Текст книги "Чеснок и сапфиры"

Автор книги: Рут Рейчл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Хлоя

Черный шелковый костюм я купила в магазине распродаж. Жакет был простым, обтягивающим, с низким вырезом, чуть расклешенный снизу. Юбка короткая, трехъярусная. Костюм сидел на мне как влитой. Он делал меня элегантной, стройной и подтянутой. Взглянув в зеркало, я представила новый образ. Эта женщина держалась очень прямо, отчего казалась выше ростом. У нее были пальцы с длинными красными ногтями, а гладкое бледное лицо обрамляли шелковые волосы цвета шампанского. Я смотрела, и женский образ, создаваемый новым костюмом, становился все более узнаваемым. Он даже назвал мне свое имя. Сняв жакет, я произнесла это имя вслух: Хлоя.

С распродажи я тут же отправилась в магазин париков на Пятьдесят седьмую улицу. Внутри я не была ни разу, но часто проходила мимо элегантной витрины с выставленными в ней париками, сделанными из натуральных волос. Я чувствовала, что Хлоя заслуживает всего самого лучшего.

В помещении, залитом солнцем, стояли зеркала, пахло апельсинами и свежей мастикой. Искусство выбирать и носить парики демонстрировали манекены. На некоторых были надеты украшения, на головах других – нарядные шляпы, подчеркивавшие красоту волос. Один манекен никак не был украшен, с его головы струились длинные локоны цвета меда. Я потянулась к парику – мне захотелось дотронуться до мягких прядей, – но в этот момент ко мне решительно направился продавец. Он холодно взглянул на меня, сунул пальцы под ремень и коротко заявил:

– Это не для вас.

Моя рука замерла на полпути. Я с тоской смотрела на парик. Мужчина не спускал с меня глаз. Он вынул пальцы из-под ремня и скрестил на груди руки, так что вся его фигура изображала огромное «нет».

– Поверьте мне – сказал он, – в нем вы будете выглядеть смешно.

Он кисло улыбнулся, его серые глаза внимательно изучали меня.

– Почему это девушки с жесткими курчавыми волосами непременно хотят быть блондинками?

Я на мгновение оказалась в своей школе – неудачница, завистливо разглядывающая с задних рядов блондинку, капитана болельщиков. Мне страшно хотелось примерить этот парик, но на ум не приходили нужные слова.

Мужчина точно знал, о чем я сейчас думаю.

– Поверьте мне, – сказал он. Теперь его голос изменился, и в глазах появился блеск, похожий на сочувствие. – Шелковые локоны не для вас.

Он заговорил мягче, и я подумала, что мы поняли друг друга: блондинки в школе его отвергали.

– Когда ваши волосы начнут выпадать, – продолжил он, – вам будет лучше выглядеть естественно.

Я недоуменно на него уставилась. Потом начала понимать, что он имеет в виду. Промелькнула мысль: может, воспользоваться его ошибкой? Но прежде чем я успела что-то сказать, он добавил:

– Я знаю, вы думаете, что иногда новые волосы вырастают прямыми. Не спорю, это иногда случается, но ведь вы не можете сказать наверняка, правда?

Он отошел чуть в сторону, снял короткий черный парик с прямыми волосами, остриженными а ля Луиза Брукс.

– Вы могли бы померить что-нибудь вроде этого, – предложил он, с сомнением глядя на парик, который крутил на кончике пальца, – но я его не рекомендую.

Я все еще молчала, однако от его предположения по моей коже побежали мурашки от смущения. Я вернулась к медовому парику, погладила блестящие волосы и наконец проговорила:

– У меня нет рака, и я не собираюсь проходить химиотерапию.

У продавца опустились углы губ, я видела, как с его лица уходит сочувствие, словно вода в раковине, из которой вынули пробку.

– Вот как? – сказал он. – Выходит, я ошибся.

Он дотронулся до моих волос и объявил:

– Если вы хотите носить парик, вам придется так или иначе избавиться от собственных волос. Вы не можете надеть парик на куст.

– Я не собираюсь стричь волосы, – сказала я.

– Тогда парик вам не нужен, – ответил продавец. – По крайней мере, – добавил он, надевая парик Луизы Брукс на лысый манекен, – здесь вы его не купите.

Он отвернулся и пошел прочь. Сочувствия больше не было. Меня отвергли.

Я вышла из магазина и стала думать, что делать дальше. Я могла пойти в маленькую забегаловку на Западной Четырнадцатой улице, куда за париками ходили трансвеститы. Китайской паре, владельцам тесного магазина, было наплевать, что ты примеряешь, если ты прежде купила шапочку под парик. У них были волосы всех цветов и оттенков, причем настолько дешево, что я боялась: а вдруг купленный мною парик развалится прямо в ресторане, и в супе будут плавать волосы.

А потом я вспомнила, что говорила мне женщина-корреспондент о новой моде. Эми Спиндлер остановилась возле моего стола и сказала, что мне очень пошли бы платья от Ромео Гигли. Когда я сказала, что не могу позволить себе вещи от дизайнера, она предложила пойти с ней в от дел товаров со скидкой Всемирного торгового центра. Пока мы разговаривали, она рассеянно гладила лежавший на моем столе парик Молли.

– Вы можете найти лучше, чем это, – сказала она. – Вы заходили в магазины париков в районе Тридцатых улиц?

Что ж, возможно, это был мой шанс.

На Тридцатых улицах полно магазинов: в одних торгуют одеждой, в других – париками. Неудачный опыт сделал меня робкой. Я прошла один квартал, потом – другой, заглядывая в давно не мытые витрины: на головах из пенополистирола сидели пыльные парики, причем все они были так похожи один на другой, что невозможно было сделать выбор. Дойдя до Тридцать седьмой улицы, я глубоко вдохнула и вошла в первый же магазин.

Дверь застонала, тут же откликнулся старомодный колокольчик. Помещение выглядело невзрачно, от старых деревянных полов, не покрытых мастикой, пахло пылью. Справа от двери был прилавок, а за ним сидела большая дружелюбная женщина. Одного стула ей было мало, и она занимала сразу два. Она широко улыбнулась, обнаружив щербину между передними зубами.

– Хотите купить парик, детка? – спросила она.

Улыбка делала ее похожей на огромную лягушку. Она посмотрела на меня с сочувствием, шумно щелкнула языком и сказала:

– Вот смотрю на вашу голову и расстраиваюсь. Как жалко терять такие кудри!

Сказать ли правду? Очень не хотелось терять ее расположение. С другой стороны, неразумно искушать судьбу.

– У меня нет рака, – сказала я, думая, что ее улыбка тут же исчезнет.

Напротив, она улыбнулась еще шире.

– Как я рада, – сказала женщина. – Простите меня. Последнее время, когда я вижу новую покупательницу, то думаю, что она пришла от онколога. Они обычно рекомендуют нас. Я очень рада, что вы пришли сюда по другой причине. Может, скажете, что вас сюда привело?

Ее улыбка была такой теплой, такой благожелательной, что я выпалила:

– Я хочу стать блондинкой.

– А кто из нас этого не хочет, дорогуша? Какой оттенок вам больше нравится?

– Шампанского… – сказала я нерешительно. – Хотя вы, может быть, предложите что-то получше?

Она с трудом поднялась и пошла к шкафу, что стоял за ее спиной.

– Начнем примерять все подряд и посмотрим, что подойдет, – ответила она и выдвинула ящик. – Меня зовут Ширли. Надеюсь, вы не торопитесь? Вероятно, мы не скоро найдем подходящий парик. Но будьте уверены, мы его отыщем.

Ширли набрала полную охапку светлых волос, представлявших дюжину разных оттенков. Казалось, она держит на руках странного вида собачку.

– Спокойно все примеряйте, – посоветовала она. – Вы сразу поймете, когда найдете то, что нужно. Начните с этого.

Она протянула мне парик, который напомнил мне волосы Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячей».

– Синтетика, – сказала она и сильно его встряхнула. – Недорогой. Давайте посмотрим.

Другой рукой она подала мне шапочку под парик.

Я уже научилась разделять свои волосы на сегменты и плоско их закалывать, чтобы голова влезла в тесный чулок телесного цвета. Ширли смотрела, как я все это проделываю, и я ждала, что она выскажется насчет объема моей шевелюры. Но она безучастно наблюдала за подготовительным процессом, молча расправляла парик обеими руками. Когда шапочка заняла свое место, я наклонилась вперед, и она надела Мэрилин на мою голову. Я встряхнула волосами и посмотрела в зеркало.

Парик сделал черты моего лица невыразительными и плоскими. Наверное, блондинки из меня не получится.

– Снимайте, скорее снимайте, – воскликнула Ширли, взмахнув руками. – Поверьте мне, мы найдем то, что нужно. Этот определенно не годится.

Она рассмеялась, и смех преобразил ее простецкое лицо с широким носом и большим ртом, сделал его почти красивым.

– Не расстраивайтесь, – утешала она и взяла в руки модель с длинными желтыми волосами, завитыми в большие плоские кудри. – Попробуем Фару. [34]34
  Персонаж игры «Персидский принц».


[Закрыть]

Этот был еще хуже. Я стала похожа на брошенного пуделя, а в светлом парике по имени Меня меня можно было принять за тюремную надзирательницу.

– Нет, нет, нет, – сказала Ширли.

Она все больше одушевлялась. Ее уверенность в том, что я найду то, что нужно, обнадеживала, но я перемерила и золотые, и белые, и желтые, и медные, и соломенные, и почти что розовые парики и начала приходить в отчаяние. Парик а ля Ширли Темпл**, Алиса в Стране чудес, Фэй Данэвэй… [35]35
  Голливудская киноактриса старшего поколения.


[Закрыть]Все они выглядели на мне ужасно.

– У вас есть особая причина купить светлый парик? – спросила меня Ширли. – Возможно, если я узнаю, это поможет.

– Я ресторанный критик, – начала я.

– Да, такого у меня еще не было, – сказала она, когда я закончила свой рассказ. – И сейчас вы работаете в каком-то особенном месте?

– В «Леспинасс», – сказала я. – Шеф-повар изумительный. Я ходила туда неоднократно, и каждый раз он меня разоблачает. Я подумывала дать ему четыре звезды, но необходимо проявить осторожность. Я не первый раз присваиваю ресторану четыре звезды, но ресторан при отеле впервые может заслужить такую награду от «Нью-Йорк таймс». Я не имею права сделать ошибку. Загвоздка в том, что, как мне кажется, они узнают меня даже тогда, когда я прихожу в чужой личине. Не может быть, чтобы в ресторане все было так прекрасно. Поэтому я и пытаюсь создать новый образ, чтобы не быть обманутой.

– Поняла, – сказала Ширли, отвернулась и выдвинула глубокий ящик. – Есть идея.

Ее широкая фигура заслонила обзор. Ширли повернулась покрутила рукой, и я увидела струящийся каскад волос цвета шампанского «Дом Периньон». Свет падал на парик, и волосы меняли окраску: на место жемчужного оттенка приходил другой, напоминавший цвет лютиков.

– Примерьте этот, – сказала Ширли.

Мои руки тотчас ощутили разницу – парик был легче, прохладнее. Когда я его надела, щеки ощутили нежное, шелковистое прикосновение. Я зажмурила глаза: лучше не смотреть, пока парик не сядет плотно по голове. Затаила дыхание, мне очень хотелось, чтобы это было то, что нужно. И вот он сел на место, мягкие пряди защекотали плечи.

– Подождите! – воскликнула Ширли, заметив, что я открываю глаза.

Она оправила парик, перекинула налево прядь волос, заправила их за ухо, а с правой стороны потянула локон вперед, чтобы он упал мне на глаз, после чего отпустила волосы.

– Порядок, – сказала она, – можете теперь открыть глаза.

В зеркале отразилась блондинка с волосами цвета шампанского. Казалось, она не носила парик. Волосы выглядели настоящими, моими. Даже темные брови выглядели естественно. Самоуверенная дама плевать хотела на то, что она красит волосы и об этом все догадываются. Я непроизвольно открыла рот.

– Ой! – глупо изумилась я. – Неужели это я?

Ширли поймала в зеркале мой взгляд.

– Я же говорила вам, что у меня найдется парик для каждого! – сказала она.

Выражение ее лица противоречило спокойному тону.

– Вы выглядите просто потрясающе! – сказала она.

Ее потрясение не вызывало сомнений.

Не думаю, что я узнала бы себя, если бы повстречалась собой на улице, а ведь я еще не наложила макияж. Каким-то неведомым образом эта прическа, этот цвет волос сделали мои щеки румяными, а глаза почти синими. Губы казались краснее» чем когда-либо.

– Бог задумал вас блондинкой! – воскликнула Ширли.

И вдруг ее лицо погрустнело.

– В чем дело? – спросила я.

Она поколебалась, и я испугалась, что парик уже продан.

– Это настоящие волосы, – печально прошептала она.

Я почувствовала такое облегчение, что прыснула со смеху.

– И это все? – спросила я.

Тогда она назвала мне цену. Она и в самом деле зашкаливала, но, даже если бы в моих планах не было «Леспинасса», без парика бы я не ушла. Я ощущала себя в новом, гламурном качестве, и меня распирало от любопытства. Интересно, как складывается жизнь той женщины, что отражается в зеркале?

– Мне бы хотелось продать его вам за меньшую цену, – извиняющимся тоном сказала Ширли. – Но это очень хороший парик, и я купила его именно за эти деньги.

– Думаю, он того стоит, – заметила я.

Ширли уложила парик в старомодную шляпную коробку и подала ее мне.

– Вы вернетесь и расскажете, как все пройдет? – спросила она.

– Вы хотите узнать, смогла ли я обдурить ресторан? – уточнила я.

– И это тоже, – сказала она. – Но главное, что хочу узнать, стала ли ваша жизнь интереснее после превращения в блондинку.

С коробкой в руке я отправилась в «Рики», один из дешевых косметических магазинов. Они стоят на каждом углу Манхэттена, обещая вам мгновенное обретение красоты.

Я купила бежевый тональный крем, розовую помаду, коричневую подводку для глаз и тени разнообразных светлых оттенков. Затем, сгорая от нетерпения, пошла домой.

Ник был в гостях у своего приятеля Гейба, а Майкл – на работе, так что никто не мешал мне надевать парик и накладывать грим. С макияжем проблем не было, сам парик диктовал нужные цвета. Но, накладывая лавандовые тени на веки, я заметила, что мои руки выглядят неправильно: Хлое требовался маникюр, и сделать его надо было профессионально.

– Да, я свободна.

Это сказала крупная женщина, что сидела за маникюрным столом в салоне на Семьдесят восьмой улице.

– Проходите.

На ее бейдже я прочла имя: Роза. Позади нее сидели рядком клиентки. Руки они держали в ванночках, а ноги лежали на пухлых коленях педикюрш. Роза наполнила ванночку мыльным раствором и сунула в нее мою левую руку.

– Отмачивайте, – сказала она и щелкнула языком, глянув на мою правую руку. – Как все запущено! – ужаснулась она. – Такая красивая женщина, как вы, и такие неухоженные руки! А как выглядят ваши ноги?

– Еще хуже, – призналась я.

– Педикюр, – распорядилась она. – Обязательно.

Делая свое дело, Роза вытаскивала из меня подробности жизни Хлои. Мне и самой любопытно было их узнать. Историю Молли я создала за одну минуту и надеялась, что с Хлоей у меня тоже все получится.

– Мой муж врач, – неуверенно начала я и поправилась: – Вернее, был врачом. Что я говорю? Он и сейчас врач, но он уже не мой муж.

– Другая женщина, – догадалась Роза.

Это был не вопрос, а утверждение, и в ее голосе слышалось сочувствие.

– Да – сказала я, собственно, почему бы и нет?

– Помоложе, – воскликнула Роза, качая головой. По-видимому, ее возмущало предательство мужчин. – Да еще и врач!

Словно рассерженный пылесос, она несколько раз втянула в себя воздух.

Да, конечно, женщина, должно быть, была помоложе.

– Она у него медсестра, – сказала я. – Точнее, была медсестрой. Он запретил ей работать.

Я на мгновение закрыла глаза и представила белую блузку, натянувшуюся на пышной груди, тонкую талию, длинные ноги. У медсестры были светлые чулки, я мысленно глянула вниз и вместо туфель на каучуковой подошве увидела лодочки на высоченных каблуках.

– Она настоящая блондинка, – сказала я. – Дэн любит светлые волосы. Он с самого начала заставил меня покраситься. Везде.

Я глянула вниз.

– Это красиво, – сказала Роза; забыв о руке, она оглядела мою голову. – Всем мужчинам это нравится. Продолжайте в том же духе.

Я не хотела, чтобы меня прерывали, так как в голове оживал сюжет. Я поспешила с рассказом, опасаясь все растерять.

– Дэну не нравится, когда его женщины работают. Он хочет, чтобы в любой момент они были у него под рукой. «Я бы слетал на выходные в Париж, как только это взбредет мне в голову» – так он мне говорил. Поэтому он и детей не хотел. Он даже не позволял мне завести собаку. Ничто не должно было связывать его свободу. По специальности я дизайнер. Оформляю интерьеры, но, повстречавшись с ним, все забросила и посвятила ему всю свою жизнь.

– Дизайнер интерьера! – сказала Роза.

Похоже, я произвела на нее впечатление.

– Это интересно?

– Очень! – воскликнула я.

В этот момент я ясно представила, как сижу на стуле с мягким сидением и крепкими деревянными ножками. Держу в руке образцы ткани и прихожу к кардинальному решению. Представила и квартиру, которую оформила для Дэна, увидела маленький будуар с черно-белыми обоями, на которых ополченцы строевым шагом идут к Конкорду. Представила старинную американскую приемную, заполненную сосновой мебелью и псевдо-керосиновыми фонарями, которые на самом деле работали от электричества. Зеленая столовая с букетами засушенных цветов возникла в моем воображении так живо, что даже защекотало в носу. В красивой гостиной я видела деревянные панели, картины с лошадями, толстый ковер. Я ощутила легкую лимонную отдушку – так пахло средство, которым домработница каждый день полировала столешницы, воздух хранил слабый запах сигары, которую Дэн выкуривал после обеда, пуская дым большими колечками.

– Я создала для него королевство, – воскликнула я, – но сейчас собираюсь изменить дизайн квартиры и сделать все по-своему.

Широким жестом я смела прочь прежнюю обстановку и заменила лошадей лилиями в стиле Моне. Исчезли деревянные панели. Стены я окрасила в нежный лавандовый цвет, менявшийся в зависимости от игры солнечного света.

Домашние знали мою полную неспособность к домашнему декору. Они сочли бы такую фантазию очень забавной. Если бы не Майкл, мы сидели бы на сломанных стульях и ходили по потрепанным копрам. Декоратор у нас муж, он думает о лампах и диванах, о цвете стен. При каждом переезде именно он занимается всем.

– Я собираюсь вернуться на работу, – сказала я Розе. – У меня есть квартира, но платить за нее приходится так много, что если не начну зарабатывать, не смогу ее содержать.

– Мужчины! – в голосе Розы слышалось отвращение.

В этот момент она втирала мне в ногу крем.

– Я покрою вам ногти красным лаком, – решила ока и тряхнула кисточкой, как оружием борьбы за освобождение от мужчин. – Это так сексуально.

Она проложила между пальцами ватные тампоны и принялась яростно накладывать на ногти малиновый лак. Пока дожидались, когда лак просохнет, она изложила план действий.

– Вы найдете себе мужчину получше, – пообещала она и предложила начать охоту немедленно. – Нет лучше времени, чем настоящее, – сказала она.

– По-моему, я еще не готова, – пробормотала я, съежившись при мысли, что войду в бар одна.

– Вы должны! – сказала Роза, провожая меня до двери. – Идите.

Она обратила на меня прощальный взгляд и вздохнула.

– Такая красивая. Чудная блондинка!

Она произнесла магические слова. Сидевший внутри меня перекормленный тинейджер в очках с толстыми линзами и курчавыми каштановыми волосами, подросток, которого никто не приглашал на свидание, вдруг встрепенулся. Заглянув напоследок в зеркало, я почувствовала бесшабашное веселье, вроде того, что испытала, когда впервые увидела Мириам. Я создала второе я, собственную противоположность, и мне не терпелось начать проживать ее жизнь.

Я дала Розе щедрые чаевые и ушла из салона, намереваясь взять такси. Для меня это всегда было непросто: приходилось вставать на проезжую часть и махать проезжающим машинам, стараясь привлечь внимание. Хлоя смотрела на такую задачу по-другому. Я вышла из салона, подняла руку, и два такси остановились, скрипнув тормозами, едва избежав столкновения.

Закончилась поездка не менее приятно. Когда такси остановилось на Пятьдесят второй улице, к машине кинулся высокий мужчина в длинном пальто. Он хотел опередить других потенциальных пассажиров. Когда в поле его зрения попали мои платиновые локоны, розовые губы и красные ногти, он заколебался. Я заметила, что в нем происходит внутренняя борьба. В конце концов он улыбнулся, помог мне выйти из машины и забрался туда сам. Но я видела, как он провожает меня глазами до самой двери бара.

«Палио» – такое название носит небольшая квадратная комната, настолько герметично отделенная от города, что, кажется, в ней заключен собственный маленький мир. Все четыре стены покрыты фресками, и неважно, где вы сидите, – героические лошади несутся прямо на вас. Изображение такое живое, что вы поневоле задерживаете дыхание. На настоящих скачках в Сиене люди на площади так плотно стоят друг к другу, что становится нечем дышать. Толпа поет, потеет, ревет, а лошади несутся галопом, совершая сумасшедшие круги, и атмосфера электризуется от ослепительно ярких красок.

Я уселась, заказала мартини, подняла глаза и потерялась в картинах, вспоминая жаркое лето в Сиене. На меня нахлынули звуки и запахи.

– Часто сюда приходите?

Я моргнула и оглянулась. На соседний стул уселся маленький мужчина с аккуратной седой бородкой. Я заметила, что он исключительно красив. В бокале мартини отразился светлый шлем моих новых волос, и я вспомнила, где нахожусь и зачем.

– Нет, – мой голос звучал мягче, чем я слышала его до сих пор, – сегодня я здесь впервые.

– Они очень красивы, правда? – спросил он, указывая на фрески.

– О да, – сказала я своим новым, нежно пришептывающим голосом, – мне кажется, таких замечательных я еще не видела.

– Это работа Сандро Чиа, – сказал он мне, – и я так взволновался, когда увидел фрески, что пошел и купил несколько его рисунков.

– Это было хорошим вложением? – спросила я.

– Очень, – ответил он. – Коллекционирование – одно из моих увлечении.

Он жестом показал бармену, чтобы тот налил ему еще один бокал односолодового виски, подняв брови, взглянул в сторону моего бокала, давая понять, что готов купить мне еще.

– О, спасибо, мне достаточно, – скромно ответила я. – Одного бокала и то много.

И затем задала вопрос, на который он наверняка хотел бы ответить.

– Да, у меня много увлечений, – сказал он. – У меня большая коллекция вин, и я часто бываю на аукционах. Я много путешествую. Вы даже можете назвать меня коллекционером ресторанов. – Он утер платком полные губы и добавил со смущенным смешком: – Мои друзья считают меня чем-то вроде знатока.

– В самом деле? – сказала я, задохнувшись, словно услышала что-то необычайное и волнующее.

– О да, – ответил он и погладил бородку. – Каждое Рождество я выдаю своим друзьям что-то вроде маленького ресторанного путеводителя. Рассказываю о своих открытиях. Это, конечно, просто забава, но они рассчитывают на мой путеводитель. Однажды я решил не делать этого, так они очень рассердились.

– Могу себе представить, – сказала я голосом маленькой девочки.

Неожиданно я поняла, что скверно копирую Мэрилин Монро, но он, похоже, этого не заметил.

– Я о еде мало что знаю, – созналась я.

Указав жестом на свой черный костюм, добавила:

– Мода и еда не очень дружат друг с другом.

Я вздохнула, мои глаза увлажнились – интересно, как он на это среагирует – возможно, теперь это уже не имеет значения.

Он среагировал!

– Неприятности, моя дорогая? – спросил он, подобрав мой метафорический платок.

И затем, очень неохотно, я рассказала ему историю о предателе-враче.

– Какое совпадение! – воскликнул мой новый знакомец. – Меня тоже зовут Дэниел. Дэн Грин. – Он похлопал меня по руке и добавил: – Но, поверьте мне, я не испытываю интереса к юным девушкам. И не обижайтесь, что я так говорю. Мне трудно представить, что кто-то мог оставить такую очаровательную женщину, как вы.

Писательница Лилиан Хеллман призналась как-то одному журналисту: «Дэшил Хэммет утверждал, что я обладаю самой неприятной разновидностью ревности. Я не ревную к творчеству, к деньгам, я ревную к женщинам, умеющим использовать мужчин, потому что я попросту не знаю, как это делать».

Мне было около двадцати, когда я впервые прочитала эту фразу, но я переписала ее в свой дневник, потому что узнала себя. Именно эта черта отличала Хлою от Молли и Мириам.

Я не смогла полностью раствориться в роли. Я сидела, наблюдая за Хлоей с насмешливой неприязнью. Видно, что эта блондинка знает то, что хотят услышать от нее мужчины, и ей ничуть не стыдно произносить эти слова. Самым удивительным открытием для меня на сорок пятом году жизни стало то, что до сих пор я не знала, как следует воспользоваться мужчиной. Неужели теперь мне это стало известно? И что мне теперь делать?

Дэн, извинившись, оставил меня на минуту. Я посмотрела ему вслед и увидела, что у него внушительное брюшко и он ходит с важным видом, свойственным невысоким мужчинам. Видно было, что он очень уверен в себе, и я решила, что он скоро пригласит меня пообедать. Конечно же, меня такое предложение соблазнит: это станет великолепным тактическим ходом. Моих друзей так веселили мои личины, что они невольно меня разоблачали. Здесь же мне представилась возможность сохранить полную анонимность – шанс отобедать тем. , кто верил в человека, которым я себя вообразила. В ресторане меня точно не узнают!

Но могла ли я это устроить? Дэн вернулся, и я наблюдала за тем, как Хлоя вытаскивала из него нужную ей информацию. Он был юристом, жил в Лос-Анджелесе, никогда не был женат. По делам несколько раз в месяц приезжал в Нью-Йорк. Наконец он глянул на часы и сказал, что ему пора уходить.

– Я уже опаздываю, – сказал он с видимым сожалением. – Если бы встреча не была такой важной, то плюнул бы на все. Но…

И вот оно пришло, приглашение. Серьезно глядя в мои глаза, он сказал:

– На завтрашний вечер я зарезервировал столик в лучшем, на мой взгляд, нью-йоркском ресторане, и я счел бы большой честью для себя, если бы вы ко мне присоединились.

Я не хотела проявить немедленную готовность.

– Благодарю вас, но это невозможно.

– Нет ничего невозможного, Хлоя, – сказал он прочувствованным голосом. И добавил: – Там сейчас работает один из лучших в мире поваров, и жителям Нью-Йорка еще предстоит оценить это.

– В самом деле? – спросила я. И не в силах удержаться, прибавила: – И этого не знает новый критик «Таймс»?

– Она? – Он презрительно фыркнул. – Такая идиотка! Судя по всему, она разбирается лишь в японской лапше. Вот до нее был критик – мужчина, – он понимал, о чем пишет, а новенькая не сможет понять, где действительно великий ресторан, разве только он ее укусит.

«Вот оно что…» – подумала я. Дэн заметил мои колебания.

– Вы мне кажетесь проницательной женщиной, – сказал он. – Пожалуйста, соглашайтесь. Я отведу вас в «Леспинасс». Грей Кунц не хуже лучших поваров Франции. Я с таким удовольствием представлю вам его еду.

Все было слишком хорошо. Оставался деликатный вопрос денег. Прерывающимся тонким голоском я сказала Дэну, что соглашусь с ним отобедать, если только он позволит мне платить.

В конце концов мы пришли к компромиссу: будем платить поровну. Согласились встретиться в ресторане в восемь часов. Домой я пошла, мучаясь угрызениями совести. В моем распоряжении оставалось двадцать пять часов. Ведь все еще можно поменять.

– Рут? – сказал Майкл, когда я вошла в квартиру.

Он отреагировал на меня, словно на чужого человека.

– Рут?

Хотя я и открыла дверь своим ключом, он с подозрением уставился на мою блондинистую голову. Я видела, как он отыскивает знакомые черты. Он заметил туфли, потом перевел взгляд на руки в поисках обручального кольца. Выходя из дома, я предусмотрительно сняла кольцо. И только когда Ники ворвался в комнату и бросился мне на руки с криком: «Мамочка! Мамочка! Мамочка!», сомнения его улетучились.

– Красиво, – одобрил Ники, гладя мягкие светлые волосы.

И затем – настоящий дипломат! – добавил:

– Но я думаю, что каштановые волосы лучше.

– Обедать сегодня будем дома? – спросил Майкл.

– Да, – сказала я. – На сегодня мне хватило. Мы будем есть салат и спагетти карбонара. Но сначала я должна переодеться.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Мужчины отправились в кухню, поставили кипятить воду для пасты, а я пошла в спальню и начала снимать с Хлои один слой за другим. Когда я присоединилась к ним, Майкл мыл салат, а Ники сидел на кухонном островке.

– Учительница спрашивает, поедешь ли ты с нами на экскурсию, – сказал Ники, когда я вынула из холодильника бекон.

Он выпятил грудь и важно сказал:

– Мы идем в музей Метрополитен рисовать храм из Дендура. [36]36
  Храмовый комплекс из Дендура – одно из самых известных и монументальных украшений музея Метрополитен в Нью-Йорке. Памятник был вывезен из Египта в 1965 году и преподнесен правительству CШA руководством АРЕ в качестве подарка за значительный вклад в Кампанию ЮНЕСКО по спасению древностей Нубии, которая находилась в зоне затопления водами Нила в результате строительства высотной Асуанской плотины


[Закрыть]

– А ты хочешь, чтобы я пошла? – спросила я, вспоминая, какой жалкой я становилась, когда мать приходила в класс.

Он торжественно кивнул.

– Пожалуйста, – протянул он.

– Конечно, я приду, – пообещала я и бросила спагетти в кастрюлю.

Повернулась к Майклу и сказала:

– Что за день! Ты не поверишь. Мне есть о чем написать.