Текст книги "Чеснок и сапфиры"

Автор книги: Рут Рейчл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Элен, – настоящий эксперт в области чая, – сказала Клаудия, задумалась на мгновение и прибавила: – Впрочем, она считает себя экспертом во всем.

– Как вы ее узнали? – спросила я.

– Она была начинающей актрисой, – сказала Клаудия, – и приходила ко мне на занятия. Таланта у нее не было, но по прошествии долгих лет я с ней подружилась. Хотя, – Клаудия посмотрела на меня с сомнением, – если бы я знала, в какой роли ты сегодня выступаешь, то вряд ли выбрала ее в компаньонки. Богатые люди бывают недалекими и частенько ведут себя по-хамски.

– Наш чай, – Элен вернулась к столу с улыбкой чеширского кота, – скоро прибудет.

Чай прибыл, но без всякого сопровождения.

– Вы когда-нибудь встречали такое ужасное обслуживание? – воскликнула Клаудия. – Вы можете прийти сюда с табличкой на груди «Я ресторанный критик «Нью-Йорк тайме»», и никто и глазом не моргнет.

– Ну, в этом я сомневаюсь, – сказала Элен со знанием дела. – Если бы здесь была Рут Рейчл, представляю, как бы все изменилось.

– В самом деле? – спросила Клаудия.

Ее лицо светилось лукавством, и я поняла, что она не посвятила подругу в мою тайну. Наконец-то я поняла, почему с нами оказалась Элен. И сама начала наслаждаться сложившейся ситуацией.

Когда официант пришел взять наш заказ, я сообщила ему свой выбор очень тихим голосом.

– Я вас не слышу! – закричал он. – Говорите громче.

– Здесь так шумно, – сказала я и повторила заказ.

По правде говоря, я и сама еле себя слышала.

– Будьте добры, мадам, – рассердился официант, – говорите громче. Я не глухой, но вы очень тихо говорите.

– Здесь так галдят! – сказала я.

– Вы говорите, что хотите салат? – не расслышал он.

– Нет, – сказала я уже погромче, – клецки.

– Салат «Цезарь» или свекла с грецкими орехами? – спросил он.

Элен наблюдала за этой сценой в изнеможении. Затем извлекла из сумочки ручку с серебряным пером.

– Я, – сказала она официанту, – напишу вам то, что я выбрала.

Элен рассерженно взглянула на меня.

– Благодарю, мадам, – обрадовался он. – Это значительно облегчит мне работу.

Он положил записку в карман и отошел.

Вокруг нас люди снимали друг друга на камеру, поздравляли юбиляров и именинников. Все были так очарованы помещением Уорнера Лероя, [56]56
  Американский миллионер, скончался в 1995 году


[Закрыть]что не сердились на долгое обслуживание.

Атмосфера нашего стола была куда менее радостной. Наши блюда все не появлялись, и после разговора ни о чем и пяти чашек чая я решила извиниться:

– Я постоянно сталкиваюсь с плохим обслуживанием, – сказала я Элен. – И не знаю почему.

– А я знаю, – выпалила она. – Вы похожи на старушку А таких дам официанты считают своими естественными врагами. Они думают, что старухи постоянно жалуются, заказывают самые дешевые блюда и оставляют шестипроцентные чаевые. Я давно поняла, что в ресторан надо являться хорошо и богато одетой.

– Вот как! Я этого и не знала, – смущенно пробормотала я.

И хотела добавить, что для нее выглядеть богато, по всей видимости, не проблема, но в этот момент очень удачно пришел официант и спросил:

– Кто заказывал салат из крабов?

Элен перенесла свое раздражение на него.

– Делайте свою работу! – рявкнула она.

Он посмотрел в свой блокнот и не слишком вежливо поставил перед ней салат.

– Он выглядит хорошо, – заметила я. – А мои клецки просто замечательные. Хотите попробовать?

– Я не люблю китайскую еду, – сказала она, взмахнув рукой.

– Попробуйте, – настойчиво произнесла я и сунула тарелку ей под нос. – Это не китайское блюдо. Оно лишь похоже на него.

– Нет, спасибо.

Она решительно отвела мою руку.

У меня создалось твердое убеждение, что ей не хотелось класть в рот того, чего касались мои губы.

Я взяла клецку – рот наполнился сочным говяжьим ароматом, за которым тут же последовал удар хрена. Два вкуса взаимно усиливали друг друга. Жар и сочность, слившись воедино, спускались по горлу и согревали тело.

– Салат из крабов отличный, – снизошла Элен и затем, еще более неохотно, добавила: – Хотите попробовать?

– Да, пожалуйста, – ответила я.

Прекрасный крабовый пирог – крупные куски свежего мяса, соединенные не столько яйцом, сколько честным словом.

– Попробуй и у меня, – предложила Клаудия.

Она отрезала кусок фуа-гра и положила сверху ломтик вареной груши.

– Так вкусно! Но это гусиная или утиная печень?

– Утиная, – сказала я без раздумья.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Вкус, – ответила я, – и цвет. Гусиная печень более жирная и гладкая. Печень гусей крупнее, а потому ее легче обработать. Жира в ней на тридцать процентов больше, поэтому она и более гладкая. К тому же она бледнее.

Элен посмотрела на меня с невольным уважением.

– Вы повар? – спросила она.

– Не совсем, – ответила я. – К тому же наша и французская гусиная печень отличаются между собой. Я совершенно уверена, что она отечественная.

Лицо Элен отразило череду сменявших друг друга эмоций. Похоже, она задумалась о том, что неправильно меня оценила. На мгновение я почувствовала, что ее отношение ко мне слегка смягчилось. В этот момент распорядительница подвела к соседнему столу изысканного джентльмена с серебристыми волосами. Он пришел в сопровождении красивой молодой женщины, скорее всего внучки, потому что, усевшись, джентльмен, не скрываясь, одобрительно кивнул в сторону Элен. Его глаза откровенно оценили бежевый кашемир и качество украшений, затем он перевел взгляд на Клаудию и явно не заинтересовался. Взглянул в мою сторону… выражение лица джентльмена изменилось, он дернулся, словно отказавшись от приветственного кивка. Элен все это тоже заметила и немедленно подвинула свой стул, стараясь убрать меня из его поля зрения.

Помощник официанта убрал со стола; официант принес основные блюда. Элен попробовала свою рыбу и задумчиво кивнула.

– Я обожаю чилийского морского окуня, – сказала она громко, так чтобы ее услышали за соседним столом, – такая сочная и изысканная рыба.

– По правде говоря, – вмешалась я, – это не чилийский морской окунь.

– Покорно вас благодарю, – возмущенно сказала она, – я знаю, что я заказала.

– Я знаю, что вы заказали чилийского морского окуня, – не уступила я, пытаясь добавить хоть немного достоинства бедной Бетти, – но вы едите совсем не то. Перед вами патагонский клыкач.

– Не может быть.

– Да, так оно и есть. Думаю, вас не удивит, если узнаете, что рыба под таким названием вряд ли будет пользоваться спросом. Поэтому они его и изменили.

– В самом деле?

В ее голосе снова послышалось невольное уважение. Интересно, смогу ли я его удержать.

– Можно мне попробовать картофель, фаршированный пармской ветчиной? – спросила я.

Она мне передала немного. Я попробовала и сказала в раздумье:

– Ветчина хорошего качества.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

– Вкус сам за себя говорит. В настоящей ветчине, той, что готовят в Парме, есть сладость и мягкость, которых нет у других ее разновидностей. Ветчина худшего качества часто пересолена и пластична, как воск. Цвет тоже отличается.

– Как странно, что такой человек, как вы, так много знает, – сказала Элен, вглядываясь в мое лицо.

– Да, – подхватила я любезным тоном, – и в самом деле.

После чего вернулась к своей еде. Тем временем Элен и седовласый джентльмен продолжали обмениваться взглядами, а Клаудия сидела, словно режиссер, наслаждаясь поставленной ею мизансценой.

– Десерт, дамы? – спросил официант.

– О нет, – воскликнула Элен. – Я не ем сладкого.

И бросила взгляд на соседний стол. Джентльмен улыбнулся. Клаудия заказала имбирный пряник, а я позвала официанта, осторожно шедшего по залу.

– Молодой человек, – я указала на напиток, который такой осторожностью нес официант. – Что это за прекрасный напиток? Он похож на радугу.

– Пус-кафе, мадам, – ответил он.

– Что? – удивилась я.

– Это разновидность коктейля.

– А все эти слои? Как они получаются?

– Осторожно, – сказал он, – очень осторожно. Понимаете, разные ликеры и весят по-разному. Так что если начать с самых тяжелых, а затем наливать более легкие ликеры, то они не смешаются. Во всяком случае, у хорошего бармена это так и получается.

– А разве это не трудно? – спросила я.

– О да, мадам, – ответил он, – очень трудно.

– Что будет, если по дороге с пус-кафе вы споткнетесь?

– Бармен убьет меня, – сказал он мрачно. – А суд докажет, что убийство было оправданным.

Заметно было, что эту шутку он повторяет не в первый раз.

– Пожалуй, я тоже закажу пус-кафе, – решила я.

Когда он ушел, я пробормотала:

– Гренадин, крем де какао, Кюрасао, крем де мент, парфе амур, коньяк.

– Что вы говорите? – спросила Элен.

– Я называю порядок составления пус-кафе. Внизу красный цвет, за ним бежевый, оранжевый, зеленый, лиловый и наверху коньяк. Такой коктейль надо составлять очень, очень медленно. Бармены обычно наливают их поверх ложки. Трудно составить их по всем правилам.

– А я подумала, что вы не знаете, что это такое.

Элен снова вгляделась в мое лицо.

– Я просто его проверяла, – скосив глаза на Клаудию, я увидела, что она от души забавляется.

Когда мне подали коктейль, я протянула бокал Элен.

– Хотите попробовать?

– О нет, – сказала она.

Седовласый джентльмен снова смотрел на нее, она ему улыбнулась – как мне показалось, с наигранной скромностью – и произнесла:

– Ну хорошо, только пригублю.

Скорчила гримасу, словно напиток показался ей ужасным. Затем наступила небольшая неловкая пауза. Элен смотрела на меня и явно прикидывала: сказать или нет то, что было у нее на уме. Наконец, решилась.

– Можно мне высказаться откровенно?

– Разумеется, – сказала я.

– Не знаю, что о вас и подумать, но вы кажетесь хорошим человеком. Почему вы не займетесь собой? Хорошая стрижка, возможно, оттеночный шампунь… все это творит чудеса. У меня есть косметолог, который может исправить цвет вашего лица. И я могла бы подсказать вам магазин, где можно купить красивую одежду за не слишком большие деньги. Не понимаю, почему некоторые люди проживают жизнь в таком… жалком облике. – Она посмотрела мне в глаза и прибавила: – Надеюсь, я вас не обидела?

– Нет, что вы, – сказала я, – это очень любезно с вашей стороны. Я буду очень благодарна вам за помощь.

Клаудия приглушенно хихикнула.

– Могу я узнать, что здесь смешного? – спросила Элен.

– Позже, моя дорогая, – задыхаясь, сказала Клаудия и попыталась спрятать свои эмоции. – Я скажу тебе позже.

Элен, похоже, была заинтригована, но Клаудия резко изменила тему разговора.

– Я говорила тебе, – спросила она, – что я на несколько месяцев уезжаю в Лос-Анджелес?

– Нет, не говорили!

Она так шокировала меня этим сообщением, что я нечаянно произнесла это собственным голосом. Элен прищурилась. Опомнившись, я тихо спросила:

– Зачем?

– Мой бывший студент получил отличную роль В большом новом фильме, и он настаивает, чтобы я его потренировала. Я подумала, что это будет интересно. К тому же приятно уехать из Нью-Йорка, пока здесь стоит зима.

– Мне будет вас недоставать, – сказала я.

– Не беспокойся, моя дорогая. – Клаудия похлопала меня по руке. – Я сразу же приеду домой. Не терпится увидеть, что сделает с тобой трансформация, которую пообещала Элен. Думаю, ты станешь совсем другим человеком. Я в этом совершенно уверена.

Она пыталась поймать взгляд Элен, но та снова переглядывалась с мужчиной за соседним столиком. Интересно, подумала я, выйдет ли у них что-нибудь из этого приключения?

Рестораны

Рут Рейчл

Патрик Кларк потрясающий повар. К сожалению, он всего лишь человек, ибо только волшебник может заставить посетителя позабыть об обслуживании в «Таверне на Грин».

Взять хотя бы ужин, на котором я побывала весной, вскоре после того как господин Кларк стал шеф-поваром самого большого американского ресторана. Нас посадили за стол в 7:30 вечера. К 8:30 мы пробавлялись хлебом, дважды посетили магазин подарков, разглядывали фонари и замысловато подстриженные деревья в саду. Мы умоляли подать нам еду… когда случалось кому-то проходить мимо. Я специально посмотрела на огромный зал, украшенный шарами, цветами и канделябрами, и насчитала лишь четверых официантов. Все они упорно не замечали рук, которые молили их о внимании.

Наконец прибыли наши первые блюда. Я расслабилась, отведав прекрасную закуску из креветок под соусом ре-мулад [57]57
  Соус с каперсами, корнишонами и анчоусами.


[Закрыть]и салат из петрушки с лимоном. Закуски из крабов были поданы с пикантным соусом из тыквенных семечек. Я пришла в восторг от жареного мяса омара под красным тайским соусом карри. Даже простой, всем известный салат «Цезарь» был гарнирован ломкими пластинками пармезана. Я столкнулась лишь с одной проблемой: не увидела заказанного мною супа из спаржи.

Пришлось долго звать официантов, чтобы сообщить, что мне не подали положенного. Десять минут спустя суп появился. Извинений не последовало. Официант налил горячий суп мне в тарелку и гордо заявил: «Ни капли мимо!»

Антре подали так быстро, что мы не успели съесть наши закуски. «Поднимите, пожалуйста», – сказал официант, указывая, что я должна приподнять тарелку с супом, чтобы он поставил антре. Тем временем мои друзья снимали со стола лишние тарелки и складывали их на пол.

Несмотря на весь этот кошмар, еда произвела благоприятное впечатление. Господин Кларк готовит более 1500 блюд в день, и он тщательно спланировал меню. Он выстраивает каждое блюдо вокруг центральной оси, начинает с пищи, которая редко вызывает нарекания, и, используя воображение, вносит в нее элемент неожиданности. Его жаренный на гриле свиной портерхаус был подан с прекрасным картофельным пюре и беконом с капустой. К этому блюду он предлагал не яблочный соус, как можно было бы ожидать, а острый чатни [58]58
  Индийская кисло-сладкая фруктово-овощная пастооборазная приправа.


[Закрыть]из ревеня и яблок.

Вкус приготовленного на гриле стейка из меч-рыбы оттеняли фрикадельки из лесных грибов и зеленый горошек соте. Необычным показался и лосось, шеф придал ему марокканский оттенок: уложил на промасленное ложе из савойской капусты и слоя кус-куса. Шеф-повар знает и когда надо остановиться: его курица в нежном шпинатном соусе была совсем простой, ее подали с зеленой фасолью, картофельным шоре и еле заметным добавлением зеленого чили.

Рискнем ли заказать десерт? Предчувствуя бесконечное ожидание, мы покинули ресторан. Была, однако, во всем этом и светлая сторона. Как выразился один из моих друзей, «они нас не торопили».

У каждого ресторана бывают не лучшие вечера, но, судя по моему опыту, в «Таверне на Грин» это – обычное явление. Недавно мы прождали 40 минут, после того как сделали заказ. Метрдотель вел себя так, словно оказывал нам честь своим присутствием, а официанты даже не смотрели в нашу сторону. На просьбу дать нам десерт домой последовал ответ. «Мы этого не делаем». Но хуже всего было, когда служители, заставив сдать верхнюю одежду и затребовав за услугу по одному доллару с каждого, усадили нас рядом с окном, где мы основательно замерзли. Пришлось истратить небольшое состояние на чаи в попытке согреться.

И все же ужин был великолепен. Ребрышки и клецки с хреном были тонким подражанием китайской кухне. Густые супы, чуть более сладкие, чем следует, все же весьма хороши. Закуски из крабов и фуа-гра с грушей соте просто роскошны.

Понравился и чилийский морской окунь, приготовленный на гриле. Телячью ногу сопровождало пюре из тыквы и брусничный соус. Огромная порция свиного филе пришла с безукоризненным картофелем, фаршированным сыром, и тушеной краснокочанной капустой.

Десерты тоже были хороши. Мне понравился чизкейк и крем-брюле. Но как нельзя более кстати в этом пестром, гламурном помещении оказался банановый сплит [59]59
  Десерт из бананов, ванильного мороженого и шоколадного соуса.


[Закрыть]– образец американского излишества, он почти заставил нас забыть об ужасном обслуживании.

Оглядывая эту волшебную страну света, я почувствовала, как душу охватывает гнев. Для тысяч посетителей «Таверна на Грин» – олицетворение Нью-Йорка. Люди счастливы от того, что находятся здесь, и снимают друг друга на видеокамеру. Это дорогой ресторан, так неужели он должен быть безвкусным примером нашей знаменитой грубости?

Нет, не должен. Я обнаружила это в мой последний визит, когда метрдотель и официанты неожиданно окружили вниманием мой стол. Еда возникала на столе моментально. Во внутреннем круге обеденного зала было тепло в прямом и переносном смысле. Прошу простить меня за подозрение, но мне кажется, что меня узнали.

Вечер показался волшебным. Я ела прекрасно гарнированное блюдо из креветок в соусе из лайма, сои и имбиря и смотрела на великолепное бездушное пространство. Орекьетте были прекрасно приготовлены, в качестве гарнира выступали брокколи рэйб. [60]60
  Листья с соцветиями этого растения похожи на брокколи.


[Закрыть]И если толстое филе копченого лосося в окружении трюфелей и картофельного пюре в качестве антре казалось более уместным, чем закуски, то кто же станет придираться к гостеприимным хозяевам?

Затем настал черед сочной индейки, фаршированной бататом, брюссельской капустой и поданной с клюквенным соусом. Праздник на тарелке. Свинина, одно из лучших блюд господина Кларка, была, как всегда, на высоте.

Я сидела, нежась в атмосфере внимания, и наслаждалась рождественским убранством. Смотрела на людей, сидевших по углам помещения. Надеялась, что им так же хорошо, как и мне. Хотя в душу закралось сомнение.

* * *

Бетти так и не преобразилась. Элен пришла в ярость после того, как Клаудия сказала ей правду. Когда я позвонила чтобы извиниться, она повесила трубку. Но в последующие месяцы Бетти незаметно появлялась в «Лютеции», «Аквавите», «Фелидии» и «Таверне Грамерси». Это обличье было самым успешным. Бетти обычно приходила с группой знакомых, молча сидела за столом, словно чья-то бедная старая тетушка, приглашенная из милосердия. Бетти никогда не заглядывала в винную карту, а, когда ей предлагали выбрать что-то из меню, обычно говорила: «Закажите мне сами, милая. Вы знаете о еде куда больше меня». Голос ее при этом звучал чуть слышно. Поскольку счет она не оплачивала и кредитных карточек ей не требовалось, то она оставалась для всех анонимной тенью.

Несмотря на все это, я знала, что испытывала судьбу, когда Бетти в одиночестве отправилась в «Ла Кот Баск». До этого я в полной анонимности побывала в ресторане четыре раза, но последний свой визит я нанесла в сопровождении семейной пары, которая пригласила меня на благотворительный обед, поэтому я пришла в собственном обличье.

Благотворительные обеды, похоже, сделались частью моей работы. Не знаю, какому благотворительному обществу впервые вздумалось осуществить тайные желания многих людей понаблюдать за критиком во время работы, но, как только они это сделали, то смогли устраивать аукционы на тысячи долларов, ибо со всех сторон к ним посыпались предложения. Какие причины можно было выдвинуть для отказа, когда на кону стояли такие деньги? Как вы могли сказать «нет» школе, где учится ваш ребенок, вашему врачу, Американской кардиологической ассоциации, публичной библиотеке, фонду Джеймса Бирда и прочим? Хотя обеды с незнакомыми людьми были для меня страшной мукой, мне редко хватало духу от них отказаться. Случалось, что моим спутником оказывался кто-то настолько неприятный, что я клялась прекратить все благотворительные обеды, правда, такое настроение длилось недолго.

Муж и жена, пригласившие меня в «Ла Кот Баск», оказались чудесными людьми. И все шло хорошо, пока во время закусок мистер Стюарт не проболтался о том, как много он заплатил за возможность со мной пообедать. Эта была такая невероятная цена, что я подозвала сомелье и заказала дико дорогое вино. Мне не следовало это делать: сомелье, не обращавший до сих пор на меня внимания, внимательно на меня уставился и побежал к метрдотелю. Обслуживание изменилось до неузнаваемости. Смогу ли я теперь сойти за Бетти?

Но мне надо было вернуться. Я начала писать рецензию, в которой горячо восхищалась уткой, но вспомнила, что ела я ее всего один раз, и было это во время моего обеда со Стюартами. Что, если шеф приготовил мне что-то особенно? Я представила себе сердитых читателей, которые с возмущением говорят: «И этой женщине могло такое понравиться?» Одного раза явно недостаточно. Я надела парик, тесные туфли, потрепанное синее платье и пошла в подземку. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Но когда вошла в «Ла Кот Баск», глаза всех присутствующих обратились на меня, после чего, разумеется, люди вежливо отворачивались. Я медленно подошла к метрдотелю – туфли действительно были страшно неудобны – и нерешительно сказала:

– Прошу прощения.

Метрдотель взглянул на меня с легкой жалостью.

– Да? – сказал он. – Чем могу помочь?

– Я не зарезервировала столик… – начала я.

Он оглядел меня откровенным взглядом, не пытаясь скрыть своей нерешительности. Он меня не узнал, в этом я была уверена. Я почти читала его мысли: если бы я была мужчиной, он мог бы предложить мне напрокат пиджак и галстук.

– Вы одна? – спросил он.

Я кивнула. Было еще рано, и в ресторане имелось много свободных мест, поэтому решение было в мою пользу.

– Следуйте за мной, пожалуйста, – сказал он.

Интересно, куда он меня посадит? Ему не хотелось провести меня через весь обеденный зал, по и сажать меня на виду тоже не входило в его намерения. Как же он решит эту дилемму? В конце концов он приткнул меня сбоку, подал меню и быстро пошел прочь. Нельзя сказать, чтобы прием был особенно уважительным, но и в вину ему этого было поставить невозможно.

Метрдотель повел себя корректно: они не высмеял меня и не проигнорировал. Еда оказалась такой же, какой я ее запомнила. После салата из морепродуктов с добавлением икры я взялась за утку (она была восхитительна), и в этот момент в зал вошла женщина в красном одеянии. Она была похожа на Питера Устинова в женском платье. Двигалась она так медленно что напоминала карнавальную платформу на невидимых колесах.

Она подходила все ближе и ближе, и метрдотель выдвинул для нее стул, намереваясь посадить ее рядом со мной. Женщина глянула на меня с выражением ужаса и повернулась к служителю:

– У вас не найдется другого места? – спросила она, взмахнув пухлой ручкой в мою сторону.

Я подумала, что он» очень похожа на одну из уродливых комнатных китайских собачек.

– Мне не нравится этот стол, – заявила она.

Метрдотель торопливо поставил стул на место, разгладил скатерть.

– Ну, разумеется, мадам, – сказал он и повел ее к другому столу.

Я свое дело сделала и спросила официанта, не может ли он принести чек и упаковать остатки недоеденной утки в пакет для собаки. Он чуть поколебался, хотел, кажется, возразить, но передумал и сказал:

– Да, конечно.

Я оплатила счет наличными, тщательно пересчитала мелочь, доллар к доллару, добавила чаевые. Вспомнив о надоедливых старых дамах, прибавила еще. Взяла пакет для собачки и, уверенная в том, что дамы в дорогих украшениях с облегчением посмотрели мне вслед, поспешила из ресторана.

Спустилась в подземку и села на поезд, предвкушая момент, когда сдерну наконец-то с головы парик, а с ног – тесные старомодные полуботинки. Я обдумывала, как следует описать вкус утки, когда в вагон, шаркая, вошел бездомный мужчина. У него были рваные штаны, а армейский китель покрыт пятнами, оставшимися после многодневных ночевок под открытым небом. На покрасневшие уши натянута жалкая шерстяная шапка, на жилистую шею повязан изъеденный молью шарф. Он выглядел таким грязным, что люди подтягивали под себя ноги, когда он проходил мимо них, лишь бы избежать контакта. Добравшись до конца вагона, он повернулся, набрал в грудь воздуха и заговорил.

– Я хочу есть, – сказал он голосом, охрипшим от долгого молчания. – Я возьму все, что вы можете предложить – половину сэндвича, который вы не доели на ленче, или кусочек яблока. Я буду счастлив принять это от вас. Может быть, у вас на дне сумки завалялись крошки картофельных чипсов. Это бы меня тоже устроило.

Я заметила, что, когда он шел по проходу, пассажиры опускали глаза или прятались за газетами. Голодный человек вызывает смущение. Когда он приблизился ко мне, я подала ему пакет из «Ла Кот Баск», и он уставился на него, не веря своим глазам. Схватив его, он пошел к концу вагона, уселся на место, над которым была надпись: «Для людей с ограниченными возможностями». Я думала, что он набросится на еду и станет запихивать ее в рот, но этого не случилось. С большим достоинством он разложил на коленях шарф, словно это была салфетка. Вытащил из сумки контейнер и поставил его на шарф. Сняв обертку, разглядел содержимое.

– Жареная утка! – прохрипел он.

И затем, очень деликатно, взялся за ножку и начал медленно есть, наслаждаясь каждым кусочком.

Придя домой, я не побежала принять душ, не сняла парик. Уселась и начала писать статью, которая называлась: «Почему я не одобряю то, чем занимаюсь».

Почему я не одобряю то, чем занимаюсь.

Прилично ли есть обед, стоящий 100 долларов?

Рут Рейчл

«Вы не можете быть ресторанным критиком, – сказала мне однажды М. Ф. К. Фишер, [61]61
  Американская писательница (1909–1992) на протяжении 60 лет писала непревзойденные по остроумию, утонченности и красноречию кулинарные книги.


[Закрыть]– если ради собственных амбиций не можете потоптаться на могиле своей бабушки».

Я робко кивнула и согласилась.

Было начало семидесятых годов. В Беркли (штат Калифорния), где я жила тогда, все было экстремально: тема еды, как и многие другие вещи, стала необычайно идеологизированной. Франсис Лаппе только что написала свою «Диету для маленькой планеты» и убедила меня, как и всех моих знакомых, что употребление мяса равносильно эгоизму и безответственности. Мы думали, что мораль подсказывает нам стать вегетарианцами, и мы стали ими, хотя и ненадолго, но с энтузиазмом. Ходили в фермерский кооператив за просом и, стоя в очереди, расхваливали достоинства тофу.

Те из нас, кто на самом деле не считал тофу таким уж вкусным, забеспокоились. Я невольно стала подкладывать лишний сыр в рецепт Лаппе под названием рис Квесо. [62]62
  Ингредиентами этого блюда являются вареный рис, вареная фасоль, чеснок, лук, зеленый перец, творог и сыр.


[Закрыть]

Неужели здоровая пища не может быть одновременно и вкусной?

Чтобы решить эту проблему, я стала поваром. В этом отношении я была не одинока. Образованные люди в Беркли начали открывать рестораны. Наши родители пришли в ужас. Это было задолго до того, как повара стали знаменитостями. В мое время такую работу никто не назвал бы благородной. Сказать, что ваша дочь повар, – все равно что сознаться, что она копает канавы, зарабатывая этим себе на жизнь.

Но я находила удовлетворение в ресторанной работе. Мне нравился тяжелый физический труд. Я любила работать с продуктами, снимать шкурку с персиков, обнажая спрятанный цвет плода, вдыхать запах жареного лука. Но больше всего мне нравилось смотреть, как люди едят приготовленную мной пищу и, склоняясь друг к другу, обмениваются впечатлениями. Хорошая еда, думала я, больше чем просто еда.

Но вдруг один маленький журнал обратился ко мне с просьбой написать ресторанную колонку. Я сделала это даром. Даже заплатила за еду, которую оценивала. Впервые, если можно так выразиться, забралась на импровизированную трибуну.

Я писала о китайском кафе, где женщина по имени Делла Хардмон находила вдохновение в приготовлении пищи. «Если вы чего-нибудь очень хотите и тяжко для этого трудитесь, то непременно добьетесь цели», – сказала она, готовя крокеты из лосося с пекинской капустой. Я написала о пищевой ценности индийской диеты и рассказала читателям о замечательном вкусе досы, [63]63
  Доса – индийские блины из риса и урад-дала (сорт гороха).


[Закрыть]идли [64]64
  Идли – рисовые котлеты.


[Закрыть]и самбара. [65]65
  Самбар – густой суп с чечевицей и овощами.


[Закрыть]В другой статье написала о достоинствах северокитайского соевого молока. Я даже вставила шпильку в политику империализма, когда писала о ресторане с традициями Гуама. [66]66
  Принадлежащий США остров Гуам входят к архипелаг Марианских островов.


[Закрыть]

Если бы тогда вы спросили меня, готова ли я принять работу ресторанного критика в газете «Нью-Йорк таймс» либо в любой другой редакции, то, не задумываясь, я бы ответила: «Конечно нет!» И не только потому, что не считала себя амбициозным человеком, готовым ради карьеры топтать могилу собственной бабушки. Работа в ресторане была честным трудом, и это все понимали, совсем другое дело – писать об этом в газетах. Мне казалось, что заняться этим – все равно что перейти на сторону врага.

И все же статьи я писала с удовольствием. Издатели это заметили и начали платить мне за мои обзоры. Я не проявила благородства: не стала отказываться. Сама того не заметив, перестала готовить профессионально. Потом и вообще закончила. «Она примкнула к классу бездельников», – сказали мои друзья.

Я обезоружила своих критиков тем, что стала приглашать их с собой. Я знала, что никто из них не мог позволить себе хождение по ресторанам. Никто не отказался. Мы ходили с равным чувством вины и удовольствия, с чувством, что вторгаемся на территорию богатых.

Так оно и было на самом деле. В обстановку лощеных ресторанов мы не вписывались и знали это. Когда мы приходили туда в одежде, приобретенной в магазинах Армии Спасения, все это видели. Нас всегда сажали за худшие столы. Так как кредитной карточки у меня не было, я платила наличными. Один год сменится вторым, второй – третьим… Я обзавелась кредитной картой, стала хорошо одеваться. Я писала для престижных изданий, но внутренний голос шептал мне: «Как ты могла?»

Этот голос по-прежнему со мной. Когда я получаю письма от людей, считающих неприличным писать о трапезах, стоящих 100 долларов, в то время как половина мира голодает, голос этот тут же дает о себе знать: «Они абсолютно правы, слышишь ты, элитная свинья?» – шипит он. А потом спрашивает: «Когда ты собираешься повзрослеть и заняться настоящей работой?» И мне кажется, что я слышу голос своей матери.

И в эти мгновения я приказываю голосу замолчать. Потому что времена, когда, по мнению матери, я тратила жизнь на то, что подсказывала богачам, где им лучше обедать, давно прошли. Я вижу, что мир изменился.

Да, есть еще рестораны, куда ходят только богатые люди, давая понять, что они отличаются от меня и вас. Но их становится все меньше и меньше. Американская гастрономия достигла совершеннолетия, и наши рестораны изменились. Раньше поход в ресторан можно было уподобить походу в оперу, теперь это все равно что сходить в кино.

Теперь, когда критиком сделался каждый, я чувствую себя счастливой. Чем больше людей обращают внимание на то, что они едят, тем более чуткими становятся они но отношению к собственным ощущениям и к окружающему миру.

Когда вспоминаю давний разговор с М. Фишер, жалею, что проявила такую мягкотелость. Я откручиваю назад время и говорю: «Нет, вы ошибаетесь, а вот Либлинг [67]67
  Знаменитый американский журналист.


[Закрыть]был прав: все, что требуется для ресторанного критика, это – хороший аппетит».

* * *

В марте, когда была опубликована эта статья, люди, которые раньше никогда со мной не говорили, сочли своим долгом сообщить, как им понравилось то, что я написала. Я была рада такой реакции, но, вспоминая свои ощущения в образе Бетти, понимала, что моя статья была признанием вины. Перед мысленным взором вставала женщина в красном в ресторане «Ла Кот Баск» и человек в поезде с утиной ножкой. В глубине души я чувствовала, что в моей статье было что-то нечестное. Хэппи-энд отзывался угрызениями совести. Я искала самооправдания, и Бетти внутри меня это чувствовала.