Текст книги "Чужая жизнь. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

– Цесаревна отвергла тебя, так? – продолжала женщина, даже не пытаясь дождаться ответа от сына; видимо, ей уже все было ясно в этой истории. – Или Его Величество запретил тебе с ней встречаться? Ведь именно по этой причине ты сегодня так отвратительно себя вел? Не лги мне!

Он и не пытался обманывать. Ему и слова не давали сказать. Правда, и говорить‑то особо нечего было. Он и сам еще во всем этом полностью не разобрался, а мама его уже допрашивает. Сейчас себе чего‑нибудь такого напридумывает, что мало не покажется. Мол, безнадежно влюбленный юноша желает свести счеты с жизнью…

Однако, Бельская удивила его еще сильнее. Дальше завернув такое, что Алексей даже не сразу поверил своим ушам.

– …Знаешь, сынок, я конечно, все понимаю. У тебя сейчас очень непростой возраст. Сложный возраст. Еще такое случилось с Мишей. Я вижу, как тебе тяжело, как ты мучаешься. Наверное считаешь себя одиноким, в гимназии так и не завел друзей. Думаешь, что тебя никто не понимает. А встретив цесаревну, сразу же решил, что она та самая…

Алексей замер. Женщина явно пыталась ему о чем‑то сказать, очень осторожно подбирая слова. Только он никак не мог понять, к чему она ведет.

– Еще твой взрослеющий организм мучает тебя, – запиналась Бельская, время от времени отводя от подростка глаза. – Ведь поэтому ты ухва… коснулся за … эти у Лизаветы, – она так и не смогла произнести ни слово «грудь», ни слово «сиськи», хотя имела в виду именно это. – Это непростой период… Знаешь, Миша еще раньше говорил об этом… Он говорил, что у него было также в его время. Понимаешь… Миша рассказывал, как помогли ему.

Она все никак не могла перейти к сути, все кружась около, да около. Женщина почему‑то сильно взволновалась. То краснела, то бледнела. Дышала порывисто, не знала, куда деть свои руки.

– Алексей, – наконец, она собралась, сжала всю волю в кулак. – Если так получается, то я переговорю с Лизаветой. Предложу ей хорошие средства и полную конфиденциальность.

Алексей все еще не мог понять, к чему она ведет. О чем она хочет переговорит с горничной? Какие еще ей деньги собирается передавать? При чем тут конфиденциальность? Чтобы Лизавета молчала, что он напился? То же мне великая и ужасная тайна. Скорее всего дело было в чем‑то другом.

– Я ее давно знаю. Она порядочная девушка, уже больше десяти лет у нас работает, – продолжала Бельская, видимо, полностью, справившись со своим смущением. – Она поможет тебе, сынок… Я вижу, что ты обратил внимание на ее… формы. Она справится.

Вот тут до него дошло, что она хотела сказать, так долго и витиевато подбирая слова. Охренеть! Мать хочет ему Лизавету в постель подложить, чтобы его в форму привести?! Вашу‑то мать! Это что она могла себе такое вообразить, чтобы додуматься до этого?!

От удивления глаза из орбит полезли. На смех «пробивать» начало. Он только представил себе, как Бельская за ручку ведет горничную в ее форменном фартуке и белой косынке к нему в комнату, тут же глаза заслезились. Уже не смех, а ржание лезло из него. Сдерживался как мог, отчего гримасы на его лице сменялись одну за другой. Зубами скрипел, стараясь не начать ржать, как конь. Ну, как ему еще было реагировать на такое предложение?! Только так и никак иначе!

– Ты плачешь? Я обидела тебя? – ахнула женщина, разглядев красного от натуги сына. – Извини меня, мой мальчик. Я не хотела этого…, ‑ Алексей уже кусал губу, сдерживаясь из последних сил. – Мне надо было самой догадаться, что это оскорбит тебя. Ты ведь так любишь цесаревну. Бедненький мой.

Бедняжка! Какого же она хорошего мнения оказалась о сыне. Подумала, что того до глубины души оскорбило её предложение. Ей стало так стыдно, как еще никогда до этого не было. Как она, вообще, могла только подумать, что ее Лешенька согласится на такое постыдное дело?! Как?! Ведь, это оскорбление его чести! Боже, какая же она оказалась дура! Получается, она не просто оскорбила его, а еще и унизила. Бельская вся похолодела в душе. Он любит, искренне, всей душой. Это самая чистая первая любовь, а она испачкала это чувство.

Словом, женщина себе такого напридумывала, что тут же разрыдалась. Не видя ничего, она вскочила с места и бросилась за дверь. Алексей же накинул на голову одеяло и… начал ржать. До слез, до колик в животе, до икоты, смеялся он. Снова и снова представлял, как халатик горничной укорачивается все сильнее и сильнее, а ее взгляды становятся все призывнее и призывнее. В какой‑то момент, до него доходит, что идея Бельской является не такой уж и смешной. Организм тоже настойчиво сигнализировал ему об этом всеми возможными знаками и сигналами. Мол, хозяин ты ржать прекращай, а подумай хорошенько. Лизавета – женщина справная, в самом соку. Грех от такого отказываться. От таких мыслей начал заводится…

– Б…ь! Что‑то совсем у меня крыша едет. Нужно окончательно завязывать со всеми своими соплями, – глубоко задышал Алексей, пытаясь успокоиться. – Проблем впереди вагон и малая тележка, а я горничную в пеньюаре представляю… Квазар, пень механический! Какого черта ничего не делаешь?!

В голове тут же возникло удивление, что явно и отчетливо транслировал искин. Ему был совсем не понятен этот запрос. Почему он ничего не делает? Он делает и очень даже много. На Алексея тут же обрушился нескончаемый поток сведений о его состоянии, физиологических параметрах, происходящих в организме изменениях, о продолжавшейся трансформации энергоканалов.

– Понял, понял. Хватит, – устав от мельтешения в голове ярких картинок и роликов, примирительно забормотал парень. – Подробнее давай про энергоканалы. Важнее этого сейчас и нет ничего. Учитель вчера весь вечер о них талдычил. Надеюсь, хоть с ними что‑то хорошее. Черт побери, хоть так отвлекусь от Лизаветиных прелестей третьего размера… Или все‑таки четвертого. Вроде в лифчике была… Мать твою, опять!

Известия, как это ни странно, оказались хорошие. Честно говоря, Алексей ожидал обратного. Выяснилось, ремодернизация его тела продолжалась с переменным успехом. Быстрее всего перестраивался костно‑мышечный каркас. Существенно выросла (и продолжала расти) плотность костей скелета, что произошло благодаря резкому повышению восприимчивости костной ткани к элементам кальциево‑магниевой группы. Повысилась выносливость мышечной ткани, что объясняло иногда случавшуюся легкую раскоординацию движений парня. Его тело не успевало так быстро привыкнуть к изменению силовых возможностей мышц. Он определенно становился сильнее, чем был. С остальным успехи были не так заметны. Структура кожного покрова практически не изменилась. Стала разве немного плотнее. Практически не выросли ресурсы функциональных органов – сердца, легких, желудка и т. д.

С энергоканалами ситуация была немного лучше. Они стали шире, вследствие чего их проводимость повысилась. Теперь они почти ни чем не отличались от тех, которые были у природным магов. Хуже было то, что искин не смог дать позитивный прогноз по поводу их дальнейшего развития. Словом, маг из него, если и получался, то весьма посредственный.

– Короче, ясно, – буркнул он, садясь на кровать, и начиная вытаскивать иглу от капельника. – Хватит валятся! Лежа на боку, хрен чего изменишь. Чего там учитель говорил про тренировку?

Главной проблемой Алексея, как вдалбливал в него учитель, был слабой контроль, а точнее его полное отсутствие над источником. Вы оба – ты и источник, говорил старик на их первой встрече, живете отдельно друг от друга. Вроде бы вместе, а на самом деле отдельно. Поэтому его ощущение, а контроль тем более, оказывается сложным, почти невозможным делом для Алексея. Собственно, так старик и сказал. Мол, ты, конечно, феномен. Первые не природный маг и все такое. Однако, на многое не надейся. Толку ото наших занятий скорее всего не будет.

– Это мы еще посмотрим, старый. Так ведь Квазар? – пробормотал Алексей, начиная свою первую самостоятельную тренировку.

– Что уж там старый говорил? – вспоминал он. – Ощути свой источник, – попытался передразнить его. – Попробуй его ощутить! Он, скунс, когда хочет, тогда и появляется.

Учитель после его проверки, когда Алексей чуть не разнёс весь его дом, произнес довольно странную вещь. Мы, говорит, пробовали завести твой источник на отрицательных эмоциях, а следовало сначала попробовать положительные. Вот Алексей и подумал, а почему не попробовать, как он сказал.

– Поехали, братишка, – прошептал парень, закрывая глаза. – Дай Бог, все сработает.

Перед глазами опустилась темнота, должная стать фоном для чего‑то хорошего. Оставался только вопрос, а для чего именно? Что ему представить такое, что рождало у него лишь добрые, теплые эмоции?

Алексей улыбнулся. Вопрос – фигня. Именно сейчас у него на уме и перед глазами было лишь одно. Конечно, тяжёлые, приятно колыхающиеся, едва прикрытые молочно‑жемчужного цвета… груди Лизаветы. Словом, сиськи! СИСЬКИ! Что может быть добрее и теплее?! Только они, родимые. Большие, упругие, одуряюще пахнущие. Касаешься их и забываешь обо всем на свете.

В какой‑то момент этих мыслей Алексей почувствовал запах чего‑то паленого. Лениво открыл глаза и… Мать вашу! Одеяло на кровати под ним полным ходом тлело! С краешка даже крошечный огонек появился.

– Фу‑фу‑фу‑фу‑фу‑фу! – со всей дури начал он дуть на тлеющийся огонек. – Получилось! Сиськи сработали! Б…ь!

Баах! От высокой температуры с громким хлопком лопнула колба с физраствором, что висела на медицинской штанге рядом. Брызги кипящей жидкости веером хлынули на отпрянувшего парня.

– Черт! Черт! Сиськи – активатор! Гормоны, мать вашу! О, б…ь! Кровать…

В том месте, где он опирался спиной на спинку кровати, пылали краснотой искривленные от высокой температуры металлические дужки кровати.

Получается, он смог. У него получилось…

Заготовка дров для костра идет полным ходом

По мере приближения дня первого заседания Имперского Совета – объеденного совещания Боярской Думы и Дворянского собрания – количество неотложных дел, требующих самого пристального внимания от Вяземского, множилось многократно. Он часами просматривал десятки страниц отчетов, прогнозов, подготовленных его аналитиками. Много встречался с другими боярами и дворянами, которые разделяли его взгляды и, главное, намерения. Боярин замкнул на себя все нити подготовки заговора и боялся пропустить что‑нибудь важное, что аналитики сочтут не заслуживающим внимания. Сейчас, когда оставалось совсем немного до решающей схватки, победу в ней могла определить любая мелочь.

Собственно, сейчас он и работал с одним из таких документов, глазами быстро проглатывая одну строку за другой на мониторе визора.

– …Странное, очень странное шевеление вокруг этого новика, – еле слышно бормотал боярин, всматриваясь в текст. – Ведь чистая пустышка… Ничего не решает… Может император хочет разыграть эту карту против меня? Мол, нарушения, притеснение и все такое…

Содержание собранного досье на новика рода Вяземских Алексея Михайловича Бельского, того самого наглого мальчишка, что так дерзко разговаривал с ним, оставляло крайне двойственное впечатление. Не тяжелое или запутанное, а именно двойственное. С одной стороны, изложенные в досье факты, и яйца выеденного не стоили. Обычный средней руки дворянский род попросился в новики, предложив за это ценное изобретение. Разработку Вяземские получили, самого ученого уже нет. Осталось, этот род проглотить и оставшуюся шелуху выплюнуть. За месяц – другой его стряпчие обдерут Бельских, как липку. Вся принадлежащая им собственность так или иначе перейдет под контроль рода. Это уже много раз проворачивали и в этом не было ничего сложного и по факту противозаконного. Однако, с другой стороны, ситуация с Бельским‑младшим представлялась не столь однозначной. Вокруг этого ничем ни примечательного пацана за последний месяц случилось столько заметных событий и происшествий, что их язык не поворачивался назвать случайными.

Вяземский откинул на спинку кресло, запрокинул голову и глубоко задумался. Происходившие вокруг подростка события, если рассматривать их поодиночке, можно было с большой натяжкой представить результатом случайного стечения обстоятельств. Но представление их звеньями единой цепи совершенно кардинально меняло картину. Бельский представлялся каким‑то магнитом, что притягивал к себе неприятности. Даже обычное перечисление происшествий, в которые ему удалось вляпаться за последнее время, впечатляли: попадание под удар родового заклинания в момент дуэли двух дворян, уже самостоятельное участие в дуэли с довольно сильным адептом магии, теракт, нападение на машины спасательных служб, которая перевозила подростка. Если, предположить случайное развитие событий, то Бельского следовало сжечь на костре, как это делали в далекое прошлое с проклятыми. Глупость, конечно. Сейчас избавиться от человека можно было гораздо проще и без лишнего пафоса.

– Хотя… красиво, – у боярина на мгновение мелькнула мысль о том, что прилюдные казни не такая уж и глупая идея. – Что еще нужно людишкам? Зрелище и страх… Почему бы и нет, – «сделал» себе в памяти зарубку, что после переворота можно было вернуться к этой идее.

Словом, с Бельским все было далеко не просто. К тому же подозрительность Вяземского еще больше возбудило внимание императора к этому роду и, главное, к самому подростку. Почему? Из‑за чего? Когда последний раз император так интересовался каким‑то новиком? Никогда, сам же ответил себе боярин. Он не мог припомнить такого случая от слова «никогда».

Правда, аналитики такое неожиданное внимание к Бельскому объясняли очень просто. Мол, младшая дочь императора, великая княжна Анна, начала проявлять благосклонность к парню. Этот факт отметили даже СМИ, фиксировав некоторые ее знаки внимание и характерные жесты. Именно особоеотношение императора к своей младшей дочери и стало причиной проявленного интереса к подростку, делали вывод аналитики.

– Может быть, – шевелил губами боярин, признавая высокую вероятность такого предположения. – Очень может быть.

В пользу этой версии говорили и многочисленные безуспешные попытки самого Вяземского устроить знакомство цесаревны с одним из молодых отпрысков‑дворян, на которых у него имелся компромат. Очень уж привлекательной казалась идея заполучить в свои руки рычаг влияния на жениха и, чем черт не шутит, будущего мужа цесаревны. К сожалению, все его попытки были безуспешны. Служба имперской безопасности всякий раз, а в этом у него не было никаких сомнений, делал так, чтобы его кандидат «пролетал» мимо. Ничего не помогало. С каждым из потенциальных парней и женихов цесаревны работал целый штат профессиональных визажистов, стилистов, танцоров и т. д. Психологи на основе составленного портрета княжны составляли для парнейспециальные алгоритмы действий – что делать, что и как говорить, какие слова лучше использовать, какие темы в разговоре нельзя упоминать, как смотреть нужно на девушку. Вяземский даже сейчас начинал раздражаться, когда только представлял, какие суммы денег уходили на все это.

– А этот молокосос без штанов и денег всех обошел… Хм… И рожей‑то особо не вышел. У нас по‑смазливее были… Чего этим бабам нужно? – бормотал он, продолжая листать файл. – Ладно. Посмотрим.

Он еще раз пробежался глазами по заключительной части файла, где описывался психологический портрет Бельского.

– Пустышка… Нагловато, конечно, но слюнтяй и слабак. На такого надавишь, из него дерьмо полезет и к мамочке побежит жаловаться, – с презрением рассуждал вслух боярин. – Может император поэтому к нему и присматривается. При таком характере, муж его ненаглядной дочке даже рыпнуться не сможет. Будет сидеть по веником и молчать в тряпочку. Очень похоже на правду… В любом случае, это уже не так важно, – буркнул Вяземский, закрывая многостраничный файл и отправляя его в архив. – Через несколько недель этот вопрос, вообще, потеряет всякое значение. Вдруг, за это время с Бельским‑младшим случиться какой‑нибудь несчастный случай.

Его губы раздвинулись в хищной улыбке. Очень хорошо, когда такие случайности происходят с теми, кто ему мешает или просто вызывает его раздражение. Например, происходит автокатастрофа, взрыв бытового газа, сбой в работе автопилота пассажирского лайнера. Правда, иногда судьбе нужно немного помочь, ведь она не всегда все знает и понимает сама.

Решим судьбы парня, Вяземский неспешно поднялся со своего любимого кресла и направился к выходу из кабинета. Время подходило к 10 часам утра, когда к нему должен был прийти голова его дружины. Требовалось обговорить кое‑какие специфические вещи, которые не хотелось доверять даже защищенным линиям связи.

Однако, со встречей пришлось повременить. Неожиданно раздалась мелодичная трель звонка коммуникатора, извещавшего о входящем звонке.

– Господин, – появившаяся на мониторе коммуникатора холеная и чисто выбритая «морда лица» губастого мужчины средних лет с почтением поклонилась. – Сообщили, что в дворянскую палату пришли документы из имперской канцелярии о присвоении Бельскому Алексею Михайловчиу титула барона и назначении ему соответствующей этому статусу денежной выплаты.

Вяземский кивнул, давая понять, что понял. Однако, руководитель его секретариата почему‑то не исчезал с экрана. Видимо, что‑то еще хотел сказать, но мялся.

– Ну? – на лице боярина появилось недовольство. – Еще что?

Слышался бумажный шум. Стряпчий в волнении перекладывал папки с документами с одной части стола на другую часть.

– Мне … э‑э доложили, что пришел повторный запрос в наш секретариат от второго отдела имперской канцелярии. Э‑э‑э, по поводу господина Бельского, – говоривший смотрел куда‑то вниз экрана, чтобы даже по чистой случайности не встретиться глазами со своим хозяином. – Они выражают озабоченность отсутствием ответа с нашей стороны.

Прекрасно понимая о чем идет речь, Вяземский нахмурился. В первом запросе они просили предоставить им документы о принятии Бельских в новики. Тогда он приказал никак не отвечать письменно. На звонки сообщать, что вопрос рассматривается лично господином боярином и будет решен в минимальные сроки. Решил потянуть с этим делом и посмотреть, что в ответ присоединит император. А оказалось вот в чем дело… Выходит, Бельского серьезно рассматривают, как кандидата в женихи цесаревны Анны. Голубки несколько раз появлялись вместе. В охране дома Бельских были замечены несколько бывших имперских гвардейца, которых, как известно, просто так не наймешь на работу. К тому же, к ним зачастила весьма приметная машина из гаража императора. Наконец, еще баронский титул.

– Вот оно как…

Ясности с этим парнем, как решил боярин, стало больше. Теперь это потенциальный жених княжны Анны и, соответственно, будет пользоваться покровительством самого императора. Такого просто так не тронешь. Видимо, придется повременить с несчастным случаем.

Вяземский поднял голову и посмотрел на монитор, где его решения, по‑прежнему, ждал стряпчий. Боярин махнул ему рукой и тот сразу же отключился. Судя по скорости, с которой это было сделано, стряпчий изрядно переволновался во время разговора. Может быть даже брюки побежал менять. Бывает…

Патриарх встряхнулся и с хрустом в спине потянулся. Все затекло. Тело словно в панцирь заковали. Такова она старость. Медленно, но неуклонно, начинаешь чувствовать каждой косточкой немалое количество уже прожитых лет. Печально улыбнувшись, Вяземский подошел к окну, откуда открывался вид на внутреннюю площадку поместья – аккуратно подстриженный газ и декоративные деревья с причудливо изогнутыми стволами и ветками, между которыми змеились узкие дорожки для прогулок и стоял фигурные скамейки для отдыха.

– Точен, как часы, – отметил боярин появление во дворе серебристой Торрето Магнум эксклюзивной 200‑ой серии, которую предпочитал водить голова его боярской дружины.

Он не ошибся. Из остановившегося автомобиля выбрался невысокий худощавый человек с азиатскими чертами лица. Не особо приметный. В столице такого встретишь и сразу же забудешь. Мало ли азиатов здесь живет. Особо опасного впечатления тоже вроде не производит. Соплей его конечно не перешибешь, но мордастым стокилограммовым парнем поломать можно. Только обманчивое это впечатление. Крайне обманчивое и особо опасное для того, у кого появляется желание попробовать этого азиата на прочность. Ведь, этот невысокий мужчина неопределенного возраста был Ван Салин, бывший сотрудник имперской службы безопасности, где дослужился до звания старшего полковника и руководителя отдела оперативных разработок. Имеет больше пяти десятков подтвержденных фактов участия в специальных операциях, множество наград и особых знаков отличия. Человек очень и очень непростой, согласившийся работать на Вяземского только после весьма долгих уговоров.

На крыльцо он поднялся не сразу. Сначала подошел к багажнику автомобиля и, открыв его, вытащил большую сумку. Довольно тяжелая, судя по всему.

Через пять – шесть минут Ван поднялся на второй этаж и постучался в дверь кабинета. Вошел и положил на пол сумку.

– Хочу обрадовать вас, господин, – поклонившись, произнес голова боярской дружины с совершенно каменным лицом, никак не вязавшейся с излагаемыми положительными новостями. – . Прототип костюма полностью функционирует. Ученым, наконец‑то, удалось решить проблему совместимости нескольких амулетов. Около полу часа назад, оператор на моих глазах поднялся в воздух и несколько раз выстрелил в мишень. И силовой поле, и двигатель костюма остались работоспособными. Мощность, конечно, упала, но не критично.

Он опустился на одно колено и, открыв сумку, вытащил из нее здоровенный кусок металла, толщиной в сорок – пятьдесят миллиметров. Тот из‑за покрывавших его многочисленных оплавленных дыр напоминал кусок сыра.

Вяземский с недоверчивым видом подошел и, нагнувшись, потрогал одно из отверстий. Ему не почудилось. Толстый кусок был прожжен насквозь.

– То есть боец сможет летать, стрелять и все это время находится под защитой силового поля? – спросил боярин, с трудом сдерживая улыбку. – Так?

Тут Ван позволил себе улыбнуться. Правда, скудно, невыразительно, словно из под палки. Кто его не знает, даже в голову бы не пришло угадать в этом улыбку. Наоборот, сказал бы, что он так хмурится.

– Это большой успех, господин! Потрясающая огневая мощь, защищенность, как у полкового арт‑автомата и невероятная мобильность. Честно говоря, я бы и сам не прочь испытать этот костюм, – загорелись глаза у азиата, а это, пожалуй, было наилучшим доказательством успешности проекта. – Я надеюсь, вы позволите.

Боярин кивнул. Конечно. Почему бы не разрешить. Тем более проверка силового костюма таким человеком была бы очень полезна. Ван ведь «пустышка» и, насколько знал Вяземский, очень неоднозначно относился к магам. Видимо, почувствовать себя равным магам или, по крайней мере, не уступающим им хотел очень сильно.

Затем они еще долго обсуждали возможность производства этих костюмов. Вяземский настаивал, чтобы через две недели – ко дню первого заседания Имперского собрания – в его распоряжении уже был взвод бойцов, экипированных такими костюмами. Это почти тридцать тренированных лбов в высокотехнологичных обвесах, к которым еще нужно привыкнуть. Дело это совершенно не быстрое, ни в коем случае не терпящее суеты. Иначе вместо грозного бойца, который может на равным противостоять опытному магу, окажетсянеповоротливый кусок говна. Все это Ван и пытался донести до боярина, конечно в более терпимой форме и выражениях.

– …Десять костюмов, господин, это максимум. К этому времени можно будет в той или иной степени подготовить бойцов к работе в таких обвесах. К тому же поставки плазменных винтовок запаздывают, – отстаивал свое мнение голова боярской дружины. – Поэтому десять комплектов…

Убедил все‑таки. Вяземский согласился, хотя было видно, что ему не просто это далось. Просто не привык он уступать. Наоборот, боярин всегда и везде продавливал свое мнение, которое априори было верным.

После обсуждения Ван, получив разрешение, собрался уходить. Он поклонился и, коснулся дверной ручки, как за его спиной вновь раздался голос боярина:

– Подожди. Я просил тебя заняться тем взрывом в гимназии. Кое‑кто считает, что здесь я могу быть причастен. Эти гниды решили свалить теракт и покушение на цесаревну на Вяземских, – недовольно проговорил боярин, с хрустом сжав ладони в кулаки. – Что ты там накопал?

Тот странный взрыв едва не спутал ему карты. Некоторые из поддерживающих его дворян решили, что это его рук дело, и высказали свое неудовольствие так, что запахло жаренным. Мол, воевать с женщинами и детьми это уже слишком, это против чести. Император – это одно дело, а его семья совершенно другое. Твердолобые бараны и глупцы! Воевать с женщинами и детьми можно и нужно, если того требует дело. Словом, истинный виновный в том теракте ему был нужен не меньше остальных. Вяземский бы с удовольствием у него спросил, а чьих он будет. Вдруг на шахматной доске появился еще один претендент на императорскую корону. Или какая‑нибудь тварь просто‑напросто решила его, боярина Вяземского, подставить?! Бошку, как куренку, свернуть за такое дело.

– Пока, господин, нет результатом. И мы, и полиция, и безы тыкаемся носом в одну и туже стенку, – виновато развел руками мужчина. – Все роют землю, господин. Безы, вообще, словно с ума посходили. Перетрясли все отребье города. Говорят, на горло большакам на наступили, что те пощады запросили. В один голос воют, что это не их рук дело.

Вяземский мрачнел все больше и больше. Превращение этого дела в классический «висяк» было совсем не в его интересах. В этот самый момент официально или неофициально все могут повесить на него, как на одно из самых заинтересованных лиц. Ему нужна была правда, кровь из носу. Он даже готов был заплатить столько, сколько нужно.

– Дурная какая‑то ситуация. И дело даже не в том, кто попал под взрыв. Все тут мутное какое‑то…

Ван вдруг заговорил об этом деле так, как от него, вообще, было сложно ожидать. Бывший безопасник с гигантским опытом, казалось, вообще, не знал безвыходных ситуаций. Он всегда находил самый приемлемый выход из трудного положения, брался за самые «тухлые» поручения боярина и с блеском их выполнял. Тут же завел настолько странный разговор.

– Все говорят, что отработал большой спец очень солидного калибра. Кивают на тщательную подготовку, отсутствие следов и зацепок, и т. д., ‑ продолжал рассказывать голова. – Я же в некотором сомнении. По идее все именно так. По технике исполнения очень похоже на элитного решальщика. Только здесь есть что‑то еще, господин. Знаете, такое… э‑э, – он пару мгновение молчал, пытаясь подобрать нужное слово. – Истеричное что‑то. Точно. В некоторых моментах попахивает эдакой истеричностью. Профи так не работает. Ему всегда нужна холодная голова, иначе не выжить. Поверьте мне. Психи в такой сфере долго не живут. Их ловят на первом же деле, максимум на втором.

Вяземский внимательно слушал, пытаясь получить собственное представление о деле. Пока получалось не очень. Почему‑то все время чудился наезд на него самого. В каждой детали он видел отголоски какой‑то операции по его очернению.

– С ребенком этого техника очень жестко поработали. Не били, а именно поработали. У того все тело оказалось в тонких порезах, как будто‑то его долго и тщательно чем‑то острым царапали. Мальчишку так сильно напугали, что он почти овощем стал. После техник стал получать письма с описанием того, что сделают с его ребенком и женой в случае лишней болтовни и неповиновения. Каждый день по нескольку штук приходили. Вот мужик и сломался. А дальше дело техники. Забрал приготовленную для него посылку и положил в нужное место. После дождался и нажал на кнопку…

После ухода Вана еще некоторое время бродил по кабинету. Его так и не отпускали мысли об этом деле. Он, по‑прежнему, считал, что таким образом хотят бросить тень на него самого. Самой подозрительной фигурой для него был император, который давно уже и справедливо подозревал Вяземского в императорских амбициях. Ему было бы очень выгодно очернение боярина в глазах остальных, чтобы сделать его парией, отверженных. Ведь ему было достаточно даже не выдвижение реального обвинения, а лишь слуха.

– Неужто, у него хватило духа подставить под удар свою дочь? – удивился Вяземский своему же предположению. – К чему тогда все эти разговоры о своей любимой младшенькой? Игра на публику?

У него вырисовывалась довольно дикая картина. Император решил убрать своего главного врага с помощью хитроумной комбинации, в ходе которой ставит на кон собственную дочь. Если такое соответствует действительности, то это очень сильный ход с его стороны. Вяземский оценил красоту и жесткость этой игры. Он бы сам так и поступил, если бы был на месте императора. Правда, пока это всего лишь его домыслы. Кто знает как было на самом деле…

– Ничего, скоро, совсем скоро это все станет шелухой. Все забудут и про бывшего императора, и про его семью. К чему вспоминать тех, кто канул в Лету? – с усмешкой размышлял Вяземский. – Ибо будет новый император, новая гвардия и новая империя.

Это ощущение близкой (вот‑вот ухватишь рукой) победы, исполнения его самого сокровенного желания настолько ясно, отчетливо ощущалось им, что казалось уже случившимся. Его почти с головой захлестнула уверенность в том, что он победил. Перед глазами разворачивались величественные картины его триумфа. Поверженный император преподносит ему свою корону. Их окружают громадные фигуры бойцов в футуристического вида доспехах, держащие на прицеле сторонников бывшего правителя. На троне, закутанный в алую мантию, восседает он сам. Раздаются торжествующие возгласы: До здравствует новый император! До здравствует новая империя!

Он открыл повлажневшие глаза. Будоражившие душу картины еще стояли перед его глазами. Именно так и будет, сомнений у него не было. День первого заседания Имперского собрания приближался. Сторонники были предупреждены и готовы. В столицу в течении уже несколько недель небольшими партиями прибывали опытные наемники со всей империи – снайперы, взрывники, хакеры, составлявшие ядро боевых отрядом боярина. Формировалась особая ударная группа, экипированная в секретные разработки ученых рода. Последняя был специальным резервом, кулаком, который был в распоряжении Вяземского для последнего сокрушительного удара по врагу.

– И тогда воцарится порядок, основанный на силе и высшей справедливости. Каждому будет отмерено его мерой и по его вере…

Губы кривились, в глазах горел фанатичный огонек. Вяземский истово верил, что он и есть высшая справедливость. Он мерило всему, потому что был рожден именно для этого. Разве какая‑то грязь под ногами может помешать торжеству высшей справедливости? Нет! Тысячу раз нет!