Текст книги "Чеснок и сапфиры"

Автор книги: Рут Рейчл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Недорогая еда для Бетти

Когда я следила за Бетти, то увидела, что по дороге домой она купила сухой завтрак и еду для собаки. И все же мне хочется думать, что она относится к разряду людей, которые хотя бы раз в несколько дней готовят для себя хороший обед и с удовольствием его поглощают. Мне кажется, что в начале весны ей хочется отпраздновать еще одну пережитую ею нью-йоркскую зиму, и она готовит себе еду, которую сразу не съест, а то, что останется, сможет потом употребить как в горячем, так и в холодном виде.

Жареная курица с картофелем, луком и чесноком

Все любят порассуждать о жареной курице, и вроде бы я, как профессионал, должна верить в то, что, попробовав жареную курицу, можно понять, готовил ли ее настоящий повар. Но знаете что? Думаю, что это – полнейшая чепуха. Что может быть проще, чем поджарить курицу? Как и в большинстве случаев, все зависит от самого продукта. Главное – купить хорошую курицу, выращенную на ферме. В ней есть аромат. Как только вы приобрели эту птицу, вам остается лишь засунуть ее в духовку, но постараться ее не передержать. А вот и мой способ.

Вам понадобятся:

1 курица, приблизительный вес 1,5 кг;

1 лимон;

оливковое масло;

2–4 небольших клубня картофеля, каждый клубень должен быть очищен и разрезан на 8 частей;

1 большая луковица, разрезанная на 6 частей;

3 или 4 неочищенные зубчика чеснока;

соль и перец.

Предварительно нагрейте духовку до 200 °C.

Вымойте курицу под проточной водой и обсушите. Выньте и сохраните излишек жира из внутренней части курицы. Очень осторожно проводя пальцами между грудкой и кожей (начиная от горла), отделите кожу с обеих сторон грудки. Стараясь не повредить, подсуньте под кожу сохраненный жир.

Несколько раз проткните лимон вилкой и положите его внутрь курицы.

Влейте в глубокую сковороду оливковое масло, так чтобы на дне образовалась тонкая пленка. Опустите в нее картофель, лук и чеснок и покрутите сковороду, чтобы они со всех сторон покрылись маслом.

Если у вас есть подставка, положите на нее курицу, грудкой вверх, и поставьте ее в сковороду (надо чтобы курица встала над картофелем и луком). Если подставки нет, просто положите курицу в сковороду. Вылейте на птицу немного оливкового масла, посолите и поперчите курицу и овощи.

Жарьте птицу около часа или вставьте ей в бедро специальный термометр. Когда температура достигнет 75*. выньте сковороду из духовки и дайте птице полежать около 10 минут.

Нарежьте курицу на порционные куски, окружите их картофелем, луком и чесноком и выжмите сверху лимон.

Рассчитано на 4 порции.

Пюре из водного кресса

Водный кресс входит в число моих любимых овощных культур. Если его готовить по моему способу, то он будет напоминать суфле из шпината, только сделать это будет легче (водный кресс нетрудно мыть), и ощущения будут более яркими (у водного кресса интересный, пикантный вкус).

Вам понадобятся:

1 средняя картофелина, очищенная от кожуры и разрезанная на 12 частей;

4 пучка мытого водного кресса (500–700 г);

4 столовые ложки несоленого сливочного масла,

соль;

перец.

Доведите до кипения воду в большой кастрюле. Положите столовую ложку соли, бросьте картофель и варите 20 минут.

Положите в кипящую воду водный кресс, когда вода снова закипит, варите 1 минуту. Опрокиньте содержимое кастрюли в дуршлаг, постарайтесь убрать всю воду.

Положите кресс и картофель в кухонный процессор и приготовьте однородное пюре. Положите масло и снова мешайте, пока масло не разойдется.

Положите соль и перец по вкус. Подайте на стол.

Рассчитано на 4 порции.

Запеченый ревень

Ревень в Америке, к сожалению, не пользуется популярностью. Мне он очень нравится – за цвет, за кисло-сладкий вкус, за легкость приготовления. Мне нравится, когда ранней весной он является к нам, словно добрый вестник.

Вы можете бросить его в духовку – пусть жарится вместе с курицей, а затем есть – в горячем или холодном виде. Можете полить сливками, сметаной или положить ванильное мороженое. Смешайте его утром с йогуртом и земляникой – вот вам и чудесный завтрак. В качестве гарнира он чудесно сочетается с любым блюдом из свинины.

Вам понадобятся:

1 кг ревеня, разрезанного на кусочки длиною в 2,5 см.

100 г сахарного песка.

Смешайте ревень с песком, положите его в жаропрочную посуду и поставьте в горячую духовку на 30 минут (температура 160–220 °C).

Подайте горячим, теплым или при комнатной температуре.

Рассчитано на 3 порции.

Гастрономический воитель

Сначала зазвонил телефон. Я сидела на полу и занималась математической игрой, которую Ники принес из школы. Была так расслаблена, что, услышав агрессивный голос, удивилась и отстранила от уха трубку.

– «Шестая страница»? – недоуменно закричала я. – «Нью-Йорк пост»? Кто?

– Брайан Миллер, – говорила женщина. – Вы знаете, что он шлет вашему начальству разоблачительные письма?

– Прошу прощения?

Я тряхнула головой, стараясь сосредоточиться.

– Письма?

– Да, – ответил голос. – Он их пишет уже несколько лет. Вы их видели?

– Нет.

– И не слышали о них?

– Нет, – повторила я, и сама задала вопрос: – Как вы узнали номер моего телефона?

– Мы же «Шестая страница», – сказала женщина, словно ответ был очевидным. – Так вы не знаете об этих письмах?

– Нет, – ответила я. – Не знаю.

– Дайте я вам одно из них прочитаю, – предложила она. – Мне бы хотелось услышать ваши комментарии.

– Нет, благодарю.

Я наконец-то очнулась.

– Я не хочу ничего слушать. И пожалуйста, больше не звоните.

И я сделала то, что должна была сделать в тот же момент, когда услышала, что самая скандальная колонка нью-йоркских газет почтила меня своим вниманием, – повесила трубку.

Я немедленно набрала номер Кэрол.

– Ты что-нибудь знаешь о письмах Брайана? – спросила я.

Неловкая пауза была такой красноречивой, что даже по телефону я почувствовала, как отлила кровь от лица Кэрол.

– Как давно это началось? – спросила я. – Почему ты молчала?

– Давно, – сказала она шепотом. – Они и в самом деле отвратительны. Что хорошего, если бы я рассказала? Разве тебе захотелось бы об этом услышать?

Захотелось бы? Я и сама не знала.

– Во всяком случае, – продолжила Кэрол, – я пыталась тебя предупредить. Помнишь?

У меня возникли слабые воспоминания. Я тогда едва знала Кэрол. Она и в самом деле говорила, чтобы я была поосторожней с Брайаном. Напрягла мозги и вспомнила: Кэрол говорила, что бывший критик жалеет о том, что оставил работу. «Будьте осторожнее», – припомнила я ее слова, ноя тогда подумала, что она говорит это в общем смысле. Мне и в голову не пришло, что предупреждение совершенно конкретно.

– И много он написал этих писем? – спросила я.

– Немало.

Чувствовалось, что ей неловко.

– Что он там пишет?

– Ты и сама можешь догадаться. Главная мысль: ты уничтожила его замечательную работу, и руководители газеты должны что-то с этим делать.

– Что именно? – спросила я.

– Думаю, – сухо сказала она, – он намекал, что они должны от тебя избавиться.

– И снова пригласить его?

– Этого он не писал. Во всяком случае, таких слов я ни в одном письме не видела. Хотя читала не все письма. Только те, что присылали наверх. Возможно, их было больше. Почему бы тебе не спросить Уоррена?

– Он в Лондоне. – Я напомнила, что Уоррен Ходж возглавляет сейчас лондонское бюро.

В зависимости от того, как вы к нему относились, можно было сказать, что Уоррена отправили туда потому, что он хороший писатель, либо потому, что он плохой менеджер, но какова бы ни была причина, сейчас он находился по другую сторону океана.

– В Англии есть телефоны, – заметила Кэрол.

Я взглянула на свои часы. Уже вечер.

– Какая у нас с ними разница во времени? – спросила я.

– Да позвони же ему, – сказала она.

Уоррен взял трубку со первого же звонка. Охрипшим от усталости голосом сказал, что только что закончил рассказ о шести боевиках ИРА, которых поймали с шестью тоннами взрывчатки. Один из ирландцев погиб.

По сравнению с взрывчаткой «Семтекс» мои переживания казались пустяком, и я пожалела, что позвонила. Некоторое время я поддерживала разговор, выясняла подробности готовившегося теракта, не решалась спросить его о письмах Брайана. Но он уже знал.

– «Шестая страница» мне тоже звонила, – сказал он. – Вам не о чем беспокоиться.

– Но почему вы мне ничего не говорили? – воскликнула я.

– Вы тогда только-только пришли, – сказал он. – Когда мы впервые получили письма, то обсуждали, стоит ли вам о них говорить. Под конец решили, что это пойдет вам во вред.

– А другие? – спросила я. – От других людей были такие же письма?

– Конечно, были, – подтвердил он. – Это всегда происходит с появлением нового критика. Мы этого ожидали. Но не думаю, что вам нужно было такое давление. Мы все считали, что вы делаете свою работу хорошо. Это я и отвечал своим корреспондентам.

– Спасибо.

И затем, не зная, что еще сказать, я тихо пробормотала:

– Спокойной ночи. Всего хорошего.

Я положила трубку и села на пол.

– Ты хорошо себя чувствуешь, мамочка? – спросил Ники и погладил меня по руке.

– Да, детка, – сказала я. – Хорошо.

– Ты пойдешь сегодня в ресторан? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Нет, сегодня я никуда не иду. Я отменяю свои планы и буду ужинать вместе с тобой.

– Ура! – закричал он. – А можно мы будем есть то, что я закажу?

Я кивнула, зная, что за этим последует. В двухлетнем возрасте мой сын пристрастился к маце брей [68]68
  Блюдо еврейской кухни.


[Закрыть]и по меньшей мере год ел ее каждый вечер. Он не мог выговорить слова, так что придумал для нее свое название. «Манна» в нашем доме была вездесущей успокаивающей едой, и теперь, с безошибочным инстинктом ребенка, Ники выбрал то, что требовалось мне в данный момент. Это блюдо и в самом деле стало для меня «манной».

Мы пошли в кухню, Ники подтащил к рабочему столу табурет и вскарабкался на него. Я взяла дуршлаг и подала ему коробку с мацой. С важной торжественностью ребенок медленно разломал пластинку на маленькие кусочки. Так же серьезно полил мацу водой, пока она не сделалась влажной, после чего выложил ее в миску. Затем очень осторожно разбил туда два яйца и осторожно перемешал вилкой.

– Смотри, – сказал он, – каждый кусочек покрыт яйцом.

Он подвинул ко мне миску, чтобы я убедилась.

Я бросила кусок масла на сковороду и немного ее потрясла. Ники слез с табурета, встал возле плиты и взял деревянную ложку с длинным черенком.

– Я почувствую, когда можно будет бросить мацу, – сказал он, принюхиваясь. – Пора!

Я взяла миску и опрокинула ее над сковородой. Ники начал мешать, и кухню медленно наполнил приятный запах масла и яиц.

Майкл был еще в офисе. Статья, над которой он работал, была более оптимистической. Он обнаружил в Бруклине одного раввина, который собирал деньги для убийцы Ицхака Рабина. Ну и хорошо, подумала я, что его нет дома: стал бы сейчас говорить об Игале Амире, [69]69
  Предполагаемый убийца Ицхака Рабина родился в 1970 г., по происхождению из семьи переселенцев из Йемена. Служил в дивизии «Голами». Осужден пожизненно.


[Закрыть]а такие разговоры вряд ли способствуют успокоению. Я накрыла стол на двоих, вынула хорошее серебро и тарелки с золотой каймой, доставшиеся мне от тетушки Берди. В серебряные подсвечники своей бабушки я поставила свечи, и мы с Ники их зажгли. Себе я налила бокал вина, а бокал Ники наполнила апельсиновым соком, после чего мы торжественно чокнулись.

– Как бы я хотел, – грустно сказал Ники, пока мы ели «манну», – чтобы мы каждый вечер ужинали вместе.

Мне тоже этого бы хотелось, зайка.

Маца брей

Вам понадобятся:

2 пластинки мацы;

2 яйца; соль;

3 столовые ложки несоленого масла.

Поставьте дуршлаг на большую миску (чтобы не потерять крошки) и, разламывая мацу на мелкие кусочки, бросайте в дуршлаг.

Снимите дуршлаг с миски и подержите его под проточной водой, пока маца не станет влажной. Удалите избыток воды и положите влажную мацу в миску.

Разбейте в миску яйца и хорошенько размешайте их вилкой. Добавьте по вкусу соли.

Растопите на среднем огне масло в маленькой сковороде. Когда пена осядет, положите смесь из яиц и мацы и готовьте, постоянно помешивая, около 4 минут либо пока не поджарится яйцо и не образуются хрустящие кусочки.

Положите на тарелки и немедленно подавайте.

Рассчитано на 2 порции.

– Брайан говорил с ними, – заметила я. – Когда газетчики ему позвонили, у него хватило смелости признать, что эти письма он сам и сочинил. Я далее зауважала его за это.

– Как думаешь, кто послал им письма? – спросила она.

– Да кто угодно, – ответила я. – Какая разница, кто? По крайней мере, Уоррен за меня заступился. По словам «Пост», Уоррен сказал, что Брайан «абсолютно неправ».

– Думаю, ты узнаешь, насколько он искренен, – сказала Кэрол.

– Это как? – спросила я.

– Ты ведь собираешься пойти сегодня с Монторио на ленч?

– Да, – ответила я.

– Если он откажется, дела твои плохи.

– А если нет?

– Куда вы идете?

– В «Каравеллу», – сказала я.

– Если он все еще хочет пойти, – сказала Кэрол, – у тебя все в порядке. Это место очень публично, а он обращает внимание на свой социальный статус. Он не захочет, чтобы его видели с человеком, который вот-вот потеряет работу.

Все утро я ждала звонка от Джона. Думала, что он отменит ленч. Этого не произошло. По дороге в ресторан он даже не упомянул «Шестую страницу». Но я почувствовала, как напряглись его мышцы, когда мы вошли в зал и глаза всех присутствующих обратились на нас. Владелец ресторана, маленький человек с добрым лицом, напоминавший мне шотландского пони, рысцой подбежал поприветствовать Джона. В зале наступила тишина. Ресторатор вел нас к столу мимо череды алых банкеток. В очаровательной комнате, похожей на шкатулку с драгоценностями, моему воображению вдруг представилась сцена из кино: Жижи входит в «Максим», [70]70
  Американский фильм «Жижи» (1958) повествует о наивной девушке-подростке, набирающейся ума-разума у многоопытной тетушки из Парижа, намеревавшейся сделать из девушки куртизанку. Фильм получил множество наград, в том числе 9 «Оскаров». В нем снимались Эва Габор, Морис Шевалье.


[Закрыть]и движение в кадре замирает. Затем она улыбается, идет вперед, и действие возобновляется. Господин Жамме подвел нас к столу, мы с Джоном уселись, и в ресторане снова стало шумно. Мы уютно завернулись в звуковой кокон.

Заметки:«Каравелла», 9/24/1996, ленч с Джоном Монторио.

Это замечательное место для разговоров, публичное и приватное в одно и то же время. Когда сидишь рядом с кем-то на банкетке, кажется, будто ты на сцене: все видят друг друга, всем хочется драмы. Волнующее ощущение. С другой стороны, приходится крутить головой, чтобы видеть собеседника. К концу трапезы я чувствую себя гусыней со свернутой шеей.

Твердая цена – 36 долларов за ленч – неплохая сумма, если не заказывать вина. Мы не заказываем. Запиваем еду водой. Ленч обходится нам примерно в 100 долларов вместе с чаевыми.

Джон начинает с фуа-гра с яблочным гарниром. Сказочное блюдо. (Надо бы выяснить, где Рено добывает гусиную печень. Она во всех отношениях лучше той, что можно найти в Хадсон-Вэлли. [71]71
  Курортный пригород Нью-Йорка.


[Закрыть]) Рено приготовил ее так, что снаружи на печени корочка, а стоит раскусить, как рот наполняется нежнейшей мякотью. Яблоки представляют резкий контраст: они кисло-сладкие, но, в отличие от печени, сопротивляются зубам. Чудесно!

Я начинаю с кнелей из щуки, потому что сегодня мне вздумалось потакать своим желаниям, а кнели я очень люблю. Редкие рестораны готовят такие эфирные шарики – союз воздуха и океана – и еще более редкие делают это по всем правилам. Насколько я знаю, они выплыли из кухни «Каравеллы», после того как Джон Кеннеди повадился ходить сюда со своими друзьями, и с тех пор не изменились. Это – поразительное первое блюдо, такое большое, сытное. Можно с уверенностью сказать, что и продолжение обеда не разочарует, но я не могу отказаться от кнелей. Представьте себе, какими чудесными они были до изобретения кухонного процессора. Первая проба – я ощущаю вкус омара, щуки, масла… мякоть растворяется и исчезает, во рту не остается ничего, кроме воспоминаний. Откусываю еще и еще, и мир исчезает.

– Вы даже выглядите иначе, – говорит Джон, и я понимаю, что чудо свершилось: я плыву на облаках вкуса.

Прекрасное ощущение.

К сожалению, вскоре шлепаюсь на землю. Виной тому овощные равиоли. Когда я их заказала, официант дал понять, что это не лучший выбор. Сделал это мастерски: он не произнес ни звука, но лицо его помрачнело, плечи опустились, а улыбчивый энтузиазм, которым он приветствовал заказ Джона (тот просил подать ему телячью ногу) полностью исчез. Я решила проигнорировать его предупреждение. Официант так расстроился, что французский акцент его стал очень заметен.

– Там ведь одни овощи.

По тону его голоса нетрудно было догадаться, какого низкого мнения он об овощах.

На это я глупо ответила:

– Но я люблю овощи.

Он пожал плечами, как человек, сделавший все, что от него зависит.

И все же он не удержался, когда я заказала на десерт конфит из помидоров. Он воскликнул:

– Может, вы лучше возьмете вкусное суфле?

И снова я глупо проигнорировала его предложение. Считаю, что заслужила ужасное порождение здешней кухни из помидоров с имбирем. Оно было украшено жюльеном из базилика и уложено на подушку из фенхеля, с безвкусной айвой наверху. Все это так напоминало овощные равиоли, что, если бы блюда поменяли местами, я возможно, этого даже бы не заметила. Джон благоразумно заказал щербеты: бальзам из черной смородины (освежающий), кокосовый (слишком сладкий) и грушевый (превосходный).

Они меня узнали? Возможно: уж слишком хорошее обслуживание. Я вдруг вспомнила, как несколько лет назад Джо Баум говорил, когда я брала у него интервью по случаю открытия «Радужной комнаты», [72]72
  Знаменитый ресторан «Радужная комната» находится на 65 этаже Рокфеллеровского центра.


[Закрыть]что он всегда дает своим работникам инструкции: как вести себя, когда в ресторане находится критик. «Главное, – сказал он, – нужно, чтобы обслуживание проходило на высшем уровне для всех клиентов». Я посмотрела направо: и в самом деле, метрдотель любезно беседует с седовласой женщиной в розовом костюме от Шанель и в облаке гардеиий.

– Да, мадам, у утки поджаристая корочка. Да, мадам, мы будем счастливы приготовить вам эту утку и подать половину, как вы и просите. Вторую половину я съем сам.

Он весело смеется, и ее рубины благодарно сверкают.

Слева от меня он вмешивается в разговор двух джентльменов, занятых рассказами об издательском бизнесе пятидесятилетней давности. Он предлагает им вместо простого салата из зеленого горошка взять холодную спаржу. Джентльмен ест и, вздыхая, вспоминает садовника своего дедушки. Насколько я могу судить, все посетители весьма довольны.

И даже мы. Джон забывает об обычной сдержанности и дает понять, что одобряет мою работу. Ни разу не упоминает Брайана, при этом чрезвычайно любезен и всячески подчеркивает, что я – уважаемый член семьи «Таймс». Он цепляет на вилку куски телятины – тонкие, розовые – и спагетти сквош, смешанные с цуккини (вкусное, но странное сочетание), он далее говорит, что прошлой ночью видел во сне Майкла. Будто бы они с ним оседлали гигантских шмелей и расстреливали врагов из пулеметов.

– Тра-та-та, бум! – сказал он, целясь в даму в розовых гардениях.

Она подскочила. Кажется, такую историю невозможно придумать. А может, все-таки выдумал? Уж слишком очевидным был намек.

На улице Джон спросил:

– Как думаете, вас узнали?

Я сказала, что это весьма вероятно и что Бренда получила здесь боевое крещение. Он сказал, что хотел бы прийти со мной в ресторан, когда я буду в чужом обличье. Я сказала, что как-нибудь это устрою. Я лгала: он ни за что не увидит Бренду.

Когда закончила писать заметки, снова позвонила «Шестая страница» и сказала, что Мими Шератон не желает принимать участия в войне, развязанной Брайаном. Хочу ли я как-то прокомментировать это заявление? Меня так и подмывало ответить, но я помнила то, что советовала мне Кэрол. Как только я положила трубку, телефон снова зазвонил. Не выслушав, я тут же закричала:

– Повторяю, я не хочу с вами говорить!

– Вы со мной еще не говорили, – сказал плаксивый мужской голос. – Мы вообще не общались.

– Кто говорит? – осведомилась я.

– Давид Шапиро, – сказал нытик, – вы принадлежите мне.

– Прошу прощения? – удивилась я.

– Вы моя, – сказал он и громко рассмеялся.

Смех походил на лошадиное ржание, так он показывал, что шутит.

– Вчера вечером я выиграл благотворительный конкурс и заслужил право на ужин с ресторанным критиком «Нью-Йорк таймс».

– Вижу, вы даром времени не теряете: сразу заявили свои права, – заметила я.

Обычно проходило несколько месяцев, прежде чем ко мне обращались люди, завоевавшие возможность обедать вместе со мной. Иногда они и вовсе не звонили.

– Зачем ждать? – ответил он. – Я бы хотел заранее договориться.

Я предложила ему ужин в «Айси». Он сказал, что ни разу о нем не слышал.

– Хороший ресторан, – сказала я. – Я была там три раза. Назван по инициалам Эрика Клэптона. [73]73
  Знаменитый английский ритм-энд-блюзовый музыкант (р. 1945 г.).


[Закрыть]Он один из владельцев. Там работает талантливый молодой французский шеф-повар, его блюда произвели на меня большое впечатление.

– Я заплатил за этот ужин кучу денег, – угрюмо проговорил Шапиро.

Когда я не ответила, он добавил:

– Я намерен их оправдать.

– Понимаю, – сказала я.

– Условие сделки, – сказал он, – заключается в том, что ужин должен состояться в ресторане, против которого ни у одного из нас не будет возражений. А с тем, что предложили вы, я не согласен.

– Как насчет «Канделы»? – предложила я.

– Тоже не слышал, – сказал он.

– Разумеется, не слышали, – ответила я. – Он новый.

– Я заплатил тысячи, – сказал Шапиро. – Думаю, что заслуживаю ресторана, о котором мне что-то известно. Может быть, «Даниель»?

– С «Даииелем» я не работаю, – возразила я.

В последующие пять минут он перечислил самые дорогие рестораны Нью-Йорка. В порядке убывания. Разочаровавшись, что ни один из них не входит в мои планы, он оборвал разговор, прибавив, что скоро позвонит мне еще раз. В этом я не сомневалась.

Менее чем через сутки господин Шапиро снова был на линии. Услышав его голос, я внутренне простонала. Человек, которого я ни разу еще не видела, успел привести меня в страшное раздражение. Может, и я произвела на него такое же впечатление? Судя по его тону, это было весьма вероятно. Голос Шапиро звучал агрессивно. Он сказал, что потерял терпение и хочет предложить мне список ресторанов, которые считает приемлемыми.

– Послушайте, – сказала я в изнеможении, – вы не купили права на выбор ресторана. «Нью-Йорк таймс» всего лишь предоставила вам право на ужин с ресторанным критиком. Большинство людей счастливы пойти туда, куда я их приглашу.

– Большинство людей не разбираются в еде и вине, – заметил Шапиро. – Я себя называю гастрономическим воителем. Многие годы я изучал гастрономию. И виноделие. У меня превосходная коллекция вин. Могу поспорить, что она лучше вашей.

Я не стала ему говорить, что пари он точно бы выиграл.

– Я хочу пить по-настоящему хорошие вина, – продолжил он. – В конце концов, я очень дорого заплатил за этот ужин.

– Ну прекратите! – закричала я. – Вы не заплатили ни пенни! Вы просто перечислили деньги в благотворительный фонд, за это вам значительно уменьшат налоги. Ваши деньги получит больница. А что получу я от этой сделки? Ужин с вами!

Я прижала руку к губам, в ужасе от вырвавшихся у меня слов. Но Шапиро сказал лишь:

– Кажется, вы это уже упоминали.

Если бы я обладала хоть каплей здравомыслия, то взяла бы господина Шапиро в «Даниель» или «Леспинасс» или в «Ле Сирк» и быстренько бы от него отделалась. Но если уж я должна была пострадать, то пусть и гастрономический воитель тоже помучается.

В переговорах прошло несколько недель. Он предложил «Ле Селебритэ», я ответила рестораном «Ле Сирк». Он предложил «Шантерель», я – «Солеру». Когда он назвал «Каравеллу», я радостно сообщила, что он опоздал: рецензия об этом ресторане должна была появиться в «Таймс» на следующий день.

– Не угодно ли посетить ресторан Мишеля? [74]74
  Имеется в виду ресторан знаменитого кулинара Мишеля Труагро.


[Закрыть]– спросила я, предполагая, что это может ему понравиться.

– Нет, – ответил он. – Не угодно.

– Ну а как насчет «Окна в мир»?

Бренда побывала там пять раз, совершенно незаметно, но мне требовалось нанести последний визит. В соответствии с моими заметками, фуа-гра была там слишком сладкой и жирной, к тому же ее подавали с тяжелыми картофельными оладьями. Я заказывала там голубя, запеченного в соли («по-барселонски») и решила, что он пересолен. Утка с кумкватом была жесткой и неароматной. Мне хотелось дать им еще один шанс, и в последний визит было неважно, что я приду открыто. К моему удивлению, Шапиро согласился.

– Вот уж не думала, что «Окно в мир» дотянет до ваших стандартов, – сказала я.

– Оно и не дотягивает, – заметил Шапиро, – зато там отличный выбор вин.

– Сегодня нас ожидает самый унылый вечер, – сказала я Майклу, когда наше такси катилось по Вестсайдскому хайвэю по направлению к Всемирному торговому центру. – Этот зануда весь вечер будет доказывать, что знает больше меня. И пожалуйста, будь добр, не упоминай Игаля Амира, хорошо?

– Я вообще буду молчать, – сказал Майкл. – Это сделает тебя счастливой?

– Нет, – ответила я. – Просто постарайся быть вежливым.

– Подруга, ты, кажется, вышла не за того парня.

– Попытайся, – сказала я. – Пожалуйста. Потому что господин Шапиро должен возненавидеть «Окно». Раньше этот ресторан обладал определенным достоинством, а новый дизайн сделал его похожим на зал аэропорта. Поднимешься на лифте и увидишь безвкусный занавес, сделанный из бус. Войдешь и наткнешься на магазин, торгующий плюшевыми медведями. Тарелки там в форме звезд и луны, на официантах – светло-зеленые костюмы. Кажется, поднимешь глаза, и перед тобою появится Билл Мюррей и начнет петь. Бедный мистер Шапиро.

– Готов поспорить: он захочет уйти пораньше, – сказал Майкл.

– На это я и рассчитываю, – вздохнула я.

Как же мы неправильно о нем подумали.

В вестибюле башни Всемирного торгового центра было светло и холодно. Мы прошли через двойные двери, и человек в форменной одежде направил нас к столу, где нам предложили – вежливо, но твердо – оставить в раздевалке верхнюю одежду.

– Они хотят быть уверенными, что при нас нет взрывчатки, – сказал Майкл, сбрасывая пальто. – После теракта не хотят рисковать.

– В самом деле? – удивилась я.

– Было бы хуже, если б нас обыскали, – заметил он. – Присмотрись. Я уверен, что с кейсом в лифт никого не пустят.

Он был прав. Подъем наверх и всегда был испытанием, а сегодня показался еще более долгим, чем когда-либо. Где-то на восьмидесятом этаже раздался грохот, и я едва не оглохла. Затем двери отворились.

– У-у, – тихо сказал Майкл.

Я вышла и оглянулась. Перед лифтом стояли двое низеньких людей. Даже при слабом освещении вестибюля они напомнили мне двух злобных хорьков.

– Господин Шапиро? – сказала я и протянула руку.

Он проигнорировал мой жест и демонстративно взглянул на свой «ролекс».

– Шесть с половиной минут восьмого! – воскликнул он.

Схватив за руку маленькую женщину, подтолкнул ее ко мне. Светлая прическа «паж» не колыхнулась.

– Знакомьтесь, моя жена Шерри.

Сказав это, Шапиро развернулся и зашагал к обеденному залу. Острый, сладковатый запах «стерно», [75]75
  Марка кухонного горючего для разогрева продуктов.


[Закрыть]горящего спирта и разнообразные кухонные ароматы становились все ощутимее.

В конце коридора, перед входом в обеденный зал, взгляду открылось огромное окно. Многие годы, десятки раз приходила я в этот ресторан и никак не могла привыкнуть к величественному виду: каждый раз останавливалась и стояла несколько секунд, прижавшись к стеклу и глядя вниз. Подо мной распростерся Нью-Йорк, он казался нереальным, воображаемым городом.

Панорама господина Шапиро не взволновала. Ему не терпелось приступить к процессу поглощения пищи. Я заранее попросила его забронировать стол на свое имя, и он властно произнес:

– Шапиро, стол на четверых.

Но, когда метрдотель повел нас в западном направлении, в сторону Гудзона, все еще сверкавшего в надвигавшихся сумерках, мистер Шапиро замотал головой и, указав пальцем, сказал:

– Нет, мы хотим сидеть там.

Метрдотель послушно повел нас в указанном направлении. За окнами появилась Ист-Ривер, но Шапиро не был удовлетворен: снова покачал головой.

– Стол у окна, – сказал он и стукнул кулаком об кулак. – Мы должны сидеть у окна. Хотим видеть город.

– Дайте сообразить, что я могу для вас сделать, – сказал метрдотель и отошел свериться со своими записями.

– Столы, – пояснил Шапиро, – все равно что гостиничные номера. Никогда не берите первый, что вам предложат. Они всегда ждут дурачка, готового согласиться на худшее место. Кто-то должен сидеть за плохим столом, но меня не интересует, кто это будет, лишь бы не я. Очень важно с самого начала потребовать самое лучшее.

Мы промолчали.

– Но вы, разумеется, и сами это знаете, – добавил он.

Я не призналась в том, что соглашаюсь на первое предложенное место. Метрдотель водил нас от стола к столу, но господин Шапиро их все забраковал. Когда наконец удовлетворился, бегло глянул в окно и проворчал:

– Рестораны с привлекательным видом никогда не бывают хорошими, – после чего уткнулся в карту вин.

Пошарив в кармане, вытащил маленький калькулятор.

– Это мой винный компьютер, – сказал он с гордостью. – Всегда беру его с собой в путешествия. Считаю за правило совершать выгодный выбор.

– Должно быть, на это уходит немало времени, – заметила я.

– Мы не торопимся, – сказал он беспечно. – Я привык покидать ресторан последним.

– Да ведь на это уйдет несколько часов! – запротестовала я.

– Не проблема, – самодовольно ответил Шапиро. – Во всяком случае, для меня.

И он снова углубился в карту вин.

Явился официант. Лицо у него было слегка озабоченное: похоже, его о нас предупредили.

– У вас особый повод? – спросил он весело.

Слово «особый» в устах уроженца Джорджии получилось змеистым и таким длинным, что прозвучало почти как самостоятельное предложение.

– Если желаете, мы для вас споем. Отмечаете день рождения или юбилей?

Мистер Шапиро, не опустив карту вин, прорычат сквозь нее:

– Никаких песен! – После чего громогласно крикнул: – Сомелье!

– Прошу прощения? – сказал официант.

– Сомелье, – сказал Шапиро. – Сомелье. Человек, который отвечает за вино. Я хочу позвать его сюда.

– Сначала, – возразил официант, – я назову вам блюда дня, особые блюда.

Слово «особый» снова выкрутило пируэт. Он начал перечислять фирменные блюда ресторана: фуа-гра – порция, рассчитанная на двоих (не знаю, показалось мне или нет, но уши Шапиро выглянули из-за карты), гребешки с сахарным тростником, салат из омаров, действительно особый (еще один пируэт). Официант порекомендовал «изысканную и дорогую фиесту из морепродуктов». Мистер Шапиро по-прежнему был погружен в мир вина. Когда официант дошел до конца списка, Шапиро вынырнул на поверхность и нетерпеливо повторил:

– Сомелье!

Я переглянулась с официантом.

– Почему бы сначала не подумать о меню? – сказала я. – Мы бы тогда подобрали вино к еде.

– Да, мадам. Благодарю, мадам, – официант и в самом деле был мне благодарен. – Пока вы решаете, я пойду, распоряжусь о вашей ahmusey.

– Вероятно, имелось в виду amuse, – пробормотал господин Шапиро, все так же из-за винной карты. – Сокращенно от amuse bouche, что означает «удовольствие для рта».