сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
Пол Маккартни был обаятельный, с привлекательной внешностью юноша, и, по общему мнению, самый симпатичный участник ансамбля. Но Брайана Эпстайна заинтересовал не Пол Маккартни, его заинтересовал грубый, скандальный Джон Леннон. «Ему нужен был Джон», - говорит Питер Браун.
В буквальном смысле это оказалось физическим желанием. Когда Эпстайн нерешительно вошел во время ленча в клуб «Каверн», его удивило то, что он увидел на сцене: четверо затянутых в кожу рокеров шутили, ругались, хлопали друг друга в той грубоватой манере, которая присуща молодым ребятам. Брайан был ошеломлен, особенно его поразил хриплый ритм-гитарист, который осыпал бранью примерно две сотни подростков, жующих бутерброды, пьющих теплую кока-колу, аплодирующих и дымящих сигаретами в заплесневелом подвальном помещении клуба «Каверн».
Нельзя сказать, что Брайан упивался этим зрелищем, глотая слюнки. Пол Маккартни твердо заявляет по этому поводу: «До меня доходили слухи о нравах артистической среды, но в данном случае это было глупостью». Однако Питер Браун говорил, что вид Леннона в кожаной куртке произвел необычайный эффект на Эпстайна: «Это был наиболее подходящий образ воплощения его тайных сексуальных наклонностей».
Отпрыск двух преуспевающих еврейских семей, разбогатевших на торговле мебелью, Эпстайн был молодым одиноким неудачником. К пятнадцати годам он успел поучиться в семи школах и из нескольких был исключен. В те дни его мать, Куинни, защищая его, говорила: «Если ты им не нравишься, то они просто вышвыривают тебя». И им не нравился маленький Эпстайн, типичный образец маменькиного сынка. Позже он напишет: «Я был из разряда неуживчивых мальчишек, ребята и преподаватели издевались, дразнили и изводили меня».
Да и учеником он оказался слабым. В тринадцать лет Брайан провалил вступительные экзамены в среднюю школу, и даже родительские деньги не помогали ему удерживаться в частных школах, таких, как Рагби, Рептон или Клифтон. В итоге он остановился на Рекин-колледж в Шропшире, но, чувствуя, что будет не в состоянии сдать экзамены, ушел оттуда в возрасте шестнадцати лет и пошел за 5 фунтов в неделю работать продавцом в мебельный магазин отца. Ему хотелось заниматься совсем не этим, он мечтал быть модельером женской одежды, и эта его мечта приводила отца в ярость.
Через два года Брайан был призван на военную службу и отправлен в части снабжения и транспорта. Ему, единственному из выпускников средней школы его призыва, не было предложено сдавать экзамены на офицерское звание. По его словам, он всегда был «самым плохим солдатом», который поворачивался налево, когда звучала команда «направо», и стоял «вольно» по команде «смирно». Казалось, что он так и прослужит свои два года, оставаясь забитым, но всегда опрятно одетым рядовым. Однако спустя десять месяцев рядовой Эпстайн был уволен из армии «на почве психиатрии». Согласно его утверждениям, он был «непьющим и абсолютно надежным солдатом», но в армии вскрылось, что он гомосексуалист.
Уволенный из армии за свои сексуальные наклонности, Эпстайн вернулся в Ливерпуль и стал управляющим магазина в Хойлейке, который принадлежал его отцу. Это дало ему возможность проявить чутье предпринимателя, в чем у него действительно был талант. Эпстайн со вкусом украсил витрины модной тогда мебелью в «скандинавском» стиле, и в течение года его доходы превысили доходы главного магазина фирмы. Но если родители радовались такому неожиданному повороту дел, то Брайана это не радовало. Он расстроился, впал в депрессию, ушел с работы и через несколько месяцев поступил в Королевскую академию драматического искусства. Это приоткрыло еще одну сторону его таланта. На вступительных экзаменах Брайан читал отрывки из «Макбета» Шекспира и «Доверенного лица» Элиота. Экзамен прошел успешно, и ему предоставили место в престижной актерской школе. Он был хорошим актером, но чересчур эмоциональным (выступления заканчивались для него судорожными рыданиями). По его словам, директор школы Джон Фернольд, который воспитал такие таланты, как Альберт Финни и Питер О’Тул, «глубоко верил в меня».
Но все дело в том, что Эпстайн мало верил сам в себя. Он не мог заниматься чем-нибудь долго и всерьез и впадал в депрессию. Будучи не способным легко заводить друзей, он вскоре заявил, что презирает актеров, их жизнь и «ложную дружбу», хотя актеры никогда и не приглашали его в свой круг. Его мать никогда не одобряла того, что он уходил от ее материнской опеки, и в результате ее настойчивых просьб Брайан, проучившись в актерской школе три семестра, вернулся домой, в Ливерпуль. Там он снова стал работать в отцовской фирме, на этот раз в качестве заведующего отделом грампластинок фирмы NEMS. Это была старая фирма (Джим Маккартни вспоминал, что играл на пианино этой фирмы еще во время первой мировой войны), которую в качестве недвижимости приобрел еще дед Брайана, иммигрант из Польши.
Вернувшись к коммерческой деятельности, Эпстайн вновь проявил свои предпринимательские способности. Когда он начинал, в штате у него было два человека, а спустя два года у него работали уже тридцать человек, включая молодого Питера Брауна, который уволился из универмага «Льюис». Благодаря внимательному отношению к вкусам покупателей, введению новой системы учета, при которой можно было дополнительно заказывать пластинки до того, как продан тираж, а также благодаря обещаниям, которые, как правило, выполнялись, о том, что магазин может обеспечить покупателя любой выпущенной пластинкой, магазин Эпcтайна превратился в самый преуспевающий магазин грампластинок в северо-западной Англии. Брайан много работал, гордился своими успехами и, казалось, нашел работу, которая его удовлетворяла.
Вне работы все было иначе. Все, кто знал его, вспоминают о нем как о симпатичном, обаятельном, добром человеке, у которого, однако, было второе лицо, проявлявшееся довольно часто. Он так и оставался таким же неуравновешенным и одиноким, каким и был всегда. Брайан часто здорово выпивал, слишком чувствительно относился к тому, что он еврей, во всех своих бедах обвинял антисемитов, которые, по его мнению, окружали его. Он был подвержен неожиданным эмоциональным взрывам, которые сменялись длительными периодами ледяного молчания. Малейшая обида, реальная или воображаемая, могла вызвать бурю грязных оскорблений с его стороны. К неуравновешенной психике добавлялись его сексуальные наклонности. Гомосексуализм преследовался законом, и Эпстайн, заклейменный и гонимый, был обречен тайком получать удовольствие лишь там, где мог найти.
Во время учебы в Королевской академии драматического искусства Брайана арестовали за приставание к мужчинам в общественном туалете. Семейный адвокат Эпстайнов Рекс Мейкин примчался в Лондон, и только благодаря его вмешательству дело не попало в суд. Вскоре снова понадобилась помощь Мейкина. Уже в Ливерпуле Эпстайн частенько посещал общественный туалет в Уэст-Дерби, где человек с определенными склонностями мог найти анонимного платного партнера. Однажды вечером Брайан совершил ошибку в выборе партнера, его избили, украли часы и бумажник. Вскоре после этого, когда побитый Эпстайн находился дома, окруженный заботами матери, грабитель позвонил по телефону и потребовал еще денег. Мейкин настоял на том, чтобы позвонить в полицию, и с помощью Эпстайна незадачливый шантажист был обнаружен и арестован.
Этот случай только усилил его чувство одиночества и отверженности. Однако он не прекратил свою активность в этом плане и продолжал посещать злачные места Ливерпуля, отыскивая тех, кого привлекал его кошелек и новая темно-бордовая машина марки «Хиллман Калифорния». И вот теперь, в начале ноября, Брайан Эпстайн стоял в зале клуба «Каверн» и, как он сам впоследствии признался, не мог оторвать глаз от «Битлз».
Как считал сам Эпстайн, он впервые решил взглянуть на этот ансамбль после того, как в его магазин зашел симпатичный юноша по имени Реймонд Джонс. Он был одет в узкие джинсы и черную кожаную куртку, и Эпстайну самому захотелось обслужить его. Джонс спросил пластинку с песней «My Bonnie». «А кто исполняет?» - спросил Эпстайн. «Битлз», - услышал он в ответ. Эпстайн честно признался, что никогда не слышал о них. Когда спустя несколько дней в магазин зашли две девушки и спросили ту же пластинку, Эпстайн, верный своему принципу «удовлетворять вкусы всех клиентов», начал наводить справки. Он выяснил, что на пластинке поет Тони Шеридан, пластинку крутят в клубе «Каверн», который находится всего в двухстах ярдах от его магазина (Стюарт Сатклифф прислал пластинку Вулеру), а сами «Битлз» являются ведущей группой клуба. Будучи хорошим бизнесменом, он решил пойти и посмотреть, вокруг кого создается такая, хотя и не слишком сильная, шумиха.
На самом деле Эпстайн встречал «Битлз» задолго до того, как Реймонд Джонс возбудил его интерес к ним. Одетые в кожу участники группы постоянно заходили в его магазин, торчали там, слушая пластинки, которые не в состоянии были приобрести. Магазин являлся также одной из крупнейших точек, где продавалась газета «Мерсийский бит». Во втором ее выпуске на первой странице была помещена фотография группы под заголовком во всю ширину полосы, гласившим: «Битлз» подписали контракт на запись пластинок!» Фотография сопровождалась статьей, в которой значительно преувеличивался факт сотрудничества «Битлз» с фирмой «Полидор». Брайан способствовал появлению названия «Битлз» в хит-парадах, которые он составлял для газеты «Мерсийский бит», заметки о них стали появляться в каждом выпуске газеты. Боб Вулер писал на ее страницах, что их музыка «возбуждает физически и духовно, символизируя протест молодежи».
Пророческая похвала Вулера появилась в августовском выпуске газеты, а спустя пять недель, договорившись предварительно с ее владельцем, Эпстайн пришел в «Каверн». «А что привело сюда мистера Эпстайна?» - задал со сцены вопрос Харрисон, разглядев в тени задней стены фигуру в костюме в тонкую полоску.
Познания Эпстайна в поп-музыке, особенно в авангардных стилях, были весьма ограничены. Его любимым композитором был Сибелиус, и живьем музыку он слушал только на концертах в ливерпульской филармонии, куда его водила мать. Его колонка в «Мерсийском бите» ограничивалась откровениями типа «популярность группы «Shadows», похоже, постоянно растет…»
Внезапно Эпстайна заинтересовали ритмичные песни Литтл Ричарда и Элвиса Пресли, которые раньше критики называли «дьявольской музыкой». В рок-н-ролле слышался секс, и эта музыка, надо заметить, уже в довольно зрелом возрасте захватила его. Брайан был слишком осторожным, не хотел, чтобы его симпатии стали достоянием публики, но желание познакомиться с «Битлз» было слишком велико, и он решил, что лучший путь для этого - стать их менеджером.
Эпстайн снова и снова заходил в «Каверн» посмотреть на них. Потом он отправился к Уильямсу, который все еще таил зло на «Битлз» за то, что они отказались от его услуг. Уильямс посоветовал ему не связываться с ними и не быть для них «шестом для отталкивания баржи», но Брайан проигнорировал его совет. «Его словно загипнотизировали», - вспоминал Уильямс и добавлял, что Эпстайн покрывался потом и краснел при малейшем упоминании их имени. Бест говорил: «Основная его цель состояла в том, чтобы добиться расположения «Битлз»… стать одним из них». Вскоре Эпстайн стал подражать им, зачесывая волосы вперед и одеваясь в черную кожу, но, когда окружающие осмеяли его, он быстро отказался от этого. Эпстайн постоянно говорил о «Битлз» с персоналом своего магазина, возил их в своем автомобиле. Следуя их примеру, он стал принимать таблетки, Вот так случайная встреча превратилась в страстное увлечение.
Рекс Мейкин был обескуражен. Семейный адвокат пытался выяснить у своего клиента, который торговал мебелью и грампластинками, что тот понимает в менеджменте поп-групп. В ответ он, конечно, услышал, что ничего не понимает. Однако это печальное обстоятельство не остановило Эпстайна.
«Я был очарован ими, - признавался Эпстайн - Одеты они были довольно небрежно, но это был их лучший наиболее привлекательный вид - черные кожаные куртки, джинсы и, конечно, длинные волосы… Как бы то ни было, они выглядели великолепно». И как бы то ни было, лучше всех выглядел Джон.
Питер Браун вспоминает: «Он был без ума от Джона и поэтому так предан ансамблю. Нельзя сказать, что он не верил в их музыкальный талант - он верил в него, но Эпстайн преклонялся перед Джоном. Он вовсе не интересовался хорошеньким мальчиком Полом, потому что Пол не привлекал Брайана в физическом плане».
Подобное равнодушие было взаимным, потом оно переросло в антипатию. Браун говорил: «У Пола не было необходимости что-либо предпринимать, чтобы понравиться мужчине, женщине или даже животному, он и так был очень обаятельным. Но в, сексуальном плане его влекло только к партнерам противоположного пола». Леннона, конечно, тоже интересовали представительницы противоположного пола, но его всегда привлекали эксперименты, он всегда стремился попробовать чего-нибудь новенького и верил, что в жизни надо поступать именно так. Он находил забавным тот интерес, который проявлял к нему Эпстайн, и подыгрывал ему в свое удовольствие.
Маккартни, будучи папенькиным сынком, держался в стороне от этого, однако у Эпстайна было кое-что еще, чем он мог заинтересовать Пола. Концерты в Ливерпуле и Гамбурге, так привлекавшие «Битлз» вначале, стали превращаться в бесцельный механический труд. Маккартни искал какой-то выход, и именно Эпстайн этот выход обещал. Он говорил: «У меня есть деньги, машина, магазин грампластинок, думаю, это вам поможет». Кроме этого, у него был энтузиазм, связи и неподдельная заинтересованность в процветании «Битлз», что в музыкальном плане означало процветание Леннона и Маккартни.
После того как «Битлз» расстались с Уильямсом, у них не было менеджера, и, когда Эпстайн предложил им взять их под свое крыло, они согласились, хотя и без особого желания. Харрисон, Леннон, Бест и Вулер, который всегда подозрительно относился к этой идее, приехали по приглашению Эпстайна к нему в NEMS, опоздав при этом на час. Однако Маккартни не явился и к этому сроку, так как… принимал ванну. Подобное пренебрежение разозлило Эпстайна. «Он опаздывает, это неприлично», - сердито заявил Эпстайн.
«Зато будет очень чистым», - ответил Харрисон.
Когда чисто вымытый Маккартни все же явился, Эпстайн уже поостыл, и соглашение было подписано. Это произошло через месяц после первого визита Эпстайна в «Каверн». К этому времени ансамбль уже целиком пленил его, и он напоминал одержимого любовника. Когда Мейкин отказался иметь дело с тем, что считал безнадежной затеей несчастных юнцов, Эпстайн составил стандартный контракт, и именно этот формальный контракт четверка «Битлз» подписала в клубе Моны Бест «Касбах» спустя шесть недель после того «знаменательного» дня, когда Маккартни принимал ванну.
Джим Маккартни с подозрением относился к этой сделке, но Эпстайн пришел к нему домой и своим энтузиазмом убедил Джима. Эта история повторилась и с теткой Леннона Мими. Эпстайн сказал ей: «У Джона не будет никаких неприятностей, остальные меня не волнуют, но я всегда буду заботиться о нем».
Однако этот контракт не имел законной силы, Харрисон и Маккартни были несовершеннолетними, а кроме того, в порыве радости Эпстайн забыл поставить под контрактом свою подпись. По мнению Пита Беста, этот контракт не стоил бумаги, на которой был написан, но для остальных троих участников ансамбля он определял основу их взаимоотношений с Эпстайном на протяжении последующих шести лет вплоть до его смерти.
Условия Эпстайна были стандартными для того времени, и даже по многим позициям лучше, чем «Битлз» смогли бы добиться, если бы кто-то еще пожелал заключить с ними контракт. Но других предложений не было. Маккартни вспоминал: «В то время нам приходилось выслушивать примерно одно и то же: «Откуда вы? Из Ливерпуля? Так вы там никогда ничего не добьетесь». В «Каверн» заходили агенты и менеджеры, но это была местная публика, и работу они могли предложить только в Ливерпуле.
Эпстайн обещал, что их заработки возрастут вдвое, хотя сам не знал, как это сделать. Но самое главное заключалось в том, что он посулил «Битлз» обеспечить выпуск их пластинок в Великобритании. В обмен на это он потребовал 25 процентов от доходов, «Битлз» попытались урезать эту цифру до 20 процентов, но Эпстайн твердо стоял на своем, объясняя это тем, что дополнительные 5 процентов необходимы ему для покрытия расходов по стимулированию сбыта пластинок.
