Текст книги "Нежеланные часы (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Зик Дэниелс огромен, сложен как футболист, у него широкие плечи и крепкие мускулы. Жесткие края и несгибаемые линии. Черные волосы цвета оникса и глаза цвета серого морского стекла. Напряженные брови. Высокие скулы. Квадратная челюсть. Грубая щетина вокруг восхитительно очерченных губ.
Он очень красив внешне.
Это его внутренности нуждаются в некоторой работе.
– Он просто парень, – шепчу я, хватая блокнот, ручку и ноутбук. – Он просто парень, и это всего лишь один урок. Всего один час. Я могу это сделать.
Я могу это сделать.
Я снова повторяю это себе, прежде чем подойти к нему.
И еще раз.
Пока я почти не верю в это.
Зик
Не могу поверить в это дерьмо.
Возвращаясь к столу, я киплю от злости и раздражения из-за того, что эта маленькая негодница взяла надо мной верх. Чувствую себя идиотом. Пробегая мимо одного студента за другим, я встречаю безымянные лица, полные любопытства и очевидного интереса.
Я оглядываюсь только один раз, прежде чем выдернуть стул и сесть; Вайолет сгорбилась над столом в студенческом офисе. Отсюда я вижу, как шевелятся ее губы, как она глубоко вдыхает и выдыхает, как ее ладони ложатся на поверхность стола. Ее длинные светлые волосы простыней ниспадают на светлую кожу, скрывая глаза.
Словно приняв решение, она выпрямляется во весь рост, а это не так уж много, расправляет плечи и собирает вещи. Решительно.
Она симпатичная, но это последнее, о чем я думаю. Мой взгляд падает на учебник биологии передо мной, полный решимости покончить с этим дерьмовым шоу и закончить курс с приличной оценкой.
Когда Вайолет присоединяется ко мне, ее мелодичный голос звучит громче.
– Окей. Итак, ты можешь дать мне небольшую информацию о том, что вы проходите в классе? У меня есть бóльшая часть информации, но мне нужно заполнить несколько деталей…
Я смотрю, как ее тонкие руки раскладывают перед нами письменные принадлежности. На бледных пальцах три тонких блестящих золотых кольца.
Она закатывает рукава рубашки до локтей, обнажая запястья с браслетами в тон. Я быстро считаю до четырех, каждая с маленьким болтающимся талисманом, металл звенит на деревянной столешнице, когда ее запястье касается поверхности.
Это чертовски раздражает.
Я перефокусируюсь и доношу свое послание.
– Эти вещи все время будут шуметь?
– Какие вещи?
Я устремляю холодный взгляд на ее запястье и поднимаю брови.
– Мои браслеты? Они тебя беспокоят?
– Да.
– П-прости.
Она стаскивает их один за другим, и отставляет их в сторону, на ее небольшую стопку книг. Они блестят под настольной лампой.
Я снова въедаюсь.
– Я терпеть не могу людей, на которых нельзя положиться. Ты понимаешь это?
– Н-нет. Уверяю, я не так уж ненадежна.
– Ты подвела меня на нашем первом занятии. Если это не так уж ненадежно, как ты это называешь?
Вайолет задумалась.
– Я бы назвала это... – она откашливается. – Я бы назвала это страхом. Я ... боялась помочь тебе.
Боялась? Я фыркаю, на самом деле фыркаю носом.
– Почему?
– Почему? – эхом отзывается она.
– Да, Вайолет, почему? Господи, почему ты боялась помочь мне? Я не собирался ничего с тобой делать.
Ее глаза расширяются, и она пытается оставаться профессиональной, оставаться спокойной, но она нервничает, я вижу это по ее глазам. Она принимает решение и выпрямляется в кресле.
– М-мы не с того начали, и за это я... прости.
– Ладно. – Я достаю свой телефон, чтобы проверить время и уведомления Snapchat (Мобильное приложение обмена сообщениями с прикреплёнными фото и видео). – Мы можем использовать оставшееся время по максимуму? Я проваливаю биологию и мне нужна эта работа, чтобы поднять мою оценку.
Короткий кивок.
– Да, извини.
Это еще одна вещь, которая меня раздражает.
– Прекрати это повторять.
– Что повторять?
– Извини. Прекрати извиняться за все, Боже.
– Про... – Вайолет прикусывает нижнюю губу, нервный смешок невольно срывается с ее губ. – Черт, я-я чуть не сделала это снова.
Затем.
Она улыбается.
Мои глаза, черт бы их побрал, останавливаются на этих изогнутых блестящих губах, пока она пытается не улыбаться мне. Показываются блестящие белые зубы. В уголках больших невинных глаз лани появляются морщинки.
Она как сказочная картинка. Как фея.
Такая милая, что меня чуть не стошнило.
Я смотрю на ее руки, аккуратно сложенные на столе, пальцы сжимают бумагу для принтера, мою бумагу, ее ногти коротко подстрижены и выкрашены в светло-лавандовый цвет. На одном из ногтей блестки. Это длинные и тонкие пальцы, подходящие для кого-то настолько маленького, и я понятия не имею, почему я вообще смотрю на них.
Бледная кожа. Безупречная.
Без шрамов.
Без татуировок.
Тем не менее, я вижу, на что эти руки способные, когда они кладут бумагу и берут карандаш со стола. Крепкие руки. Наверное, очень трудолюбивые.
– В качестве предупреждения – я, наверное, повторю это снова, – робко признается она, как будто не может не указать на свои недостатки. – Я часто это делаю. Я не думаю, что смогу удержаться рядом с тобой.
Карандаш в руке парит над листом бумаги с моим именем и информацией на нем.
– Может быть, мне стоит выпустить всех Прости, прежде чем мы начнем?
Выпустить всех Прости?
Господи Иисусе, что это за телка?
– Давай, валяй, – бурчу я, откидываясь на спинку стула и балансируя на задних ножках, скрестив руки на груди, пока Вайолет делает глубокий вдох. – Давай. Выпусти их.
– ПростиПростиПростиПрости – выдыхает она одним долгим вздохом. Потом: – Фух! Это было здорово!
Даже я, с моей твердой задницей, должен признать, что это было чертовски мило; я почти улыбаюсь.
Почти.
– В любом случае, приношу свои извинения за то, что было ранее. Надеюсь, мы сможем начать все сначала.
– Да, неважно.
– Отлично. Хорошо. Теперь, когда с этим покончено. – Она откашливается и продолжает с видом деловитости: Она более уверенна. – Думаю, нам пора начинать. У нас есть, – она оглядывается на часы, прикрепленные к стене, – примерно пятьдесят минут, плюс-минус. Если, конечно, ты не хочешь работать допоздна?
Ни в коем случае я не останусь здесь дольше, чем нужно.
Мое «нет» выходит резче, чем предполагалось.
И вот так просто её удовольствие исчезает.
Губы Вайолет приоткрываются, и она тихо произносит:
– Я понимаю, – прежде чем заправить прядь волос за уши.
Ее пальцы перебирают бумаги перед собой, и она складывает правый край, беспокойно проводя ногтем по складке, ковыряя его.
– Хорошо. Так почему бы тебе не сказать мне, на чем ты застрял и с чем тебе нужна помощь.
Вместо того чтобы сказать ей об этом, я открываю папку, вынимаю свои заметки и проспект проекта, с которыми я боролся, и протягиваю ей через гладкую поверхность стола.
Пока она читает, я открываю учебник.
Мой указательный палец пробегает по странице, останавливаясь на абзаце, который я выделил оранжевым маркером, том самом абзаце, который мне приходилось читать и перечитывать по меньшей мере дюжину раз, потому что я не могу понять, как я должен писать статью, основываясь на той небольшой информации, которую я нашел.
Нет адекватной информации для написания информированной статьи по моей теме, а моя оценка зависит от этого эссе.
Вайолет просматривает проспект, недоуменно нахмурив брови.
– Ты выбрал тему?
– Да.
Я листаю открытую папку, выуживаю и протягиваю ей еще один листок с записями от руки. Она берет его, читает и поднимает глаза.
– Ты пишешь об этом статью?
– А что не так? – ухмыляюсь я.
Она читает бумагу.
– «Б-биологические и генетические, в противовес с моральными последствия рождения ребенка у двоюродных брата и сестры»?– Пауза. – Хм... – она садиться прямо в своем кресле.
– Умно, не правда ли? – Я и сам вполне доволен.
Вайолет краснеет.
– К-какие у тебя вопросы по этому поводу?
– Наверное, мне трудно найти факты, подтверждающие мою точку зрения.
Она колеблется, морщит нос.
– Такие факты, как...э-э ... многофакторные расстройства?
Мои брови удивленно поднимаются. По-видимому, маленькая заикающаяся тихоня действительно шарит в своём биологическом дерьме.
– Многофакторные расстройства, – повторяю я. – Так вот как это называется, когда ребенок физически измучен траханьем родителей?
Вздрагивание. Румянец.
–Б-больше похоже на хромосомные дефекты, но, полагаю, ты это имеешь в виду.
– Так и как же мне изложить это в письменном виде?
– Ты вообще гуглил эту тему?
Пфф. Она что, считает меня идиотом?
– Конечно.
Теперь она вся в рабочем процессе.
– Какие ключевые слова ты использовал при поиске?
– Инцест, секс с кузенами, эмбриональный алкогольный синдром. – Слова слетают с кончика моего языка, и, судя по выражению ее лица, она не впечатлена. – Что это за ужас? Почему у тебя все лицо красное? Разве это не точные описания?
– Это ужасные ключевые слова.
– Слушай, мне действительно насрать, если кто-то трахает свою кузину. Я просто вытащил тему из задницы ради того, чтобы закончить эссе, и не хотел скучать до слез, написав его. Итак, можем ли мы опустить всю шокирующую девственниц рутину и двигаться дальше?
Я стучу по столу концом ручки.
–Т-ты абсолютно... – пауза. – Ты уверен, что хочешь продолжить исследование этого вопроса? – В голосе Вайолет слышится неуверенность. Ее бледные брови изогнуты, нижняя губа задумчиво выпячена.
– Что? Эта тема тебя смущает?
– Нет.
– Отлично, потому что сомневаюсь, что у тебя есть лучшее предложение.
Она прикусывает нижнюю губу.
–Н-ну, на вскидку не скажу, но я уверена, что, приложив немного усилий, мы вместе могли бы придумать.
Она выглядит такой обнадеженной и смехотворно наивной.
– Вместе? – Ради всего святого.– Ну разве ты не прелесть?– нахмурился я, потому что, честно говоря, я ненавижу все в этом разговоре. Быть здесь с ней. Нуждаться в репетиторе. Мысль о сотрудничестве с ней?
Маленькая, милая, заикающаяся Вайолет и я?
Нет.
Смешно в своей абсурдности.
Я бы не выбрал ее для помощи и за миллион гребаных лет.
Я хочу закончить работу, а не писать любовные поэмы науке и биологии.
Но есть кое-что, что меня интересует.
– Так в чем же дело с тобой и этим ребенком?
Ее светлые брови приподнимаются.
– С-Саммер?
– Ты нянчишься с другими надоедливыми детьми, которые опрокидывают дерьмо в продуктовом магазине?
Вайолет перестает делать заметки достаточно долго, чтобы пожать своим изящным женственным плечам.
– Она ничего не опрокидывала. Она была любопытна и взволнована.
Я смотрю на неё, не убежденный.
Она сглатывает.
– Я не ее няня, я ее четверг.
– Ее четверг. Что это значит?
– Ее мама учится з-здесь, так что в рамках ее обучения, студенческие службы предоставляют няню до десяти часов в неделю, бесплатно, и я-я ...
– Нянчишься с ней по четвергам.
Она кивает.
– Родители Саммер являются частью программы помощи обучающимся с детьми. Ее отец только что закончил интернатуру, а у ее мамы есть история и лаборатория по четвергам, так что, пока она в классе, я-я провожу время с Саммер.
– Что, черт возьми, ты делаешь в течение трех часов с четырехлетним ребенком?
– Вообще-то ей с-семь. Такая милая, маленькая куколка. Мы рисуем и делаем поделки. Делаем её домашнее задание. Ходим в парк.
Милая. Куколка.
Боже всемогущий.
– В парк?
– Да, знаешь, место с качелями, каруселями и горками? Игровыми комплексами. Забавными вещами? Ты ведь знаешь, что такое веселье?
Я прищуриваюсь: она смеется надо мной?
Я не подозревал в ней сарказм или язвительность, но внешность часто обманчива. Внезапно ухватившись за тему, которая ей нравится, она болтает о чертовом парке, как будто мне не насрать.
– На Стейт-Стрит есть очень хороший парк, рядом с административным зданием, почти между кампусом и центром города…
Я нетерпеливо обрываю ее:
– Я плачу не за то, чтобы узнать, где находится местный парк. Я плачу тебе за помощь с биологией.
Она краснеет, как я и ожидал.
– Точно. П…
Прости.
Она вовремя спохватывается.
Глава 3.
«Ты снова с ним встречаешься? Девочка, ты действительно наслаждаешься месяцем ЧЛЕНтябрем, не так ли?»
Зик
Как я оказался в парке на следующий день, точнее, в четверг, понятия не имею. Я думаю, это как-то связано с тем, что мне некуда было привести этого долбаного ребенка, с которым я был связан в течение следующих нескольких недель.
Когда я в первый раз вижу его в Центре Больших Братьев, он сидит в кресле и болтает с какой-то дамой за столом, как будто они делали это сотни раз.
Все разговоры прекращаются, когда я вхожу в дверь. Я подхожу к стойке, заполняю бумаги, прикрепленные к планшету, и ловлю взгляд седовласой секретарши за столом.
Она подкатывается ко мне на стуле, вглядываясь в меня через толстые фиолетовые очки.
– Ты опоздал, а твой маленький приятель ждет уже восемь минут.
Она что, добровольная полиция? Восемь минут – это не так уж много.
Я пожимаю плечами.
– У меня был урок.
– С этого момента старайся приходить вовремя, а то тебя накажут. – Она выхватывает у меня из рук блокнот, смотрит на мои нацарапанные ответы и спрашивает: – А где вы с Кайлом проведете сегодня два часа?
Кто такой Кайл, черт возьми?
– Кто такой Кайл?
Женщина, Нэнси, если верить ее бейджику, наклоняет голову, мотая подбородком в сторону задней стены. Мальчик в кресле сидит, свесив ноги – на вид ему не больше десяти-одиннадцати лет, и смотрит из-под широких полей бейсболки «Окленд Эйс».
Мне придется провести следующие два часа с этим ребенком?
Дерьмо.
Я стараюсь не морщиться, но безуспешно.
– Ну? Мне нужен ответ. – Она подмигивает парню на скамейке, а ее пальцы парят над клавиатурой на столе, готовые ввести место моего свидания с моим новым младшим братом. – Куда ты повезешь Кайла?
– Куда?
– Да, Мистер Дэниелс, – нетерпеливо объявляет она. – Где вы будете и что будете делать со своим младшим? Какие мероприятия? – Она говорит так осторожно, будто я не понимаю. – Мы должны знать конкретную информацию из-за ответственности.
Нэнси поджимает губы и складывает руки на груди.
– Эта информация была в информационном пакете, который вы подписали, когда вступили в программу, должна добавить, неохотно. Вы подписали заявление о том, что ознакомились с правилами и положениями нашей организации. Что-нибудь припоминаете, Мистер Дэниелс?
Да, я сделал это.
Ясно, что я ни хрена не читал.
– Думаю мы… – Я смотрю в зеркало над Нэнси и хмурюсь, когда вижу отражение маленького ублюдка, Кайла, закатившего глаза за моей спиной. – Поблизости есть парк, куда бы мы могли дойти пешком, чтобы мне не пришлось сажать его в грузовик? Тот, что на … Стейт-стрит.
– О боже, – бормочет Нэнси. Она берет себя в руки. – Общественный парк Гринфилд или Национальный округ Централ? – Руки Нэнси подняты и парят над клавиатурой.
– Есть парк под названием Национальный округ Централ? Похоже на тюрьму, – невозмутимо бормочу я.
– Видите ли, Мистер Дэниелс, в округе есть несколько парков, и это два из них. Если вы ищете тюрьму, – она оглядывает меня с ног до головы, поджав губы, —то ближайшая находится в сорока минутах езды к северу.
– Семь парков, – услужливо вставляет тоненький юный голосок. – Во всем городе семь парков.
– Отлично. Угу. Думаю, я выберу Общественный парк Гринфилд.
– На Стейт? – Пожилая женщина печатает. – Просто для ясности.
Черт возьми, Нэнси, какая разница?
– Точно.
Нэнси поднимает голову.
– Если вы встречаетесь здесь, всегда регистрируйте время начала и окончания на планшете. Если нет, пожалуйста, напишите нам на почту или напишите СМС со своими часами. Кайл знает правила. – Она одаривает его улыбкой и подмигивает. – Не забудь показать новичку, что к чему, Кайл.
Еще одно подмигивание.
Кайл спрыгивает со скамейки, и мы уходим.
– Похоже, я застрял с тобой, малыш. Постарайся меня не раздражать.
Грязный пацан, о котором идет речь, не отвечает.
Вместо этого, он занят тем, что движется по направлению к краю тротуара, чтобы избежать меня, увеличивая расстояние между нами, насколько это возможно, когда мы идем к парку возле здания «Старших братьев». Малыш – Кайл, балансирует на бордюрах, ходит по траве, под деревьями, уворачиваясь и плетясь по дороге.
Его потертые черные кроссовки с нулевым протектором взбираются на очередной бордюр. Он несется вперед по крайней мере на тридцать шагов, как будто гончие ада кусают его за пятки, может быть, так и есть, при виде…
Меня.
Приближаясь к Общественному парку Гринфилд, месту, о котором вчера говорила Вайолет, я пытаюсь его обуздать.
– Не бегай повсюду. Тебе, наверное, стоит вернуться сюда.
Он игнорирует меня.
– Я, блядь, с тобой разговариваю, парень.
– Я, блядь, слышал тебя, – отвечает он, его подростковый голос срывается с фальшивой бравадой, которая не достигает его позы. Он поправляет козырёк кепки, чтобы лучше видеть меня.
Согласно его досье, Кайл Фаулер, четырехклассник, который проводит большую часть времени в общественном центре, пока его мама работает. Согласно досье, он тихий, уважительный и проявляет склонность к спорту, его любимое занятие – футбол.
Футбол? Да бросьте.
Но, по моим наблюдениям, Кайл Фаулер – заносчивый сопляк, обиженный на весь мир, даже больше чем я, и с отвратительным ртом.
Я прищуриваюсь.
– Эй, следи за языком.
Он даже не моргает.
– Ты следи за своим языком. Мне одиннадцать.
Я останавливаюсь и скрещиваю руки на груди.
– Послушай, если мы собираемся провести вместе несколько месяцев, самое меньшее, что мы можем сделать, это попытаться поладить.
Для моих собственных ушей это звучит так же раздраженно, как и для него.
Его ответ – отвращение, сопровождаемое ворчанием, когда он забирается на деревянный стол для пикника и поворачивается спиной.
– Мне не нужно с тобой ладить, придурок. У меня есть я. – Он тычет указательным пальцем в свою костлявую грудь.
– Слушай ты, маленькое дерьмо…
Он обрывает меня:
– Я скажу маме, что ты все время ругался на меня, а потом тебя вышвырнут из этой дерьмовой программы.– Он показываем мне средний палец.
– Клянусь Богом, парень, если ты не прекратишь, я …
– Что ты сделаешь? Настучишь на меня?
Мои ноздри раздуваются. В чем, черт возьми, проблема этого ребенка?
– Почему ты участвуешь в этой программе, если так ее ненавидишь? Насколько хреново у тебя дома?
– Я никогда не говорил, что ненавижу её, и это не твое собачье дело. – Кайл делает паузу, прежде чем направить еще один взгляд в мою сторону. Его маленькие измученные глазки сужаются на меня через плечо. – Я знаю, зачем ты это делаешь. Кто-то тебя заставляет.
– Неважно. – Я проверяю время по телефону. – Мы должны убить час и сорок пять минут, прежде чем я смогу вернуть тебя, так что ты хочешь сделать?
Он поворачивается ко мне, закатывая глаза за стеклами очков.
– Не сидеть же в этом дурацком парке. Зачем ты привел меня сюда? Здесь не хрен делать. Парки для детей.
– Я не возьму какого-то неряшливого ребенка кататься в моем грузовике, так что смирись.
– Я не грязный.
– Да, конечно. Я не знаю, где были эти руки.
Я ошибаюсь, или его плечи поникли?
– Мой последний старший брат по крайней мере кормил меня, когда я был голоден.
– Я выгляжу так, будто мне не все равно, голоден ты или нет?
– Нет. Ты похож на гигантскую задницу.
– Это потому, что я и есть гигантская задница.
Господи, неужели я только что назвал себя задницей? Я собираюсь опуститься до уровня этого ребенка?
Я провожу ладонью по лицу и мысленно считаю до пяти, чтобы восстановить терпение.
Пока я это делаю, Кайл оттолкнулся от стола и направился к качелям, волоча свои теннисные туфли по грубой древесной стружке. Вместо того чтобы сидеть на качелях, он хватает одну из них за сиденье и с силой толкает, заставляя ее лететь по воздуху. Цепи лязгают и ударяются о металлический столб, вызвав раздражающее эхо в тихом парке.
– Прекрати это дерьмо, – раздраженно кричу я со своего места на столе для пикника. – Ты нарушаешь покой.
Да, мой покой.
Он не обращает на меня внимания, и его бледные костлявые руки снова с силой толкают сиденье.
– Эй! – Мой голос гремит. – Я сказал, прекрати это дерьмо.
Не знаю, почему меня это волнует, он оставил меня в покое и занимается своими делами, как я ему велел, но, по какой-то причине звон металла действует мне на нервы. Это меня раздражает.
– Ты собираешься сесть и качаться на этой штуке, или все время будешь меня раздражать? – Рычу я низким голосом, полным нетерпения.
Кайл бросает еще один хмурый взгляд через свое худое плечо, грозовая туча негодования проходит через его темно-синие глаза, прежде чем яркие лучи солнца делают его выражение непроницаемым.
Моя челюсть сжимается в натужном вздохе. Это сложнее, чем я думал.
– Хочешь, я тебя подтолкну?
Боже, что я говорю? Не думаю, что за всю свою жизнь я когда-либо кого-то качал на качелях. К тому же, ему одиннадцать, разве он не должен знать, как качать самому?
– Пошел. Ты.
Он отпускает сиденье зеленых качелей, возобновляя свой путь через щепки к игровому комплексу, по пути пиная носком теннисных туфель слой щепок.
Он уже на извилистом спуске, когда я снова проверяю телефон и стону. С момента последней проверки прошло всего восемь минут.
Я нажимаю кнопку, чтобы открыть приложение Spotify, в неудачной попытке утопить себя в музыке.
– Ты не должен говорить по телефону во время наших занятий, – кричит он мне. – Возможно, если бы ты прочел руководство, то знал бы, что это строго запрещено, если только это не абсолютно необходимо для повышения качества наших отношений.
– О, да? – Кричу я в ответ, закрывая приложения и засовывая телефон в задний карман. – Что ещё мне нельзя делать?
– Тебе-то что? Ты уже нарушил пять правил.
Да?
– Ладно, умник, и какие правила я нарушил?
Кайл крадется в мою сторону, размахивая костлявыми руками. Он останавливается передо мной, держа руки на поясе своих черных спортивных штанов.
– Ну, для начала, ты не должен ругаться при детях. Все это знают.
– Ты справишься с этим? – Я скрещиваю руки на груди. – Что еще?
– Ты должен был сказать маме, куда меня везешь.
Боже.
– Твоей маме?
– Ага. И ты не должен оставлять меня одного.
– О чем ты говоришь? Я прямо здесь, черт возьми.
– Да, но ты просто позволил мне побродить вокруг. Ты хочешь, чтобы меня украли? – Он раскидывает руки в стороны, размахивая ими, чтобы показать, что я позволяю ему бродить по парку без присмотра. – Ты должен проводить время со мной.
– Малыш, ты хочешь проводить время со мной? Я засранец, помнишь? Две минуты назад ты назвал меня гигантской задницей. Помнишь?
Молчание отвечает на мой вопрос.
– Малыш, серьезно?
– Меня зовут Кайл.
– Ладно. Кайл. Что ты тогда хочешь делать? Кататься на велосипедах? Скейтборд? Сразу говорю, я не собираюсь быть тем, кто придумывает дерьмо для нас.
– Скейтбординг и езда на велосипедах? Это то, чем ты занимаешься в парке, и я только что сказал тебе, что ненавижу это место.
– У меня нет других идей. Прости.
Кайл теребит молнию своей поношенной куртки.
– Разве у тебя нет крутых друзей, с которыми мы могли бы потусоваться?
Я тут же вспоминаю Вайолет и Саммер, которые, вероятно, сейчас развлекаются.
Я отмахиваюсь от этой мысли, раздраженный тем, что он не может быть счастлив, раскачиваясь на качелях и взбираясь на столы для пикника и прочее дерьмо, как нормальный ребенок.
Почему его нужно развлекать?
– Может, в следующий раз, посмотрим. – Затем: – Не возражаешь, если я проверю время, о, Хранитель правил?
Кайл усмехается.
– Без разницы.
Девяносто семь минут с этим ребенком. Еще сто двадцать семь до тренировки по борьбе. Двести шестьдесят две минуты до того, как я смогу захлопнуть дверью своей спальни в этот дерьмовый день.
– Мы должны терпеть друг друга только в течение следующего часа и тридцати семи минут. Ты можешь с этим жить?
Парень смотрит на меня сверху вниз, большие карие глаза обрамляют худое лицо с бледной кожей. Темные веснушки на переносице похожи на грязь. Растрепанные, торчащие в разные стороны волосы придают ему дикий вид.
Он делает глубокий вдох.
– Ты... – выдыхает он. – Отстой.
Глава 4.
« Клянусь, он так же возбуждается от звука открываемой упаковки презерватива, как моя собака, когда я открываю пакет с едой»
Вайолет
Зик не возвращался в библиотеку несколько дней. Ни для учёбы. Ни для репетиторства. Ни для чего.
Не могу сказать, что удивлена.
Не могу сказать, что разочарована.
Я чувствую облегчение; вся неделя была пронизана напряжением. Каждый раз, когда дверь в библиотеку распахивалась, я буквально задерживала дыхание, чтобы увидеть, будет ли там стоять Зик Дэниелс.
Я знаю, что он еще не закончил работу, даже близко не закончил, поэтому не могу понять, почему он не вернулся.
Если только он не может вынести занятий со мной.
Я думаю об этом, когда мы с Саммер идем к месту для пикника, держась за руки в четверг днем. Мы легко нашли столик, и я принялась расстегивать наши рюкзаки, доставая книги, бумагу и принадлежности для рукоделия.
– Как поживает твоя мама? – Спрашиваю я, вынимая спиральный блокнот и держа его, когда поднимается ветер.
– Хорошо. Она устала, но у нее есть ещё один… как это называется, когда ты ходишь в школу?
– Семестр?
– Да. Остался один. Мы снимем квартиру с папой или что-то вроде того, чтобы можно было переехать из дома бабушки и дедушки, когда она выпустится.
– Квартира! Это потрясающе! – Я сжимаю ее плечи. – У тебя будет своя комната?
Она закрывает и сжимает крошечные глаза. Через секунду они возбужденно открываются.
– Думаю, что да!
– О, это здорово!
Так оно и есть. Отец Саммер, Эрик, только что получил диплом и стажируется в одной из крупнейших корпораций города, одном из крупнейших работодателей в округе. Он процветает, мама Саммер, Дженнифер на пути к выпускному, и их маленькая семья, наконец, будет вместе.
– Эй, – прерывает мои мысли Саммер, тыча в мое предплечье карандашом. – Вон тот мальчик.
Я поднимаю голову.
Оборачиваюсь, ожидая увидеть настоящего маленького мальчика, но вместо этого вижу Зика Дэниелса и ребенка.
– Ч-что, чёрт возьми, он здесь делает? – С опаской спрашиваю я вслух, чувствуя, как в животе нарастает напряжение.
– Играет? – предлагает Саммер с надеждой.
Только это не так.
Зик нахмурив брови, идет по траве в сторону буйного мальчишки, который буквально бегает вокруг него кругами. Он уткнулся носом в телефон.
– Может, прекратишь это дерьмо? – Я слышу, как он громко жалуется. – Ты сводишь меня с ума.
– Ты самый раздражительный человек на свете! – кричит мальчик, взбираясь на горку и спрыгивая, пронзая воздухом в стиле ниндзя. – Ты отстой!
Когда его ноги падают на землю, ребенок начинает бегать, ботинки подбрасывают куски песка вокруг горки.
– Повзрослей! – Кричит ему вслед Зик.
Это почти комично, и я сдерживаю смех.
Он останавливается, когда замечает Саммер и меня за столом для пикника, его глаза закатываются.
– Я не слежу за тобой, – сварливо говорит он, подходя к столу.
Я занята тем, что переставляю содержимое крошечного рюкзачка Барби Саммер, чтобы не смотреть прямо на него.
Я протягиваю ей блестящие наклейки с принцессой и полупустую упаковку апельсиновых «Тик—Так».
– Я-я не думала, что ты следишь за мной. – Я посылаю ему слабую, почти покровительственную улыбку. – Я не из тех девушек, которые вдохновляют таких парней, как ты, ходить за ней по пятам.
О боже, что на меня нашло, чтобы сказать такое?
Слава богу, Саммер прерывает меня, дергая за рукав рубашки.
– Ви, можно я пойду поиграю с этим мальчиком? – Спрашивает Саммер, уже наполовину соскочив со скамейки и направляясь к маленькому Зику-младшему, который сердито расхаживает по детской площадке.
Вау. Они отлично подходят друг другу, и мне интересно, как Зик Дэниелс был выбран, когда «Старшие братья» рассматривали заявки добровольцев. Такие организации не берут кого попало. У них есть стандарты. Ожидания.
Я очень сомневаюсь, что Зик с ними знаком.
– Конечно, милая. – Я кричу ей вслед: – Будь осторожна. Не бегай!
Вздох.
Зик бросает на меня странный взгляд, следит за моими движениями, особенно когда я перебрасываю через плечо французскую косу. Его светлые глаза останавливаются на розовом цветке на моей резинке.
Он качает головой и смотрит на мальчика, теперь сидящего на песке рядом с Саммер. Они работают вместе, лепят небольшую кучу и втыкают в землю вокруг нее палки, похоже на замок со стеной.
Зазвонил сотовый Зика, он берет его в ладонь, но не проверяет.
– К-как продвигается твое эссе по биологии? – Я хочу, чтобы мое заикание исчезло, но сегодня оно меня не слушает. – П-почти закончил?
– В процессе.
Я моргаю, пытаясь понять, есть ли в этом скрытый намек.
– Хочешь, я взгляну на него до того, как нужно будет сдавать? – Рискую предположить я. – Откорректирую для тебя?
– Я уверен, что справлюсь.
– Я тоже так думаю, но дай мне знать, если передумаешь.
Я смотрю на мальчика, который осторожно помогает Саммер взобраться на качели.
– Мы должны позвать их сюда и начать работу с Саммер. Я знаю, что им весело играть, но она хотела сделать маме открытку на день рождения.
Я кричу, чтобы они присоединились к нам.
– Наверное, нам лучше уйти – он не хотел сюда приходить, мне пришлось его заставить.
– Зачем же ты привел?
– Потому что мне все равно, чего он хочет?
Я смотрю на него, бросая свой лучший скептический взгляд. Я пытаюсь пробраться через его дерьмо, предполагая, что оно по пояс, но не отвечаю ему.
– Кроме того, – продолжает Зик. – Я не знаю, как ещё развлечь маленького засранца.
Аааа, теперь понятно.
– Как насчет бейсбольной площадки?
Он поднимает брови.
– Я похож на бейсболиста?
– Нет, но я-я держу пари, ты хорош в этом.
– Черт возьми, это точно.
Поговорим об эго.
– Ты занимаешься спортом? – Он должен, с таким-то телом. Я спрашиваю, как можно небрежнее, стараясь не пялиться на него.
– Да, я занимаюсь спортом.
– К-каким?
– Борьбой.
– Ты борешься?
– Да. Слышала когда-нибудь?
Сарказм очевиден и меняет тон нашего разговора. Напряжение наполняет воздух.
– Ага. Думаю, я не осознавала, что она есть в Айове.
Я никогда не думала, что он может выглядеть шокированным, но это так.
– Ты это серьезно?
– Да. Думаю, атлетика – последнее, о чем я думаю.
Я избавлена от его ответа, когда дети неохотно присоединяются к нам, волоча ноги по траве.
– Парк отстой, – ворчит мальчик.
– Угу! – соглашается Саммер, присоединяясь к парнишке.
– Я слышала, ты не фанат парка, – поддразниваю я с легким смешком, ставя перед Саммер лист бумаги, карандаши и наклейки, чтобы она могла начать свой проект. – Но, может быть, мы придумаем что-нибудь еще для вас двоих. Как думаешь?
– Это глупо, но ему некуда было меня отвести.
– Есть миллион мест, куда можно пойти! – Я поворачиваюсь к Зику. – Давай обсудим еще кое-какие идеи.
– Нет.
О, Боже, что за брюзга.
Я игнорирую его, обещая позже составить список развлечений, и поворачиваюсь к мальчику.
– Как тебя зовут?
– Кайл.
– Что ж, Кайл, очень приятно познакомиться. Я Вайолет. – Я протягиваю ему лист бумаги. – Я знаю, что ты старше, но хочешь сделать поделку? Твоя новая подруга, Саммер, делает маме открытку.
