Текст книги "Орден"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 68 страниц)

Глава 56

Бурцев видел, как вскочила и осела, схватившись за ногу, Аделаида. Как бросился к ней фон Берберг. Как полячка оперлась о плечо вестфальского рыцаря. Как оба смотрят по сторонам. Она – затравленно, непонимающе. Он – сосредоточенно, принимая решение. А чего тут решать-то?

– Фридрих! – что было мочи проорал Бурцев. – Фон Берберг! Увози ее! Увози отсюда, мать твою! Быстро!

Не сдержался – присовокупил-таки несколько слов по-русски. Крепких таких словечек – немцу не понять, но душу излить они помогают здорово.

Фон Берберг удивленно хлопал глазами, пялился то на Бурцева, то на епископа, хватался за свой нагрудный ковчежец со святыми мощами… И не трогался с места. Куда только девалась былая прыть бойкого вестфальца?! А двое чернорясников с автоматами наперевес уже скакали по опустевшим скамьям в их сторону. Место королевы турнира, как назло, оказалось выгодным для фланговой обороны. И сюда же, к этой стратегической высотке, с другой стороны лезли кульмские кнехты и стрелки-арбалетчики.

Блин! Не успеть уже! Не пробиться! Аделаида и ее ухажер оказались аккурат меж двух огней. А в таком положении долго не живут. Конечно, Бурцеву плевать на фон Берберга, но так уж нынче провисли звезды, что княжну может спасти лишь вестфальский мерзавец. Придется помочь ему в этом.

Бурцев помог. Рванулся на злосчастное ристалищное поле. В толпу ливонцев вклинился с тыла, откуда никто не ожидал нападения. И где искал сейчас спасения фон Грюнинген с автоматом.

Это было как в регби без правил, когда в погоне за мячом разрешено все. Только рвался Бурцев сейчас не к мячу вовсе. Отпихнуть одного, второго, третьего… Рыцари Дитриха от мощных тычков в спину, бока, под колени падали как кегли. И освобождали путь. Сзади звенело железо и звучали проклятия, а Бурцев, не оглядываясь, несся вперед.

Там – впереди – оставались только двое. Обана! Поднырнуть и перекинуть через спину ливондд с занесенным мечом. Оп-ля! Рвануть на себя и крутануть через подсечку еще одного рыцаря. Ага, вот и бледная физиономия фон Грюнингена. Обернуться ландмейстер успел. Поднять автомат тоже. Больше – ничего.

Бурцев присел. Резким ударом левой ладони отвел ствол вверх и в сторону. Отвел и сразу перехватил мертвой хваткой куцее цевье. Правой врезал Дитриху по зубам. Окольчуженной перчаткой врезал. Как следует врезал. Физиономия главы Ливонского дома дернулась назад. Еще удар – и нет физиономии. Пырнула, раззявив рот, вниз.

Фон Грюнинген упал. «Шмайсер» остался у Бурцева.

– Лиген![70]70
  Лежать (нем.)


[Закрыть] Думкопфы хреновы!

Въехали не все и не сразу.

– Лежать, говорю, суки! Руки в гору! Хэнде хох, мать вашу! Пся крев! Карга балалары![71]71
  Дети ворона (татарск.)


[Закрыть] Тубэн эт![72]72
  Подлые собаки (татарск.)


[Закрыть]

Размахивая оружием, он сыпал отборной бранью: по-немецки, по-польски, по-татарски. По больше по-русски.

Вряд ли ливонцы поняли все его многоэтажные словесные конструкции. Но главное – поняли: па-лочка-выручалочка-стрелялочка вертелась сейчас над их головами. А головы эти хотелось уберечь каждому. Как один, ливонские рыцари повалились в снег.

Фон Грюнинген тоже лежал на спине, таращил глаза, шевелил разбитыми губами, но не предпринимал попыток подняться. Вот и славно. Тратить патроны понапрасну не придется. У него сейчас другая цель.

Не-на-ви-жу! Бурцев саданул короткой очередью по трибунам слева от Аделаиды и фон Берберга.

Не-на-ви-жу! – и справа тоже.

Ливонцы, на головы которых посыпались стреляные гильзы, вздрогнули.

Еще очередь.

И еще.

Упали трое чернорясных автоматчиков. Остальные вместе со своим псевдоепископом Вильгельмом ловко попрыгали с трибун, залегли. Грамотно залегли – укрываясь за трупами павших. Тевтонские кнехты и рыцари – те вовсе сыпались сверху как горох. Бестолково и больше от страха.

Путь свободен!

– Фридрих! Аделаида! Бегите же! Фон Берберг, не стой столбом! Хватай ее в охапку и дергай! Скорей!

Еще одна порция непереводимых на немецкий ругательств. Дошло, блин! Фон Берберг снял раненую Аделаиду с трибун. Потащил… Правильно, туда вон – к лошадям, где застыл неподвижным чурбаном долговязый оруженосец Фриц. Да быстрее же, дубина вестфальская…

Глава 57

Ударили и смолкли ответные выстрелы. Две-три пули прожужжали над ухом. Вильгельм Моденский, приподнявшись, махал пистолетом, ревел на подчиненных.

– Этого брать живым! – надрывался папский легат. – Его девчонку тоже! Жи…

Ага, как же, не про твою честь, падре. Ишь ты, девчонку тебе захотелось, святой отец! Получи-ка лучше! Две последние пули Бурцев вогнал в фиолетовую сутану Вильгельма.

– … вым-х-х!

Псевдоепископ захлебнулся собственным криком. Убит? Нет – ранен! Придерживая простреленное плечо, святоша с пистолетом откатился за трибуны, затих.

Пока автоматчики соображают, что к чему… Оп-ля! Рывком Бурцев поставил фон Грюнингена на ноги. Прикрываться широкотелым ландмейстером было удобно.

– Всем лежать, или снесу вашему магистру череп, на хрен!

Живой щит дернулся было раз, другой. Но, едва почуяв над ухом разогретый автоматный ствол, угомонился, как миленький. Притихли и автоматчики в монашеских одеждах. А как иначе – подстреленный командир молчит, а враг ругается – страшно и непонятно.

Вот так, хорошо… «Шмайсер» приставлен к виску ливонца, и кто догадается, что магазин уже пуст? Дитрих тихонько подвывал, бормотал что-то на латыни, однако больше не вырывался. Вслед за Бурцевым ландмейстер послушно пятился с ристалища. Даже головой не вертел, умница. Автоматчики не стреляли. Видимо, боялись задеть свою только что поставленную во главе ордена ливонскую марионетку. Наверное, планы у ребят серьезные на этого фон Грюнингена, раз такое дело.

Где-то за трибунами застучали копыта. Бурцев глянул – быстро, мельком. Фон Берберг, Аделаида… Последним скакал долговязый Фриц, прикрывая господина собственной спиной. Три лошади и три всадника удалялись от ристалища в сторону Вислы. Два всадника и одна всадница… Ну, наконец-то!

– Фридрих! Гоните туда, где были ночью! Там встретимся-а-а!

Кричал Бурцев без особой надежды быть услышанным. Даже если вестфалец разберет слова, брошенные вдогонку, даже если поймет, с чего бы ему следовать советам соперника. А, неважно! Главное – фон Берберг и Аделаида мчались прочь. Главное – в них не стреляли. Все стволы сейчас направлены на Бурцева и его оцепеневшего от ужаса заложника.

А они все отступали с турнирного поля. Медленно, но отступали. Поваленная ристалищная ограда осталась позади. За ней – пусто. Там, где недавно толпилась непролазная людская масса, теперь – ни души. Разбежался незнатный кульмский народец, попрятался. Бесстрашные иноземные рыцари – и те, нюхнув пороха, сочли за благо отступить подальше от опасных орденских разборок.

А вон и ближайшая коновязь с лошадками! Сторожей здесь тоже нет. Так что топаем к ней, к ней, родимой. Эх, добраться бы только… Прошла целая вечность, прежде чем Бурцев уперся спиной в длинное бревно на козлах. Потом заскользил вдоль хлипких, сколоченных на скорую руку кормушек. Под ногами хлюпало. Не грязь, не снег – навоз. А плевать! Краем глаза он уже заприметил славного конягу. Хорошей быстроногой стати жеребец, не расседлан, без лишней поклажи, привязан небрежно. Разок дернуть такой узел – повод и отвяжется.

Автоматчикам никак не лежалось на месте. Один за другим поподнимали головы, поползли следом за пятившимся противником. Были бы еще патроны – шарахнул бы очередью – не промахнулся!

Зашевелились и ливонцы, проворонившие своего драгоценного ландмейстера. Взбугрились на ристалище, приподнялись белые плащи, измазанные грязью и кровью.

– Лежать! – рявкнул Бурцев. – На место!

Ткнул с силой ствол «шмайсера» в ухо фон Грюнингена. Пленник дико заверещал. Ливонцы снова бухнулись на землю. Автоматчики неохотно отползли назад. На полшага – не больше. И то хлеб. Могли ведь и не послушаться. В следующий раз точно не послушаются. Только не будет уже следующего раза-то. Не должно быть.

Дитрих фон Грюнинген не сразу сообразил, что его уже не держат. Бойцы Вильгельма Моденского тоже не углядели стремительного движения Бурцева. Он же поднырнул под коновязь, сдернул повод, перекинул через шею конька. Взлетел в седло. «Шмайсер» – эта опустошенная до последнего патрона безделица будет ему только помехой – упал к ногам Дитриха.

Вот теперь ступор с ливонца как рукой сняло. Понял, гад, что опасность миновала. Прыжок через коновязь и…

– Хватайте его!

Ландмейстер всем своим грузным телом повис на узде. Вцепился обеими руками – держит крепко, мертво. Конь всхрапнул, склонил голову под тяжестью человека… А с ристалища уже спешит подмога. Впереди – ливонские рыцари. Сзади – автоматчики. Пока не стреляют: был ведь приказ брать врага живым.

Бурцев приподнял ногу. Шмяк! Тяжелый сапог впечатался в лицо ливонца. Фон Грюнинген отлетел к бревну на козлах.

Когда зазвучали выстрелы, Бурцев уже несся среди брошенных палаток, повозок и торговых балаганчиков. Это ненадежное пестрое прикрытие все же уберегло от пуль и всадника, и лошадь. Потом спас лес.

Глава 58

Гнал своего скакуна Бурцев не к Висле, куда направились фон Берберг с оруженосцем и Аделаида, а в противоположную сторону, уводя за собой возможную погоню. Вихрем промчался по палаточному лагерю – опустевшему, обезлюдевшему, притихшему. Миновал подлесок. Остановился только в сосновом бору. Огляделся. Прислушался. Нет, погони не было. И все же он сделал большой хитрый крюк по лесной чаще: излишняя предосторожность не помешает. Копыта мягко ступали по припорошенной снегом прошлогодней листве и опавшей хвое. Было промозгло, тихо. Лес вокруг молчал – зловеще и безрадостно. Цеплялся за низкое серое небо голыми черными ветками и острыми верхушками елей…

К реке Бурцев выехал выше по течению – там, откуда не видать уже ни Кульмских башен, ни ристалищных знамен, там, где деревья подступали к самому берегу Вислы – обрывистому, обледеневшему, промерзшему, бесснежному. Даже подкованное копыто не оставит здесь явных следов.

Он натянул поводья. Что теперь? Да ясно что – снова, в который уж раз, искать свою бедовую Аделаиду. Вряд ли фон Берберг прислушался к его совету, но мало ли… Начать поиски он решил с укромного домика мельника, где прошлой ночью жена застукала их с Ядвигой.

Бурцев спешился. Теперь он вел коня в поводу, петлял зайцем вокруг да около, таясь за высоким кустарником и подолгу прислушиваясь к звукам реки и леса. Вроде все тихо. Что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать. С обнаженным мечом он вышел из укрытия к заброшенной мельнице.

Их было три. Три лошади – оседланные и стреноженные. Те самые, на которых умчались с ристалища Аделаида, фон Берберг и его оруженосец. А вот людей что-то не видать…

Он шагнул к двери. Дверь распахнулась. Сама.

– Я давно жду тебя, Вацлав.

Фон Берберг улыбался ему разбитыми губами. Густая синева все еще разливалась по его скуле. Глубокая царапина от шпоры алела на щеке.

Топхельма на немце не было – только легкая походная каска. Меч вестфальца покоился в ножнах, руки – безбоязненно скрещены на груди. Из-за плеча рыцаря выглядывал оруженосец. У долговязого Фрица в руках тоже нет ничего, кроме куцего обломка рыцарского копья с защитным щитком для руки. Точнее, не обломка даже, а составной части оружия. Это была середина древка, к которой можно крепить и переднюю часть – с наконечником и банером, и заднюю – с тупым увесистым концом противовеса. Хитроумная конструкция… И главное – удобная! Если копье сломается, совсем нетрудно заменить пришедший в негодность фрагмент, не меняя копья. А в зависимости от ситуации вместо боевого наконечника монтируется турнирный коронель «копья мира». И наоборот.

Фриц держал кусок разборного копья наготове – так, словно собирался им драться в случае необходимости. Но эту нелепую дубинку и за оружие можно не считать.

– Где она?

Бурцев направил острие своего клинка в лицо фон Бербергу.

Немец перестал улыбаться. Но не шевельнулся.

– Ты спрашиваешь, где прекрасная Агделайда Краковская? В надежном месте, Вацлав. В каком именно – этого тебе от меня не узнать, да будут свидетели тому святые мощи, – правая рука вестфальца легла на нагрудный ковчежец. – Я не желаю, чтобы Агделайда досталась тому, кто продал душу дьяволу и получил взамен власть над адским оружием, способным убивать громом и нечестивым огнем. Я видел, как этим оружием владеют люди епископа, и я видел, как им владеешь ты.

Не скажет! Этот точно ничего не скажет, хоть десятком мечей маши у него перед носом. А если решить дело миром? Или хотя бы временным перемирием? Наверное, теоретически это возможно. Бурцев бросил клинок в ножны.

– Фридрих, нам нужно объясниться. Речь пойдет не о моей жене и твоей даме сердца, а о том, что произошло на ристалище.

Фон Берберг поднял к лицу левую руку. Кончиками пальцев тронул синяк. Красноречивый жест…

– О том, что произошло сегодня, а не вчера, – пояснил Бурцев. – Этот епископ и его свора, что устроили бойню на турнире, – не те, за кого себя выдают.

Фридрих фон Берберг выжидающе молчал.

– Настоящий папский посол и его свита перебиты и утоплены в болоте.

Ноль реакции. Ни удивления, ни недоверия, ни насмешки.

– Фридрих, если ты действительно желаешь добра своей даме сердца, то должен помочь мне увезти ее подальше из Кульма. После всего случившегося оставаться здесь слишком опасно.

– Почему?

– Да потому что тут появились…

Он осекся. Стоит ли рассказывать вестфальскому рыцарю о посланцах Третьего рейха? Да нет, конечно же, не стоит. Вряд ли фон Берберг уразумеет суть подобных объяснений. Какие такие посланцы? Какой такой рейх? Все это – выше понимания простого вояки с ведром на голове, мечом в руке и коробочкой нетленных мощей на груди. Бурцев вздохнул:

– Они очень опасны, Фридрих, этот епископ и его люди. Не знаю, как им удалось проникнуть сюда, но если они нашли союзника в лице Дитриха фон Грюнингена, значит, скоро начнутся неприятности. Большие неприятности.

– Неприятности для кого?

– Для всех. Ты же верующий человек, Фридрих. Ты не расстаешься со святыми мощами. И ты собственными глазами видел, как дьявольское оружие лишало жизни воинов святого братства.

Кажется, незамысловатая хитрость удалась. Фон Берберг задумался. Нахмурился. Кивнул своим мыслям…

– Тебе известно, кто эти люди, Вацлав?

– Да. Я не знаю, как тебе объяснить. Они… в общем, они не совсем из этого мира.

Пауза…

– Чтобы говорить так, нужно иметь веские основания.

– Я имею, Фридрих, поверь. Я тоже…

– Тоже что?

– Тоже не отсюда. Но я… я – не они. Я не с этими фашиками… ну, или… уж не знаю, как их правильно назвать.

– Цайткоманда.

– Что?!

– Диверсионная группа эсэс – цайткоманда. Так МЫ правильно называемся.

Он не уловил того момента, когда крышка нагрудного ковчежца распахнулась. И когда в ладонь фон Берберга скользнула рукоять пистолета. Замаскированная под коробочку для мощей кобура – диковинная, открытая и уже пустая – висела на груди рыцаря. Рыцарь говорил:

– Строжайшая секретность, высшая степень конспирации, полная автономность, прямое подчинение рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру и самые широкие полномочия. Так-то…

Глава 59

Ствол новенького «вальтера» смотрел в грудь Бурцеву. А пистолет – это вам не меч. Пистолет поопаснее будет. Особенно в привычной к нему руке. Такую руку Бурцев всегда распознавал безошибочно. Распознал и теперь: рука фон Берберга привыкла держать огнестрельное оружие.

– Хайль Гитлер, Вацлав! – улыбнулся вестфалец. – Хотя какой ты, к собакам, Вацлав… Ты ведь такой же пан поляк, как я странствующий рыцарь.

Помолчав, добавил:

– Как там здоровье товарища Сталина?

Тупая немецкая шутка. И дикое… Дикое! Дичайшее зрелище! Германский «риттер» в доспехах, в капюшоне-хауберке и легком походном шлеме на голове, с мечом на боку, с медвежьим гербом во всю грудь. И с «вальтером» в руке. И палец кольчужной перчатки – на спусковом крючке пистолета. Это, блин, будет похлеще, чем священнослужители в рясах и со «шмайсерами» наперевес.

А фон Берберг продолжал удивлять. Вестфалец перешел на русский. Не на архаичный древнерусский, который Бурцев понимал, благодаря пробудившейся при переносе в прошлое генной памяти предков, а на язык его современников.

– Я слышал, как ты разорялся на ристалище, – пояснил рыцарь-эсэсовец. – Такие грубые и выразительные обороты речи используют только в одной стране мира. Видишь ли, мне приходилось бывать на Восточном фронте. А после Сталинграда я не забуду и ни с чем не спутаю ваши колоритные ругательства. Ты ведь русский, да, Вацлав? Не отпирайся, это уже бессмысленно.

Бурцев не отпирался – он попросту онемел от изумления. И речь вестфальца, не встречая препятствий, текла обволакивающим гипнотизирующим ручейком. По-русски фон Берберг говорил легко и непринужденно. Вероятно, прошел спецшколу гитлеровской разведки, где обучали разным премудростям. Понимать особенности чужеродного мата – тоже.

– Я заподозрил, что с тобой что-то не так, еще вчера – во время нашего поединка. Признаюсь, княжна Агделайда очень мила. Признаюсь, эта полячка запала мне в душу, так что я искренне рассчитывал сделать ее вдовушкой. Причем надеялся расправиться с тобой по всем правилам рыцарской чести, дабы твоей супруге не в чем было меня упрекнуть. Но когда у нас дошло до потасовки… – Вестфалец вновь осторожно коснулся синяка на арийской физиономии, скривился от неприятных воспоминаний. – В общем, ни один здешний рубака такому кулачному бою не обучен… Дальше – больше. Обычный польский пан, за которого ты себя выдавал в прусском лесу, и тайный рыцарь, коим ты прикинулся здесь и который, по идее, в глаза не видел огнестрельного оружия, вдруг хватает «МП-40» и начинает лихо палить. Лихо и довольно метко, стоит признать. При этом ты ругаешься, как какой-нибудь Ванька-красноармеец в рукопашной. До сих пор удивляюсь, почему я так и не услышал от тебя что-нибудь вроде «За Родину! За Сталина!». Впрочем, самое важное ты уже сообщил.

– Сообщил?

Бурцев недоуменно тряхнул головой. Что он мог сообщить этому эсэсовцу. И когда?!

– Да. Только что. Ты ведь сам признался, что прибыл сюда из гм… другого мира. Как и хм-м… хм-м… Любопытным словечком ты нас обозвал. Фашики, да? Ну, об этом мы поговорим после. А пока…

Вестфалец с мечом на поясе и пистолетом в руке перешел на официальный тон:

– Ваше настоящее имя, фамилия, отчество? Звание? Цель миссии? Способ проникновения в прошлое?

Из ног Бурцева словно вынули кости и заполнили конечности киселем. Очень, очень хотелось взять и усесться на пятую точку. Вот, блин, попал! Его же за Штирлица какого-то приняли. Помнится, однажды Бурцева счел лазутчиком русских князей магистр ордена Святой Марии Конрад ландграф Гессенский и Тюрингский. Никакие отговорки тогда не помогли: Конрад настойчиво требовал информации, которой пленник попросту не располагал. Теперь же дело принимало еще более скверный оборот. Он потянулся к мечу.

– Не стоит, – доброжелательно посоветовал фон Берберг. Бурцев замер в напряжении. – Все равно ведь не успеете. Стреляю я намного лучше, чем фехтую или дерусь на копьях. Еще одна такая попытка, и я вынужден буду прострелить вам руку. Потом вторую. Потом ноги – на всякий случай. А потом мы продолжим нашу увлекательную беседу.

Бурцев руку от меча убрал. Словам фон Берберга почему-то верилось сразу.

– Это что, допрос?

– Именно. И пока, прошу заметить, без физического принуждения и пыток. Вы будете отвечать?

Бурцев вздохнул.

– Тебя-то самого как правильно звать-величать, а, Фридрих?

– Штандартенфюрер СС, если угодно… – Казенного тона немец не сменил. И на «ты» не перешел. – А Фридрих фон Берберг – мое реальное имя. И родился я в Вестфалии.

– Любопытно. И за кого же ты меня принимаешь, штандартенфюрер СС Фридрих фон Берберг Вестфальский?

Кривая усмешка…

– Как и себя – за диверсанта, заброшенного в прошлое с целью изменения исторического процесса. Впрочем, возможно, у вас контрдиверсионные задачи. Замыслов вашего командования я пока не знаю. Но намерен узнать. От вас. Последний раз спрашиваю по-хорошему. Ваша настоящая фамилия? Звание? Это легкие вопросы. И уж вы, будьте любезны, ответьте на них.

– Полковник Исаев! – сдерзил Бурцев. Фон Берберг глазом не моргнул.

– Предположим. Итак, полковник, что вы делаете в тысяча двести сорок втором году? Как я понимаю, вы здесь обосновались давненько – вон и жениться уже успели. Значит, выполняете долгосрочное задание, да, товарищ Исаев?

Мля! Этот фриц даже не понял издевки! Ну конечно! Откуда ему знать о Штирлице-Исаеве?! Теперь фон Берберга точно не переубедить. Назвался полковником – полезай в кузовок.

Бурцев насупился, замолчал, засопел.

Вестфалец вздохнул. Тяжело вздохнул. Почти сочувствующе.

– Не желаете беседовать, полковник? А зря. Если не заговорите вы, – будет говорить прекрасная Агделайда. Она как-никак ваша супруга, значит, должна рассказать мно-о-ого интересного. И расскажет. По-доброму ли, по-плохому, но расскажет.