Текст книги "Чеснок и сапфиры"
Автор книги: Рут Рейчл
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Ты на подъеме, – сказала Кэрол. – Тебя опять интересно читать.
– Все наладилось, – сказала я. – У Майкла прекрасное настроение. Он с Ритой Брейвер ездил в Рокки Флэте и снял все на видеокамеру. Те люди, что звонили ему по телефону, собираются выступить на телевидении и обнародовать свои показания, а Дэну Рейзеру [80]80
Дэн Рейзер – ведущий вечерних новостей на Си-би-эс.
[Закрыть]нравится статья Майкла. Она будет иметь серьезный отклик. А я собираюсь написать рецензию о работе нового ресторана. Там работает невероятно талантливый молодой шеф-повар.
– Кто? – спросила она.
– Рокко Ди Спирито, – сказала я. – Еда, которую он готовил на последнем месте работы, в ресторане Дэйва, была изумительной. Новый ресторан называется «Юнион Пасифик». Ты должна со мной пойти.
– Возможно, после операции, – ответила она.
– Операции? – закричала я. – Какой операции?
– Да ничего страшного, – сказала она. – Помнишь, я говорила, что у меня болит живот?
– И что же? – спросила я.
– Они думают, что скорее всего у меня эндометрит. Собираются проверить. Это займет не больше двух дней. Правда, ничего особенного.
– Хорошо, – сказала я. – Мы отпразднуем твое возвращение в «Юнион Пасифик».
Празднование пришлось отложить: у Кэрол обнаружили рак яичников. Она не унывала.
– Я справлюсь, – заявила она и начала первый курс химиотерапии. – Врач считает, что у меня отличные шансы на выздоровление. К тому же мне предлагают новый способ лечения, который успешно опробовали в Калифорнии. Скоро я совершенно выздоровею.
Она говорила так уверенно, что я перестала тревожиться. Однако очень по ней скучала. И в офисе, и вне его стен с Кэрол было всегда интересно. К тому же она была единственным человеком, который в любой момент готов был отправиться со мной куда угодно, единственный, кто не беспокоился, беру я ее на большой обед или в какую-нибудь забегаловку за углом. После ее ухода из газеты все изменилось.
Приятная, талантливая женщина, Триш Холл, редактор отдела повседневной жизни, та, что придумала новую рубрику – «Обеды дома / Обеды вне дома», покинула нас, став редактором журнала в «Марта Стюарт ливинг омнимедиа». Эрик Азимов по-прежнему писал колонку за вознаграждение в 25 долларов, но после недолгой работы в качестве редактора в возрожденной «Санди стайлз» перешел на другую должность и теперь трудился в журнале «Метро». Ушла и Молли О’Нейл: создала собственную интернет-компанию, а Мариан Буррос большую часть времени проводила вне офиса, несмотря на то что не слишком хорошо ладила с шефом вашингтонского бюро Джонни Эпплом. Я смотрела на пустые столы, и мне было не по себе.
Я пыталась сойтись с новыми людьми, но редактор кулинарного отдела Рик Флейст был ничуть не похож на Триш. Это был ворчливый мужчина, самый нелюбезный на свете. Высокий, долговязый и странно аскетичный на вид человек, любящий поесть, он демонстрировал совершенное презрение к моде. У него был вид библейского пророка, предсказывающего конец света. Одежда выглядела так, словно он спал в ней. Длинное лицо и большой лоб обрамляли неопрятные пряди волос. Он высказывал смелые и оригинальные идеи, но то ли он был слишком занят, то ли просто груб, чтобы беспокоиться о собственных манерах. Даже когда он намеревался задать простой вопрос, казалось, что он отдает команды. Новая молодая журналистка, напротив, обладала приятнейшими манерами. Эта бледная, миниатюрная, хорошенькая женщина казалась настолько амбициозной, что мы держали дистанцию. Вскоре я перестала ходить в офис. Считалось, что я сижу дома за компьютером и присылаю материал по электронной почте, но на самом деле я пропадала в кухне.
Во всех кухнях полыхает пламя, а черепки, осколки стекла, кипящие жидкости и острые предметы так и норовят напасть на вас. Приготовление пищи не терпит рассеянности. Если вступите на эту арену без должного уважения, непременно получите травму.
«Кровь!» – кричала надпись над плитой моей первой профессиональной кухни. Ниже крупными буквами были выведены предписания. Их надлежало исполнить в случае порезанных пальцев, раненых конечностей и сильных ожогов. Опасность набрасывается на беспечного повара. А для меня риск, связанный с пребыванием на кухне, составлял часть очарования. Я обнаружила, что медитация на кончике ножа делает процесс приготовления пищи еще приятнее.
Хотя приготовление еды требует полного внимания, она в то же время вознаграждает тебя бесконечным праздником чувств. Журчание воды, скатывающейся по листьям салата. Треск ножа, вонзающегося в арбуз, и прохладный запах разваливающегося плода, обнажающего алую сердцевину. Соблазнительная податливость тающего при нагревании шоколада. Тягучесть соуса, густеющего в сотейнике, и восхитительная легкость пармезана, спадающего с терки пышными хлопьями. Время в кухне замедляет свой бег, и ты каждую минуту одерживаешь маленькую победу.
В ту осень, беспокоясь о Кэрол и переживая за свою работу, я проводила недели, стоя у стола: шинковала лук, срезала яблочную кожуру, раскатывала тесто. Я готовила супы и рагу по усложненным рецептам. Каждый день пекла хлеб, как делала это, когда мы с Майклом только начинали совместную жизнь.
Под конец я поняла, что работа ресторанного критика больше связана с едой, чем с написанием статей. Отменяя поход в ресторан, я все больше времени проводила на кухне, готовя завтраки, обеды и ужины, хотя и знала, что долго так продолжаться не может. Тем не менее каждое утро, отведя Ники в школу, я шла домой, садилась в кухне за стол и начинала перебирать рецепты. Огромное количество написанных от руки рецептов. Они лежали в старой, потрепанной папке с завязками и были наполнены воспоминаниями. Завтра, думала я, с завтрашнего дня начну ходить в рестораны. И в этот момент я переворачивала страницу, и на глаза мне попадался давно забытый рецепт, вызывавший в памяти больше воспоминаний, чем какая-нибудь старая фотография.
Здесь был абрикосовый «перевернутый пирог» – этот рецепт был написан аккуратным почерком моей матери. Затем я нападала на картофельный салат тети Берди. Ее рецепт, написанный легким воздушным почерком, был украшен забавной птичкой. Здесь же лежали и мои рецепты для шести различных пирогов с корочкой. Они были отпечатаны для студентов, которым я преподавала. Инструкции по приготовлению кокосового торта было почти невозможно разобрать, словно Серафина не хотела ни с кем делиться своим секретом. Я увидела страницу, вырезанную в середине шестидесятых годов из газеты «Нью-Йорк таймс», а на ней – слова, написанные смелой рукой матери: «Похоже на тебя!» Рецепт назывался «Мое чудо». Я посмотрела: требовался фунт масла, дюжина яиц, пинта сливок и чашка бурбона (не говоря уже о шоколаде, орехах пекан, печенье «детские пальчики» и мелком миндальном печенье). Вот уж действительно чудо!
Затем в мои руки попал рецепт, написанный на голубой линованной бумаге. Почерк показался незнакомым. «Аушак», – прошептала я, и неожиданно вспомнила. Афганский студент, приехавший в порядке обмена, дал его мне, когда я училась на последнем курсе и была известна как кулинар. В то время пельмени с луком-шалот казались слишком странными, слишком экзотическими. К тому же готовить их надо было долго, поэтому я даже не сделала попытки. Сейчас, разглядывая ингредиенты, я заинтересовалась. Эти пельмени, должно быть, вкусные. Да, подумала я и записала на листок то, что мне понадобится купить.
Аушак
Мясной соус
Вам понадобятся:
3 столовые ложки растительного масла;
1 средняя луковица, тонко нашинкованная;
225 г говяжьего фарша;
1 измельченный зубчик чеснока;
1 чайная ложка молотого кориандра;
0,5 чайной ложки нарезанного кубиками или натертого свежего имбиря;
0,5 стакана воды;
2 столовые ложки томатной пасты;
0,5 чайной ложки соли;
0,25 чайной ложки перца.
Йогуртовый соус
Вам понадобятся:
1 стакан жирного йогурта;
1 столовая ложка измельченного чеснока;
0,5 чайной ложки соли.
Пельмени
Вам понадобятся:
2 пучка лука-шалот, белую часть удалить, зеленые верхушки тонко нарезать (примерно 2 чашки);
0,5 чайной ложки соли;
0,5 чайной ложки перца;
1 чайная ложка красного стручкового перца;
1 чайная ложка измельченного чеснока;
25–30 кусочков теста для вонтонов или гиоза, [81]81
Соответственно китайских и японских пельменей.
[Закрыть]предпочтительно круглых.
Украшение
2 чайные ложки рубленой свежей мяты
Приготовьте мясной соус. Разогрейте масло а маленьком сотейнике. Положите лук и поджаривайте 5 минут до золотистого цвета. Добавьте мясной фарш, чеснок, кориандр и имбирь и помешивайте на огне, примерно 3 минуты, пока мясо не утратит красный цвет.
Добавьте воды и тушите, часто помешивая, пока объем не уменьшится в два раза. Это произойдет приблизительно через 5 минут. Посолите, поперчите и отставьте в сторону.
Приготовьте йогуртовый соус: смешайте в миске йогурт, чеснок и соль и отставьте в сторону.
Приготовьте фарш: смешайте в миске рубленый лук-порей, соль, перец, красный стручковый перец и чеснок.
Положите на плоскую поверхность тесто для пельменя, смочите края водой. Зачерпните чайную ложку фарша из лука-порея и положите ее в центр кружка из теста, сложите кружок пополам, нажмите на края. Получится полумесяц. Сделайте то же самое с остальным тестом. (Если у вас нет круглых заготовок, сложите из теста треугольники.)
Согрейте 2,5 л соленой воды в пяти– или семилитровой кастрюле. Когда она закипит, положите подготовленные пельмени и готовьте 5 минут. Откиньте их на дуршлаг.
Вылейте 0,25 стакана йогуртового соуса на блюдо, сверху положите пельмени. Накройте оставшимся йогуртовым соусом и посыпьте сверху мятой. Окружите все мясным соусом и немедленно подайте на стол.
Рассчитано на 4 порции.
***
Я отправилась на рынок, прошла мимо «Ситареллы». Оформитель витрин оглядывал свою работу. Он добавил несколько устриц, отошел назад, посмотрел, как у него получилось, и помахал мие рукой. Рядом находился магазин-склад «Фэруэй». Его корзины были наполнены шестью видами местных яблок, поздними темно-синими сливами и первыми в этом сезоне тыквами. Я заметила неплохую кукурузу и отличные помидоры. Взяла корзину и вошла. Люди ходили по опилкам, протискивались между молочными рядами, шли мимо прилавков с блестящими сухофруктами, стараясь поскорее добраться до гастрономического отдела и купить хорошего копченого лосося.
Я положила в свою тележку мяту, лук-порей, свежий чеснок и отправилась в поисках заготовок для пельменей. Проходя мимо хлебобулочных изделий, потянулась за багетом и услышала голос:
– Этот не берите.
Подняла глаза и увидела мужчину с мальчишеским лицом. У него были дружелюбные карие глаза и лукавая улыбка. Казалось, он и сам удивляется, как его голова оказалась прикреплена к такому огромному и неуклюжему телу. Одной рукой мужчина протягивал мне багет, а другой не давал мне взять облюбованный мною батон.
– Возьмите этот, – сказал он. – Его испекли позже, а доставили раньше.
– Привет, Эд, – сказала я.
Эда Левине я едва знала, но у него была репутация знатока нью-йоркской еды. Многие годы друзья говорили мне, что я должна с ним подружиться. Они уверяли меня, что никто, кроме него, не знал больше о городской еде. Не было в Нью-Йорке пиццерии, которую бы Эд не проинспектировал. Если бы мне захотелось встретиться с куриным королем Бруклина или с поставщиком лучшего тофу во Флашинге, Эд бы меня им представил. Он был одним из немногих людей, которые знали женщин, до сих пор вручную раскатывавших тесто для штруделей. Лучшие жареные Цыплята в Гарлеме? Эд мог меня туда отвести. Самые вкусные сэндвичи Сохо? Эд справился бы и с этим заданием. Но хотя нас много раз представляли друг другу, знакомство мы так и не продолжили.
– Вы пробовали донаты, которые здесь получают от Джорджи? – спросил Эд и потянул меня к прилавку с выпечными изделиями. – Обязательно попробуйте.
У Эда имелось мнение по любому вопросу. Я должна была купить именно то, а не другое оливковое масло. Кофе лучше купить в соседнем магазине. Он не одобрил мой выбор копченого лосося. Но его энтузиазм был таким заразительным, что я ничуть не обиделась. Когда он сказал, что мои афганские пельмени лучше приготовить с йогуртом из магазина «Миддл Истерн» на авеню Бэй Ридж, я поняла, что он прав.
– Я могу вас туда отвезти, – предложил он. Его глаза сверкали. – В самом деле, позвольте пригласить вас на гастрономическую экскурсию по Бруклину.
Он запустил пальцы в короткие рыжеватые волосы и прибавил:
– Вы встретите удивительных людей. Пекарей и мясников в нашей стране недооценивают. Они будут счастливы, если вы поймете, чем они занимаются. Мы с вами прекрасно проведем время. Соглашайтесь.
Ну как я могла отказать?
– Вы оказались правы, – сказала я несколько дней спустя, усевшись в его автомобиль. – Афганские пельмени получились на славу, но с домашним йогуртом были бы еще лучше.
– «Миддл Истерн» это последний магазин, в который мы с вами зайдем. Сначала я отвезу вас в «Кэролл Гарденз». Но по пути в Бруклин мы сделаем незапланированную остановку. Хочется познакомить вас с Джимом Лихи из пекарни на Салливан-стрит. Хорошо?
Эд заглянул мне в глаза.
– Он – замечательный парень, – сказал он, по-прежнему не отводя от меня взгляда. – Когда Джим говорит о хлебе, можно заслушаться. Кстати, мы там можем купить себе что-нибудь в дорогу.
– Хорошо, – сказала я, подумав, что, если не стану спорить, он отведет от меня глаза и обратит внимание на дорогу.
Но Эд, как вскоре стало ясно, полностью доверял своему автомобилю, полагая, что тот и сам позаботится о себе, пока его хозяин занят своими мыслями. Он подолгу смотрел на меня, на план маршрута, иа менявшийся за окнами городской пейзаж.
– Я в этой пекарне еще не был! – воскликнул они и перемахнул через три ряда, чтобы получше вглядеться в дома.
По-видимому, он был убежден, что ни один автомобиль, следующий за нами, не двинется с места, прежде чем мы ему этого не позволим.
Я почувствовала облегчение, когда мы доехали до Салливан-стрит. Эд припарковал машину и выключил двигатель.
В пекарне было жарко и душно. В воздухе, словно снег, кружила мука. Когда к Эду подбежала женщина и обхватила его руками, они выглядели, как фигурки на пресс-папье.
– Эд! – воскликнула она. – Джим расстроится, что ты его не застал!
В помещении пахло дрожжами. Прислушавшись, я расслышала в жужжании печей вздохи поднимавшейся опары.
Караваи окружали нас, словно мягкие горы. Эд любовно погладил один из них и сказал:
– Джим помешан на правильной консистенции.
Он шел сквозь этот мягкий и белый мир, а мука оседала у него на пиджаке и серебрила волосы. Эд, словно кот, потянулся к длинному ряду пицц, выстроившихся на прилавке, и отломил от одной краешек.
– Попробуйте, – сказал он и протянул мне кусок.
Тесто было поджаристым и слегка маслянистым, с пятнышками розмарина, и такое вкусное, что оторваться было невозможно.
– Великолепно! – воскликнул Джим.
В его голосе слышалось удивление. Он сунул в рот еще кусок и потряс головой.
– Когда Джим начинал печь пиццы, они были у него картонными. Потом они стали у него непропеченными. Но сейчас он сделал все как надо. Что случилось?
Женщина с любовной укоризной погрозила Эду пальцем:
– Этот парень, – сказала она, – может свести с ума. Он не желает принимать ничего старого. Вцепляется в тебя мертвой хваткой, пока ты не сделаешь лучше.
Она улыбнулась Эду и добавила:
– Твои жалобы были услышаны.
Эд покачал головой.
– Хорошо бы, все были такими послушными.
Насколько я могла судить, в его высказывании не было и капли иронии.
– Скажи Джиму, что я одобрил.
Мы вышли из пекарни и стали переходить из одной лавки в другую, покупая по пути еду. К машине вернулись обвешанные теплыми пирожками с грушей, турноверами, банками с джемом, буханками хлеба, козьим сыром и цуккини в слоеном тесте.
– Понимаете, почему я люблю этих людей? – спросил Эд.
Он смотрел на магазины, мимо которых мы проходили, боясь что-либо пропустить за время экскурсии. Неожиданно он пригнулся: впереди нас, в дверном проеме, показался крупный мужчина. Он указывал пальцем на Эда.
– Эй, ты! – скомандовал он, направляясь в нашу сторону. – Ты! А ну, давай сюда?
Эд прибавил скорости.
– Извините, – прошептал он, едва двигая губами. – Придется удирать.
И сказал мужчине:
– Завтра, я вернусь завтра.
Он уже почти бежал, и пояснил мне:
– Если мы остановимся и войдем в магазин, он начнет кормить нас и не даст уйти. Мы проторчим у него целый день.
Владелец магазина бежал рысцой рядом с Эдом, стараясь не отстать.
– Обещаешь? – спросил он.
– Да, да, обещаю, – сказал Эд.
– Буду ждать.
Владелец магазина неохотно прекратил гонку.
– У меня есть несколько новых блюд из баклажанов, тебе необходимо их попробовать.
– Завтра, – сказала Эд и нырнул в автомобиль.
Мы несколько минут ничего не могли сказать друг другу, потому что запыхались. Но когда благополучно оказались в тоннеле, на пол пути к Бруклину, я задала Эду вопрос:
– Вы и в самом деле пойдете?
Эд недоуменно на меня посмотрел.
– Конечно, я же обещал.
Воздел руки к небу.
– Я люблю всех этих людей. В них так много страсти. Они немного сумасшедшие, но это сумасшествие помогает им в бизнесе. Они живут правильно.
– Да, конечно, – сказала я.
В эту минуту мне хотелось, чтобы он положил руки на руль.
– Вы правы. Да. Страсть. Берегитесь вон того автомобиля.
– О, не беспокойтесь, – он похлопал меня по ноге, словно я была суетливой старушкой. – Я ни разу не попадал в аварии. Клянусь.
Мы выехали из тоннеля и углубились в Кэрролл-Гарденз. Эд сделал широкий жест и радостно сказан:
– Разве здесь не замечательно?
Он припарковал машину, пробудив при этом сигнализацию двух автомобилей. Когда мы входили в магазин, машины продолжали реветь, но Эд и ухом не повел.
В «Эспозито» было приятно: пахло специями, казалось, мы вернулись в исчезающий Нью-Йорк. Хозяйки громкими гортанными голосами требовали подать им телячью грудинку или вон ту котлетку и немного салями, не салями, не слишком толстой… вы меня слышите? Они придирчиво оглядывали горку тихо исходящих паром фаршированных перцев. Спрашивали, когда их приготовили, и желали знать, уж не подали ли им вчерашнюю колбасу, и где – черт побери – сегодняшняя? В магазине толпились пожарные со всей округи. Споря, кто за кем стоит, они перелопачивали горы нарубленного мяса.
– Разве это не замечательно? – спросил меня Эд, словно он самолично сотворил эту сцену. – Разве не удивительно? Разве такие места не делают вас счастливой?
Его энтузиазму противиться было невозможно.
– Познакомьтесь с Джорджем.
Эд подвел меня к красивому мужчине с татуировкой на руках и толстой золотой цепью на шее. Мне почудилось, что он записан у него как экспонат номер один.
– Это место основал его дед. И знаете, они до сих пор сами готовят сухую колбасу, и даже ветчину панцетту.
– Отец сейчас там, – Джордж указал назад пальцем. – делает колбасу.
– Вот видите, – сказал Эд, словно я в нем сомневалась.
В полутемной кухне стоял старик и спокойно перевязывал колбасы бечевкой. Пахло здесь изумительно – перцем и созревающим мясом. Старик нажимал на колбасы грубым большим пальцем. Недовольно качал головой, переходил к следующим. Кивнул сам себе, отрезал несколько кусков и передал нам. Колбаса была острой, пикантной и очень вкусной.
– Это моя сопрессата, – сказал он, выделяя местоимение. – Хорошая колбаса.
Следующим подарком Эда стал крошечный магазин, в котором трудились пекари. Они замешивали тесто, растапливали шоколад, вытаскивали из печей противни с выпечкой. Когда Эд вошел, они остановились и поприветствовали его. Эта сцена напомнила мне витрины кондитерских, в которых на Рождество двигаются сладкие фигурки. Если бы пекари сейчас запели, я бы ничуть не удивилась.
– Они здесь делают, – Эд взял с противня тарталетку, – самое удивительное пирожное, какое я когда-либо ел.
Он закинул в рот маслянистый кусочек, а потом и другой. На восьмом пирожном остановился, печально покачал головой и сказал:
– Ешь его и понимаешь, какие плохие тарталетки делают во всем остальном мире. Ну ладно, съем еще одну.
Когда вышли на улицу, сигнализация угомонилась, но стоило нам сесть в машину, как автомобили снова загудели. Мы проехали несколько кварталов, а они по-прежнему орали нам вслед. Когда мы влились в бруклинское движение и устремились к Бэй Ридж, звуков уже не слышали.
– Взгляните, – сказал Эд, внезапно сбросив скорость.
Он указал на что-то в окно и одновременно снял ногу с газа.
– Взгляните на это столкновение культур!
Я увидела мексиканскую бакалейную лавку, азиатский супермаркет и скандинавский магазин. Автомобиль остановился. Эд восхищенно смотрел из окна, в то время как позади нас началась злобная какофония клаксонов.
– Ну разве вы не любите Нью-Йорк? – спросил Эд и продолжил движение.
Магазин «Фэмили стор» приветствовал нас бурей ощущений. В помещении царил густой дух тмина, кардамона и сумаха. На деревянном полу стояли корзины с пряностями, за ними, радужным фоном, – стеллажи с оливками и разнообразными соленьями. Холодильные камеры заполнены едой, яркой, как драгоценности: бледные шары фаршированных кочанов капусты, бежевые горы пасты нута и изумрудные оладьи из цуккини.
– Мы к вам за йогуртом, – сказал Эд улыбающемуся продавцу.
– Дружище! – воскликнул он и подбежал к Эду. – Прежде попробуйте вот это.
Не дожидаясь ответа, зачерпнул белый мягкий жирный творог со сливками и шлепнул его нам в подставленные рты. Нежная консистенция, пикантный вкус. Восхитительно!
– Этот йогурт сделан из козьего молока. За молоком езжу к амишам. [82]82
Эти люди сознательно живут как в XVIII веке. Они не пользуются современной техникой – телефоном, электричеством и прочим.
[Закрыть]Это очень полезно. В козьем молоке много кальция.
Продавец был грузным мужчиной, но передвигался очень легко, словно танцуя. Заставил нас попробовать сыр, приготовленный своими руками («Один покупатель прилетает к нам из Англии на собственном самолете»), попробовали мы и его патоку меласса из гранатов, и баба гануш. [83]83
Блюдо еврейской кухни из баклажанов.
[Закрыть]Он говорил, не умолкая, вынимал еду из холодильных шкафов и кормил нас, кладя лакомые куски прямо нам в рот.
– Восхитительно, восхитительно! – ворковал он, глядя, как мы едим.
– Постарайтесь сохранить аппетит на будущее, – шепнул Эд.
Мы вышли на улицу. Я бережно держала на руках йогурт и затаила дыхание, когда Эд рывком вывел машину с парковки и направился в сторону Кони-Айленда. Мы ехали по улицам, в названиях которых слышалось море: Нептун или Прибой, по направлению к огромному сооружению из белых досок и гнутого металла.
– Это Тотонно, – сказал Эд строго и торжественно. – Их пицца всем пиццам пицца.
Автомобиль стал снижать скорость, словно по собственной воле.
Он с тоской смотрел из окна и вдруг воскликнул:
– Да что такое? О господи, Джераса нет.
Нога Эда нажала на тормоз, и он остановился посреди движения. Взвыли автомобильные гудки. Потрясенный, Эд не обращал на них внимания.
– О господи, видите объявление? «Помещение сдается в аренду». Видите? Нет, я с ума сойду. Они же научили меня готовить ветчину. Они всегда здесь были. О боже, какая трагедия!
Эд снял ногу с тормоза и тронул автомобиль с места, оплакивая Джераса.
Мы сделали остановку у киоска с хот-догами, неподалеку от осыпающихся «русских горок». Киоск стоял на замусоренной аллее, он выглядел, как горделивая реликвия. Вышли, приблизились к кондитерскому магазину. У дверей стоял беззубый мужчина, просил милостыню. Инстинктивным жестом легко подающего человека Эд сунул руку в карман и подал нищему доллар.
Эд даже не осознал, что сделал это, потому что с восторгом уставился в витрину.
– Посмотрите! – сказал он с почтением. – Шарлотта Рюсс, классический кондитерский магазин Бруклина! В другом месте вы этого не встретите.
Он достал из кармана еще один доллар, сунул его в окошко и зарылся лицом в маленькую белую чашку. Оторвал голову, и я увидела, что его подбородок покрылся взбитыми сливками, а лицо сияет, словно у десятилетнего переростка.
– Привет, малыш! – из боковой двери вышел седовласый гном.
Его лицо освещала улыбка. Задрав голову, он смотрел на Эда, словно на вышедшее из облаков солнце. Распахнул дверь и пригласил нас войти. С потолка крошечного магазина свисали леденцы, сверкая всеми цветами радуги. Размеры конфет варьировались от нескольких дюймов до нескольких футов в диаметре. По прилавкам шествовали засахаренные яблоки, на стенах, словно мягкая радуга, развешаны мешки с конфетами. В одном углу стоял огромный помятый медный котелок, наполненный ярко-красным сахарным сиропом и накрытый сверху горячей тарелкой. Рядом с котелком яблоки с поднятыми черенками-хвостиками. Яблоки замерли, ожидая, когда их обмакнут в сироп.
– Джон делает все сам, – заметил Эд.
А затем, тряхнув головой, словно этот факт был одновременно невероятным и неоспоримым, воскликнул:
– Клянусь, все только сам!
Я тронула самый большой леденец.
– Сколько просите за самые большие конфеты? – спросила я и пошатнулась, когда конфета ударила меня по плечу.
Она была с меня ростом и невероятно тяжелая.
– Десять баксов, – сказал он.
– И только-то? – поразилась я и полезла в карман за чеком. – В детстве я мечтала о такой конфете, – призналась я и вскинула гигантский леденец себе на плечо, – но думала, что они стоят целое состояние.
– В других местах так и есть, – сказал Эд, направляясь к дверям. – Джон – последний человек из старой гильдии мастеров.
– Да, даже и не вспомню, как начал этим заниматься, – сказал Джон. – Это умирающий промысел. Никто уже не хочет браться за это.
А затем, словно разговаривая сам с собой, добавил:
– И кто может их обвинять? Один лишь котелок весит тридцать пять фунтов. Пока варишь, то и дело обжигаешься. Посмотрели бы вы на меня, когда я заканчиваю работу.
Затем он отбросил мрачные мысли, обнял Эда и отворил дверь.
Мы вышли на разбитую дорожку, и он крикнул вслед:
– Не пропадай!
– Разве он не изумительный? – спросил Эд, отпирая дверь машины. – Такие люди, как он, будут радовать меня до самой смерти.
Пристроив леденец, я осознала, что впервые за несколько месяцев чувствую то же, что Эд. Мы проехали мимо объявления в витрине Джераса, и Эд снова запричитал о потере, после чего взял курс на Флэтбуш. Он заверил меня, что там лучшая вяленая курятина на свете.
На Манхэттен мы возвращались уже вечером в сопровождении непрекращающейся автомобильной музыки. Мой йогурт покоился в хозяйственной сумке, ждал, когда я превращу его в аушак. На сидениях лежали колбасы и выпечные изделия, леденцы и специи, куры и сыры. «Мир, в котором есть все это, – думала я, оглядывая нашу добычу, – очень хорошее место». Я ощущала себя обновленной, живой, оптимистически настроенной. Мысль о возращении на работу неожиданно показалась мне волнующей.
– Ой, мамочка, – воскликнул Инки, увидев леденец, – на свете нет ничего прекраснее.
Он не отводил от него зачарованных глаз: не мог поверить, что такой волшебный предмет вошел в его жизнь.
– И я могу его есть?
– Да, – сказала я, – но на это уйдет года два.
Ники отошел на шаг и снова осмотрел радужное чудо.
– Нет, я не стану его есть, – решил он и погладил гигантскую конфету. – Это не та еда, которую следует есть. Это то, что делает человека счастливым.