Текст книги "Обитель зла"

Автор книги: Сабина Тислер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Часть третья
Il tradimento – Предательство

Тоскана, июнь 2004 года – за один год и четыре месяца до смерти Сары

47

«Resta qui, resta qui, tu che sei mia. Un attimo e noi, voleremo la dove tutto e il paradiso» [69]69
  Останься здесь, останься здесь, ты, принадлежащая мне. Еще мгновение, и мы с тобой полетим туда, где все – только рай (итал.).


[Закрыть], – пел Андреа Бочелли на площади Пьяцца дель Кампо в Сиене. Он стоял, прикрыв незрячие глаза, неподвижно, как скала, на огромной сцене, сооруженной перед Палаццо Пубблико специально для этого концерта. Его сопровождал оркестр из сорока музыкантов.

На площади, тесно сгрудившись, стояли около тридцати тысяч человек. Многие из них держали в руках включенные мобильные телефоны, чтобы дать возможность послушать концерт друзьям, оставшимся дома. Некоторые только слушали, другие тихонько подпевали.

Было почти одиннадцать часов вечера, но огромную площадь заливал теплый свет. Пышно украшенные дома и дворцы, окружавшие площадь, были освещены оранжево-желтым светом, у окон стояли люди и желали друг другу здоровья, поднимая бокалы с шампанским.

Мощный голос Бочелли заполнял площадь. Казалось, артист полностью погружен в себя и в музыку, которой подпекали люди на площади. И вместе это напоминало звучание грегорианского хора.

Эльза любила музыку. Она как бы уравновешивала другую ее страсть – математику. Если бы она могла, то не пропускала бы ни одного концерта их тех, что проходили летом на площадях города.

Она стояла почти на середине площади, и ей было жаль Бочелли, который не мог видеть, а только слышал и чувствовал, сколь огромная человеческая масса была загипнотизирована и опьянена его музыкой. Эльза не ожидала, что на площади будет такая масса зрителей, и взяла с собой бутылку воды и подушечку, чтобы поудобнее устроиться на теплых камнях и наслаждаться музыкой. Она стояла уже два с половиной часа, зажатая со всех сторон людьми, которых не знала, но которые, как и она, зачарованно смотрели на сцену.

Концерт подходил к концу. В заключение Бочелли начал петь свои самые популярные песни, которых итальянцы ждали целый вечер. Когда он запел «Con te partiro» [70]70
  «С тобой вдвоем» (итал.).


[Закрыть], в руках у людей появились зажигалки и на площади вспыхнуло целое море огней.

Любители песен Бочелли больше не выдержали – они уже и так долго только слушали – и начали петь уже не сдерживаясь, громко. Бочелли был едва слышен среди десятков тысяч голосов, но он, как и раньше, стоял на сцене, пел и улыбался.

Эльзе казалось, что она переживает один из самых прекрасных и ярких моментов в жизни. Она тайком молилась, чтобы эта песня, это настроение, эта ночь никогда не заканчивались. Она удивилась, когда вдруг какая-то женщина, стоящая перед ней, расталкивая толпу, направилась к переулку, чтобы выйти с площади. Во всяком случае она пробивалась явно не в сторону сцены.

«Наверное, хочет побыстрее добраться до машины», – подумала Эльза, и ей стало обидно.

Эльза какой-то момент наслаждалась тем, что стало чуть просторнее, но через несколько минут все опять стояли, тесно прижавшись друг к другу, как раньше. Место, которое оставила женщина, моментально оказалось занятым.

Она почувствовала это уже через несколько секунд… Запах одеколона, запах огня и чуть-чуть ладана. Она представила себе мужской монастырь среди цветущих олеандров, и ей показалось, что так пахнет борода, хотя мужчина, который повернулся к ней, потому что она, зачарованная запахом, подошла к нему слишком близко, был без бороды и выбрит так гладко, словно на его чистом, нежном лице никогда и не было ни единого волоска.

Она смущенно отшатнулась. Он ничего не сказал, улыбнулся и снова повернулся к сцене.

Эльза больше ничего не слышала. Ни музыки, ни песен, которые Бочелли пел на бис, ни ликования публики. Она была околдована запахом этого мужчины и смотрела ему в затылок словно завороженная. Ей казалось, что она видит, как бьется жилка у него на шее, и даже попыталась сосчитать его пульс. Она уставилась на его черные блестящие волосы и ни о чем не думала.

Она не заметила, как закончился концерт. Аплодисменты звучали в ее ушах, словно шум прибоя, который слышен, но осознанно не воспринимается. Когда человеческая масса бесконечно медленно пришла в движение, вокруг стало свободнее, и она не задумываясь пошла за мужчиной. Прошло долгих полчаса, пока толпа рассосалась настолько, что они смогли покинуть площадь.

Перед часовым магазином на улице Виа Римальдине он вдруг остановился.

– В чем дело? – неожиданно спросил он, и Эльза вздрогнула. – Почему ты идешь за мной?

Его голос звучал не рассерженно, но холодно.

Она ничего не сказала. Она не могла ничего сказать. Она просто смотрела на него и думала, что еще никогда не встречала такого красивого человека.

– На концерте ты стояла позади меня и уже полчаса идешь следом. В толпе ты постоянно была рядом со мной… Наверное, этому есть какая-то причина?

– Ты так хорошо пахнешь, – сказала она шепотом и покраснела.

– Идем, – сказал он и насмешливо улыбнулся. – Пойдем, выпьем по бокалу вина.

Они прошли на две улицы дальше. На улице Виа Саллюстио Бандини они попытались найти место в баре и в двух маленьких остериях, однако в этот вечер невозможно было отыскать ни одного свободного столика. После этого он купил в каком-то баре вино, два бумажных стаканчика и попросил открыть бутылку.

Они уселись на лестнице перед Палаццо Толомеи и начали медленно пить вино.

– А чем я пахну? – спросил он.

– Кафедральным собором и ладаном, криптой и холодным камнем, цветущим олеандром, ванилью и теплой землей.

Такого ему еще никто не говорил, и на мгновение он даже потерял дар речи. Он внимательно посмотрел на эту странную девушку. У нее была необычайно светлая кожа, бледное лицо, слишком нежное и прозрачное для итальянки. А волосы ее были темными и абсолютно гладкими. Ему нравились гладкие волосы, падающие, словно вода, на плечи. На вид ей было лет семнадцать, возможно, восемнадцать. Он не думал, что она может быть старше. У нее были карие глаза, придававшие беззащитному лицу необычайно глубокое выражение.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Элизабетта. Элизабетта Симонетти.

Она сама испугалась, когда произнесла это имя, потому что оно вырвалось спонтанно, но прозвучало наконец правильно.

Она всегда ненавидела свое имя «Эльза», считая его отталкивающим. А «Элизабетта» было так похоже на ее настоящее имя, было таким близким и прекрасным. Она даже рассердилась на себя за то, что раньше до этого не додумалась.

– Ты живешь в Сиене? – спросил он, и Эльза перестала думать об Элизабетте.

– Нет. В Монтефиере. Это маленький населенный пункт приблизительно в получасе езды отсюда.

На улицах Сиены даже сейчас, незадолго до полуночи, было оживленно. Все больше пар, групп и отдельных полуночников садились на лестнице, и почти у всех было с собой что-нибудь выпить. Какой-то студент начал под гитару петь песни Цуккеро.

– А как ты попадешь домой?

– На машине. Два месяца назад я сдала на водительские права.

Ага, значит, ей не меньше восемнадцати.

– Идем, – сказал он, поднялся и взял ее за руку. – Мы пойдем ко мне. Я живу рядом. Здесь слишком много людей, слишком шумно и бестолково.

Сердце Эльзы чуть не выскочило из груди. Она не была знакома с этим мужчиной. Она знала только, что он пользуется одеколоном, который возбуждает ее фантазию, и выглядит так, что у нее захватывает дух. Больше ничего. Она даже не знала, как его зовут. Ситуация была опасной, и она это понимала. Но она чувствовала и то, что начинает влюбляться в этого мужчину, образ которого до сих пор существовал только в ее мечтах. И это чувство было сильнее всего.

– О'кей, – сказала она. – А как тебя зовут?

– Антонио.

В часовне Монтефиеры была одна фигура – скульптура, изображавшая святого Антония Падуанского. Он стоял в длинном ниспадающем облачении, но босой, на скале, держа в одной руке Библию, а в другой руке – лилию. Святой Антоний считался помощником в поиске потерянных вещей. Всегда, когда Эльза что-то искала, что происходило постоянно, она шла в церковь и молилась святому Антонию, который имел поразительное сходство с доном Матео, священником из Монтефиеры. Это ее смущало. Она не хотела молиться дону Матео. Она не хотела, чтобы он узнал, к примеру, что она уже две недели разыскивает ключи и всегда старается вернуться домой в такое время, чтобы там был кто-то, кто открыл бы дверь. До сих пор никто не знал, что ее ключи исчезли, и святой Антоний был ее последней надеждой. В конце концов у нее сдали нервы и она спросила про ключи у Эди. Тот только ухмыльнулся и повел ее в лес. Они шли почти час, когда Эди вдруг опустился на колени, принялся рыть землю под серебристым кедром и в руках у него появились ключи.

Несколько месяцев назад его любимым занятием стало закапывать предметы домашнего обихода в радиусе нескольких километров. Обычно пропажа никому не бросалась в глаза, потому что в большинстве случаев это были открывалки для бутылок, зубочистки, кухонные ножи, булавки, ножницы, шариковые ручки, стаканы, пустые пузырьки из-под чернил, маленькая терракотовая фигурка, старый календарь или другие бесполезные мелочи, до которых никому не было дела. Эльзе никогда бы и в голову не пришло, что ключи мог взять Эди. Она считала, что это просто одна из его игр, когда он убегал в лес, чтобы рыться в земле, как собака.

Тот факт, что Эди раскопал ключи и они снова вернулись к ней, что это все прошло незамеченным для ее родителей, она приписывала единственно помощи святого Антония.

Антонио… Возможно, она потеряла рассудок, потому что пошла с этим мужчиной через ночную Сиену к нему домой.

Ночной воздух был прохладен, однако в квартире их встретила невыносимая духота, и Эльзе пришлось даже расстегнуть одну пуговицу на блузке.

Антонио включил освещение в коридоре, и у нее уже во второй раз захватило дух. Темно-красное ковровое покрытие на весь коридор, без единой ворсинки, без единой пылинки. На стене идеально ровно висели написанные маслом картины различных стилей и размеров, но все они изображали только Пап Римских. От Иннокентия Третьего до Гонория Четвертого и Григория Одиннадцатого, вплоть до Александра Восьмого и Пия Двенадцатого. Всего там было около двадцати картин. Их безукоризненный ряд прерывался лишь похожими на свечи лампами, которые создавали почти праздничное освещение.

Кухню Антонио Эльза не увидела. Он сразу же проводил ее в гостиную, одновременно служившую спальней. Это была похожая на салон комната с тяжелым, отполированным до блеска угловым столом, в центре которой стояла огромная кровать. Эльза увидела зеркала на стенах, узорную лепку на потолке, вычурную люстру из муранского стекла. Эта душная атмосфера, кич и помпезность во всем, стразы, золото и украшения, насыщенный красный цвет, праздничное, но приглушенное освещение, подушки, одеяла, гардины, скатерти и ковры – все наполняло Эльзу восторгом и ужасом одновременно.

Личный дворец этого мужчины заставлял ее чувствовать себя еще меньше и незначительнее, чем она и без того себе казалась. Она очутилась в потрясающем мире, который был ей чужд, и подумала, не лучше ли просто исчезнуть, пока еще есть время, пока еще не поздно… Однако она осталась, потому что в этот момент в комнату вошел Антонио с двумя наполненными шампанским бокалами.

– Добро пожаловать в мою скромную хижину! – сказал он совершенно не к месту и с улыбкой прикоснулся своим бокалом к ее бокалу.

Он лишь пригубил шампанское, а Эльза выпила свое одним глотком.

Антонио налил еще, поставил на стол подсвечник, зажег свечу и включил тихую музыку, которую Эльза никогда не слышала. Тяжелые шторы из парчи закрылись, как только он нажал на кнопку. Эльзе они показались железными решетками тюрьмы, в которую она зашла сама, добровольно и без всякой необходимости. Но она пыталась не подать виду, что ей страшно.

Несколько минут они пили молча.

– У тебя красивые глаза, – сказал он, – и красивые руки. Мне нравится, как ты держишь бокал.

Эльза только кивнула, и Антонио продолжил:

– Так как же пахнет кафедральный собор и холодный камень в крипте?

– Так, как ты.

Эльза осушила уже второй бокал, и ей казалось, что лицо горит огнем. Наверное, она была красная как рак.

– Что я здесь делаю? – честно спросила она. – Я тебя не знаю, но сижу у тебя дома и пью с тобой шампанское.

Ей стало стыдно.

Антонио улыбнулся:

– Бывают моменты, которые нельзя упускать. Бывают смешные мысли, которые нужно допускать, и абсурдные ситуации, которые нужно пережить. Иначе дальше не продвинешься. При отливе нет смысла работать рулем, но когда поднимается сильный ветер, то есть шанс изменить направление.

Он подошел и поднял ее со стула. Она испуганно посмотрела ему в глаза. Его запах стал необычно сильным. «Когда он ходил за шампанским, то надушился еще раз, – подумала она. – И сделал это только для меня, потому что от запаха мужского монастыря у меня подкашиваются ноги».

Он обнял ее и поцеловал в шею. Потом взял на руки и отнес в постель.

Эльза закрыла глаза, готовая на все, что должно случиться. Она выбросила страх из своих мыслей и безраздельно отдалась этому совершенно чужому человеку, который медленно раздевал ее, как раздевают очень дорогую куклу, полученную в подарок на Рождество. Которую не хочется поломать в первый же день.

В эту ночь она потеряла не только свое сердце, но и невинность.

На рассвете она, раздвинув тяжелую парчовую штору, стояла у окна. Слишком взволнованная, чтобы уснуть, она прислушивалась к спокойному дыханию Антонио и смотрела на улицу, где пекарь загружал первый в этот день хлеб в свою машину. Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно свободной, счастливой, взрослой. И совершенно довольной. Жизнь была волнующей, и для Эльзы она началась этой ночью.

48

Вместо завтрака они допили остатки шампанского. Эльза в отчаянии искала свой мобильный телефон, перерыла всю одежду, пересмотрела сумку, но безрезультатно. Наверное, она потеряла его на площади или его вытащили из сумки. В любом случае он исчез навсегда, и Эльза дала Антонио номер домашнего телефона в Монтефиере.

Он не позвонил. Она сидела дома, не решаясь выйти на улицу. Если Романо или Сара долго разговаривали по телефону, она выходила из себя.

– Что с тобой? – спросила Сара. – Какого, черт возьми, звонка ты ждешь? Может быть, снизойдешь и объяснишь нам, из-за чего ты сходишь с ума?

– Нет, не могу.

– А почему?

– Потому что не хочу!

Сара насмешливо улыбнулась.

– О боже, моя маленькая Эльза влюбилась! Почему бы тебе не рассказать, кто этот счастливец? Когда об этом говоришь, чувство становится еще прекраснее. А если у человека любовная тоска, то переносить ее становится легче вдвойне.

– Прибереги свои прибаутки для себя и оставь меня в покое! – рявкнула Эльза и, хлопнув дверью, вышла из комнаты.

– Это невыносимо, – сказала Сара Романо. – Надеюсь, этот тип скоро позвонит и она опять станет нормальной.

Прошло три дня, а Эльза так и не дождалась звонка от Антонио.

Ей некогда было заниматься Эди. Она сидела в своей комнате и изливала душу дневнику, записывая туда свою тоску, надежды и романтическую безответную любовь.

Она пошла в кухню, чтобы взять стакан сока, когда увидела Эди, сидевшего в гостиной и играющего с телефоном. Он как раз разбирал трубку. Эльза словно фурия налетела на него и толкнула так, что он упал со стула. Она вырвала телефон у него из рук и трясущимися руками попыталась собрать трубку.

– Ты что, совсем рехнулся? – закричала она. – Телефон – не игрушка, идиот! Он жизненно необходимая вещь!

Эди печально уставился на нее. Он не понял, почему сестра разбушевалась.

– Давай, пошел вон отсюда! – продолжала кричать она. – Уходи! Пошел в задницу! Исчезни в своей комнате и займись чем-нибудь идиотским. Считай узоры на ковре, учи наизусть книжки с картинками или рисуй квадратики. Посмотрим, сколько их ты нарисуешь до вечера. Мне до лампочки, главное, чтобы тебя здесь не было!

Эди держался за голову, словно обезьяна, которая чешет в затылке и не знает, что ей делать. Он не мог понять, что же сделал плохого, и чувствовал, как в нем растет отчаяние, которое, в прямом смысле этого слова, сбило его с ног. Он бросился на пол, принялся колотить по нему руками и ногами и отчаянно зарыдал.

Обычно в такие моменты Эльза обнимала его и утешала, пока он не успокаивался, но сегодня у нее не было для этого сил. Она сама была в отчаянии.

– Этот сумасшедший дом достал меня! – пробормотала она, выходя из комнаты и оставляя Эди бушевать и рыдать в одиночестве.

Она села в свой маленький «фиат» и поехала прямо в Сиену. Снова и снова она вспоминала ночь с Антонио, вспоминала каждую мелочь в его квартире, каждую из немногих фраз, что он тогда сказал. Но безрезультатно. Она слишком мало знала об этом мужчине. Она не знала ни его фамилии, ни номера телефона. Не знала, где и в качестве кого он работает. Она предполагала, что он жил один, но не была в этом уверена. В конце концов, кроме гостиной и спальни она не видела ничего. Портреты произвели на нее такое огромное впечатление, что она даже не запомнила количество дверей, выходящих в коридор.

Антонио жил на улице Виа дель Пеллегрини, совсем близко от кафедрального собора. Было чуть больше семи вечера, когда Эльза начала прохаживаться перед его домом. Большинство магазинов в это время закрывались, лишь некоторые работали до восьми и дольше.

«Что я буду делать, если он уже дома и сегодня больше не выйдет? – думала Эльза. – Я же не могу ждать всю ночь! Придется прийти завтра. Но во сколько? Какое время будет самым подходящим?»

Вся эта ситуация казалась ей крайне неприятной, а чувство голода только усиливало это ощущение. Уже несколько дней Эльза почти ничего не ела, и сейчас живот у нее болел так, что даже кружилось голова. Она решила зайти в ближайший бар и съесть panino, чтобы как-то скрасить ожидание.

В этот момент Антонио вышел из-за угла и столкнулся с ней.

– Чао, – сказала она.

– Чао.

У Антонио был удивленный и ошеломленный вид, и выглядел он так, словно совесть у него была нечиста.

– Ты не позвонил, – сказала она.

Он утвердительно кивнул.

– Нет.

– Почему нет?

– Пойдем, – сказал он, – пойдем со мной. Тут слишком много людей.

Они снова шли по ступенькам, как и несколько дней назад. Эльза испытывала что-то похожее на триумф. Она встретила его, он был готов поговорить с ней, и они шли к нему в квартиру. Это было больше, чем она ожидала.

В этот раз Антонио направился не в спальню, а в кухню. Эльза шла за ним, бормоча «permesso» и оглядываясь по сторонам. Кухня, в отличие от гостиной, не имела шарма венецианского дворца, а скорее напоминала чайную кухню школы для сестер-монахинь. Неоновые лампы освещали чистую, как в клинике, плиту, на которой не было абсолютно ничего. Круглая лампа висела над пустым, безукоризненно чистым столом. Эта лампа с большим успехом могла бы освещать анатомический зал – ее холодный свет абсолютно не подходил для квартиры. Нигде не было видно приправ и приборов, на стене не висели заплетенные в косы гирлянды чеснока, а над печкой не было сковородок. Кухня была безукоризненной в клиническом смысле, словно здесь после монтажа шкафов и оборудования еще никто ничего не готовил.

Тем не менее Антонио умудрился приготовить в этом филиале клиники два эспрессо и даже предложил к нему молоко с пенкой, за которое Эльза поблагодарила, но отказалась.

– Сахар? – спросил он.

– Да, спасибо. – Она казалась себе посторонним человеком, перепутавшим дверь.

– Ты ошибаешься во мне, – сказал Антонио, придвигая эспрессо поближе к Эльзе. – Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

– Как я могу принимать тебя за кого-то, если вообще тебя не знаю? Мне ничего о тебе не известно, – сказала Эльза почти с насмешкой. Ей казалось, что Антонио просто хочет набить себе цену. – А ты как думаешь, за кого я тебя принимаю?

– Я чудак, я эгоистичен и заносчив. Собственно говоря, другие люди меня вообще не интересуют, и я никоим образом не влюблен в тебя. Почему у меня должен быть интерес звонить тебе?

– После концерта ты казался мне совершенно другим…

– Я всегда живу по настроению. И иногда делаю вещи, которые через десять минут уже бы не совершил. Не хочу делать тебе больно, но и не хочу, чтобы ты на что-то надеялась. Я не способен на близкие отношения. Поэтому не трать на меня время. Поищи себе молодого человека попроще, чем я.

Для Эльзы то, что он сказал, прозвучало почти как утешение. Значит, это никак не связано с ней, а только с ним самим. Он безнадежно запутался в собственных проблемах.

Эспрессо был уже давно выпит. Антонио пошел в гостиную, и она последовала за ним. Он открыл бутылку вина.

– Я влюблена в тебя, – тихо сказала она, понимая, что эти слова говорит впервые в жизни. – И я тоже не хочу длительных отношений. В сентябре я начинаю изучать математику в университете Сиены. Я просто хочу видеть тебя время от времени, вот и все.

Нажатие кнопки, и парчовые портьеры закрылись.

– Никогда не пытайся узнать обо мне больше, чем я сам расскажу, я тебе этого не прощу, – сказал Антонио.

Потом он взял ее на руки и отнес в постель.

Они встречались от случая к случаю, нечасто, тем не менее Эльза словно плыла по жизни на пушистом облаке. Нельзя было не заметить, как она влюблена. И уж тем более не могла не заметить этого Сара.

– Чем занимается твой друг? – спросила она Элыу. – Он тоже студент?

– Нет. Он владелец магазина канцелярских принадлежностей на улице Виа ди Читта.

Эльза гордилась тем, что знает о нем хотя бы это.

– Так приведи его сюда! Я бы с удовольствием с ним но знакомилась, – сказала Сара, но Эльза знала, что этою никогда не будет.

Такого мужчину, как Антонио, невозможно было привести к себе домой на pranzo [71]71
  Обед (итал.).


[Закрыть]или cena [72]72
  Ужин (итал.).


[Закрыть]и представить своим родителям.

Сара беспокоилась об Эльзе. Таинственность, которой окружал себя ее друг, которого Сара и в глаза не видела, a знала лишь его имя, и с которым Эльза встречалась только два раза в неделю – во вторник и в пятницу, вызывала в ней со мнения. У нее не было ощущения, что у Эльзы, как и у любой молодой девушки, случилась обычная любовь. Эльза по вторникам всегда уходила в пять часов пополудни и не позже полуночи возвращалась домой. Она никогда не оставалась с ним на ночь. Если свидание во вторник или в пятницу отменялось, она закрывалась на ключ в своей комнате, молча сидела там и не выходила к ужину. Она больше не сидела возле телефона, потому что таинственный друг все равно не звонил. И Саре очень хотелось хотя бы раз услышать его голос.

Она чувствовала, что Эльза постепенно становится другой. Она больше не жила нормальной жизнью, весь ее интерес сосредоточился на этом мужчине. По средам и субботам она была счастлива, вспоминая прошлый вечер, а день спустя снова пребывала в ожидании. По ее глазам было видно, как она тосковала.