Текст книги "Орден"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 68 страниц)

Глава 52

На следующий день турнирных боев мало что изменилось. Правда, Вольфганга Бурцев среди рыцарей не заметил. Или бедняга еще не оправился от ран, или не проспался после своего рейнского. Ядвиги тоже было не видать. Ранним утром она деликатно удалилась со старой мельницы в Кульмский замок.

А в остальном – все, как прежде. Между двумя ландмейстерами – фон Балке и фон Грюнингеном вновь с безучастным видом восседал Вильгельм Моденский в окружении мрачной монашеской свиты. Чернорясная прослойка, над которой возвышалась епископская митра, по-прежнему сдерживала непримиримых претендентов на звание главы ордена. Папский легат смотрел твердо и уверенно, будто именно он являлся истинным хозяином положения. Не исключено, впрочем, что так оно и было.

Однако внимание Бурцева привлекала другая часть зрительских трибун. Аделаида по-прежнему занимала почетное место королевы турнира неподалеку от ливонской группы. Величественная, спокойная, холодноликая, недосягаемая… Только красные глаза свидетельствовали о ночных переживаниях княжны. Рядом крутился фон Берберг с фамильным гербовым медведем на груди, припудренным синяком на лице и рваной, едва поджившей щекой. У вестфальца был чрезвычайно хмурый вид. Вероятно, результат вчерашнего фиаско на любовном фронте.

Бурцев стоял в первых рядах – буквально навалившись на ограду ристалища. Среди белых плащей и черных крестов тевтонских братьев, среди серых накидок с «Т»-образными крестами полубратьев, среди пышной геральдики иноземных гостей его безгербные одежды – как бельмо в глазу. Сейчас тайного рыцаря нельзя было не заметить, но Аделаида предпочитала не смотреть на мужа. Впрочем, и на любовника-неудачника тоже. Что ж, с Бурцевым-то все понятно: измены ему прощать не намерены. Да, пожалуй, и с вестфальцем тоже… Прошлой ночью он стал невольным свидетелем позора гордячки Аделаиды и потому не скоро вновь окажется в фаворе.

Фон Берберг бросил угрюмый взгляд в сторону соперника, отвел глаза. Да, выглядел немец превесьма озабоченным. Небось, все о внезапно охладевшей даме сердца думает, мерзавец. О чем же еще ему так сосредоточенно размышлять? Бурцев злорадствовал. А скоро ведь, очень скоро у треклятого вестфальца появится новый повод для беспокойства.

Толпа возбужденно гудела в предвкушении развлечений. Бурцев и сам дергался от нетерпения. Только он жаждал не зрелищ. Он не собирался оставаться сторонним наблюдателем, когда старший распорядитель турниров объявит о начале поединков. Когда призывно зазвучат трубы. И когда разодетые в яркие клоунские наряды помощники герольда взмахнут своими дурацкими флажками.

Как только это произойдет, Бурцев первым вступит на ристалище. И прилюдно бросит вызов фон Бербергу. Чужих копий он не воровал, а после вчерашней потасовки его вроде как простили. Так что теперь отказать тайному рыцарю в схватке, не запятнав позором свою честь, нельзя. Да и не откажет фон Берберг – это ж ясно как день. Биться за Аделаиду придется пешими, на мечах, без щитов – ничего другого Бурцев сейчас предложить не может. И уж на этот раз вульгарным мордобоем дело не закончится. А потом – когда один из них умрет – пусть вызывают друг друга и выясняют отношения между собой фон Балке и фон Грюнинген.

Вышло иначе.

Завыли трубы. Взреяли пестрые флажки. Однако вместо торжественного открытия очередного турнирного дня бледный герольд сразу объявил первую пару поединщиков.

– Благородный рыцарь и ландмейстер германского братства Святой Марии Герман фон Балке сегодня утром с восходом солнца вызвал на суд Божий оружием благородного рыцаря и ландмейстера германского братства Святой Марии, Дитриха фон Грюнингена, – отчеканил в морозном воздухе старший герольд.

Народ ахнул. Такого не ожидал никто. Бурцев – тоже. Блин! Похоже, с фон Бербергом теперь придется обождать.

– Вызов принят! – распорядитель турнира запнулся, словно ошарашенный уже сказанным и не веря в слова, которые ему еще надлежало произнести. Впрочем, ристалищный оратор быстро взял себя в руки, продолжил: – Его преосвященство епископ Вильгельм Моденский, посланник Его Святейшества Папы Григория Девятого благословил этот бой от имени Господа и Святого Рима.

Толпа загомонила. Папский легат не препятствует бою Христовых братьев! Наверное, здесь это было сенсацией. Герольд ждал тишины. Бурцев невольно прислушивался к разговору окружавших его крестоносцев.

– Мир катится в тартарары, – недовольно пробормотал один. – Мало того, что посланник Рима лично присутствует на турнире, так он еще и поощряет поединки между рыцарями креста, которых Господь призвал карать язычников, а не сражаться друг с другом на потеху публике.

– Боюсь, его преосвященство епископ Моденский сейчас думает о чем угодно, но только не о соблюдении Божьих заповедей, – согласился второй тевтон.

– А может быть, это всего лишь попытка преодолеть раскол в братстве, – задумчиво произнес третий – пожилой и седовласый рыцарь. – Если на Божьем суде, да при стольких свидетелях, один из ландмейстеров одержит верх над другим, вокруг победителя, несомненно, сплотятся и прусские и ливонские рыцари. Тогда… Наверное, тогда в поединке есть смысл. Но только в поединке честном и правом.

Гомон наконец стих. Ненадолго. Зрители удивленно выдохнули в третий раз, когда герольд закончил свою речь:

– Благородный Герман фон Балке и благородный Дитрих фон Грюнинген решили биться насмерть в вольном поединке. Каждый выберет оружие для боя по своему усмотрению. И да рассудит Господь спор братьев ордена.

Глава 53

Герман фон Балке не был оригинальным. Классические черные тевтонские кресты на белом фоне наглядно демонстрировали, интересы какой орденской группировки он здесь представляет. Пожилой ландмейстер выехал в снаряжении, предназначенном для благородного гештеха. Конь, латы, шлем-ведро, щит, копье. Копье – не турнирное – боевое. Видимо, того же фон Балке ждал от противника. Собственно, того же от ливонца ожидали сейчас все.

Дитрих фон Грюнинген, однако, ожидания эти обманул самым бессовестным образом. Глава Ливонского дома немецких крестоносцев ступил на ристалище пешим. Без доспехов, без оружия. С непокрытой головой. В грубом рубище. В руках его было лишь кое-как свернутое знамя ливонских рыцарей. То самое – с Девой Марией и маленьким крестиком в уголке. Простое полотнище, даже без древка, которым можно было бы попытаться отмахнуться от противника.

Бурцев охнул вместе со всеми. Что за фигня?! До какой же степени нужно быть фанатиком, чтобы выходить против конного рыцаря-копейщика с куском тряпицы? Дитрих же неторопливо и благоговейно разворачивал хоругвь.

Фон Балке сорвал шлем. Гневный пурпур заливал лицо крестоносца.

– В чем дело?! Я отказываюсь биться с безоружным и пешим противником!

– Таково условие боя, сын мой! – строго провозгласил папский легат. – Вы оба вышли на суд Божий, и каждый из вас держит в руках то оружие, на которое уповает. И совершенно неважно, насколько грозно или безобидно оно выглядит…

– Но, ваше преосвященство, какая честь и какой прок будет в столь очевидной победе? – негодовал фон Балке.

– Ты еще не одержал победы, а уже предаешься гордыне, – грозно нахмурил брови эмиссар Рима. – Это великий грех. И он может быть жестоко наказан сегодня. Если не желаешь сражаться, Герман фон Балке, – тогда склони свое копье к земле и покинь ристалище. Но отказ от поединка будет расцениваться как поражение в Господнем суде.

– Хорошо! – рявкнул фон Балке. – Я убью этого ливонского молокососа, но призываю всех в свидетели, что он сам хотел своей смерти.

Всадник снова надел шлем. Вильгельм Моденский молча кивнул.

– Готовы ли к бою господа рыцари? – заискивающе поинтересовался старший герольд.

Бедняга страшно волновался. Неудивительно. Вряд ли до сих пор ему приходилось объявлять о начале более странного и предсказуемого поединка.

– Давно! – прогудел из-под шлема фон Балке.

– Я тоже готов! – ливонец наконец развернул ливонское знамя.

Нет, он не стал устрашающе размахивать хоругвью, читая молитвы и распевая церковные гимны. Фон Грюнинген жестом фокусника извлек из складок своего полотнища… извлек… извлек?!

Взмах геральдического флажка – и Герман фон Балке пришпорил коня. А Дитрих фон Грюнинген аккуратно положил знамя подле себя и…

Ну, ни хрена ж себе!

Безоружный пехотинец обрел оружие. И мгновенно изменил расклад сил. В руках ливонского ландмейстера тоже появился металл – не вызывающе-блестящий, как у противника. Тусклый, скромный… Знакомый, слишком хорошо знакомый Бурцеву. Видел он уже такую штучку. В музеях видел. А еще во Взгужевеже – в главной башне Освальдова замка. Даже держал в руках. И палил из нее. Очередями.

Дитрих поднял ствол «шмайсера». Короткий автоматный ствол. Или, если уж быть совсем точным, ствол пистолета-пулемета «МП-40». Но, блин, откуда?! От-ку-да-он-здесь?!

Дитрих дернул затвор, навел оружие на приближающегося всадника.

Откуда-а-а?! Обе обоймы «шмайсера», занесенного в тринадцатый век фашистским послом, Бурцев собственноручно опустошил в бою за «Башню-на-Холме», а автомат позже утопил в болоте. Значит, тот «МП» не был единственным?

Дитрих целился. Со знанием дела, но неуклюже. Как боец, прошедший ускоренные курсы огневой подготовки. Очень ускоренные, но прошедший. Кто же, интересно, ему преподавал? Кто сунул в руки оружие, которое появится лишь семь веков спустя? Кто продемонстрировал убойную силу немецкого «шмайсера»? У Бурцева имелось только одно соображение на этот счет: хэр тайный рыцарь, владелец эсэсовского кинжала и кольца «Мертвая голова». Кажется, напрасно он его недооценивал. Кажется, зря успокаивал себя все это время.

Конный тевтон уже проскакал половину ристалищного поля. И останавливаться не собирался. Ландмейстер несся вперед, нацелив смешное копьецо на врага, выставив перед собой жалкий щит. Разглядел, небось, уже неведомую вещицу в руках ливонца, сообразил, что парень-то вовсе не так прост, как кажется. Но вот насколько непрост, этого фон Балке, конечно, уже не понять. Ишь, как галопирует – всадил шпоры в конские бока по самые пятки. Наверное, принял незнакомое оружие за диковинный самострел, вот и прикрывается щитом, вот и старается поскорее проскочить простреливаемое пространство да достать противника копейным острием. Только вот недооценил тевтонский рубака мощь и скорострельность фон Грюнингова «самострела».

Дитрих ждал. Подпускал поближе. Чтоб уж наверняка. Да куда ближе-то! Расстояние осталось – можно лупить не целясь – с бедра, с живота… Мишень – более чем ростовая. Мчит прямо, не виляет зигзагами. Остается только нажать на спусковой крючок. Если, конечно, знаешь, как это делается.

Фон Грюнинген знал. Фон Грюнинген нажал.

Грохот выстрелов.

Дернувшиеся кони.

Застывшие люди…

Длинная очередь оглушила Бурцева. Очередь ударила снизу вверх – от копыт рослого тевтонского коня до топхельма крестоносца. И прошила все.

Черный крест на белом щите – тоже. Легко и просто прошила. Навылет.

Вскрик фон Балке. Вопль толпы…

Упали оба – и конь, и всадник. Закувыркались, покатились по инерции в грязном снегу. Задергались, забились в конвульсиях.

Еще очередь.

Ни тот, ни другой не поднялся.

Вообще-то, жертв было больше. Не зря ливонец подпускал врага так близко – стрелок из него все-таки никудышный. Нетвердо, ох, нетвердо держали немецкий «шмайсер» неумелые руки ландмейстера. Оружие в тех руках ходило ходуном, ствол водило, как у старшеклассника, впервые посетившего стрельбище на школьных военных сборах. Да, конечно, несколько пуль вошли в цель. Не могли не войти на таком-то расстоянии. Но остальные ударили в снег. В небо. И по плотной стене зрителей.

За ристалищной оградой три человека свалились замертво. Еще с полдюжины корчились и кричали от боли. Обильно лилась кровь из незнакомых здешним лекарям пулевых ран. Толпа, крестясь и воя, в ужасе расступилась, шарахнулась прочь от несчастных. Десятки людей рухнули на колени. Отовсюду зазвучали душеспасительные молитвы. И чернь, и знать взывали к небесам о милости и снисхождении. Взывали истово, дико. Беспричинная смерть от грома и молнии средь бела дня и при ясной погоде была выше их понимания.

Гомон стоял такой, что герольд не имел возможности объявить нежданную победу одного орденского ландмейстера над другим. Впрочем, старший распорядитель турнира и не собирался этого делать. Отвисшая челюсть, выпученные глаза, рука, машинально совершающая крестообразные движения… Не скоро бедняга сможет вновь приступить к выполнению своих обязанностей.

Но ничто не длится вечно. Новых очередей не последовало. Паника схлынула. Страх – самый первый, самый жуткий – начинал рассеиваться. Люди поняли: небеса не рухнули на землю, а начавшийся было Конец Света, по безграничному милосердию Божьему, пока отменяется. Люди приходили в себя. Поднимались с колен. Осматривались в поисках виновника недавних страхов.

Долго искать не пришлось. Одинокая фигура ливонского ландмейстера с сатанинской машиной в руках так и мозолила глаза на пустынном ристалище.

– Дьявол! Дьявол! – послышались слабые разноголосые выкрики.

– Дьявол! – через секунду они уже слились в единый рев.

Толпа простолюдинов волновалась. Волновались и приезжие рыцари, призванные защищать Христову веру. Волновались братья ордена Святой Марии с крестами на щитах и одеждах. А пуще всех ярились тевтоны, из свиты павшего фон Балке. Мечи со скрежетом покидали ножны… Пожилой кульмский каноник – тот, что выходил вчера к погибшему Земовиту, – в ярости потрясал кулаками:

– Фон Грюнинген продал душу дьяволу! Князь Тьмы тянет свои грязные лапы к кресту братства Святой Марии! Смерть ливонцу! Смерть ему!

– На-ко-стер!!! – вторила толпа.

На ливонского ландмейстера было жалко смотреть. Он уже не выглядел торжествующим победителем в затянувшемся противостоянии с серьезным противником. Дитрих фон Грюнинген испуганно водил стволом из стороны в сторону. Лицо его было бледным.

На помощь к ландмейстеру стягивались верные рыцари и слуги из братства Ливонского дома. Но много ли проку от таких вояк? Оружие обнажено, а в глазах – страх. Кому охота защищать господина, вступившего в сговор с самим Князем Тьмы? Да еще и драться за него со всей крестоносной толпой.

Народ еще не решался войти на ристалище. Но гудел все громче, все возмущенней. И гул этот раззадоривал тевтонских рыцарей, жаждавших возмездия.

Глава 54

– Ти-хо! – громоподобный рык разнесся над ристалищем.

Вильгельм Моденский поднялся со своего места и воздел обе руки к небу, требуя внимания. Люди замерли, вопли смолкли. Только стоны раненых слышались в наступившей тишине. Все правильно: посланник Святого Рима должен сказать решающее слово.

И епископ сказал.

– У германского братства Святой Марии, идущего в бой под знаменем со святым крестом и с молитвой на устах, особая миссия. Орден обороняет восточные границы христианского мира и несет свет истинной веры в заблудшие души. А потому Господь милостивый и Дева Мария не обделяют своим вниманием тевтонских братьев. Именно с их благословения сегодня решилась судьба ордена так, как она решилась. Два рыцаря бились в честном поединке…

В честном?! Бурцев лишь прицокнул языком.

– … бились за право возглавить Христово воинство. Герман фон Балке призывал отказаться от угодного Богу похода на восток и желал примириться с нашими злейшими врагами – последователями византийской ереси. Дитрих фон Грюнинген же, наоборот, готов вести воинов Христа на Русь. Грешный делами и помыслами сегодня пал. Достойный одержал победу. Суд Господний оружием указал нам правого в этом споре. И горе тому, кто осмелится поднять руку на победителя, избранного дланью Всевышнего.

– Но фон Грюнингену помогал сам дьявол! – выкрикнул кульмский священник. – Все видели это! Он до сих пор держит в руках самострел, извергающий пламень адовой бездны!

– В суде Божьем невозможно воспользоваться помощью дьявола, – грозно пророкотал легат. – Господь никогда не допустил бы этого. А потому я, посланник Святого Рима, епископ Моденский Вильгельм, свидетельствую: благородному Дитриху фон Грюнингену оружие для поединка вручили ангелы небесного воинства. И я от имени Папы отныне и навеки благословляю это оружие!

Толпа вновь зашумела, загудела. Теперь уже не возмущенно – изумленно. Бурцев тоже был в шоке. Ничего ж себе заявочки! Ангелы, значит?! Хм, знавал он одного такого ангелочка. В эсэсовской форме. Собственноручно зарубил его в подвале замка Взгужевежи. И ни перьев, ни пуха при этом не заметил.

Стоны несчастных, случайно попавших под пули, наконец привлекли всеобщее внимание. Да, кстати, а эти-то бедолаги чем провинились перед «ангельским» оружием?

Папский легат словно прочитал мысли Бурцева.

– Господь соизволил покарать не только фон Балке, но и других грешников, – короткий кивок в сторону раненых и убитых зрителей. – Это чудо явлено для укрепления истинной веры в ваших сердцах и устрашения ее врагов. Есть ли еще несогласные с Божьей волей?

Несогласные были. Прусские рыцари из охраны фон Балке, сгрудившиеся вокруг своего брата-каноника. Уступать они явно не собирались.

– Требуем личного разбирательства его святейшества! – крикнул пожилой священнослужитель. – Без разрешения Папы нельзя благословлять неведомое оружие, плюющееся адским пламенем. Его следует отправить в Рим, чтобы там…

– Я здесь представляю волю Папы и Святого Рима. И я решаю, что следует делать, а чего делать не следует. Ваше же неумение отличить небесный огонь от адского пламени, брат мой, вкупе с непокорностью, явленной посланнику его святейшества, наводит на определенные размышления.

Тевтонский каноник поднял седую бородку. Его прищуренные глаза смотрели на папского легата с ненавистью.

– Ваши слова и поступки тоже заставляют нас усомниться, тот ли вы человек, за кого себя выдаете. Благородный Вольфганг фон Барнхельм говорил вчера о некоем обозе, разгромленном в лесу разбойниками. Молодой рейнский рыцарь даже предъявил нам епископский жезл, найденный там. Так, может быть, истинного посла Рима тоже нужно искать в том обозе? Думаю, нам всем стоит еще раз выслушать Вольфганга.

Епископ, вспыхнув, повернулся к ливонскому ландмейстеру:

– Благородный Дитрих, прикажите своим людям задержать этих смутьянов. Они хотели разбирательства, и разбирательство будет. Разбирательство над ними. Выполняйте волю Господа, гроссмейстер.

– Что?! Гроссмейстер?! – Рыцари Германа фон Балке негодовали. – Верховного магистра братства Святой Марии еще должен избрать Орденский совет!

– В этом нет необходимости, – улыбнулся Вильгельм. – Угодного Господу магистра нам указало уже Божье провидение.

Кульмский каноник в гневе тряс бородой:

– Никому не позволено менять процедуру избрания гроссмейстера, одобренную самим Папой. Или, быть может, у вас имеется булла из Рима, дающая такое право? Тогда покажите ее нам. А если нет, то позвольте магистрам, ландмейстерам, маршалам и комтурам самим вершить судьбу своего ордена.

Папский легат глянул на ристалище:

– Дитрих, этот зарвавшийся еретик должен немедленно замолчать. Если ты все еще рассчитываешь на мою помощь, заставь его сделать это.

Бледный как мертвец фон Грюнинген поднял «шмайсер». От короткой автоматной очереди снова вздрогнули люди и кони.

Кульмский священник пошатнулся. На белом плаще и черной рясе проступили темные разводы.

– Дьявол, – выхаркнул кровью умирающий каноник.

И пал на руки собратьев по ордену.

В этот раз ненависть прусских рыцарей была сильнее страха.

– Измена! – обнаженные тевтонские мечи взметнулись в воздух. – С нами Бог!

Глава 55

На призывный клич сторонников мертвого фон Балке откликнулось немало кульмских рыцарей. Ливонцы же тесной кучкой сгрудились вокруг своего предводителя. Остальные братья и полубратья ордена медлили в нерешительности. Приезжие рыцари-гости выглядели совсем уж растерянными. Не зная, чью сторону принять, они отступили от ристалищной ограды. Напуганная чернь откатилась тоже. Знатные дамы почувствовали, что турнирные игры закончились и теперь с визгом и давкой спешили покинуть трибуны. Ристалище грозило превратиться в поле боя.

Ливонцев в этом противостоянии оказалось значительно меньше прусских рыцарей. Правда, Дитрих все еще размахивал «шмайсером». Но сколько у него там осталось патронов? Вряд ли больше десятка. А стрелок он никудышный. И повторная стрельба никого уже не застанет врасплох. Страшно будет, конечно, но если противник преодолеет этот страх, фон Грюнингену – крышка. Один-единственный ствол, будь он хоть ангельского, хоть дьявольского происхождения, не остановит бьющихся за власть.

Рыцари сходились. Точнее, тевтоны перли на ливонцев молчаливой злобной массой. Строить привычную «свинью» в пешем строю, да на ристалищной площадке, не имело смысла. Кульмские крестоносцы просто спрыгивали с трибун, подныривали под ограждения и шли по утоптанному грязному снегу. Намечался самый зрелищный турнир этих дней. Пеший, групповой, на боевых мечах, без правил и жалости. Кровавая рубка на уничтожение.

– Остановитесь, грешники! – Вильгельм Моденский попытался предотвратить столкновение.

Ага, как же! Ливонцы – те и рады бы решить дело миром, однако прусско-тевтонскую братию бархатная революция не устраивала. Совершить переворот малой кровью не удалось. Крови сегодня прольется больше, гораздо больше.

Кульмские тевтоны не вняли призывам папского легата. Фон Балке убит, а верховная орденская власть на их глазах утекала из Пруссии в Ливонию. Этого допустить они никак не могли. Разгоряченные кульмцы намеревались попросту давить ливонцев массой. Невзирая на силы ада, подчинившиеся фон Грюнингену, и рык его преосвященства.

Епископ Моденский угрюмо замолчал. Молчала и его черносутанная свита. И то верно: что могут сделать увещевания священников там, где уже обнажена отточенная сталь? Мечи блестели на солнце. О посланцах Рима забыли окончательно. Забыли все. И напрасно.

Краткая команда его преосвященства прозвучала, когда между противниками оставалось несколько шагов, а фон Грюнинген уже целил по первой ломаной шеренге кульмских рыцарей. Бурцев не расслышал, что именно произнес Вильгельм, но увиденного было более чем достаточно. И увиденное совсем уж не лезло ни в какие ворота…

Епископская свита действовала четко, слаженно.

Делай раз – распахнуты широкие плащи. Делай два – не мечи и не кинжалы, а укороченные «шмайсеры» появились из-под черных сутан. Делай три – и священнослужители ловко вставили магазины. Щелкнули затворы, чернорясники изготовились к стрельбе. Сам папский легат держал в руке «вальтер». Судя по стойке, которую принял падре, с пистолетом ему обращаться уже приходилось. И не раз.

Невероятно! Что же все-таки здесь происходит?!

Ясно одно: не только тайный рыцарь с эсэсовским кольцом и кинжалом причастен к обучению ливонского ландмейстера стрельбе из «МП-40». Скорее всего, и фон Грюнинген, и тайный рыцарь, и папский легат со своей псевдомонашеской братией действуют здесь заодно. Хотя какой он, на фиг, легат! Наверняка кульмский священник был прав: настоящий посланник Рима сгинул в болоте, оставив после себя лишь епископский жезл да бочку рейнского. Теперь-то Бурцев не сомневался: не простые разбойники напали на обоз его преосвященства. И не случайно дырка в винном бочонке фон Барнхельма так напоминала пулевое отверстие.

Судя по всему, тайные планы Гитлера и Гиммлера перекроить историю не ограничивались посылкой в прошлое одного-единственного переговорщика. Эсэсовцев-хрононавтов в неспокойное тринадцатое столетие заброшено больше, гораздо больше. Как – это уже другой вопрос. Но, глядя на автоматчиков в одеждах священнослужителей, Бурцев осознал, насколько наивно было с его стороны убеждать себя в обратном. Фашики – ребята предусмотрительные и перестраховщики еще те. Не вышло у них с Конрадом Тюрингским – так получится с Дитрихом фон Грюнингеном.

Все ведь сходится! Кто-то расстрелял епископский обоз и на скорую руку замел следы преступления. Кто-то после этого играл чужую роль, пряча под монашескими рясами «шмайсеры». Кто-то помог ливонскому ландмейстеру устранить основного конкурента в борьбе за пост орденского гроссмейстера и объяснил смерть фон Балке Божьим провидением. Кто-то явно и грубо проталкивает в верховные магистры братства Святой Марии Дитриха фон Грюнингена и всячески поощряет его план крестоносного натиска на Восток.

– Фойер! – рявкнул тот, кто выдавал себя за епископа Вильгельма Моденского.

И сам сделал первый выстрел. Сверкнуло, грохнуло. Ткнулся лицом в снег здоровяк в тевтонском плаще. «Так вот ты какой, пастор Шлак…» – мелькнула у Бурцева дурацкая мысль.

Еще десяток стволов отхаркнули огненную отрыжку. О, святая братия в монашеских одеяниях палила толково и метко, выкашивая экономными короткими очередями в два-три патрона мечников фон Балке и недовольных кульмских рыцарей.

Дружные залпы «ангельского» оружия произвели впечатление и на ливонцев. Свита ландмейстера Дитриха дружно бухнулась на колени. Сам перепуганный фон Грюнинген забыл о своем грозном оружии и торопливо огораживал себя от свистящих пуль крестным знамением. Пули, впрочем, ливонцев не трогали. Псевдоепископ и его команда были хорошими стрелками.

Сторонники покойного фон Балке один за другим падали в грязный снег. На белых плащах с черными крестами расплывались красные пятна. Крики, вой, ор, стоны и проклятия оглашали ристалище.

И все же с полдюжины тевтонов дорвались до врага.

– Готт мит у-у-у!..

Обезумевшие от редкой, но гремучей смеси ярости и страха, они врубились в коленопреклоненные ряды ливонцев. Полетели срубленные головы тех, кто не успел подняться и принять бой. Зазвенели мечи более расторопных. Вспыхнула бешеная рукопашная схватка.

Часть прусских рыцарей, верных фон Балке, тем временем с фланга атаковали трибуны, откуда палили по ристалищу святоши фальшивого Вильгельма Моденского. С другой стороны на помост лезли кульмские кнехты. Мелькнули в воздухе арбалетные болты. Один из автоматчиков уже корчился со стрелой в животе.

Орево на ристалище и вокруг него стояло несусветное. Пули свистели всюду. Одна – шальная, рикошетная – царапнула королеву турнира.