Текст книги "Дымовая завеса"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

4

Остаток дня после пресс-конференции Бритт провела дома, отвечая на бесконечные телефонные звонки.

Звонили знакомые, звонили репортеры. Все жаждали получить полную информацию, узнать подробности ночи, которую она провела с Джеем Берджессом. Самое интересное, что хорошие знакомые были ничуть не деликатнее наглых репортеров. Они говорили, что потрясены случившимся, возмущались тем, что ей приходится оправдываться, но за их сочувствием ей мерещилось лишь неуемное любопытство. Как же им не терпелось выведать, что же произошло на самом деле! Устав отвечать на одни те же вопросы, она отключила домашний телефон прикорнула на диване с сотовым в руке.

Она ждала одного-единственного звонка. Она надеялась что позвонит Билл Алегзандер и скажет, что эксперты обнаружили следы рогипнола, одного эффективнейших наркотиков сексуального насилия, иногда задерживающегося в организме до семидесяти двух часов.

Звонка она дождалась, но услышала совсем не то, что хотела. Адвокат не стал ходить вокруг да около.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Тест на все вещества, которые могли вызвать потерю памяти, отрицательный.

Бритт испустила долгий вздох.

– Вообще-то, я другого и не ждала. Эти наркотики наносят молниеносный удар и быстро выводятся из организма. В этом вся прелесть для сукина сына, подсыпающего их женщине в напиток.

– Да, конечно…

Адвокат принялся рассказывать о том, как начальник полиции и окружной прокурор задали ему хорошую трепку за проведение пресс-конференции.

– Они сказали, что сначала я должен был согласовать наши действия с ними. Я напомнил, что вы не подозреваетесь в совершении преступления, что еще даже неизвестно, было ли вообще оно совершено, и что вы имеете право на свободу слова согласно Первой поправке.

– Представляю, как они перепугались.

Судя по раздражению, зазвучавшему в его голосе, шутка ему не понравилась.

– Дело в том, что вы не входите в число любимчиков полицейского управления, особенно детективов Кларка и Джавьера. Они предъявили мне претензии, что вы намеренно препятствуете их расследованию.

Созывая пресс-конференцию, она точно рассчитала шансы на успех и понимала, что полиции эта акция не понравится. Однако она хотела заявить, причем заявить публично, что самое вероятное объяснение ее потери памяти в ночь смерти Джея – прием какого-то наркотического вещества. И теперь, когда результаты анализа оказались отрицательными, она радовалась тому, что все-таки поделилась с общественностью своими подозрениями.

– Если необходимо, я готова на проведение магниторезонансной томографии, чтобы доказать отсутствие опухоли мозга или каких-либо других причин внезапного провала памяти.

Теперь решил пошутить адвокат:

– Но там еще был виски.

Она хотела было спросить, на чьей он стороне, но решила не тратить попусту остатки сил.

– Джей был моим другом, и его смерть – удар для меня. У него был неизлечимый рак, и он умер во сне, что многие сочли бы благом. Однако из-за того, что я работаю на телевидении, а он был героем, и мы явно были близки, его смерть превратили в медийное событие. Это унижает его и поэтому возмущает меня.

– Надеюсь, вы понимаете, что долг полицейского управления выяснить, что с ним случилось.

– Разумеется. Но я не понимаю, почему полиция не считает своим долгом выяснить, что случилось со мной.

– По-моему, разница очевидна. Вы живы.

Этот разговор рассердил и огорчил ее. Если собственный адвокат не видит в ней жертву, как убедить в этом полицию? Может, не следовало так быстро осуждать друзей, которые звонили ей сегодня? Может, их озабоченность была искренней? Может, ей просто померещилось, что они охотятся за непристойными подробностями?

Она отчаянно нуждалась в верных друзьях, которые не стали бы подвергать сомнению ее заявление о провале памяти или, что более важно, ее честность. У нее не было стандартной группы поддержки – родителей, сестер, братьев, мужа. У нее не было духовника, который помог бы ей советом и утешением.

Зато у нее был список известных людей, которые были ей обязаны. Кроме репортажей о текущих событиях, она часто делала передачи об интересных личностях. В герои она выбирала тех, чьи достижения, по ее мнению, заслуживали признания. И никогда не требовала что-либо взамен. Но теперь, пожалуй, пришел час расплаты.

Бритт набрала первый номер из своего списка.

– Офис судьи Меллорс.

– Здравствуйте. Могу я поговорить с судьей?

– Представьтесь, пожалуйста.

Бритт назвалась, и ее попросили подождать. Снова взяв трубку, секретарь рассыпалась в извинениях и уверила, что до конца дня у судьи не будет ни одной свободной минутки.

– У нее просто невероятное количество дел в связи с предстоящим президентским назначением.

– Да-да, разумеется, – проговорила Бритт, понимая, что с ней просто не желают разговаривать. Когда президент предложил кандидатуру судьи Меллорс в первую инстанцию Федерального суда по гражданским делам, Бритт подробно освещала это событие, включая и длинное интервью. Завершила она репортаж словами: «Голосование Сената по кандидатуре судьи Меллорс, безусловно, всего лишь формальность».

Очевидно, судья решила не омрачать свое светлое будущее даже намеком на связь с человеком, попавшим в скандальную историю.

Затем Бритт попыталась поговорить с владельцем частной страховой компании, разоблачившим злоупотребления гигантов страхового дела. Его заявления вылились в череду исков на огромные суммы. Когда он в конце концов победил, Бритт сделала о нем передачу, представив его в образе Давида, боровшегося с Голиафом. Тогда он сказал ей: «Если я когда-нибудь смогу помочь вам…»

Однако, как и судья, он оказался слишком занят, чтобы поговорить с ней. Во всяком случае, ей так передали.

Хирург, половину своего рабочего времени посвящавший неимущим пациентам. Супружеская пара, после смерти своего ребенка основавшая фонд помощи детям, больным диабетом. Летчик, благополучно посадивший поврежденный самолет и спасший жизни пассажиров…

Бритт прошлась по всему списку. Безрезультатно. Либо в тот вечер весь Чарлстон был безумно занят, либо, проснувшись в постели с мертвым Джеем Берджессом, она моментально превратилась из суперзвезды в прокаженную.

В конце концов Бритт позвонила генеральному директору студии, чтобы поблагодарить за столь быструю реакцию на ее утреннюю просьбу о помощи.

– Мистер Алегзандер – настоящая находка. – Это, конечно, было большой натяжкой, но она произнесла эти слова со всей искренностью, на какую была способна.

– Неприятная история, Бритт.

– Да. Очень неприятная.

– Я разрешил пустить в эфир твою пресс-конференцию. Сейчас я сомневаюсь в правильности своего решения.

– Правда? Почему? – удивилась она.

– Нас могут обвинить в пристрастном освещении этой темы.

– Вопросы наших репортеров были такими же прямыми и острыми, как остальные.

– Кое-кому так не кажется.

– И кому же?

– Полицейскому управлению. Местным властям. Джей Берджесс был героем. Людям не нравится, что его обвиняют в одурманивании женщины с целью затащить ее в постель.

– Я подчеркнула, что не обвиняю Джея.

– Да, это так, но люди не идиоты. Они умеют читать между строк.

– Я никогда…

– В любом случае я рад, что ты позвонила. Я сам собирался позвонить тебе чуть позже.

– Я высоко ценю твою заботу.

Последовала короткая, но многозначительная пауза.

– Вообще-то, Бритт, я хотел попросить тебя не приходить завтра на работу.

Выражение «земля уходит из-под ног» показалось ей в этот момент воплощенной реальностью. Секунду назад она была просто обеспокоена. Сейчас она падала, падала, падала, понимая, что вот-вот шлепнется на каменистое дно пропасти.

Она была ошеломлена настолько, что потеряла дар речи, не могла дышать, не могла думать. Уж слишком неожиданными были слова директора. Нет, нет. Она просто не расслышала. Она неправильно поняла. Неужели он действительно просил… нет, приказывал ей не являться на работу?

Наконец голос прорезался.

– Я тронута твоей заботой, но я в порядке. Честно. Я хочу работать. Мне сейчас просто необходимо работать.

И это была чистая правда. Если она бросит работу, все подумают, что она прячется, что ей есть что скрывать. Она не хотела создавать подобное впечатление. Кроме того, она просто сойдет с ума, если еще хоть один день проведет взаперти, в неизвестности, в ожидании чего-то страшного.

– Возьми тайм-аут, Бритт. Считай себя в отпуске. До особого распоряжения.

Она несколько раз открыла и закрыла рот прежде, чем сумела выдавить:

– Ты меня увольняешь?

– Нет! Черт побери, нет! Разве я это говорил?

Я не идиотка. Я умею читать между строк.

– И как долго продлится этот отпуск?

– Пока все не выяснится. Подождем и посмотрим еще пару дней. Потом будем действовать по ситуации.

Обеспечив себе путь отступления шириной с Большой каньон, гендиректор вновь стал заботливым и щедрым, предлагая как свою помощь, так и помощь со стороны студии.

– Твой отпуск будет полностью оплачен, – заверил он и, прежде чем проститься, велел ей хорошенько питаться и как следует отдыхать. Будь он рядом, наверняка по-отечески погладил бы ее по головке и быстренько смотался.

Она повесила трубку, возмущенная и убитая его лицемерием.

Бритт Шелли оказалась в компрометирующей ситуации. Горячая новость на местном уровне. Ее канал имеет доступ к внутренней информации, что дает ему огромное преимущество перед конкурентами и, соответственно, мгновенный взлет рейтингов.

Гендиректор счастливо снимает сливки с произведенного ею фурора и в то же время дистанцируется от нее. Если грянет гром, его репортеры первыми окажутся в нужном месте, но опозорившаяся звезда не сможет подорвать репутацию его канала.

Гнев гневом, но только теперь она чувствовала себя совершенно одинокой. От нее отвернулись все. Она лишилась любимой работы. Она не знала, чем себя занять, за что ухватиться.

В вечерних новостях показали основные моменты ее пресс-конференции, и она пришла к выводу, что ее сожаления по поводу внезапной смерти Джея и заявления о провале памяти из-за одурманивания наркотиками выглядели вполне искренними и заслуживающими доверия.

Однако Бритт наивностью не отличалась. Она понимала, что люди скорее заподозрят худшее, чем поверят хорошему.

Стемнело, и Бритт совсем упала духом. Убедив себя что проголодалась, она разогрела готовый порционный ужин, но не съела и половины. Мысленно она снова и снова возвращалась к той ночи. Она делала это уже тысячу раз; пыталась вспомнить, что происходило с того момента, как она вошла в «Уилхаус», до пробуждения на следующее утро.

Из ее памяти начисто выпало несколько часов, в которые могло случиться все, что угодно. Она не помнила секса с Джеем, но она и не помнила, как пила виски, а ведь она его пила.

Если наркотик подмешал не Джей, то кто? И зачем? Представив себе варианты, она содрогнулась от отвращения. А хочет ли она вспомнить? Не благо ли, что она не может восстановить в памяти все, что делали с ней, обнаженной и не способной защитить себя?

Она сходила к своему гинекологу и попросила осмотреть ее. Она настояла на том, чтобы врач приготовила набор для анализа на изнасилование, если вдруг возникнет необходимость. Врач сделала все, что требовала Бритт: взяла соскобы изо рта, влагалища и ануса, уверяя при этом, что шансы на доказательство изнасилования очень малы. Ведь она приняла душ. И прошло слишком много времени.

Во всяком случае, Бритт смогла утешиться тем, что если сексуальный контакт и был, то не насильственный. Она не получила никаких физических повреждений.

Пусть не физически, но эмоционально и психологически ее изнасиловали, а поскольку она не могла вспомнить произошедшего и разобраться с этим, то чувствовала себя так, словно насилие продолжается. Сидя в ванной, опустив голову на поджатые к груди колени, она рыдала так, что, казалось, сотрясаются стены. Она плакала до тех пор, пока не иссякли слезы.

В конце концов Бритт вылезла из ванны, расстелила постель, обошла дом, выключая свет. Она выглянула из окна гостиной, чтобы удостовериться, что какой-нибудь назойливый репортер не обнаружил, где она живет. Это было сделать довольно сложно, поскольку Бритт Шелли было ее профессиональным именем. В налоговых и кредитных документах, контрактах и прочих официальных бумагах фигурировало другое, подлинное имя.

Номер ее телефона не был внесен в справочник, а корреспонденцию она получала на абонентский ящик в почтовом отделении. Только самые близкие знакомые знали ее адрес. Покидая полицейский участок после последнего допроса, ей удалось улизнуть от репортеров, поэтому ее вряд ли могли выследить. Тем не менее она решила удостовериться в отсутствии нежелательных лиц.

Улица была темной и пустынной.

Позже она еще удивится, что ей удалось не просто моментально заснуть, а провалиться в такой глубокий сон, что она не слышала звука тревожной сигнализации при нарушении контакта, не чувствовала присутствия постороннего человека в своей квартире до тех пор, пока чужая ладонь не накрыла ее рот.

– Отключи сигнализацию, – прорычал кто-то ей в ухо. – Отключи ее!

В ее ладонь ткнулся пульт. В ужасе Бритт завозилась с кнопками, пытаясь вспомнить специальный код, который даст понять оператору, что она отключает сигнализацию под принуждением. Но она не вспомнила ничего, кроме стандартного набора цифр.

Давно ли пищит сигнализация? Когда поднимется настоящая тревога? Господи, помоги мне. Скорее!

Скорее!

– Код. – Чужое дыхание обжигало ее шею. – Нажимай.

Ладонь, обтянутая перчаткой, протягивала ей пульт. Она нажала кнопки в правильной последовательности и писк прекратился. Мужчина слегка расслабился, но ладонь не убрал.

Свободной рукой он сдернул одеяло и стащил ее с постели. Бритт споткнулась, упала и очень больно ударилась. Зато освободилась. Чужая ладонь больше не сжимала ей рот, и она, завизжав, поползла в сторону.

Он схватил ее за волосы, и она завизжала еще громче. Он снова зажал ей рот.

Она изо всех сил ткнула локтем назад и с удовлетворением услышала, как он хрюкнул от боли.

И это последнее, что слышала Бритт перед тем, как потеряла сознание.

Придя в себя, она обнаружила, что лежит на боку.

Все тело ныло, голова раскалывалась. Вдобавок каждый волосяной фолликул представлял собой отдельный, точечный источник боли. Ее ноги были связаны, руки стянуты за спиной. Рот заткнут какой-то тряпкой, возможно, носовым платком, крепко скрученным в нечто, похожее на лошадиный мундштук. Ей удавалось подталкивать кляп языком, но пошевелить челюстями она не могла.

На голову Бритт было наброшено что-то вроде капюшона палача. Или приговоренного к казни. От этой мысли ее бросило в дрожь.

Похоже, она лежит на заднем сиденье автомобиля, хотя автомобиль не двигается. Может, она пришла в себя, когда он остановился?

Вероятно. Потому что через пару секунд открылась дверца рядом с ее головой. Через ткань капюшона Бритт почувствовала приток свежего воздуха и глубоко вдохнула через нос. Капюшон не только лишал ее света, но и резко ограничивал окружающее пространство, вызывая клаустрофобию.

Бритт притворилась, что еще не пришла в сознание. Все равно бороться бесполезно. Она не могла пошевелить затекшими конечностями.

Крепкие руки подхватили ее под мышки и, вытащив из машины, оставили на земле. Голыми ногами она чувствовала грязь, камешки, сухую колючую траву. Послышались шаги, позвякивание ключей. Открылась дверца другого автомобиля. Похититель вернулся, взял ее на руки и перенес в другую машину, очевидно, стоявшую неподалеку. Она была больше и выше первой. Бритт поняла это по усилию, с которым похититель взгромоздил ее обмякшее, отяжелевшее тело на переднее сиденье. Она безвольно обвалилась влево.

– Брось притворяться, – сказал он. – Я знаю, что ты очухалась.

Она не шевелилась, припоминая все, что обычно советуют женщинам, находящимся в подобной ситуации.

Не садитесь в автомобиль с вашим похитителем. Но она уже в машине.

Попытайтесь выхватить у него ключи и использовать их, как оружие. Это невозможно.

Постарайтесь с помощью органов чувств понять в какой именно машине вы находитесь и куда следуете. Со связанными руками ее осязанию была доступна лишь обивка. Кожаная. Об этом говорило и обоняние. Зрение исключалось. Попробовать на вкус она могла лишь кляп, но пользы от этого было немного, разве что платок чистый, с легким привкусом моющего средства.

Правда, оставался слух, и она сосредоточилась на звуках. Закрылась дверца с ее стороны. Шаги. Открылась левая дверца. Он уселся за руль. Что-то поставил ей под ноги. Закрыл водительскую дверцу.

Вдруг он навалился на нее, и она подумала: Конец.

Но он всего лишь дотянулся до ремня безопасности, сунул под нее вторую руку и стал на ощупь искать вторую часть ремня.

– Мне было бы легче, если бы ты села.

Она не шевельнулась, никоим образом не показала, что услышала, свято веря, что ее единственная защита – абсолютная пассивность, даже если он даст волю рукам.

– Как хочешь. – Он еще повозился и наконец нашел второй конец ремня под ее левой грудью. Защелкнул пряжку и отодвинулся. Бритт услышала, как он защелкнул свой ремень, завел двигатель.

– Ехать далеко.

Дорога оказалась ухабистой. Машину непрерывно трясло на выбоинах и колдобинах. Несколько раз Бритт чуть было не свалилась с сиденья, но ее удержал ремень безопасности. Если похититель планировал ее убить, то вряд ли стал бы пристегивать. Или все-таки стал бы?

Кто он? Зачем она нужна ему? Выкуп? Она знаменитость. В некотором роде. Может, он психически больной? Собирается покончить с ней и с собой каким-нибудь изощренным драматическим способом? Или же это все-таки обычное похищение ради получения выкупа?

Страшные истории – о некоторых она сама делала репортажи – промелькнули в ее мозгу. Психи иногда хорошо, можно даже сказать, нежно обращались с заложниками, а потом убивали их с особой жестокостью.

Будь она проклята, если сдастся без сопротивления.

Но как бороться? К несчастью, она не знает, как долго находилась без сознания. Минуты? Или часы? Она ничего не могла сказать о том месте, где он поменял машины. Знала только, что теперь они едут по разбитой дороге.

Никаких знакомых звуков. Ни шума проносящихся по близлежащему шоссе автомобилей или шелеста набегающих на берег волн, ни рокота взлетающих и приземляющихся самолетов, ничего, никакой подсказки. Направление она тоже определить не могла.

Однако можно хотя бы приблизительно определить время в пути. И она начала отсчитывать пятнадцатиминутный отрезок времени.

Закончить Бритт не успела. Машина свернула на более ровную дорогу.

Трудно было не сбиться. Похититель включил радио и поймал станцию, передававшую музыку кантри без рекламных пауз. Бритт сконцентрировалась, пытаясь подладить счет под ритмы песен.

Прошли первые пятнадцать минут. Еще пятнадцать.

Где-то на третьем отрезке она перестала считать. Неподвижность стоила таких усилий, что мышцы свело. Пряжка ремня безопасности впилась в тело. Голова болела, руки и ноги онемели.

Ее терпение лопнуло. Она решила пошевелиться и дать ему понять, что пришла в себя, но тут автомобиль резко свернул, ремень безопасности натянулся. Они снова оказались на ухабистой дороге, правда, далеко не проехали и вскоре остановились.

Весь ее левый бок от плеча до лодыжки покалывало тысячей тонких иголочек, но она не пошевелилась даже тогда, когда он сунул под нее руку, чтобы расстегнуть пряжку ремня.

Затем он вылез из машины. Кроме его шагов, послышалось жужжание насекомых и кваканье лягушек. Он открыл пассажирскую дверцу.

– Так и будешь лежать?

Бритт не удостоила его ответом.

Похититель вздохнул, схватил ее за правую руку и усадил ровно. Ее голова закачалась, словно собралась скатиться с плеч. Острая боль пронзила все клеточки тела. Бритт прикусила кляп, чтобы не застонать.

Он вытащил ее из машины, сделал пару шагов и поднялся на три ступеньки. Ему пришлось повозиться, чтобы открыть дверь. Затем, держа ее на руках, как молодой муж новобрачную, он боком протиснулся в какое-то помещение.

Воздух внутри был горячий и спертый. Теперь шаги звучали так, будто под полом было пустое пространство. Что-то с грохотом упало. Ее грубо свалили на жесткий стул.

– Сядь нормально, а хочешь и дальше притворяться трупом, свалишься на пол и будешь лежать до Судного дня. Поднимать не буду.

Бритт не стала валиться на бок и услышала его довольное сопение. Он щелкнул выключателем и неожиданно сорвал с ее головы капюшон. Она зажмурилась от яркого света, затем приоткрыла глаза и замигала, фокусируя взгляд на похитителе.

Он стоял прямо перед ней, суровый, мрачный.

– Давненько не виделись, мисс Шелли.