, всё-равно висело его «куда подъехать». Хрипло и просто. И, время от времени, я удивлённо прислушивалась: а что, если…?
Сначала голос повторился, когда Алик полез целоваться на фэйс-контроле. У входа толпилось много народа, сквозь стены прорывалась музыка, и всё вокруг было залито оранжевым светом фонарей. Тротуарная плитка стелилась аккуратной сеткой, а мы болтались в ней стайкой застрявших рыбёх. Рядом шумели волны проезжающих машин, и в голове у меня зашумело от возмущения, когда Алик сорвался. Я вывернулась, сведя всё к шутке про самодовольные пивные губы.
В другой раз, я услышала Матвея, когда пацаны стали пробиваться в бар, чтобы «догнаться». А ещё громче услышала, когда неугомонный Кир «случайно» прилеплялся ко мне на танцполе сзади, потому что «путал с кем-то». Я потерпела раз, два, но в третий раз шутка перестала быть смешной. Попросила Алика остудить дружка.
И голос на время затих.
Бородатый диджей наяривал на пульте ремиксы, цветные лазерные лучи шарили по стенкам, а я устала прыгать и веселиться, и пошла нашарить себе свободное местечко где-нибудь в уголке. Я-то ушла. А Алик остался. И плясал среди пацанов и девчонок, угорая, и улыбаясь во весь свой харизматичный рот.
И вскоре я услышала Матвея в последний раз.
Я переписывалась с Ленкой, скидывала ей фотки, когда ко мне, на мягкий диванчик, подсел какой-то крупный «южный» тип и стал откровенно пялиться на мои колени. Я вежливо улыбнулась и сделала вид, что не замечаю. Продолжила бессмысленно листать нашу с Ленкой переписку. Поглядывая то в экран, то на Алика. Если начнёт приставать – сбегу на танцпол.
Южанин заговорил.
А его рука вальяжно закинулась на спинку дивана.
– Угостить, девочка? Что любишь?
И тут Матвей произнёс своё «куда подъехать» так громко и требовательно, что я вздрогнула. Я не смотрела на щедрого бугая. Я послушно писала на «круглосуточный» номер название клуба.
Включился инстинкт самосохранения. У южанина была своя компашка. Очень тесная и очень опасная на вид. Они сидели за отдельным столиком неподалёку, курили кальян, и одобрительно ржали.
А я молилась, чтобы Матвей увидел. Звонить я не решилась бы. Я и сообщение-то отправила из отчаяния. Потому что не знала никого сильнее и страшнее него. Никого, кто мог бы остудить южную голову.
Потерпела «горячий монолог» ещё пять минут, забрала плащ, и стала пробиваться к выходу. Не к Алику – подышать и отвязаться от незваного ухажера. От духоты, шума и людей стало дурно.
Но на улице толпа не закончилась. Все курили, смеялись тесными кружками. Из-за сигаретного дыма казалось, что Матвей где-то рядом. Обманчивая ассоциация. Я поискала, но нашла только того бугая. Широкоплечий, чернобородый, он вышел следом за мной. Зачем он вышел?! Плыл тихонько – акулой среди мальков. Подплывал. И добродушно улыбался. Не работало – этой улыбкой меня не обмануть. Я уже откровенно дрожала.
Сжимала телефон и глядела на пустую дорогу, застыв на краю тротуара, не решаясь двигаться дальше. Пока я среди людей, он ничего не сможет мне сделать, – успокаивала я себя. А хотелось бежать.
Хотелось плюнуть на приличия, на мнение окружающих, на каблуки, и рвануть через дорогу – подальше от безумного ночного разгула, от пьяной толпы, и бежать аж до самого дома. В уголках глаз защипало от одиночества и жалости к себе.
«Щедрый добряк» приближался.
Я открыла приложение с такси, окончательно решившись уйти по-английски. Алику потом объясню.
– Куда ты, красивая, холодно же, хаза, замёрзнешь, – начал бородатый бугай, но далёкие ночные улицы вдруг взвыли. Рёв стремительно приближался из центра, с площади, и звучал всё громче и громче. Я узнала. Я жила с этим чёрным «зверем» в одном дворе, и знала все его голоса, все их оттенки.
– Одна тут? Не? А ну их, давай к нам, у нас хорошо, вкусно…
Матвей летел где-то за домами.
Бородатый раздвинул доброжелательные объятия:
– Тебя как звать? Напугал? Идём, хаза, напугал тебя? От меня убежала? Не хотел, поверь…
– Извините, я друга жду, – пробормотала я отступая.
Ещё чуть-чуть.
Добряк не поверил.
Я бы тоже не поверила, чего только не ляпнет перепуганная дурёха. Каблук упёрся в бордюр. Глаза упёрлись туда же и заметили, как рыболовную сетку тротуара режет яркий свет фар. С поворота зарычал спортивный мотор и тусовщики, все как один, повернули головы. Поглядел и мой доброжелатель. И очень удивился, когда мотоцикл остановился рядом со мной.
Матвей оценил обстановку. Слез, молча снял шлем и моторюкзак. Сложил всё на сидушку.
– Привет, – тихо поздоровалась я, не в силах скрыть своего облегчения. Я чуть не бросилась ему на шею.
– Друг? – уточнил бородач, теряя ко мне интерес. Зато Матвей к нему не потерял:
– Друг-друг, – усмехнулся он, – а ты кто такой нарисовался?
– Давай поедем уже, – попросила я, чувствуя, как «друг» закипает.
– Да я тоже друг, брат, – невозмутимо улыбнулся добряк.
– Матвей, – я покосилась на вход в клуб. Народ наблюдал за нашей сценкой, ожидая зрелища: оба «друга» выглядели внушительно. – Матвей, поехали… пожалуйста… – попросила я снова.
Но Матвей не обратил внимания:
– Обманывать нехорошо, брат… – улыбнулся он бородачу одними зубами. Получился оскал.
И продолжение последовало физическое.
Он набросился на бугая, как бешеный пёс, нанося удар за ударом, без передышки. Раздались визги. На шум, из клуба начал валить народ, показался высокий охранник.
– Матвей! – воскликнула я, и голова у моего защитника прояснилась. Он тоже заметил движение в стороне, охранника, и оставил лже друга в покое, в крови, на тротуаре. Потащил меня к мотоциклу.
– Садись, отъедем, – нахлобучил шлем, сдвинул на панель рюкзак, и мы оглушительно газанули прямо из под носа у верзилы. Охранник что-то кричал, но мы не слышали. Мы были уже далеко.
На соседней улице Матвей притормозил, чтобы «упаковать» меня получше. Слезли.
Я стыдливо поправила задранную юбку – в спешке было не до приличий. Хорошо хоть плащ длинный, – краснела я, ловля на себе взгляды Матвея.
– Извини, не удержался, бошку срывает, – достал он из рюкзака второй шлем. Белый.
– Это мне? – удивилась я искренне, забыв про юбку. – Когда ты успел?
– Успел. Я терпеливый, – усмехнулся он, помогая мне с застёжками. Шлем сдавил голову безопасностью.
– Терпеливый?! – не удержалась я от сарказма. – А «бошку срывает». Что-то не похоже, что терпеливый… – от его нечаянных прикосновений, по шее бежали мурашки. От страха тоже – на костяшках темнели пятна чужой крови.
– Норм? Не болтается? Ну ладно, не во всём терпеливый, – согласился он, отступив и недовольно поглядев сначала на испачканные руки, потом на мои голые ноги. – Хм-м, а с ними что делать… не хочу, чтобы пялились.
Я смущённо завернулась в плащ:
– Извини, не планировала сегодня гонять на моте.
– А когда планировала? – усмехнулись серые глаза.
– Больше никогда! – заверила я торжественно, и полезла в сумку. В шлеме это было не просто.
– Никогда не говори никогда.
– Какая банальность. На, – я протянула ему влажные салфетки. Матвей взял.
– Цеплять в клубе папиков тоже банально.
– Я не цепляла, он сам прицепился!
– Как ты вообще там оказалась?
– Не по собственной воле, поверь.
– Спасибо, – он привёл руки в порядок и салфетки вернулись на родину.
– Зачем было в драку лезть?! – снова удивилась я. – Там целая банда его друзей внутри…
– Да? – Матвей поискал глазами мусорку. Сходил на остановку рядом, выкинул.
– Ага. А если бы он ствол достал? – продолжала я занудствовать, когда он вернулся.
– А у него был ствол? – недоверчиво переспросил мой спутник.
– А если бы был?
– В твоих страхах слишком много «если».
– А в твоих действиях слишком мало, – парировала я. – Там же столько свидетелей было, а если тебя найдут?
– Найдут и найдут, – пожал он плечами, надевая на меня чёрный моторюкзак. – Ты не против? Мне некуда его прицепить. Не тяжело?
– Он же пустой. Совсем не тяжело.
– Хорошо.
– А если они найдут твою квартиру?
– Пускай найдут.
– И тебе не страшно?
– Не нашли же ещё. Чё переживать зря.
– Не знаю, ты же вроде любитель нервотрёпки, – съёрничала я, злясь на его спокойный тон.
– Я не любитель нервотрёпки, а профессионал, – хохотнул он.
– Это не смешно! – возмутилась я, но тоже хихикнула. Мы переглянулись.
– А где твой…? – уточнил вдруг Матвей, и я сразу поняла что он про Алика. Смутилась.
– Остался в клубе.
– А ты типа сбежала?
– Типа того…
– Не понравился клуб?
– Не знаю… я, вообще, не планировала туда идти. В первый раз была в ночном клубе, – стала оправдываться. – Вообще-то собирались на джаз-концерт, но всё пошло не по плану с этой их попойкой. Сначала вроде весело сидели, но… в общем, не моё… я не пью, а они… совсем разошлись… не люблю пьяных. Боюсь. Не знаю чего от них ожидать, на них ведь нельзя рассчитывать, они неадекватны, и это пугает… – зачем-то разболталась я и замолчала сконфуженно. Захотелось захлопнуть шлем и вылететь в открытый космос, подальше от странного вечера и чересчур личных разговоров с бандитами.
«Бандит» понимающе кивнул.
– Нагулялась, значит.
– Нагулялась на год вперёд, – подтвердила я устало.
– Ты хоть кушала?
– Что? – растерялась я. – Эм-м… да нет… не до еды было что-то… как видишь…
– М-м, – Матвей глянул на время. – Всё закрыто. Поехали тогда за бургерами в Мак.
– Во Вкусно и точка?
– В Мак и точка.
Я невольно улыбнулась.
– Ну-у… ладно…
Я была не прочь заесть пережитый стресс жирной-прежирной, вредной-превредной пищей. Желудок проснулся и жалобно забурчал в подтверждение.
– Ты как с обложки мужского журнала, – прокомментировал Матвей, когда я задрала ногу в сапоге на подножку.
Я застенчиво прыснула.
Действительно. Хорошо, что прохожих нет. Тесная зелёная улочка мирно зевала, предвкушая сон.
– Эй, ты-то хоть не смотри! – поймала я водителя за разглядыванием «обложки».
– Ещё плащ этот… – не обратил он внимания, – завернись, чтобы не волочился… зацепится ещё. Что за героизм… – он помог мне подоткнуть подол, а заодно и ноги прикрыл посильнее. – Во, так лучше. Не бойся, аккуратно поеду. Держись.
И я послушно обвила его руками.
Фонари поплыли вокруг нас, замелькали в домах редкие жёлтые окна. Нормальные люди легли спать, и мои уже укладываются, – думала я, трусливо поглядывая на несущуюся под колёсами дорогу. – А мы тут шумим, спать всем мешаем. Шатаемся, как разбуженный из спячки медведь, беспокоим улицы. Ищем что «пожрать» и «кого пожрать», – цокала я про себя.
Об Алике и его десяти пропущенных я старалась не думать. Пусть потеряет меня, потрясётся, так ему и надо. Хватит на сегодня стресса. Стресса… – я покосилась на руки, сжимающие руль, на кусочек разрисованной шеи перед собой. Из-за ворота выглядывал кончик ласточкиного крыла.
У него на шее были розы и ласточка – я знала эти рисунки. Видела раньше. А ниже, под курткой, начнется дракон, он переползёт со спины на грудь и будет охранять зубастой пастью сердце Матвея, путаясь в шипастых тернях. А на другом плече змея, тоже злая, как будто хочет испытать свои змеиные силы против дракона. И абсолютно забитые крепкие руки, прямо до черноты забитые, разной всячиной, вперемешку с надписями. Их я не читала. Некогда было, да и далековато я мимо него ходила по утрам…
Не то, что сейчас, – подумала я, взволнованно, ощущая каждое движение его тела, каждый поворот, наклон, невольно подхватывая, повторяя, чтобы стать одним целым, чтобы ему было проще управлять мотоциклом. Это получалось неосознанно, и я удивлялась.
Локация сменилась.
Матвей свернул в авто-мак, и мы встали в небольшую очередь из машин, чтобы сделать заказ и получить его тут же, в окне. На нас оборачивались. Тут бродило много молодёжи – до центральной площади пару минут хода, а вокруг располагались все самые злачные тусовки. Народ гулял по-субботнему бурно, весёлыми компашками, прямо, как та, из которой я сбежала. И все откровенно пялились.
Какие-то девочки даже на телефон нас засняли! Вот бесстыжие! – думала я, воображая, какой «романтической парочкой» мы выглядим для дурёх: злой парень весь в чёрном и на чёрном моте, и разодетая фифа на каблуках и не в теме. Как будто он похитил меня прямо на улице. Чёрный и белая.
Я торопила время: скорей бы забрать заказ и уехать. Мне было не по себе от пристального внимания. Но Матвей, кажется, привык уже – не замечал. Проверял что-то в телефоне, спрашивал, что мне заказать, и спокойно продвигался в очереди на кассу. Его не заботило, что думают окружающие.
– Поучиться бы у тебя, – заметила я, когда мы забрали большой бумажный пакет и отъехали на приличное расстояние – поужинать без свидетелей. Нашли скамеечку на детской площадке, в каком-то незнакомом дворе, и разложили на ней свой импровизированный вредный пикник. Матвей поднял над бургером брови:
– М-м?
– На тебя так смотрят все, – пояснила я робко.
– Ну и что?
– Ну вот и говорю. Тебя же их внимание не бесит?
– Не-а, – он глотнул колы. – А тебя бесит?
– Ну да, скорее даже пугает.
– Даже так?
– Ага, – я скромненько поковырялась в картошке. – Меня даже твоё внимание сейчас пугает, – призналась я со смехом. Уши горели.
– Чё? Как это? – недоверчиво переспросил мой сотрапезник, снова принимаясь за бургер. Кажется, и он не поужинал.
– Да просто, боюсь внимания, не люблю, когда на меня смотрят… не знаю, как объяснить, просто становится не по себе… – я уже жалела, что начала этот неловкий разговор. – Так что не смотри, как я ем, пожалуйста, а то подавлюсь, – хихикнула я, пряча смущение за шуткой.
– Да пожалуйста, – Матвей весело отвернулся. – Только как-то странно говорить, когда не видишь собеседника…
– Когда я ем, я глух и нем, – парировала я по-детски.
– Когда я кушаю, я говорю и слушаю, – в тон мне ответил он и подглядел с хитрецой.
– Ах ты, оказывается, подкован! – удивилась я. – Моё почтение! Я думала это только у нас в семье практикуется.
– Я тоже.
Мы промолчали минутку, послушали ночные звуки: шуршание листвы, близкую дорогу, задушевный разговор мужиков на балконе, и снова переглянулись.
– Ешь давай, а то остынет, – сунул мне в руки коробочку с бургером Матвей. – Я не смотрю. Хотя, – продолжал он, не глядя, – если тебя бесит, что тебя это бесит, и ты хочешь забить на окружающих, я знаю способ, как это сделать…
– Знаешь способ «как забить»? – улыбнулась я, откусывая и нащупывая салфетку. – Дай-ка угадаю… взять и забить?
– Типа того, – Матвей не выдержал и повернулся. – Забъёшь раз, два, через силу, через страх, а на третий уже будет легче. А, на тридцатый, тебе будет просто плевать.
– На людей?
– Угу. И на их мнение. Потому что они, как правило, всё равно останутся тобой недовольны. Ну, – он слегка смутился, – это я про себя. Тобой-то чё не быть довольным. Ты никого не обидишь, никому не желаешь зла, в общем, ангелочек какой-то, – он фыркнул. – Тебе ли бояться осуждения толпы? Ты и так всё делаешь в рамках приличия, чего трястись?
– А ты вышел за рамки приличия?
– Ещё пока нет, – понизил голос Матвей и поглядел так, что у меня перехватило дыхание. В животе вдруг сладко потянуло. Я испугалась, я совсем не ожидала, я не хотела, а он дал мне как следует «насладиться» его намёком и очаровательно заулыбался.
Очаровательной улыбкой «мафиози».
– Шучу.
Я незаметно выдохнула.
– Я в них и не был-то никогда, – продолжал Матвей, став серьёзней, – в этих рамках. – Он повёл плечом, мол, «ну не был, и не надо», и отвернулся, чтобы я нормально поела.
– Не хотел?
– Не, не по своей воле не был – не пускали. Всю жизнь выгрызал себе место, но так и остался «снаружи».
– Так ты, назло им, стал ТАКИМ? – ляпнула я не подумав.
Но Матвей не обиделся.
– Каким «таким»? – уточнил он, покончив с бургером и принимаясь за колу с картошкой.
– Ну, – я срочно поискала необидные формурировки, – таким… плохим парнем, знаешь…
– М-м, – он понимающе закивал, – плохим парнем, который нравится хорошим девочкам? – уточнил он невинно, но лёгкая самодовольная усмешечка скользнула по его губам. Я снова засмущалась. Я уже жалела, что потеряла бдительность и позволила себе этот «ужин» непонятно где, и непонятно с кем. Волнение вернулось. Матвею ничего не стоит…
Ох, ужас…
– Это стереотип, – возразила я, включая спасительную училку. – На самом деле ни одна нормальная девушка не станет всерьёз воспринимать бандита. Это только в фильмах романтично, но не в жизни.
– Да? – поглядел он. – А я по-твоему бандит?
Глава 12
Запрет
– Не знаю, но очень похож.
– Рожей не вышел?
– Да весь твой вид кричит, что с тобой лучше не связываться, – я встала и поискала мусорку, чтобы выкинуть недоеденный бургер и распрощаться. Мне стало очень страшно. Разговор завернул не туда.
Матвей тоже поднялся.
– Ты куда?
– Спасибо, что спас меня от «папика», и за ужин спасибо, – я бросила коробочку с бургером в урну и схватила со скамейки сумочку, собираясь сбежать на такси. – Я тебе переведу. Пойду машину вызову… уже поздно…
Матвей не дал.
Поймал меня за запястье и развернул к себе.
– Постой, – серые глаза не улыбались. – Не уходи.
– Уже поздно, – повторила я слабо. Ощущая, как он тянет меня к себе. Ощущая его объятия.
– Матвей… – я вырвалась и отступила. В глазах и так щипало от страха и пережитых за эту чёртову субботу потрясений. И я больше не вынесла – слёзы потекли горячими ручьями. Я не успевала их стирать, и бесилась, что разрыдалась при нём. Как малолетка. Как какая-то кисейная барышня. Как истеричка.
И говорить не могла, из-за этой дурацкой жалости к себе, из-за этого кома поперёк горла.
– Даш.
Матвей снова приблизился. Он был необычайно серьёзен и хмур. И я не ушла. Ноги вросли в землю, то ли от ужаса, то ли от…
– Я никогда не причиню тебе зла, клянусь, – его пальцы осторожно нашли мои. Я подняла мокрые ресницы, посмотрела, и вдруг поверила. Сумрачные глаза не врали. Они говорили правду.
– Не бойся меня.
– Я тебя совсем не знаю, – отозвалась я глухо.
– Это не важно. Главное, знай, что я тебя не трону. И никто не тронет, поняла?
Я молчала.
Голова шумела от информации, от его прикосновения, от странных, слишком откровенных слов. Я не знала, как реагировать. Застыла, пытаясь переварить услышанное. Матвей тоже молчал.
Потом медленно выпустил мою руку и вернулся на скамью. Упал на неё устало, согнулся, обхватив голову, и шумно выдохнул:
– Не хочу ещё и у тебя увидеть…
Я ошарашено уставилась на колючий ёж в тесной клетке из пальцев, на поникшие плечи, на, летящую в чёрную пропасть, ласточку на шее.
– Что увидеть? – почти шепотом переспросила я через несколько долгих секунд.
– Страх, – прохрипел он тоже тихо. – Не хочу, чтобы ты боялась меня.
– Ладно… – слёзы удивлённо закончились.
Но сердце ещё сжималось. Сжималось вдвое сильнее, вдвое больнее. Это из-за него, – впала я в ступор. – Теперь мне жалко и себя и ЕГО. Я разрезала печаль, прямо так, по живому, и поделила её на двоих. Я не узнавала себя – вернулась к скамейке, где поникла чёрная глыба, где мучился самый свирепый человек, которого я знала, и добровольно села рядом.
– … не буду… бояться.
Он убрал руки и выпрямился. Поглядел, что я не шучу. Стал шарить по карманам. Задумчиво, всё ещё хмуро, весь в своих мыслях, нащупал пачку. Я заворожённо смотрела на пальцы, на зажигалку, на огонёк и вдруг остановила. Положила свою ладонь сверху.
– Не надо, пожалуйста…
Моя рука казалась такой белой и маленькой. А его – такой горячей, живой. Зачем она постоянно тащит в рот эту отраву? Зачем убивает его сильную грудь? Зачем горчит его губы? – спрашивала я себя. Матвей был так близко. Он замер. Понял. Послушно сунул сигарету обратно и отложил всё на скамью – подальше от себя, чтобы не сорваться:
– Как скажешь.
– Зачем ты это делаешь? – задала я свой вопрос вслух.
– Что делаю? Курю?
– Всё это, – провела я по татуировкам на его кисти, имея в виду и курение и всё-всё вредное и опасное, что он с собой творит. – Зачем ты разрушаешь себя? Подвергаешь боли, риску…
Матвей, осторожно, чтобы не спугнуть, накрыл мою ладонь второй рукой. Как дикую пташку – подумала я, краснея. В его руках было тепло, как дома.
– Не знаю, – поглядел он внимательно и долго: сначала на наши руки, потом мне в глаза. – Наверное, чтобы не было страшно, – проговорил, поразмыслив.
– Тебе? Страшно? – удивилась я искренне.
– Конечно.
– А как рисунки на коже могут защитить от страха? – волновалась я.
– Как броня, – пояснил он, отворачивая тёмный серый взгляд, – когда набил первую татуировку, вот тут, – он указал на предплечье и снова вернул ладонь на место, – я ощутил, будто бы эта часть руки уже не принадлежит мне, потому что не видел под ней своей кожи. Казалось, что «новая» кожа закрывает её, понимаешь? Как доспех. И в драке, я ощущал от этого больше уверенности… знаю, звучит как самообман, но если это работает, почему нет? Так и бафался, наращивал броню, пока совсем не перестал видеть себя под ней, – усмехнулся он невесело. – Добафался. Теперь никто не видит, но зато не страшно.
Он помолчал.
– Рисковать жизнью тоже не страшно – терять нечего.
– Как? А семья? – напомнила я осторожно. – О них хоть подумай.
– Бате насрать. Он, как ты говоришь, из «невменяемых». После маминой смерти, только и делает, что бухает. Потерял смысл жизни. Сломался. А я не подхожу на роль его «смысла», видимо.
– Ужас… – побелела я.
– Угу. Да не парься, – Матвей не решался поднять глаза – слова давались ему нелегко. Он прочистил горло. – Прошло уже дофига лет. Я привык.
– Сколько?
– Почти десять.
– Ничего себе, – я невольно сжала его ладонь и он ответил тем же. Мы переглянулись.
– С десяти, я у него за няньку, – усмехнулся мой собеседник, стараясь взбодриться, чтобы сильно меня не грузить. – Хорошо устроился, старикашка. Зато какая школа жизни! М-м-м, – он тихо хохотнул. – Мой первый учитель рукопашного боя. Так, бывало, с ним цеплялись, вспоминать страшно. И как не поубивали друг друга, до сих пор удивляюсь. А в последнее время он сильно сдал. Не знаю сколько ещё протянет. На прошлой неделе, думал, всё. Этот чёрт сбежал из дома, пока меня не было и всю ночь где-то шатался. Еле нашёл его, в бессознанке, на обочине. Смотреть тошно, во что он себя превратил. А ты говоришь… не заниматься нервотрёпкой… – Матвей вздохнул и поглядел с вызовом:
– Нервотрёпка сама прекрасно мной занимается. А курю, потому что только это мозги и разгружает. Да и кто мне запретит? – усмехнулись губы, возвращая лицу уверенность, а глазам – азартные огоньки.
– А если я запрещу? – возразила я тихо, но твёрдо. И испугалась – что я несу?! По какому праву?! Защитная ухмылка Матвея медленно, как дым, рассеялась. Он пригляделся внимательней: шучу или нет?
– Запретишь? Ты?
Его рука убралась, и, на секунду, мне показалось, что вот сейчас он возьмёт со скамейки сигареты, щёлкнет зажигалкой, и, закурит назло, распылив ядовитое облачко вокруг. Но Матвей не притронулся к пачке. Он вдруг потянулся ко мне, и повёл пальцами, вверх, по голой шее, осторожно, но настойчиво поднимая к себе моё лицо. Приблизился. Наклонился почти к самым губам:
– Запрети…
Шепнул, как землю из под ног выбил.
И я утонула в тёмной Балтике его глаз, я забарахталась, задыхаясь без кислорода, падая без опоры, ощущая в его близком дыхании вкус колы и табака.
– Запрещаю… – вдохнула я в последний раз, и наши губы слились в долгом поцелуе. Я, наверное, сошла с ума, но не могла оторваться: было горько и сладко одновременно, мягко и жарко от его пальцев на шее, в волосах, на бёдрах. В животе тянуло приятной истомой, а щёки обжигало стыдом.
– Меняю сигареты на твои губы, – прошептал Матвей горячо, снова принимаясь за дело.
– Матвей… – попытался образумить нас мой несчастный мозг, но никто услышал. Химия, взорвавшаяся от нашей близости, поднимала волоски на теле, расширяла зрачки, оглушала нас, и мы совсем потеряли счёт времени. Сколько мы целуемся? Минуту? Две? Час? Горячие ладони Матвея побывали, кажется, везде. Я запоздало остановила его, упёрлась в широкую грудь:
– Погоди… что мы… Матвей…
– М-м?
Он оторвался, но только чтобы предупредить:
– Двадцать твоих поцелуев в день, чтобы бросить…
– Двадцать? – удивилась я глупо и смущённо. – Почему именно двадцать!?
– Столько сигарет в пачке, – он снова притянул меня. – Нужно двадцать, – улыбался он между поцелуями, – минимум… но чем больше, тем лучше…
– Как ты себе это представляешь? – испугалась я. – Будем прятаться по подъездам, как какие-нибудь школьники? – включилась рациональная сторона и окатила меня ледяными брызгами. Я отстранилась. Всё это было неправильно.
Матвей понял о чём я.
– Да хоть бы и по подъездам, – снова притянул меня к себе, – мне плевать… если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе… – он доцеловал окончание и снова затянул меня в глубокую воду, в пучину, сносящую разум, – … я просто хочу тебя… – шептали горькие губы. – Будем скрываться, никто не увидит…
– Мы не сможем… – дышала я в него. – Кто-нибудь точно заметит…
– Сможем, – возражал он, запуская руку по моему бедру. – Я убью всех свидетелей…
– Не смешно…
– Зато действенно…
Мы прыснули, как два счастливых идиота, не в силах оторваться друг от друга. Два помешанных заговорщика.
– Матвей…
– М-м?
– Что мы делаем… погоди… – я вдруг вспомнила, что уже очень поздно и придется возвращаться домой через спящий подъезд – пробираться в квартиру, бесшумно, как воришке. Полезла в сумочку за телефоном. Матвей позволил, но оставил руку на мне, чтобы не сбежала.
– Сколько же сейчас… – я поморщилась. – Ох-х…
– Что? – заглянул он. – Будут искать?
– Уже ищут, – вздохнула я обеспокоенно, – пытались дозвониться, но я не слышала…
– Шесть раз не слышала, – улыбнулся Матвей, наклоняясь к шее.
– Одиннадцать, – возразила я, ощущая новую губительную волну наслаждения от его настырных ласк, – Одиннадцать… если считать и мамины… пропущенные… Матвей… стой… – мой протест чуть не перешёл в стон. Я закусила губу.
– Какая ты недоступная… – поднимался он выше, покрывая меня обжигающими поцелуями, сходя с ума от страсти. Он держался, кажется, из последних сил, чтобы не наброситься прямо тут, на скамейке, посреди чужого двора. Я запаниковала. Но не от того, что он был на грани, а оттого, что и я была на волоске…
– Матвей… – позвала я, кажется уже в тридцатый раз. И он послушался. Остановился. Он, наверное, тоже подумал, что сорвётся и натянул поводок до предела. Запретил себе.
С шумом выдохнул белый пар.
Выпустил.
И я вдруг осознала, что «снаружи» глубокая осень. Она всё время была, но я не чувствовала. А теперь, без него, она снова вернулась ко мне. Окружила. Морозный ночной воздух добрался до пылающих щёк, до шеи, хранящей его влажные поцелуи, и пробрал до костей, до озноба. Я поёжилась.
– Замёрзла? – спросил он, заворачивая мои коленки обратно в плащ. – Почему так плохо одеваешься?
– Кто бы говорил, – улыбнулась я возмущённо, – мистер «майка под курткой».
– Может и не майка, – усмехнулся он.
– Может и ничего?! – пошутила я, ощущая опасное влечение.
– Хочешь проверить? – Матвей тоже чуть не увлёкся. Опять. Он опустил тёмные ресницы на мои губы, но удержался.
– В другой раз… – отшутилась я, вся красная от стыда.
– Ловлю на слове… – всё-таки поцеловал. Поставил печать на нашем договоре. Нежно, осторожно, чтобы оттиск получился идеальным.
– Мне правда пора, – попросила я, вставая. Нужно было срочно взять себя в руки. В свои! Включить голову. Матвей тоже поднялся. Собрал в бумажный пакет остатки еды, салфетки и схватил со скамьи сигареты. Поглядел на них пару секунд, нахмурился и тоже запустил в пакет. А пакет – в мусорку.
– Двадцать, – напомнил, подходя к мотоциклу. – На меньшее я не согласен, ты обещала.
– Обещала?
– Угу. А что ты, по-твоему, делала там, на скамейке? – он достал из карманов мотоперчатки. – На, надень, холодно, обветришь.
– А ты?
– Я норм, – он дождался, пока я перевешу сумку наискосок, помог застегнуть шлем, и всё-таки натянул мне их. Пальцы утонули в чёрной коже с бронёй. И я вдруг ощутила на себе то, о чём Матвей рассказывал – руки как будто перестали принадлежать мне. Они зажили собственной жизнью, кулаки стали опасными, непробиваемыми, большими. Я уставилась на них, как дурочка, удивляясь, пока Матвей седлал «коня».
