Текст книги "Дочь Клодины"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Кейт поняла сразу же, как только увидела его, входящего в гостиную, что что-то случилось. Прожив с ним и браке почти четверть века, она полностью его изучила, она знала Дэниэла как прочитанную книгу, но никогда не подавала вида, так как не любила подгонять человека, задавая вопросы, в противном случае такая любопытная жена может свести мужа с ума. Кейт знала, что Дэниэл все расскажет ей, если посчитает нужным. Она поднялась, чтобы налить ему хереса, который он пил каждый вечер, чтобы возбудить аппетит, это вошло в привычку с того времени, когда он впервые взял ее в поездку в Париж много лет тому назад.
– Где Донна? – спросил Дэниэл, принимая от нее бокал с вином.
– Она поужинает в своей комнате, служанка принесет ей туда поднос с едой.
Он нахмурился и посмотрел с угрожающим видом.
– Почему? Она больна?
– Нет, но она не хочет спускаться вниз.
Он повысил голос:
– Как я припоминаю, то же самое было вчера и позавчера. На прошлой неделе она ужинала с нами только один раз, но, как я знаю, в неделе семь дней! Она проводит каждый день, после того как вернулась с похорон, взаперти, в своей комнате, отказываясь принимать гостей, даже Анну. Пора ей уже собраться с духом.
Кейт грациозно развела в стороны руки в знак сострадания и сочувствия своей дочери.
– Прошло слишком мало времени после смерти Тимоти, она горюет и не может смириться с этим.
– А мы что, не горюем? Но жизнь на этом не заканчивается, она должна идти вперед.
– Она любила его. Я напомню тебе, что они собирались пожениться. – Голос Кейт внезапно задрожал. Хотя ее дорогая дочь надеялась на их совместное счастье, Кейт была уверена, что Тимоти любил Люси и именно ее взял бы замуж, тем самым избавив Кейт от беспокойств, которые, как грозовое черное облако, висели над ее головой. Теперь, насколько она понимала, Ричарду и молодой вдове никто не мешал, и это было ужасно.
Дэниэл насмешливо фыркнул.
– Не сомневаюсь, возможно, Донна мечтала об их свадьбе, но он ни разу не попытался поговорить со мной об этом, отсюда вывод, что у него не было таких намерений.
– Он собирался поговорить с тобой после бала.
– Ха! – злобно ликовал он, постепенно сдерживая свой пыл, чувствуя вину перед женой за то, что на нее выпустил нар и раздражение, говоря про намерения Тима. – Здесь Донна ошиблась. У него была прекрасная возможность поговорить со мной на следующий день, когда я случайно встретил его в клубе.
Кейт заняла оборонительную позицию.
– Вполне возможно, что он хотел это сделать официально в нашем доме.
Его глаза сузились.
– Я пригласил его в наш дом посмотреть мою новую верховую лошадь, тренированную для охоты. И после этого мы с ним вместе выпивали в моем кабинете. Ты в это время вместе с Донной ушла к портнихе, или к модистке, или куда-то еще, я точно не помню, знаю только, что дома вас не было. – Дэниэл нетерпеливо щелкнул пальцами, раздраженный тем, что не может припомнить их точное местонахождение. – За это время он мог сотню раз попросить моего благословения, но не сделал этого, и еще я заметил, что он избегал разговора о Донне, даже когда я решил помочь и сам завел о ней речь, предположив, что он не знает, как и с чего начать.
Кейт выглядела огорченной.
– Возможно, он оробел и потерял смелость, бедный молодой человек. Ты ведь знаешь, ты не тот человек, от которого можно ожидать благосклонности и поддержки.
Дэниэл рассердился:
– Я никогда не замечал, чтобы ты отрицала правду, – гневно произнес он, снова щелкая пальцами.
Она молчала, еле сдерживаясь, чтобы не начать снова спорить с ним, зная, что это приведет к крупной ссоре, и когда он, гневно схватив, позвонил в колокольчик, а затем резко отбросил его, она поняла, что вечер не предвещает ничего хорошего. Она знала, что он будет капризничать, как маленький ребенок. Дворецкий появился практически сразу. Упрямый Дэниэл высоко и гордо поднял подбородок.
– Скажите моей дочери, что отец ждет ее к ужину через две минуты.
Кейт закусила губы, но ничего не сказала. Ответ Донны был такой, как она и ожидала. Она сожалела, но у нее не было желания ужинать. Тогда он снова обратился к дворецкому:
– Скажите мисс Донне, что нее есть одна минута, чтобы спуститься.
Как только дворецкий снова поднялся наверх, чтобы передать Донне слова Дэниэла, Кейт не выдержала:
– Дэниэл! Оставь ее в покое! Через несколько дней она придет в себя.
– Через несколько дней она утонет в тоске и превратится в старуху. Ведь большая разница – упивается ли она горем, проливая слезы и сходя с ума, либо пытается, несмотря на страдания, продолжать жить дальше. Смерть Тимоти лишь предлог, она пытается убежать сама от себя. С детства она встречала неудачи во всеоружии, никогда не сдаваясь. Я не потерплю затворницы в моем доме!
Дворецкий вернулся.
– Мисс Донна не ответила мне, сэр. Ужин подан.
Часы в холле пробили восемь, пора было садиться за стол. Как всегда, ужин был подан вовремя. Не сказав ни слова, Дэниэл вышел в холл, но не направился в столовую, а поднялся по лестнице и подошел к комнате Донны.
– Донна! Немедленно выходи!
Скрип ключа послышался в замке – она закрыла дверь. Этот поступок означал для него то же самое, как если бы она залепила ему пощечину. Донна до того обнаглела, что пренебрегла собственным отцом. Он так хотел силком вытащить ее из комнаты и отшлепать как следует, но понимал, что Донна уже не была ребенком, и наказывать ее за ошибки перед слугами было бы неправильно и унизительно. Он был обижен до глубины души, ему всегда было больно, когда родная дочь разочаровывала его, каждый раз все больше убеждаясь в чудовищном факте – что он не воспитал в ней дочернюю любовь и уважение к собственному отцу. Неожиданно он развернулся и направился к лестнице. В тот момент, как он шагал по ступенькам, служанка вышла из кухни, держа в руках большой поднос с ужином, прикрытым полотенцем. Дэниэл понял, как он сможет заставить Донну покинуть место своего уединения.
– Отнеси это обратно на кухню, – приказал он. – С этого момента без моего разрешения вы не должны носить ни еды, ни питья в комнату моей дочери.
Девушка испуганно на него посмотрела.
– Совсем ничего, мистер? Хорошо, мистер.
Она поспешно прошла через зеленую дверь, ведущую на кухню, и проинформировала всех служащих о таком странном указании.
Дэниэл ел свой ужин. Вместо обычного оживленного разговора с Кейт в комнате стояла тишина. У него пропал аппетит, но он не показывал этого, он пил больше вина, чем обычно, делая вид, что не замечает ее безразличия к тому, что происходит. Дэниэл ел каждое блюдо, показывая свою беззаботность и беспечность, и когда слуги оставили их одних, он взял в правую руку бокал с портвейном, который Кейт так любила, но пила, только когда в доме не было гостей, поднялся, чтобы взять бокал, стоящий около нее, и наполнил его ярко-красным вином. Он проигнорировал ее отказ.
– Выпей. Тебе станет лучше.
Она подумала, что он собирается снова, но теперь дружелюбно и спокойно, завести разговор о Донне, и уже была готова уступить ему, пригубив вино и тем самым подтверждая свое смирение. Он присел на стул, откидываясь на его спинку, чтобы полностью расслабиться и избавиться от дискомфорта, собираясь с духом, так как у него было что сказать своей жене.
– Я сдал в аренду Солнечный домик миссис Ди Кастеллони.
Она побледнела. Бокал выскользнул из пальцев, с грохотом ударяясь о стол, и красной струей, стремительно стекающей по скатерти, портвейн вылился на подол ее платья. Дэниэл резко вскочил и начал быстрыми движениями пропитывать салфеткой ее юбку, но Кейт отмахнулась от него, показывая, что ей не нужна его помощь. Дэниэл отошел, оставив мокрую салфетку на столе.
– Солнечный домик мой, – сказала она почти шепотом.
Он ответил, беззаботно улыбаясь:
– Я знаю, что у тебя есть там комната для шитья, и только поэтому в доме зажигаются огни и проветриваются комнаты. Скажи мне, как часто ты шьешь в последнее время? Я уже и не помню, когда ты этим занималась.
– Ты подарил этот домик мне, – упорствовала она.
Он искренне удивился.
– Как ты могла такое выдумать? Это неправда.
– Ты сказал мне однажды, что я могу жить в Солнечном домике столько времени, сколько мне будет угодно.
– Но ты покинула его. Более двадцати лет назад. Ты по собственному желанию переехала в особняк Уорвиков и назвала его своим домом. Здесь мы снова стали мужем и женой, вернули свою любовь и здесь зачали наших детей.
– Но Солнечный домик остался для меня пристанищем, местом, которое я люблю.
Он не мог вынести ее спокойного, невозмутимого выражения лица, которое становилось все бледнее, внушая ужас. Он ожидал от нее совершенно другой реакции. Дэниэл думал, что Кейт не сможет совладать со своими чувствами и выпустит гнев и ярость наружу, тем самым зля его, а в таких ситуациях он знал, как поставить жену на место. Но она так спокойно ему отвечала, что это заставляло его чувствовать себя виноватым, будто он отнимал у нее жизнь. Он попытался совладать со своим гневом.
– Как ты можешь так говорить? – все еще не успокоившись, с пылом произнес он. – Джим жил в нем с того момента, как вышел на пенсию, и ты никогда не возражала.
Ее губы были такими бледными и сухими, что казалось, она едва могла что-то вымолвить.
– Джим понимал.
– Понимал? Понимал что? – В Дэниэла как будто вселился бес, неистовая ярость охватила его. Дэниэл резко поднялся из кресла, с силой отпихнув его в сторону, только сейчас осознавая, что все годы, которые Джим провел в Солнечном домике, он завидовал старому другу, потому что Кейт открыла ему, а не собственному мужу, частичку своего сердца.
– Джим знал, что для меня значит Солнечный дом, он понимал, что я захочу туда приходить, когда пожелаю, особенно если вдруг мне не удастся одержать победу над той женщиной, для которой изначально был построен этот дом!
Дэниэл не стал притворяться, что не знает, кого она имеет в виду.
– Клодина мертва! – закричал он.
– Но не для тебя. Она всегда останется в твоем сердце. Насколько мне известно, она не раз бывала в этом особняке, ее аура осталась повсюду, и твои попытки переделать интерьер по моему вкусу, поселить меня в тех комнатах, в которых не жила она, были совершенно бесполезны. Клодина, хотя ее уже давно нет, до сих пор присутствует в этом доме.
Высказанные Кейт мысли вывели его из себя. Она уже не говорила шепотом, что взбесило его еще больше, и его терпение лопнуло.
– Так ты с презрением относишься к моим усилиям и стараниям, которые я прикладывал все эти голы, чтобы сделать тебя счастливой в нашем особняке! Все, что бы я ни делал, для тебя ничего не значит! – Дэниэл хотел, чтобы она не выдержала и разгневалась на него, тем самым дав ему шанс сбросить камень с души и возгордиться тем, что все-таки поссорился с ней. А затем он хотел помириться, ведь так обычно и заканчивались их ссоры – нежные поцелуи в объятиях друг друга, предмет разногласий забыт, или, по крайней мере, отложен в долгий ящик, и никаких хмурых взглядов при дальнейшем его обсуждении. Но Кейт себя сдерживала, скрывая свои истинные чувства и переживания под маской самого спокойного человека в мире, и Дэниэл не мог ничего с этим поделать.
Казалось, она пропустила мимо ушей то, что он сказал ей, или, услышав, сразу выкинула его слова из головы, посчитав себя безосновательно оскорбленной, понимая – впрочем, Дэниэл тоже это осознавал, – что его упреки были беспочвенны. Кейт продолжила разговор таким же странным, приглушенным тоном.
– Она не должна жить в моем Солнечном домике. Скажи ей, что дом мой.
Его лицо залило багрово-красным цветом, он был зол больше на себя, чем на жену, но, тем не менее, продолжал высказывать ей свое неодобрение.
– Я ничего подобного не сделаю. Я уже сказал Люси, что она может жить в этом доме, и поверь мне, так оно и будет. Я дал слово, и забирать его назад не собираюсь.
Он развернулся и вышел из комнаты. Внезапно, собрав все свои силы, Кейт громко закричала ему вслед:
– Но этот дом мой!
Дэниэл хлопнул входной дверью с такой силой, что особняк буквально затрясся, и чуть не посыпалась штукатурка. Он и не выиграл, и не проиграл, но ничего исправлять Дэниэл не собирался. Кейт продолжала сидеть на стуле с высокой спинкой как статуя, не способная пошевелиться. Кейт поняла, что, когда в первый раз увидела особняк Уорвиков, у нее было ужасное видение, будто она осталась в нем совершенно одна, а Дэниэл ушел к Клодине, вот сейчас почти так все и произошло.
Но пора было возвращаться в реальность. Донна, переживая смерть Тимоти, спряталась ото всех в своей комнате, Ричард, желая жить отдельно, давно покинул отчий дом, а остальные ее дети умерли. А что касается Дэниэла, то он второй раз в жизни делает выбор, но в этот раз Кейт проиграла, а девочка Люси, являющаяся копией Клодины, одержала победу. Рыжеволосая вдова, напоминающая всем Клодину правильными чертами лица, легкой походкой, таким же обаянием и шармом, собиралась поселиться в тихом, спокойном Солнечном доме, наполнив его шумом и гамом.
Кейт не знала, сколько она просидела за столом – десять минут или полчаса, но внезапно она подскочила со стула, чувствуя, что может задохнуться, ринулась из столовой, схватив по пути ключ, и выбежала из дома. На улице стояла теплая летняя ночь, все небо было усыпано сияющими звездами, а вдалеке за холмами великолепие ночного курорта освещал блеск ярких огней. Кейт и не подумала о том, чтобы взять экипаж, спеша, она бежала вниз по тропинке, ведущей к воротам, гравий хрустел под тонкими подошвами ее вечерних туфелек. Избегая главных улиц, она шла в обход, по длинной темной лесной дорожке, затем свернула на узкую тропинку, освещаемую лунным светом, и снова скрылась в темноте, шагая по проселочной дороге, пока не добралась до Солнечного домика. Встреть она любого на своем пути, кто поприветствовал бы ее или обратился к ней с вопросом, она потеряла бы самообладание и выпустила бы весь свой накопившийся гнев. Сразу же, как только Кейт добралась до своего убежища, она всунула ключ в замок, повернула, и когда дверь открылась, как сумасшедшая вбежала в дом, ощущая, как погружается в его приятную атмосферу. Но так или иначе, это только усилило осознание его невыносимой потери, и понимая, как глубока ее душевная рана, от полной безысходности, охваченная волнением, злостью и ужасом, она пронзительно зарыдала, нарушая тишину дома:
– Джим! Джим! Дэн забирает у меня мой дом!
Ее громкий, раздирающий слух голос отозвался эхом, и последняя ниточка самообладания оборвалась. Она, как обезумевшая, стала носиться по комнатам, забегая в каждую по очереди, будто это как-то могло помочь сохранить ей дом. Когда Кейт оказалась на втором этаже в комнате, где Джим проводил долгие часы в последний год своей жизни, она бросилась в огромное кожаное кресло, именно в нем он когда-то сидел, наблюдая, как в ворота входят его любимые Уорвики. Она крепко обхватила руками диванные подушки, представляя, что обнимает старого человека, который для нее был особенным, верным, самым любимым другом. Горькие слезы текли ручьем, боль терзала ее душу. Казалось, будто ее голова и сердце раскалываются на кусочки от невыносимых мук, и не в состоянии справиться с болью, она стала бить кулаками в обшитую панелями стену. Кейт не знала, что, потеряв рассудок с горя и находясь в обезумевшем состоянии, она не закрыла за собой входную дверь.
А неподалеку не спеша прогуливался Джош, который, вернувшись из поездки в Истхэмптон, решил подышать свежим ночным воздухом. После того как Джош разложил вещи в своей комнате, он прямиком направился обходить земли, представляя, что однажды, когда в Истхэмптоне проложат железнодорожную ветку, связывающую его с Маррелтоном и оттуда с другими городами, путешествие из Лондона будет необыкновенным и особенным. Ему в голову пришла идея – заскочить в театр, ведь он успевал на последний акт мелодрамы, но через несколько минут передумал, решив, что будет лучше посмотреть представление под названием «Месть разбойника» полностью завтра вечером. Однако такое решение не помешало ему подстеречь Люси около служебного входа. Ему было очень интересно, как она чувствует себя после смерти Тимоти Атвуда. Джош был потрясен, когда прочитал в газете о том, что Тимоти утонул, эта потеря действительно причинила ему боль, ведь он уважал этого человека и считал его настоящим мужчиной, и действительно трудно переживал эту трагедию.
Проходя мимо Солнечного домика, Джош заметил, что дверь была приоткрыта, но свет не горел. Он впервые за долгое время увидел, что дом его прадедушки был не заперт. «Дверь забыли закрыть по халатности или в него вторгся самозванец?»
Он медленно вошел в ворота, но остановился на пороге, открыл дверь пошире и прислушался. Изнутри дома доносился приглушенный звук, будто кто-то ударял в ящик или шкаф, пытаясь открыть его. Он больше не сомневался, что в дом проникли нелегально, и быстро закрыл за собой дверь, чтобы предотвратить попытку побега. Тихонечко он начал подниматься по лестнице, держа кулаки наготове, чтобы успеть защитить себя и атаковать нарушителя. Когда Джош поднялся на лестничную площадку, он, проворно распахнув дверь, вбежал в комнату, откуда доносился этот приглушенный звук.
– Миссис Уорвик! – изумленно воскликнул он, хорошо разглядев ее при лунном свете, освещающем комнату.
При виде широкоплечей мощной фигуры, появившейся в дверях, Кейт, находясь в состоянии истерического припадка, приняла его за Джима, забыв, что это невозможно, так как болезни и старость давно свели его в могилу, и бросилась к нему.
– Дэн позволил дочери поселиться в Солнечном домике! – яростно закричала она. – Ты должен остановить его, Джим! Он меня не слушает!
Джош поднял Кейт с пола, так как она припала к его ногам, и увидел, что вдобавок ко всем неприятностям и разочарованию она испытала новое потрясение, осознав, что ошиблась. Но он продолжал держать ее в своих объятиях, не сомневаясь, что она едва понимает, где находится и что говорит, пребывая в полуобморочном состоянии.
– Кейт, Кейт, ничего в мире не стоит твоих слез. Кейт, милая, послушай меня. – Для формальностей не было времени. Он держал в своих руках женщину, которая, казалось, была готова покончить с собой, в отличие от Люси, которая лишь упала в обморок, повиснув на перилах балкона.
Обняв ее, Джош попытался утешить и успокоить, стремясь окружить Кейт теплом, чтобы она смогла понять, что не одинока, что он разделит ее горе вместе с ней и сделает все, что в его силах, лишь бы помочь ей выйти из подавленного состояния. Но она оттолкнула Джоша, вырвалась из его объятий и, шатаясь, упала на колени рядом с кроватью, схватившись за резные ножки, уткнувшись в них лбом и продолжая истерически рыдать.
Джош воспользовался возможностью, чтобы найти лампу. Как только поправил фитилек, он подумал, что будет лучше, если никто другой не обратит внимания на свет в доме в столь поздний час. Он быстро закрыл внутренние ставни и только затем повернулся, чтобы посмотреть на нее, озаряемую светом. Кейт сидела, наклонив голову, и поэтому Джош не мог рассмотреть ее лица, но волосы растрепались, покрывая опущенные плечи, будто роскошная нежная шаль. По полу распласталась многослойная юбка, залитая вином, пятна от которого казались очень темными на сером муаре, а носок ее туфельки, выглядывающий из-под края юбки, был перепачкан в земле и прилипшей к ней траве. «Возможно, она шла пешком по грязи? И скорей всего, она испачкалась не днем, а ночью».
Джош присел на край дивана, стоящего в нескольких шагах от кровати, так что оказался прямо напротив Кейт, и, наклонив немного голову, мог разглядеть ее лицо.
– Кейт, – произнес он, сочувствуя ей. – Ты знаешь меня, не так хорошо, но все-таки знаешь. Поговори со мной. Поделись, излей душу, расскажи, что стало причиной твоих страданий. Я обещаю, что это останется между нами. Ты только мучаешь себя, так убиваясь.
Казалось, что она оглохла, потому что никак не отреагировала на его слова. Тогда Джош сунул руку в карман своего сюртука и вытащил оттуда фляжку с бренди, которую взял с собой еще во время своего путешествия. Отлив немного напитка в серебряную крышку и подойдя к ней, он умолял ее сделать хоть один глоток, но сильным ударом Кейт выбила крышку из его рук, показывая, что ей надоело его упорство и настойчивость, и, обхватив голову руками, снова зарыдала навзрыд, будто действительно сошла с ума.
Боясь, что она затерзает себя до потери сознания, он подошел ближе к кровати и резко схватил ее, заставляя выслушать его.
– Почему Донне нельзя жить в Солнечном домике? Разве случится конец света, если твоя дочь поживет в нем отдельно от родителей?
– Донна? – Кейт резко дернула головой и широко раскрыла глаза. Затем внезапно залилась диким, истерическим смехом. – Не Донна! А дочь, рожденная от его любовницы, и она отбирает у меня мой Солнечный дом! Его дочь от Клодины!
Кейт перестала смеяться. Она стояла неподвижно, красные пятна покрывали ее бледное лицо, а затем внезапно она подошла к Джошу. Он приложил фляжку с бренди к ее рту и наклонил, таким образом маленькими глоточками она пила бренди, пока не закашлялась и, тяжело дыша, отстранилась, по небрежности проливая несколько капель на свое и так запачканное вином платье. Он поставил фляжку на стол и, обхватив руками, прижал Кейт к себе, а она склонила голову на его грудь. Он нежно стал гладить ее по лицу, ошеломленный тем, что она ему сказала.
– Я выдала тебе ужасный секрет, – проговорила она почти шепотом.
Он ничего не ответил, но был согласен с ней. Для него было неожиданным сюрпризом, когда он, куря сигару на балконе в особняке Атвудов в кромешной темноте, услышал громкий голос Люси, которая назвала себя дочерью Лионела Атвуда, и жестокие слова Оливии, отрицающей их родство. Это объясняло одержимость Люси особняком и ее заботу о его будущем, а также любящий взгляд, который он заметил на ее лице, когда она впервые увидела портрет Лионела Атвуда. Но по сравнению с тем, что сказала ему Кейт, это были цветочки! Значит, Люси родилась вне брака и не была потомком Атвудов. Эта информация могла иметь очень серьезные последствия.
– Кто еще об этом знает, Кейт?
– Никто, кроме самого Дэниэла. Я читала это у него на лице всякий раз, когда он смотрел на нее. Он думает, что я жила в неведении о той ночи, которую он провел вместе с Клодиной.
– Возможно, ты ошибаешься. Почему Люси не может быть дочерью Лионела Атвуда?
– Потому что она похожа не только на свою мать, но и на Уорвиков тоже. Нет, она не похожа на дядюшку Дэниэла, которого напоминает ему Донна – к ее постоянным несчастьям, – но зато Люси унаследовала черты его сестры Жасси, а также напоминает мне мою дочь, которая умерла, когда ей было десять лет. Заметил ли он это особенное сходство в своем незаконнорожденном ребенке, я не знаю.
– Незаконнорожденном ребенке? Зачем же так говорить. Немногие жены отважились бы на такое.
– Возможно, но как еще я могу говорить, если Дэниэл с первой встречи привязался к ней. Непременно тебе как мужчине следует согласиться с тем, что любой мужчина может любить двух женщин одновременно, хотя совершенно по-разному. – Она подняла вверх голову, чтобы взглянуть на него, тем самым позволяя прядям своих распущенных волос немного прикрыть глаза.
– Конечно, я соглашусь с этим, – ответил Джош, уставившись на нее. Он подумал, что ему было бы нетрудно проявлять свои чувства к Кейт, хотя его сердце и душу занимала Люси, не дававшая ему покоя с самого первого дня. Она не выходила у него из головы, и все ее действия и слова только делали его нетерпеливым и заставляли еще сильнее желать ее. Он хотел заключить ее в свои объятья, и с каждым днем ему становилось все невыносимее без нее. Он понял, что влюбился. Первоначально Люси задела его гордость и самолюбие своим своевольным и высокомерным поведением, она ясно давала понять, что не уважает и презирает его, никогда раньше он не видел, чтобы женщины вели себя подобным образом. Возможно, именно поэтому Джош и обратил на нее внимание, он поставил себе цель – добиться ее любви. Он злился и ревновал, понимая, что она сможет легко обвести вокруг пальца молодого Атвуда, и тот ради нее сделает все, что она только пожелает, а стремилась она к одному – не допустить строительства железнодорожной станции.
В конце концов несчастный парень решил воспользоваться своим правом и разорвать контракт, но это уже было бесполезно. Люси потеряла то, что выиграла, и убеждение Джоша, что она предназначена ему судьбой, было непоколебимо.
– Ты сказала, что об этом никто не знает? – для точности переспросил он. – А как насчет твоего сына и дочери?
Кейт распрямилась, он обнял ее за плечи.
– У них и мысли такой нет, и для благополучия нашей семьи так и должно быть, я не хочу, чтобы они восстали против собственного отца. Поэтому я была благодарна Богу, когда Тимоти Атвуд обратил свое внимание на вдову…
Джош перебил ее:
– Произнеси ее имя. Просто скажи – Люси.
На ее лице отразились боль и страдание, и слезы засверкали в глазах в тот момент, когда она покачала головой.
Его руки крепче сжали ее плечи.
– Ты должна. Если хочешь преодолеть препятствия, встретившиеся на твоем пути, принять эту правду, ты должна называть ее по имени.
Ее губы задрожали, но она смело повиновалась ему.
– Люси.
Кейт тяжело задышала.
– Вот. Я сказала. – Глубокая печаль читалась в ее задумчивом взгляде. – Как странно, я все это время без проблем могла произносить имя ее матери, почему же сейчас осознание того, что мне надо назвать невинного младенца по имени, чуть не доводит меня до удушья?
– А разве это странно? – утешал ее Джош. – Она – живое доказательство того, что между Дэниэлом и Клодиной была любовная связь, как бы ты в душе ни надеялась, что этого не было.
– Думаю, ты прав. – Она прикрыла глаза подушечками пальцами, надавливая на веки, стараясь прогнать усталость, затем снова открыла их, но еле слышный голос дал ему понять, что ее силы были почти на исходе.
– Я не каждый день вижу своего сына, но когда он заходит в гости, я жду, надеюсь, верю, ищу любой знак, который подтвердил бы, что его любовь к миссис Ди… к Люси ослабевает, но, к несчастью, его чувства с каждым днем только усиливаются. Только вчера он твердил, что нужен Люси как никогда, ведь ей необходима поддержка и забота, чтобы справиться с потерей друга, с горем, которое причиняло ей страдания и боль. Он никогда не подозревал, как и я до поры до времени, что Тимоти твердо решил увести ее у Ричарда.
– В это трудно поверить. Думаю, только я могу это сделать.
– Действительно? Но ты не ослеплен любовью к Люси, как мой сын. Мужчины породы Уорвиков все одинаковые. Они влюбляются и сердцем и разумом, и ничто не способно остановить их, и отказ их не устраивает.
Джош поразмышлял несколько минут о том, как может заверить ее.
– А что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что я тоже влюблен в Люси и собираюсь завоевать ее?
Кейт уставилась на него.
– Это правда?
Он кивнул.
– Любовью я не ослеплен, потому что вижу ее ошибки и промахи, а она видит мои, и мне это нравится. Покорный, послушный, слепо любящий партнер наводит на меня тоску. – Уголки его губ поднялись вверх и изогнулись в легкой улыбке. – А с Люси умереть со скуки мне не грозит. Я могу быть для нее любовником или мужем – на ее усмотрение, – и я не вижу никаких причин, по которым Ричарду следует знать об их кровном родстве.
Она внимательно на него посмотрела.
– Ты необычный человек.
– И тебе это не нравится?
– Нет. Я думаю, ты сможешь заполучить Люси, но нечестным способом, в то время как мой дорогой Ричард положит к ее ногам целый мир и себя в придачу. Женщины противоречивые существа, и кому как не мне знать об этом.
Джош не смог сдержать ухмылку после ее комментария, его белые зубы казались еще белее из-за черных, аккуратно подстриженных усов.
– Я хочу тебе сказать, Кейт, что сейчас ты сидишь рядом с победителем.
Она была глубоко погружена в собственные мысли, но внезапно обняла его лицо руками.
– Я желаю тебе удачи. Жизнь моей семьи, и возможно, крепость моего брака полностью зависит от твоего успеха.
Кейт поцеловала его. Он не ожидал такого проявления благодарности, она застала его врасплох, коснувшись нежно и легко его рта своими солеными от слез губами. Его объятия стали крепче, и он поцеловал ее в ответ, не оставляя ей ни тени сомнения, что то, как он смотрел на нее в доме своего отца и недавно, встретив рядом с церковным кладбищем, говорит о его восхищении этой женщиной, несмотря на существенную разницу в возрасте.
Она оставила его и направилась в комнату для шитья, где у нее лежала расческа и новые шпильки для волос. Джош спустился вниз, вышел в холл, чтобы подождать ее, он стоял, осматриваясь по сторонам, пока она не появилась. Ее волосы были уложены, а на плечи накинута длинная кружевная материя, которую она достала из шкафа и использовала как шаль, чтобы скрыть пятна вина и бренди на юбке.
Он проводил ее до дома по тому же самому пустынному пути, по которому она добиралась до Солнечного домика. На пороге особняка они пожелали друг другу спокойной ночи и, прощаясь, он едва коснулся ее теплых пальцев, ее глаза ярко горели. Как только он отошел, обернулся на дом, ощущая на спине чей-то пронзительный взгляд, и на втором этаже в окне заметил Донну, смотрящую на него. Она была похожа на предвестницу смерти, одетая в черную одежду и с исхудавшим, истощенным лицом. Она опустила занавески, возвращаясь в комнату и гася свет.
Джош возвращался назад по улицам, освещенным фонарями, мимо пирса. Это был его обычный маршрут. Он заметил, что театр уже опустел. Он подождал около входа в пирс, из которого потихоньку выходили актеры по двое или трое человек. Когда появилась Люси, он увидел, что рядом с ней идет Ричард, и она держит его за руку.
Он отошел в сторону, оставшись ими не замеченным, они прошли в ворота, увлеченные серьезным разговором, и направились в сторону особняка Уорвиков, так как Ричард пригласил девушку на поздний ужин. Несомненно, нельзя было терять ни минуты, ведь, тоскуя по Тимоти Атвуду и еще не отойдя от горя, Люси могла представить, что она влюбилась в Ричарда, в собственного брата. Этого нельзя было допустить. Ради благополучия Кейт – о себе он и не думал – Джош должен сделать все возможное и прервать на корню их так называемое состязание за девушку. Люси не должна влюбиться в собственного брата.
Во второй раз за вечер он вошел в ворота Солнечного дома. О том, что Люси взбредет в голову осмотреть дом перед возвращением в морской коттедж, Джош и не догадывался, но чувствовал, что любопытство, связанное с ее новым жилищем, возьмет над ней верх. Он нашел скамейку в саду, присел на нее и принялся спокойно дожидаться, заложив руки за голову. Он знал, ждать ему придется примерно час или более.
