Текст книги "Не слушай море"

Автор книги: Саша Мельцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

Единственным местом, где я мог застать Алису одну, был коридорчик возле женской спортивной раздевалки. Я уже чувствовал себя сталкером, отчаянно ищущим встречи со своей желанной жертвой, но на самом деле я все никак не мог улучить момент. Мне хотелось поговорить наедине, без назойливого Мишеля, что крутился вокруг сестры почти все время – они приходили вместе в консерваторию, также вместе из нее уезжали, и даже на занятиях сидели рядом. Будучи третьим лишним в этом дуэте, я старался держаться поодаль, но все равно наблюдал.

Не стоило отрицать того, что после наших посиделок в доме Эйдленов мы сблизились. Мишель все чаще подходил ко мне в перерывах между занятиями и предлагал порепетировать вместе – надвигался промежуточный концерт. Все дешевые билеты давно раскупили, пригласительные городской верхушке и ректорату разослали: все-таки большое событие – концерт в лучшем учебном заведении области. Я не сомневался, что и партер, и амфитеатр, и все ложи будут заняты, а мероприятие получит большой резонанс. До нас уже дошли новости, что приедет снимать морельское телевидение.

«Главное, не опозорьтесь», – велел нам преподаватель специальности. Впрочем, выступать он отобрал только тех, в ком не сомневался.

Мне было жаль Алису, которая на репетициях просто сидела, уткнувшись в свой гаджет, пока остальные репетировали на сцене. Конечно, у нее была компания: бездарная Яна из второго состава, с которой на репетициях сижу я, и Даша, не вовремя приболевшая и потерявшая возможность петь на нужных нотах.

Я ходил по коридорчику из угла в угол, пока ждал Алису возле женской раздевалки. У нас была примерка костюмов для «Орфея и Эвридики», и я знал, что ее отправили в костюмерную, а потом переодеваться, пока старший Эйдлен заканчивал репетицию. Здесь, к счастью, никого не было: все сидели на занятиях. И только я, второсоставный, улизнул: моего отсутствия никто бы и не заметил.

Наконец дверь за углом коридора характерно скрипнула, и за этим звуком я услышал тихие, почти невесомые шаги и шорох платья, волочащегося по земле. Алиса шла в старом костюме Эвридики, который нуждался в колоссальной доработке – особенно если мы позиционировали оперу как современную интерпретацию. Рукава пыльно-розового цвета свисали до середины Алисиных небольших ладошек, и из-под ткани виднелись тонкие бледные пальцы. Цвет платья – крайне неудачный, – делал малышку Эйдлен еще бледнее, и ее спутанные светлые волосы спускались до самой талии небрежными прядями.

Увидев меня, она вздрогнула и попятилась.

– А ты чего не на репетиции?

– Тебя ждал. – Немного растерявшись, я шагнул назад. – Прости. Хотел поговорить.

Она осмотрелась вокруг и даже заглянула за угол – в тот коридор, который вел к репетиционному залу.

– Только быстро, ладно?

Ее пальцы скользили по ткани рукава – Алиса пыталась смять ее, ухватиться покрепче, натянуть рукава так, чтоб они скрыли самые кончики. Я был уверен, что если сейчас прикоснусь к ее ладони, то она окажется холодной. Но лишний раз притрагиваться я не спешил, боясь еще больше смутить ее. Она переминалась с ноги на ногу и в итоге отошла к подоконнику, с которого хорошо были видны и большой коридор, и вход в костюмерную.

– Хотел позвать тебя погулять, – выпалил я. – Сегодня, на набережную… Или завтра? Как ты сможешь… И если хочешь…

Я бормотал что-то до того нелепо, чувствуя себя второклассником, пытающимся впервые объясниться симпатичной девочке в любви. Но мне без малого двадцать, у меня есть опыт отношений, а вот подойти к Алисе и сказать «ты мне нравишься» без стеснения я не мог.

Она смотрела на меня прозрачными голубыми глазами, ярко выделявшимися на ровной бледной коже, и казалась совсем кукольной. Тонкие черты лица делали ее еще более фарфоровой, произведением искусства выдающегося мастера давно ушедшей эпохи. Это платье только подчеркивало аристократичные черты. Алиса хлопала длинными ресницами, а я никак не мог отвести от нее взгляд.

– Не уверена, что смогу.

– Почему? – тут же заволновался я.

– Меня не отпустят – Мишель будет против.

Я замолчал. Алиса тоже. Она, перестав изучать взглядом меня, теперь смотрела на потолок или стены, пытаясь не встречаться со мной глазами. Что сказать? У меня были подозрения, что Мишель может стать палкой в колесах, но не понимал почему.

– Ты же не его собственность, – попытался воззвать я к здравому смыслу. – Ты его сестра.

Алиса замялась.

– Знаю, но он главный с тех пор, как не стало папы. Мишель обо мне заботится, и я его слушаюсь. Он хочет как лучше.

– Он не может знать, как лучше тебе.

Мне хотелось верить, что это – единственная причина, по которой Алиса отказывает. Мишеля вроде с нами и рядом не было, даже дух его не витал поблизости, а все равно возникало ощущение, что он – неподалеку, стоит и наблюдает. Алиса так часто и нервно озиралась, будто боялась его внезапного появления из ниоткуда. Иногда Эйдлен подкрадывался так тихо, что я бы не удивился даже его способности проходить сквозь стены.

– Родион… – вздохнула она. – Мне придется соврать.

На мгновение показалось, что я ослышался. Алиса сказала это так буднично и ровно, как и все предыдущие фразы, что я не сразу уловил перемену ее настроения. Она согласилась? Или недовольна тем, что надо лгать, и не хочет этого делать? Или тем самым она делает мне одолжение? Пока я пытался разобраться в ее интонациях, глупо пялясь на красивое фарфоровое лицо, Алиса терпеливо улыбнулась.

– Во сколько ты хочешь встретиться? – поинтересовалась она.

– Как тебе удобно, – тут же отозвался я. – Подстроюсь.

Алиса отстранилась от подоконника и, подойдя ко мне, положила ладошку на плечо.

– Я напишу тебе сообщение, – прошептала она мне на ухо, опалив горячим дыханием шею, отчего по рукам и спине пробежали мурашки.

На несколько секунд я потерял дар речи, не веря, что она стояла рядом. Ее волосы касались кожи моего предплечья, не скрытого футболкой, а цепкие пальцы держались за плечо крепко, но не до боли. Я чувствовал ее острые длинные ноготки и задыхался от такой близости.

– Буду ждать, – выдавил это с трудом, будто у меня сжало горло от нехватки воздуха.

Алиса постояла так еще пару минут. Мне казалось, что биение моего сердца эхом отлетает от стен коридора – так громко оно колотилось, так сильно трепетало в грудной клетке. И было неясно – из-за подсознательного страха или восторга. Алиса пахла вкусно. Мне показалось, что таким же парфюмом, как и Мишель – от него «Лост Черри» Тома Форда несло за версту.

Секунды пролетели незаметно. Алиса, больше не произнеся ни слова, пошла по коридору прочь, в сторону репетиционного зала. Я остался стоять посреди коридора в одиночестве, терзаемый мыслями: «Действительно ли напишет или просто так брякнула, чтоб я отвязался?»

Сознание требовало буйства – мозг перевозбудился от нервного напряжения. В последний раз в таком состоянии я разбил гитару на сцене, в предпоследний – снес хоккейной клюшкой полки с кубками. В репетиционный зал идти не стоило, драконить Мишеля счастливой улыбкой на губах – тоже. Пусть он и набивался мне в друзья, я все равно держался настороженно, не понимая его настроений, менявшихся как цветные стекла в калейдоскопе.

Тогда я написал сообщение Даше, чтобы она отпросила меня с репетиции.

«Елизаров, ты охренел? – ответила она. – Препод меня сожрет!»

И тут же через пару секунд от нее пришло:

«Скоро все разойдутся. Думаю, твоего отсутствия уже и не заметят».

Коридор услышал только мое краткое, счастливое ликование, а потом – постепенно стихающий топот ног. Я понесся к раздевалке, пока туда еще не набилась толпа студентов, желавших забрать свои куртки. До звонка оставалось чуть меньше десяти минут.

Дверь репетиционного зала была приоткрытой, и оттуда доносился «Ноктюрн» Магомаева, а Мишель стоял на сцене. На мгновение его гипнотический тембр заставил меня остановиться, и я замер у двери. Алиса сидела напротив сцены, тоже завороженно глядя на подмостки. Преподаватель снимал на телефон – не было сомнений, что для собственной коллекции.

Последняя нота сорвалась также филигранно, как и все остальные. Наша маленькая группа из девяти человек рукоплескала, Алиса хлопала громче всех, а я поспешил к гардеробу в надежде все еще забрать куртку без очередей.

На улице с каждым днем становилось все прохладнее. Руководство назначило концерт на тридцатое октября, субботу. Сегодня еще был четверг. Октябрь уже подходил к концу, готовый вот-вот смениться ноябрем, и мороз усиливался. В Москве холод воспринимался иначе, нежели здесь. Море добавляло зябкости, ветер забирался под куртку и теплый свитер, покалывая морозом кожу. От волн шла еще большая прохлада, а когда они разбивались о каменные берега, мне казалось, что это разлетаются льдистые осколки.

Я брел от консерватории. Между домами, если были проулки, виднелось буйство моря. Волны, высотой почти в полтора метра, разбивались о скалы, распадаясь на грязноватые белые брызги. Мне казалось, вода грозилась захлестнуть и центральную улицу, но впечатление было обманчивым – волны так и оставались на пляже. Пахло солью. Шум доносился до самого проспекта, а на набережной людей наверняка окатывало холодными солеными брызгами. Я заметил, что к зиме море становилось все неспокойнее, и все меньше лодок выходило на глубину. Раньше, еще в сентябре, у берегов стояли катера – старые и новые, качались на волнах резиновые моторки, изредка катамараны. Сейчас даже в теплых гидрокостюмах, даже на просторных безопасных катерах было немного желающих выйти в открытое море. Я смотрел в окно по утрам и вечерам – ни единой лодки не виднелось в тех бухтах, которые были доступны обзору из моей комнаты.

Мой дом уже виднелся из-за двух других, и мне хотелось поскорее заскочить в теплый подъезд – так сильно ветер бил по ушам, что они внутри уже болели. Я сглотнул, и по горлу и гортани прокатилась неприятная резь, как перед начинавшейся ангиной. Хотелось забиться под одеяло, открыть какую-нибудь из книжек про солнечные итальянские пейзажи, в которых я всегда хотел побывать, и лениво полистать страницы. Но только я дернул на себя дверь подъезда, как мне на телефон пришло сообщение, обозначив себя характерным писком.

«Сегодня в пять на набережной, подойдет?» – написала Алиса.

Впрочем, итальянские пейзажи и теплое одеяло могли подождать. До пяти оставалось всего два часа.

* * *

В пять часов вечера на морельской набережной было удивительно пусто. Обычно через нее пролегал путь многих с работы – она располагалась параллельно центральному проспекту, и люди по ней обходили толпы. К вечеру забивались сразу две улицы: и набережная, и центральный проспект. Я стоял у ларька с кофе и хот-догами, держа в руках два стаканчика с латте из автомата. Алиса ни разу не говорила, какой кофе любит, поэтому я взял обычный с корицей и одним пакетиком сахара, как пил сам.

Она опаздывала: на этом ларьке, прямо на козырьке были электронные часы, показывавшие уже пятнадцать минут шестого. Я переминался с ноги на ногу, неловко оглядываясь по сторонам. Кофе медленно остывал. Зачем я только взял его заранее?

Мысли в голове лихорадочно неслись одна за одной, но главной стала «Алиса не придет». Это было очевидно – по ее слишком быстрому согласию, по сухому сообщению, по ее взгляду у костюмерной. Только я не знал причины. Возможных было всего две. Первая, о которой я предпочитал не думать, – то, что я совершенно ей не симпатичен. В консерватории было полно тех, кто обаятельнее меня. Вторая – ее не пустил Мишель.

Вторая причина пусть и казалась странной, но все равно грела душу. Я сделал очередной глоток латте. Решив скоротать ожидание, начал придумывать, как вызволить принцессу из башни и победить дракона в лице Мишеля голыми руками. Из вариантов было разве что оглушить его смачным пением, но и оно не канало. Мишель куда голосистее.

– Я опоздала, – внезапно раздалось рядом со мной, и я пролил кофе себе на пальцы оттого, что сильно стиснул картонную емкость.

– Привет. – Я протянул ей нетронутый стаканчик. – Это тебе.

Алиса дружелюбно улыбнулась.

– Спасибо. – Она взяла кофе и, попробовав его, одобрительно кивнула. – Все, как я люблю.

Гордо вскинув голову, я неловко улыбнулся и, незаметно перехватив кофе другой рукой, вытер пальцы о брюки.

– Рад, что угодил, – кивнул я, а потом сделал к ней медленный и робкий шаг. – Прогуляемся? Погода вроде ничего, радует. Даже ветра особо нет.

– Прогуляемся, – согласилась Алиса и осторожно взяла меня под локоть, который я тут же галантно согнул.

Я не сомневался: мы здорово смотрелись вместе. С Алискиным высоким ростом она доставала мне почти до середины головы, а мои темные волосы контрастировали с ее светлыми, как у альбиноса, прядями. Ее бледная ладошка лежала на моем черном пуховике. Мне показалось, что Алиса совсем замерзла, но кожа при прикосновении оказалась совсем теплой.

Она молча пила кофе. Я не знал, что сказать, и мы брели в молчании. Совесть мгновенно меня уколола: я должен был подготовить темы для разговора и придумать, чем ее развлечь. А пока наше свидание напоминало детскую игру в молчанку. На месте Алисы я бы уже сбежал от такого кавалера, но она словно наслаждалась тишиной, нарушаемой только шумом волн.

– Вы давно здесь живете? Ну, в Морельске? – негромко спросил я.

– Я – всю жизнь. – Алиса сделала еще глоток. – А Мишель всего несколько лет, он переехал из Санкт-Петербурга. Внебрачный сын отца.

– То есть вы не родные?..

– Только по отцу, – кивнула она. – Мамы у нас разные. Моя умерла, когда я была маленькой. А мама Мишеля живет по-прежнему в Питере, насколько я знаю. Он редко с ней общается.

Если сначала мы шли прямо, то теперь Алиса медленно начинала тянуть меня в сторону пляжа. Дорога вела к Жемчужной бухте, и я удивился выбору места для свидания: слишком много плохого связано с этим местечком. Но Алису туда словно тащило рыболовной сетью.

– А отец ваш?.. Что с ним случилось? Ты говорила, он умер…

– Он утонул полгода назад. – Она подавила всхлип. – В Жемчужной бухте.

Я не переставал идти, но внутри появилось ощущение, будто мои ноги сразу ослабли. Жемчужная бухта уже столько раз была на слуху, столько раз мелькала в новостях и забрала столько жизней, что я вновь удивился: почему ее до сих пор не закрыли? Мне казалось, такие места нужно оцеплять колючей проволокой и никого туда не пускать.

Но сейчас бухта становилась все ближе.

– Зачем мы туда идем? – прямо поинтересовался я, остановившись.

Алиса тоже замерла, смяв в руке стаканчик.

– Ты сознательно идешь в то место, которое причиняет тебе боль? – настаивал я, пока она молча смотрела по сторонам. – Мы можем пройтись в сторону тех гор, можем – в любую другую бухту. Но тебя как манит туда!

Она шмыгнула носом.

– Это место заколдовано, – промямлила она. – Туда тянет многих, но мало кто может объяснить зачем.

– И Тасю тянуло так же?

– Наверное, – шепнула Алиса. – Я не знаю. Никто не знает, почему там столько смертей. Но вот сейчас ты спросил, зачем мы туда идем, а я и сама не поняла, как захотела именно к воде.

Настороженным взглядом я оглядел Алису с ног до головы, а потом обернулся на бухту. Кристина тоже ходила туда ночью. И только меня не тянуло совершенно – разве что для того, чтобы разгадать причину странных смертей, к которым теперь прибавилась еще одна. Смерть отца Алисы и Мишеля.

– Пойдем в другую сторону, – решилась Алиса наконец и резко развернулась.

Я за ней еле успел. Если с одной стороны дорога упиралась в лестницу, ведущую к Жемчужной бухте, то с другой возвышалась небольшая скала. Оттуда прыгали клифф-дайверы и просто любители острых ощущений. Я откровенно побаивался высоты, поэтому обходил ее стороной. Прыгунов не смущал даже холод – они натягивали гидрокостюмы и продолжали бесстрашно сигать в воду.

Даже сейчас я увидел несколько фигурок на скале, которые одна за одной улетали в воду, становясь еле видимыми с такого расстояния кругами на воде.

– А твой папа сам утонул… или, ну…

Я не знал, зачем спросил. Во мне опять проснулся сыщик: я хотел сопоставить смерти студентов и Алисиного отца, связать это воедино. Но мне не хватало фактов. Все говорили: несчастный случай. Проклятая бухта. Но как просто вода, прозванная проклятой, может унести столько жизней?

Объяснение оставалось одно. Сирены.

– Сам, – вздохнула Алиса. – Говорят, утопился. Сначала бизнес с жемчугом прогорел, потом на работу не брали, дом чуть за долги не забрали… Мы продали часть жемчуга, расплатились. А он совсем умом тронулся. Тот жемчуг, что ты видел, – немногое, что осталось нам в наследство. Мы продаем его и живем с этого. Иначе с деньгами было б совсем туго…

– Мне жаль… – пробормотал я, но Алиса смотрела только перед собой и пинала мелкие камушки, попавшие с пляжа на брусчатку.

– Если б не Мишель, я бы совсем пропала… А он держит все в своих руках.

– Но ты все же не его собственность.

– Я ему многим обязана, поэтому прислушиваюсь к его мнению. – Алиса нахмурилась.

И я понял, что лучше сменить тему. Каждый раз, когда речь заходила о брате, Алиса становилась серьезной, ее светлое лицо мрачнело и менялось почти до неузнаваемости. Она точно боялась брата, но я никак не мог понять почему.

Набережная заканчивалась, и чем ближе мы подходили к скале, тем все более разбитой становилась брусчатка. По центру она лежала ровным целым узором, а вот по краям совсем разошлась, некоторые фрагменты были выдраны, и между ними пробивались клочья уже пожухлой травы. Мы почти дошли до скалы, остановившись у самого ее подножия.

– А как дальше? – поинтересовался я. – Хотя ты, наверное, не знаешь…

– Почему это?

– Ты не похожа на человека, который прыгает со скалы.

– Мишель прыгал несколько раз, а я ходила с ним. Ты хочешь попробовать?

Задрав голову, я посмотрел на площадку – там уже никого не было, все спрыгнули. Поэтому я запоздало кивнул, а потом неопределенно мотнул головой.

– Я хочу посмотреть сверху на море. Прыгать – не мое.

Алиса улыбнулась одним уголком губ.

– Пойдем.

Она сжала мою ладонь. Мне показалось, что мою руку до плеча прошибло током – таким резким был контраст между моими холодными пальцами и ее теплыми. Алиса еще никогда не касалась меня, поэтому внезапное переплетение пальцев заставило сердце забиться на порядок быстрее – я не сомневался, что пульс ускорялся почти до девяноста. Ее рука крепко сжимала мою, и я стиснул ее в ответ.

Скала славилась острыми утесами и обрывами. Когда мы обошли ее, то увидели небольшую протоптанную дорожку наверх. Она была усеяна острыми выступами, на которые нужно было наступать и за которые хвататься. Алиса полезла первая, я – за ней, чтобы в случае чего ее подстраховать. Но она уверенно шла вперед, почти не придерживаясь руками, а вот я хватался чуть ли не за каждый выступ. Чем выше мы поднимались, тем более пологой становилась тропинка, и вскоре я совсем перестал держаться за выступы. Потом она стала шире и ровнее, почти без острых камней. Мы приближались к вершине.

Алиса в последний раз ухватилась за выступ, сделала рывок вперед и вверх. Я – за ней следом, и мы оказались на просторной скалистой поляне. Травы здесь не было, только скользкая каменная поверхность. Алиса сразу подошла к краю, посмотрев вниз. Я остерегался подходить так близко, но то, как бесстрашно Эйдлен опустилась на колени и наклонилась вперед, меня воодушевило.

– Никого, – заметила она.

– Красиво тут, – одновременно выдал я.

Не желая казаться трусом или слабаком, я подошел к краю тоже, опустившись на колени рядом с Алисой. В колени тут же больно впились мелкие острые камни, равновесие норовило вот-вот меня покинуть. Я посильнее вцепился ладошками в выступ, чтобы ненароком не полететь вниз.

Только благодаря своему тонкому, музыкальному слуху я услышал вдалеке нежное женское пение. Алиса сидела, напоминая загипнотизированную, и я даже щелкнул перед ней пальцами. Она, нервно дернувшись, неловко посмотрела на меня. Уголок ее губ дернулся, будто Алиса хотела что-то сказать, но передумала в последний момент.

– Ты слышишь?

– Прелестно, – шепнула она. – Знаешь, кто это поет? Сирены.

– Ты в них веришь? – в тон ей совсем тихо пробормотал я.

– Я знаю, что они есть. – Она легла на скалу, наверняка ударившись затылком о камни.

Алиса замолчала, и пение вдалеке стихло. Я перевел внимательный взгляд на воду, бесновавшуюся под скалой: так сильно волны разбивались об острые скальные выступы. На мгновение показалось, что среди пены морской мелькнул болотно-золотистый хвост.