сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)
Было и еще несколько неприятных моментов. Сразу после неудачного турне по Шотландии Мур, не сказав ни слова, ушел из ансамбля. Когда ребята пришли к нему домой, чтобы попытаться уговорить его изменить решение, подружка Томми высунулась из окна и крикнула: «Можете пойти пописать. Он больше не будет играть с вами, у него теперь есть другая работа, в Гарстоне». Так, перебиваясь случайными заработками, играя со случайными ударниками, «Силвер битлз» скатились до самых хулиганских танцевальных залов Ливерпуля, но они никогда не были такими сплоченными, как тогда. Субботние вечера не проходили без драк, и танцевальные площадки превращались в поля сражений соперничавших бандитов и неистовых пижонов. А ведь Джима Маккартни так беспокоило, чтобы Пол не попал в их число.
И Пол, конечно, не попал. К их числу относились выходцы из бедного низшего класса, которые по социальному положению были гораздо ниже честолюбивого и благополучного Маккартни. У Пола Маккартни, носившего фуражку и форму студента ливерпульского «института», не было даже самой отдаленной вероятности стать членом «Bath Hall Bloods», «The Tanks» или любой другой банды городских хулиганов. Пол следовал примеру стиляг и не более того. Брюки-дудочки и прическа «помпадур» были просто юношеским стремлением подражать рабочему классу и своего рода внешним бунтом, популярным в конце 50-х годов, и примером ему служили искривленные зубы и злая усмешка Элвиса и бравада затянутого в кожу Mapлона Брандо. Единственная имевшаяся в доме по Фортлин-Роуд, 20 велосипедная цепь всегда была прикреплена к трехскоростному велосипеду «Ралли», принадлежащему Полу. То же самое можно сказать о Ленноне. Он сам говорил: «Я не был стилягой, я просто претендовал на это».
А вот у Ричарда Старки не было возможности «просто претендовать». Выходец из хулиганского района Ливерпуля Дингл, он в раннем возрасте вступил в банду. «Иначе было нельзя, - говорил он. - В нашем районе если ты не являлся членом банды, то не мог поручиться за свою собственную жизнь, потому что неоткуда было ждать защиты. Когда ты проходил мимо них, то тебя спрашивали: «Ты смотришь на меня?». Если говорил «нет», то спрашивали: «А почему?». Если говорил «да», то все равно придирались. На этот вопрос не было ответа». Его молодые годы прошли в драках и торчании на углах улиц: «Или мы били кого-нибудь, или нас били, мы все время дрались».
Из мрачной скуки улиц подобная жестокость проникала и в танцевальные залы. Там собирались соперничающие банды, летали бутылки, в ход шли ножи, цепи, окованные железом ботинки. Пытались вмешаться вышибалы, приезжала полиция, а по уже устоявшейся традиции «Силвер битлз» продолжали играть. Маккартни говорил, что некоторые стычки были просто ужасными. Во время одного из выступлений в танцзале «Гросвенор» в Уолласи разразилась страшная драка между сотней местных стиляг и примерно такой же бандой, прибывшей из соседнего Сикомба. Когда Маккартни кинулся спасать свой усилитель, один из стиляг схватил его и сказал: «Не дергайся, парень, прибьют». И Маккартни остался стоять как вкопанный. У него была причина всерьез воспринять эту угрозу - во время выступления в танцзале в Нестоне они видели, как перед сценой забили насмерть шестнадцатилетнего паренька.
Это была беспричинная жестокость, которой почти невозможно было избежать, и однажды на стоянке машин возле «Лизерленд Таун-холл» с этой жестокостью пришлось непосредственно столкнуться «Силвер битлз». Уильямс подрядил их играть там, и во время выступления или кто-то что-то сказал, или одна из подружек бандитов улыбнулась кому-то из ансамбля, а может, это было просто проявлением своеобразной традиции, по которой вечер не считался завершенным, если не кончался дракой…
Как бы то ни было, бандиты поджидали участников ансамбля на выходе. Спасая свои жизни, «Силвер битлз» бросились бежать, но Стюарт Сатклифф бегал недостаточно быстро. Его поймали, свалили на землю и стали бить ботинками по голове. Его забили бы насмерть прямо там, на месте, но Леннон, единственный участник ансамбля, который мог постоять за себя, орудуя кулаками и ногами, отбил Сатклиффа и оттащил его в безопасное место. Но было уже поздно. Спустя два года, в апреле 1962 года, Стюарт Сатклифф, художник, который никогда не хотел быть рок-музыкантом, умер от кровоизлияния в мозг, что наверняка явилось последствием травмы головы, полученной в тот вечер. Но тогда, после этого случая, Сатклифф, казалось, поправился, и группа вернулась к выступлениям в танцзалах, расположенных вокруг Ливерпуля. А Уильямса уже манила перспектива зарубежных гастролей.
В то лето Уильямс, соблазненный словами проезжего германского бизнесмена, обещавшего ему кучу фрейлейн и марок, с ансамблем «Royal Caribbeans» вылетел в Гамбург. Бизнесмен не соврал, Германия действительно была хороша, и их письма подтверждали это: они пестрели красочными рассказами о легких деньгах и доступных женщинах.
Как и Ливерпуль, Гамбург является портовым городом с давней историей, помнящим времена процветания. Оба города расположены на одной параллели - 53 градуса северной широты. На этом их сходство заканчивается. Харрисон впоследствии скажет: «Когда мы росли в Ливерпуле, то видели множество домов со следами бомбежки, и эти следы все еще сохранялись, когда я, в возрасте семнадцати лет, выехал из Ливерпуля. А когда мы приехали в Германию, то увидели, что немцы уже восстановили страну».
Немецкий историк и поэт Генрих Гейне писал: «Всю свою боль она могла выразить только в музыке… все муки собственного бессилия, вся тоска по былому величию, страстные надежды, ожидание помощи - все это отражается в ее мелодиях». Это Гейне писал об Италии эпохи Возрождения, но этими словами вполне можно было бы описать Ливерпуль конца 50-х годов - город, охваченный депрессией.
В противоположность Ливерпулю Гамбург смело пошел навстречу меняющейся экономической обстановке. Если Ливерпуль связывал свои надежды на будущее с громоздкой, финансируемой государством промышленностью, то Гамбург поощрял развитие мелкого, специализированного бизнеса, в котором редко бывало занято больше шести человек. И как результат этого Ливерпуль нищал, а Гамбург процветал, превращаясь в один из богатейших городов Европы. Жители города, попавшие в струю послевоенного бума, имели деньги, которые могли тратить, и город с его традициями в области организации развлечений готов был дать им все, что они хотят, как бы странно и причудливо это ни выглядело.
Заинтригованный тем, что он услышал о Гамбурге, Уильямс прилетел туда вместе со своим помощником, выходцем из Вест-Индии, присвоившим себе титул лорда Вудбина. Он сам хотел убедиться во всем, а заодно и покутить на пользующейся дурной славой улице Репербан. Уильямс захватил с собой записанные дома пленки с выступлениями ансамблей, которые он опекал, среди них был «Силвер битлз». Но когда он пришел к владельцу клуба Бруно Кошмидеру, чтобы прослушать эти записи, то оказалось, что пленки были пустыми.
Однако закаленный в предыдущих неудачах оптимизм ливерпудлийца [Ливерпудлиец - шутливое прозвище жителя Ливерпуля] произвел впечатление на Кошмидера, и вскоре он сам приехал в Англию, чтобы подобрать несколько ансамблей для выступления в своем клубе «Кайзеркеллер». Кошмидер приехал, конечно, не в Ливерпуль, а в Лондон, в бар «Ту Из», где в свое время нашли Томми Стила. Бар до сих пор пользовался репутацией источника неизвестных, а следовательно, дешевых талантов. В силу счастливого стечения обстоятельств там в это же время оказался и Уильямc, который искал работу для другого своего ливерпульского ансамбля «Derry and the Seniors». Кошмидер немедленно заключил контракт с этой группой и они в течение недели выступали на сцене «Кайзеркеллера».
Как и «Royal Caribbeans», они были ошеломлены тем, что увидели в этом районе Гамбурга, славящемся своими увеселительными заведениями и публичными домами, и тоже писали домой восторженные письма, приглашая других музыкантов присоединиться к ним. Кошмидеру нравилась игра ансамбля - это был высококачественный англосаксонский рок, который немцам никогда не удавалось копировать, и ансамбль стал очень популярным в среде посетителей «Каизеркеллера». Количество посетителей клуба значительно возросло, и вскоре Кошмидер попросил Уильямса прислать ему другой ансамбль.
Уильямс принялся подыскивать ансамбль. «Rory Storm and the Hurricanes» были заняты. Он предложил эту работу «Gerry and the Pacemakers», но они отказались. Очутившись в безвыходном положении, Уильямс сделал предложение «Силвер битлз», несмотря на то что у них снова не было ударника. Однако на этот раз проблему с ударником решили быстро. Пол позвонил Питу Бесту и пригласил его присоединиться к ансамблю. Ответ Пита - молчаливого, болезненно-застенчивого юноши, только что закончившего школу, - был заранее предопределен. Он сразу согласился на это предложение.
Но оставался еще Джим Маккартни. Пол был полон энтузиазма, но, как вспоминает Майкл, «папу трудно было убедить, так как он действительно хотел, чтобы Пол поступил в педагогический колледж, и если бы мама была жива, то это стало бы началом конца «Битлз». Однако с помощью Аллана Уильямса его все-таки удалось убедить». Позднее Джим говорил, что Полу уже исполнилось восемнадцать и он мало что мог предпринять, чтобы удержать его от этой поездки. 14 августа 1960 года «Битлз», как представители зарождавшегося в Ливерпуле самого доходного малого бизнеса, находились на пути в Германию, где их ждало признание.
3
«Семья». Это слово часто употреблялось «Битлз» и их окружением. Оно постоянно, зачастую бессознательно мелькало в их разговорах, да и сейчас продолжает присутствовать. Как понятие это слово означает «семью «Битлз», в которую люди или входили, или нет.
Пол Маккартни, чья юность была трагически омрачена смертью матери, очень привержен этому понятию. Он постоянно вспоминает детство и атмосферу надежности семьи, и эти воспоминания играют определяющую роль в его настоящей жизни. В то яркое десятилетие его жизни, когда он вышел из-под родительской опеки, но еще не завел собственную семью и не стал отцом, семьей Маккартни были «Битлз», и особенно Джон Леннон. Их дружба стала еще сильней перед лицом пугающего и греховного Гамбурга.
Из Ньюхейвена «Битлз» переправились на пароме в Хук-ван-Холланд, а дальше на потрепанном зеленом фургоне «Остин», принадлежащем Аллану Уильямсу, отправились в Гамбург, куда и прибыли 17 августа 1960 года. По дороге они исключили из своего названия слово «силвер», и уже в этот же вечер как «Битлз» выступали на маленькой сцене гамбургского клуба «Индра». Все участники ансамбля выглядели усталыми, голодными и напуганными - ведь они совсем еще были юнцами, впервые уехали по-настоящему далеко от дома, впервые вообще были за границей. Пятеро мальчишек из Ливерпуля, не знавших ни слова по-немецки, были встречены публикой довольно прохладно.
Условия проживания оказались ужасными, в их распоряжении была комната, в которой стояли две кровати и софа, и два маленьких грязных закутка размером 8x6 футов (2,5x1,8 м). Эти помещения находились в задней части порнографического кинотеатра «Бемби», которым владел Кошмидер. Умываться приходилось в туалете кинотеатра. Иногда постоянные посетители кинотеатра предпочитали справлять нужду в том помещении, где спали «Битлз». Кабальный контракт, который они подписали, предусматривал, что они будут выступать семь дней в неделю, получая при этом по тридцать марок каждый.
Клуб «Индра» располагался в тесном, старом и грязном помещении, недавно превращенном в стриптиз-клуб. Посетители, в основном пьяницы и проститутки, были равнодушны к музыке, и «Битлз» не удавалось поднять их настроение. Имевшие уже достаточный опыт небольших выступлений в провинциальных танцзалах перед толпой подростков, они совершенно не были подготовлены к выступлениям перед уставшими от жизни обитателями квартала, где были сосредоточены публичные дома. Леннон вспоминал: «В Ливерпуле мы обычно давали часовые концерты и всегда играли одни и те же лучшие вещи. В Гамбурге мы были вынуждены играть в течение восьми часов, и надо было искать какой-то выход».
Однако найти выход было не так-то легко, а ситуация еще более осложнилась, когда Кошмидер перевел их выступать в более крупный клуб «Кайзеркеллер», так как спустя шесть недель он вынужден был закрыть клуб «Индра» из-за жалоб жителей соседних домов, возражавших против бит-клуба. Неопытные ребята, столкнувшись с публикой, состоящей из торговцев наркотиками и вооруженных головорезов, упали духом. Их бесцветные выступления встречали, по словам Леннона, «довольно холодный прием» со стороны публики, и это поставило под сомнение продление ангажемента.
«Derry and the Seniors» - другая ливерпульская группа, которая в это время выступала в «Кайзеркеллере», не оказала им никакой поддержки. Они свысока смотрели на «Битлз» и считали их, как говорило старшее поколение, «второсортным гаражным ансамблем». И именно Уильямсу, который продолжал находиться в Гамбурге и следил за получением своих десяти процентов, удалось устроить тот кавардак, который по ночам возникал на большой, не брезгующей ничем сцене «Кайзеркеллера». В один из октябрьских вечеров он, потеряв терпение, крикнул им: «Ребята, сделайте шоу!» Этот призыв был услышан как «больше шума», и клуб огласился дикими воплями, что подхлестнуло музыкантов, в особенности Леннона. Он начал прыгать на сцене, как сумасшедший, иногда изображая судороги, а иногда копируя хромого Джина Винсента, у которого нога была повреждена в результате несчастного случая с мотоциклом. Леннон вскидывал вверх правую руку и кричал: «Зиг хайль!», что было запрещено в Германии, ходил по сцене гусиным шагом и кричал публике: «Нацисты!»
Публике это понравилось. «Кайзеркеллер» отнюдь не был клубом, где собирались, чтобы попить чаю и потанцевать. Собирался там вульгарный и шумный народ, но драки были более кровавыми, чем в танцзалах Ливерпуля, где играли «Битлз». В то время Гамбург являлся европейским центром контрабанды оружия и был очень опасным городом, а Репербан был самым опасным районом этого города. При приеме официантов на работу оценивалось их умение обращаться с дубинкой и пружинным ножом. Леннон называл их убийцами, на площадке для танцев регулярно валялись полумертвые тела.
Именно там «Битлз» проверили свои способности. Пол Маккартни говорит: «Я считаю, что если ансамбль может играть в пивной, то это хороший ансамбль». Гамбургские пивные погребки как раз и были таким местом. Ив течение последующих двух лет во время нескольких визитов в Гамбург «Битлз» действительно встречали как хороший ансамбль.
Леннон говорил: «Чтобы заставить немцев приходить к нам и развлекать их иногда по двенадцать часов, надо было действительно много трудиться. Мы никогда бы не добились такого прогресса, оставаясь дома». Пит Бест вспоминает: «В конце концов, мы играли без всяких ограничений. Это была свобода музыки, и мы играли так, как хотели, как, нам казалось, должны играть».
Сначала у ансамбля было очень мало контактов с публикой вне сцены. По-немецки они знали всего несколько слов и совсем не стремились изучать язык или заводить друзей среди немцев. «Они все были придурковатыми», - отмечал Леннон, поэтому участники ансамбля общались только друг с другом. Позднее их навестили Синтия и Дороти Роне - белокурая студентка художественного колледжа, которая встречалась с Полом и на которой он одно время собирался жениться. Группа «Derry and the Seniors» уехала домой, и на ее место приехала «Rory Storm and the Hurricanes», ударником в которой был Ричард Старки, называвший себя Ринго Старром. Участники ансамблей подружились и составили «семью» ливерпульцев в эмиграции, и, как во всех семьях, у них случались споры и скандалы.
Особенно склонен к этому был Маккартни. Он часто ругался с Харрисоном, спорил с Ленноном по поводу лидерства в группе, что в конечном итоге стало предвестником более серьезных грядущих конфликтов. Однако больше всего от приступов его дурного настроения страдал Сатклифф. Поездка в Гамбург не улучшила их отношений. Леннон вспоминал: «Пол всегда придирался к нему».
