Текст книги "Руины (ЛП)"
Автор книги: Саманта Тоул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Рич не знает, кто отец Джиджи. Лишь несколько человек. И так оно и останется.
– Я должен пригласить тебя на свидание.
Это меня удивляет. Да что это сегодня с мужчинами и их дерьмом, какое шокирует меня?
– Нет, не должен.
Моя улыбка натянута, и он кивает в понимании.
Рич отталкивается от моей машины и выпрямляется.
– Надень это в среду. – Его взгляд падает на мой наряд.
– Только если ты наденешь это. – Я указываю головой на его униформу.
– Договорились. – Он отходит от машины. – Увидимся в среду, Кам.
– Увидимся. О, и, Рич, приготовь и наручники тоже. – Одариваю его сексуальной улыбкой.
– Слушаюсь, мэм. – Подмигивает и приподнимает в мою сторону воображаемую шляпу.
Я направляю машину от обочины с улыбкой на лице. Затем проклятое радио решает сыграть песню Рианны «Umbrella», и улыбка соскальзывает с моего лица, когда катапультируюсь на девять лет назад.
3 глава
Девять лет назад.
– Простите.
Я чувствую стук по плечу и оглядываюсь, чтобы увидеть группу из трех девушек, стоящих позади меня в очереди на колесо обозрения.
По виду вроде мои ровесницы. И они такие милые и симпатичные в том элегантном образе, в каком никогда не буду. Я слишком высокая для своего возраста, у меня длинные руки и ноги. Идеально для балета. Но не так уж идеально для подростка, который отчаянно хочет нравиться.
Желая завести новых друзей в этом месте, куда только недавно переехала, улыбаюсь и произношу:
– Привет. Все в порядке?
Одна из них, какая, как я полагаю, является лидером группы, делает шаг вперед, немного приблизившись ко мне.
– Ты идешь на колесо одна?
Мои щеки пылают. Поскольку иду на аттракцион в одиночку. Не потому что я полная неудачница, а потому что мы недавно переехали на Кони-Айленд из Балтимора. Моя тетя Элли – офицер полиции. Ей предложили повышение, и это привело нас сюда. Я прожила в Балтиморе всю свою жизнь, поэтому привыкание после него займет немного времени. Хорошо, привыкание займет много времени. Но тетя Элли многое сделала для меня, воспитывая после смерти мамы. На тот момент мне было три годика. Так что, когда рассказала о повышении, я сказала ей соглашаться на переезд.
Она сейчас на работе. Поэтому я решила выйти и исследовать свой новый дом, вместо того чтобы сидеть в четырех стенах, проверяя Facebook на предмет того, чем занимаются мои друзья в Балтиморе.
Естественно, пришла на знаменитую ярмарку. И я большой любитель колеса обозрений. Вот почему стою в очереди на него.
– Да. Я новенькая в городе. Никого здесь не знаю, – говорю девушке в качестве объяснения и отчасти в надежде, что пригласит меня присоединиться к ним.
Она не приглашает.
– Ну, ты ведь понимаешь, кабинка может вместить до четырех человек. И ты займешь одну только лишь для себя. Это довольно эгоистично с твоей стороны.
Вау. Ладно.
– Я не пытаюсь быть эгоистичной. Просто хочу прокатиться на колесе обозрения. Ты намекаешь… Может, мне стоит поехать с вами, ребята, чтобы заполнить кабинку?
Она разражается смехом. Потом осматривает меня сверху донизу.
– Я так не думаю. Мы не тусуемся с неудачниками. Верно, девочки? – Подталкивает локтем своих сообщниц, и они смеются вместе с ней.
Мое лицо горит от унижения. Я должна проговорить: «Тогда пошла ты. Тебе придется подождать дольше, чтобы попасть на колесо обозрения, потому что на нем еду я». Или даже показать им фак.
Но не делаю ничего из того, о чем подумала.
Вместо этого покидаю очередь под звуки смеха и песнопений «Неудачник». Глаза жалят слезы.
Что, черт возьми, со мной не так? Нужно было сказать этим сучкам все, что я о них думаю.
Обернув свои руки вокруг себя, я продолжаю уходить. Глубоко всасываю воздух, не давая эмоциям просочиться из глаз.
Я Рид, и мы не потерпим дерьма ни от кого.
Или это то, что всегда говорит тетя Элли.
Если честно, мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. У меня были отличные друзья в Балтиморе. А сейчас нет ни одного.
Просто уверена: эти девочки окажутся в той же старшей школе, в которую я пойду в понедельник.
Останавливаюсь возле магазина напротив игровых автоматов, не зная, что с собой делать. Звуки смеха, музыки и пинг-понга танцуют в воздухе, заставляя почувствовать себя еще более одинокой.
Мне стоит отправиться домой.
Ну, вернуться в новое здание, какое теперь придется называть домом.
По крайней мере, в морозилке меня ожидает коробка вишневого мороженного Cherry Garcia.
Когда поворачиваюсь, намереваясь уйти, внимание привлекает мужской смех. И я оглядываюсь, чтобы увидеть нескольких парней, стоящих вокруг одного из боксерских аттракционов – ну, вы знаете, такого, где бьете по боксерской груше, чтобы достигнуть рекордной отметки.
Подошла очередь парня из той компании. Что-то в нем притянуло, несмотря на то, что повернут ко мне спиной.
Он большой. Высокий. Широкие плечи, очертания которых видны под синей джинсовой курткой. Мои глаза опускаются ниже. Белая футболка выглядывает снизу из-под куртки. Черные джинсы на ногах. Классная задница. Она хорошо вписывается в его джинсы.
Хорошо вписывается в его джинсы? Слава богу, я не произношу такую чушь вслух.
Взгляд поднимается наверх. Я не вижу его волос, так как на нем бейсболка.
Готова поспорить, он симпатичный.
Есть что-то в том, как он двигает своим телом, когда готовится ударить по боксерской груше. Что-то, кричащее о его уверенности. Словно знает, что симпатичный.
Боже, только послушайте меня. Я еще даже не видела лица парня, но уже повесила на него ярлык «горячий».
Он сильно бьет по груше. Слышу, как его кулак соприкасается с кожаным покрытием мешка. И все остальные люди по пути сюда тоже. Груша ударяется о внутреннюю часть машины, а на циферблате загораются цифры.
Лучший результат.
Вау.
Его друзья смеются и бьют по руке в манере парней, но он, кажется, просто пожимает в ответ на это плечами.
Вдруг без предупреждения поворачивает голову и смотрит прямо на меня, поймав за разглядыванием.
Черт.
Отвожу взгляд, разворачиваясь к витрине магазина. Использую свои длинные волосы, чтобы скрыть лицо, пытаясь сделать вид, будто не смотрела, когда он ясно понимает, что смотрела.
Я такая неудачница.
Лицо достигает адского уровня жара от смущения, как только меня ловят глазеющей, а также по причине собственной правоты. Святой Иисус на горячем крекере, этот парень великолепен. Прекрасный. Быстрого взгляда на его лицо более чем достаточно, чтобы укрепиться во мнении: он очень высоко разместился в рейтинге секс-богов. И определенно старше меня. Я бы сказала, намного старше. Полагаю, около двадцати лет.
Да, знаю, что я зануда.
А еще выгляжу как полная идиотка, стоящая тут и пялящаяся в витрину закрытого магазина. Но не осмеливаюсь повернуться на случай, если Секс-Бог по-прежнему здесь.
Больше не слышу парня и его друзей, но это не значит, что их там нет.
Я смотрю на отражение в витрине магазина, пытаясь разглядеть, вдруг он и его приятели все еще рядом, но ничего не вижу.
Ладно, значит, мне просто придется собраться с духом.
Повернуться и обычным шагом удалиться прочь, словно я совсем не пялилась на красавчика.
Один… два… три…
И они ушли.
Не знаю, радоваться или расстраиваться, что, вероятнее всего, никогда больше не увижу Секс-Бога.
Я смотрю на боксерский аттракцион, где недавно был парень, и у меня внезапно возникает желание попробовать, прежде чем отправлюсь домой. Не потому что Секс-Бог прикасался к нему. Не до такой уж степени я неудачница. Просто никогда раньше не пробовала, и интересно, хороша ли я.
Захожу в игровую комнату и останавливаюсь у аттракциона.
Пятьдесят центов.
Я копаюсь в кармане своих узких джинсов и достаю несколько монет.
Бросаю их в отверстие, и автомат загорается. Боксерская груша опускается.
Сжимаю кулак – готово.
Это не может быть так сложно, верно?
Я отвожу руку назад и бью.
Очевидно, это трудно.
Потому что я даже не забила грушу обратно, чтобы определить силу удара. Она лишь слегка раскачивается, но остается на месте.
Ну что же, это неловко.
Оглядываюсь вокруг посмотреть, видел ли кто-нибудь, но никто не обращает на меня внимания.
Хорошо. Попробуй снова, Кам. У тебя получится.
На этот раз я готовлюсь немного больше.
Встряхиваю плечи, расслабляясь. Принимаю стойку: раздвигаю ноги и слегка сгибаю их в коленях. Затем отвожу руку назад и бью по груше.
Ура! У меня получилось!
Но… о… это самый низкий результат, который можно получить?
М-да, это я.
Верно. Я собираюсь повторить.
И на сей раз намерена выбить все дерьмо из этой боксерской груши. Я не проиграю.
Достаю еще пятьдесят центов из кармана и бросаю их в отверстие. Боксерская груша опускается.
– Ты тратишь свои деньги впустую.
– Чт… – Поворачиваюсь на голос и… святое дерьмо.
Это Секс-Бог. Он стоит прямо здесь. Смотрит на меня.
Иисус. Его глаза. Голубые. Как самые голубые из голубых. Как я-хочу-утонуть-в-них-и-никогда-не-возвращаться-на-поверхность голубые.
– Твоя стойка совершенно неверная, – говорит мне. – Тебе никогда не удастся хорошенько замахнуться и ударить по груше, стоя так. – Он кивает на мои ноги.
Я смотрю сверху на них. Для меня они выглядят вполне нормально.
– Что не так с моими ногами? – спрашиваю я.
Посмеивается, и слышу эхо этих слов в своей голове. Мне приходится сдержать стон смущения.
– Ну, с ними все в порядке. – Он пожимает плечами. – Это великолепные ноги. Лучшие, что я видел, на самом деле. Но то, как ты стоишь, это неправильно. Твои бедра в таком положении не могут поворачиваться, а это значит, в твоем ударе нет размаха. Нет размаха – нет удара.
Великолепные ноги.
Лучшие, что он видел.
Честно говоря, после этого я больше ничего не слышу.
– Прости, что?
Он снова усмехается.
– Тебе нужно двигать ногами. Встань вот так. – Показывает мне свою стойку.
– Хорошо. – Переставляю ноги, чтобы повторить то, как он стоит.
– Правильно, – говорит. – А теперь тебе нужно немного отвести бедра назад. Вот так.
Следую его указаниям и разворачиваю свои бедра.
– Затем скрути руку в кулак, большой палец снаружи. Отведи руку назад и позволь бедрам провернуться. Пока ты размахиваешься, вложи всю свою массу тела в этот удар.
Я делаю, как он говорит. Замахиваюсь, а потом вкладываю весь вес тела в руку. Вместе со всеми эмоциями, вызванными переездом из Балтимора, моими друзьями и теми подлыми девчонками, которых встретила ранее.
Ударяю по этому мешку со всей силы, какая во мне есть. Чувствую момент соприкосновения кулака с кожей. Получился хороший удар.
Груша прячется назад, и цифры начинают расти.
Средний удар!
Да!
– Я сделала это! – Взволнованная, подпрыгиваю на цыпочках.
– Ты сделала. – Его губы изгибаются в полуулыбке. Самая сексуальная улыбка, которую я когда-либо видела.
И растекаюсь лужицей у его ног.
Заправляю волосы за ухо.
– Спасибо, – произношу я.
– Пустяки. – Он пожимает плечами.
– Откуда ты знаешь о боксе? – спрашиваю у него.
– Я боксер.
– Типа настоящий боксер?
Убейте меня. Убейте меня прямо сейчас.
Он снова улыбается.
– Да, типа настоящий боксер. Ну, я, конечно, не профи. Дилетант в данный момент. Я не смогу стать профи, не получив свою боксерскую лицензию, и ее не могу получить, пока мне не исполнится восемнадцать.
– Тебе еще нет восемнадцати?
– Семнадцать.
– Вау. Ты выглядишь намного старше.
Он смеется.
– Я часто это слышу.
– Значит, ты выпускник?
– Нет, предпоследний курс. Мой день рождения в сентябре.
– Ах, августовский ребенок здесь.
– Ты тоже из предпоследнего курса?
– Неа. Второкурсница. Мне пятнадцать, – добавляю, как будто необходимо подчеркнуть этот факт.
Так держать, Кам. Оттолкни его своим возрастом.
Не то чтобы я его притягивала… Но неважно.
Он молчит достаточно долго. Я ощущаю укол разочарования в груди, что кажется просто безумием, так как только познакомилась с парнем.
– Итак… У нас разница всего лишь в один учебный год, но ты почти на два года старше меня. Ладно, на год и одиннадцать месяцев старше. Это странно, если задуматься.
Иисусе, Кам. Хватит болтать. Почему бы также не сообщить ему о твоем законном опекуне, работающем в полиции Нью-Йорка, и положить конец всем надеждам на то, что у вас могло бы что-то получиться?
– Ты выглядишь старше, – говорит он. – Без обид.
– Ничего страшного. Я тоже часто слышу подобное. Думаю, это из-за моего роста. Надеюсь, не из-за лица. Не хочется иметь преждевременно состарившееся лицо.
Он хохочет. Но не чувствую, что смеется надо мной, словно думает, будто я полная дурочка. Больше похоже на то, что он считает меня забавной. В хорошем смысле этого слова.
И такие выводы делают что-то странное с моим животом.
– Тебе не нужно беспокоиться о своем лице, – произносит он и снова улыбается своей полуулыбкой.
Что-то врывается и порхает в моей груди.
Я чувствую головокружение и легкость.
Черт возьми, он симпатичный.
– Где твои друзья? – интересуюсь, паря в облаках из-за него.
– Как ты узнала, что я здесь с друзьями?
Ах. Дерьмо.
– Я, эм… Хорошо, я видела тебя раньше. Ты стоял возле этого автомата, сама была там. Но я не преследовала тебя, или что-то в этом роде. Просто видела тебя. Вот и все.
Я умираю. Иисус. Убейте меня. Живо.
Он посмеивается, низко и глубоко, и чувствую это от корней волос на моей голове до кончиков пальцев ног.
– Я тоже тебя видел, – проговаривает.
Вау.
Да… просто вау.
– Итак, что ты делаешь сейчас? – спрашивает меня.
Иди туда, куда ты собиралась идти.
– Иду домой, – говорю.
– Почему?
– Понятия не имею. – Я уверенна, что сейчас даже имени своего не смогу вспомнить.
– Тогда тебе стоит остаться.
– Зачем? – Слышу собственный вопрос.
Эта улыбка, которая превращает меня в желе, скользит по его лицу.
– Хороший вопрос. Хочешь правду?
– Всегда.
Делает шаг ближе. Его запах пряный, и что-то еще, совершенно мужское. Он овладевает мной самым лучшим образом.
– Потому что я нахожу тебя интересной. И обычно меня интересует только бокс. Но ты заинтересовала меня.
– Почему? – Очевидно, это слово теперь составляет две трети моего словарного запаса.
– Ты забавная и симпатичная. Очень симпатичная.
– И пятнадцатилетняя.
– И пятнадцатилетняя, – повторяет он.
– И моя тетя коп.
– Приятно слышать.
– Почему?
– Потому что это означает, что за тобой кто-то присматривает.
Ох.
– Я не буду заниматься с тобой сексом, если это то, чего ты ожидаешь.
Он взрывается смехом.
Фильтр, Кам. Фильтр, ради всего святого.
– Я просто думал о прогулке. Может, прокатиться на колесе обозрения. Но приятно знать, что твоя голова на месте. – Он вытирает слезы смеха со своих глаз.
– Прости, – говорю я.
– Не стоит. Ты права, когда осторожничаешь. Ты ведь меня не знаешь. – Делает паузу и снимает бейсболку с головы. Его волосы темно-каштановые. Он пропускает сквозь них свою руку. Затем надевает бейсболку обратно и фиксирует свои ярко-голубые глаза на моих. – Но хочу, чтобы ты узнала меня. И я действительно намерен узнать тебя.
Прикусываю губу и заправляю волосы за ухо.
– Хорошо, – произношу.
Он улыбается. На этот раз улыбка полноценная, показывающая его зубы. Они белые, но не идеальные. Передние слегка налегают друг на друга. Но это ему идет. Делает парня еще красивей, если такое вообще возможно.
– Я Зевс, – говорит мне.
– Как Бог?
Усмехается, и понимаю, как это прозвучало.
– Не то чтобы я считала тебя Богом, естественно, – добавляю и закатываю глаза, пытаясь выйти из ситуации с видом равнодушия. Это совершенно не работает.
– Конечно, нет. – Улыбается. – Но да, как Бога.
– Камерон. Но все зовут меня Кам.
– Кто – все?
– Моя тетя.
– Полицейский.
– И мои друзья дома, в Балтиморе. Я переехала сюда несколько дней назад.
Он кивает, как будто уже знает это.
– Ты уже была на колесе обозрения? – спрашивает.
Качаю головой, не желая признаваться, что хотела, но не смогла из-за пары злобных девчонок.
– Ну, ты не можешь посетить ярмарку и не прокатиться на колесе обозрения. Это как закон Кони-Айленда.
– Правда? – приподнимаю скептически бровь.
– Нет. – Он по-мальчишески улыбается, и я смеюсь. – Но тебе нужно прокатиться на колесе обозрения. Давай. – Протягивает мне руку.
– Эм… – Колеблюсь, и он это видит.
– Тебе не нравится колесо обозрения?
– Нет. То есть да, нравится. Просто… ну, не хочу прозвучать, как будто в детском саду. Я стояла в очереди, чтобы прокатиться на нем, и… некоторые девчонки разозлились на меня. После этого не так уж и сильно желала посетить его.
– Как они злились на тебя?
– Не могу поверить, что рассказываю тебе об этом. – В самоуничижительном жесте закатываю глаза, вздыхая.
Но он ничего не произносит. Просто ждет.
Поэтому я говорю.
– Они назвали меня неудачницей, потому что я собиралась прокатиться одна.
– И тебя волнует, что они думают?
– Да. То есть, нет. Типа того. Это глупо. Я глупая.
– Нет, все не так. Послушай, такие люди ведут себя дерьмово, поскольку сами не уверенны в себе. Им нужно попытаться сбить с толку всех остальных, чтобы смогли почувствовать себя лучше.
– Знакомо из личного опыта?
– Нет. Просто я умный. – Он улыбается, и я расплываюсь в улыбке. – Слушай, не позволяй злобным девицам отпугивать тебя от того, что хочешь сделать.
Смотрю на него. Немногие парни заставляют меня ощущать себя маленькой и сентиментальной, но он это делает.
– Ты прав, – говорю ему.
– Знаю. Я всегда прав. – Еще одна полуулыбка. – И в любом случае на сей раз ты не будешь одна. Я пойду с тобой.
Прищуриваюсь.
– Ты же не собираешься попытаться убить меня на колесе обозрения, верно?
Очередная вспышка смеха от парня.
– Этого не было в моих планах на сегодняшний вечер. Так что нет. – Его глаза сверкают и мерцают, как синее пламя.
– И ты не собираешься тискать меня?
– Неа. Я буду просто идеальным джентльменом. – Он поднимает руки, показывая мне ладони.
– Хорошо, тогда давай сделаем это. – Киваю я. – Прокатимся на колесе обозрения, то есть.
– Будет сделано, Голубка.
– Голубка? – Удивленно моргаю, глядя на него.
– Да. Голуби олицетворяют покой, потому что выглядят красиво и кажутся нежными и хрупкими. Но на самом деле они чертовски вздорные. В них больше сопротивления, чем люди думают. Прямо как в тебе.
Красивая. Он сказал, голуби красивые. Значит ли это, что он и меня считает красивой? Не беги впереди паровоза, Кам. То, что произнес подобное, не означает, будто думает, что ты красивая.
Демонстрирую ему свой позабавленный вид.
– Ух ты. Понял все это из пятиминутного разговора?
– Нет. – Он качает головой, улыбка искрится в его глазах. – Я все это понял по тому, как ты ударила по боксерской груше.
Начинает идти. Я подстроилась под его темп.
– Откуда ты так много знаешь о голубях?
Он скользит по мне взглядом.
– Я не знаю. Лишь однажды видел это в одной из программ о природе.
Из меня выскальзывает смешок, и парень ухмыляется.
Мы движемся в направлении колеса обозрения в комфортной тишине. И я размышляю про себя, как же все изменилось с тех пор, когда совсем недавно уходила от этого аттракциона.
Встаем в очередь, которая намного короче, чем раньше. И в поле зрения не попадаются злые девчонки.
Зевс настаивает на том, чтобы заплатить за меня, что действительно очень мило.
Мы подходим к кабинке. Смотрительница ярмарки держит для нас дверь открытой.
Зевс заходит первым. Он протягивает руку мне, чтобы помочь войти.
Я колеблюсь секунду, затем скольжу своей рукой в его. Знаю, это прозвучит убого и банально, но клянусь, в момент, когда моя кожа соприкоснулась с его, все как будто изменилось.
Неожиданно мир стал выглядеть намного ярче. Звуки немного громче.
Словно я проживала свою жизнь в 2D, а теперь перешла на 3D.
Сажусь рядом с Зевсом, отпуская его руку, и смотрительница закрывает дверь, безопасно фиксируя нас в середине.
Мы поднимаемся вверх, чтобы дать возможность заполнить другую кабинку. Продолжаем движение и поворачиваемся по мере того, как для полноценной поездки заполняется каждая из кабинок. Сумерки быстро превращаются в темноту.
Затем мы начинаем наше путешествие.
– Значит, ты живешь со своей тетей? – Голос Зевса звучит сквозь тьму, заставляя мои волоски на руках подняться наилучшим образом.
– Да. Моя мама умерла, когда мне было три, а отца не оказалось рядом. Так что тетя Элли взяла меня к себе. Она замечательная.
– Похоже на то. Сожалею насчет твоей мамы.
Я пожимаю плечами.
– Я не помню ее, поэтому не помню, как потеряла ее. Но я также не вспомню, будто она вообще была у меня, что более отстойно.
– Да… – его голос звучит задумчиво. – Но, может быть, это не так уж плохо – не чувствовать боли от ее потери, понимаешь.
– Да, я понимаю, о чем ты. В любом случае извини, что нагоняю печаль. – Поворачиваюсь к нему лицом.
– Ты не нагоняешь. – Он дарит мне нежную улыбку.
– Что насчет тебя? – спрашиваю я.
– Что насчет меня?
– Родители? Братья и сестры?
Он смотрит вперед.
– Папа. Мама умерла в прошлом году.
Ах.
Его мрачная задумчивость теперь имеет гораздо больший смысл.
– Черт. Извини. – Морщусь.
– Не извиняйся. – Он пожимает плечами. – Она болела на протяжении долгого времени. Рак.
– На хер рак, верно? – Все, что я могу придумать, но, должно быть, это правильная вещь, потому что парень оглядывается. Маленькая улыбка касается его губ.
– Да, на хер рак, – соглашается.
– Что с братьями и сестрами?
– Два брата. Одна сестра.
– Ух ты. Должно быть круто.
– Это не то слово, которое использовал бы я. – Усмехается.
– Я бы хотела иметь родных братьев и сестер.
– Можешь взять моих, если хочешь.
Я смеюсь.
– Если бы. Расскажи мне о них.
– Арес на два года младше меня.
– Как я.
– Да. Как ты, – повторяет он. – И близнецы Аполлон и Артемида. Им по двенадцать.
– Вы все названы в честь греческих богов, – говорю, а потом съеживаюсь. – И сегодня я явно в ударе со своими вопиющими наблюдениями.
Он смеется, и понимаю, что мне действительно нравится этот звук. Очень нравится. И я хочу продолжать слышать его, даже если за свой счет.
– Итак, есть причины для выбора таких имен? – спрашиваю. – Я знаю, что некоторые родители называют своих детей Ривер и Грас, потому что они хиппи.
– Мои родители познакомились на лекции по греческой мифологии, когда учились в колледже. Отстойная пикап-фраза моего отца заключалась в том, что если бы он и моя мама создали ребенка вместе, то должны были назвать его Зевсом. Потому что с маминой красотой и мозгами, размерами моего отца, он был бы богоподобным. Очевидно, она купилась на это, поскольку вот он я. – Расправляет руки.
– И ты?
– Что? – Разворачивается ко мне лицом.
– Богоподобный? – Потому что с того места, где я сижу, ты чертовски похож на одного из них.
Глаза Зевса долго удерживают мои.
– Нет. – Мягко говорит он. – Я истекаю кровью, как и все остальные, Голубка.
Колесо останавливается, оставляя нас неподвижными наверху.
– Поездка, должно быть, закончилась, – размышляет Зевс, посматривая через край. – Они выпускают людей.
Я чувствую всплеск печали от того, что это почти конец. Я могла бы остаться здесь с ним навсегда.
Что-то мокрое падает на мой нос. Затем на лоб.
– Это что, дождь? – произношу я в тот момент, когда небеса разверзлись. Я имею в виду, они очень широко распахнулись. Льет как из ведра.
– Можно и так сказать. – Смеется Зевс.
– Иисус! Я промокла до нитки!
Верхний навес кабинки совершенно не защищает нас. Я слышу сквозь играющую музыку, что звучат огорченные голоса людей, находящихся на колесе.
– Ну, давайте же. Двигайтесь, мистер Колесо Обозрения, – скандирую, желая, чтобы колесо поторопилось с поездкой, и я смогла сойти с него и укрыться под чем-нибудь.
Зевс снимает куртку.
– Вот, прикрой ею голову, – предлагает он.
– Ты промокнешь.
– Я в порядке. Всего лишь немного дождя.
– Поделиться?
– Хорошо.
Он держит куртку над нашими головами, и я должна придвинуться немного ближе, чтобы мы оба поместились под укрытием.
Смотрю вверх: его лицо так близко к моему. Я даже способна разглядеть капли воды на нем. Почувствовать тепло его дыхания на моей щеке.
Каким-то образом улавливаю песню, которая в настоящее время звучит из колонок внизу на площадке.
– Не кажется ли тебе немного ироничным то, что пока идет дождь, внизу играет «Umbrella», словно вот-вот начнется Всемирный потоп?
Он сжимает свои губы самым восхитительным образом.
– Либо это, либо судьба.
– Судьба?
– Угу.
– Как так?
Он смотрит на мои губы, и это заставляет сердце биться быстрее. Пульс учащается, вынуждая адреналин бежать по венам быстрее.
Взгляд Зевса возвращается к моему.
– Понятия не имею.
Он улыбается, в глазах пляшут смешинки, и я смеюсь.
Боже, он великолепен. И не в силах перестать глядеть на него.
Мое дыхание становится поверхностным. Замечаю, что и его тоже.
Делаю вдох – мои легкие наполняются им. Этот пьянящий, пряный запах, смешанный с прохладным ароматом дождя, совершают безумные вещи со мной. Гормоны внутри меня взрываются, как ракеты.
Вода стекает по его щеке, зацепившись за верхнюю губу.
И очень хочется поймать эти капли дождя своими губами.
Я так и поступаю.
Не знаю, что на меня нашло, но, не задумываясь, наклоняюсь и прижимаю губы к его губам.
Черт. Я целую его!
И… он не целует меня в ответ.
Издаю задушевный звук в горле, когда отстраняюсь, осознавая то, что сейчас сделала.
Я поцеловала его, и он не ответил на мой поцелуй.
А теперь-то могу умереть?
Боже, я так чертовски тупа. Конечно, я не интересна ему в этом смысле. Зевс старше, и он великолепен. Парень может заполучить кого угодно.
– О господи, – стону, закрывая лицо руками. – Зевс, мне так жаль. После моей большой не-пытайся-тискать-меня лекции я сама же атаковала тебя своими губами. Я правда не знаю, почему сделала это. – Ну, вообще-то знаю. Он горячий, а я глупая. – Можем мы просто притвориться, что этого никогда не было?
– Нет.
Мое сердце замерло.
– Нет? – Опускаю руки с лица.
Укрытие из куртки в момент исчезает. Парень смотрит на меня с такой интенсивностью во взгляде, и мои пальчики ног в кроссовках сворачиваются.
– Нет. – Скользит рукой по щеке, обхватывая мое лицо. – Даже если бы хотел притвориться, что этого никогда не происходило – чего я не хочу делать, – я не смог. Потому что все выжжено в моей памяти.
– Выжжено в твоей памяти – в хорошем смысле?
– В самом лучшем.
Он улыбается, и кажется, будто падаю, или плыву, или что-то вроде того.
Дождь струится по моим губам. Зевс ловит его большим пальцем, заставляя меня дрожать.
Его глаза сосредоточены на этом зрелище, а мои внутренности в данный момент закручивает, как в водовороте.
– Ты собираешься меня поцеловать? – шепчу.
– Я хочу…
– Я слышу «но».
Его взгляд находит мой.
– Тебе пятнадцать. А мне семнадцать.
Все прекрасные ощущения во мне утихают.
– И?
Тишина простирается между нами.
Он не перестает смотреть на меня, и я не знаю, что подобное значит или что вообще ощущаю. Все, в чем уверена, – хочу быть с ним. С парнем, с каким я знакома всего лишь короткий отрезок времени. Но он заставляет меня чувствовать те вещи, которых не чувствовала раньше. И я желаю, чтобы это не прекращалось.
– И… – Уголки его губ приподнимаются, даруя мне великолепную улыбку, – мы будем двигаться медленно, Голубка.
4 глава
– Ух ты! Притормози, Джиджи.
Моя маленькая балерина пролетает мимо меня на кухню, делает прыжок с разбега, и я ловлю ее, заключая в свои объятия. Она обвивает своими крошечными ножками мою талию.
– Мама, – хмурится на меня в неодобрении. Между ее прекрасных бровей образуется эта маленькая милая складочка. – Я отлабатывала свои плыжки.
– Я знаю, чем тут занимаешься, крошка Джиджи, и это хорошо, что ты практикуешься, – щипаю ее за носик большим и указательным пальцами. – Но кухня – не место для подобного. И через тридцать минут ты отправишься на класс по балету, так что там сможешь очень много тренироваться.
– Нам нузна танцевальная студия здесь. Так я могла бы плактиковаться все влемя.
– Ладно, это было бы нечто, верно? – улыбаюсь ей.
– Мозно нам сделать такую?
Ее лицо светится, и я хихикаю.
– Нет, крошка Джиджи. Возможно, если бы мы жили в особняке, но здесь – нет. Не в доме бабушки Элли.
Она крутится у меня на руках, поворачиваясь лицом к тете Элли, которая стоит у столешницы и готовит кофе.
– Бабушка Элли, мозно мне построить здесь танцевальную студию, позалуйста?
Тетя Элли подходит и забирает ее из моих рук. Джиджи оборачивается вокруг нее, словно одеяло.
– Позалуйста, бабушка Элли. Я оцень, оцень хочу такую. – Она прикасается своими ручками к щекам тети Элли и смотрит своими глазками маленького олененка.
У нее глаза Зевса. Большие и голубые, и им трудно сказать «нет».
– Конечно, ты можешь, – тетя Элли сдается без боя.
– Ура! – визжит Джиджи, а я стону. – Бабушка Элли, ты лучше всех! – Она смачно целует ее в щеку. Потом извивается из рук тети Элли и уносится прочь из кухни.
– Хватит бегать! Не путай свои волосы или не испачкай одежду! И принеси свои туфли для балета из своей комнаты. Мы скоро уезжаем! – кричу ей вслед.
– Ты же понимаешь, что эта девчонка ни слова не услышала из того, что ты ей сказала, да? – усмехается тетя Элли.
– Ага. Потому что кто-то только что пообещал ей танцевальную студию под крышей этого дома, – пристально смотрю на нее, но она лишь снова смеется.
– Ей просто невозможно сказать «нет». Особенно когда она наряжается. Вся такая милая в своей балетной одежде. Джиджи напоминает мне тебя в ее возрасте. Думаю, придется переделать столовую в танцевальную студию.
Я заливисто смеюсь.
– Да, и мы будем есть в гостиной, удерживая свой обед на коленях. Почему у тебя такие проблемы с тем, чтобы просто сказать ей «нет»? Когда я росла, у тебя никогда не возникало трудностей с тем, чтобы отказать мне.
Тетя Элли наливает в чашку кофе и вручает мне. Я забираю ее.
– Потому что ты мой ребенок, Кам. Легче отказать своему собственному ребенку. Внукам – невозможно.
Мое сердце всегда увеличивается до жжения, когда она говорит такие вещи. И чувствуя себя более эмоциональной после событий вчерашнего вечера, я ставлю свою чашку на столешницу и обнимаю тетю.
– Я люблю тебя, – говорю ей.
Она в поцелуе прижимается к моему виску.
– И я люблю тебя, девочка.
Когда я поворачиваюсь, берет мое лицо в руки и смотрит в глаза.
– С тобой все в порядке?
Закусываю губу и качаю головой.
– Я видела Зевса прошлым вечером, – тихо произношу. – Он был в клубе.
Множество эмоций ураганом проносится в ее глазах. Гнев горит ярче всех.
– Вот почему ты рано вернулась домой вчера вечером.
– Я разбудила тебя, когда пришла?
– Я была в постели, читала. Никогда не сплю, пока не вернешься домой. Ты уже должна была знать об этом.
Прикасаюсь своей рукой к ее. Затем отхожу, беру свой кофе и делаю глоток.
– Он говорил с тобой?
Я киваю.
– Что он сказал?
– Спросил, что я здесь делаю.
Она хмурится.
– В клубе?
– Да.
– И что ты ответила?
– Сказала, что здесь работаю.
– Он спрашивал о… – тетя Элли кивает в сторону двери, через которую минуту назад выбежала Джиджи.
