Текст книги "Орден"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 68 страниц)

Глава 63

Китаец кивал – часто и быстро.

– Моя говорила. Твоя идется на эту балкону и сворачивается в сторону правой плечи. Тама многое-многое всего.

– А если это взорвать?

Китаец развел руки, сделал страшные глаза:

– Наверное, будет большая-большая буха! Большая даже, чем твоя думает. От эта буха чужая оружия из сердце колдовская башня выпустится такая колдовства, что сокрушится вся, что есть над наша голова. Крепостя погибнется.

Бурцев усмехнулся. Именно этого ему и хотелось.

Он поднялся в нишу с порубленными медиумами, повернул, как объяснял китаец, направо. В самом деле, маленькая, прочная дверца, которую Бурцев не приметил по пути к магическому колодцу, сейчас попадала в освещенное бронзовым светильником пространство. Конечно же, любопытный Сыма Цзян не мог пройти мимо.

Дверь – приоткрыта. Видимо, именно отсюда эсэсовцы брали канистру с горючим. И не потрудились запереть замок снова. От кого запираться-то в безлюдном подземелье!

Бурцев заглянул внутрь и остался доволен. Помещение, которое занимал фашистский оружейный склад, раза в три превосходило по размерам ритуальный колодец древних ариев. И забито оно оказалось по самое не хочу.

В аккуратных штабелях и на полках лежали смазанные стволы разных типов и калибров. Лежали патроны – в деревянных ящиках, а кое-где и просто россыпями. Лежали пустые и снаряженные пулеметные ленты, барабанные коробки и магазины. Лежали гранатные ящики. Лежали мины, лежала взрывчатка. Лежали гранатометы и минометы, и лежали упакованные выстрелы к тем и другим. И так – от пола и почти до потолка…

Цайткоманду снабжали по высшему разряду – грех жаловаться. С такими запасами можно выдержать любую осаду. Но уж если все это добро рванет здесь разом, даже арийская магия не убережет «Башню-на-Холме».

А добро рванет…

Бурцев сунул пулемет Сыма Цзяну:

– Ступай, отец, начинай читать свои заклинания. Я скоро…

– Но магическая слова возвращевания в Дерпта совсема короткая.

– Все равно иди. Сделай так, чтобы к моему появлению «слова» стала еще короче.

Китаец пожал плечами, ушел. Бурцев открыл пару ближайших гранатных ящиков. Старые знакомцы! «М-24»… В одном ящике хранились корпусы со взрывчаткой. В другом – деревянные ручки с воспламенителями, капсюли и прочие «аксессуары». Придется повозиться. Но недолго. Вставить капсюль-детонатор в корпус и прикрутить деревянную ручку к цилиндрическому основанию – секундное дело.

Он прикинул: сила взрыва будет неслабой. Но надо ведь, чтоб наверняка… Вытащил еще шесть металлических цилиндров от «М-24». Этим гранатам деревянные рукояти уже ни к чему. Этим нужно другое…

Он скрепил их в единое целое пружинными держателями. Обмотал – крепко, надежно. Вышла внушительная связка из семи «колотушек» на одной ручке. С такими фашики, бывало, и на танки хаживали. Бурцев обхватил пальцами фарфоровый шарик, болтавшийся на конце деревянной рукояти. Теперь остается только дернуть. И бросить. Он задумался. Прихватить с собой что-нибудь еще, окромя пулемета?

Откуда-то издали дали слепую очередь. Били неприцельно – на свет. Пули ударили в камень. Совсем рядом ударили. Фашики! Уже здесь, заразы!

– Сыма Цзян, – позвал он, – к отправке в Дерпт готовы?!

– Моя готова! Вся наша готова! Только твоя ждемся! Последний слова заклинаний оставайся!

Еще одна очередь… Завизжало пронзительными рикошетами по стенам. Ан поздно, ребятки, поздно!

Бурцев еще раз глянул на штабеля смертоносного металла. С таким арсеналом можно было бы стать каким-нибудь местным непобедимым князьком. Он усмехнулся: ладно, прощай, блин, оружие… Дернул фарфоровый шарик, швырнул увесистую связку под ящики с взрывчаткой и минами.

И снова гонка на выживание с тлеющим пороховым замедлителем «М-24». Раз секунда – Бурцев в нише медиумов. Два – прыгает в багровеющую пелену ритуального колодца ариев. Три – вламывается в кучку стоящих плечо к плечу людей. Четыре – Сыма Цзян, подвывая, выплевывает концовку древнего заклинания.

Пули ударили над их головами – в копотное пятно, оставшееся от «1943-го».

И опять Бурцев вроде что-то слышал, а вроде бы и нет.

Но никто из них уже не видел, как дрогнуло каменное основание замка. Как разверзлась земля и скала. Как рухнул, проваливаясь в недра расколовшегося холма, донжон Взгужевежи. Как колдовская башня потянула за собой остальные крепостные постройки. Как расширялась гигантская воронка. Расширялась уже не силой взрыва, а куда более мощными древними силами, высвобожденными из рассыпающихся глыб.

Вежа ушла под Взгужу. Замка не стало. Ничего не стало. Ни мертвого, ни живого. Вместе с обвалившимися внешними стенами, вместе с трупами, погребенными во рву, вместе с минами, рвущимися от дрожи земной тверди вокруг замка, в смертоносный провал канули и воины изломанного креста. И сам крест – надвратное полотнище с черной на белом свастикой.

В жерновах гигантских каменных мясорубок уцелел лишь танк. И то, что лежало под ним. Покореженная «рысь» укрыла броней от падающих глыб груду щебенки и битого камня. И там, в этой пыльной утрамбованной россыпи маленьких кирпичиков под осевшим танковым днищем, между лопнувшими гусеницами и перекошенными катками остались ждать своего часа неповрежденные малые башни перехода. Те самые, до которых в 1939-м доберутся лопаты секретной археологической экспедиции СС.

Глава 64

Они вышли из красноватого марева на том же самом месте, где и вошли в него – в центре каменного круга. В котловане под куполом дерптской базы СС. Прошли к снесенным танком воротам.

Все было кончено. От разбитого шлагбаума, поваленных пулеметных вышек, захваченных окопчиков, изрешеченных снарядами строений и горящих ангаров к ним подтягивались немногие уцелевшие бойцы Дмитрия и Бурангула. Пленных не было. То ли не брали здесь противника в плен, то ли эсэсовцы не сдавались.

– Вацлав, – Освальд ткнул Бурцева в бок, – глянь-ка.

Небольшой отряд всадников двигался от городских ворот Дерпта к разгромленной базе цайткоманды.

– По наши души, что ли? – нахмурился добжиньский рыцарь.

Бурангул уже скликал оставшихся в его распоряжении лучников. Дмитрий строил новгородских дружинников. Збыслав по приказу Освальда уводил Ядвигу и Аделаиду обратно – под защиту купола.

– Не суетитесь, – посоветовал Бурцев. – Драки не будет.

Отряд дерптцев был слишком мал. Эти едут не воевать – договариваться. Ну да, конечно, самое время для парламентеров. До сих пор горожане наблюдали из-за стен за ходом сражения, не поддерживая ни одну из сторон. Разумная тактика: сохранять нейтралитет и выжидать, чья возьмет. А уж потом вступать в переговоры с сильнейшим. С тем сильнейшим, кто победил, но изрядно ослаб в жестоком бою.

Наверное, будь в городе епископ со своим войском, – тот повел бы дерптцев на помощь союзникам. А ударь Герман фон Крайземан в спину русско-татарской дружине, еще неизвестно, как бы все обернулось. Но, к счастью, епископская рать ушла в поход. И не вернулась. А оставшиеся в городе воины не рискнули лезть туда, где свистят невидимые стрелы и беснуется железный дракон.

Отряд парламентеров приблизился. Обломки шлагбаума, караульной будки и поваленной пулеметной вышки разделяли две группы. По одну сторону выстроились грязные, уставшие, израненные и злые победители. По другую – расфуфыренные дерптцы в ярких дорогих одеждах, но с понурыми лицами.

От делегации горожан отделился подтянутый вояка. Подъехал, демонстративно бряцая железом. Этот еще хорохорился. Подбородок держал высоко, смотрел прямо, твердо. Но говорил не на своем языке – по-русски говорил.

– Я есть начальник гарнизона, – громко, с сильным немецким акцентом произнес всадник. – Со мной есть знатные бюргеры и главы купеческих и ремесленных гильдий. А кто у вас есть главный?

Дмитрий, Бурангул, Освальд и Сыма Цзян глянули на Бурцева. Ну, спасибо, уважили… Он выехал навстречу парламентерам.

Переговоры длились недолго. В городе уже знали о поражении крестоносцев. Сначала поводом для беспокойства послужило спешное возвращение Фридриха фон Берберга. Могущественный союзник епископа, возглавлявший «небесное воинство», вдруг примчался в сопровождении немногих верных людей на самоходных тележках и даже не удосужился сообщить новости городскому совету. Вместо этого фон Берберг укрылся за «колючими заборами» и попросту исчез.

Само по себе странное поведение вестфальского рыцаря слишком напоминало бегство. А вскоре – незадолго до нападения кавалерийско-бронетанковой дружины Бурцева – к городу на взмыленных лошадях примчались и настоящие беглецы – из тех, кто первыми почуяли запах жареного и успели покинуть лед Чудского озера до полного разгрома.

Эти уже не желали ничего скрывать. Более того, надеясь оправдать собственную трусость, малодушные крестоносцы не преминули приукрасить мощь и силу противника. В городе начиналась тихая паника. Невероятные рассказы спасшихся породили смятение даже в душах самых стойких дерптцев. Все ожидали неминуемого нашествия русско-татарских орд. И в самом деле, едва к ближайшим соседям с печальной вестью и просьбой о помощи отправились гонцы, последовала стремительная атака танка и вражеской конницы.

Громыхающая, извергающая пламя железная повозка была, правда, только одна, а передовой отряд страшных русичей и не менее ужасных степняков никак не тянул на многотысячную орду. Тем не менее остатки «небесного воинства» пали. Дерптская знать окончательно утратила волю к сопротивлению. И это сейчас здорово помогало Бурцеву вести переговоры.

Дерптцы опасались, что в случае конфликта с немногими уцелевшими победителями цайткоманды им придется иметь дело уже с самим грозным князем Александром и каким-нибудь татарским ханом в придачу. А потому плату за проявленный нейтралитет просили небольшую: не предавать город огню и мечу. Когда же парламентеры узнали, что Бурцев даже не собирается облагать Дерпт данью, из настороженных собеседников они мгновенно превратились в радушных и гостеприимных хозяев.

Из города потянулась вереница повозок с угощением для пришлых воинов. Местные лекари занялись ранеными. Зазвучали обещания нерушимых союзов и заверения в вечной дружбе. Главы купеческих и ремесленных гильдий объясняли, будто с самого начала подозревали, что его преосвященству Герману фон Крайземану помогает вовсе не небесное воинство, а нечистая сила.

– А как же иначе! – с пеной у рта доказывали почтенные бюргеры. – Ведь адское оружие воинов фон Берберга извергает серный дух. А на их богохульном знамени изображен крест с поломанными концами. Не иначе как враг рода человеческого околдовал нашего грешного епископа и заставил впустить в город свой проклятый легион! Вот за то Господь и покарал его преосвященство!

Бурцев лишь молча кивал. Сейчас, когда епископ дерптский мертв, его войско разбито, а цайткоманда уничтожена, горожане, конечно, могут позволить себе такие речи.

Кстати, о цайткоманде. Насчет «уничтожена»… Рано радоваться-то: в Кульме-Хелмно сохранились еще фашистские недобитки – псевдолегат Святого Рима со товарищи.

Бурцев позвал татарского сотника-юзбаши:

– Бурангул, ты бы поставил своих лучников в дозоры. Если кто вдруг объявится не из наших, пусть стреляют сразу и без предупреждения.

Понятливый юзбаши кивнул, побежал отдавать приказы. Дмитрий тоже расставлял новгородцев вдоль периметра с колючей проволокой. Дело нужное: из-за раненых им тут придется задержаться надолго. А дерптцы – они хоть и смирные, но береженого Бог бережет. И еще эта кульмская братия никак не шла из головы.

Бурцев чувствовал: если он сейчас просто плюнет на команду эсэсовского псевдолегата и оставит все как есть, впредь спокойной жизни ему не видать. Кто знает, какую игру затеют кульмские фашики, откуда и при каких обстоятельствах вынырнут отчаявшиеся, готовые на все остатки цайткоманды СС? Нет, это слишком хитрый, коварный и осведомленный враг, слишком опасный, чтобы забыть о нем вот так запросто. Да и не забываются такие враги. Они будут приходить вновь и вновь. Сначала – во сне и в тревожных навязчивых мыслях. И в конце концов придут по-настоящему, наяву придут… Тринадцатое столетие слишком тесно, чтобы делить его с таким противником.

Бурцев взглянул на Аделаиду. Что, если фашики опять доберутся до краковской княжны? Что, если он потеряет ее снова? Страшно даже подумать… Именно – страшно.

Он действительно начинал бояться.

Освальд подошел со спины. Тронул за плечо. Бурцев вздрогнул. Нервы, однако…

– Послушай, Вацлав, я тут подумал… – добжинец смотрел в сторону, отводил глаза – в них тоже сейчас было что-то, здорово напоминающее страх. Не за себя – за близкого человека.

– Что, Освальд?

– Воины изломанного креста ведь еще хоронятся в Хелмно. И вожак их – тот, что выдавал себя за Вильгельма Моденского, тоже там.

– Ну?

– Они не успокоятся, Вацлав. Я не знаю, что они могут еще натворить, но нас будут искать – это точно. И меня, и тебя, и Ядвигу с Аделаидой. Один раз эти люди уже отняли у меня Ядвигу. Я бы не хотел, чтобы такое повторилось. Так, может быть…

Они переглянулись.

Они прекрасно поняли друг друга.

Есть ведь возможность раз и навсегда избавить себя от этого липкого неотступного страха. Возможность простая и очевидная: ударить первым. Добить врага.

Глава 65

Операцию проводили ночью – под прикрытием темноты. Незачем давать любопытным дерптцам повод для сплетен и домыслов. Аделаиду и Ядвигу оставили под присмотром лучников дядьки Адама и лучших бойцов Бурангула и Дмитрия. Никакие возражения не принимались. А обещания давались щедро. Обещания вернуться еще до утра. Обещания вернуться живыми и невредимыми…

Охранять захваченную базу СС и раненых оставалась практически вся русско-татарская дружина. Диверсионная же команда для телепортационного десанта подобралась небольшая, но надежная и не единожды проверенная. Бурцев отправлялся в Кульм с ручным пулеметом из Взгужевежевского арсенала. Сыма Цзян взял у убитого немца полюбившийся «шмайсер». Остальные обвешались более привычным оружием. Бурангул спустился к основанию дерптской платц-башни с неразлучным луком, стрелой на тетиве, полным колчаном и саблей на боку. Дядька Адам тоже прихватил лук со стрелами. Дмитрий и Освальд ограничились мечами. У Збыслава в руках тихонько позвякивала цепь кистеня.

Щиты, шлемы и кольчуги оставили. В том, что «невидимые стрелы» пробивают любую броню, каждый уже имел возможность убедиться. Да и куда важнее нательного железа были сейчас стремительность и легкость движений. Лошадей тоже брать не стали. К месту назначения их доставит древнеарийская магия, а уж там скачки на перепуганных телепортацией конягах ни к чему.

Договорились так: Сыма Цзян перебрасывает их группку в Кульм и сразу произносит заклинание возвращения. Если угораздит наткнуться на врага и станет совсем туго, – даст Бог, успеют убраться восвояси без потерь. Если же никого поблизости не окажется, китаец просто оборвет магическую формулу на полуслове. Тогда будет время осмотреться. А там уж можно действовать по обстановке…

Еще прежде, чем багровая дымка рассеялась, Бурцев понял: они на месте. На том самом месте! Приземистое строение – заброшенный домик кульмского мельника – едва возвышалось неприметным холмиком над берегом Вислы. Они стояли у самого входа, упершись взглядами в сорванную с петель дверь. Бурцев вздохнул. Здесь, именно здесь он тогда с Ядвигой… Спьяну, с отчаяния… А потом фон Берберг вышиб дверь… А потом Аделаида…

Шепот Сыма Цзяна возник над самым ухом и резко оборвался. Китайский мудрец не договорил короткое заклинание возвращения. Совсем немного не договорил – может быть, слог, может быть, звук. Но сделал паузу. По-птичьи втянув голову в плечи, китаец выжидал.

Усилием воли Бурцев отогнал неприятные воспоминания. В прошлом, все в прошлом, а теперь нужно думать о настоящем. Ну, и о будущем тоже.

Из непроглядного дверного проема никто на них не кидался, никто не стрелял. А телепортационный кокон все еще слабо пульсировал в темноте. Будь здесь засада, их давным-давно бы заметили. И приняли меры. И Сыма Цзян проорал бы концовку колдовского заклинания.

Но китаец по-прежнему молчал. Бурцев успел уже дважды сморгнуть. Ни звука! Пронесло?

– Что это?! – прохрипел Дмитрий. – Там… Никак стоит кто-то?

Бурцев обернулся. Е-опс, мля! Все-таки засада. Все-таки их здесь ждали!

Фашики стояли неровными шеренгами далеко позади – возле самого леса. В полный рост стояли. Даже вроде как на каком-то возвышении, полностью растворившемся во мраке. Окопные брустверы, что ли? Хорошо, видать, подготовились к встрече, гады…

А тело уже само распласталось плашмя – стрелять из пулемета на весу, с руки, да при такой паршивой видимости – последнее дело.

А палец уже жмет на спусковой крючок. И из ствола вгрызаются в тьму огненные всполохи очередей. Вспарывают, будят ночь… Несколько человек дернулись, пошатнулись, покачнулись. Никто, однако, не упал.

А сквозь зубы летят проклятья. Мать-перемать! И туды ж растуды ж!

А Сыма Цзян все ждет чего-то. Да какого?! Почему не заканчивает заклинание?! Почему не возвращает их обратно?! Перестреляют ведь сейчас ответными очередями! Всех перестреляют…

В них не стреляли.

Маленькая рука китайца легла на плечо Бурцева. Отпустило… Он пришел в себя.

Странные темные фигуры – там у леса – все еще покачивались. Так, как не могут качаться люди, крепко стоящие на земле. Тогда кто же это? Призраки? Или…

У Бурцева перехватило дыхание. Он ожидал увидеть здесь все, что угодно. Но только не это.

– Господи, спаси и помилуй! – Дмитрий перекрестился. – Висельники, никак!

Бурцев опустил пулемет, пошел к лесу, еще не веря и не понимая… Да, это, вне всякого сомнения, была кульмская цайткоманда. И знакомые уже ему по турниру «монахи» в рясах, и эсэсовцы резервного взвода поддержки, прибывшие сюда позже.

Виселиц для гитлеровцев не строили. Просто вздернули на ветках, что потолще да покрепче. По два-три человека на дерево. Деревья поскрипывали. Тела на прочных пеньковых веревках покачивались. Бурцеву невольно вспомнился легницкий купец Ирвин. Тоже ведь пеньковый магнат… Может быть, как раз его товар и пущен в дело?

В центре свисали псевдомонахи псевдолегата. Да и сам самозванец Вильгельм – вот он, тут же. Ветерок треплет фиолетовую епископскую сутану. Высокая митра сбилась набок – нахлобучена криво, нелепо, жутко… Видимо, у палача присутствовало чувство юмора. Черного юмора.

Глаза человека, выдававшего себя за моденского епископа, вылезли из орбит. Распухший язык вывалился изо рта. А вокруг, словно вытянувшись по стойке «смирно», свисали мертвецы в эсэсовской форме.

Надо же… Вот ведь как оно бывает…

Некоторое время все четверо смотрели на повешенных, потрясенные, не произнося ни слова. Потом молча развернулись, направились обратно. По дороге часто оглядывались на нестройные ряды трупов – жутковато все-таки.

Но тихий, на грани слышимости, шорох заставил вмиг позабыть о висельниках. Бурангул вскинул лук. Однако стрелу не выпустил. Редкостный вообще-то прокол для кочевника, привыкшего бить навскидку в любое время суток. Нужно быть очень шустрым, чтобы успеть укрыться от такого стрелка. Или очень напуганным.

– Там кто-то есть, – одними губами шепнул юзбаши. – Живой. Наблюдал за нами.

– Где? – Бурцев снова крепко сжимал пулемет.

– В той каменной юрте. Выглянул и снова спрятался.

– Ладно, не стрелять. Я сам проверю.

Он занял позицию напротив пустого дверного проема. Ствол ручного «МГ-42» смотрел в черноту. Палец лежал на курке.

– Выходи!

Сказал по-немецки. Повторил по-польски. И по-русски. Потом, подумав, даже добавил по-татарски. Мало ли что… Мало ли кто…

С полминуты из дома не доносилось ни звука.

Бурцев терпеливо ждал: он решил дать на размышление ровно минуту и теперь отсчитывал про себя уходящие секунды. После шестидесяти будет стрельба и будет штурм.

Человек вышел сам. Один. Жалкого вида затравленный человечишко. Без оружия. В грязной дерюге поверх эсэсовской формы. С безумными глазами на бледном лице.

Глава 66

Рассказ трясущегося и заикающегося сержанта-шарфюрера объяснил многое. Прошлой ночью кульмский радист получил два невнятных панических сообщения о танковой атаке. Первое – из Дерпта, второе – из Взгужевежи. В обоих случаях связь длилась недолго и внезапно обрывалась. Никаких подробностей – танковая атака – и все… Попытки вновь связаться с атакованными успехом не увенчались. На кульмские позывные не отвечали ни Взгужевежа, ни Дерпт. Ударная группа фон Берберга тоже хранила подозрительное молчание в эфире. Это могло означать только одно: обе базы цайткоманды уничтожены, а союзные войска крестоносцев и СС потерпели сокрушительное поражение.

Ситуация полнейшей неопределенности и катастрофическая нехватка информации сделали свое дело: руководство кульмской группы пришло к единственно возможному выводу. Танки – не самое распространенное в тринадцатом веке средство ведения войны. Появиться здесь они могли только из будущего. А о том, что путешествие во времени под силу не одной цайткоманде, в Кульме уже догадывались. Благодаря некоему тайному рыцарю, продемонстрировавшему на недавнем турнире великолепные навыки владения огнестрельным оружием и знание русского мата. К тому же прошлая полнолунная ночь как никакая другая подходила для межвременных перебросок.

Решив, что советские войска разворачивают массированное наступление не только на Восточном фронте, но и в прошлом, эсэсовцы заволновались. Оставшиеся в чужом времени наедине с вполне уже осязаемой красной угрозой, кульмские фашисты нуждались в союзниках более, чем когда-либо прежде. В любых союзниках и на любых условиях. И чем скорее, тем лучше.

Торговаться с тевтонским комтуром в Кульмский замок псевдолегат в епископской сутане отправился со всем своим невеликим, но все еще грозным войском. Взвод поддержки и десяток монахов-автоматчиков встали у ворот. Комтур согласился на переговоры. Правда, внутрь впустил только самого «Вильгельма» и двух безоружных сопровождающих, в числе которых оказался и шарфюрер с сержантскими нашивками.

Во время продолжительной беседы фальшивый епископ имел неосторожность намекнуть комтуру, что крестовый поход на Русь не удался, фон Грюнинген разбит и, возможно, даже убит, а в ордене в ближайшее время намечается очередной передел сфер влияния.

Собственно, принять участие в предстоящей дележке власти кульмский комтур был не прочь, но вот участие в этом процессе эсэсовцев его не устраивало. Видимо, тевтон смекнул, что после поражения фон Грюнингена прусская ветвь ордена Святой Марии в состоянии снова взять верх над ливонцами самостоятельно, без помощи всяких там сомнительных «небесных воинств». Более того, покарав бывших приспешников фон Грюнингена, глава кульмской комтурии мог рассчитывать на благодарность тевтонских братьев и претендовать на пост Верховного магистра.

Имелся и еще один серьезный повод задуматься о будущем. В замке весьма кстати гостил очередной посол из Рима. И комтур не преминул пригласить его на беседу с псевдолегатом. Насколько понял шарфюрер, папу Григория IX весьма встревожили противоречивые слухи о таинственных союзниках Дитриха фон Грюнингена, объявивших себя ни много ни мало «небесным воинством», причем без благословения Святого Рима. Кроме того, его святейшество начинало нервировать затянувшееся молчание епископа Вильгельма Моденского – истинного Вильгельма.

Когда же псевдолегата представили новому посланцу Святого престола, тот пришел в ярость и объявил во всеуслышание, что за его преосвященство Вильгельма Моденского себя выдает самозванец. Давние подозрения в убийстве и подмене папского легата подтверждались. От «небесного воинства» начинало попахивать серой.

Дальше события развивались стремительно. Вымуштрованная охрана по мановению комтурской руки мигом скрутила троих эсэсовцев. С остальными в этот раз тоже справились без особого труда. Дело даже не дошло до стычки. В укрепленном замке с цайткомандой разговаривать оказалось куда как проще, чем на открытой турнирной площадке.

Когда на солдат Третьего рейха, толпившихся под самыми стенами, из узких бойниц были направлены заряженные арбалеты, эсэсовцы – и без того уже павшие духом и оставшиеся без командира – стушевались окончательно. Тевтоны предложили фашистам разоружиться, пообещав взамен неприкосновенность и рыцарское обращение. Гитлеровцы сочли за благо не нарываться и сложили оружие.

Соблюдать договор с «приспешниками сатаны», однако, никто не собирался. Первым побуждением комтура и местной орденской верхушки было публично сжечь убийц епископа Вильгельма вместе со всем их адовым снаряжением. Но показательного аутодафе посреди городской площади не вышло.

На невиданный костер, сложенный из хвороста, сухих поленьев, автоматов, гранат, патронных сумок и щедро политый маслом, палачи загнали первую группу осужденных. Заполыхал огонь, закричали люди, сжигаемые заживо. Потом прогремели взрывы. Костер разметало. Казнимых разорвало в клочья. Осколками поранило и поубивало уйму простого народа и нескольких знатных рыцарей. Жгучими угольями и горячей золой осыпало толпу зевак. Разумеется, возникла паника. В суматохе и давке нескольким пленникам даже удалось улизнуть. Их, впрочем, быстро отловили. Всех, кроме одного: шарфюрер благополучно отлежался в сточной канаве под чьей-то грязной дерюгой.

Тевтоны лютовали жутко. Восприняв случившееся как заступничество дьявола, Христовы рыцари с молитвами и песнопениями утопили богопротивное оружие в Висле, а цайткоманду, не мудрствуя лукаво, вздернули у старой мельницы. На этот раз обошлось без эксцессов. Место казни «диаволовых слуг» кульмские священники во главе с посланцем Святого Рима объявили проклятым и строго-настрого запретили появляться там христианам, радеющим о спасении своей бессмертной души. После запрета ландмейстера Германа фон Балке, это было уже второе табу, наложенное на заброшенную мукомольню. Причем официально подтвержденное папским посланцем и оттого еще более страшное.