Текст книги "Обитель зла"

Автор книги: Сабина Тислер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Берлин, 1987 год – за восемнадцать лет до смерти Сары

5

Это началось восемнадцать лет назад в Берлине. Романо работал тогда в одном итальянском ресторане в Шёнеберге. Всего лишь несколько дней назад он нашел себе небольшую, но достаточно просторную квартиру возле Клейст-парка, откуда мог ходить пешком до пиццерии, не тратя деньги ни на машину, ни на общественный транспорт. Квартира находилась на пятом этаже старого берлинского дома, потертый паркет на полу был весь в выбоинах, лепнина на потолке, перекрашенная и перештукатуренная бесчисленное количество раз, давно потеряла свои очертания, но Романо был счастлив, что нашел это жилье. Он экономил каждый пфенниг, чтобы поскорее вернуться в Италию, в родную деревню, и открыть там собственную тратторию. Для этого он работал по тринадцать-четырнадцать часов в сутки, но и это его не смущало, потому что друзей он не завел, а квартира ему нужна была, собственно, для того, чтобы было где выспаться или написать письма в Италию.

Однако сразу же после вселения он понял, что выспаться в новом жилье будет не так-то просто. В соседней квартире кричал ребенок. С утра до вечера и, конечно же, ночью. Если он не засыпал, измучившись, то обязательно вопил. Либо колотил столовыми ложками в стену или же крышками от кастрюль друг о друга.

Романо любил детей, однако через неделю, когда крик ребенка стал просто оглушительным, он не выдержал и нажал на звонок двери соседней квартиры. Там внезапно наступила тишина.

Дверь открыла молодая светловолосая женщина. Ее яркую красоту не портили даже прищуренные глаза, превратившиеся в узкие щелочки оттого, что в них попал дым от сигареты, торчавшей в уголке рта и уже почти догоревшей. На руках у нее сидел ребенок, которому на вид было года три, и по коротко остриженным волосам цвета льна было невозможно определить, мальчик это или девочка. Глаза у ребенка не были заплаканы, и он, крепко сжав губы, с интересом уставился на Романо.

– Да? – спросила женщина.

– Извините, – запинаясь, пробормотал Романо. – Я сосед. Там. – Он указал на широко открытую дверь своей квартиры. – Ребенок кричит много. Должен работать много. Не могу спать.

– Сожалею, – сказала женщина. – Но тут уж ничего изменить нельзя. Дети всегда кричат.

– Он не болен?

– Нет. Она чувствует себя великолепно. Просто Эльза любит пошуметь. Она от природы такая, вот и все. Приятного вам дня.

Какое-то время она смотрела ему в глаза. Потом закрыла дверь.

Романо стоял в коридоре вне себя от ярости. Значит, это маленькое чудовище – девочка.

В следующие дни абсолютно ничего не изменилось. Неизменный крик продолжался. Романо спрашивал себя, как женщина выдерживает все это. Любой нормальный человек уже через три дня был бы на грани нервного срыва.

Время о времени он слышал, как она ссорилась с мужем. Они кричали друг на друга, а когда скандал прекращался, начинал орать ребенок.

Романо понял, что долго он так не выдержит. Скрепя сердце он пытался приучить себя к мысли, что снова придется искать жилье.

Пока однажды ночью не раздался звонок в дверь его квартиры.

Романо проснулся, вскрикнул от испуга, ничего не соображая, сонно заморгал и посмотрел на часы. Четверть третьего. Он уже решил, что ему почудилось, но тут звонок раздался снова. Долгий и настойчивый. Романо влез в джинсы, валявшиеся на полу рядом с кроватью, натянул футболку, вышел в коридор и посмотрел в дверной глазок.

Перед его дверью стояла женщина из соседней квартиры, но узнал он ее с трудом. У нее были заплывшие глаза, разбитая губа и ссадина на лбу. На руках у нее сидела девочка-крикунья. Маленькое чудовище прислонилось головкой к шеке матери и выглядело так, что, кажется, и воды не замутит.

Романо открыл дверь. Женщина сразу же вошла в квартиру и сказала:

– Спасибо.

Романо открыл дверь в гостиную:

– Здесь.

Она кивнула и уселась с ребенком на кушетку. В комнате были только телевизор, дешевый стереоприемник, так называемый гетто-бластер, и штабель итальянских спортивных газет. Больше ничего. На стене – две фотографии с пейзажами Тосканы. Снимок Пьяцца дель Кампо с высоты птичьего полета и тосканский сельский домик с кипарисом на холме в тумане.

– Меня зовут Сара, – с трудом выговорила она и языком попробовала, не шатаются ли зубы. – А тебя?

– Романо.

Она кивнула.

– Мне нравится твоя квартира. Все выглядит так мирно… По крайней мере, у тебя нет никаких проблем.

Романо лишь пожал плечами.

– Хочешь пить?

– С удовольствием. Что-нибудь алкогольное. Пиво, вино или даже шнапс, если у тебя есть.

Романо ушел в кухню и вернулся с бутылкой вина и двумя бокалами.

– Что случилось?

Он открыл вино и налил. Сара положила Эльзу на кушетку, сняла куртку, укрыла девочку, вытащила из кармана джинсов смятую пачку сигарет и протянула ее Романо.

Романо отрицательно покачал головой. Сара, глубоко и шумно затянувшись, закурила.

– Мой друг [6]6
  В Германии слово «друг», кроме прямого значения, означает также постоянного сожителя, с которым живут в незарегистрированном браке.


[Закрыть]там, в квартире. Он музыкант, и обычно с ним можно ладить, но время от времени он словно с цепи срывается.

Романо вспомнил, что часто слышал музыку в соседней квартире. Эту музыку он даже находил приятной, потому что тогда маленькое чудовище щадило свои легкие.

– Возможно, его приступы бешенства связаны еще и с Эльзой, – продолжала Сара. – И такое может быть. Сегодня он пришел домой пьяный в доску. Полностью никакой. Он избил меня. – Она осторожно потрогала свое обезображенное лицо. – Пока он буянил в спальне и резал постель в клочья, я удрала с Эльзой. Он никогда не догадается, что я здесь. Он с тобой незнаком. Да и я тебя, собственно, еще недавно не знала.

Она вымученно улыбнулась.

Романо улыбнулся в ответ, хотя из всего сказанного понял в лучшем случае треть. «Мой друг» он понял, «избил» – тоже. Об остальном смог догадаться.

Он подал Саре бокал с вином.

– Здесь безопасно, – сказал он.

– Я боюсь, – прошептала она, мелкими глотками прихлебывая вино. – Я боюсь показаться ему на глаза. Когда-нибудь он нас убьет. Он теряет над собой контроль сразу. Без предупреждения. И мне приходится думать, как спастись. Ты можешь себе представить, какое это дерьмо?

Романо кивнул. Он понял слова «боюсь», «контроль» и «дерьмо», и ему стало совершенно ясно, что она хотела объяснить.

– Здесь безопасно, – повторил он. – Ты можешь здесь быть так долго, как захочешь. Но когда ребенок кричит, он тебя находит.

Сара стала бледной как смерть.

– Об этом я не подумала.

– Дай ей глоток вина, когда проснется. Затем она спит хорошо. – Он улыбнулся. – Так делают в Италии. И дети все здоровы.

Сара улыбнулась.

– Ты голодная? – спросил Романо.

Сара покачала головой:

– Нет, но я устала как собака. Можно Эльза поспит здесь?

Романо кивнул.

– О'кей. Ты действительно парень что надо. – Она запнулась. – Только я забыла, как тебя зовут.

– Романо.

– Ты хороший парень, Романо.

Сара встала и отправилась в спальню. Не прошло и пяти секунд, как она сняла с себя обувь, джинсы, футболку, трусики и голая, в чем мать родила, исчезла под одеялом. Романо нерешительно стоял в дверях, не зная, что делать.

– Иди сюда! – позвала она и от души зевнула. – Или ты всю ночь собираешься простоять там?

Романо отрицательно покачал головой, словно школьник, которого поймали за списыванием задачи, но который, тем не менее, все упорно отрицает. Он медленно подошел к постели, разделся и нырнул под одеяло.

– Доброй ночи, – сказал он и повернулся к Саре спиной, давая понять, что у него нет никакого злого умысла.

Сара прижалась к его спине, обняла его и уткнулась лицом в его затылок.

– Теперь все в порядке, – прошептала она и через секунду уснула.

Романо за всю ночь так и не решился сделать ни единого движения.

Сара и Романо проснулись почти одновременно, когда из гетто-бластера оглушительно загремело «In the army now» группы «Статус Кво». Эльза, которая играла с кнопками радиоприемника, сама испугалась этого «музыкального взрыва», да так, что тут же начала вопить. Сара моментально очутилась возле дочери, выключила приемник и обняла ее. Эльза отбивалась изо всех сил, и Сара позвала Романо на помощь.

Романо к этому времени уже оделся, и ему удалось успокоить Эльзу, пока Сара поспешно влезала в свою одежду.

– Десять минут, – сказала она. – Если после этого крика он не появится здесь, я могу зайти в квартиру. Значит, его там уже нет.

– А где он может быть?

– У друзей, у знакомых, у своего дилера – если бы я знала! Я никогда не интересовалась этими типами. Проблема в том, что Фрэнки сейчас просто не может быть один. Ему легче провести ночь у стойки какой-нибудь мрачной забегаловки на углу, чем оказаться одному в постели в квартире, где, кроме него, никого нет.

– Хочешь кофе? Я приготовлю эспрессо!

– Нет, спасибо.

Сара уже была в ванной. Она умылась, жадно выпила несколько глотков холодной воды из-под крана и причесалась щеткой Романо.

– Ты знаешь, в принципе Фрэнки – несчастный неудачник. Но мне все это уже осточертело. Я уйду от него. И лучше сегодня, чем завтра.

– Lentamente [7]7
  Медленно (итал.).


[Закрыть]. Я работаю, ты – здесь. Нет проблем.

Он дал ей визитку пиццерии, где его можно было найти почти постоянно.

Сара засунула визитку в задний карман джинсов.

– Очень мило с твоей стороны. Спасибо. Я появлюсь, точно.

Она взяла Эльзу за руку и потащила ее за собой.

Романо слышал, как она отпирала свою квартиру. Когда за ней захлопнулась дверь, он вдруг почувствовал невыносимое одиночество.

В этот момент он понял, что покоя ему больше не будет. Что Сара уже никогда не исчезнет из его мыслей и снов. И он впервые увидел, какая у него голая и пустая квартира, что в ней нет ничего лично его, ничего, что говорило бы о его жизни. Он жил не в квартире, а в пристанище, и ему очень захотелось показать ей, как он жил в Италии. В старинном доме на окраине средневекового городка, в саду которого разрослись оливковые деревья, кусты лаванды и заросли шалфея и где круглый год пахнет розмарином.

Он стоял у окна и смотрел на улицу, по которой сновали машины, наблюдал, как водители ссорились из-за мест на автостоянке, и про себя отмечал, что на противоположной стороне улицы каждые тридцать секунд кто-то входил в банк. И он не знал, что хуже: его тоска по родине или тот факт, что он влюбился в свою соседку, которая, наверное, никогда больше не придет к нему и не будет спать у него.

Романо снова лег в постель – лишь для того, чтобы положить голову на подушку, где, может быть, сохранился хоть след ее запаха.

6

Сара облегченно вздохнула. Действительно, в квартире никого не было. Фрэнки исчез.

Она сварила какао для Эльзы, сделала ей бутерброды с «Нутеллой» и включила телевизор. Там как раз показывали мультфильм «Викки и сильные мужчины», который нравился девочке. Она с аппетитом ела, смотрела как завороженная в телевизор и на пару минут притихла.

Сара быстро нанесла на свое распухшее лицо чуть-чуть косметики и принялась бегом укладываться. Самые необходимые вещи девочки поместились в два чемодана. Закончив собираться, она подошла к Эльзе, сказала «Все, конец», забрала у нее пульт и выключила телевизор. Эльза моментально начала кричать. Она со временем научилась вопить с силой, которую никто бы не заподозрил в таком маленьком теле.

– Заткнись и надень туфли! – прошипела Сара. – Мы поедем к бабушке и дедушке.

Она злилась на Фрэнки и срывала свое раздражение на Эльзе. Она сама это понимала, но ничего не могла изменить. В какой-то момент в ней заговорила совесть, но когда Эльза не отреагировала на ее слова, продолжая тупо вопить, она сочла свою ярость вполне обоснованной. Сара подошла, подняла девочку с пола и от души влепила ей звонкую пощечину. Эльза на какой-то момент прекратила и орать, и дышать, с ужасом посмотрела на мать и начала все снова. Только еще пронзительнее, тоньше и громче, чем раньше.

«Я больше не выдержу этого, – подумала Сара, – я сойду с ума! Я больше не в состоянии терпеть этого ребенка. Когда-нибудь я убью ее».

Она принесла туфли Эльзы, обула ее, прижав синие застежки-липучки так сильно, как только могла, запихнула ее маленькие ручки в курточку, пытаясь не слышать ее крика, что, однако, было невозможно. Лицо Сары покраснело и было таким же, как и у Эльзы. Эльза, к тому же, еще и отбивалась ногами. Саре очень хотелось схватить дочку за волосы и трясти до тех пор, пока она не прекратит вопить.

Она влезла в свою джинсовую куртку, держа орущего ребенка одной рукой, другой повесила на плечо сумку, схватила связку ключей и поволокла Эльзу, которая не соглашалась сделать и шага, из квартиры.

Ее красный «фольксваген» стоял в нескольких шагах от дома. Сара проволокла Эльзу, как мешок, по брусчатке, открыла дверцу машины и засунула ребенка на заднее сиденье. Лишь ценой невероятных усилий ей удалось пристегнуть дочь ремнем безопасности, поскольку Эльза протестовала против всего, что бы с ней ни делали. Сара оставила ее в машине и еще раз вернулась в дом, чтобы забрать чемоданы.

Когда машина тронулась с места, Эльза, как всегда, в знак протеста подняла крик, но Саре было все равно. Она уже привыкла водить машину в таком шуме.

С рождения Эльза была ужасным ребенком, а когда подросла, то стала еще более невыносимой, сильно осложняя жизнь Сары и Фрэнки. Маленькой она вопила, когда пачкала пеленки или хотела есть, а теперь орала просто со скуки. В те редкие моменты, когда она чему-то радовалась, Эльза визжала так пронзительно, что закладывало уши. Но чаще она вопила от злости, если ей что-то не нравилось. А не нравилось ей почти все и почти постоянно. Когда она чуть подросла, то начала подкреплять свой яростный вой шумными знаками протеста, изо всей силы лупя погремушками по кроватке. Позже она стала колотить ложками и вилками по столу, а любым предметом, попавшим ей в руки, била по дверям, шкафам или по полу, причем до тех пор, пока этот предмет не капитулировал и не рассыпался на тысячу частей. Она пыталась еще топать своими маленькими ножками, но это не возымело успеха, поскольку Сара пускала ее бегать по квартире только в одних носках.

Она пищала от удовольствия, когда звонил телефон, и орала от злости, когда Сара снимала трубку и прекрасный громкий, пронзительный звонок умолкал. Она очень быстро обнаружила на телевизоре ручку, с помощью которой можно было регулировать звук, и как только Сара теряла бдительность, тут же прибавляла громкость до оглушающей силы, так что телевизор чуть ли не вибрировал.

Сара сходила с ней к врачу-отиатру, поскольку подозревала, что дочь плохо слышит, но со слухом у Эльзы было все в порядке. Врачи называли это гиперактивностью, об агрессивности в таком возрасте они пока что не хотели говорить.

Сара была в отчаянии. Она не знала, что делать с этим ребенком, и была на грани нервного срыва. Ее все чаще терзали острые приступы головной боли. Тогда она лежала в своей комнате и слушала ужасный злобный крик, который мог продолжаться часами. Даже когда она закрывала все двери, спрятаться от этих воплей было невозможно, они проникали в самый отдаленный утолок квартиры. Сара впадала в депрессию и уже подумывала, не проглотить ли несколько пачек таблеток, только бы избавиться от всего этого ужаса.

– Надо связать ее, засунуть кляп в рот и выставить на пару часов на балкон, – сказал как-то Фрэнки. – Тогда у нас наступит покой.

В ответ Сара с ужасом посмотрела на него, потому что не знала, говорит он всерьез или шутит…

Начался моросящий дождь. Сара включила стеклоочистители, но они только размазывали грязь по стеклу. Она тихо ругнулась и поехала по Клай-аллее вниз, в направлении Целендорфа, где жили ее родители. Сразу же после Розенекка Эльза наконец перестала реветь, но зато теперь без остановки лупила дорожной картой по стеклу машины.

– Прекрати! – взмолилась Сара. – Неужели ты не можешь хотя бы секунду посидеть спокойно?

Но ритмичные удары продолжались. Собственно, Эльза никогда не отвечала, когда ее о чем-то спрашивали, никогда не выполняла того, чего от нее добивались, лишь ухмылялась и тупо продолжала делать то, что ей в тот момент взбрело в голову и что всегда было связано с шумом и грохотом. Отбирать предметы, которые она при этом использовала, было без толку, а дать ей затрещину – еще хуже, потому что это становилось поводом для крика, который мог длиться часами. «У нее, должно быть, легкие, как у лошади», – думала Сара.

Она свернула в узкую улицу среди жилых домов, в конце которой в ухоженном особняке жили ее родители – с геранями перед окнами и с английским газоном, посреди которого была установлена пестрая голландская мельница высотой в восемьдесят сантиметров.

Эльза заорала, когда машина остановилась перед домом. Сара вышла из машины, захлопнула дверь и сделала пару шагов к забору, ограждавшему сад. Когда она нажала на кнопку звонка, на втором этаже открылось окно и оттуда выглянула ее мать.

– Сара, – сказала она, – это ты? Заходи!

Сара, держа Эльзу за руку, вошла в гостиную, обняла отца, одетого в легкий домашний халат, и уселась на диван напротив родителей.

– Боже мой, – сказала мать, – я только сейчас увидела… Что с твоим лицом?

– Это все милый Фрэнки, – раздраженно ответила Сара. – У него опять снесло крышу.

Регина кивнула. И эта тема для нее была уже закрыта.

– Ты хочешь что-нибудь скушать, моя сладенькая? – спросила она внучку.

Эльза отрицательно покачала головой и уставилась на свои кулаки. Сара почувствовала легкую панику, потому что спокойствие Эльзы предвещало опасность. Если такое состояние продолжалось более получаса, то чаще всего за ним следовал взрыв бешенства.

Регина подскочила и помчалась в кухню.

– Она ничего не хочет, мама! – крикнула Сара ей вслед. – Она же покачала головой. Не надо ее кормить!

– У любимой бабушки всегда найдется что-нибудь для своей душеньки! – пропела Регина из кухни, и Сара вздохнула.

– Ну, что нового? – спросил Герберт, набивая трубку табаком. – Ты, конечно, приехала не без причины. Это как-то связано с Фрэнки? Я имею в виду… – Он прокашлялся. – Это имеет какое-то отношение к твоему лицу?

– Да, имеет.

Сара потерла лоб, раздумывая, с чего бы лучше начать. В эту минуту из кухни вышла Регина с чашкой для компота, где в сиропе плавали кусочки абрикосов, и поставила ее перед Эльзой.

– Это тебе, воробушек. Приятного аппетита!

А потом все произошло очень быстро. Эльза схватила чашку и изо всех сил швырнула ее через себя. Чашка попала в висевший на стене ценный оттиск литографии, изображавшей битву под Ватерлоо. Стеклянное обрамление разбилось, осколки посыпались на ковровое покрытие пола, а абрикосы вместе со сладким липким сиропом поползли по светлому узору обоев вниз.

– Что ты делаешь? – закричала Сара и дала Эльзе подзатыльник, чем вызвала обычный рев.

– Это все из-за тебя! – заорал Герберт и зло уставился на жену. – Чего ты лезешь со своим дурацким компотом? Ребенок же ничего не хотел!

– Значит, это явиновата? – возмутилась Регина и побежала в кухню за тряпкой, чтобы хоть как-то уменьшить ущерб, нанесенный обоям.

– А кто же еще? – ответил Герберт и зажег свою трубку.

Когда Регина вернулась с тряпкой в руках, она плакала.

– О'кей, тогда не будем затягивать. Мама, пожалуйста, сядь на минуту. Оставь компот в покое. Потом все уберем. – Сара пыталась говорить спокойно и как-то заглушить рев Эльзы.

Регина вытерла покрасневшие от слез глаза, бросила на мужа исполненный ненависти взгляд и села.

Сара сглотнула комок в горле. Хуже и быть не могло. В принципе, это был идиотизм – сейчас, в такой ситуации пытаться как-то сформулировать свою просьбу. И все же она это сделала.

– Мне и правда очень жаль, – сказала Сара. – Я хочу попросить вас взять Эльзу на пару дней к себе. Я ухожу от Фрэнки… Собственно, я сегодня уже забрала вещи. Мне нужно найти новую квартиру, переехать, сделать ремонт и все такое. Я не смогу этого сделать, если Эльза целый день будет со мной.

– Силы небесные! – сказала Регина, и ее лицо стало таким испуганным, как будто это ее бросил муж. – Что это тебе в голову взбрело?

– Ты же сама знаешь, – раздраженно ответила Сара. – Я тебе рассказывала тысячу раз. Вчера он опять избил меня. Все, с меня хватит. Я больше не выдержу.

Регина в ужасе закрыла рот рукой.

– Фрэнки, Фрэнки… – тихо пробормотала она. – О боже, как жалко!

– Эльза не может остаться здесь, – сказал отец Сары тихо, но очень решительно. – Я тоже кое-что не могу выдержать. Например, крики Эльзы. Они выводят меня из себя. И я становлюсь агрессивным. Мне уже не двадцать лет, и я не знаю, что с этим делать. Мне нужен покой.

– Ну что ты, Герберт! – снова возмутилась Регина. – Что ты такое говоришь? В конце концов, Эльза – твоя внучка, и если нашей дочери нужна помощь, то не вопрос, мы готовы помочь! – Она повернулась к Саре: – Конечно, ты можешь оставить Эльзу у нас. На столько, на сколько понадобится. И как по мне, то сразу, если хочешь.

Эльза все еще орала.

– Без меня! – заорал теперь уже и Герберт. – Если этот ребенок останется, я выселюсь отсюда. Эти вопли невыносимы, и никто не может требовать, чтобы я их терпел. В своем собственном доме!

Регина успокаивающе махнула Саре рукой, словно говоря: «Оставь его, не воспринимай всерьез. Когда он успокоится, то не будет возражать. В конце концов, он всегда делает то, чего хочу я».

Но Сара была настроена скептически. Она уже не знала, что ей теперь делать. Стоит ли оставлять Эльзу здесь или лучше не надо?

Регина встала и пошла в кухню.

– Принеси бутылку воды! – крикнул ей вслед Герберт.

Регина вернулась с бутылкой воды и двумя столовыми ложками, которые немедленно сунула Эльзе. Та прекратила кричать, но сразу же принялась лупить ложками по столу.

Герберт открыл воду и налил себе в стакан.

– Фрэнки, в принципе, хороший парень. У него, наверное, сейчас просто какие-то проблемы.

– Как прекрасно, что вы так спокойно можете говорить об этом! – Сара была на грани отчаяния.

Регина тут же присоединилась к мнению Герберта.

– Деточка, – сказала она, – не надо торопиться. Я не знаю, что случилось, но ссоры происходят сплошь и рядом. Такое бывает в самых лучших семьях, как принято говорить. Ты не должна воспринимать это слишком серьезно, и, прежде всего, не надо чрезмерно реагировать. Подумай хорошенько, действительно ли ты хочешь бросить Фрэнки. В конце концов, он отец Эльзы!

Сару охватила ярость.

– Посмотри, на кого я похожа! Это что – чрезмерная реакция, если я говорю, что хочу уйти от типа, который меня избивает?

Она села рядом с дочкой, обняла ее за плечи и придержала барабанящие по столу руки. Эльза с быстротой молнии нагнула голову и укусила мать за руку. Сара отшатнулась и принялась тереть укушенное место. Молочные зубы Эльзы оставили кровавый отпечаток на тыльной стороне ее руки. Эльза продолжала барабанить ложками по столу. Сара заметила, что родители внимательно наблюдают за ней. Ей стало стыдно, и она быстро сказала:

– Только на пару дней. Пожалуйста! Я точно скоро найду новую квартиру.

Герберт встал и большими шагами начал ходить по комнате, что страшно раздражало Сару.

– Ладно. Оставляй Эльзу здесь. На две недели. Но ни днем больше.

– Спасибо, папа.

– Что ты собираешься делать? – спросил Герберт.

– Не знаю, папа. Просто хочу попробовать начать все сначала. – Сара заплетала косички из бахромы скатерти.

– Мне нечего сказать на это, – заявила мать Сары.

– Оно и лучше. – Герберт внимательно рассматривал ногти на руках, тщательно отодвигая кожу с каждого на миллиметр назад, и это тоже действовало Саре на нервы.

Слава богу, Эльза опять начала барабанить ложками по столу. Странным образом этот убийственный грохот разрядил ситуацию.

Герберт взял пульт дистанционного управления и включил телевизор.

– Я хочу есть. Ты приготовишь что-нибудь?

– Конечно. – Регина моментально вскочила на ноги. – Ты поешь с нами, Сара?

– Нет, спасибо. – Сара тоже встала. – Я поеду домой. Надо еще упаковать вещи.

Она едва прикоснулась к щеке барабанящей ложками Эльзы, поцеловала ее, помахала рукой родителям, пропела «Спасибо за все!» и покинула дом.

На обратном пути на нее навалилась неописуемая тоска. Она сбросила скорость и ехала, вспоминая ночь на Балтийском море, пять лет назад, которая перевернула всю ее жизнь. Тогда она тоже уверенно, как лунатик, сделала все не так, как надо. Наверное, решение уйти от Фрэнки было первым правильным решением в ее жизни.