Текст книги "Обитель зла"

Автор книги: Сабина Тислер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

39

Эди становился все толще, и Терезе нравилось называть его «легким в обслуживании». Если она сажала его перед домом на солнышке, то уже не надо было бояться, что он убежит. Он сидел там, где его посадили, ему было трудно вставать и вообще двигаться. Если ему давали в руки ложку, камень или игрушку, он мог заниматься ими целыми часами. Книжка с картинками под названием «Мальвина в ванной» приводила его в восхищение, причем каждый раз по-новому. Маленький, величиной с ноготь, дракончик по имени Мальвина рос с невиданной скоростью. Вскоре он уже жил в ванной, но благодаря поглощению бутербродов с сыром становился все больше и в конце концов смог поместиться только в общественный бассейн для плавания. Эди перелистывал книжку десятки раз надень, и на каждой картинке заливался смехом, будто видел ее впервые.

Если с ним заговаривали, он слушал, улыбался, но не отвечал. И похвалу, и наказание он воспринимал одинаково равнодушно. Например, если Сара говорила: «Как ты хорошо вытер стол!» – Эди тихонько хихикал. Но когда Тереза кричала на него за то, что он вымазал пол в кухне вареньем, он хихикал тоже. Только если его обнимали, он прижимался и мурлыкал, словно котенок.

Тереза не обнималась с ним, ей было некогда. Она говорила, что не может целыми часами сидеть в саду и ублажать Эди, – в конце концов, у нее хватает дел и без него. Ей больше нравилось кормить его. Она была удовлетворена и довольна собой, особенно когда Эди позволял запихивать в себя все, ну абсолютно все, до последней крошки, и при этом громко чавкал от удовольствия, а под конец одаривал ее широкой улыбкой на толстом лице.

Энцо не переставал осыпать себя упреками:

– Зачем только мы отправились помогать Джанлуке! Porkamiseria, что за глупость! Как нам могла прийти в голову эта идея, Романо? Скажи мне, черт возьми! Если бы мы были здесь, ничего бы не случилось! Я бы играл с ним, и он был бы здоров и счастлив! Проклятье! Боже, почему ты нас покинул?

И он бил кулаком по столу так, что свечка вылетала из подсвечника.

– Перестань ругаться! – кричала Тереза из кухни. – Или ты хочешь, чтобы несчастья в этом доме никогда не прекратились?

Эди подрос и стал очень послушным. Безотказным. Что ему говорили, то он и выполнял. Очевидно, он был не в состоянии думать о том, хорошо или плохо то, что он делает. Он тихо сидел в углу, смотрел на всех широко распахнутыми глазами и просто ждал приказов. Если Сара говорила «Поставь тарелку в шкаф», он ставил тарелку в шкаф. Если Эльза говорила «Выбрось тарелку в мусор», он выбрасывал ее в мусор. Он разбил бы ее об стену, если бы сестра потребовала этого. Если задание было слишком сложным для него, он выполнял только часть. Если Романо просил «Принеси хлеб из кухни и закрой дверь», он приносил хлеб. О том, что нужно еще и закрыть дверь, он уже забыл.

Однажды в дождливый день Эди вывалялся в жидком иле прямо рядом с прудом. Он барахтался в грязи, как поросенок, и повизгивал от удовольствия. Наконец Тереза позвала его обедать. Но когда Эди появился в кухне, она вскрикнула от ужаса и выгнала его за дверь:

– Таким грязным детям нельзя заходить в мой дом!

Перепуганный Эди долго стоял во дворе. В конце концов он разделся догола и засунул свои вещи в старый мусорный контейнер, где сжигали мусор. Потом пробрался в свою комнату и надел пижаму. Тереза была очень довольна и в награду за обедом вывалила в его тарелку огромную порцию макарон. Эди сиял от гордости.

Раньше Эльза часто сидела на маленькой каменной ограде под фикусом, смотрела в воздух и сочиняла сказки. Сара, если случайно проходила мимо, обычно замечала:

– Если тебе скучно, почитай что-нибудь.

Сейчас она постоянно твердила:

– Не сиди без толку. Лучше присмотри за своим бедным больным братом!

А поскольку Эльза справлялась с домашним заданием за рекордно короткое время, потому что ей удавалось, пробежав глазами один-единственный раз, все запомнить, каждый день после обеда ей приходилось заниматься Эди. И она воспринимала это как наказание и вопиющую несправедливость. Она же ничего плохого не делала! Она просто была умнее других, вот и все.

Она учила Эди отдельным словам, которые пыталась вдолбить ему путем постоянного монотонного повторения. Если брат не понимал, чего она хочет, Эльза щипала его за толстые руки или била мухобойкой, пока он не начинал плакать. Но когда он впервые сказал слово «авто», она от радости стала прыгать в саду как сумасшедшая, так что Сара, увидев все это из окна и не поняв, в чем дело, подумала, что Эльзу укусила оса.

А Эди смеялся и любил всех. Строгую мать, проявлявшую по отношению к нему мало терпения. Бабушку, кормившую его. Дедушку, который постоянно пытался что-нибудь ему объяснить. Отца, который часами играл с ним. Даже свою сестру, которая его постоянно донимала.

Эльза тоже часто вспоминала то утро, когда с Эди случилось несчастье. Иногда она даже задумывалась о том, что у нее, собственно, тоже есть грех на совести. Но только «собственно».

В то время, когда все это случилось, она была у Терезы в кухне и возилась с вафельным тестом. Когда зазвонил телефон, она хотела побежать к нему, но Тереза ее остановила.

– Не надо, – сказала она. – Я возьму трубку.

Тереза всегда хотела знать, кто звонит. Всегда. Она не могла уснуть всю ночь, если чего-то не знала, что-то не услышала или прозевала. Тереза сняла трубку, сказала «Subito. Un attimo, per favore» [58]58
  Сейчас. Подождите минуту, пожалуйста (итал.).


[Закрыть], позвала Сару из сада и вернулась в кухню.

Чуть позже Эльза услышала, как мать побежала по коридору к телефону. Без Эди.

Она многое не поняла из того, что говорила Сара, но это было не так уж важно, потому что по тону матери она догадалась, что та говорит с бабушкой из Германии. В этом случае она всегда говорила кратко и раздражалась с самого начала разговора.

Эльза знала, что Эди остался в саду один. Еще она увидела из окна кухни, как Эди встал с одеяла и побежал к пруду. Она могла побежать за ним. Но Тереза оставалась в кухне и месила тесто. И она тоже осталась в кухне, рядом с бабушкой, хотя у нее было очень нехорошо на душе.

Лишь когда Сара закричала, Эльза выбежала из дома.

И когда потом мать, отец, дедушка, в общем, когда все были в больнице возле Эди, а она осталась с бабушкой дома, Тереза сунула ей в руку полторы тысячи лир и попросила пойти в церковь, поставить три свечи за своего бедного брата и помолиться за него. Сама она сидела за кухонным столом и плакала. Эльзе вся эта ситуация показалась жуткой, потому что она еще никогда не видела бабушку плачущей, к тому же без четок в руке. Этого Эльза вообще не могла понять. Ведь именно сейчас ей нужно было бы прочесть за Эди одну или даже несколько молитв.

Церковь была пуста. Это оказалось очень кстати. Эльза взяла три свечи из ящика возле кружки для пожертвований, воткнула их в подсвечники и зажгла.

– Милый Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы мой брат снова стал здоровым, – послушно помолилась она. – Мне очень жаль, но я думала, что маленькие дети умеют плавать и задерживать дыхание в воде.

Потом она выскочила из церкви, забежала в продуктовый магазин старой Франки и купила себе на полторы тысячи лир желатиновых змей, чертиков и мышей, которых очень любила. За такие большие деньги она получила их целый пакет.

Она сидела под толстым кедром за старой крепостью, жевала желатиновые конфеты и пребывала в полной уверенности, что ей себя не в чем – ну абсолютно не в чем! – упрекнуть.

Тоскана, 1998 год – за семь лет до смерти Сары

40

– У тебя найдется немного свободного времени? – спросил Энцо. – Я хотел бы тебе кое-что показать.

Сара как раз подметала террасу траттории и удивленно остановилась.

– Да, конечно. А о чем речь?

– Это трудно объяснить. Поедем со мной. Это ненадолго, может быть, на час.

Сара кивнула и отставила веник.

– Только я что-нибудь накину.

Она зашла в дом и посмотрела на часы. Чуть больше половины десятого. Эльза уже была на пути к школьному автобусу, а Эди еще спал.

Сара открыла дверь кухни. Тереза стояла возле раковины и мыла посуду после завтрака.

– Я ненадолго уеду, Тереза. Энцо хочет мне что-то показать. Ты сваришь для Эди овсянку, когда он проснется?

– А что тебе хочет показать Энцо?

– Не знаю. Ты присмотришь за Эди?

– Да, да, конечно. Но все же, что он хочет тебе показать?

– Я не знаю. Чао, Тереза!

Сара схватила с вешалки куртку, выскочила из дома и села в джип-пикап, которому было добрых двадцать пять лет, но который заводился без проблем.

Был один из первых прекрасных весенних дней. Небо было необычайно синим, но воздух пока оставался пронзительно холодным. Только на солнце было приятно и тепло. Со времени несчастья с Эди восемь лет назад Сара не могла вспомнить ни одного дня без забот. Но прекрасная погода этого утра дала ей возможность вздохнуть свободно и глубоко.

Они поехали по лесной дороге в направлении Дуддовы. Приблизительно через два километра дорога раздвоилась, и они свернули налево. Дорога была ухабистая, и Сара заметила, что у Энцо болит спина. Он в последнее время все чаще жаловался на позвоночник. За заброшенным домом с заложенными кирпичами окнами дорога стала просто ужасной. Она превратилась в сплошную грязь, и хотя Энцо ехал очень медленно, ему с трудом удавалось удерживать джип. Несколько раз казалось, что машина вот-вот перевернется.

– Наверное, следовало подождать с поездкой, пока погода установится и дорога станет чуть суше, – осторожно заметила Сара, которая боялась каждого поворота.

– Возможно, – односложно ответил Энцо и сосредоточился на управлении болтающейся из стороны в сторону машиной.

Приблизительно через пятьсот метров начался подъем, уже довольно хорошо подсохший, и Сара успокоилась. В конце подъема им пришлось повернуть направо так резко, что Энцо был вынужден несколько раз подавать машину вперед и назад, чтобы вписаться в поворот. Дорога, на которую они выехали, почти полностью заросла кустарником и была очень узкой. Ветки и сучья бились в окна, застревали под стеклоочистителями, на дороге лежали камни и стволы деревьев, которые Энцо, громко ругаясь, распиливал бензопилой и оттаскивал в сторону.

– Похоже, здесь уже много лет никто не ездил, – заметила Сара тихо.

Неожиданно дорога, уткнувшись в заросли, закончилась. Энцо остановил машину.

– Дальше придется пройтись пешком.

– Скажи наконец, куда мы вообще идем!

– Сейчас увидишь.

Эта была трудная работа – пробираться через лес, где не было ни дороги, ни даже тропинки, по которой можно было пройти. Но Энцо прекрасно ориентировался среди старых деревьев, заросших каменных террас и кустарника, который разросся там, где раньше была дорога. Время от времени он расчищал тропу своей penata [59]59
  Большой кривой садовый нож (итал.).


[Закрыть].

Через десять минут, совершенно неожиданно, в чаще леса показалась крыша дома.

– Мадонна! – воскликнула Сара. – Это еще что такое?

Энцо молчал, пока они не подошли поближе.

– Вот он, – сказал он. – Это мой дом. Здесь я когда-то жил. С первой женой.

Сара недоверчиво посмотрела на него.

– Почему ты никогда ничего об этом не рассказывал? Я почти десять лет живу здесь, но никогда не слышала об этом доме. Ни Тереза, ни Романо ничего мне не говорили.

– Я хотел, чтобы его забыли. Я хотел, чтобы никто больше не помнил о нем. Его просто не должно было существовать.

Он вытащил из кармана брюк ключ и открыл дверь. Застоявшийся сырой воздух ударил им в лицо.

– Я сам много лет не был здесь, – сказал Энцо извиняющимся тоном.

Он открыл затянутые паутиной ставни кухни. Через дверь и окно попадало достаточно света, чтобы рассмотреть все, что было в маленькой кухне: старую печку с бронзовыми ручками, которую нужно было топить дровами, каменную раковину для посуды, старый кухонный шкаф со стеклянными дверцами и, как нечто особенное, часть скалы, блестевшую от влаги и образующую заднюю стену дома.

Сара не спеша осмотрела дом. Маленькая спальня с крепкой деревянной кроватью, которую смастерил сам Энцо, гостиная с грубо сколоченным деревянным столом и небольшая комната с разрисованными цветочками эмалированной раковиной и каменной ванной.

Сара осмотрела все помещения, а потом остановилась возле окна и выглянула наружу. Лес. Целое море зелени. Деревья стояли так тесно, что солнце почти не попадало в дом.

– Это дом ведьмы, Энцо.

Энцо вздрогнул.

– Прекрасный дом ведьмы. Просто потрясающий! Почему он стоит закрытый? Ты же мог его продать. Так жалко, когда такой дом пустует. Он разрушится, исчезнет, и природа заберет его себе.

– Это для тебя, Сара. Я дарю его тебе.

Сара в изумлении уставилась на него. Ее бросило в жар, и она просто не знала, как себя вести.

– Я не понимаю… – неуверенно пробормотала она.

– В Монтефиере у тебя нет места, чтобы рисовать, и там довольно беспокойно. Ты можешь уединяться в этом доме. Здесь есть все, что нужно.

То, что сказал Энцо, было правдой. После несчастья с Эди и депрессию, и чувство вины она старалась перебороть, рисуя картины. С тех пор она рисовала для Эди, в основном кроликов. Он бурно радовался картинкам, не мог насмотреться на них, и к Саре частично вернулась уверенность в себе. Наконец-то появилось занятие, доставлявшее ей удовольствие и заполнявшее ее жизнь. Она поставила мольберт перед окном спальни. Это место было, конечно, далеко не самым подходящим. В комнате царил беспорядок, как в студии художника, а вечером, когда они ложились спать, в ней пахло краской, терпентином и нитрорастворителем. Но для нее, по крайней мере, это был какой-то просвет и отдушина.

Энцо был совершенно прав: для занятий рисованием этот дом был настоящим раем.

– Что-то ты ничего не говоришь.

– Ох, Энцо… – Она крепко обняла его. – Я просто не могу в это поверить.

– Да что ты, это мелочи. Устройся здесь так, как тебе хочется. Было бы прекрасно, если бы ты была здесь счастлива. А сейчас поедем домой, мне очень нужен двойной эспрессо.

Когда они шли к машине, Сара спросила:

– Ты сказал, что жил когда-то в этом доме с женой?

Энцо молча кивнул.

– Что с ней случилось? Она умерла?

Энцо снова кивнул и сжал губы так, что его рот напоминал узкую полоску.

– Ты не хочешь говорить об этом?

– Нет, – тихо ответил Энцо, – не хочу. Это скверная история. Я годами не вспоминал о случившемся и сейчас не хочу вспоминать.

Сара сжала его руку. До самой Монтефиеры они молчали. Только потом Сара тихо сказала:

– Спасибо, Энцо, mille grazie. Я даже не могу передать, как счастлива!

Она нагнулась к нему и поцеловала его в щеку.

Когда они остановились перед тратторией, Тереза уже стояла у окна, поджидая их.

– Вы что делали в лесу в такое время? – укоризненно спросила она.

– Прогулялись на машине.

Энцо, не глядя на Терезу, припарковал джип и направился к дому. Этого времени Терезе хватило, чтобы выйти и встать в двери.

– Да что ты говоришь! Прогулялись? Просто так? И куда же? Энцо остановился и раздраженно ответил:

– Тебе что, все нужно знать? Есть хоть что-нибудь, куда бы ты не совала свой нос? Я что, должен давать тебе отчет о каждой минуте?

Тереза въедливо усмехнулась:

– Вы были у дома Энцо, да? Он что, наконец показал его тебе?

– Он мне его подарил.

Сара знала, что этими словами только подлила масла в огонь, но ей было все равно. Поведение самой Терезы было сплошной провокацией.

– Santo cielo! – взвизгнула Тереза, что означало «Ах ты, Боже мой!» – Он и на тебя хочет навлечь несчастье!

– Закрой рот, Тереза. – Энцо покраснел как рак, едва сдерживая злость.

– Почему? Она ведь не слышала, что произошло в том доме. Ты хочешь утаить это от нее? Тот дом проклят, и она должна знать об этом!

– Я не хочу этого знать. – У Сары на душе становилось все неспокойнее. – Давайте зайдем в дом и выпьем кофе.

– Энцо вообще любит прятать голову в песок, – продолжала Тереза, пока закипала вода для эспрессо. – Он просто не хочет смотреть правде в глаза и отвечать за то, что сделал. Вот в чем проблема.

– Stai zitto e chiudi il becco, – прошипел Энцо. – Затихни, заткнись! Это было давно. Что случилось, то случилось, и никто не может вернуть все назад.

– Сара теперь член нашей семьи. Она должна знать эту историю. Знать, что произошло в кухне, в той самой кухне, где она будет варить себе кофе. Вот и все. Мы же разговариваем не на площади. Мы здесь все свои.

Эспрессо был готов, и Тереза поставила перед каждым чашку. У нее было ангельское, милосердное выражение лица, доводившее Энцо до бешенства.

– Энцо и его жена жили в этой богом забытой хижине, и были уже три года женаты, когда…

– Тереза, я тебя предупреждаю!

– Если Энцо не хочет, чтобы я знала эту историю, то и я не хочу ее слышать, – сказала Сара, хотя буквально сгорала от любопытства.

– Они были женаты уже пять лет, и Роза первый раз забеременела, – упорно продолжала Тереза. – Ни один человек не знает, почему у них так долго не получалось. Ну да ладно, наконец пришла пора.

Энцо вскочил и выбежал из кухни, громко хлопнув дверью.

– Ты что делаешь, Тереза? – испуганно спросила Сара. – К чему это? Почему ты всегда стараешься нарваться на ссору?

Вместо ответа Тереза скрестила руки на груди. Сара разозлилась, выскочила из кухни и побежала за Энцо.

Три чашки эспрессо, к которым никто не прикоснулся, остывали на кухонном столе.

Сара нашла Энцо в мастерской, где он наводил порядок среди инструментов. Он расставлял отвертки и гаечные ключи по размерам в держатели на стенке, сортировал винты, гвозди и дюбеля в маленьких ящичках, укладывал рабочие рукавицы в комод, а изоленты и шнуры – в выдвижные ящики шкафа. Она положила руку ему на плечо, но он не смотрел на нее.

– Расскажи мне, – сказала она тихо. – Или я должна выслушивать версию Терезы?

– Нет. Не надо.

– Пожалуйста, расскажи мне все.

Энцо швырнул рулетку в ящик для инструментов.

– Я не знаю, почему Тереза все время копается в этой истории… Да, правда, мы чего только не делали за эти пять лет, чтобы Роза забеременела. Но хуже всего было то, что соседи, друзья, мать Розы постоянно допытывались: «Что такое? Почему у вас не получается? Кто виноват – она или ты?» Это было ужасно и страшно действовало нам на нервы. Поверь мне, Сара, я был счастлив с Розой, даже если она и не беременела. С Розой вообще невозможно было быть несчастным.

Энцо замолчал, и Сара также ничего не говорила, пока он не продолжил свой рассказ.

– А затем она забеременела. Grazie a Dio! [60]60
  Благодаренье Господу! (итал.)


[Закрыть]И скажу тебе, ее невозможно было узнать. Она была так счастлива! Она порхала и пела весь день, энергия буквально разрывала ее на части. Невероятно! Каждый день она строила новые планы, стала вдруг интересоваться природой, растениями, целебными травами, приправами для кухни, накупила терракотовых горшков, хотела сделать грядки… Да я просто не могу тебе все описать! Раньше она спала до девяти часов, а сейчас вставала в шесть утра и гуляла по лесу. Ее словно подменили. Я всегда думал, что у женщин бывает депрессия, когда они беременны, а с Розой было все наоборот.

– А потом?

– Ты себе просто представить не можешь… Она целыми днями копалась в земле, что-то сажала… Вокруг дома все зеленело и цвело, и Роза была счастлива. Но каждая тля выводила ее из себя. Розы были поражены, и помидоры тоже. Миллионы зеленых гусениц пожирали дубовые листья, и деревья погибали. Но хуже всего были большие белые гусеницы, которые уничтожали хвойные деревья и были вообще опасны. Роза выливала на растения огромное количество воды, настоянной на чесноке и луке, но безуспешно. И тогда я поехал в Consorzio [61]61
  Агропромышленное объединение (итал.).


[Закрыть]и купил средство для уничтожения насекомых. Две канистры. Что мне еще оставалось?

Сара кивнула. Энцо расставлял резиновые сапоги на полке, приводил в порядок доски и продолжал рассказывать. При этом он не смотрел на Сару, словно разговаривал сам с собой.

– Одна из двух канистр протекала. Я не хотел, чтобы эта гадость попала в дом, и поэтому, Сара, перелил яд в бутылки из-под минеральной воды. Будь оно все проклято и еще раз проклято, но именно я разлил яд в эти проклятые бутылки! А потом я пошел в гостиную и стал искать бумажные наклейки, чтобы надписать их и прицепить на бутылки. Но не нашел ни одной. В письменном столе Розы были только очень старые наклейки, которые не держались на бутылках. «Ладно, – подумал я, – ничего страшного, завтра прицеплю». Я еще хотел предупредить Розу, чтобы она была осторожнее, но забыл. Какая-то ерунда помешала. Она мне что-то рассказывала, уже не помню что. Как бы то ни было, я ничего ей не сказал.

Энцо перестал наводить порядок, облокотился на верстак и посмотрел на Сару.

– Если в дело вмешался черт, то тут уже ничего не сделаешь, клянусь тебе! На следующий день я обрезал оливковые деревья недалеко от Вольпаио. Роза хотела поехать на рынок в Монтеварки. Была ли она там действительно, я так и не знаю. Да это уже все равно. Где-то около четырех часов я вдруг вспомнил об этих проклятых бутылках из-под минеральной воды. Я бросил обрезать деревья и поехал в Амбру, чтобы купить этикетки. Но в магазине их не было, и мне пришлось ехать в Ламанеллу. Там я их купил, а когда шел к машине, встретил Джорджио. Он пригласил меня на кофе и спросил, не мог бы я дать ему на несколько дней газонокосилку. «Конечно, – сказал я, – никаких проблем, приезжай в субботу и забирай». Только около семи вечера я добрался домой. Было уже темно. Обычно в доме горел свет, и я видел его еще из Вольпаио. Но в тот вечер в доме было темно. Темно, хоть глаз выколи. «Да где же она? – подумал я, и мне стало страшно. – Неужели в это время она куда-то отправилась?» К тому же у Розы не было машины, и она никогда не ходила по лесу в темноте. В тот момент я понял, что значит, когда говорят, что холодная как лед рука сжимает сердце, хотя прежде считал это выражение преувеличением.

Энцо заплакал. Потом вытер глаза и с трудом продолжил:

– Она его выпила, Сара. Она выпила этот проклятый яд! Наверное, после работы в саду она захотела пить и сделала большой глоток из одной из бутылок из-под минеральной воды. А когда заметила, что выпила, было уже слишком поздно. Она умерла в страшных мучениях, Сара. В страшных.

У Энцо на глазах снова выступили слезы.

– Когда я нашел ее, она уже окоченела. И все только потому, что я, идиот, вовремя не открыл рот! Потому что я, идиот, налил яд в эти бутылки! И как после этого жить дальше?

Энцо всхлипнул. Сара подошла, обняла его и не отпускала до тех пор, пока он не успокоился. Потом она вышла из мастерской.

Тереза уже поджидала ее.

– Ну? Теперь ты знаешь, что случилось? Надеюсь, он рассказал тебе правду. Да, конечно, Энцо милый человек, но он никогда не делает того, что нужно и важно. Он говорит «Si, si, va bene, faccio subito» [62]62
  Да, да, пожалуйста, сейчас сделаю (итал.).


[Закрыть], но ничего не делает. А другие потом вынуждены это расхлебывать. Как Роза и Эди.

Сара остановилась. И хотя внутри все кипело, она выглядела спокойной.

– У тебя Богом проклятый рот, поливающий всех грязью, Тереза! – заявила она. – И я больше не хочу об этом слышать. Молись, перебирай свои четки, но избавь меня от твоей ненависти.

Она оставила Терезу и пошла наверх, чтобы заняться Эди.