Текст книги "Орден"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 68 страниц)

Глава 44

– Господин Конрад Ландграф Гессенский… – торопил с ответом мистер «Т».

А чего торопить-то?

– Знаешь что… – усмехнулся Бурцев в лицо орденскому толмачу. – Передай-ка своему хэру, чтобы шел он на… Вот-вот, то самое и передай. А еще…

Сержант, отвесив челюсть, медлил с переводом, то ли не зная, как поделикатней пересказать Конраду слова дерзского пленника, то ли толком не разобрав мудреного оборота речи. А может, просто не находил соответствующей лексики в старонемецком.

Впрочем, магистр, кажется, все понял без перевода. Он вновь повернулся к куявскому князю, заговорил быстро и озабоченно:

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, говорить, что ты пленил русский лазутчик, герцог Казимир, – перевел тевтонский сержант. – Это есть большая удача, но господин Конрад сильно тревожить, что русский шпион охотится за Агделайда. Это значит, что наши планы уже не есть секрет!

Секрет?! Так-так-так…

– Пан Конрад считает, что кто-то из русских князей знает о предстоящем крестовом походе? – нахмурился куявец.

Крестовый поход? Ишь ты! Дело становится все интереснее!

– И этот неизвестный русский князь тоже хочет взять в жены Агделайду, чтобы самому претендовать на малопольские земли?! – Казимир продолжал размышлять вслух под приглушенное бормотание переводчика. – Гм-м, честно говоря, не ожидал я от русичей такой прыти.

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, считать, что это есть глупо недооценивать опасный враг, – насупился переводчик. – И еще мой господин напоминать куявский герцог, что земля Малый Польша нужна воинам Христа. Это есть важный плацдарм для поход на восток рыцарей истинной веры. Орден должен строить свой замки на земле Малый Польша. Много замки. Малый Польша есть очень выгодная позиция на границе с Русь. Оттуда ударит главный силы ордена и его союзники.

– Неужели для начала крестового похода ордену и его союзникам будет недостаточно приграничных владений моего отца на востоке Мазовии и земель Пруссии и Литвы, на которые вы давно положили глаз, – сварливо пробурчал Казимир. Так разговаривает человек, который уже смирился с неизбежным и ерепенится больше для вида. – Зачем обязательно строить замки на землях моей будущей супруги княжны Агделайды?!

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, устал объяснять упрямый герцог Казимир, что Мазовия, Пруссия и Литва есть вспомогательный участок для будущий поход, – яростно сверкнул глазами сержант. – Там малый войско рыцарей и кнехтов вступить на северный новогородский и псковский земля. А основной удар по еретикам византийской веры – руссам должен быть с Малый Польша. Оттуда Христово воинство через Галицкое, Владимиро-Волынское и Полоцкое княжество идти на Киев и Смоленск. А потом – на остальной Русь – до рязанских и переславских владений.

Бурцев слушал, раскрыв рот. Что-то ему все это напоминает. Ну конечно! Гитлеровский план «Барбаросса» – вот что! Группы армий «Центр», «Юг» и «Север» наступают на смоленском, киевском и ленинградском направлениях. Правда, за неимением Питера крестоносцы в качестве основной северной мишени выбрали Новгород. М-да, есть, значит, свою фюреры и в тринадцатом веке…

– А затем наступит очередь богопротивных язычников-татар, – продолжал переводчик. – Так есть правильно, герцог Казимир. И только так есть. Даже Рим уже благословлять дальновидный план господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский.

Бурцев мотал на ус. Не все, оказывается, известно Освальду Добжиньскому! Малопольские земли-то нужны тевтонам вовсе не как самоцель, а лишь для осуществления первоначального этапа грандиозной экспансии на Восток. Именно ради этого затеяна вся интрига с замужеством краковской княжны Аделаиды! Геополитика, блин, однако…

Основательно закрепившись в Малой Польше, понастроив на границе с русскими княжествами военных баз в виде неприступных замков, крестоносцы двинутся дальше. Орденским братьям, заручившимся поддержкой Папы Римского, достаточно будет кликнуть клич и возглавить нашествие, а уж там к тевтонам с радостью присоединятся жадные до драки и добычи мелкие феодальчики вроде Освальда, которым пока не посчастливилось урвать свой кусок в бесконечных междоусобицах на тесных землях старушки Европы. Обделенным судьбой воякам нужен только новый командир и новая идея, что облагородит очередной завоевательный поход. А нести светоч истинной веры погрязшим в византийской «ереси» русичам и диким язычникам степей – чем не альтернатива освобождению Гроба Господня!

Все то европейское рыцарство, которому сарацины пообломали рога в Палестине, теперь хлынет на земли русских княжеств. Грядущую северную битву с псами-рыцарями на Чудском озере в этой мясорубке никто, наверное, и не заметит. Вспомогательный участок есть вспомогательный участок. А судьба Руси будет решаться на направление главного удара. И судьба эта казалась Василию незавидной.

Противостоять единому натиску крестоносцев разрозненная, погрязшая в междоусобицах Русь сможет вряд ли. А ведь тевтоны, в отличие от степняков, не откатятся обратно после скоротечного набега. По своему обыкновению, они начнут всячески укрепляться на захваченных землях. Поставят замки, зазовут для освоения чужих территорий германских колонистов и безземельных рыцарей, пожалуют обширные лены верным союзникам. И Русь перестанет быть Русью. А Россия не появится вовек. В общем, татарское иго, если таковое вообще имело место в истории, отдыхает! Гитлер с его становящимся ненужным броском на восток, надо полагать, тоже.

Вот ведь какая хренотень получается. Уберечь Аделаиду от ненавистного брака с Казимиром Куявским – отныне не только дело чести, любви и ненависти… Теперь и Отечество в опасности! Жаль только, ничего сделать уже нельзя. Насчет своей участи Бурцев не обольщался. То, что Конрад и Казимир открыто обсуждают при нем свои сокровенные планы, означает одно: и магистр, и князь списали пленника со счетов. От дерева его отвяжут только мертвым. А может, так и оставят – гнить на крепких веревках. В назидание разбойникам и шпионам.

– Надеюсь, лазутчик не успел передать своему господину, кем бы он ни был, сведения о том, что княжна Агделайда уже находится в наших руках, – произнес Казимир.

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, говорить, что руссы не должны знать того впредь, – отозвался переводчик. – Господин Конрад говорить, что нужно убивать твой пленник, герцог Казимир. Но сначала узнать все, что знать он. И лучше делать все это прямо здесь, а не в Сродобурге. Чужой город есть большое чужой ухо. Не есть очень хорошо, если оно станет слышать признания Вацлава.

– О, разумеется! – расплылся в улыбке князь Куявии. – Вацлав все расскажет нам прямо здесь. А потом сдохнет. Тоже здесь.

Магистр Конрад вновь подал коня к связанному Василию. Заговорил, глядя сверху вниз. Сержант был тут как тут.

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, спрашивать тебя, русич Вацлав, отвечать ты на все вопрос сам или тебя пытать?

Бурцев промолчал. Хоть под пыткой, хоть без оной ничего вразумительного сказать он все равно не сможет. Не лазутчик он. И не посылали его шпионить в польских землях русские князья. И Аделаиду он пытался умыкнуть не в угаре вассальной преданности, а в тайной надежде на то, что, может быть… когда-нибудь…

И кто этому поверит?!

Так и не дождавшись ответа, Конрад вновь обратился к Казимиру:

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, – затараторил переводчик, – интересовать, как герцог Казимир желать пытать и умертвлять свой пленник.

– Огнем и мечом, – буркнул куявец. – Другого у меня нет. Я князь и воин, а не палач. Ничего, кроме оружия, я с собой не вожу.

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, говорить, что это не есть предусмотрительно.

Конрад Тюрингский что-то прокричал своим людям.

Через пару минут спешившийся крестоносец с угрюмым лицом, густой проседью в волосах и невыразительными глазами усталого садиста сильными ловкими пальцами раскладывал перед пленником свой походный арсенал.

Щипцы, щипчики и щипчища, ножи самых невообразимых видов, форм и размеров. Иглы, ножницы, тиски для пальцев, воронки для вливания в рот кипятка и расплавленного олова, шипастые валики и «скалки» для сдирания кожи… Много чего здесь было.

Бурцев взмок. Давно ему не становилось так паршиво.

– Господин Конрад Ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии, говорить, что теперь вы можете просто давать приказ, герцог Казимир. Наш брат Себастьян есть искусный мастер по добыче правды.

Сержант хихикнул. Наверное, последнюю фразу он добавил от себя. В качестве шутки. Очень смешно! До чего же легко и спокойно служилось в ОМОНе!

Глава 45

«Давать приказ» Казимир не успел. В застывшем воздухе что-то просвистело. Предпыточную тишину нарушил громкий чмок. Брат Себастьян, искусный мастер по добыче правды, упал с пронзенным насквозь черепом в груду аккуратно разложенного железа. Окровавленное острие стрелы торчало из затылка.

В пустой глазнице подрагивало оперение. По щеке медленно стекала кровь и слизь лопнувшего глаза. Стрела, что вышибла его, была длинной, очень длинной. Гораздо длиннее польских стрел. Доводилось Бурцеву видеть такие в Вроцлаве. Татарская стрела!

Ноги палача еще сучили в предсмертной агонии, а на тевтонов и куявцев посыпались новые стрелы. Заржали раненые кони, возопили люди. Шальной железный наконечник с сухим стуком ударил в дерево у виска Бурцева.

Конрад и Казимир первыми прикрыли головы шлемами, подхватили щиты и рванули из ножен мечи. Три человека, не столь расторопные, уже корчились на земле рядом с братом Себастьяном. А стрелопад продолжался. Маячившие в отдалении, у самой рощи, легковооруженные всадники отнюдь не рвались в рукопашную. Небольшой, в общем-то, отряд – десятка полтора-два. Но гоняться сейчас за этими подвижными конными лучниками – дохлый номер. Стоять на месте и бестолково подставляться под их стрелы – еще глупее. А тугозарядные куявские арбалеты никак не могли сравниться со скорострельными луками противника.

Из сродовской крепости, правда, выдвигалась подмога, но слишком медленно, слишком далеко.

Упал, пронзенный стрелой, еще один рыцарь с крестом на плаще. И два кнехта князя Казимира.

Тевтоны обступили магистра со всех сторон. Короткий выкрик на немецком – и украшенное черными крестами каре спешно двинулось к городским укреплениям. Построение не ломалось: дисциплинка у тевтонов была покруче, чем у татаро-монгол. За воинами Христа начали в беспорядке отступать и куявцы.

Казимир чуть замешкался. С обнаженным клинком в руке он приблизился к связанному Бурцеву. Огнем и мечом, так? Что ж, мечом все-таки лучше.

Сразу две стрелы впились в бок княжеского коня. Раненое животное осело на задние ноги, рухнуло наземь. Всадник едва успел спрыгнуть с седла. Оруженосец Казимира, молодой юноша в кожаной кирасе и с газообразным шлемом на голове, тут же подскочил к нему, отдал господину поводья своей лошади.

– Спасайся, князь! Твоего пленника все равно убьют татары. Спаса…

Сильный толчок бросил его прямо в объятья Казимиру. Между лопаток верного оруженосца трепетала стрела.

Больше Казимир медлить не стал. В Сродовскую крепость он влетел на лошади павшего юноши.

… Татары не убили пленника. Всадники в мохнатых шапках покружили у одинокого дерева, собирая свои стрелы и добивая раненых. Крепость, в которой уже укрылись магистр Конрад и Казимир Куявский, пока не извергала карательных отрядов – сродовцы, видимо, опасались, что вслед за небольшим отрядом вот-вот подтянутся основные силы противника. И все же степные кочевники чувствовали себя вблизи чужого города неуютно. Они не стали нагружаться трофеями, а повернули коней к далекой рощице.

Только один всадник задержался возле Бурцева. Невысокий круглолицый воин с миндалевидными глазами, редкими бровями и маленькими усиками. Его легкий доспех буйволовой кожи с нашитыми на груди и животе костяными пластинками из лошадиных копыт смотрелся довольно экзотическим полушаманским нарядом. На голове возвышался колпак из кожи и меха, усиленный железными полосами: и шапка, и шлем одновременно. Сзади – на спине – болтался плетенный из упругих веток и обтянутый кожей щит – легкий, но вряд ли достаточно прочный, чтобы выдержать удар рыцарского копья или меча. А вот кривая сабля на поясе – оружие, отсутствующее у других конных лучников, показывала, что внимание к пленнику проявляет предводитель отряда.

Сабля выскользнула из ножен.

– Кем син?[20]20
  Кто ты? (Татарск.)


[Закрыть] Кем?

Бурцев пытался понять кочевника…

– Алман?[21]21
  Немец? (Татарск.)


[Закрыть]

– Юк[22]22
  Нет (Тарарск.)


[Закрыть], – Незнакомое слово вырвалось само собой. Незнакомое Бурцеву, но не его предкам.

Брови над раскосыми глазами поднялись вверх. Сабля всадника – тоже.

Или замочит прямо сейчас! Или… освободит?

Изогнутый клинок блеснул на солнце. Путы ослабли.

– Вире![23]23
  Сюда! (Татарск.)


[Закрыть] – позвал подчиненных воин с саблей. – Тиз![24]24
  Быстро! (Татарск.)


[Закрыть]

Бурцева отвязали от дерева лишь для того, чтобы связать снова. Он даже не успел восстановить кровообращение в посиневших руках и отогнал прочь мысль о сопротивлении. Сопротивляться? Зачем?! Между пыточными инструментами тевтонов и жесткими веревками из конского волоса Бурцев все-таки выбрал последнее.

– Пойдешь со мной! – безапелляционным тоном заявил всадник.

Бурцев уже не удивлялся тому, что понимает его без перевода. Чему удивляться-то? Если частичка польской крови при переносе во времени пробудила генетическую память и распахнула лингвистический багаж далеких предков-шляхтичей, то же самое должно случиться и с языковым наследием татарских прапра-прадедушек и бабушек. Вот с немцами, да, не повезло. Ну нет в нем ни капли немецкой крови, и все тут.

Кочевники уже затягивали на связанных спереди руках пленника петлю аркана.

– Умрешь, если будешь упрямиться, – пригрозил предводитель.

– Яхши, – пожал плечами Бурцев. – Хорошо.

Лошадей в галоп не пускали. Кочевники ехали рысью, но взятый с самого начала темп не снижали.

Полонянина гнали на аркане, конец которого был прикреплен к седлу обладателя сабли. Гнали хорошо, гнали долго. Давненько Бурцев не совершал таких пробежек по пересеченной местности. Пару раз он падал, волочился по земле на прочной веревке, изловчившись, вскакивал снова и бежал… бежал… Нужно было бежать, ведь вряд ли татары станут церемониться с пленником, ставшим обузой: секир башка – и дело с концом.

Вообще-то за каждым кочевником рысили запасные коньки. Однако полонянина в седло не сажали. Коней степные воины берегли…

Насколько Бурцев понял, его перехватил один из передовых дозоров, рыскающих в далеком отрыве от основных сил. Раздобыв пленника и осмотрев сродовские укрепления, разведчики возвращаются, чтобы отчитаться перед своим ханом.

В лагерь кочевников он прибыл в состоянии загнанной лошади. Плохо соображая, куда и зачем его ведут, Бурцев с трудом переставлял ноги. Но пока еще переставлял.

Глава 46

Между двумя огнями, горевшими перед входом в большой, но отнюдь не блистающий роскошью (длинные жерди да войлочная ткань) шатер Бурцева и пленившего его татарина угрюмые охранники в чешуйчатой броне вели так медленно, словно намеревались зажарить или закоптить обоих заживо. Степной воин отдал провожатым оружие и теперь стоически сносил едкий дым и жар углей. Так и должно быть. Огонь для языческой культуры многих кочевых племен является святыней. Огонь очищает помыслы проходящих мимо, а значит, иной дороги в шатер татаро-монгольского военачальника нет.

Их подвели ко входу на южной стороне юртообразного жилища. Бурцев нечаянно вдохнул очередную порцию дыма. В горле запершило, сухой кашель сотряс все кости. А в следующую секунду стража копейными древками впихнула его под полог шатра. Кто-то со сноровкой бывалого спецназовца бросил Бурцева мордой в землю. Удар, правда, немного смягчил затоптанный ковер.

Он поднял глаза. Рядом уже лежал ниц предводитель татарских лучников. Кочевник распластался без чужой помощи – по собственной воле. Застывшими статуями встали у входа телохранители. В центре округлой юрты тлели угли очага. Над ними – отверстие в крыше. Для выхода дыма и входа света. Но дыма здесь было много, а света мало.

Возле очага под небольшим углом поднимался опорный столб шатра. За ним, напротив входа, располагался грубый глиняный алтарь с изображением неведомых идолов, кое-как высеченных и размалеванных. Зато слева висела настоящая, вышитая на шелку, картина – портрет симпатичной азиатки. Недурной, надо сказать, портрет.

Справа свалена в кучу богатая сбруя и оружие. Там же восседал и хозяин шатра. Звякнув броней, неподвижный человек шевельнулся. Его скуластое обветренное лицо с редкой растительностью и раскосыми глазами покрывала обильная сеть морщинок. Однако властный взгляд все еще отпугивал старость. Хозяин шатра был крепким и жилистым, а скупые, но точные движения выдавали в нем опытного бойца, всегда готового к смертельной схватке.

Богато вышитые подушки, на которых он восседал, плохо вязались с ладной фигурой воина. Такой мягкий трон больше подходит какому-нибудь изнеженному разжиревшему султану, а не рубаке с солидным стажем. Роскошные подушки предназначалась скорее для демонстрации высокого социального статуса татаро-монгольского военачальника, нежели для потакания его личным прихотям.

Молчание. Изучающий взгляд острых глаз-щелочек. Неторопливый кивок…

– Непобедимый хан Кхайду, внук Тимучина, провозглашенного на Великом курултае Чингисханом – Повелителем Сильных, дозволяет тебе говорить, юзбаши[25]25
  Сотник (Татарск.)


[Закрыть] Бурангул, – торжественно обратился к предводителю разведывательного дозора один из стражей.

Непобедимый хан… внук Тимучина, провозглашенного… Ну, конечно, как же без этого! Бурцев невольно вспомнил «Господина Конрада Ландграфа Гессенского и Тюрингского, магистра ордена Святой Марии…» Да, в тщательнейшем перечислении своих звучных регалий знать Запада и Востока ничем не отличается друг от друга. Или дело не в знати, а в неизменном с сотворения мира желании придворных лизоблюдов услужить власть имущим?

– На пути к Легницким землям стоит крепость с прочными стенами, непобедимый хан. За стенами укрылись польские воины и немецкие всадники, носящие на одеждах черные кресты, – Бурангул докладывал, не поднимая лица от ковра.

– Я смогу взять ее быстро? – сухой голос Кхайду-хана прозвучал в тишине шатра, словно треск обвалившегося дерева. – Ты с лучшими воинами своей сотни ездил в разведку и должен знать это.

Бурангул вздрогнул всем телом, напрягся. Похоже, от верного ответа зависело многое. Может быть, сама жизнь сотника.

– Я… Я не имею права давать советы непобедимому хану. Я могу только сказать то, что видели мои глаза и…

– Говори, – поторопил хан. – Ты достаточно умен, чтобы иметь собственное мнение. Сейчас я хочу услышать его. Только говори правду. Говори то, что думаешь, юзбаши.

Бурангул тяжело вздохнул:

– Для осады потребуется слишком много времени. Этот польский город укреплен почти так же хорошо, как Вроцлав. Захватить крепость штурмом без осадных орудий и огненного запаса трудно. А того и другого мы лишились под стенами Вроцлава.

Пришла очередь вздрагивать Василию. Если хан догадается, по чьей вине татары остались без пороков и горшков с «напалмом»… Лучше б тогда погибнуть тебе, Васек, от меча Казимира.

– А взять изгоном?

– Невозможно, непобедимый хан, – Бурангул еще сильнее вжался в ковер. – Перед крепостью – открытое поле. Даже ночью нельзя подобраться незамеченным. К тому же поляки почти все время держат ворота запертыми.

Хан сокрушенно покачал головой:

– Меня расстроил твой ответ, Бурангул, сильно расстроил. Мы спешим в легницкие земли и не можем тратить время на долгие осады силезских городов.

Бурангул перестал дышать.

– Но мне по нраву твоя смелость, – продолжал хан. – За смелость я вознаграждаю щедро. Ты не веришь в могущество моих туменов и не боишься говорить об этом. Что ж, правильно. Одной верой победы на этих землях не добьешься. Мы сможем обойти крепость, оставив ее в тылу?

– Это возможно, – сотник воспрял духом. – Правда, придется вступить в лес, но…

– Ясно, – оборвал хан. – Теперь расскажи о своем пленнике.

Бурангул расслабился. Но доклад его был краток:

– У поляков и немецких воинов с черными крестами на одеждах было двое пленных. Молодая женщина и этот человек. Женщину увезли в крепость, а его хотели казнить в поле. Мы отбили пленника. Когда я понял, что он говорит по-нашему, то взял его с собой. Ведь здесь, в Польше, это большая редкость. Кроме того, может быть, он укажет непобедимому хану слабое место в обороне крепости.

Только теперь внук Темчина-Чингисхана удостоил Бурцева взглядом.

– Откуда ты знаешь язык воинов степи?

– Я много путешествовал, – уклончиво ответил он. Ответил по-татарски, привыкая к пробудившимся навыкам полиглота.

– За что тебя приговорили к казни носители черных крестов и их польские союзники?

– Дрался против них, вот и приговорили.

– А против нас ты тоже дрался?.. – Глаза кочевника изучали пленника. – Я знаю о лесном отряде, который без разбора нападает на куявцев, мазовцев, немцев и моих воинов. Ты принадлежишь к этому отряду?

Бурцев молчал. Врать в эти проницательные глаза опасно. Сказать правду – еще опаснее.

– Ладно, поговорим о другом. Если ты поможешь взять польскую крепость, то будешь свободен и богат. Если откажешься, с тебя сдерут шкуру и бросят в огонь.

Снова от него требуют невозможного!

– Я не был в крепости и не знаю ее слабых мест. Меня захватили в плен далеко за городскими стенами, там же хотели и казнить, – ответил Василий.

И приготовился умирать – долго и мучительно. Но испытующий взгляд Кхайду он все-таки выдержал.

Прошло около минуты, прежде чем хан заговорил снова. Обращаясь уже к Бурангулу:

– Я не вижу и не слышу лжи. Ты взял бесполезного полонянина, сотник. Он не годится ни на что, кроме грязной работы и грязной смерти. Уведи его к пленным полякам и уходи сам.

… В ту ночь, к великому счастью Бурцева, кочевники отдыхали после длительного перехода. Так что смог наконец передохнуть и он. Спать. Сейчас – только спать. Знакомство с собратьями по несчастью, затравленно сбившимися в кучу под охраной вооруженных воинов, было отложено до завтра.