Текст книги "Опасный выбор (СИ)"
Автор книги: Саша Таран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 19
Падение
Чёрная эмка догнала меня в арке.
– Всё-таки ты проскочила, – заметил Матвей, открыв окно.
– «Немного людно»? – Передразнила я, оглядываясь и запрыгивая в салон.
Матвей молча вырулил на дорогу. Минуту, мы оба переваривали случившееся, и я вдруг ужаснулась – я не хотела сделать ему больно. Но сделала. Я почувствовала перемену. Матвею потребовалось время, чтобы заткнуть свою обострившуюся гордость поглубже и не поранить ею меня. Он тщательно подрезал «шипы» на своих диких розах. Заглушил в себе всё, что я могла не так понять или подслушать в интонациях, но его боль уже поражала меня изнутри, потому что я слышала её не ушами, я ощущала её всем своим внутренним миром – ведь это была и моя боль, моя половина. Целая половина меня страдала. Этого нельзя было не заметить.
– Прости, Даш.
Я чуть не разревелась.
Какая же я дура!
– Это ты прости, – я положила ладонь поверх его, на рычаг механики. – Правда, ты тут не причём. Это мои тараканы. Я просто не хочу, чтобы однокурсники болтали, обсуждали меня, нас, понимаешь? Они лишние, чужие, они никто, – закапывалась я всё глубже и глубже, уже слыша его справедливые возражения: тем более тебе должно быть пофиг, раз они «никто». Но Матвей ничего не озвучил. Он улыбнулся:
– Даш, с ума сошла? Я всё понимаю. Забей. В следующий раз украду тебя по-тихому. Я надеюсь ты уже голодная?
– Ещё какая голодная, – благодарно улыбнулась я.
Трусиха. Обрадовалась, что он закрыл тему. Как же стыдно! – А что на обед?
– Увидишь.
В квартиру мы забежали как шпионы, смеясь, что мне надо прикупить парик, тёмные очки и леопардовое пальто, чтобы точно никто не узнал. Матвей снял с меня моё самое «обычное», бежевое, продолжая рассуждать:
– А парик будет рыжий.
– Почему сразу рыжий? – хихикала я, разуваясь и смущённо заглядывая за хозяином в ванную. Матвей мыл руки.
– Заходи-заходи, – затянул он меня к себе и поцеловал, – мой ручки. Они нам ещё пригодятся. А рыжий, по принципу, чем ярче – тем незаметней, – пояснил он, пристроившись сзади, пока я мыла, и отвлекая бесстыжими поцелуями в шею.
– Как это? – Любовалась я им через зеркало.
– Ну-у, Даш, это ж база, – улыбались мои Балтийские небеса. – Люди ведутся на яркий фантик, и не запоминают самых главных примет, – он выпрямился.
Без каблуков я и правда была мелковата на его фоне. На целую голову, не говоря уж о ширине плеч. Я могла бы запросто утонуть в нём, в моём Матвее, – шла я за ним на кухню, кусая губы и представляя себя «тонущую» и кричащую…
Даша! Какой ужас! Хватит!
– Поможешь с салатиком?
– М-м? – я с трудом отвлеклась от фантазий. Матвей достал деревянную доску и нож.
– Не люблю, когда заветривается, есть невозможно, – пояснял он, копаясь в холодильнике.
– Любишь «из под ножа»? – вспомнила я наш последний ужин. И Ашман.
Матвей тоже вспомнил, усмехнулся: угу.
– Овощи сейчас так себе, так что идеально не получится, – вывалил он на стол горстку помидоров черри и огурец. – Но без овощей не прокатит. Мы ж за полезное питание, да? – он достал кастрюльку, а я пока тихонько озиралась по сторонам. Утром не успела как следует изучить интерьер – некогда было, у Матвея на руках. Кухня была светлая, но маленькая, проходная, не больше пяти квадратов, – прикинула я, разглядывая детали: старые ажурные занавески, алое в глиняном горшке и букетик сухоцветов на окне, чайный набор с цветочками и гусями, прихватки и полотенце в осеннюю клеточку, палас на полу – всё старенькое, но уютное. Чувствовалась женская рука. Наверное, этот уют – мамино «наследство», – догадалась я. – Матвей с папой берегут его, как память о ней.
– А когда твой папа вернётся? – уточнила на всякий случай, найдя на стене круглые часики. Не люблю сюрпризы. Но без сюрприза не обошлось. Матвей нахмурился, продолжая возиться у плиты:
– Никогда. Он умер.
– Умер? – переспросила я, как дурочка.
– Угу.
– Ого… – я тихонько выдохнула и замолчала. Никогда не умела «соболезновать». Не представляю, что можно сказать человеку, потерявшему близкого. Все слова казались тут чужеродными, лишними.
Матвей оглянулся.
– Не парься, рано или поздно это должно было случиться. Я был готов. Он уже десять лет себя целенаправленно убивал. Наконец-то получилось. Недоглядел за ним из больнички.
– И ты теперь совсем один? – взялась я за ножик, чтобы занять дрожащие руки. Новость про отца выбила меня из колеи. Хозяин почувствовал:
– Не волнуйся, справлюсь, – успокоил он, улыбнувшись.
– Это я должна тебя утешать…
– Меня не надо утешать, Даш, я давно один.
– Теперь не один.
Мы переглянулись и снова занялись своими делами у тесной столешницы: я резала овощи, а Матвей колдовал на плите с пастой и какой-то подливой.
– Ты рыбку ешь? – уточнил он, закончив с кастрюлями.
– Конечно, я почти всеядна, – отозвалась я скромно. – Особенно после пар.
– М-м, это хорошо…
Я почувствовала его «освободившиеся» ладони на себе:
– Тогда правильнее спросить, что ты НЕ ешь? – понизил он голос. Я поскорее дорезала огурец и отложила нож в сторону, теряя контроль. Мозг начал стремительно плавиться от горячего дыхания за спиной.
– Остальное… – выдохнула я, – морское… всякое…
– Понял, морепродуктами не мучить…
Матвей прижался сильнее, запуская ладони в… ящики? Я одурело заулыбалась – он дразнит меня! Матвей по-хозяйски достал с верхней полки корзинку со специями и отступил немного, давая мне отдышаться. Сыпанул в салат каких-то семечек, соли. И снова потянулся через меня, за зеленой бутылочкой с оливковым маслом:
– Какой ты хозяйственный… оказывается, – снова покраснела я, когда мы «нечаянно» сблизились. Матвей довольно улыбался. Он заметил.
– Погоди, попробуй сначала, вдруг тебе не понравится.
– Понравится… – уверила я с горящими ушами. – Мне уже нравится…
– Да?
– Да.
Матвей усадил меня за стол и стал сервировать его. А я ковыряла белую клеёнку и не могла оторваться от его удивительных рук: эти руки, с одинаковой ловкостью, и создавали и разрушали. Они готовили «пищу богов» на маленькой уютной кухоньке и выбивали зубы врагам. Они заботились обо мне и наказывали других. Они жили собственной жизнью, по своим правилам, они сами делали выбор и принимали его последствия.
– Ты больше не куришь, – заметила я, когда Матвей вернулся к столу с тарелками. Он поставил передо мной горячее блюдо и тоже уселся.
– Угу. В палате нельзя было, – улыбнулся он.
– Да ладно?! – я не выдержала и хихикнула.
– Прикинь. Пришлось бросить.
– А я говорила, что у тебя всё получится, видишь. И даже без меня.
– Не, если бы не было стыдно перед тобой, не бросил бы. Не мог нарушить слово. Я несколько раз был на волоске, чтоб не сорваться. Жуть, как тоскливо ощущать свою беспомощность, торчать среди всяких инвалидов и не видеть тебя.
– Теперь не хочется курить?
– Хочется, но тебя хочется больше, – признался хозяин прямо, как обычно. Я взволнованно взялась за вилку:
– Всё равно у тебя невероятная сила воли, я так не умею.
– Умеешь, – улыбнулся Матвей, – и даже лучше. Просто твоя сила воли направлена на другое.
– На какое другое?
– На учёбу, например, на семью, на домашние обязанности. А у меня на то, чтобы не опозориться перед тобой и не сорваться. Мне проще. Всего лишь одна задача, – он поглядел, как я накручиваю пасту и скромно презентовал:
– Сёмга в сливочном соусе.
– М-м…
– Как тебе?
Я смущённо прикрылась ладонью:
– Ну, Матвей, не смотри… м-м… вкусно.
– Правда? – продолжал он пялиться.
– Правда, – засмеялась я. – Что за специи ты добавил или это лук? Очень вкусно.
– Ты, наверное, про чеснок? Он довольно яркий.
– Чеснок?
– Угу.
– Значит, сегодня без поцелуев? – пошутила я глупо, пока Матвей подкладывал мне салат. Он возмутился:
– И не надейся. С тебя должок, не забывай. Тем более, я же тоже ем…
– Будет чесночный должок, – предупредила я.
– Не переживай. Я тебя под любым соусом сожру.
– Матвей! – я покраснела и схватила стакан с водой.
– Что?.. – он понял и скромно заулыбался. – Не могу сдерживаться, Даш, прости. Я грубиян. Пугаю, да? Ты не обращай внимания, само собой вырывается… так… шутки… привык с пацанами, сложно переключаться на цивильное общение. У меня от тебя башню клинит. Салат тоже ешь.
– Ем, спасибо, – улыбнулась я в тарелку.
Мы наслаждались «пищей богов», пока она горячая, и радостно переглядывались. Я не врала – Матвей действительно приготовил вкусно. Настоящее ресторанное блюдо, а не то, обыденное, что я привыкла есть дома: пюрешки, котлетки, макароны по-флотски, борщи.
– Зря ты переживаешь… – успокоил меня «повар», доедая.
– М-м? – уточнила я, аккуратно наматывая на вилку спагетти.
– Зря стесняешься. Это так красиво, когда ты ешь. Особенно, когда ты ешь что я приготовил, ещё и с аппетитом… сложно передать это словами, ну ты поняла… это так… м-м… нравится мне, в общем…
– Мне правда вкусно, спасибо, что накормил, – промямлила я, не зная, что ещё ответить на этот искренний комплимент, и румянец залил щеки: Матвей глядел с таким обожанием, как пёс на свежую косточку.
– Я просто боюсь, что от волнения что-нибудь уроню, – пояснила я, смущаясь всё сильнее, – или сама испачкаюсь, или тебя испачкаю, – не выдержала и засмеялась от его пристального внимания.
– Не переживай, я и сам готов что-нибудь уронить и испачкать… когда вижу, с каким удовольствием ты ешь… сам не свой… какие у тебя планы на вечер? – переключился он резко.
– Хочешь запланировать «что-нибудь поронять и попачкать» вместе? – подколола я, но тут же смутилась – догнала, что Матвей говорил не совсем о еде.
– Хочу, чтобы ты была рядом круглые сутки, – забрал он пустые тарелки. – Это был бы лучший новогодний подарок. Кормил бы тебя божественными завтраками, обедами и ужинами, – помечтал он. – Но это нереально. Поэтому и спрашиваю, сможешь ли заглянуть, порадовать меня… – он наклонился к губам. – Хотя бы перед сном… м-м… чесночок… оч вкусно…
Мы засмеялись.
«Порадовать… перед сном» – завертелось у меня в голове и в животе. Я представила, как «радую» Матвея. Ох, я бы очень хотела его «порадовать». Я бы осталась у него тут на всю жизнь, и радовалась с ним с утра до ночи, и с ночи до утра, но что делать с моей собственной жизнью? Нужно показаться дома, чтобы родители не беспокоились, нужно готовиться к зачёту по эргономике, к завтрашним парам, заехать в магазин за ватманом и чернилами – скоро делать отмывку по черчению, ещё успеть в озон за Славиным подарком, мы же так и не нашли с Ленкой ничего подходящего в торговом центре, а я его тайный Санта на этих выходных. Я… хм-м… тайный… – я задумалась и сердце застучало быстрее. Меня посетила дерзкая идея. Матвей заметил.
– Чего?
– Кажется, я придумала алиби…
– М-м, правда? Значит, готовить ужин?
– … и завтрак, – добавила я, пряча растущее волнение за улыбкой.
– Завтрак? – переспросил Матвей, недоверчиво – что это я задумала? Он подошёл и присел на корточки рядом со стулом, заглянул, пристально, своей туманной Балтикой. Шучу ли я над ним?
Но я не шутила. После эпизода с «легендарной машинкой» и моим позорным бегством, и после раны, что я нанесла Матвею, мне хотелось исправиться. «Залечить» содеянное. И мозг подсказал решение – если для Матвея лучший подарок это время со мной, я вырву для него это время. Докажу себе, что не трусиха. Родители уже в курсе про вечеринку на даче. Но я не хочу тайного Санту, я хочу тайного Матвея. И только его.
Я обрадовалась.
Всё складывается идеально!
– У нас с однокурсниками будет новогодняя вечеринка на этих выходных, – пояснила я, и добавила многозначительно:
– … с ночёвкой.
Матвей терпеливо ожидал продолжения, но в глазах уже заплясали огоньки предвкушения. Его ладони поползли по юбке.
– Но я на вечеринку не хочу, – продолжала я, глядя ему прямо в глаза. – Я хочу к тебе. Родители в курсе ночёвки. Только подружку предупрежу, и смогу провести эти выходные с тобой…
– Все выходные?
– Все.
Он не выдержал и легко подхватил меня, крутанул по кухне так, что голова поплыла. Я засмеялась – как же радостно было видеть его таким счастливым. Юбка бесстыже задралась, но Матвея было уже не угомонить. Он приземлил меня на столешку и «пожирал» в чесночном соусе, с большим аппетитом, как и обещал. А я старалась не потерять головы. Держалась из последних сил – непослушное тело ушло в отрыв с его сильными руками – изгибалось, громко дышало, наслаждалось. И руки наслаждались. Все как сговорились!
В какой-то момент мои бёдра ТАК непристойно обвили Матвея, что он даже улыбаться перестал. Он смотрел мне то в глаза, то на губы, то снова в глаза и несколько бесконечных секунд всерьёз раздумывал. И я знала о чём. Я прочитала во взгляде. Он спрашивал… разрешения…
– … тут?.. – Слегка запаниковала я шёпотом. Между нашими горящими от жажды телами были жалкие миллиметры хлопка и сорок ден колготок.
– … везде… – Матвей слегка отступил и мои спасительные сорок ден поползли вниз. Медленно, осторожно… чтобы не порваться… а я позволяла. Позволяла этим ловким пальцам, в готических рисунках, целенаправленно расчищать путь для хозяина. Избавляться от «помех». Устранять «преграды». Они закончили с колготками, бельём, и двинулись дальше, по оголившейся коже выше и выше, подхватили бёдра на себя, сжали, и потянули. Без колготок я оказалась так же уязвима, как Матвей без татуировок. Но, перед ним, я не боялась стать беззащитной. Я этого желала. Я могла быть собой. Слабой и уязвимой «хорошей девочкой». Я доверяла ему себя и свою жизнь. Полностью.
Только ему.
Матвей продолжал смотреть мне в глаза, серьёзно и близко, считывая мою реакцию. Контролируя мою сохранность, моё дозволение. Мы слились с тугим упорством, и невольный вдох наслаждения сорвался с наших губ. Он-то и убедил моего «бандита», что всё в порядке. И «бандит» продолжил смелее, глубже, а я уже ничего не соображала: кухня замаячила в каком-то тумане, во сне.
Мы оба горячо и чесночно дышали и целовались, как безумные, и сносили посуду, и опасно задевали кастрюли на плите. Что-то упало на пол и долго там звенело.
А я, наоборот, взлетела.
Поднялась на воздух. Поплыла с НИМ в бесконечной нирване, как в своих мечтах, и приземлилась на простыни. Отправились на пол никому не нужные кофта и юбка, и штаны и футболка. И, надо мной, сцепились за сердце Матвея дракон со змеёй. А рядом и ниже, на подтянутом «античном» теле, заблестели уродливые следы от недавних разрывов. Два. Три, – повела я по рельефу, ощущая кончиками пальцев неровности. Шрамы были маленькими, круглыми, и пугающими. Это из-за меня они появились, – думала я, хватая воздух. – Четыре, – нашла я ещё один у ключицы – и дракону досталось. Матвей остановил меня и прижал запястья к одеялу, точ-в-точь как делал это утром.
– Не вздумай меня жалеть, Даш, – зашептал он мне в волосы, поджигая, – я повторил бы. Хоть сотню раз повторил бы. Замесил бы эту мерзкую рожу снова, поглядевшую на тебя «так». В фарш замесил бы. Веришь?
– Верю… – выдохнула я, – отчаянная голова… но… я больше не хочу без тебя… ни дня… не хочу… и… – новый приступ удовольствия отогнал страхи, проглотил окончание. Я горячо отдышалась:
– … я же не расплачусь… Матвей… поэтому… приказываю…
Матвей даже отвлёкся и выпрямился, чтобы выслушать приказ в наиболее «торжественном» положении – глядя на меня. Я тоже полюбовалась на его роскошное тело снизу-вверх, на вздымающуюся от дыхания, от жизни, грудь, на руки, придерживающие меня за талию и тихо договорила:
– … приказываю тебе не лезть в драки. Приказываю беречься для меня…
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – улыбнулся он, подписав наше соглашение нежнейшим поцелуем. А потом вдруг развернул меня и зарычал сзади, над самым ухом:
– Теперь готова забывать, что ты хорошая девочка?
– Матвей… – охнула я, не успев как следует удивиться.
И это, действительно, оказалось последним словом, которое я была в состоянии произносить. Я простонала его, наверное, раз двадцать, ни о чём больше не думая. Всё, как Матвей и предсказывал утром. Он выполнил своё обещание. С лихвой. Подошёл к делу со всей ответственностью, так что я потеряла счёт времени. И он потерял. Мы растворились в друг друге до наступления полной темноты и потом ещё долго лежали и устало дышали в чёрный провал потолка, не в силах дотянуться до света.
А может и не желая.
Желая продлить наше чудесное падение.
И у нас это получалось…
Пока не зазвонил домофон.
Глава 20
Кофе
Матвей поцеловал меня напоследок и нехотя поднялся с кровати. Нашёл штаны, щёлкнул настольную лампочку, и пошёл глянуть, кого к нам принесло. На входе тоже загорелся свет. Я быстренько поползла приводить себя в порядок. Бельё. Юбка. Кофта.
– Фура, ёпть! – поприветствовал из прихожки знакомый голос.
Щербатый!
– Куда!.. – Недовольно выдохнул Матвей, но гость уже прорвался в кухню, схватил стакан и заметил в спальне меня, поправляющую одежду. И колготки на полу. Деликатно отвернулся:
– Сорян, – плеснул себе водички и жадно выпил, – уже поздоровались? Ай! Чё?
Где-то за кадром ему прилетел глухой тычок от Матвея.
– Чё припёрся? – хозяин подал мне колготки и прикрыл спальню, чтобы я спокойно оделась.
– Да, чё, к тебе там приехали. Просили вызвать, – донеслось из щели пояснение. – С турников сюда пригнали. Трубку чё не берёшь?
Матвей выругался и зашёл ко мне за футболкой:
– Я на пять сек и вернусь, – предупредил он, хватая с пола одежду и снова исчезая.
Я смущённо закончила с колготками и пригладила растрёпанные волосы – нужно было прорваться в ванную, к воде и зеркалу. Юра всё ещё торчал в полутьме на кухне. Пялился в окно со стаканом в руках, и, завидев меня, разулыбался щербато, как старинный друг:
– Ну вот видишь, чё я говорил. Этот выкарабкается, вон, – кивнул на окно, – и работка уже подъехала.
Я подошла и тоже выглянула, невзирая на смущение. Ванная подождёт. Какая ещё «работка»? Юра подвинулся и «зрителей» у Матвея стало вдвое больше.
На парковке, напротив эмки, громоздился чёрный-причёрный крузак. Он курил выхлопной трубой, подсвечивая клубы пара красными огнями. Здоровенный, как дом на колёсах, и страшный, как смерть. И вот в него-то и полез наш Матвей. Добровольно. И захлопнулся там. Тонировка была такой глухой, что с трудом пропустила мелькнувший изнутри свет.
– Это кто? – шёпотом спросила я у соседа, как будто зловещая чёрная тачка могла услышать и наказать Матвея за моё любопытство.
Юра благодушно пояснил:
– Шеф заехал. С адреском. Обычно, Фура к нему сам гоняет, но он же ещё в отпуске, – последовала многозначительная пауза и бесстыжий взгляд, мол, судя по всему, отпуск у друга проходит по вышке, аж трубку не слышит, – поэтому шеф сам заглянул. Дела по телефону не обсуждает. Такой чел.
– А что за адресок? – уточнила я.
– «Куда» работать нужно и «кого», – хохотнул Юра, отхлебнув водичку, как чай. – Один или несколько адресов. Шифруется. Не хочет сам мараться, вот и раздаёт адрески так, вслух, без свидетелей. Мутный тип. Даже мне рожу не соизволил показать – водила за него всё порешал. Во люди живут, – он фыркнул и сполоснул за собой кружку. – Чё, да ты не смущайся, топай, – любезно махнул в сторону ванной, и я прошмыгнула, чувствуя себя под его взглядом самым пропащим человеком на Земле. Какой позор. Застукана «хорошая девочка» и кем застукана…
Но Щербатый хотя бы болтать не будет, – закрылась я на щеколду и с облегчением включила воду. – Он не сдаст нас, он, конечно тот ещё бандит и нахал, но «свой» нахал. Проверенный. Настоящий друг.
Я привела себя в порядок и вышла прямо в прокуренные объятия Матвея. Он улыбался, как «мафиози», а я вдыхала до боли знакомые запахи кожи, мороза и табака, возвращаясь на полсотни дней назад, когда мы в первый раз «перешли запретную черту». И целовались. Как сейчас.
Его губы по-прежнему были мягкие и манящие, но уже не горчили, а по-домашнему отдавали чесночком. Я засмеялась. Он понял. Тоже заржал.
– Чё? – показался в проёме Юра.
– Ничё, – отпихнул его Матвей, проходя и усаживая меня за стол, – кофе пить будем, а ты вали давай.
– Я тож хочу.
– Не заслужил.
– Чё?! – Щербатый плюхнулся на второй стул и умиротворённо вытянул ноги. – Как это не заслужил? Я те вон работку подогнал…
– Угу, работку, – Матвей пнул ноги и прошёл к верхним шкафам, включил подсветку. – Чё не мог сказать, что нет меня?
– Кому?! Этому то?! – возмутился Юра. – Сам бы сказал?!
– Да он бы не догнал. Свет не горел, чё те объясняю, – хозяин вытащил блестящий кофейник. – Повезло, что чуть раньше не заглянул, убил бы на пороге.
– Слыш, Даш, – ощерился Юра весело, – ты чего с ним натворила? Друзей ему не жалко!
Я скромно потупилась.
– О-о-о! О-у-у! – затянул «друг» довольно.
– Иди-иди, не до тебя, – оглянулся Матвей от плиты.
– Гоу на турники? Вы ж закончили?
– Я ща тебя закончу. Вали уже, – в гостя полетела тряпка. – Времени мало.
Щербатый лениво потянулся, зевнул:
– Лан, шучу я. А чё вы, куда?
– Да на работу ехать.
– Уже? У тебя же отпуск, – подключилась я к разговору и подскочила, глянув на время: – ой, мне тоже пора! Пять часов!
– Погоди, – поймал меня хозяин в дверях, – без кофейка не отпущу, – и снова усадил. – Десять минут ничего не решат, побудь ещё.
– Хоть бы один разочек МНЕ так сказал, – укорил Юра, посмеиваясь.
– Ты ещё тут?
– Во-во.
– Вали, дай людям посидеть.
– А я знач не человек?
– Нет, – отрезал Матвей, берясь за ручную кофемолку. Она тут же затрещала у него в руках, кончая разговоры. Я улыбнулась – Матвей и с кофе мудрит. Мы дома привыкли к растворимому. Залил и готово. И побежал на учёбу. Хороший кофе я пила только в кафешках.
Юра наконец сдался. Поугорал минутку-другую и всё-таки оставил нас наедине. Матвей зажёг под кофеваркой голубой огонёк и потянул меня к себе обниматься.
– Не хочу отпускать тебя, – признался он тихо, снова становясь «моим» Матвеем. Только моим.
– Я тоже не хочу. А это не опасно, куда ты поедешь?.. – Глупый вопрос. Конечно опасно! – ругалась я на себя. На сердце стало тоскливо. Проклятый ломбард, проклятый шеф на проклятой машине, – прижималась я к обожаемой груди. – Я не переживу ещё раз, Матвей… когда ты уже перестанешь рисковать собой?
– Всё будет хорошо, Даш, я обещаю, – поцеловал он меня в макушку. Но спокойней не стало – откуда ему знать, что всё будет хорошо? Все так говорят в кино, а потом… а потом начинается всякая дичь.
– А что будет после выплаты долга? – задала я волнующий вопрос.
– Ты о чём? – не понял он.
– Когда выплатишь долг, ты найдешь что-то нормальное?
– Нормальное? – Матвей помолчал. Подумал. – А это не нормальное?
– Это?.. – Теперь помолчала я. Подобрала подходящие слова. – Это, нет, это не очень нормальное, Матвей, ну пожалуйста… я буду бояться. Та машина, в которую ты садился, даже она пугает. Он опасный человек, этот твой «шеф», это видно. И он крутится в опасных кругах, ты же сам говорил. Ты же понимаешь…
Матвей отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза:
– Даш, я просто наличку развожу, – уверил он. – Когда выплачу долги за отца, и начну уже зарабатывать, это будут приличные деньги, на первое время нам хватит. Тебе не обязательно будет работать, спокойно закончишь учёбу и найдёшь себе место в… как ты говорила… в архитектурной студии, или станешь дома хозяйничать. Как захочешь. И не будешь ни в чем нуждаться, кайф же? – он прижал меня крепче и запустил свободную руку «погулять» по мне. Земля поплыла. Пришлось отвлечься на поцелуи. Снова. Увлеклись так, что с трудом услышали закипевшее кофе на плите.
– М-м, м-м! – Матвей потянулся рукой, не отрываясь, и потянул меня с собой. Я засмеялась.
– Сложновато будет так пить…
– Ща-ща, – он прижал меня к столешке, – ещё немного… м-м… – подсадил и наконец отстранился. Оставил меня сидеть сверху, пока разливал кофе по кружкам. Я поправила юбку и вздохнула.
– Не хочу завтра на пары…
– Угу. Тоже никуда не хочу. Неделю бы не вылезал с тобой из постели… м-м-м… м-м! А это идея! Что скажешь? Устроим марафон? – усмехнулся он «по-мафиозьи», а я чуть не задохнулась от неожиданности и смущения, это он так шутит или всерьёз хочет целую неделю?!.
Матвей засмеялся. Шутит! – я цокнула и чуть не хлопнула его по руке.
– Ну у тебя и взгляд был, – угорал он.
– Ну у тебя и шуточки! – возмущалась я, тоже рассмеявшись.
– Кто сказал, что я шучу? – снова посерьёзнел он, приближаясь.
– Матвей! – я упёрлась в него руками, хохоча и уворачиваясь от жадных поцелуев. – Мне домой пора! Что я скажу им?!
– Скажи к марафону готовилась…
– Матвей! Разольём же!
– Плевать, ещё сделаю…
– Кружку уронишь, стой!
– М-м… а вот кружку жалко, – остановился он, – тебе с сахаром? Ты как пьёшь? Молока добавить?
– Эм-м, – я вконец засмущалась. – Тебе лучше не знать, как я пью. А то ещё уважать перестанешь, – хихикнула я.
– Не так? В турке варишь?
– В кружке. Да я вообще его делать не умею. Просто заливаю растворимый, если очень хочется.
– Фу-у, – Матвей снял меня и перенёс на стул, – больше ни слова! Усаживайся поудобнее. Будем из тебя белого человека делать, дикарка. Смотри, вот это, – он показал на плиту, – гейзерная кофеварка. Седьмое чудо света.
Я рассмеялась
– Постой! Их же и так семь. Значит, восьмое!
– Ладно-ладно, поумничай ещё, – Матвей подлил мне взбитого молока. – Вот, так будет мягче. Раз ты у нас ещё неопытная. Держи.
Он поставил передо мной милую кружку с гусём и я обняла её ладонями. Отхлебнула. Гуси доброжелательно замахали хвостиками. На них были матросские костюмчики и шапочки…
– М-м, не помнишь, как называются эти шапочки? – спросила я у «белого человека», поставившего на стол плетёнку со сладостями и усевшегося напротив. Матвей глянул на своих гусей:
– Бескозырки что ли?
– Точно! Красивый наборчик, сам выбирал?
– Мама купила, – улыбнулся Матвей в кружку. – Я так любил их в детстве. Чуть с ума не сошёл, когда разбил одну. Еле успокоили. Мечтал стать моряком.
– Ого, да ты романтик.
– Ты только заметила? Бери вкусняшки, не стесняйся, – он пододвинул ближе. Если нужен сахар, вот.
– Спасибо, всё хорошо. Вкусно. Так что, ты и теперь хочешь?
– Хочу, конечно… давай… Погоди, о чём ты? – мы посмеялись. – Шучу, понял, да нет, конечно. Это же так, детская мечта, – он выдохнул, мол, «это было так давно».
– А сейчас что? Взрослая? – улыбалась я. Матвей поддакнул:
– Оч взрослая… восемнадцать плюс…
– Ну серьёзно, Матвей, какая?
– Да, как-то ещё не думал… – пожал плечами тот. Отхлебнул кофе. Помолчал.
– Ты не думал чем хочешь заниматься по жизни? – удивилась я. – А твоя учеба? Ты собираешься получать высшее?
– Не знаю. Нужно ли.
– Ну не развозить же деньги до конца своих дней… – Зачем развозить? Стану управляющим.
– Там же?
– Почему нет?
– А как же учёба? Без высшего далеко не уйдёшь. Особенно, если метишь на управляющую должность, – врубила я училку.
– Я не думал пока про универ, – Матвей пошуршал в корзинке с конфетами.
– Почему? – не отставала я.
– Не было времени… решал проблемы отца. Теперь, кажется, поздновато.
– Ты что! Теперь в самый раз, можно запросто на вечернее поступить, хотя, это не избавит тебя от службы… – я задумалась, – постой, а ты уже служил?
– В армии? Не.
– А как так? Ты скрываешься?
– Не-а, я сердечник, – Матвей похлопал по груди. – Не берут. Сказали, им такие больные романтики нафиг не сдались…
– Погоди… – я напряглась. – Сердечник?! С такими нагрузками на турниках?! Ты с ума сошёл?!
– А чё им нельзя? – теперь насторожился Матвей. – Ладно-ладно, шучу, Даш, не пугайся так, – рассмеялся он, хватая меня за руку. – Здоров, как бык. Просто откупился. Шеф откупил, – поправился он. – Это не так дорого, как кажется. Я ему тут был нужен, вот и всё.
– Ну вот, – я выдохнула. – Значит, тебе можно даже на вечернее поступить. Ты обязательно подумай, а я помогу тебе, как решишься, – я глянула на часы и допила последний глоточек. – Ой, пора! Спасибо за кофе!
Матвей тоже встал, схватил меня в охапку:
– Ещё пять минут…
– Не могу, Матвей, засмеялась я, не в силах вырваться из его крепких объятий. – Ну пусти, пожалуйста! Дома убьют! И к парам ещё готовиться!
– Когда я тебя увижу? Забеги завтра на кофеек перед универом, м-м? А я тебя потом подкину, чтобы успела.
– Завтра… – я задумалась, – только кофе?
– Можно и не только, – завёлся хозяин, перехватывая меня поудобнее и принимаясь за шею.
– Матвей!
– Ладно-ладно, просто кофейком напою…
Чудом, я вырвалась из его волшебного мира на холодную улицу. Вернулась домой, как-то объяснилась родителям, кое-как повторила материал, собрала сумку не глядя, что-то поужинала и сладко уснула, насладившись долгой и не очень приличной перепиской с Матвеем.
А утром нагло сошла с обыденного маршрута, чтобы выпить с ним кофейка. И нам это почти удалось. Кофе в кружках остыл, но мы и без него прекрасно взбодрились. На кухне, потом в ванной, пытаясь успокоиться и привестись в порядок, и всё равно закончили на простынях. Заколдованная квартира.
Я забегала в неё каждый день, чтобы увидеть мои любимые глаза, цвета зимнего тумана, и несколько раз чуть не попалась соседям. А Матвей везде возил меня, чтобы я всё успевала «успевать». Я так расслабилась, или, скорее, так оборзела, что стала выскакивать из его легендарной эмки всё ближе ко входу в универ, чтобы не бегать по всей стоянке на каблуках, и один раз даже на глазах у однокурсников. И гордо прошагала по утреннему инею мимо них: привет, привет. А Матвей обнаглел так, что, высадив меня, поддавал по газам, на прощанье. И машина покидала двор, рыча спортивным мотором, и привлекая пристальное внимание ребят.
Доигрались. Попались Ленке.
Я всё тянула с объяснением про Матвея. Что она о нём скажет? И тянула со своей просьбой. Боялась её реакции – обидится она или нет, если я не поеду на вечеринку? С одной стороны, мы так давно с ней мечтали потусить всю ночь напролёт, а с другой – у неё же теперь есть Славик. И Ленке точно не будет скучно, если я сольюсь… – предполагала я с надеждой. Но существовал лишь один способ узнать её настоящее мнение – спросить. И в пятницу мне пришлось это сделать.
Я попалась, как ребёнок попадается родителям с запретными сладостями. Мои «сладости» покинули машину, чтобы передать мне забытую на заднем сидении папку, и надолго попали ко мне в рот, прощаясь во второй раз. Мы расслабились: студентов на крыльце не было – я снова опаздывала, но и Ленка, оказывается, ещё бежала. И добежала в самый «подходящий» момент, когда я вкушала запретную сладость Матвеевых губ, а он лапал меня своими хозяйственными ладонями ниже пояса.
Подруга даже не сразу узнала меня:
– Э-эм… Привет… Даш?!
