Текст книги "Опасный выбор (СИ)"
Автор книги: Саша Таран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Я тебе покажу старенького…
– Осторожнее! – охнула я.
– Что такое? – он замер, не понимая, в чём дело.
– Тортик песком не засыпь… – прыснула я с его озабоченного тона. Матвей тоже хохотнул и азартно перехватил меня: перекинул через плечо, как мешок с картошкой.
– Песком, значит? Ну всё, конец тебе…
– Песочный? – совсем разошлась я, цепляясь за дверной косяк и давясь со смеху. Настроение было отличное. Последний месяц зимы подходил к своему завершению. Последний ледяной месяц! – ликовала я восторженно. – А потом солнце! Облака! Капель! И певчие птицы! И сочные зелёные листики! Глаза уже невыносимо скучали по зелени, по краскам. Я мечтала, как мы с Матвеем будем целыми днями шататься по парковым закоулкам, по незнакомым дворикам, есть морожку и подставлять лица горячему весеннему солнцу. Разумеется, в перерывах между учёбой и работой, и всякими непотребствами, вроде этого.
– Матвей! Ну пусти! – пищала я, приземляясь на одеяло. Он прыгнул сверху, но успел стянуть с меня только кофту – из прихожки раздался звонок домофона.
– Нас нет, – буркнул хозяин, не отрываясь.
Но таинственный посетитель не согласился – он уже прорвался в подъезд и затарабанил в дверь. Матвей игнорировал, прихватив мои запястья и ещё больше заводясь от злости. Я испуганно сопротивлялась:
– Погоди, может что-то случилось!..
– Без меня разберутся.
– А если это соседи?
– Приперлись с вилами и факелами? – улыбался он дерзко. – Ну, пусть попробуют.
– Вдруг дом горит, – убеждала я, пока он возился с моими джинсами. Одной рукой это было непросто.
– Гори оно всё… Я бы и сам спалил, никакого покоя… – он зарычал, – ар-р, да кто ж на день рождения джинсы напяливает?! – поразился он совершенно искренне, так и не сумев их преодолеть. Я невольно рассмеялась:
– Ты ж вроде не хотел праздновать! А то бы я принарядилась…
– Ах во-о-от оно что!
– Фура, э-э! Фура, слыш! – взывала входная дверь глухо, – Открывай! Э! – требовало несколько голосов, жирно приправляя сверху матами и продолжая стучать. Матвей тоже жирно-прежирно матернулся, выпрямляясь.
– Прости. Бесят, идиоты, – стал выбираться он из кровати. – Схожу убью и продолжим. Полежи пока.
Но я тут же вскочила – какой «полежать», когда в дверь так ломятся?! У ребят явно что-то стряслось. Я натянула кофту на её законное место – на себя, и выглянула из спальни как раз вовремя: в прихожую громко ввалился Щербатый. Он тащил с собой пацана помельче и продолжал испуганно материться. А у меня волосы встали дыбом – лицо пацана было настолько в крови, что я не сразу узнала в нём Костю Косаря.
Глава 23
II Акт
– Здаров, Даш, – кивнул Юра, плюхая свою кровавую ношу на кухонный стул, – сорян, что врываемся, но тут…
– Кто его так? – поморщился Матвей, хватая пацана за лицо и осматривая «погром», пока Юра уверял, что тот сам навернулся. Косарь что-то мычал, жмурясь от ужаса и цепляясь за руки Матвея. Тот выругался.
– Чё с зубами?! Юрец, подержи-ка его…
– Э-э-эй, э-э! – попытался вырваться пацан, но Щербатый был уже тут как тут. Матвей сполоснул руки и полез кричащему пацану в рот:
– Да заткнись, придурок, просто вправлю! – поддал он по пути крепкого леща. Косарь испуганно притих, только скулил, тихонько, как щенок. Из прихожей хохотнули – там стояли ещё наблюдатели.
– Тёть Маша убъёт, – приговаривал сбоку Юра, морщась от мерзкого кровавого зрелища.
– Не узнает, не убъёт, – парировал Матвей, повернув лицо «пациента» на свет и осторожно двинув пальцами.
– А-аэ! – вскричал тот, дёргаясь от боли.
– Тщ-щ, – прицыкнул «врач» деловито, – всё уже, всё. Не ной, – он повертел Костину голову, осматривая содеянное. – Вроде норм. Встали на место. Идиот. Рукой не лезь, и не жуй пока ничего, понял? Даш, глянь там в аптечке Мирамистин, – попросил он меня спиной. Я смущённо вышла из проёма и полезла в верхний ящик, где у Матвея хранилась аптечка.
Я чувствовала, что те, двое, из прихожки, рассматривают меня с неприкрытым любопытством: ах вот с кем их Фура пропадает целыми сутками! Свидетелей у нас разом поприбавилось. Матвей отмыл руки и взял у меня спрей: спасибо.
– Чё случилось-то? – полез он обрабатывать раны. Косарь жалобно завертелся на стуле.
Матвей снова шикнул.
– Не тебя спрашиваю, сиди смирно.
Тот послушался. А Юрец возмущённо кивнул на «прихожих» зрителей:
– Да бл-л…лин, – сдержался он, зыркнув на меня – единственную «даму» в помещении. – Вообще случайно вышло! Клянусь! Этот придурок полез на Толкача, а тот не видел, локтём задел, я случайно ногой поддал, а этот навернулся, балбес, там лёд ещё у края, не счистили, и поехал, – Щербатый даже показал, но всё равно было непонятно. Он заметил, что не догоняем, и махнул коротко:
– Об перекладину треснулся, чё.
В коридоре заржали.
– Придурки, – Матвей тоже заржал. – Ко мне-то чё попёрлись?! Я чё стоматолог?!
– Ну, – Юра наконец выпустил «пациента» и ощерился виновато, – чёт запаниковали, не к мамке же тащить. На меня тёть Маша и так зубы точит. Сожрёт, не поморщится.
После этих слов, к общему веселью подключился и сам «пациент» – сынок заботливой мамаши. Фух, – подумала я, облегчённо, – значит, всё в порядке. Косарь зашевелился, попробовал пощупать результат, но получил от Матвея по рукам.
– Я те чё сказал! Э! И грязными пальцами! Косарь, блин, мозгов как у стула. Умойся иди, закапал мне всё… из носа ещё хлещет… – «стоматолог» поднял пострадавшего за шкирку и толкнул на зрителей. Те брезгливо посторонились, уступая окровавленному пацану путь, а Матвей цокнул в след: по полу тянулись растоптанные красные капли.
– Я приберу, – вызвалась я добровольцем, не желая портить имениннику день. Пацаны снова раздвинулись, изучая меня, а я быстренько считала их в ответ: один чёрный и худой, аж щёки впадают, насмешливый, а второй на вид спортивнее, вроде Щербатого, но тоже дерзкий – убрал со лба светлые пряди и заценил меня со всех сторон, провожая взглядом. От него несло каким-то фруктовым дымом. Стало не по себе. Какого чёрта я тут нахожусь?! В этой турниковой компашке! Оба парня были уже не дети – из тусовки Матвея, но с Матвеем мне же нечего опасаться. Это они должны бояться «не так» взглянуть на меня, – настроилась я быть посмелее. В конце концов я здесь хозяйка, – решительно вошла в ванную за половой тряпкой. А на кухне, тем временем, поднялся оживлённый ор:
– О-о-о! То-о-ортик! Фура, ты чё ждал нас? Ты?! Это так любезно с твоей стороны! – восклицал Щербатый. – А чё сразу не сказал? Не нам? А кому?
– Точняк! – подхватили в прихожке. – Дэрэ у него!
– Ты чё молчал!
– Юрец, подвинься!
– Чаёк поставь. Фур, ну чё ты, куда тебе в одно лицо столько? Мы тебя спасём, избавим от этой вредоносной пищи… мы ж друзья. А друзья должны заботиться друг о друге…
– Кипяточка… о чай остыл…
– Ты как? – спросила я несчастного Косаря, гнувшегося над раковиной.
– Норм, – мужественно отмахнулся тот, подчищая за собой кровавые разводы, – ща пройдёт.
– Слушай, – я остановилась со шваброй, – Кость, а ты знаешь Ваню и Веру? – осторожненько начала я. Я хотела понять, куда приведут ниточки от этих новых свидетелей. Костя ничуть не удивился вопросу. Кажется, он понял «о чём я хочу его попросить».
– Веру, которая подружка твоей сестры? – уточнил он. – Угу. Да я и Лизу знаю. Они же одноклассники. И в школе и во дворе их вижу. Не волнуйся, не расскажу. Я-то давно уже в курсе, но болтать не собираюсь. Это ваши с Фурой дела.
– Спасибо… – пробормотала я удивлённо. Ого, значит, он давно в курсе? – паниковала я мысленно. – Прям давно?! Он так и сказал. А остальные? Тоже? А вдруг Лизка с друзьями догадывается…
– Не ссы, – подбодрил пострадавший, запрокидывая голову и поглядывая на меня через зеркало, – они не знают. Давно бы уже кости вам перемыли. Я слушаю. Предупрежу, если чё.
– Да? Спасибо… – снова сказала я, смущаясь. Костя Косарь оказался вполне адекватным и понимающим мальчуганом. – А эти двое… – показала я за стенку.
– Это Толкач… ну, то есть, Паша и Макс. Они с твоими малолетками не водятся, им ваще пофиг. Дальше турников не уйдёт. Тесновато тут, сложно хранить тайну от всех. Но мы-то свои. С нами можно. Расслабься, – улыбнулся он целыми зубами.
Я благодарно улыбнулась в ответ.
– Ладно.
За дверью произошли перемены – прихожку завалили чужие кеды, вешалка ломилась от пуховиков – гости пробрались на наш маленький праздник и веселили Матвея, как могли. Я не возражала. День рождения на то и день рождения, чтобы отмечать его в кругу близких. И чем шумнее и веселее – тем лучше. Я ловко разбиралась с кровавыми следами, а пацаны задирали ноги от швабры и хохотали о случившемся. Матвей, кажется, забыл, что хотел убить их. Чай снова грелся, тарелки гремели, тортик резался. Хозяин усадил меня за стол и представил своих друзей. Белобрысый оказался Максом, а чёрный – Пашей Толкачом, и я надеялась, что прозвище ему дано за то, что он толкал «кого-то», а не «что-то». Представил и меня. И прямо предупредил, чтобы не болтали. Мол, у меня могут быть проблемы.
– Так ты и есть её проблема, брат, – захохотал Юра весело. – А чё, родичи ещё не пронюхали? Не палево так, с кольцом гонять? – он заметил.
Я смущённо прикрыла руку – совсем забыла про кольцо!
– Фигасе, – протянул белобрысый уважительно, – серьёзно у вас.
– Чё, Фур, думаешь, не понравишься родакам? – усмехался чёрный Толкач от подоконника. Табуреток на всех не хватило – их было всего 3, и он устроился прямо так, с тарелкой наперевес.
– Тож думаю! – хохотнул рядом со мной Юра. – Вроде, такой милый мальчик! Что тут может не понравится?!
Они поржали. «Милый мальчик» показал им не милый жест и тоже посмеялся. Из ванной наконец выполз Костя, но тортика страдальцу не дали:
– Те всё равно жевать нельзя! – отрезал Щербатый, наваливая себе: «за маму, за папу, за Косаря…». – Толкач, сгоняй за чем покрепче, а! А то чё мы как не родные. Посидим от души. Я б малого послал, но сёнь тёть Галя, она не продаст.
– Середина недели, ёпте! – захохотал чёрный.
– Мы вообще-то на треньку собирались, э! – напомнил белобрысый, смачно отпив чаёк. – Тортик сам себя не отработает.
– У-ф-ф, блин, точно среда ж… – с набитым ртом сокрушился Юра. – Фур, подкинешь? Ты же идёшь?
– М-м, – Матвей подумал, поглядев на часы, прикинул что-то мысленно, – угу.
– Смотри-ка, планирует свиданку докончить, – угорал Щербатый с Максом, но слышно было всем. – Ай! – заржал он, получив от Матвея. – Всё-всё, сорян, что помешали, чес слово, не хотели, – он повернулся ко мне. – А чё, Даш, сильно будут ругать за нашего жениха? Ай! – он снова втянул голову и отбился, смеясь. – Всё-всё! Чё я такого сказал? Так чё, Даш?
– Не знаю, – уткнулась я в кружку с гусями.
– А чё они, против татушек или чё?
– Точно не за…
– Подумаешь, да все, вон, уже забиты вокруг.
– Но некоторые забитей всех, – презентовал Матвея чёрный.
– Ай, чё ты! Даш, да забей, привыкнут они к тату, я уже сам не замечаю, сколько лет его знаю. А вы, эт… постепенно: упакуйте его для начала в толстовку, а потом так рукава закатывайте-закатывайте… показывайте им больше и больше…
– Эт стриптиз получается, – усмехался Макс одобрительно. Юра поржал.
– Точняк! Устройте им стриптиз! А не, этот… м-м… татуптиз!
– ЧЁ?! – заржал чёрный с подоконника.
Матвей улыбался от кухни: идиоты.
– Татуптиз!
– Больше на болезнь похоже!
– Пхах-ах! Тогда он смертельно болен!
– Чем лечится татуптиз?
– А эт не лечится!
Юра поржал со всеми, но не сдавался. Как истинный друг, а может, ради какого-то своего личного интереса или исследования, он продолжал пытать меня, что же может родителям «не зайти» в Матвее.
– Да нет, я правда не знаю, просто… – лепетала я, совершенно смутившись.
– Просто не просто, – увидел тот и усмехнулся понимающе.
– Да чё тут понимать? Их бесит, когда пацан выпендривается, ясно же, – вклинился белобрысый, – такого не объездить. А нифига необъезженный в семью? Какая польза, если ты сам решаешь, и не указать тебе чё как делать. Мы с прошлой из-за этого и расстались.
– С буферами? – уточнил Толкач.
– Не, с Миланой.
– А-а, – затянули оба.
– Ага. Там мамка была деспот лютейший. Главное, коза эта слушалась, мне передавала, типа это её собственные идеи, а я больной, бошку потерял, м-м, ну вы её видели, всё чётко. А она прочекала, что без ума, и вертит: надо то, надо сё, подстричься так-то, документы, восстановиться в универе, чтоб не стыдно, надо на машину копить, надо каких-то родичей с аэропорта забрать и по области с ними экскурсоводом погонять, ёпте! – он фыркнул. – Я через пару месяцев не мог решить сам: надо мне срать или не надо. А как догнал, чё происходит, что там мамка всем вертит – по тормозам. Миланка в слёзы, мамка на… в общем… – он покосился на меня.
– Так ты в универе что ли? – удивился Юрец.
– Пока числюсь, – засмеялся Макс, откидывая волосы. – Там с буферами и сошёлся и с её покладистой мамашей.
Пацаны чуть чаем не подавились от смеха. А я прыснула с их бурной реакции. Вот балбесы! Матвей подал салфетки.
– Придурошные, чё человека смущаете?
– Да ты нас не слушай, Даш, – снова подал голос Юра, – мы ж шутим.
– Не, ну мамаша там, и правда, ничё так… – возразил Макс и кухня взорвалась пуще прежнего. Матвей устал торчать у плиты и уселся на стул, «под меня». Он болтал с пацанами о том и о сём, и по-хозяйски придерживал мои бёдра, и даже поглаживал их, а я сконфуженно краснела – такая близость при незнакомых! При свидетелях. Хорошо, что сегодня на мне джинсы, – косилась я на обожаемые ладони, и сердце стучало всё громче. – Джинсы… И с каких это пор, джинсы превратились у меня в самое «приличное» одеяние?! – Смеялась я. И знала ответ – с поры «Матвея», который побывал абсолютно под всеми моими юбками. Я одевалась в универ и УЖЕ краснела, потому что знала что будет, попадись я ему. И ведь надевала, бесстыжая. И полировала свой желанный образ каблуками – для него. И хотела ему попасться. А сегодня мы разгребали в универе подсобку для художественного инвентаря, поэтому одеться пришлось соответствующе.
Гостей моё положение не удивляло. Для них я была лишь «приставкой к другу» и они продолжали веселиться, не обращая внимания. Всё естественно – девочка на коленках – что такого? Тем более, половина из них давно была про нас в курсе. Пацаны придумывали Матвею всё более изощрённые способы понравиться родителям. Потом поняли, что всё тщетно, махнули на «негодного жениха» рукой, и стали разрабатывать нам план побега.
– Куда?.. м-м? – шепнул Матвей, когда я собралась с него слезать. – Понравился план?
– Пойду домой, – засмеялась я тихонько, прихваченная им потуже, – ну Матвей, пусти…
– Уже?
– Заниматься нужно. Может вечерком загляну…
– Давай я их выгоню?
– Э-э! – возмутился Щербатый, – мы вообще-то тут! И всё слышим!
– Не-не, – успокоила я, – мне правда пора, Матвей, ну пусти. Далеко не убегу. Посидите, всё-таки день рождения.
– Во-о-о! Слушай Дашулю! Чётко разложила! – обрадовались парни и подозрительная чертовщинка появилась в их взглядах – тортик закончился, но вечеринка только начиналась. Поднималась на новый «взрослый» уровень. На уровень: «не при дамах». Юра полез в телефон и потянул к себе Косаря для повелений, а Толкач всё-таки засобирался сгонять куда-то.
– Вечером увидимся, – попросила я, – ладно?
– М-м, ладно, как скажешь, – сдался именинник и пошёл меня провожать, а ребята на кухне пошли шуршать по полкам. Заиграла музычка.
– Ну, правда, Матвей, – уговаривала я его в прихожке, когда наше прощание затянулось. Мне хотелось, чтобы он расслабился, побыл с пацанами, отметил это важное событие с теми, кто заменил ему семью. – Не выгонять же их, раз пришли, – смеялась я тихонько в горячие губы.
– Хочу провести этот день только с тобой, – шептали они в ответ.
– Я ещё загляну, обещаю.
– Когда?
– Сестра вернётся к шести. Я быстренько закончу с заданиями, ужин сделаю, встречу её и сбегу к тебе до родителей. Надо изображать бурную деятельность, сам понимаешь…
И я побежала изображать.
Нужно было создать максимальную видимость, что я провела весь день дома, отпахала проектирование, прибралась, мучилась с готовкой, кормила сестрицу, как самая ответственная старшая сестра в мире, чтобы вечером иметь полное право сходить «подышать и проветриться перед сном». Такой был план. И я его придерживалась. Я переоделась в домашнее и побежала прибираться, одновременно поставила стирку и заглянула, что по завтрашним парам. Вполне себе выполнимо, только котлетки поставлю готовиться, пока занимаюсь, чтобы время не терять.
Я включила на кухонном телике музыку и пританцовывала, замешивая фарш: лук, яйца, мазик, мука… и-и-и щепотка соли… надо будет Матвею приготовить. Он любит эти котлетки, – предвкушала я, врубая духовку на разогрев. – Давно не делала, порадовала бы. Хочется готовить только для него, а приходится кормить эту дылду. Ну вот, – я прислушалась – кто-то звонит в дверь, – легка на помине. Что-то рановато. Всего пять.
Пошла открывать.
Совсем оборзела? Лень ключи поискать?! – собираюсь отругать Лизку с порога, но в глазке не сестра.
– Блин… блин… – испуганно закопошилась в замочной скважине. Сейчас же соседи увидят!
– Матвей?! Ты что?!
– Слесаря вызывали? – загремел он здоровенным ящиком – довольный, как удав. Пошлый, как чёрт. У меня аж челюсть отпала от его дерзости! Припереться прямо ко мне домой! И кем – «слесарем»!
– Матвей… – я затянула его во внутрь, чтобы из квартиры напротив не подглядели. – Ты что творишь?! – засмеялась я тупо. Как же это всё глупо и весело! И опасно! – Тебя же увидят…
– Не беспокойтесь, дамочка, – скинул он кроссовки, – я всего лишь слесарь. Какая милая квартирка, – поставил ящик с инструментами на пол и огляделся. – Где чинить будем? Давайте поскорее, у меня ещё заказ… – «слесарь» вешал куртку и смотрел своей манящей серой Балтикой:
– М-м, кажется я вас помню… чего это у вас всё ломается да ломается сегодня, а? – приблизился он медленно. – Или вы специально меня вызываете… приглянулся вам, что ли? М-м? Чего молчите? Стыдно? Не стоит стыдиться своих желаний…
– Мне… надо ужин готовить… – успела пролепетать я трусливо, прежде чем он схватил меня и понёс на кухню.
– Готовьте, не отвлекайтесь, – целовал он. – Я сам разберусь… на кухне, значит? На кухне, так на кухне… Как скажете… М-м… котлетки… оч хорошо…
– Матвей! – засмеялась я, приходя в себя. – С ума сошёл!
– У нас ещё целый час… – он вернул меня к кулинарному процессу, собираясь как следует «помочь» мне сзади.
– Матвей! – голос сам собой приглушился от ласк. «Слесарь» завёлся ещё больше. Он звонко шлёпнул меня и потянул штаны вниз:
– Не переживай, фартук я тебе оставлю, чтобы не испачкалась…
Я закусила губу, гася стоны. Дикарь! Безумец! Мой!
– Мелкая… – он прервался и подсадил меня повыше. Из телика играла какая-то попса. Духовка давно и истошно пищала, что разогрелась до ста восьмидесяти, а половина котлет так и осталась бесформенным фаршем – хозяйка была занята. Крепкие руки «слесаря» не отпускали.
– А как же твои… – дышала блаженно.
– Сами развлекутся. Не могу без тебя, – Матвей оторвался от шеи, и перехватил бедро поудобнее, но вдруг остановился и поморщился, как от пореза. Губы беззвучно выругались. Что-то произошло. Что-то изменилось вокруг. Секунду-две его ресницы поднимались, как занавес. Медленно и необратимо – начинался наш второй акт. Я поглядела и прочитала в глазах страшное: я облажался, прости. А, на заднем плане, прочитала на лице сестры: какого хрена тут происходит?!
Я задохнулась. Стены разом рухнули, и потащили меня вниз вместе с моими внутренностями. Глубже. Глубже! В тёмный провал! Лицо обожгло:
– Лиза…
– Ой… – только и произнесла та, одупляя, и наконец испуганно и смущённо развернулась. Вертанулась на месте, туда-сюда, не решаясь бежать до своего угла – на диване ведь не спасёшься! И – БАМС! – захлопнулась в ванной. Я за секунду натянула штаны и переглянулась с Матвеем, холодея, как мертвец: что теперь делать?! Что делать?! Он оценил обстановку.
– Надо поговорить с ней, – подсказал он шёпотом.
– Как?! – я спряталась в ладони. Матвей осторожно взял их:
– Даш, тщ-щ… спокойно… просто поговорим, – внушал он. – Лиза большая девочка, поймёт…
– Нет, я сама…
– Точно?
– Да… иди… пожалуйста, пока родителей нет… иди, Матвей, пожалуйста… – меня начинало трясти от ужаса. Что будет? Как я объясню сестре? Я не знала! Я не знала, как в таких ситуациях вести себя, что говорить! Как оправдать своё поведение? Матвея? Как преподнести ЭТО?! Как упросить сестру не рассказывать родителям? – голова шумела. Я дотянулась до пульта и вырубила тупую музыку. Выключила истошную духовку. Стало чуть получше, но всё равно отвратительно! До тошноты страшно!
– Даш, – Матвей притянул меня и обнял. Он тоже ощущал неизбежность. Мы стояли так долгую-предолгую минуту, как декабристы на заснеженном перроне, расставаясь перед неизвестностью. Перед нашим страшным будущим. Если оно вообще у нас будет после всего, что мы натворили тут. Матвей пошевелился. Сжал крепче.
– Прости, я идиот, всё испортил.
– Ты не виноват, – отстранилась я немного, заглядывая в серьёзные глаза. В мои обожаемые глаза. – Рано или поздно, они всё равно узнали бы.
– Не хочу, – шепнул он, снова притягивая меня, и целуя в волосы. И я поняла о чём он.
– Я тоже, – отозвалась я испуганно.
Пора было расставаться.
Последний гудок взвыл протяжно и жалостливо. И поезд тронулся. Матвей обернулся в дверях и нежно поцеловал меня напоследок – оставил имя на моих губах.
– Напиши.
Я кивнула и закрыла за ним.
Теперь всё зависело от Лизки.








