Текст книги "Полиция реальности"

Автор книги: Ростислав Гельвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

   – Конечно. – сказал он – Вы, будете вареньице? Сам делаю!

   Родион отказался, а я кивнул. Хотелось сладкого. Чай был дешевый, от разведенной заварки пахло картоном. Сахар только ухудшал этот вкус.

   Язык не ощущал вкуса яблочного варенья. В моих ушах как пуд густой ваты. И столько же тумана на глазах. Что-то говоря, Родион сует блокнот мне под нос, придерживая пальцем пузырек, так чтобы было незаметно. Я вижу, что порошка там совсем немного. Видимо, одна порция. Беру. Отвечаю на автопилоте, раскрываю блокнот, и тут же закрываю. Надо играть роль.

   Выпив полчашки, Родион попросил показать, где туалет. Хозяин взялся проводить. Родион отнекивался, но тот настаивал. Тоже – подозрительно, отметил я в мозгу. Они вышли из комнаты, и я высыпал содержимое пузырька, в чашку Павла Павловича. Оно растворилось в теплой воде, с легким шипением.

   Самый громкий стук – стук моего сердца. Они пьют чай, а я стараюсь не смотреть на кружку хозяина. Кружка не такая как у нас – с надписями, желтая. А у нас белые, с цветочками. Мы пили не спеша. Павел, тоже не торопился. Но делал большие глотки. Я не знаю, сколько прошло времени до того момента, как он качнул головой, и икнув, откинулся на спинку дивана. Я сидел, все так же пялясь в свою чашку, пока Родион не схватил меня за плечи, и не поднял с кресла.

   – Коля! Коля! – он тряс меня – Коля, твою мать! Время, время!

   – Я заменю чай в его чашке. – как будто загипнотизированный ответил я

   После чего высвободился. И, можно так сказать, что пришел в себя. Прочь туман из ушей – и вату из глаз. Кухню нашел быстро. Заварочник, и уже слегка подостывший чайник, располагались на кухонной тумбочке. Я промыл чашку так тщательно как только мог, после чего снова намешал в чашку столько чая, сколько в ней должно было оставаться. Принес, и поставил на стол, перед отрубившимся хозяином дома. Он сидел, растекшийся по дивану, запрокинув голову назад, и раскрыв рот. Кадык, остро выступал, как камень из волн.

   Родион ждал меня. Мы быстро, чуть ли не бегом, ринулись искать. По ходу, становилось понятно, что дом отражает все увлечения хозяина. Множество картин с участием собак и лошадей, украшали стены. В комнате, служившей очевидно спальней хозяина, так вообще стояла достаточно внушительная статуя, изображавшая Пегаса стоящего на дыбах. Там же, располагались шкафы, с книгами. Я пробежался взглядом по корешкам, сплошь исторические, и медицинские – художественных почти нет. И картина. Да, в спальне была картина, висящая над кроватью. Очень большая, в шикарной раме. Родион спросил у меня, что это, а я ответил. Название само всплыло, потому, что я видел фильм:

   – Великий Красный Дракон, – сказал я. Помолчал. После чего, добавил, – И женщина, облаченная в солнце.

Я сказал еще, что мне картина кажется какой-то слишком вычурной. Репродукция была плохая. Очень некачественна, плохая копия. Слишком яркие краски, слишком яркая рама. Это не смотрелось сочно, это смотрелось излишне кричаще. Слепило глаз. Родион ответил, что на рассуждения нет времени. И мы вышли из спальни. Хотя, именно эта комната, более всего отражала хозяина, по-моему.

   В конце концов, мы нашли железную дверь. Массивную. Мне так показалось, когда я взялся за ее ручку, и дернул на себя. Ручка не заскрипела, как в городских железных дверях. Словно бы, полноценное одно целое с дверью.

   – Ключ наверное у него.

   – Я принесу. – сказал Родион

   Он вернулся, тряся связкой ключей. Сказал, что достал их из кармана. Мы открыли дверь. За ней скрывались: коридор, ведущий вниз, лестница, крашеная масляной краской, несколько лампочек. И паутина в уголках закопченного потолка. Дальше этого коридора, за дверным проемом без двери, был мрак.

   Лестница не скрипела, когда мы по ней спускались, друг за другом. Лишь только в ноздри, все больше бил тот запах, почти такой же как в катакомбах. В этом, была непонятная пока нотка. Отдающая канализацией.

   Мрак за проемом, рассеялся, когда мы прошли в него. Комната. Квадратов шестнадцать. Земляной пол, выключатель на стене. Я щелкнул им. Одинокая лампочка в центре, зажглась. Мы увидели полки, с соленьями. Деревянные ящики, полные картошки, и еще каких-то клубней. Родион, тигром метнулся в одну часть комнаты, потом в другую.

   – Это все?! – он не кричал, но его голос, дрожал как натянутый стальной канат – Это все?!

   А я не знал что ему ответить.

   И что сказать еще.

   Но ничего говорить и не понадобилось. Потому что, наверное, нам повезло. А может быть, мы шумно спускались, и были услышаны. Но сзади нас, словно бы из лестницы по которой мы сошли вниз, раздались уже знакомые звуки. Скулеж, и толчки. Теперь становилось понятно, это не что-то падающее. Это что-то, или вернее всего кто-то, бьющийся о стену.

   Родион шел первым. Он прошел назад, через проем в коридор. На том метре пола, который лежал между последней ступенькой лестницы, и входом в погреб. Родион прислушался. И затем, ударил локтем в участок стены. Тот, отозвался глухим звуком. И, немного сдвинулся назад. Родион снова пнул его, затем попытался потянуть на себя. Но тот подался лишь при усилии вбок, сдвинувшись как дверь шкафа-купе.

   Внутри, было темно. Мы не торопились войти, я стоял за Родионом, и ничего не видел. И он ничего не видел. Лишь только запах, липким желе, как показалось, поглотил нас. Не дикая, но неприятная вонь. Меня пугали догадки. Протянув руку, я ощупал одну часть стены, потом другую, и нащупал выключатель.

   Щелк.

   Это не описать. Нет. Просто не описать.

   Она была в загоне. Когда включился свет, взвизгнула, закрыла глаза, и неудобно пятясь из-за связанных за спиной рук, отпрянула к стене. Упругая веревка, синтетическая, бесшумно собралась в кольца. Она была худая, болезненной худобой недоедающего человека. Почти голая. С какой-то широкой, короткой юбкой, и в рубище прикрывающем торс. Без волос. Странно. Впервые, я увидел полностью лысую девушку.

   Загон состоял из вкопанных в землю железных листов. Комната, была, пожалуй, квадратов в десять. С негустым убранством. Лежак, в том самом загоне. Ведро, из которого большей частью и шло зловоние. Две больших миски, с едой и водой. И, еще, кран, со шлангом. Но он был вне загона, ближе к двери.

   Родион повернулся ко мне. И сказал:

   – Я же говорил.

   Затем, он открыл загон, достал ножик, и перерезал веревку. Девушка реагировала нормально, сама повернулась спиной, но вот руки ее так и остались в том же положении, даже уже не будучи связанными.

   – Не могу.... – сказала она. Ее голос был хрипл. И надтрестнут.

   Мы вывели ее из подвала. Она шла нетвердым шагом, и мы придерживали ее за плечи. Странно было ее касаться. Очень непонятное ощущение.

   Она не могла рассказать нам, зачем Игнатьев похитил ее. Она рассказала лишь про школьницу.

   Похититель действовал грамотно – он хвастался этим, рассказывая это пленницам весьма часто. Без эмоций, но с видимым довольством, со вкусом даже. Говорил, что Маша не заметила, как он подкрался сзади – и одним ударом по затылку вырубил ее. Поставленный удар был хорош -пришла в себя она, уже в подвале. Тогда, это почти что семь месяцев назад, загон еще был поделен на две части. В одной – Игнатьев поселил Машу. Другую, занимала школьница.

   Она сидела на высоком детском стульчике – явно самодельном. Несколькими мотками веревки, крест-накрест, Игнатьев привязал ее к жесткой спинке. С тем умыслом, чтобы она не могла двигаться. Даже попытки раскачать стульчик из стороны в сторону, были бесполезны.

   – Он спускался в загон. – говорила Маша. Не плакала и не истерила. Все так же, без возможности двинуть руками, говорила это нам, пока мы выводили ее из подвала, пока шли по дому. Игнатьев просто наливал ей воды, и вываливал в миску еду. А школьницу, кормил из бутылочки, не позволяя девочке двигаться, развязывая ее только на ночь – но лишь для того, чтобы связать по новому, и уложить на лежак. Она умерла однажды ночью, прожив у похитителя почти год. Придя в загон утром, Игнатьев отреагировал лишь одной фразой:

   – Он сказал, что Джини держалась дольше.

   Самым красноречивым, тем, что способно было передать без слов, все что произошло, были огромные мозоли на ягодицах девочки. Павел Павлович, придирчиво осмотрел тело, перед тем как куда-то его унести. Может, для своих целей. А может и для того – чтобы пленница номер два, могла полюбоваться.

   Он еще не пришел в себя, когда мы выводили Марию. Она отвернулась от зала, когда заметила его там. И шла по дому, крайне отрешенно. Не знаю, как это описать. Это выше моих сил.

   Дошли до порога. Стояли, и решали, что будем делать. Мы с Родионом, конечно же. Маша просто слушала нас, не вмешиваясь. Я не хотел во все это ввязываться. Родион понимающе кивал, и достал мобильник. Номер по которому он звонил, был на автодозвоне.

   – Алло, – сказал он – Это я. Подъезжайте в деревню Бельники. Адрес следующий.

   Продиктовал адрес. Продолжил:

   – Скорее. У нас тут, дело с объектом катакомб раскрылось. Да. Лучше под полицию.

   Пикнул кнопкой. Положил телефон в карман. Посмотрел на меня. Затем, на Марию.

   – Ты сможешь побыть тут одна? Минут пятнадцать, двадцать. Скоро приедут люди, и все будет хорошо.

   – А если он проснется? – сказал я

   – Действительно. Коля, иди в машину. Я останусь с ней.

   – Может мне тоже побыть?

   – Не надо.

   Наверное, надо было что-то сказать. Что-то такое. Мы ничего не говорили. Ни я, ни Родион. А что сказать? Что сказать человеку, который почти семь месяцев провел в тесном подвале, видя лишь свет лампочки? Что сказать человеку, который не может двинуть своими руками, потому, что все это время, они были связаны у него за спиной?

   При всем своем желании, я не мог ничего сказать. Я повернулся, и вышел со двора. Кавказец зарычал на меня, и взлаял. Мне захотелось ударить эту сытую, здоровенную собаку. Глупое желание, ненужное. Я посмотрел на лающее животное; мне представилось, что я смотрю каким-нибудь сочувственным, понимающим взглядом, но вряд ли так было на самом деле. Вышел на улицу. Начало покалывать кожу.

   Спустя несколько шагов, пришел страх. Родственник моему кожному дискомфорту. Что еще таила земля, под этими домами? Их окна, казались мне настороженными глазами. Вылупленными, и без зрачков. Я побежал. Сразу сбил темп. Споткнулся. Дыхание пошло на жабий свист, но я все равно бежал. Чувствуя, как иглы растут из кожных пор. Как еж, с обоюдоострыми иглами.

   Сигнализация машины послушно откликнулась на кнопку брелка. Я открыл дверь, и залез внутрь, не забыв закрыться. Самочувствие было препоганое.

   Родион пришел скоро. Наверное, минут через десять. Не знаю, чего стоило его дождаться. Я подпрыгнул на стуле, когда она постучался в окошко. Открывал дверь, дрожащими руками. Они действительно дрожали. Ощущение игл уже прошло, но все равно, во рту – сухо, Каракумы. И все так же, холодно, неприятно-волнительно бьется сердце.

   Машина завелась. Мы пристегнулись. Родион, напряженной рукой, вывернул к шоссе.

   – Ну... – произнес я, сиплым голосом – Что там?..

   – Разбудили. Арестуют. Скорую для девушки уже вызвали.

   – И что будет?

   – Его – в тюрьму, а девушку – в больницу. Может быть, удастся что-нибудь сделать с ее руками. Не так уж и сильно они атрофированы, она все же работала мышцами, кое-как. Но, это очень трудное дело.

   Я поперхнулся. Неисполненное желание ударить собаку, сидевшее внутри, и мерно терзающее совесть, переродилось в следующие слова:

   – Он убил девочку. И держал Марию, как животное. А его в тюрьму.

   Родион мягко затормозил, и съехал к обочине. Машина к тому времени уже двигалась по трассе, и небольшая эта выходка, вызвала возмущенное гуденье, от ехавшей позади нас иномарки:

   – А что мне по-твоему надо было сделать? Пристрелить его прямо там?

   Во рту – уже не Каракумы, а абсолютная, полная сушь.

   – Не знаю. – с трудом произнес я – Но в тюрьму?

   – Адекватно. Он получит то, что заслужил.

   Я покачал головой. Родион, поджал губы в ответ на это. Завелся, и мы снова поехали. Его руки, были слегка присогнуты в локтях, расслаблены.

   – Не так уж и легко убить человека. Что ты думаешь, после смерти?

   – Никогда не задумывался.

   – Гаррисона читал?

   Я опять покачал головой.

   – У него хорошая фраза есть. "Из небытия мы выходим, и уходим в небытие". Это из Стальной крысы. Уже достаточный повод, чтобы задуматься о убийстве.

   – Все равно. – во мне играло упрямство, крохи юношеского максимализма.

   – Ты спец по Объектам. Вот их и суди. А люди – это люди. Хорошие, добрые, злые. – Родион помолчал. И добавил, несколько кощунственную, для того момента, фразу – Человек тем и прекрасен, что он поразительно разный.

   Ответить не представлялось возможным. Горло свело. Хотелось сглотнуть, но нечем. Родион, не говорил более ничего.

   Я пытался думать. Он зря говорил мне все это. Я не то хотел сказать. Трудно даже самому понять – что хотелось выразить. Мне показалось, что тюрьма была бы недостаточным наказанием для собачника. С другой стороны, предложить ничего иного, я не мог. Да и кроме того, после слов Родиона, у меня в голове возникла поганенькая мыслишка: а окажись жизнь Павла Павловича в моих руках, что бы сделал я? Отправил бы в тюрьму? Убил бы? Придумал нечто более изощренное? И если первые два вариант можно понять – то придумай я что-то ужасное, дабы он пережил то, что пережили его жертвы, то чем я был бы лучше этого маньяка?

   Поэтому, вполне адекватной мерой, показалось заключение в тюрьму. От этих раздумий воняло гнилью, и поганью.

   Прежде всего потому, что совершенно невозможно оказалось взять в толк: сохранил бы я ему жизнь исходя из высоких убеждений, или же из-за банального страха и нерешительности.

   День прошел. Провел я его дома, не выходя из комнаты, кроме как за совсем уж насущными делами. Очень сладко было засыпать, уже через несколько минут после выхода из машины. Я даже не стал особо раздеваться, и расстилать диван, так, поскидывал одежду, и уснул.

   И мне даже не снились кошмары.

   Хотя, настроение все равно было отвратительное, поутру. Я проснулся, с ощущением тоски на душе. Оно не отпускало. Подобное, я ощущал лишь на первом курсе, будучи на волосок от вылета. Точно так же, дни и недели, были наполнены тоской. Чашка тоски, вместо кофе по утрам. Не бодрит. Хотя, спать тоже не хочется.

   Я проснулся с ощущением тоски на душе. Медленно рассветало за окном. Солнечного света, не хватило бы, захоти я прочесть книжку. Хотя, я уже давно не читал с бумаги. Если не считать распечаток с информацией.

   По телевизору, передавали новость о поимке маньяка. Он рассказал о том, где закопал школьницу. И даже дал краткое интервью. В ответ на вопрос:

   – Зачем?

   Он сказал:

   – Я хотел повторить.

   Я не дослушал. Я отключил телевизор. Он постепенно затих. Так затихают, только электронно-лучевые телевизоры.

   Почистил зубы. Вернулся в комнату. В ней пахло пылью. Странно. Она чистая, а в ней все равно пахло пылью, при закрытом окне. Я открыл его, мне в лицо ударил свежий воздух. Он не принес облегчения. Я смотрел из окна, и не чувствовал ничего хорошего. Даже пульс города, был особенно ленив, и неспешен. Не кровь гоняло незримое урбан-сердце, а медленную, вялую жижу.

   Я сел за компьютер. Вошел на форум. Сойер был онлайн. Он часто бывает онлайн:

   – Привет. – написал я ему

   Он радостно ответил мне. Имеется в виду, со смайлами, и восклицательными знаками. Штуки три влепил.

   – Да, нормально. – ответил я. – Еду завтра, вечером. – ответил опять – Ничего, просто грустно.

   Сойер спрашивал, что со мной. А что можно было ответить?

   У меня когда-то был знакомый. Именно знакомый, не друг. Из одного небольшого города, в провинции. Его хобби, было писать разным людям из социальной сети. Просто так, писать и общаться. Так он, и познакомился со мной, это очевидно. Мы не общались долго. Примерно, через пару дней общения, он начал меня грузить своими проблемами. И даже не особо важными, не тянул из меня нервы. Просто начал грузить. Общение сошло на нет. Мы перестали разговаривать.

   Я боялся именно этого. Чувствовал, что если начну что-то рассказывать Сойеру, то из меня польются сопли. Не хотелось выливать их на него.

   – Да так. – ответил я – Просто не выспался. Я афк, наверное на часок.

   И закрыл ноутбук. Но это ничего не решило. Все равно, желание банально выговориться, сидело в голове. Бутылка газировки, с завинченной крышкой: крышка держит крепко. Но, это неприятно, наверное.

   Я увидел, что в пластмассовом белом тазике, есть немытая посуда. Отлично. Быстро вышел в общую кухню, с теркой, и яблочным средством для мытья. Начал тереть. От ледяной воды в кране, приятно рукам. Такая смесь, боли – и еще чего-то. Приятно.

   Приятное забвенье продлилось минут десять, может пятнадцать. Я вернулся в комнату, с чистой посудой. Расставил ее по полкам, и снова сел на диван. На-ка-ти-ло. И Сойер уже ушел в оффлайн.

   Обычно, в такие моменты хорошо погулять. Гулять не хотелось. Когда я представил себя идущим по улице – меня прошиб пот. Он остался на спине. Холодный. Я пошел, и ополоснулся, набрав в ванной ведро холодной воды.

   Вернулся в комнату, и меня осенило. Я даже не стал ему звонить. Просто, собрался, взял кошелек, закрыл дверь – и пошел к Стасу. Точнее, поехал. В автобусе, тоже стоял пыльный запах, похожий на запах в моей комнате. Я опустился на мягкое, рваное сиденье – и прижался к стеклу лбом. Оно не было прохладным, скорее уж слегка чувствовалось. Контрастно так, легкой мутнотой перед глазами. Я думал, о чем буду говорить. Как выговорюсь Стасу. В тот момент, он казался мне человеком, которому можно рассказать все.

   До его дома, добрался быстро. Взлетел на его этаж, переступая через две ступени, и позвонил в квартиру. Ждал на удивление долго. Минуты три.

   И он открыл.

   – Привет. – сказал я ему

   – Привет. – ответил он.

   В этот раз, Стас не был похож на хоббита. Растянутая белая майка, джинсовые шорты, и некоторое подобие щетины, рушили весь образ. Он посторонился, пропуская меня, и я вошел в квартиру.

   Далее, в зале. Сел на диван. Попялился немного в телевизор, где стояла на паузе приставочная игра. Стас пришел, уселся в кресло, и протянул мне белый геймпад:

   – Будешь?

   – Нет, спасибо.

   – Как знаешь.

   Пухлые пальцы, защелкали разноцветными клавишами. Я понаблюдал еще немного. Стас профессионально, со знанием дела, отстреливал головы каким-то мутантам, изредка отпинывая их в пропасти, или на шипы. Очков за это давали много.

   – Новости смотрел? – спросил я, наверное минут через пять, или семь

   – Неа.

   – Мы с Родионом поймали маньяка.

   – М? – Стас даже не стал ставить игру на паузу, просто мотнул головой, мол, рассказывай.

   Я рассказал. Начиная от того как мы это дело начали, и кончая сегодняшним утром. Много чего. Обильно сдабривая все, и жарким тоном, и торопливостью. Из меня действительно перло, как взболтанный лимонад из открытой бутылки.

   И я ожидал иной реакции кроме как:

   – А. Ага. Отлично, поздравляю.

   Это и насторожило. Я внимательно посмотрел на него. Осмотрел зал. Увидел, ясный, жирно-серый слой пыли, на столиках и тумбочке. Какие-то волосы, на полу. Давно немытый пол. Учуял, наконец, витавший в воздухе кислый запах пролитого алкоголя.

   Я сидел, молча смотря на Стаса. Стас, играл в приставку, не обращая на меня внимания. Подозрение как селевой поток – чем дольше оно владело мной, тем масштабнее становилось.

   – Стас. – я встал, и подошел к нему, перегораживая экран. Он поднял голову, смотря мне в глаза. Что-то ответил. Мне в нос пахнуло запахом нечищеных зубов.

   Тут-то я все и понял.

   – Ты ведь согласился взять у него Тоник?

   – Что? А?

   Он не сразу переключился, на мою мысль. Я не торопил. Стоял и молчал. Ожидая, пока Стас, наконец, соизволит ответить. Он, отключил игру. На его щеках, расцвели красные пятна.

   – Ты взял Тоник у Родиона, неделю назад, да?

   Можно даже сказать, что он не кивнул, а просто, как-то так тряхнул опущенной головой

   – Да.

   Небольшая пауза.

   – Зачем?

   – Не знаю... Клок, я не мог отказаться!

   Я вздохнул. И повторил свой вопрос, не повышая голоса. Как будто, на улице, спрашивал время у случайного прохожего.

   – Зачем ты взял Тоник?

   Стас не ответил. Все так же. Сидел, с опущенной головой.

   Наверное, он сидел так, до тех пор, пока я не хлопнул дверью. Хорошо, что я не взял с собой телефон – думал я. Он ведь мог и позвонить.

   Путь до остановки, не был так уж далек. Я шел, и внутренний диалог мой был прерван. Остановлен. В такие моменты, очень часто происходят инсайты.

   Так произошло и тогда. Я остановился. Мимо меня прошел человек. Проехала машина, в паре метров – на дороге. Это и называется, огорошило. Понимание того, зачем Родион пригласил меня к Стасу, шесть дней назад, каменным обвалом рухнуло на мозги. Как можно было раньше не понимать? Я огляделся вокруг. Все те же люди ходят. Машины едут. Та же рутинная картина. И самое плохое во всем этом то, что абсолютно не с кем поговорить.

   Даже довериться толком некому.

    Глава 5

   Родион довез меня до вокзала. Он постучался ко мне в дверь, за час до выхода. Я открыл ему, и он вошел. Разделся, разулся, и уселся на диван.

   Сказал:

   – Выпьем чаю?

   Я молча щелкнул электрочайником. Затем, ответил:

   – Выпьем. Что там с Машей?

   – Годик, может чуть больше, ей придется полежать в больнице. Руками работать сможет. Вообще, стойкая девушка, многое выдержала.

   – А школьницу нашли?

   – Нашли. На заднем дворе, где у этого, – Родион зыбко дернулся – Были собачьи загончики. В пустовавшем, он ее зарыл.

   Я покачал головой, давая понять, что мне не все равно.

   – И зачем он это делал?

   – А ты не догадался? Смотрел его задержание, ведь он отвечал прямым текстом.

   – Смотрел. Просто, не понимаю. Как так можно.

   В комнате было свежо, из-за открытого окна. Включенный свет, отключенный телевизор. Лишь по ноутбуку, фильм, из снятых по Кингу. "Кристина", люблю этот фильм. Родион уселся поудобнее, чтобы смотреть в экран. Когда вскипел чайник, я налил две одинаковых чашки, по три кусочка рафинада в каждую. Кивком головы поблагодарив, Родион размешал свой чай, и затем отпил.

   – А ведь Стас меня обманул тогда. Когда сказал что не взял у тебя Тоник.

   На экране, Дэннис разговаривал с Лэбеем, это было начало фильма. Родион, внимательно наблюдал за действием.

   – Обманул. Это уже неважно. Все равно, Тоника он больше не получит. Я переправил бутылку в хранилище. Скоро Стасу придется попробовать амнезиака.

   Я уже автоматически, за малую долю секунды, выцепил нужную информацию из головы:

   – Класс С? Вбрызнете спрей в квартиру?

   – Может быть.

   – Это пойдет ему на пользу.

   Эрни пригнал, в хлам разбитую машину в частный гараж.

   Родион, спросил:

   – Как твои сны? Что с ними?

   Я пожал плечами. Это не было таким уж секретом, чтобы скрывать его. Я рассказал, все, что уже рассказывал раньше – дополнив картину финальным штрихом, приснившимся мне лишь этой ночью. Точнее, он снился и раньше. Я просто не мог его запомнить.

   Сон был прост. Может даже фатален – если воспринимать его как предзнаменование. Из серого ничто – я убегал в другое серое ничто. Точно так же, двигавшееся мне навстречу. Со всех четырех сторон, вокруг меня смыкались плотные стены серого тумана. Самым лучшим решением, исходя из сна, было встать и не двигаться – и я хотел остановиться, но не мог, тем же бегом уменьшая свою жизнь.

   – Странный сон. Вряд ли он что-то значит, но он странный. – ответил Родион, на мой рассказ.

   Он допил чашку, к тому моменту. Поставил ее на стол, и отвернулся от экрана.

   – Хочешь, я позвоню насчет тебя в Питер? Если тебе станет невмоготу, то тебя задействуют в какой-нибудь работе.

   Эрни стенал, видя свою раскуроченную машину.

   Я думал, над словами Родиона. Недолго. Ведь это очевидный ответ.

   – Ты же знаешь. Я не могу отказаться.

   Как не мог отказаться Стас. И дело не в привыкании. Дело далеко не в привыкании.

   Родион это понимал. Он знал. Хитрый змей. Сейчас, он не предлагал яблоки. Лишь подталкивал. И мы сами брали их.

   – Я позвоню.

   На экране ноутбука, больше действия. Фильм подходит к концу. Девушка и парень, заманили машину в темное место. И скоро ее раздавят.

   – Тебя довезти?

   – Конечно.

   Титры, через несколько минут. Я упаковываю ноутбук, зарядку и мышку, в рюкзак. Беру чемодан на колесиках. Не знаю, зачем ему колесики. Он и так достаточно легкий.

   Странно было, выходить из комнаты, и закрывать дверь. Зная, что ты не вернешься сюда еще долго. Впервые за долгое время, я запер дверь на оба замка. Обычно, пользовался одним. А теперь, оба. Интересно, сколько пыли скопится в комнате, за время моего отсутствия?

   – Помочь?

   – Сам донесу.

   Спустились вниз. Я попрощался с вахтершей. Женщина пятидесяти лет, кивнула, в ответ на мои слова. Родион прошел вперед, оттянул запор, и придержал железную дверь. Я вышел. Время было вечернее. Не темно – но уже некоторые сумерки. Подошел к машине, расположил вещи на заднем сидении, а сам сел на переднее. И мы выехали.

   Это не я двигался в городе. Это город, двигался, шевелил мышцами. Юркая машина, блохой, перескакивала с одного места на другое. В моей голове, вертелись обрывки песен и мыслей, когда я смотрел на рекой текущую дорогу. Машина двигалась медленно. Оттого и такое сравнение.

   – Стас хотел придти. – сказал Родион, где-то на середине пути. Минут через десять, после выезда – Я не разрешил.

   – Да пусть бы пришел.

   – Я думал, что ты на него злишься.

   – Не злюсь. Я его прекрасно понимаю.

   Родион не ожидал такого ответа. Он посмотрел на меня, задумчивым, тягучим взглядом. Произнес, с оттенком доброжелательности:

   – Это хорошо, что ты на него не злишься. Он ни в чем не виноват.

   -Я его ни в чем не виню.

   Родион пожевал губы. И замолчал. Мы определенно, в этот момент, были друг от друга гораздо более далеки чем обычно. Скорее всего потому, что ехали не на очередное дело.

   Машина подъехала к вокзалу, когда начинало темнеть. Я достал из кармана телефон, взглянул на время, и вышел из машины. До поезда оставалось сорок минут. Взяв вещи с заднего сиденья, обошел машину, и двинулся к большому входу.

   – Тебя проводить?

   – Да не надо. Спасибо что довез.

   Я сказал это, остановившись, и обернувшись к нему. Хотел вложить в голос благодарность – потому что был благодарен. Но не факт, что это получилось. Мне не удалось разглядеть выражение Родионова лица, оно просто изменилось. А затем, он сел в машину. И уехал. Я смотрел ему в след, минуты две. Это долго. Он уже скрылся, но я все равно смотрел.

   Шаги до вокзала – как колокольный бой. Это оказалось трудно. Этого нельзя было ожидать. Каждый взгляд – направлен на меня. Как на кого? Как на беглеца? Как на предателя? Я не знал этого. Хотел понять. Но не знал.

   Войдя в мраморную прохладу вокзала, почувствовал облегчение. Тут было даже побольше народа, чем на улице, но перекрестье взглядов уже не ощущалось так сильно.

   Я не смог бы описать, эти ощущения. То, как рождается изнутри тебя игольчатая боль, которая медленно, переливчато терзает. Ее подпитывают взгляды. Взгляды людей. Намерения людей. Все они, в общем-то достаточно одинаковы – в плохом смысле. Это доказывают иголки, вместо волос, на моих руках.

   Вжался в металлическое сидение, со спинкой. Хватило ума, не горбиться, не привлекать внимания. Да. Осенило. Открыл ноутбук, подсоединился к бесплатному вай-фаю, и скрыл лицо за светящимся экраном. Скорее даже, не скрылся сам, а скрыл всех за ним. Тут-то, и полегчало окончательно.

   Я сидел, читая ту же "Кристину". Захотелось перечитать. Оставалось минут двадцать, до подхода поезда. Все сильнее, явственнее темнело на улице. И людей становилось меньше. Я услышал какие-то киношные звуки, перед собой. Опустил экран, и увидел, что мужчина сидящий в ряду передо мной, смотрит какое-то кино. Сериал. Как раз, самое начало серии. В кратком анонсе, показывалось, как некий человек на водных лыжах, перепрыгивает акулу – и затем, улыбаясь, скрывается в морской дали.

   Это даже показалось несколько интересным. Но, затылок снова загудел. Из центра груди, медленно потянулся дискомфорт. Я снова уткнулся в экран, часто-часто дыша. Не так, представлялась эта поездка неделю назад.

   Двадцать минут, растянулись на несколько лет. Но, я сам не сумел понять, как они прошли. Голос из громкоговорителя, объявил о подходе поезда, и посадке пассажиров. Упаковав ноутбук назад в рюкзак, я быстрым шагом вышел. Быстрым не потому, что хотел скорее сесть. Люди. Мешали все те же люди.

   Можно было бы рассказать, что было дальше, но зачем? Важно то, что я сел в поезд выжатым как лимон. Очень-очень явно, прочувствовалась шелушащаяся кожа в уголках губ, когда я нашел наконец свое плацкартное место. Именно так и было. Я уселся, чувствуя как футболка не отлипает от спины, и внезапно понял, что мне тянет уголки губ. Тянет до небольшой боли.

   Я опять распаковал ноутбук, подключив его, между делом, в сеть. Снова погрузился в чтение, дожидаясь соседей. Их не было много, всего один человек, средних лет женщина, заняла место напротив меня. Передвинув ноутбук на свою половину стола, я хотел избежать разговоров. И мне это удалось. За все время поездки, мы перекинулись от силы лишь парой предложений. Она спросила, что-то нейтральное, может быть про время. Я ответил, не менее нейтральными словами, высунувшись из-за экрана как из-за амбразуры. Это было после. А до этого, железный червь, медленно разгонялся, горящей стрелой нанизывая на себя реальность. Завораживающее зрелище.

   Двадцать часов. Это не так уж и много, если подумать, но я все равно успел немного поспать. Стук поезда оказался совсем не убаюкивающим. Из-за этого, я сам не заметил, как меня захватил мучительный сон. Бег от одного серого ничто – в другое серое ничто.

   И я проснулся еще более усталым чем был.

   К тому же, из-за неудобной полки, и сна в одежде, тело оказалось словно деревянное. Я прохрустел шеей, пальцами, но все равно, скованность не прошла.

   – Скоро подъедем? – спросил я соседку

   – Через полтора часа. – ответила она

   Совершив нехитрые подсчеты, понял, что спал аж восемь часов. Может быть, пошло на пользу. Выглянул в окно, и несмотря на кое-какую упадочность настроения, понял, что вид – замечательный. Смазывающаяся зелень деревьев и травы, уносящихся назад. Было в этом зрелище, что такое завораживающее. Говорят, что бесконечно можно смотреть на бегущий огонь, и текущую воду. Я не буду говорить за всю Одессу, но из окна несущегося поезда, тоже можно смотреть весьма долго. Даже несмотря на запах носков. Да. Пожалуй, личность с более тонким душевным укладом, не смогла бы наслаждаться прекрасным видом – потому что носками в вагоне пахло ощутимо.