Текст книги "О социализме и русской революции"

Автор книги: Роза Люксембург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

А потому, товарищи, мы вчера, хотя и без явного умысла и намерения, предупреждали вас, говорила об этом и я: не представляйте себе дальнейшую борьбу легкой! Некоторые товарищи поняли это неверно, полагая, будто я считаю, что они, бойкотируя Национальное собрание, намерены стоять со сложенными руками. Мне такое и во сне не могло привидеться. Просто я не могла вчера подробнее остановиться на этом вопросе, а сегодня в данной взаимосвязи я такую возможность имею.

Я считаю, что история не создаст нам таких благоприятных условий, какие были в буржуазных революциях. Тогда достаточно было свергнуть официальную власть в центре и заменить ее парой или несколькими дюжинами новых людей. Нам же необходимо действовать снизу вверх, ибо именно это отвечает массовому характеру нашей революции и тем ее целям, которые затрагивают самые глубокие основания общественного строя. Характеру нынешней пролетарской революции соответствует то, что мы должны осуществить завоевание политической власти не сверху, а снизу.

9 ноября было попыткой поколебать публичную власть, классовое господство, попыткой довольно слабой, половинчатой, неосознанной, хаотической. То, что предстоит сделать сейчас, это вполне сознательно направить всю силу пролетариата на основные твердыни капиталистического общества. Внизу, где отдельный предприниматель противостоит своим наемным рабам, внизу, где все исполнительные органы политического классового господства противостоят объектам этого господства, массам, там должны мы шаг за шагом вырывать у господствующих сил средства их власти и брать в наши руки.

Когда я так обрисовываю этот процесс, он выглядит, пожалуй, более медленным, чем нам в первый момент хотелось его себе представить. Но, думаю, для нас полезно с полной ясностью взглянуть в лицо всем трудностям и сложностям этой революции. А потому я надеюсь, что как на меня, так и на вас описание этих огромных трудностей, этого нагромождения задач не подействует в том духе, что парализует ваше рвение и вашу энергию. Наоборот, чем величественнее задача, тем больше сконцентрируем мы все наши силы. И мы не забудем: революция умеет вершить свои дела с невероятной быстротой. Не берусь предсказывать, сколько времени потребует этот процесс. Кто из нас ведет такой счет, кого это заботит, лишь бы жизни нашей хватило довести его до конца! Дело лишь в том, чтобы мы ясно и точно знали, что нужно делать. А я надеюсь, что в меру моих слабых сил осветила в главных чертах, что же нужно делать.

Порядок царит в Берлине^*

«Порядок царит в Варшаве!» – сообщил в 1831 г. министр Себастьяни в парижской палате депутатов, когда солдатня Суворова ворвалась в польскую столицу после страшного штурма ее предместья Праги и принялась за палаческое дело, расправляясь с повстанцами.

«Порядок царит в Берлине!» – торжествующе возвещает буржуазная пресса, возвещают Эберт и Носке, возвещают офицеры «победоносных войск», которым берлинская мелкобуржуазная чернь на улицах машет платками и с ликованием орет «ура». Ведь ими спасены перед лицом всей мировой истории честь и слава германского оружия. Позорно разбитые во Фландрии и в Аргоннах, они восстановили свою репутацию блестящей победой – над 300 «спартакистов» в здании газеты «Vorwarts»^*. Времена первоначального славного вторжения германских войск в Бельгию, времена генерала фон Эммиха, покорителя Льежа, бледнеют перед деяниями Рейнгарда и сообщников на улицах Берлина. Растерзанные парламентеры, хотевшие вступить в переговоры о сдаче здания «Vorwarts», – правительственная солдатня изувечила их прикладами до полной неузнаваемости, не дающей возможности опознать трупы. Пленные, поставленные к стене, убитые так зверски, что череп и мозг были разбрызганы вокруг. Кто перед лицом столь славных деяний станет вспоминать о позорных поражениях, понесенных от французов, англичан и американцев? «Спартак» – вот враг, а Берлин – то место, где наши офицеры умеют побеждать. «Рабочий» Носке – вот имя того генерала, который сумел организовать победу там, где оказался бессилен Людендорф.

Как не вспомнить тут о победном угаре своры «порядка» в Париже, о вакханалии буржуазии на трупах борцов Коммуны – той самой буржуазии, которая только что постыдно капитулировала перед пруссаками и сдала свою столицу внешнему врагу, чтобы самой удрать, как последний трус! Но против плохо вооруженных, изголодавшихся парижских пролетариев, против их беззащитных женщин и детей – как воспылала вновь мужская отвага буржуазных сынков, «золотой молодежи», офицеров! Как разбушевалась там храбрость упавших на колени перед внешним врагом сынов Марса в зверских жестокостях над беззащитными, над пленными, над убитыми!

«Порядок царит в Варшаве!», «Порядок царит в Париже!», «Порядок царит в Берлине!» – так летят сообщения хранителей «порядка» каждые полвека из одного центра всемирно-исторической борьбы в другой. И ликующие «победители» не замечают, что «порядок», который периодически приходится поддерживать кровавой резней, неудержимо идет навстречу своей исторической судьбе, своей гибели.

Чем была эта последняя «спартаковская неделя» в Берлине, что принесла она, чему она учит нас? Еще в разгар борьбы, в разгар победного воя контрреволюции революционные пролетарии должны отдать себе отчет в том, что происходит, измерить события и их результаты крупным историческим масштабом. Революция не смеет терять времени, она продолжает штурм – через еще раскрытые могилы, через «победы» и «поражения» – навстречу своим великим целям. Сознательно следовать ее велениям, двигаться ее путем – вот первая задача борцов за интернациональный социализм.

Можно ли было ожидать окончательной победы революционного пролетариата в этом столкновении, свержения Эберта-Шейдемана и установления социалистической диктатуры? Конечно, нет, если зрело учитывать все обстоятельства, от которых зависело решение этого вопроса. Слабое место дела революции в настоящий момент – это политическая незрелость солдатской массы, которая все еще позволяет офицерам злоупотреблять ею в антинародных, контрреволюционных целях; уже одно это – доказательство того, что прочная победа революции в данном столкновении была невозможна. С другой стороны, сама эта незрелость военнослужащих – только симптом общей незрелости германской революции.

Деревня, откуда происходит значительная масса солдат, как и прежде, едва лишь затронута революцией. Берлин до сих пор еще почти изолирован от остальной Германии. Правда, революционные центры в провинции – в Рейнской области, на Побережье, в Брауншвейге, Саксонии, Вюртемберге – душой и телом на стороне берлинского пролетариата. Но не хватает прежде всего движения в ногу, когда идут вперед, нет еще прямой общности действий, которая придала бы боеготовности и натиску берлинских рабочих несравненно большую действенность. Кроме того, – и это лишь более глубокая причина политической незрелости революции – экономические бои, подлинно вулканическая сила, постоянно питающая революционные классовые бои, находятся лишь в начальной стадии.

Из всего этого следует, что нельзя было еще рассчитывать на окончательную прочную победу в данный момент. Была ли поэтому борьба последних недель «ошибкой»? Да, если бы речь шла о преднамеренной «атаке», о так называемом «путче»! Но что послужило исходным моментом последней недели боев? Как и во всех предыдущих случаях, как 6 декабря, как 24 декабря – грубая провокация правительства! Как прежде кровавая баня против безоружных демонстрантов на Шоссеештрассе, как кровавое побоище, учиненное матросам, так на этот раз причиной всех дальнейших событий стало покушение на берлинский по-лицей-президиум. Ведь революция действует не по своей собственной воле и бьется на открытой равнине не по хитроумно придуманному «стратегами» плану. Ее противники тоже владеют инициативой, да и пользуются ею, как правило, гораздо чаще, чем сама революция.

Революционные рабочие, оказавшись перед фактом наглой провокации со стороны Эберта – Шейдемана, были вынуждены взяться за оружие. Да, было делом чести революции немедленно, со всей энергией отразить атаку контрреволюции, чтобы не поощрить ее на дальнейшие действия, которые поколебали бы революционные ряды пролетариата и моральный кредит германской революции перед лицом Интернационала.

Немедленное сопротивление возникло в массе берлинцев стихийно и с такой естественной энергией, что уже при первом натиске моральная победа осталась за «улицей».

Внутренний жизненный закон революции – сделав шаг вперед, не останавливаться в бездействии и пассивности. Лучший смотр сил – энергичный удар. Это элементарное правило всякой борьбы тем более определяет все шаги революции. Само собой разумеется и свидетельствует о здоровом инстинкте, о внутренней силе берлинского пролетариата, что он не удовлетворился восстановлением в должности Эйхгорна, а спонтанно перешел к захвату других позиций власти контрреволюции: буржуазной прессы, официозного информационного агентства, здания «Vorwarts». Все эти меры вытекали из инстинктивного осознания массами, что контрреволюция со своей стороны не примирится с понесенным ею поражением, а пойдет на общую пробу сил.

Мы и здесь наталкиваемся на один из великих законов революции, о который вдребезги разбиваются мудрствования и всезнайство тех мелких «революционеров» из НСДП, которые в любом бою ищут лишь предлог для отступления.

Когда ясно поставлена основная проблема революции – а в данной революции это свержение правительства Эберта-Шейдемана, как первого препятствия для победы социализма, – эта проблема всплывает все снова во всей своей актуальности. Каждый отдельный эпизод борьбы с фатальностью закона природы развертывает эту проблему в полном объеме, даже когда революция еще совсем не подготовлена к ее решению, а ситуация совсем еще не назрела. Лозунг «Долой Эберта-Шейдемана!» неизбежно возникает вновь – в каждом кризисе революции, как единственная исчерпывающая формула всех частных конфликтов, и тем самым в силу внутренней объективной логики, хотят того или нет, предельно заостряет каждый боевой эпизод.

Из этого противоречия между заострением задачи и недостаточными предпосылками для ее решения в начальной фазе революционного развития вытекает то, что отдельные бои революции формально кончаются поражением. Но революция является единственной формой «войны» – в чем и состоит ее особенный жизненный закон, – в которой конечная победа может быть подготовлена только рядом «поражений»!

Что показывает нам вся история революций нового времени и социализма? Первая вспышка классовой борьбы в Европе, восстание лионских ткачей в 1831 г., кончилась тяжким поражением; чартистское движение в Англии – поражением. Восстание парижского пролетариата в июньские дни 1848 г. – сокрушительным поражением. Весь путь социализма – поскольку речь идет о революционных боях – усеян сплошными поражениями.

И все-таки сама история ведет нас неудержимо шаг за шагом к окончательной победе! Где были бы мы сегодня без тех «поражений», из которых мы черпали исторический опыт, познание, мощь, идеализм! Сегодня, когда мы непосредственно подошли к конечной битве пролетарской классовой борьбы, мы просто-таки опираемся на те поражения, ни одного из которых мы не могли избежать, ибо каждое из них – часть нашей силы и ясности цели.

Революционные бои в этом смысле – прямая противоположность боям парламентским. Мы в Германии за четыре десятилетия имели сплошь одни парламентские «победы», мы прямо-таки шагали от победы к победе. А результатом, когда 4 августа 1914 г. настал час великого исторического испытания, явились уничтожающее политическое и моральное поражение, неслыханный крах, беспримерное банкротство. Революции приносили нам до сих пор одни лишь поражения, но эти неизбежные поражения как раз и дают все новые гарантии будущей конечной победы.

При одном, однако, условии! Зададимся вопросом, какими обстоятельствами вызвано то или иное поражение, проистекало ли оно из того, что рвущаяся вперед боевая энергия масс натолкнулась на препятствие в виде недостаточной зрелости исторических предпосылок, или же оно объяснялось тем, что само революционное действие было парализовано половинчатостью, нерешительностью, внутренней слабостью.

Классические примеры обоих случаев это, с одной стороны, Февральская революция [1848 г. ] во Франции, с другой – Мартовская революция [1848 г. ] в Германии. Героическая акция парижского пролетариата стала живым источником классовой энергии для всего международного пролетариата. Жалкий исход германской Мартовской революции висит гирей на ногах всего современного развития в Германии. Пройдя через всю историю официальной немецкой социал-демократии, он продолжает оказывать воздействие и на недавние события германской революции, вплоть до только что пережитого драматического кризиса.

Как выглядит поражение этой так называемой «спартаковской недели» в свете поставленного выше исторического вопроса? Была ли она поражением, вытекающим из атакующей революционной энергии и недостаточной зрелости ситуации или же вызванным слабостью и половинчатостью акции?

И тем и другим! Двойственный характер этого кризиса, противоречие между энергичным, решительным, наступательным выступлением берлинских масс и нерешительностью, робостью, половинчатостью берлинского руководства – вот характерный признак этого недавнего эпизода.

Руководство оказалось негодным. Но руководство может и должно быть заново создано массами и из рядов самих масс. Массы – это самое решающее, та скала, на которой будет воздвигнута конечная победа революции. Массы были на высоте, они превратили это «поражение» в звено тех исторических поражений, которые являются гордостью и силой интернационального социализма. И потому из этих «поражений» вырастет грядущая победа.

«Порядок царит в Берлине!» Вы, тупые палачи! Ваш «порядок» построен на песке. Завтра революция, звеня оружием, воспрянет вновь и, к вашему ужасу, звуком боевой трубы возвестит:

«Была я, есмь и буду!»

Из последних писем

В. И. ЛЕНИНУ^*

[Берлин], 20.12 [1918 г.]

Дорогой Владимир!

Пользуюсь поездкой дяди, чтобы переслать всем вам сердечный привет от нашей семьи, Карла [Либкнехта], Франца [Меринга] и других. Дай Бог, чтобы грядущий год Все наши желания исполнил. Всего хорошего!

О нашем житье-бытье расскажет дядя.

Пока вам рукопожатия и приветы.

Роза

КЛАРЕ ЦЕТКИН^*

[Берлин], 25 декабря [1918 г.]

Самая дорогая моя Клара, сегодня я в Первый раз со времени [освобождения из тюрьмы] Вреслау сижу за своим письменным столом и хочу послать тебе рождественский привет. Куда бы охотнее я сама приехала к тебе! Но об этом не может быть и речи, так как я прикована к редакции «Rote Fahne» и ежедневно до полуночи остаюсь в типографии, чтобы проследить также и за версткой.

Кроме того, в эти беспокойные времена только между 10 и 11 часами вечера поступают самые срочные известия и сообщения, на которые надо немедленно реагировать. К тому же почти каждый день с раннего утра – заседания и совещания, а в промежутках еще и собрания. А для разнообразия каждую пару дней – настойчивые предостережения «официальных органов», что Карла [Либкнехта] и меня выслеживают убийцы, так что нам не следует ночевать дома, а надо каждую ночь искать себе другое пристанище. Наконец мне все это показалось слишком глупым, и я просто-напросто вернулась снова в Зюдэнде. Так я и живу с первой минуты в водовороте и спешке и никак не могу прийти в себя. Вскоре ожидаем Юлека [Мархлевского], тогда, быть может, смогу на короткое время высвободиться и съездить к тебе. Все дело в том, когда ему удастся перейти границу^*.

Здесь отношения обостряются, как внешние – с людьми Эберта, так и внутренние – в НСДП^*. Ты, вероятно, получаешь теперь «Rote Fahne» регулярно и видишь, что мы не устаем призывать к [проведению] съезда партии. Вчера поступил формальный отказ. Партия [НСДПГ] находится в состоянии полного распада: Штрёбель, Гаазе, Бок (!), «Freiheit» открыто требуют «отмежеваться от левых», то есть от нас. С другой стороны, слияние НСДП с шейдемановцами идет в провинции полным ходом. Цитц держится теперь в высшей степени двусмысленно, это она придумала вместо съезда партии «общегерманскую конференцию» и сорвала съезд.

Вторник! Вчера, естественно, снова произошла «революционная помеха»^*. У дворца состоялась грандиозная демонстрация, а затем часть демонстрантов спонтанно двинулась к зданию «Vorwarts» и заняла его! Там обнаружили спрятанными 18 пулеметов и броневик! Меня тогда срочно вызвали на совещание, и я вернулась домой лишь в половине двенадцатого ночи. Сегодня я должна тотчас ехать в город. Вот так каждый день. Так что ограничусь этим поспешным приветом.

Тысяча приветов Твоя Р.

КЛАРЕ ЦЕТКИН

[Берлин], 11 января [1919 г.]

Любимейшая моя Клара, сегодня получила твое подробное письмо, наконец-то нашла время его спокойно прочитать и, что еще невероятнее, на него ответить. Просто не описать, какой образ жизни я – все мы – веду уже несколько недель: водоворот событий, постоянная смена квартир, непрерывные тревожные вести, а между всем этим – напряженнейшая работа, совещания и т. д. и т. д. Буквально руки не доходили написать тебе! Квартиру свою вижу лишь изредка, да и то несколько часов ночью. Сегодня, пожалуй, мне все-таки удастся справиться с письмом. Только вот толком не знаю, с чего начать, так много мне надо тебе сказать.

Итак, прежде всего, что касается неучастия в выборах в Национальное собрание^*, то ты чрезмерно преувеличиваешь значение этого решения. Никаких «рюлеанцев» нет. Рюле вовсе не был «вождем» на конференции. Наше «поражение» было только триумфом несколько детского, неперебродившего, прямолинейного радикализма. Но то ведь было лишь начало конференции. В дальнейшем ее ходе был установлен контакт между нами (Центральным Комитетом) и делегатами, так что, когда я в моем докладе коротко вернулась к вопросу участия в выборах, то сразу же почувствовала совершенно другой резонанс, чем вначале. Не забудь, что «спартаковцы» в большей своей части – свежее поколение, свободное от оглупляющих традиций «старой, испытанной» партии, и это надо принимать со всеми светлыми и теневыми сторонами. Мы все единодушно решили не превращать данный казус в вопрос о доверии и не воспринимать его трагически.

В самом деле, вопрос о Национальном собрании совершенно отодвигается на задний план бурными событиями, и, если дела пойдут и дальше так, как до сих пор, окажется под вопросом, дойдет ли вообще до выборов и до Национального собрания. Ты судишь об этом вопросе (я имею в виду трагизм решения) совсем иначе, чем мы, потому что ты, к сожалению, не имеешь сейчас повседневного контакта с нами и, более того, не чувствуешь сейчас ситуации так, как она воспринимается теми, кто непосредственно в ней участвует.

Моим первым побуждением, когда я прочла твое письмо, а также и твою телеграмму по вопросу о выборах, было протелеграфировать тебе: приезжай сюда возможно скорее. Я уверена, что одной недели пребывания здесь и непосредственного участия в нашей работе и в наших совещаниях оказалось бы достаточно для того, чтобы установить полнейшее согласие между тобой и нами в целом и в частности.

Ну а сейчас я вижу себя вынужденной, наоборот, сказать тебе: подожди еще немного с твоим приездом, пока у нас тут не наступят в известном смысле более спокойные времена. Жить в этой сутолоке и ежечасной опасности, при постоянной смене квартир, в этой гонке и травле – да и вдобавок без возможности нормально работать и даже совещаться – это не для тебя. Надеюсь, что через неделю ситуация так или иначе прояснится и станет снова возможной регулярная работа. Тогда твое переселение сюда стало бы началом систематического сотрудничества, из которого сами собой сложатся контакт и согласие.

«Notabene»: никаких «борхардтианцев» мы не приняли. Наоборот, Б[орхардта] вышвырнули [сами] «Интернациональные коммунисты»^*, причем по нашему требованию. «Коммунисты» – это главным образом гамбуржцы и бременцы; такое Acquisition (”приобретение” – франц.), несомненно, имеет свои шипы, но в любом случае это побочные явления, через которые надо перешагнуть и которые сотрутся по мере прогресса движения.

В целом же наше движение развивается превосходно, притом по всей Германии. Отделение от НСДП стало абсолютно неизбежным по политическим причинам, ибо, хотя люди все те же, какими они были в Готе, ситуация стала совершенно другой.

Острые политические кризисы, которые мы переживаем здесь, в Берлине, каждые две недели или даже чаще, сильно тормозят систематическую работу по обучению и организации, но в то же время они сами служат для масс великолепной школой. И в конце концов, историю надо принимать такой, какой она хочет быть.

То, что ты так редко получаешь «Rote Fahne», просто фатально! Я постараюсь сама высылать ее тебе ежедневно.

В настоящий момент в Берлине продолжаются бои, многие из наших храбрых парней погибли; Мейер, Ледебур и (как мы боимся) Лео [Иогихес] арестованы.

Тысячу раз обнимаю тебя Твоя Р.