Текст книги "Когда она была плохой"
Автор книги: Рон Фауст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Глава сорок седьмая
Тремя неделями позже я встретил Габриэль в аэропорту Майами. Она направлялась в Европу и сделала здесь остановку на несколько дней. Мы приехали ко мне домой. Ей понравились окрестности, напоенный тропическими ароматами воздух, дом, Блай, мой парусник «Ленивые кости». Мы плавали на нем, ныряли с аквалангами у рифов, играли в теннис, по утрам допоздна спали, вечерами вели беседы.
Из калифорнийской лаборатории пришел ответ. Анализ ДНК подтвердил, что мы отец и дочь. Я купил пару бутылок шампанского и приготовил праздничное блюдо из омаров. Нельзя сказать, чтобы это был праздник в полном смысле слова: мы были оба задумчивы и сдержанны.
Что кроется за этим событием? Каков его смысл? Каковы последствия?
На следующее утро я отвез Габриэль в аэропорт. «Пиши», – сказал я. «Да, ты тоже». – «И звони в любое время». – «Хорошо». – «Если что-то понадобится…» – «Все будет хорошо». – «Ну, тогда…» Мы неуклюже поцеловались, и она пошла к самолету компании «Эр Франс».
Она писала мне раз в неделю. А еще я получил письмо от ее матери.
Дэн Старк, мерзкий выродок, Габриэль не твоя дочь, она даже не моя дочь, она дочь моей младшей сестры, Мишель, которая была монашенкой и умерла, когда Габи было два года, и я удочерила ее, заботилась о ней, дала ей образование, любила ее, а теперь ты, сукин сын и выродок, хочешь с помощью фальшивого отцовства подобраться к ее деньгам, к моим деньгам, или хочешь поломать мне жизнь, погубив ее, ты, мерзкая скотина и убийца. Я ни за что не родила бы твоего ребенка, а если бы все же родила, то утопила бы его.
Уйди прочь из моей жизни! Уйди прочь из жизни Габи!
Дорогая Мари (или какое там имя ты носишь сегодня).
Конечно, я осведомлен о том, что ты не являешься матерью Габриэль. Много лет назад я имел связь с твоей сестрой Мишель, монашенкой, и Габи – плод нашей любви в стенах монастыря. Я помню, как другие монашенки самозабвенно молились в часовне на другом конце двора, а твоя сестра, монашенка Мишель, в этот момент прохрипела «Да!» и отдалась мне, и Габриэль была зачата во время этого – не скажу грешного, а вполне земного акта.
Твой старинный друг Дэн Старк.
Я пригласил к себе адвоката и написал новое завещание, в котором назвал Габриэль моей единственной наследницей. Я посетил страховое агентство и подписал документы, согласно которым она становилась лицом, получающим доходы с доверительной собственности.
Обо всех этих вещах я не писал Габриэль. По своей наивности она могла рассказать о моей воле матери, а мать могла поспособствовать моей преждевременной смерти. Шанталь позарез требовались деньги – ее фонды и имущество в этой стране продолжали оставаться под арестом; банковские счета в Швейцарии были заморожены; а ее маленькую империю, как я слыхал, энергично прибирали к рукам соперники и коррумпированные правительственные чиновники. Мне не хотелось провоцировать Шанталь на то, чтобы она попыталась воспользоваться моими активами в своих интересах или же из нежной любви к дочери убила меня, чтобы обеспечить наследницу приличным приданым.
Габриэль вернулась в Штаты в середине декабря. Она планировала провести неделю в Калифорнии, навестить находящуюся в заключении мать, а затем побыть неделю со мной, прежде чем вернуться во Францию. За два дня до ее приезда в Майами я серьезно заболел. Я приехал в больницу в три часа дня, а к четырем меня положили на операционный стол. Старые швы моей тонкой кишки разошлись. Несколько лет назад, после того как Шанталь стреляла в меня, тридцать шесть дюймов кишок были удалены, а два оставшихся отрезка сшиты. Со временем на этом месте возникли спайки, затем частичная закупорка, прободение и как следствие перитонит.
Меня оперировали четыре часа, после чего целую неделю я находился под особым присмотром. Дважды, как рассказали мне сестры, я едва не умер. Останавливалось сердце. Я помню сквозь дымку забытья, что приходила Габриэль. Я не уверен, что мы разговаривали; если и так, я ничего не помню.
Однажды утром я проснулся в чьей-то комнате – слабый, худющий, все еще больной, но уже миновавший кризис, а главное – в здравом уме.
Габриэль появилась с цветами.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше всех.
– Говорят, что ты скоро поправишься.
– Ты едва не стала наследницей, Габриэль.
– Врачи говорят, что это последствие старого ранения.
– Да, мне стреляли в живот.
– Кто стрелял?
– Твоя мать.
– Боже! – воскликнула она. – Ну и пара! Какой-то кошмар! С одной стороны, смешно, но с другой – это все-таки ужасно.
Габриэль была в голубом шерстяном костюме и белой шелковой блузке. Она отрастила волосы. Молодая, очень хорошенькая и снисходительная к своему глупому отцу. Как и большинство девушек ее возраста, она, похоже, считала себя взрослой, а родителей – детьми. Но вела себя исключительно корректно.
– Как твоя мать?
– Подавлена, сердита, дерзка, напугана… Но скоро ее могут освободить под залог.
– Откуда она взяла деньги?
– У нее есть банковский счет, о котором правительство не знает. Где-то на Каймановых островах, я думаю.
– Когда будет суд?
– Намечен на июль.
– Где ты сейчас остановилась?
– Дома.
– Как поживает старина Блай?
Она улыбнулась.
– Страшный сквернослов. Я учу его ругаться по-французски. Теперь, когда ему что-то скажешь, он отвечает: «Merde» [13]13
Дерьмо (фр.).
[Закрыть].
– Блай – замечательный собеседник и превосходный лингвист.
– Дэн, ты не будешь возражать, если я возьму «Ленивые кости»?
– А ты сможешь сама управлять им?
– Я не стану плавать далеко. Я в оба конца пойду не под парусами, а с помощью двигателей.
– Ну конечно, развлекись. Как дела с учебой?
– Возможно, я завершу этот год и больше не вернусь туда. Я хочу найти себя в жизни.
– Надеюсь, ты хочешь бросить учебу не из-за денег.
– Нет… Ну, я пойду. Сестра сказала мне, чтобы я не задерживалась у тебя долго.
– Придешь завтра?
– Конечно.
– Знаешь, Габриэль, потребуется, естественно, время для моей поправки, но я думаю, что к весне буду чувствовать себя совершенно здоровым. Давай махнем с тобой на яхте по Карибскому морю, к Наветренным и Подветренным островам. Будем плыть днем, бросать якорь с заходом солнца. Будет чертовски здорово! Как ты думаешь?
– Мне бы очень хотелось этого.
– Договорились.
Мало-помалу я шел на поправку и через несколько дней меня, правда еще слабого, отпустили из больницы. Габриэль продлила свои каникулы и задержалась у меня еще на неделю. Она готовила еду, следила за тем, чтобы я выполнял предписания врачей, сопровождала меня в прогулках вдоль канала.
Блай был счастлив увидеть хозяина. Распушив перья, он закричал:
– Вышвырнуть этого ковбоя вон!
Вечерами мы с Габриэль слушали музыку, играли в настольные игры, читали. Она дала почитать один из своих рассказов. Мне он понравился, но показался мрачноватым. В нем шла речь о красивой молодой женщине, которая была убита.
Габриэль навестила свою мать в Калифорнии, затем вернулась во Францию. В течение всей зимы она еженедельно звонила по телефону. Учебу она бросила, но оставалась в Париже.
Я отправил свою яхту в ремонт, чтобы подготовить ее к длительному путешествию: покрасить противообрастающей краской, капитально отремонтировать двигатели, проверить навигационную электронику, заменить оттяжки и ванты, оборудовать более солидным вельботом. Я купил три новых паруса и запасся всем, что нам может понадобиться, и даже тем, что вряд ли когда-либо пригодится. Парусник «Ленивые кости» имел длину тридцать четыре фута и траверс девять метров, что вполне обеспечивало нам определенный минимум комфорта.
Я стал тренироваться, поначалу делая все более продолжительные прогулки, затем бегать трусцой, играть в теннис, плавать. Самочувствие было хорошее.
В конце марта Мари Элиз Шардон была наконец выпущена под залог в три с половиной миллиона долларов. В тот же день финансовая инспекция заявила о своем намерении возбудить против нее дело об уклонении от уплаты налогов. Налоги и штрафы в общей сложности составили семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч долларов.
– Мне очень жаль ее, – сказала Габриэль по телефону за день до своего прилета во Флориду. – А тебе?
– Да, конечно, Габи, – сказал я. – Немножко. Но не очень. Она сделала много гадостей.
– Но ведь и ты тоже.
– Это верно.
– Мы возьмем с собой Блая в наше путешествие?
– Конечно. Зачислим его как помощника капитана.
– Знаешь, Дэн, я прямо-таки с нетерпением жду нашего круиза.
– Я думаю, мы отлично проведем время.
– А какой маршрут?
– А у нас не будет точного маршрута. Первым портом будет Нассау. Мы побудем там пару дней, оставим некоторое количество баксов в казино, накупим ненужных безделушек… Затем мы покрутимся вокруг островов. Можем бросить якорь там, где захотим. Будем плавать, ловить на обед омаров, искать затонувшие сокровища… Сплаваем на Виргинские острова. А оттуда – кто знает? Ткни пальцем в карту.
– Сгораю от нетерпения.
Глава сорок восьмая
Через два часа после того, как мы вышли из бухты Нассау, она появилась из укрытия. Я смотрел, как она поднималась по сходному трапу, держа в руке сложенное махровое полотенце. Была она бледной и похудевшей, но в общем выглядела неплохо. На ней были белые шорты, бело-голубая тенниска, под которой не было лифчика. Босиком. Волосы коротко подстрижены.
– Убежала, после того как выпустили на поруки? – сказал я.
– Ты всегда был такой сообразительный, Дэн, – ответила она, естественно, стараясь вложить в эти слова как можно больше иронии.
Габриэль, которая загорала на палубе, села и уставилась на нас. На лице ее играла улыбка.
– Старый испытанный прием – спрятаться на полубаке, да?
– У тебя он сработал.
Она села напротив меня. Нас разделял румпель. Ее правую руку скрывали складки полотенца.
– У меня мелькала мысль, что такое возможно, – сказал я. – Я даже хотел обыскать полубак.
– Почему же не сделал этого?
– Не знаю.
– Не злись на Габи.
– Почему?
– Потому что она помогала мне.
– Но, помогая тебе, она вредила мне.
Было замечательное утро, ясное и голубое, пока что довольно прохладное, но обещающее жаркий день. Пахло ржавчиной и почему-то свежевыпеченным хлебом. Там и сям на горизонте виднелись суда.
– Как тебе удалось это проделать?
– Я доехала автобусом до Сан-Исадро, перешла границу и оказалась в Тихуане. Там у меня еще остались друзья. Они переправили меня на Гаити, а оттуда я добралась до Нассау.
– Должно быть, этот путь был недешев.
– Конечно.
– Ну что ж, черт возьми. Добро пожаловать на борт.
– Дэн, я не собираюсь возвращаться за решетку. Никогда, никогда, никогда. Я останусь свободной или умру. Ты ведь знаешь, что это значит?
– Тебе не потребуется то, что находится в полотенце.
– Как я могу доверять тебе после того, что ты сделал? Боже, можешь ли ты представить, что я пережила в море? После моей одиссеи на плоту и крушения «Буревестника»? Ты можешь представить себе мой ужас, Дэн? Можешь вообразить, что я чувствовала в море, когда болталась в нем голая и одинокая?
– Я искал тебя.
– Я знаю. Я видела, что ты ищешь. Но ты не нашел.
– У тебя был спасательный крут, – заметил я. – И кто-то нашел тебя.
– Через шесть или семь часов… Да, мне повезло, меня спасли. Но, Дэн, сделать такое… бросить в море…
– Ты смеешь обвинять меня в совершении убийства. Но ты… ты отравила меня, ты оставила меня среди океана на куче песка, ты стреляла в меня, ты наняла человека, чтобы он убил меня… по-твоему, это очень гуманно?
Габриэль поднялась и направилась в кокпит. Она была поразительно похожа на Шанталь девятнадцатилетней давности – в эффектном бикини, загорелая, со спутанными ветром волосами и загадочной улыбкой. Видя их рядом, было от чего прийти в смятение.
– Все счастливые семьи похожи друг на друга, – сказала Габриэль. – Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, – и спустилась по трапу в каюту.
Шанталь уставилась на меня, удивленно подняв брови.
– Она читает Толстого, – объяснил я.
– Она эрудированна, – сказала Шанталь, – но не слишком разумна.
– Вполне разумна…
– С твоей точки зрения… Но разве ты способен чувствовать?
– Почему же? Даже бываю сентиментальным. В результате остаюсь в дураках.
– И ведешь себя глупо.
– Наверно.
– Сентиментальность – это глупость. Она обманывает ум. Чувствуешь себя вроде бы хорошо, но ведь это и есть самообман.
– Ты себя и в самом деле чувствуешь хорошо, но затем приходит расплата.
– Сентиментальные дураки строят свои фантазии, рассчитывая на других. Например, ты на Габриэль. Бог мой! – Она засмеялась. – Ты хотел быть отцом… Хотел иметь дочь… Хотел любить… Хотел быть любимым… Но ты никогда по-настоящему не посмотрел на нее! Никогда не видел ее, разве не так, Дэн? Или ты видел лишь то, что хотел видеть, что подсказывала тебе твоя сентиментальная натура.
Габриэль отозвалась снизу.
– Я слышу, что вы говорите обо мне.
– Что ты собираешься делать? – спросил я.
Шанталь развернула полотенце. В нем ничего не было.
– Позавтракать, – сказала она.
Габриэль вышла на палубу с тарелкой сандвичей и миской редиса, лука и слив, затем сходила за пивом. Мы расположились в кокпите и принялись за еду. Женщины ели жадно; у меня не было аппетита.
– Правда, здорово? – нарушила молчание Габриэль.
– Правда, – ответила Шанталь.
– Я думаю, что это было бы хорошим названием для рассказа – «Конские широты». Хотя я и не знаю, что это такое.
– Спроси у своего отчима, дорогая, – сухо сказала Шанталь.
Я объяснил Габриэль, что «конские широты» это район моря, которого не достигают пассаты, место, где тихо и спокойно. Морские течения обходят это спокойное место – и Гольфстрим, и Северо-Атлантическое, и Антильское, и Экваториальное течения. Конские широты иногда называют Саргассовым морем из-за большого количества саргассовых водорослей. Когда-то давно парусные суда, попадая сюда, должны были неделями дожидаться ветра и находиться в дрейфе. Запасы пищи истощались, и груз в виде отощавших лошадей выбрасывался за борт. Другие суда, оказавшиеся в этих водах, наталкивались на плавающих между водорослями лошадей. Отсюда и название – «конские широты».
– Где находится Саргассово море – «конские широты»? – спросила Габриэль.
– Надо взглянуть на карту. Это в Атлантическом океане, к юго-западу отсюда.
– Далеко?
– Не знаю точно. Миль восемьсот, а то и тысяча.
– Мне бы хотелось отправиться туда. Мы могли бы?
– Специально никто не плавает в район Саргассова моря, Габриэль, кроме морских биологов, но они используют для этого мощные суда. Ни один моряк на паруснике не захочет попасть в район штиля.
– Но почему? Похоже, это замечательное место. Давай отправимся туда, Дэн, а?
– Поговори со своей тетушкой, – сказал я.
– Тетушку не интересует этот разговор, – сказала Шанталь.
– Но «конские широты» – отличное название для рассказа, правда, Дэн?
– Наверно. А что за рассказ?
– Я придумаю. Скажем, найден труп мужчины среди водорослей и лошадей. И тут я расскажу его историю.
– Габриэль, я твой отец?
– Не знаю.
– Спроси меня, Дэн, – сказала Шанталь.
– Спрашиваю.
– Отвечаю: нет. Все именно так, как я описала тебе в письме. Помнишь? Габи – моя племянница, дочь моей младшей сестры.
– Габриэль? – спросил я.
– Я знаю только то, что мне говорят, – ответила она. – Я не присутствовала при собственном зачатии.
– А анализ ДНК?
– Дэн, – сказала Шанталь, – Бога ради…
– Это было сфабриковано? Габриэль?
Она кивнула.
Это была идея Мари.
– Да, это была моя идея. Боже, Дэн, ты такой тупой. Нам требовался лишь лабораторный бланк, машинка и почтовый ящик.
– Стало быть, я исчезну – и Габриэль унаследует мое состояние. Я уверен, Габи, ты знаешь о моем завещании. Сыщики Стиверсона наверняка сообщили тебе об этом.
– Ты сам мне сказал о нем. В больнице. Помнишь?
– Да. Когда меня оперировали.
Шанталь наклонилась и поцеловала меня в угол рта.
– Малыш, мы нуждаемся в тебе. Мы любим тебя. Правда, Габи?
– Да-да, мы действительно любим. Я люблю тебя, Дэн. Не могу представить себе, кого вместо тебя я хотела бы видеть своим отцом.
– Ну конечно, вы обе знаете, что хочет услышать сентиментальный отец.
Глава сорок девятая
Я совсем не спал накануне нашего отплытия и очень мало спал в те ночи, когда мы с Габриэль знакомились с дискотеками и казино Ниссау. Я отчаянно нуждался в отдыхе. На несколько часов судно можно было препоручить Шанталь. Воды под килем было вполне достаточно, погода великолепная. Суда попадались редко. Прошел ржавый грузовоз, промелькнули островные яхты и торговый рыболовный траулер да где-то на горизонте маячил белый лайнер.
Я сказал:
– Позови меня, если возникнут проблемы.
– Уходи, – отмахнулась Шанталь. – Я моряк поопытнее, чем ты.
Я спустился по трапу в каюту. Габриэль не убрала со стола, и полчища мух, которые присоединились к нам еще в Ниссау, с аппетитом доедали остатки пищи. Я добрался до крохотной каюты на носу, где находилась V-образная койка с рундуками внизу. Вверху зиял приоткрытый люк, из которого лился прохладный воздух вперемежку с туманом. Судно слегка накренилось на борт. Я забрался на койку, закрыл глаза и стал размышлять о характере и степени овладевшей мной мании преследования.
Габриэль – моя единственная наследница. Почти наверняка она находилась под влиянием своей матери, тетки, ментора или как там ее назвать – одним словом, Шанталь. Я не был богачом, но моя недвижимость, вложения в ценные бумаги, страховки в общей сложности составят четыреста тысяч долларов. Что может сделать эта обнищавшая психопатка? Инсценировать несчастный случай. Бедный Дэн поскользнулся на палубе. Мы искали несколько часов. Или скорее всего Габриэль искала несколько часов – Шанталь месяцев на шесть или на год придется исчезнуть из поля зрения. Шанталь была беглянка, безбилетный пассажир, ее имя не значилось среди членов экипажа.
Боже мой, какой кошмар, господин инспектор, мой бедный отчим съеден акулами!
Но, может быть, я ошибался относительно Габриэль? Она порой бывала безучастной, равнодушной, но более пристойной и скромной. Я не мог поверить в то, что девушка может принять участие в умышленном убийстве. Тем не менее она обманула меня. Она сыграла на руку Шанталь. Я спал тревожно. До меня долетали звуки женских голосов, периодическое хлопанье парусов, шум волны, разрезаемой носом судна, жужжание мух.
Затем кто-то на палубе стал возиться с парусами; чуть позже я ощутил вибрацию дизелей и почувствовал запах дымка. Судно двигалось зигзагами – я всем телом ощущал резкую смену направления движения.
Габриэль находилась на носу на верхней площадке. Я слышал ее команды: «Левее, левее!» и затем: «Резко левее!»
Киль скользнул по кораллам, при этом негромкий звук, похожий на легкий стон в резонирующей каюте, усилился до громодобного скрежета. Некоторое время скрежет продолжался, затем судно после секундной остановки двинулось дальше.
– Правее, правее, – выкрикнула Габриэль. – Да правее же, ради Бога!
Я выпрыгнул из койки еще полусонным, но на палубу поднялся вполне проснувшимся. Впереди и чуть левее зеленел невысокий остров. Шанталь стояла за румпелем. Габриэль находилась на носу, пытаясь определить глубину. Паруса были спущены. Я влез на крышу каюты и левой рукой схватился за мачту. Мы шли по зигзагообразному каналу, рассекающему коралловый риф. Вода в канале была бледно-голубого, лавандового оттенка.
– Левый борт, – скомандовал я Шанталь. – Не так резко… Хорошо.
Тут же подала голос Габриэль:
– Левее, левее, Господи!
Не зная, насколько медленно этот большой парусник реагирует на повороты штурвала, она подавала команды с запозданием.
– А теперь прямо, – сказал я Шанталь.
Мы прошли западный мыс рифа. На протяжении пятидесяти ярдов канал шел прямо, затем повернул вправо, затем снова влево и завершился лагуной, глубина которой, судя по цвету воды, была вполне безопасной.
– Ни черта мне не помогла, – проговорила с досадой Шанталь.
– Она новичок в этом деле. Тебе следовало разбудить меня.
В двухстах футах от рифа я бросил два якоря – становой и кормовой, а затем по крайней мере полчаса мы все трое чистили и приводили в порядок яхту. Остров имел форму вопросительного знака, и мы остановились в его излучине.
Габриэль принесла из трюма Блая и прикрепила его клетку в кокпите.
Остров был покрыт белым песком, на котором виднелись заросли вереска, колючие соленые водоросли и кое-где пальмы. Он несколько напоминал отмель Нативити. По-видимому, в этом месте мы бросали якорь далеко не первыми, поскольку на берегу валялись банки из-под пива, обрывки газет, виднелись пепелища от костров.
В этих местах было около дюжины подобных островков, в основном совсем крошечных, которые появляются на горизонте в виде зеленого пятна. Судя по карте, один из них был обитаем.
Шанталь и Габриэль отправились плавать. Вода была чистая, прозрачная и, по словам Шанталь, студеная, а глубина гораздо больше, чем это кажется, когда смотришь с борта судна. Я бросил Шанталь маску и попросил обследовать, какой ущерб причинен килю.
Сам же отправился в трюм и открыл шестифутовый рундук. Оружие исчезло – дробовик двенадцатого калибра, ружье и полуавтоматический «браунинг».
Я обыскал все рундуки, заглянул под матрасы, в мешки, словом, всюду, где они могли быть спрятаны, но ничего не нашел. Дробовик и ружье определенно исчезли. Для «браунинга» Шанталь могла найти укромное местечко.
Я почувствовал, как качнулось судно. Кто-то поднимался по забортному трапу. Надо мной в проеме люка появилась Шанталь.
– Приготовь мне попить, пока ты здесь.
– Хорошо. А Габриэль?
– Она хорошо плавает.
Я разрезал лайм, достал из шкафчика два старомодных стакана, бросил туда лед, налил джина и тоника, выжал сок лайма и поднялся на палубу.
Габриэль барахталась футах в пятидесяти от кормы. Плавала она не ахти как хорошо.
– Что с килем? – спросил я.
– Вырван кусок фибергласовой обшивки. Под полом сухо?
– Да. Шанталь, а что ты сделала с оружием?
– Я выбросила его за борт.
– Когда?
– Прошлой ночью, когда ты и Габи развлекались в казино.
– Я не считаю, что это очень разумно.
– По крайней мере ты не пристрелишь меня.
– Мне не требуется оружие, чтобы убить тебя. Ты не столь глупа, Шанталь.
– Я была напугана. Ты ведь пытался однажды меня убить.
– Знаешь, в этих водах много пиратов. Яхты то и дело исчезают. Исчезает яхта, исчезает и команда. Эти люди бедны, и вышедшие из их среды преступники делают деньги, воруя яхты. Я собирался установить вахту ночью, чтобы эти типы не застали нас врасплох. И вот ты говоришь, что выбросила оружие в бухте Нассау.
– Тебе не впервые проявлять мужество.
Я плавал около полутора часов, пока сперва Шанталь, а затем Габриэль принимали пресноводный душ и переодевались. Габриэль надела белый льняной сарафан. Она была загорелой, хорошенькой и веселой. Шанталь облачилась в белую юбку и белую хлопчатобумажную блузку. Ангелы. Я спустился вниз, принял душ, побрился и, чувствуя себя дураком, надел белые парусиновые брюки и цветастую гавайскую рубашку. Мы все выглядели настоящими яхтсменами в этот вечер.
Я принес в кокпит три джина с тоником. Солнце садилось, и небо на западе полыхало алыми и багряными красками.
Блай взъерошил перья.
– Я хочу пописать, – заявил он.
– Похоже, погода будет отличная, – сказала Габриэль.
– Ты можешь набросать небольшой очерк, дорогая, – откликнулась Шанталь. – «Что я делала во время летних каникул».
– У тебя остались деньги, Шанталь? – спросил я.
– Конечно. Из миллионов у меня осталось несколько тысяч долларов.
– И куда ты намерена отправиться?
– В Рио скорее всего. Это большой город, и Бразилия не имеет с Соединенными Штатами договора о выдаче преступников.
– Как далеко Рио отсюда? Тысячи четыре миль?
– Думаю, побольше.
– Я не хочу плыть в Рио. Я дам тебе денег, чтобы ты долетела до Рио и смогла там обосноваться.
– Пошел к черту. Одолжи мне свое судно и катись к чертовой матери. Габи и я поплывем в Рио. А ты возвращайся домой, стриги свой газон, возись с машинами и завтракай с приятелями в кафе. Ты сгорел, Дэн. Какой болван назвал бы свою яхту «Ленивые кости»? Ты иссяк.
– Почему ты так зло говоришь? – вмешалась Габи.
Шанталь стала было объяснять, но внезапно замолчала. Она услыхала первая, Габи была второй, я оказался последним, кто различил отдаленное тарахтение двигателя. В канал входило судно. Мы подождали и минут через пять увидели, что в лагуну входит ветхое двадцатифутовое судно. На нем находились двое молодых чернокожих. Они не смотрели на нас. Но я был бы встревожен и в том случае, если бы они на нас смотрели. Я не видел и признаков рыболовного снаряжения на их судне. Они сделали круг по заливчику и вышли в канал. Шум двигателей постепенно стал затихать и наконец замолк совсем.
– Это ничего не значит, – сказала Шанталь.
– Ты так считаешь?
– Ну подними якоря и давай уходить, если ты так напуган.
– Ты должна знать, что мы не можем двинуться в путь сейчас. Ты видела карту? Сейчас уже темнеет, а до прилива еще далеко. Да и во время прилива пройти этот канал непросто. Мы будем торчать здесь до утра или… вечно.
Шанталь засмеялась.
– Может, ты прекратишь разыгрывать эту дешевую мелодраму?
– Ты снова сморозила глупость… Зачем тебе надо было забираться в этот мешок?
– Потому что день клонился к вечеру. Потому что плавать в этих водах ночью опасно. Потому что карта показывала, что здесь есть отличное, хорошо защищенное место для якорной стоянки.
– Ладно, – сказал я. – Так или иначе, но мы здесь. Хотя я предпочел бы быть где-нибудь в другом месте.
– Я приготовлю обед, – предложила Габриэль.
– Я припрятала пистолет, – сказала Шанталь. – Я достану его.
Мы ужинали внизу в кают-компании. Габриэль подала нам бифштексы, жареный лук, грибы, аспарагус и салат. Мы выпили бутылку бордо. Габриэль ушла на палубу, спасаясь от сигаретного дыма. Я откупорил вторую бутылку вина.
– Стало быть, Рио?
– А что, есть лучшая идея?
– Нет. А вообще это сумасшествие, ты хоть понимаешь это? Я могу попасть в тюрьму за содействие тебе.
Она засмеялась.
– Черт возьми, может, я и решусь на это. До Рио долгий путь. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я пересплю с твоей племянницей?
– Я убью тебя.
Мы рассмеялись.
– Я врала тебе, Дэн, что Габи дочь моей сестры. Это не так.
– Если снова поймаю тебя на лжи, то убью тебя я.
Мы снова рассмеялись.
Шанталь сказала:
– Нам лучше не ставить ребенка в ночную вахту.
– Конечно. Если они появятся, то непременно ночью. Мы позволим Габриэль подежурить до полночи, а затем оба до рассвета будем находиться на палубе.
– Я собираюсь отдохнуть сейчас, – сказала Шанталь.
Я поднялся на палубу. Даль была в голубоватом мареве – ночь еще не вступила в свои права. Габриэль уютно расположилась на сиденье в кокпите. Рядом с ней лежал зачехленный пистолет. Блай в клетке чистил клювом свои перья.
– Все в порядке? – спросил я.
– В полном. Ты считаешь, что они придут, Дэн?
– Не знаю. Может, эти парни просто искали черепах или что-нибудь еще.
– Они не похожи на злоумышленников.
– Некоторые мерзавцы похожи на ангелов. Ты только взгляни на Шанталь.
Габриэль рассмеялась.
– Но она не похожа на ангела. И потом, я не думаю, что она столь уж плоха.
– Если они и придут, то скорее всего не в твою вахту. Но если они все же появятся, ты не услышишь звука двигателей. Они прокрадутся в лагуну тихонько. Имей в виду, будет темно. Как только что-то заметишь, сразу же подай сигнал.
– Я начну стрелять в них.
– Нет, не делай этого. Тебе их не будет видно. Чуть позже я налажу прожектор. Я выспался после обеда, так что в основном буду на палубе. Но если я окажусь внизу, зови меня. Хорошо?
– Договорились.
– А сейчас я хочу взять пистолет и смазать его. От морского воздуха он очень быстро ржавеет.
Я забрал с собой пистолет и включил настольную лампу над навигационным столом. Шанталь находилась в передней каюте. Габриэль не могла меня видеть из кокпита. Я вынул тюбик клея «Геркулес Триппл», предназначенного для склеивания фибергласовых пластин. Он засыхал очень быстро и клеил намертво. Я слил содержимое тюбика в дуло пистолета и, пока клей не успел загустеть, утрамбовал его ластиком на конце карандаша. Ствол был полностью заблокирован. Теперь из пистолета можно выстрелить один раз, но от давления расширяющихся газов его разорвет на куски.
Я вернулся на палубу. Уже наступила ночь, и на темно-синем небе выступили звезды. Где-то вдали волны прибоя разбивались о берег, в лагуне же все было тихо и спокойно.
– Я хочу осмотреть остров, – сказал я.
– Не наткнись на пиратов, – отреагировала Габриэль.
Я вернулся в каюту за фонариком и биноклем и обнаружил в ящике коробку с ракетницей, о которой совсем забыл. Я вставил в нее патрон и сунул в передний карман своих брюк.
Достигнув берега, я втянул ялик на сушу и не спеша двинулся в глубь острова. Белый коралловый песок поблескивал при свете звезд. Над ухом жужжали москиты. На северо-востоке над горизонтом виднелось зарево – это были огни Нассау. Я пересек полоску суши и остановился у противоположного берега. Волны набегали на риф, пенились и с шипением откатывали назад.
Прислонившись спиной к пальме, я взглянул в бинокль. Это был добротный инструмент, хотя и не предназначенный для ночного наблюдения. Я несколько раз ощупал биноклем морскую гладь вплоть до горизонта, потому что не исключал, что за нами шли от самого Нассау. Однако никаких судов не обнаружил.
Я прошел по периметру острова, то и дело останавливаясь, чтобы вновь посмотреть в бинокль. С южной оконечности острова я различил огни – в четырех милях отсюда находился обитаемый остров. Если верить карте, его население исчислялось тремя сотнями людей.
Внезапно мне пришла в голову мысль, что я вовсе не обязан оставаться здесь ночью. Я могу испортить разработанный Шанталь сценарий, каким бы он ни был, отправившись на ялике в деревушку. Наверное, там есть какой-нибудь бар, где можно посидеть за кружкой пива и поболтать ни о чем с рыбаками. Без жертвы пьесу играть не будут. Но меня мучило любопытство. И к тому же, как о том любила говорить Шанталь, к категории слишком разумных меня не отнесешь.
