Текст книги "Серебряный вечер (ЛП)"

Автор книги: Сандра Вог

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Высокий, темноволосый и бледнокожий даже посреди лета. Тихий, терпеливый, серьезный и остроумный, что редко замечали в нашей деревне. Я знала лицо Райфа лучше своего, ведь не могла прекратить смотреть на него, поглядывать в тайне краем глаза. Я заметила, что Кэт стала ему неинтересной. Я заметила, что он находил причины, чтобы приходить к нашему прилавку и к общему колодцу за водой в то же время, что и я. Я заметила, что он смотрит на меня порой, и радовалась этому в душе. Я лежала на кровати по ночам и представляла его улыбку, желала тот поцелуй, что он отдал Кэт. Я представляла, как он признается в чувствах, представляла наше милое будущее – муж, жена и дети у очага. И я хранила все эти секреты. Они были моей глупостью. Моей потерей. Я могла говорить напрямую о многом, но не о любви. Этот выбор я сделала еще очень юной. Мне нравилось быть Целителем, я хотела стать лучше, может, даже получить статус Белого Целителя, потому решила не выдавать свои чувства, всегда выглядеть спокойной и смотреть на все ясно. Если Райф попросил бы моей руки, это было бы хорошо, но я не собиралась выбирать его сама. Я думала, что это было слишком смело и эгоистично. Я думала, что это не имело значения.

Бабушка сказала:

– Любовь не ослабляет дар, – словно она знала о моих мыслях. Но я молчала. И Райф терпел.

Но не в тот день, когда угроза Тротов нависла над деревней. Это было после рынка, я сложила корзинку, попрощалась и шла уже мимо дома госпожи Керен, когда Райф встретил меня и за локоть отвел за угол ее дома, где крепко обнял.

Он поцеловал меня. Это был не первый мой поцелуй, но самый лучший. Он целовал мои щеки, волосы, держал ладонями мое лицо, смотрел мне в глаза, запоминая меня. А потом быстро ушел, не потребовав моего ответа.

А позже колокол прозвенел тревогу, Троты завыли. Райф лежал с разорванной грудью на площади, а мои лунные волосы стали красными от его крови. Я не двигалась, отчасти удивленная, отчасти желавшая, чтобы Трот сломал мою шею, но его убил Всадник, промчавшийся мимо.

Мы так и не признались друг другу. Ларк сказала Райфу, что я любила его, она передала мне его слова. «Любовь не может умереть», – это просил сказать мне Райф. И хотя Ларк вмешалась, было уже поздно, поздно для всего, кроме слов. Все секреты были впустую, они ни к чему не привели.

«Любовь не может умереть». Но эта умерла. И мне остались лишь страшные воспоминания и кольцо.

* * *

Руки крепко цеплялись за колени, пальцы побелели. Я медленно отпустила их, закрыла сумку с неиспользованными травами. Но я слабо улыбалась, ведь еще не была сломлена. У меня был другой план смерти: болота Руд. Я слышала о них на рынке, это место было просторным и пустым, человек мог затеряться в камышах, а питаться там было нечем. И это давало мне надежду, что если я не могу подавить инстинкт Целителя, болота сделают это за меня.

Мне сказали идти на запад. Я была уже близко. И вещи уже высохли.

* * *

Лунный свет облегчил путь. Я шла ночь, за ней еще одну, немного спала и все дальше удалялась на запад. Я была слишком далеко от Мерит, чтобы понимать, какую деревню прошла, чтобы узнавать ленты на их площади. Я измеряла направление по восходу, немного свернула на юг. Если пойти на север, я попаду в город Тир. Я слышала, что это место было ужасным, там я оказаться не хотела.

Я прошла мимо труппы актеров, что расположились на берегу пруда. Их колокольчики звенели на ветру, напоминая о фестивалях, акробатах и пантомимах.

– Какие новости? – спросили они про города на востоке. Я сказала, что все так же, как и на западе: праздновать нечем, фермеры обеднели, не могли платить за развлечения.

Мы пожали руки в месте, где делились едой, хотя делиться было нечем. Я собралась уходить, но меня поманил ребенок, указывая на воду. Она хотела, чтобы я привлекла водоплавающую птицу, что плавала посреди пруда, пытаясь держаться ровно. Пруд не был глубоким, но никто не мог плавать. Я сбросила сандалии, подвязала юбки и вошла в воду. Черно-белая птица напоминала большую утку, но я такую еще не видела. Я провела ладонью под животом птицы, медленно повела ее к берегу. На земле птица дернулась и застыла, мы склонились над ней.

– Она мертвая? – спросила, хмурясь, девочка.

Я покачала головой.

– Нет, смотри, – я коснулась крыла, и птица расправила его. И я тоже нахмурилась. Я такого еще не видела: перья птицы были опалены, словно их срезали горячим мечом, темная линия виднелась по краям, все еще пахло металлом.

Мы окружили птичку пригоршнями травы и мха, оставив ее на берегу.

– Исцелить это нельзя, – сказала я. – Перья вырастут снова. Но птица далеко от дома, и это она должна сделать сама, – но девочка была рада и тому, что я спасла птицу. Я пошла дальше.

Водная птица тонула, крылья были обожжены. Такая жестокость не была доступна Тротам.

Что-то темное проникло в наш маленький мир.

* * *

День, ночь, снова день, пейзаж был скучным, а еды становилось все меньше. Зелень превратилась в коричневые земли, вскоре я прошла последние деревья и оказалась среди тусклого места.

Болота Руд.

Мне пришлось остановиться и рассмотреть густые заросли камышей передо мной, что вырывались из грязи и были вдвое выше меня. Они тянулись с севера на запад. Я шла вдоль границы. Здесь кончались тропинки, многие не решались зайти туда. Но я нашла проем среди камышей и пошла сквозь них, сквозь узкий проход. Так было лучше, чем идти через заросли. Болота тоже так решили. Подул ветерок, касаясь дыханием моих щек. Камыши словно хлопали, приветствуя.

Я открыла сумку, вытащила флягу с водой и последние кусочки сушеного мяса и моркови. Я оставила их у края зарослей как подношение тому существу, что могло здесь пройти. Мне остались лишь трофеи из дома, миньон и яды. Я закрыла глаза, подставила лицо последним лучам солнца и улыбнулась.

Поправила сумку и пошла дальше.

Путь пролегал по твердой земле. Другие тропинки обрывались тут и там, я заглядывала за повороты среди камышей, касалась их стеблей. Все тропинки все равно возвращались к узкому проему меж стен камышей. Я шла дальше. Стало тихо, не было даже шелеста. Не было и тени, лишь серый свет. Шли минуты, может, часы.

Рвение уступало перед однообразием. Я представила рядом Райфа, представила Ларк. Представила, что я не иду одна.

Я вспомнила, что хочу пить. По привычке я отломала стебель и выпила сок из него, хоть на вкус он и был словно гнилые листья. Я, не думая, развернулась и пошла обратно, остановилась и фыркнула. Как глупо было идти по безопасной тропе, инстинкт Целителя вел меня через болота. Я чувствовала зов воды, помнила, где оставила на траве крохи еды. Я боролась с собой, чтобы остаться.

Я решила сделать быстро то, что точно должно было завести меня далеко, чтобы я не вернулась. Я закрыла глаза, закружилась, пока меня не начало покачивать,… и бросилась в камыши. Расталкивая руками лес камышей, я прошла десять шагов, двадцать, еще немного, а потом открыла глаза.

Я была по щиколотку в грязи. Передо мной была тропа, и я побежала по ней, свернула в стену камыша. Никаких троп! Нужно идти в заросли.

Камыши ломались, качались, с их пушистых корон сыпалось, словно снег. Я выбралась на третью тропу, пересекла ее, оказалась на другой.

– Хватит! – зло шипела я. – Хватит находить меня! – кто еще здесь был? Никто не пришел бы сюда без причины. А впереди был грубо сделанный мост, лежавший поверх глубокой лужи. Я выругалась, развернулась и пошла по колено в зеленой склизкой грязи. Я споткнулась, ударилась о камыши. Я пересекала все больше троп, пока не разозлилась из-за невидимых исследователей, что протоптали тут пути. Я топнула ногой по грязи:

– Забери меня! – кричала я болоту. – Давай. Забери!

Я ждала. Шелестел камыш.

Я развернулась и снова побежала. Сломанные стебли, обломки камыша. Дальше, Эви, дальше. Я шагнула на зловонную землю. Задыхаясь и отплевываясь, я подняла голову, протерла глаза и посмотрела на то, что не дало мне провалиться.

Там был мостик, тот самый. Единственная тропа. Остальные я протоптала сама, бегая кругом. Инстинкт Целителя снова сработал.

Странный звук сорвался с губ. Я не могла потеряться, я не могла уйти с пути, чтобы не вернуться. Я опустилась на землю, забыв о болоте вокруг. Я вытащила сумку, развязала и вытащила тис, решившись. Толпа камышей уже не хлопала, а недовольно шептала. Я зарычала на них, они притихли. Я закричала:

– Вам не понять: я хочу этого! Райф ушел! – мой голос был несчастным. – Вам нравится одиночество. А мне оно не по душе.

Но я уже не была одна.

Кто-то не пытался скрываться. Он просто шел неровным шагом, хлюпая грязью, хромая. Забираясь все дальше. Я недовольно спрятала тис в сумку и встала.

Через миг камыши зашумели…

На глаза показался старик.

Глава 3

И не просто старик. Страшный старик. Он был кривой и уродливый. Он был в одеянии, что дважды охватывало его тело, что было подвязано кожаным поясом. Я не знала, есть ли под длинным одеянием штаны. И, словно этого было мало, на его голове была небесно-голубая шляпа.

Старик остановился, удивившись, увидев меня – перепачканную грязью, закрывавшую ему путь. Но он приблизился, хромая, снял шляпу и вытянул ее со смиренным видом.

– Монетку на счастье для безумного пророка.

Я уставилась на него. А потом расхохоталась.

– Всего монетку, – скулил он. – И я расскажу ваше будущее.

– Посреди пустоши вы предлагаете сделку?! Кто вы такой? Провидец?

Он улыбнулся, показав пожелтевшие зубы.

– Некоторые зовут меня так. Я Харкер.

– Значит, господин Харкер…

– Не господин, – резко заявил он.

– Тогда Харкер. Если вы истинный провидец, то должны знать, что у меня нет будущего.

Он уставился на меня.

– Будь ты провидицей, думала бы иначе.

– Вы здесь не для этого. Я могу это понять, – веселье пропало. – Зачем вы пошли за мной?

– Пошел! Здесь дорога, – он усмехнулся. – Почему только ты одна можешь по ней идти?

– Это не объясняет ваше появление.

– А у тебя есть причины быть здесь?

– Больше причин, чем у вас.

Старик приблизился.

– Ты здесь не из-за причины. Ее ты не приняла.

– Не смейте так говорить. Вы меня не знаете, – мы словно играли словами. Мне это не нравилось. Я была растеряна, ведь я была так близка к концу.

– Ах, но я знаю тебя, – серьезно сказал он. – Ты Целитель.

Я фыркнула.

– Целителей достаточно. Вы могли догадаться.

– Нет. Ты Целитель. Единственная из немногих.

– А вы любите играть словами, – я развернулась и указала на мостик. – Уходите. Я подожду, пока вы не уйдете. Идите своей дорогой.

Он не сдвинулся.

– Ты приказываешь? Делаешь выбор за меня?

– Я лишь пропускаю вас вперед.

– Нет, ты указала пальцем. Ты выбрала мой путь. Если я пройду мимо тебя, это будет из-за твоего приказа.

– У вас своя судьба, Харкер. Вы провидец.

Он опечалился.

– Верно, – медленно кивнул он без улыбки. – Если я пойду туда, куда ты указала, это будет потому, что я согласился. Но… если ты меня толкнешь туда? Будет ли это мой выбор? Или поворот судьбы из-за чужого выбора?

Он явно был не в себе. Я опустилась на мостик, оставив место, чтобы он мог меня обойти.

– Делайте, как хотите. Но я надеюсь, что вы уйдете.

Харкер оказался слишком близко. Я видела его ступни в рваных сандалиях, в них набились травинки и прутики.

– Твоя кузина сделала выбор за тебя, – сообщил он.

– Кузина! – я подняла голову. – Вы ее знаете? Откуда?

Он посмотрел на меня и протянул шляпу.

– Будущего нет, – я оттолкнула шляпу и отвела взгляд. Может, ему надоест играть.

– Надеюсь, – медленно сказал он, – что она сделала хороший выбор.

Я уткнулась подбородком в ладони, игнорируя его. Но эти слова потрясли меня.

«Она сделала хороший выбор, Провидец, но было поздно».

– Нет, – Харкер словно меня слышал. Он склонился ко мне. Я чувствовала, как от него воняет из-за долгого путешествия, но при этом пахло и невероятной силой. И это боролось в нем – он мог жить много лет, но при этом страдал. Ужасное существование.

Он зашипел мне на ухо:

– Нет, Эви Кэрью, Целительница. Я не о твоем мертвеце. Я о том, что еще не случилось.

Я раскрыла рот, вскинув голову.

– Откуда вы знаете мои мысли? И мое имя?

– Ты не хотела предсказаний, а теперь задаешь вопросы за троих! – усмехнулся он. – Три вопроса и ни одной монетки? Вот, – он сунул шляпу мне в лицо. – Поделись.

– У меня нет денег, – сказала я.

– Воришка! – закричал Харкер. Я вздрогнула, но он промчался дальше. – Ты еще попросишь у меня. Все вы попросите! – он направился туда, куда я указала. Он не шел, а дергался, хромая, словно кукла на ниточках, ступая на носочках, едва касаясь земли, шурша камышами.

Я еще долго сидела, раздосадованная тем, что он помешал, но и встревоженная, что он знал Ларк. Он сказал, что Ларк выберет мне то, что еще не наступило.

– Она выбрала Райфа, – прошептала я ему вслед. – Она уже выбрала мне Райфа. Что еще она может сделать?

Ох, я была совсем как кузина! Ларк долго ждала бы, пока провидец уйдет, а потом успокоилась бы в тишине и одиночестве. Но все мои попытки не увенчались результатом, а любопытство проникало в меня, словно гисань, а все из-за слов того старика. Темные, тревожные слова. Я должна была понять, что он хотел от меня.

Я подхватила сумку и пошла за ним.

* * *

Посреди болот Руд был секрет.

Там был остров, окруженный грязью и высокими камышами: участок ровной и твердой земли с ярко-зеленой травой и клевером, с ручейком чистой воды, что вырывался из-под камня, и с тремя деревьями – яблоней, буком и ивой. С одной стороны границу отмечали кусты куманики и рогоз, а еще плющ, по другую сторону росли буранчик и чабрец. Крошечная хижина была построена из бревен, а крыша – укрыта камышами. Коза и козел с козленком ходили неподалеку, щипая травку и глядя на чистое небо.

Старик, Харкер, сидел у ручья на большом плоском камне и смотрел на воду.

Я подошла к нему, не скрывая удивления.

– Это ваш дом?

– У меня нет дома, – сказал он, не дрогнув.

– Но другие придут сюда. Растения ухожены. И за животными кто-то должен следить.

– Мало кто ходит на болота. Пастух из Балбара оставил животных, но приходит за ними. Почти никто не знает об этом месте. Но те, что находят его, обретают покой, – он повернул голову и посмотрел на меня. – Ты не обретешь покой.

Я нахмурилась. Он говорил понятным языком. Но он говорил загадками, и я купилась.

– Откуда вы знаете мое имя? Почему вы говорите, что я не обрету покой?

– Потому что ты бежишь от одной причины, не найдя другую.

– Харкер! – я топнула ногой.

– Заплати мне за предсказание, Целитель.

– Прошу, у меня нет…

– Я не говорю бесплатно, – громко и с горечью заявил он. Старик кашлянул и добавил. Я не могу поддаться искушению. Не теперь.

Я развернулась, расстроившись, но снова посмотрела на него.

– Провидец, вы ведь знаете, что денег у меня нет. Плату можно взять другой услугой.

Он ждал. Я сказала:

– На ваших руках волдыри. Я могу их исцелить.

Может, он знал, что я дойду до сделки, но не ожидал такого предложения. Его глаза жадно вспыхнули. Он быстро взял себя в руки, рявкнув:

– Ты так думаешь?

– Вытяните руки, – настаивала я.

Он послушался. Я опустилась на колени и взяла его за руки. Они были морщинистыми и в красноватых волдырях, он дрожал. Я могла использовать гелиотроп, могла сделать зелье на основе козьего молока и буранчика. Могла взять листья ежевики, попытаться вылечить ими проблемы с кожей. Но Харкеру я помочь не могла. Эта боль была его наказанием.

Я сказала ему:

– Эти раны магические. Вы взяли что-то, что не должны были, – я заглянула ему в глаза. – Вы обожглись из-за ошибки.

Он холодно смотрел на меня.

– Давно это у вас? – спросила я.

– Я старый. А раны – нет.

Я посмотрела на волдыри, думая теперь, чем он заслужил такое наказание.

– Мне жаль. Но я не могу их исцелить.

Он убрал руки с кривой усмешкой.

– Тебе жаль меня или себя? – он засмеялся, увидев, как я хмурюсь. – Ты все еще хочешь узнать ответы.

– Да, – я схватила сумку и вытащила из нее склянку с цветами гелиотропа, протянула ее ему. – Вот. Возьмите. Одну штуку держать во рту, пока она полностью не раствориться, и только потом глотать. По одному за раз. Это поможет проспать всю ночь.

Харкер забрал склянку. Один из волдырей задел мою кожу, он был холодным. Он спрятал флакон в складку одеяния, там был потайной карман, и сказал:

– Ты дала мне гелиотроп, отдала свой шанс сбежать. Почему не миньон? Ты хитра, Целитель.

Я прижала сумку к себе.

– Миньон слишком ценен, – честно сказала я, удивляясь, что он знает, что у меня был миньон, что я хотела покончить с собой гелиотропом. Он был хитрее.

– Верно, – ответил он. – Но дело не в этом. Но сделка есть сделка, – Харкер встал с камня, я видела, как ему больно отталкиваться руками. Постоянные страдания. – Отойди, Эви Кэрью. Войди в воду.

Я знала, о чем он. Бегущая вода не могла ни помочь, не навредить. Это место подходило для того, чтобы ждать его ответ, его вопрос. Я шагнула в холодный поток, камешки на дне расступились, принимая мои ноги. Я задержала дыхание, ожидая его слова.

Харкер тоже отступил. Он подставил голову последним лучам солнца, он застыл. И он ждал. Но он не выглядывал слова на небе, он ждал, пока они появятся внутри него.

И он заговорил, словно читал с невидимого листка:

Лунный свет на воде, деве той покажи

Мимолетный страх и печаль от резни.

Серебро, серп, взмах целебный руки,

Песнь ракушки услышь, дождь земле призови.

Я ждала, а потом выпалила:

– Это не предсказание. Это стихотворение.

– Но оно связано с тобой.

– Но оно ничего не значит! – я вышла из воды, отряхивая сандалии. – Вы хотите сказать, что я не умру здесь? Что болота поглотят меня, и что-то произойдет?

– Не ищи в этом смысла, дай этому случиться.

– Почему? Потому что вы запутали меня словами? Потому что я отдала вам гелиотроп? Если это не ваш дом, но он станет моим. Я останусь здесь, я состарюсь здесь. Буду ухаживать за козами, – заявила я. Из-за его предсказания я разозлилась, как и из-за того, что мой выбор никто не учитывал.

Но он рассмеялся.

– Не будешь, Целительница, как и не убьешь себя травами. Ты играешь с мыслью о смерти, думая, что печальна, что осталась одна. Ты винишь свой дар исцеления в том, что он удерживает тебя, но не из-за этого ты все еще жива. Ты не видишь…

– Не говорите так! Вы ничего обо мне не знаете!

– Скажу. Это ты ничего не знаешь, глупая. Твое время не пришло. Ты нужна.

– Нужна? – как он мог так издеваться надо мной? – Кому я нужна?

Харкер подошел ко мне и разглядывал с минуту.

– Ты не такая робкая, как твоя кузина, – сказал он. – Совсем не робкая. Но у тебя есть часть ее упрямства и нечто еще. Отличающее от других.

– От других?

– Твоя кузина ничего не рассказала о своем пути! – сообщил радостно провидец, но тут же скривился от боли. Он выругался, развернулся и закричал в пространство. – Я не должен рассказывать! Я не должен! – он зашипел себе. – Твоя вина, твой долг нести… – голос превратился в стон и утих. Провидец покачал головой, взял себя в руки и посмотрел на меня. – Она ничего не рассказала тебе, Целитель, и потому ты так мало знаешь. Жаль, ведь ты такая любопытная.

К сожалению, я была любопытной. Но я сменила тактику и перестала задавать вопросы, ведь он только избегал их. Через миг он повторил, дразня:

– Дочь Природы, одна из четырех.

Я прикусила язык и ждала.

Он приблизился, глядя на меня.

– Дочери матерей-близняшек, рожденные в один день, в один час. Похожие, но противоположные.

Харкер говорил о Ларк, обо мне, о нашей связи. Он произносил слова, словно заклинание:

– Ее волосы похожи на опавшие листья, твои же сверкают как луна на воде. Ее глаза цвета желудей, твои же – синь моря. Ее кожа тронута солнцем, твоя – бледна, как луна, – он медленно зашел мне за спину. – Она тиха, ты – общительна. Она принимает свои чувства, ты душишь их. Такие разные. А еще… – Харкер указал своей рукой на мою спину. – Что в вас общего? Чем вы с твоей милой Ларк схожи?

Я знала, что схожего мало.

– У нас одинаковое родимое пятно.

Провидец кивнул.

– Да. Метка. На левой лопатке, – он коснулся ее пальцем, я задрожала, отдернулась и обернулась…

Он отшатнулся, сгибаясь и крича:

– Прости! Прости! Прости!

– Вы ничего не сделали… – я застыла. Харкер не извинялся передо мной, он смотрел на синее небо.

Воцарилась тишина, он ждал, а потом с криком упал на землю и скорчился от боли. Он вытянул руки перед собой, волдыри набухли на его коже. Они пылали. Я схватила его за руки и подтащила к ручью, опуская его ладони в холодную воду.

– Это поможет, – вода могла смыть магию. Но вряд ли спасла бы здесь.

Он лежал у ручья, кулаки погрузив в воду, содрогаясь и всхлипывая.

– Прости! – я не знала, за что он извинялся, но мне было его жаль. Он был слишком старым, но все еще далеким от смерти, его ждали еще страдания.

Харкер умудрился сесть на колени и вытащил руки из воды. Они были красными, но уже не пылали. Он тихо прошептал:

– Все хотят услышать, что я знаю, хотят, чтобы я помог им встретить их судьбы, словно всего за миг нельзя изменить судьбу! А еще… а еще всем плевать на мою судьбу. Никто не хочет помочь мне.

Он поднял голову и посмотрел прямо на меня.

– Кроме тебя, Эвелина Кэрью. Я не предвидел твоей доброты, – он сел прямее, расправил плечи и сказал. – Ты заслужила это, Целительница. Я расскажу тебе, так что слушай. Ты видишь, что приближается тьма. Я не назову ее имени, но знаю, что тьма началась с жестокости в Природе, а стала жестокостью людей. Она поглотит всех нас, если ее не остановить. И ты, Эви Кэрью, та, кто может остановить тьму. Ты задала до этого три вопроса, я дам три ответа. Не на твои вопросы, но расскажу то, что направит тебя и поможет. Ты должна найти амулет, ракушку. И если ты любишь кузину, ты не будешь просить о помощи. Во-вторых, ты решила, что должна убежать из-за горя, но не от этого ты должна бежать. Тебе нужно раскрыть глаза. И последнее: они нападут, воспользовавшись твоей слабостью.

Харкер скривился, словно знал об этой слабости, словно ожидал, что его руки снова запылают. Но ничего не случилось. Он выпрямился и забавно поклонился, а потом пошел прочь. Я последовала за ним.

– И я должна быть вам благодарна? За то, что вопросов стало только больше?

– Да.

– Но это не дар…

– Я не говорил, что подарю тебе что-то. Я сказал, что это ты заслужила.

– Но я могу заслужить еще что-то? Вы расскажете еще?

– Нет.

Харкер отряхнул свое одеяние и свернул с тропы в камыши.

– Харкер!

Он не слушал меня. А я не могла отпустить его, терзаемая вопросами.

– Харкер!

Я побежала за ним, но он обернулся, шипя:

– Они ударят по твоей слабости! Что у тебя за слабость, девочка? – он подло усмехнулся, приблизив лицо. – Что. У. Тебя. За слабость?

Я замерла. Провидец сошел с ума, но не был опасным.

Он ответил за меня:

– Любопытство, тяга к знаниям, Целитель! И страдания о том, что было. Любопытство вызывает эмоции. Целитель, им только того и надо. Осторожнее!

Провидец развернулся и бросился в камыши.

– Я дал больше, чем должен был! Я буду страдать. Страдать, – выдыхал он.

– Молочай, Харкер! – крикнула вдруг я. – Разотрите стебли в руках. И сок облегчит вашу боль.

Харкер замер и оглянулся.

– Это, – печально сказал он, – я уже знаю, – он снова развернулся и пошел дальше. Вскоре его уже не было видно за камышами. А потом стало слышно лишь их шелест.

Глава 4

На этом островке не было признаков угрожающей тьмы. Я сидела посреди зеленого луга, глядя на грузные тучи, что плыли по синему небу, слушая гудение и крики белобровиков, цеплявшихся за пушистые верхушки рогоза. Здесь было спокойно: пчела лениво кружила над клевером, козленок спешил за своей мамой, ручеек неподалеку журчал, холодный и чистый, не было тревоги. И зловещие слова Харкера не выходили из головы – нечто темное пришло в наш маленький мир, но здесь его не было.

Может, я все-таки заблудилась.

Вот только Харкер сказал, что здесь я спокойствия не найду. Смеялся он или предсказывал, но эти слова не просто так не оставляли меня. И тот куплет, его предупреждения вызывали беспокойство. Желание узнать больше горело во мне после того, как он сказал, что я заслужила это. Он знал, что я полна вопросов, что они не дают мне покоя. Я хотела отрицать его слова, остаться здесь, пока не вернется тот, кому принадлежала эта хижина и козы. Ждать неделю, две недели, всю жизнь.

Я продержалась два дня.

Два дня я доила козу, собирала ягоды и травы, сухие ветки и вытаскивала из ручья угольные камни для костра. В хижине была чашка, тарелка и метла; я сплела из ивы корзинку в благодарность. Я выстирала испачканную от скитания по болоту одежду. Я играла с козленком, хотя он просто убегал от меня. А спала я под лестницей, в хижине было мило и тепло. Ларк понравилось бы это место.

Руки работали, но из головы не выходил провидец. Почему Харкер говорил, что Ларк нельзя мне помогать? Что означало «найди ракушку»? Почему мне нужно открыть глаза? Ни работа, ни сон не позволяли сбежать от его слов, от желания понять его предсказания… И мне пришлось сдаться, а красота этого места сразу померкла. Я не найду здесь покоя.

Внутри шел и другой бой: я уже знала, как найти ответы. У меня все еще был тис и миньон, из них можно было сложить заклинание, что создало бы мощное открытие разума, названное Проницательностью. Но это было опасно, таким занимались маги, а не простой Целитель.

Маги и Целители различались. Целители рождались с даром, а магом становился тот, кто учился мастерству. Работа Целителя была связана с Природой, ограничена ею, у магов все было иначе. Маги были фокусниками, но у них не было рук Целителей, инстинкта спасать, ослаблять боль. И все, что они делали, могло привести к опасности.

Но если Целитель выбирал путь магии, а не понимание силы растений и камней, он смешивал инстинкт и выученные техники, и сочетание было мощным, сила – куда большей, чем у простого мага. Таких называли Белыми Целителями.

Я знала, как делать заклинание Проницательности. Конечно, не от бабушки, она такими чарами не пользовалась. Бабушка не была любопытной, ей хватало «необходимый знаний». Я не была такой спокойной, хотя знала, что Ларк думает обо мне иначе. Бабушке хватало статуса Целителя, а я хотела стать Белым Целителем. Я хотела познать магию.

Отыскать эти знания было не сложно. В базарные дни среди слухов ходили и загадочные сплетни. Тебя провели бы, куда нужно, или кто-то сам заинтересовался бы тобой. Госпожа Гринджер была Белым Целителем в деревне Крен, и она торговала гусями. Она была рада моему интересу и одолжила мне книги заклинаний и зелий, которые я изучала в перерывах между торговлей. Вечером того же дня я вернула ей книги и задала вопросы.

– У тебя есть потенциал, – приободрила меня Гринджер.

Травы и минералы, использовавшиеся при исцелении, становились сильнее, сочетаясь с нужными заклинаниями. Я выучила, что тис может воскресить мертвого или, если смешать его с миньоном и нужными чарами, тис поможет открыть Проницательность. Я узнала, что за это заклинание платят своей жизнью. Когда госпожа Гринджер чуть позже применила это заклятье, желая узнать, почему ее сын вдруг покинул деревню, она стала немой и больше не появлялась на рынке. Никто не знал, было тому виной то, что она узнала, или само заклинание.

Эован Холт сказал, что напоследок она говорила что-то о призывателях, он рассмеялся, решив, что она сошла с ума и болтает о гусях. Но на этом моя учеба прекратилась. Если бы госпожа Гринджер не стала немой, я могла бы узнать, как тисом воскрешать мертвых.

Я могла бы спасти Райфа.

Я продержалась два дня, оспаривая каждую причину, по которой не должна была использовать что-то, кроме своего дара, по которой не должна была принимать оставшийся яд, мой побег, как назвал это Харкер. Но ответы манили меня.

К тому же, ингредиенты заклятия были в моих руках, это не казалось совпадением.

На третий день я решилась применить заклинание. Приготовления начались на рассвете – его важность каждый раз подчеркивала госпожа Гринджер.

– Покажи, что твои помыслы чисты, – писала она на полях книги. – Остальное последует, – и я проснулась с первыми лучами и осторожно разложила все камни мол, что собрала вчера, широким кругом на траве, создавая нейтральное пространство, убирая из круга все прутики и камешки. Я выдоила козу, выпила чашку молока, заела пригоршней ягод. А потом прогнала коз подальше от круга ивовым прутиком, чтобы они не помешали и не попали под действие заклинания. Я поставила в круг угольный камень, твердый камень, тис и миньон, добавила туда вторую чашку козьего молока. И последнее я вытащила из сумки, оставив в круге: перо жаворонка и кожаное кольцо. Я ощутила укол вины за такое использование их, но от воспоминаний заклинания становились сильнее.

Я умылась в ручье, оставила в стороне свою накидку, платье и сандалии, оставшись только в белом нижнем платьице, показывая свою скромность. Я стряхнула с тела руками старую энергию. Затем я глубоко и судорожно вдохнула, подняла ветку бука и вошла в круг.

Буком я начертила полосу, деля круг на четверти. В первой я написала слово: «Ракушка», во втором: «Ларк», в третьем: «Видеть», отмечая вопросы, на которые хотела знать ответы. Я не просила поведать мне о моей слабости, ведь провидец уже рассказал мне об этом. Я опустилась на колени в оставшейся четверти.

«Сначала миньон, – напомнила я себе. – Миньон пробудит Землю в тисе», – я открыла маленький флакон с сушеным миньоном и разделила его, насыпая равные части на каждое слово. Я взяла склянку с тисом и высыпала содержимое на ладонь. Я отделила иголки от коры и от сморщенных, но еще насыщенно-красных ягодок. Я оставила три иголки, три кусочка коры и три ягодки, все это я бросила в молоко. Остатки тиса я рассыпала поровну поверх миньона.

– Представление о намерении, – прошептала я, сосредотачиваясь на ответах. Я вырвала волосинку и положила ее к «Ракушке». Самое слабое подношение, ведь я не знала, какой была ракушка, но если мне нужно ее найти, то ответ – во мне. Я положила перо к «Ларк» и плетеное кольцо Райфа – к слову «Видеть».

«Стекло для ясности», – я взяла твердый камень и разбила им пустой флакон от тиса, разделила осколки поровну. Одним из них я проткнула мизинец, добавив к каждой горке каплю крови.

– Кровь жизни, – прошептала я, а потом прижала ладони к земле возле каждого слова, трижды громко повторив. – Покажите причины, покажите задачи.

Я прокрутила в голове последовательность действий, проверив себя, затем взяла угольный камень, ударила им по другому камню рядом с первым подношением. Искра упала на горку, маленький огонек занялся, и я повторила так с остальными подношениями, пока они не загорелись белым и не потухли. Когда огонь угас, я смела все в центр, перемешивая пепел. Я вылила на ладони молоко, оставив немного, и этот глоток я выпила, стараясь не проглотить тис.