Текст книги "Орден"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 68 страниц)

Глава 45

Бурцев был озадачен не на шутку. Долго думал, как бы этак поделикатнее сформулировать следующий вопрос. Так и не придумал. А хотелось бы определенности в подобных вещах… В конце концов он махнул рукой на приличия, спросил прямо в лоб:

– Но ведь если ты, Вольфганг, нам никак и ничем не воспрепятствуешь, то в итоге не ты, а я затащу красавицу Ядвигу в свою постель.

– Не смей так грубо выражаться о моей даме сердца, Вацлав!

Левая рука немца уже лихорадочно шарила в поисках меча.

– Молчу-молчу. Прости, дружище, и успокойся. Я просто имел в виду…

– Я понял, что ты имел в виду. Но воистину странно звучат твои слова. Каждый рыцарь знает: суть служения даме сердца заключается не в тайной надежде обладать ею, а в чистой и непорочной любви, чуждой плотским утехам. Прекрасная дама может быть женой другого. Она может иметь десяток любовников или два десятка детей, но ее образ по-прежнему будет вдохновлять истинного рыцаря на величайшие подвиги.

Бр-р-р! Не одна Аделаида, выходит, рехнулась тут на почве рыцарских романов.

– Да, кстати о подвигах!

Благородный Вольфганг фон Барнхельм встрепенулся. Еще раз звучно икнул. Срыгнул. Затем без стеснения пустил газы. Ох, не впрок пошло бедолаге хваленое рейнское. Нельзя же вливать в себя столько, да на голодный желудок! А потом еще и вести возвышенные речи о большой и чистой любви.

– А что подвиги?

– Ты ведь, Вацлав, до сих пор не рассказал, каким образом одержал славную победу над фон Бербергом. Ясь говорит, будто вы отказались от турнирного оружия мира. Выходит, ты бился с вестфальцем насмерть? И одолел его, несмотря на помощь демонов ада?! А как он принял смерть? От копья или меча? Конным или пешим? Достойно рыцаря или моля о пощаде?

– Вообще-то, насколько мне известно, фон Берберг выжил…

– О, как благородно с твоей стороны! Ну, рассказывай, рассказывай же!

Глаза Вольфганга горели. Рейнец устроился поудобнее на покрытой тряпками соломе, закутался в одеяло, прислонился спиной к высокому борту саней. Кажется, рыцарь приготовился слушать, как минимум, эпическую балладу о величайшем сражении всех времен и народов. Увы, Бурцеву порадовать собеседника было нечем. Он ответил просто и коротко:

– Я дал ему в морду.

Лицо фон Барнхельма вытянулось

– Копьем? Мечом? Секирой? – с надеждой спросил он.

– Нет. Вот этим, – Бурцев сжал кулак в латной рукавице.

Вольфганг поморщился:

– Ну и вульгарность! Вы что же, дрались, подобно трактирной швали, без оружия?

– Почему же, сначала бились на мечах. Ну, а потом… Так уж вышло, Вольфганг. Клинок у меня сломался.

Бурцев виновато развел руками.

– Жаль, – печально и разочарованно произнес германец. – Сразить противника ударом кулака – это совсем не романтично. Такую победу никогда не воспоют миннезингеры. Но с другой стороны… Возможно, Фридрих фон Берберг и не заслуживает чести пасть от рыцарского меча или копья.

Бурцев промолчал. Лично он предпочел бы, чтобы вестфалец в сегодняшней драке напоролся на остро заточенную сталь.

– И знаешь, что я сейчас подумал? – Рейнец продолжал старательно морщить лоб и ворочать заплетающимся языком. – Наверняка ведь переломить твой клинок фон Бербергу тоже помогли силы ада. Поверь, уж мне-то известно: боевые мечи так просто не ломаются. Да, между прочим… Негоже благородному рыцарю ходить без оружия. Возьми-ка вот меч Яся – дарю от чистого сердца. В знак признательности за твою победу над моим… над нашим общим врагом.

Щедрый подарок! И главное – своевременный! Отказываться Бурцев не стал – не дурак. Без меча сейчас ему разгуливать – действительно последнее дело.

Клинок оруженосца Вольфганга лежал в неказистых деревянных ножнах. Меч оказался груб, прост, короток – гораздо короче тяжелых рыцарских тесаков – и совершенно не обременен украшениями. Но при этом совсем неплох: добротная сталь, хорошая заточка, великолепная балансировка…

– Ну, спасибо, Вольфганг! А Ясь-то твой не обидится?

– С чего ему обижаться? Меч этот я добыл в честном поединке с прусскими язычниками. А Яське отдал, чтоб на поясе носил для красоты и важности. Но сколько ни бился – научить его владеть клинком так и не смог. Ясь ведь сызмальства приучен к секире. Вон она – под салями лежит.

Рыцарь небрежным кивком указал меж салазок. Оттуда – из вороха грязного тряпья – в самом деле торчала толстая рукоять здоровенного боевого топора.

– В общем, без надобности нам нынче этот меч. И на торжище не выручишь за него много. Так что спокойно забирай клинок себе и владей им.

– Господин! Господин! Она идет!

Смешной нескладный Ясь с улыбкой до ушей вприпрыжку бежал к ним. Легок на помине!

– Кто идет? – нетрезвый рыцарь уставился на слугу мутным взором.

– Ваша дама сердца! Вы же сами посылали за ней. Я встретил прекрасную Ядвигу Кульмскую возле ристалища.

Вкрадчивым шепотом Ясь тут же быстренько добавил:

– Могу ли я теперь выпить кружечку из вашего бочонка?

– О! Ах! – Вольфганг поспешно сунул свою огромную кружку оруженосцу.

Тот подхватил жбанчик трясущимися руками и мгновенно припал к недопитому вину господина.

Фон Барнхельм пытался было подняться, но хмель коварного рейнского шибанул беднягу не хуже вестфальского копья. Не поддержи Бурцев влюбленного рыцаря, Вольфганг непременно рухнул бы в кучку конского навоза. К счастью, конфуза удалось избежать. Но лишь на время. На весьма непродолжительное время…

Знакомое хихиканье заставило его отпустить фон Барнхельма. Бурцев, напрочь забыв о рыцаре, удивленно поднял голову.

Хихиканье стихло. Молодая рыжеволосая девушка, стоявшая перед ним, растерянно ойкнула. Небедное платье с длинным – до носков туфель – подолом и узкими шнурованными по самые кисти рукавами выдавало знатную горожанку. С пояса девицы свисал туго набитый кошель. В руках барышня держала небольшую корзинку. И – хлоп-хлоп – все хлопала своими пышными ресницами.

– О несравненная! – только и смог вымолвить Вольфганг, сидя на конских «яблоках».

У Бурцева недостало сил и на это. В изумлении он глядел на Ядвигу Кульмскую. Та пялилась на него. Несколько секунд молчания. Узнавание, удивление, радость…

– Вацлав?! Ты?!

Пухленькие губки раздвинулись в улыбке. На щеках проступили очаровательные ямочки.

– А? О? – Вольфганг окончательно лишился дара речи. Он тупо смотрел то на свою даму сердца, то на Бурцева. Ясь, пользуясь всеобщим замешательством, тихонько отступал с кружкой господина к бочонку рейнского.

– Ядвига?!

Да, не узнать эту жизнерадостную милую веселушку было невозможно. Именно она прислуживала Аделаиде, плененной Казимиром Куявским, в доме легницкого купца Ирвина. Именно с ней Бурцев едва не разделил ложе. Именно ее руки выпихнули его в окно, помогая сбежать от разъяренных Казимировых слуг. Но как простая служанка из Легницы стала знатной дамой Ядвигой Кульмской?! Пьяный Вольфганг настойчиво завозился внизу. Бурцев опомнился, рывком поставил рыцаря на ноги.

– Вы зна-а-акомы? – непослушным языком проговорил фон Барнхельм.

– Да… немного, – замявшись, ответил Бурцев. – Я в свое время тоже был пленен красотой твоей дамы сердца.

– О, да!

Стоять Вольфгангу было нелегко, и рыцарь бухнулся на одно колено. Заикаясь от смущения и рейнского, он попытался оправдаться:

– Ваш вид, прекрасная госпожа, свалит с ног любого. К тому же мои раны…

Ядвига даже не взглянула в его сторону. Пьяного бормотания влюбленного рыцаря она, похоже, вообще не слышала. В лукавых глазках девушки уже играли знакомые бесенята. И предназначались они другому.

Глава 46

Это был тот еще пикничок! Ядвига, растроганная рассказом Яся, явилась к пострадавшему воздыхателю не с пустыми руками. Пронырливый оруженосец намекнул девушке, что несчастный рыцарь загибается не только от ран и любви, но еще и от голода, а вместе с благородным господином мучительная смерть грозит и верному слуге. В общем, корзинка нехитрой снеди, которую принесла легницко-кульмская красавица, пришлась весьма кстати.

– Я не захватила никаких напитков, – улыбнулась девушка. – Но, вижу, от жажды здесь никто не страдает. Смею даже надеяться, благородный рыцарь угостит прославленным рейнским и свою даму сердца.

– О, разумеется, почту за честь! – не преминул отозваться фон Барнхельм. – Мое вино – ваше вино, милостивейшая и достойнейшая госпожа.

– Тогда приступим?

Обалдевший от счастья и алкоголя рыцарь со своей возлюбленной расположились на санях и укутались одеялами. Ясь занял самую выгодную позицию возле винного бочонка. Бурцев устроился рядом на потертом седле рейнца. Обе кружки достались гостям. Вольфганг цедил вино из походной фляги. Ясь жадно пил из своей каски, здорово смахивающей на ковш.

Болтали ни о чем. Фон Барнхельм длинно и тягомотно расписывал недавнее ристалищное сражение с тысячей адских демонов и не уставал при этом восхвалять достоинства прекраснейшей Ядвиги. Ясь глубокомысленно поддакивал господину. Бурцев молчал, выжидая подходящий момент для беседы со старой знакомой. Девушка хихикала, слушая лестные замечания одного рыцаря и не отводя глаз от другого.

Сказать по правде, Бурцев тоже частенько поглядывал на Ядвигу. И с каждой новой порцией рейнского взгляд его становился все откровеннее. Вспомнилась Легница, дом купца Ирвина, давние сомнения и соблазнительное ожидание. И явление полуголой Аделаиды, свисавшей из дыры в потолке.

Ох, Аделаида… Интересно, а если бы княжна не помешала им в тот раз, если бы он все же остался наедине с красоткой Ядвижкой?.. Конечно, эта любвеобильная нимфоманка тоже не идеальный вариант для долгой и счастливой совместной жизни. Но зато такие девушки идеально подходят для окрашивания сурового мужского одиночества. Такие умеют хотя бы на время развеять печаль после расставания с любимой.

… Вольфганг отключился первым. Рыцарь вдруг умолк на полуслове, с полминуты восхищенно взирал на Ядвигу, потом уронил голову на руки. Так и уснул с блаженной улыбкой на лице, в груде побитых доспехов, небогатого снаряжения и нехитрого походного скарба странствующего рыцаря. Раны, усталость и рекордная доза алкоголя все же сделали свое дело.

– Эх ты, милый мой дурачок!

Пока дама сердца заботливо – по-матерински – укрывала отсыревшими одеялами навоевавшегося за день мальчишку, от бочонка пресытившейся пиявкой отвалился и Ясь. С еще более тупой, чем обычно, но весьма довольной физиономией оруженосец фон Барнхельма заполз под сани и раскатисто захрапел на вонючих конских попонах и куче грязного тряпья. Обе лошади были сейчас привязаны к саням, и, засыпая, рыцарский слуга, как бы невзначай, положил руку на короткие поводья. Даже во сне Ясь крепко сжимал их.

Бурцев вообще отметил про себя отменную походную выучку рыцаря и оруженосца. Оба спали чутко и каждый на своем барахле. Обокрасть эту парочку гипотетическим злоумышленникам было бы весьма затруднительно. Впрочем, и красть здесь нечего. Главная ценность – бочонок с вином – почти опустел, а остатки рейнского находились на не менее надежной привязи, чем лошади. Разве что фляга, оброненная с саней Вольфгангом, да кружки гостей оставались сейчас без надлежащего присмотра.

Вечерело…

– Ну что, поговорим теперь, кмет Вацлав, надевший рыцарские шпоры? – Ядвига подсела рядом, привычно ткнулась высокой грудью в плечо. – Вино, чтобы скрасить беседу, еще осталось, а добрый Вольфганг, как ты слышал, предоставил его в мое полное распоряжение.

Ядвига пила умеренно и умело. А потому слабоградусное рейнское не свалило и не обезобразило девушку. Наоборот – приукрасило. Зарделись щечки, заблестели глазки… В сгущающихся сумерках она выглядела особенно соблазнительно. Как… ну, почти как Аделаида.

– Поговорим, – согласился Бурцев. – Как это тебя угораздило стать Ядвигой Кульмской?

Девушка пожала плечами:

– Ядвига Кульмская?! Это меня так Вольфганг называет? Очень мило. Кажется, мальчик вообразил, будто я – местная знатная дама.

– А на самом деле? Что ты здесь делаешь?

Девушка изобразила постную мину:

– Служу ордену Святой Марии…

И тут же прыснула, не сдержавшись. Долго оставаться серьезной у нее не получалось.

– Чего? – зато Бурцев был сейчас сама серьезность.

– А чему ты удивляешься, Вацлав? Надо же когда-нибудь и о душе подумать – послужить Божьему братству, а через него и самому Господу и Деве Марии. К тому же крестоносцы мне платят больше, чем этот скупердяй Ирвин. И даже больше, чем платил Казимир Куявский, когда я состояла при Агделайде. Я достаточно хорошо знаю немецкий. Пройдоха Ирвин, у которого частенько гостили торговые люди из Германии и тевтонских земель, специально заставил меня выучить язык, чтобы, прислуживая иноземным купцам, я подслушивала разговоры, не предназначенные для хозяйских ушей. Ну, а работа, которую я выполняю в ордене…

Она немного замялась.

– Работа не обременительная, в общем, и даже по-своему приятная.

Невероятно! Что приятного находит жизнелюбивая Ядвига в служении мрачному духовно-рыцарскому ордену?

– Чем ты там занимаешься? Лечишь больных и раненых? Ухаживаешь за скотом? Хозяйничаешь? Кухаришь?

– Этим с дозволения комтуров в братстве Святой Марии занимаются другие женщины, а я…

Глаза Ядвиги блеснули. Гордо, кокетливо, призывно, таинственно. Кажется, для дамы сердца Вольфганга фон Барнхельма сегодня дело чести заинтриговать Бурцева. Что ж, это ей удалось.

– А ты?

– Давай поговорим об этом не здесь, – она покосилась на спящих Вольфганга и Яся. – Я не вижу необходимости что-то скрывать от тебя. Ты вроде не татарский лазутчик, так ведь?

Лукавая улыбка: Ядвига вспоминала прошлое.

– Но лучше прогуляемся, Вацлав. Есть тут неподалеку одно укромное местечко. Там и пообщаемся. Чтоб никто не помешал…

Острый язычок торопливо и многообещающе скользнул меж нежных алых губок.

Глава 47

По настоянию Ядвиги Бурцев перелил остатки рейнского из бочки в объемистую походную флягу фон Барнхельма. Едва зажурчало, из-под саней выглянул полусонный Ясь.

– А?! – встревожился оруженосец.

– Спи, – усмехнулась Ядвига. – Не помнишь разве, как благородный Вольфганг одаривал славным рейнским даму сердца?

– А-а-а, – разочарованно и жалобно протянул Ясь.

– Не бойся, все с собой не унесем. Вам тоже останется. А пока на вот, возьми.

Девушка протянула бдительному слуге наполненную кружку, добавила из кошеля пару монет. Не польские, успел заметить Бурцев, немецкие. Марки никак… Яся подношение устроило вполне. Оруженосец снова скрылся меж салазок, забулькал, зачмокал, засопел…

На вечернюю прогулку они отправились с солидным запасом рейнского. Прихватил Бурцев и подаренный меч, а то мало ли что… Между палаток, шатров, саней, повозок и костров шли молча. Вскоре лагерь остался позади, а они по-прежнему безмолвствовали. Дальше Ядвига вела по высокому обрывистому берегу Вислы. Идти здесь было удобно: ветер не давал залеживаться снегу на высоком гребне, и вдоль берега чернела полоска обледеневшей земли. Идеальная тропинка, кстати, для того, кто не желает оставлять после себя следов.

Лагерные огни уже скрылись из глаз, когда спутница Бурцева наконец заговорила – тихо, спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся:

– Я состою при ландмейстере Германе фон Балке, которому в скором будущем многие пророчат черно-желтый крест и орла магистра[69]69
  Герб верховного магистра – гроссмейстера Тевтонского ордена представляет собой желтый крест поверх черного креста с изображением желтого орла в центре.


[Закрыть], и выполняю гм… особые поручения.

– Особые?

– Видишь ли, Вацлав, в ордене сейчас крайне напряженная ситуация. Германскому братству Святой Марии грозит раскол. После Легницкой битвы и гибели магистра Конрада Тюрингского орден утратил былое могущество. Слишком много славных рыцарей пало на Добром поле от рук язычников.

Бурцев усмехнулся. Знала бы Ядвига, кем были те язычники, вставшие на пути орденской «свиньи», и кто их возглавил, не выдавала бы, наверное, так лихо сокровенные тевтонские тайны.

– Так, значит, орден нынче, захирел?

– Ну, не совсем. Прусские тевтоны долго еще будут зализывать свои раны, зато сейчас набирает силу братство Ливонского дома ордена Святой Марии.

– Это те, которые бывшие меченосцы, что ли? – Он вспомнил разъяснения Аделаиды.

– Вот-вот. Гордые немцы-меченосцы. Их разбили литвины, и лишь поэтому ливонцы вынуждены были склонить голову перед тевтонским магистром. Но сейчас они уже оправились от былого поражения, а под Легницей не потеряли ни одного своего рыцаря. Так что у ливонцев появился реальный шанс вернуть себе самостоятельность. И более того – подмять под себя всю Пруссию.

Бывшего ландмейстера Ливонии, ставленника тевтонов фон Балке, который, по сути, и превратил земли меченосцев в тевтонскую провинцию, ливонские рыцари не жалуют. Зато сам он целиком и полностью предан братству Святой Марии. Когда из похода в Силезию не вернулся Конрад Тюрингский, прусские комтурии призвали его временно занять место верховного магистра. Но все временное рано или поздно становится постоянным. Новый же ливонский ландмейстер – Дитрих фон Грюнинген – сам из бывших меченосцев – уже почуял слабость Пруссии и не желает подчиняться фон Балке. Дитрих сам претендует на должность гроссмейстера.

В общем, сейчас между фон Балке и фон Грюнингеном идет нешуточная грызня. Папский престол даже прислал своего легата епископа Вильгельма Моденского примирить противоборствующие стороны. Но у папы здесь тоже есть свои интересы. И они плохо согласуются с планами Германа фон Балке.

– А в чем проблема?

– Фон Балке призывает братьев умерить пыл и отказаться от завоевательных походов, чтобы накопить силы. Высказывается он и за долговременный союз с восточным соседом ордена – Русью. Ослабленной прусской части братства Святой Марии этот союз выгоден. Ливонскому дому – нет. А потому фон Грюнинген ратует за крестовый поход на русские княжества. Разумеется, папский посол всячески поддерживает продвижение истинной веры на восток. Ведь именно с благословения Его Святейще, ства Папы Римского Григория Девятого два года назад шведы выступили против Новгорода и прощупали силы русичей. Тогда, правда, ничего у них не вышло, и теперь Рим делает ставку на немцев.

– Ну, с папой-то мне все ясно. А вот зачем самому фон Грюнингену понадобился этот поход – не понимаю?

– Ты действительно так глуп или прикидываешься, Вацлав? Новые земли, новое могущество, новая слава – от такого не отказываются. А если именно ливонцы возглавят победоносный крестовый поход, кто после этого вспомнит о прусских тевтонах? Кроме того, фон Грюнинген жаждет мести. Еще в тысяча двести тридцать четвертом году от Христова рождества новгородский князь Ярослав Всеволодович разбил меченосцев под Юрьевом – нынче вотчиной дерптского епископа. Если бы не было того поражения, возможно, два года спустя литвины и не смогли бы одолеть немецких рыцарей под Шауляем. Да и там ведь на стороне литвинов тоже воевали русские дружинники.

– Ага, значит, били-били этих ливонцев-меченосцев, а им все неймется? Снова на Русь лезут. И опять на победу рассчитывают?

– Не забывай, Вацлав, фон Грюнинген готовится не к простому набегу, а к крестовому походу. Ливонцы соберут под свои знамена немало европейских рыцарей, и сам Папа благословит этот поход. А посланник Рима епископ Вильгельм Моденский уже сейчас обещает воинам Христа помощь свыше от небесного воинства.

– Ну, на небесное воинство, положим, я бы не очень рассчитывал, а вот все остальное… Ты думаешь, планы ливонцев осуществимы?

– Вполне. Они уже осуществляются. Дитрих фон Грюнинген не теряет времени даром. Его ближайший помощник – Андреас фон Вельвен – побывал с посольством… ну, якобы с посольством… в Новгородских землях.

– Якобы?

– Истинная цель поездки заключалась в другом. Фон Вельвен заручился поддержкой некоторых бояр и купцов, которым выгодна торговля с немцами и которые недолюбливают нынешнего молодого новгородского князя Александра, сына Ярослава. Именно с их помощью, кстати, ливонцы овладели Изборском и Псковом. И именно они готовят сейчас покушение на Александра. За это предателям из Новгорода обещаны немалые льготы и послабления в торговых делах.

– Да уж, этот ваш фон Грюнинген, как я посмотрю, интриган похлеще самого Конрада Тюрингского!

– Кроме того, – продолжала Ядвига, – ливонские рыцари поставили свою крепость на Копорском погосте. Их разъезды хозяйничают уже в Сабельском погосте, а оттуда – сорок верст до Новгорода. Но все это лишь начало. Подготовка к большому походу в русские земли, а может быть, и дальше.

– А как же фон Балке? Ты говорила, он намерен не воевать, а затаиться и зализывать раны.

– От Германа фон Валке сейчас мало что зависит. Прусские тевтоны, на которых он может опереться, пока слишком слабы. Ливонцы – сильны. И папский легат поддерживает ливонцев.

– Значит, шансов избежать войны с Русью нет?

– Есть. Турнир, который проходит сейчас в Кульме…

– Не понял?

– Провести его предложил фон Грюнинген, надеясь привлечь к намечающемуся крестовому походу иноземных рыцарей. В кульмские земли ордена им добираться проще, чем, например, в Ригу. Ну, а его преосвященство Вильгельм Моденский благословил турнир.

– Но зачем фон Балке дал согласие? Кульм – это все-таки прусский, а не ливонский замок. Здесь, наверное, его слово кое-что да значит.

– Именно потому, что в Кульме у фон Балке много сторонников, он и принял предложение фон Грюнингена. Здесь будет кому усмирить свиту ливонского ландмейстера, если найдутся недовольные исходом главного поединка.

– Главного поединка? О чем ты говоришь, Ядвига?

– Об этом пока мало кто знает. Завтра фон Балке намерен вызвать фон Грюнингена на бой до смерти. Божий суд оружием – так это называется у немцев.

Божий суд? Бурцев встрепенулся. Плавали – знаем! Довелось ему однажды участвовать в одном таком суде по Польской правде. Бились они тогда с оруженосцем пана Освальда Збыславом на палках за малым не до смертоубийства. Но благородным-то ландмейстерам палочный бой не к лицу. Эти, наверное, будут выяснять отношения иначе.

– Вообще-то подобные поединки редко практикуются среди рядовых воинов Христа, – объясняла Ядвига, – но кто сможет воспрепятствовать двум ландмейстерам, претендующим на звание верховного магистра?

– Хм, этот Герман фон Балке рисковый мужик. А ну как его прихлопнут на этом самом Божьем суде?

– Вряд ли. Он более опытный воин, чем фон Грюнинген. Фон Балке умело бьется и конным, и пешим, и на копьях, и на мечах, и на секирах. Я ничуть не сомневаюсь в исходе поединка. А смерть ливонского ландмейстера разом решила бы все проблемы братства Святой Марии. Если главный смутьян погибнет, раскол в ордене будет преодолен. Фон Бальке официально станет магистром-гроссмейстером. Ливонцы притихнут, крестовый поход на Восток не состоится, тевтонско-прусская ветвь братства выиграет время, окрепнет, обретет былую силу.

– А если фон Грюнинген откажется от поединка?

– На ристалище? При всех братьях и иноземных рыцарях? Да после такого отказа его перестанут уважать даже ливонцы. И о должности верховного магистра ему лучше забыть сразу. К тому же, насколько мне известно, фон Грюнинген сам приехал на турнир, надеясь сразиться с фон Бальке. И даже епископ Вильгельм поощряет его в этом.

– Они что, идиоты?

– Возможно. Но оба рассчитывают на победу. Говорят, что Господь помогает правому. И почему-то правым считают именно фон Грюнингена. Что ж, посмотрим. Все должно решиться завтра.

– Погоди-ка, погоди, а откуда у тебя такие познания? – спохватился Бурцев. – И вообще ты сама-то каким боком замешана во всех этих интригах?

– Передним, – усмехнулась Ядвига. – И задним. Я добываю фон Бальке информацию у некоторых ливонских рыцарей, для которых зов грешной плоти оказывается сильнее монашеского смирения. Добываю в постели, если ты понимаешь, о чем я говорю.