Текст книги "Скрамасакс (СИ)"

Автор книги: Роман Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Дав ему, немного времени осмыслить рассказ, я вновь приступил к допросу. Очень хотелось узнать мнение священнослужителя, по поводу дедовой магии.

Вкратце объясняю ему, эту нехитрую технологию и Феофан на несколько минут зависает. Видимо, формулируя свою точку зрения и сверяясь с мнением церкви.

Наконец, почесав бороду, он начал – колдовство, конечно же, тяжкий грех и христианство предаёт анафеме всех чародеев, но, по-моему, в твоём случае присутствует не ворожба, а нечто иное. Духов ты не вызывал? – отрицательно качаю головой. – Различные заклинания не произносил? – Нет. – Вновь пауза, и утвердительно кивнув, Феофан продолжил – сие, так сказать, действие, больше смахивает на действие веры – сильной веры. Похоже, учитель намеренно ввёл тебя в заблуждение, что бы её разбудить. Посуди сам, если б он сказал, что ты можешь взглядом, по своему желанию потушить огонь или силой мысли поднять бревно, ты бы смог это сделать...? Наверное, нет, а убедив в наличии некой энергии и заверив, что ты можешь ей пользоваться, пробудил веру, пока только в себя, но... тебе многое стало под силу.

Я его перебиваю – отнюдь, дед Прохор, постоянно говорил, что мне нужна вера, а её у меня то и нет.

– Совершенно верно, истинной веры нет, но крупицы её уже стали собираться. Методика, конечно же, у твоего учителя, очень оригинальная, однако она, безусловно, имеет право на существование. К религии и колдовству, учение это, как мне думается, не имеет, ни малейшего отношения. Оно больше похоже на некую науку.

Опять в голове звучит звоночек, вновь его отметаю и продолжаю слушать. – Стези, ведущие к Господу, разнообразны и любая дорога хороша, конечно же, ежели она ведёт к Нему. А обретение веры, это и есть этот путь. Бог везде незримо присутствует и в тебе и во мне, даже в каждой травинке. Господь не имеет ограничений ни в пространстве, ни во времени, пребывая всюду – одновременно. Однако природа не есть Бог, Он просто присутствует в своём творении. Тут главная ошибка твоего учителя, хотя возможно, ты его не правильно понял....

– Нет, дед не обожествлял природу, отнюдь, говорил практически также как вы, только называя Бога, именем Род.

– А он как-либо служил ему? Молился ли? Приносил ли жертвы?

– Ни разу такого не видел. На моей памяти, в храме на утрени пару раз был, вот и всё. – Я замолкаю, припоминая жизненный уклад учителя и вспоминаю, но нечто другое. – Забыл сказать, Прохор Алексеевич долгое время жил на Афоне, в послушании у безымянного старца, может это к делу не имеет отношения, но всё же...

– Это он тебе, рассказал?

– Нет, сам разгрёб переданные им знания и увидел. – Феофан, вновь недоумённо на меня уставился и я поясняю. – Времени на обучение катастрофически не хватало и дед, загипнотизировав меня, передал, непосредственно из головы в голову, достаточно большой объём информации, там и были его воспоминания. Я даже, вмиг стал знать несколько языков, прежде мне неизвестных.

Повисла пауза...

Наконец, выйдя из оцепенения, собеседник меня загоняет в тупик, и уже настаёт очередь моей челюсти, с громким стуком упасть на пол. – А ты уверен, что твой учитель человек? Судя по рассказу – больше на ангела похож....

Я зависаю. Старик, видя мою растерянность, поясняет – во-первых: средь людей мне не встречались такие древние, что ли. Учитель говорил, что ему около шестисот лет? – Киваю в ответ. – Судя по твоему рассказу, на лжеца, он ну никак не похож. Во-вторых: с учением таким, лично я сталкиваюсь впервые, причём, преподанная им наука, судя по тому, что ты мне тут изобразил, очень сильная штука, при этом никак не противна православию.

Выводы его мне не понятны, всё очень спорно. Отпускаю недоумённую гримасу, и он продолжает – даже если то, что ты делаешь и не следствие веры, в чём я сильно сомневаюсь, а на самом деле имеет место некая сила, которой он научил тебя повелевать, то.... – Старик морщит лоб, видимо, подыскивая нужный пример и тут же выдаёт – согласись, глупо предавать анафеме водяную мельницу и её изобретателя. Так вот, твой, так называемый телекинез, да и прочее, суть та же мельница, но гораздо масштабнее. Кто из живущих может владеть такими знаниями...? Либо святые, коим Создатель приоткрыл сию тайну, но по моему субъективному мнению, твой учитель не относится к этой категории, либо ангелы – лишь им известны многие секреты мирозданья. Отсюда вывод, ну, разумеется, могу и заблуждаться, но если опять встретишься с ним, присмотрись повнимательней.

– Вот, ты загнул... – врывается у меня, но я тут же исправляюсь – конечно же, извиняюсь, наверное, вы ошибаетесь. На моей памяти дед своей клюкой, несколько душегубов упокоил, зрелище скажу вам, не для слабонервных, разве ангелы могут убивать людей?

– Ты же сам говоришь, душегубов. С чего ты решил, что ангелы не вправе карать нечестивцев, это их прямая обязанность....

Короче – во время нашего первого разговора, владыка меня утешил и озадачил одновременно, так что пару дней я пребывал в задумчивости. Позже, он не раз поражал меня своей прозорливостью, то при ясном небе предскажет метель, то пошлёт кого-то из братии к силкам, сказав при этом – заяц угодил, поспеши, не дай долго мучиться бедолаге. Сам мясо не вкушал, а иноков благословлял на это, хоть и не по уставу, но они не смели перечить и ели.

Однажды, где то на третий день нашего совместного обитания, имел место один поразительный случай. Поутру, мы решили двинуться в путь, монахи давно теребили своего патрона, да и я к ним присоединился, бросать своих спасителей, мягко говоря, не вежливо, а искать ватагу жизненно необходимо. Провожу их, а дальше займусь поисками. Пойду от впадения Усьвы в Чусовую, рядом с этим местом на нас и напал демон, а дальше направлюсь вдоль реки, в сторону чёртова городища.

Землянка, четверым тесновата и в ясную погоду мы старались, есть на улице. Хоть свежо, но зато светло и просторно. Как правило, начало и окончание трапез, старик освящал кратким молитвословием, да и в процессе дня, молились монахи много. Я к ним регулярно присоединялся, поначалу от нечего делать, потом как-то втянулся и мне это понравилось. То ли дело было в самих словах, то ли в чтеце – архиепископ сам проговаривал все правила, причём наизусть, то ли так на меня влияла окружающая девственно – угрюмая, уральская природа, да не суть, главное то, что я попадал в какой-то другой мир и это завораживало.

Так вот – дело было сразу после обеда, к моменту окончания владыкой, благодарственной молитвы из-за ближайшего хребта выскочил подраненный оленёнок. Постоял мгновение в нерешительности и на подгибающихся ногах, смело направился в нашу сторону. Бедняга был вымотан, а на правом окороке, зияла большая кровавая рана, видимо от чьих-то зубов. Все застыли, не зная как реагировать. Тем временем, оленёнок подошёл к Феофану, ткнулся влажным носом тому в руку, печально вздохнул и лёг у его ног, задрожав всем телом.

Через мгновение из-за той же скалы, вынырнула стая серых хищников. Опешившие звери, встали как вкопанные. Я вытащил меч, а монахи схватились за поленья, приготовленные нами в качестве топлива – ну думаю – драки не избежать и не известно чем она закончится, звери матёрые, шерсть лоснится, видимо недостатка в пище, стая не испытывает – бой будет кровавым.

Однако владыка, подняв руку, тихо говорит – не бойтесь, бросьте оружие. Иноки тут же исполнили просьбу, я же катану не убирал, перешёл в изменённое состояние и весь подобрался, приготовившись, если что, рвану на выручку.

Феофан решительно направляется к застывшей стае, аура его, засияла ещё интенсивнее, чем прежде, от неё в разные стороны расходятся не яркие круги ласкового света. Дойдя до меня, это свечение принесло с собой спокойствие, я расслабился, поняв – опасность миновала.

Вожак выдвигается вперёд, направляется к старику, тот широко перекрещивает волка и что-то шепчет. Сблизившись, зверь тыкается Феофану в опущенную руку, разворачивается и трусит к своим. Через мгновенье свора исчезает, а мы стоим поражённые.

Из ступора всех выводит серьёзно – торжественный голос владыки – поблагодарим Господа, за оказанную милость. – Я невольно дёргаюсь, и величественное сияние его ауры пропадает, передо мной вновь стоит сухонький старичок, а не святой старец....

Из-за пораненного оленёнка, мы задержались ещё на четыре дня. Рана его была серьёзная, много он потерял крови и был истощён долгой погоней. Аура животного, белела прямо на глазах, он одной ногой был уже в могиле. В том месте, где находились рваные борозды от волчьих когтей, в жизненном его свечении, была чёрная брешь. Я попытался, как когда-то поступил с гематомой Хала, направить на неё поток силы, но ничего не вышло, энергия, словно резиновый мячик отскакивала от увечья.

Тут я снова проникся силой Слова и поразился мощью молитвы. Феофан, видя моё расстроенное лицо, сказал – делай, что делаешь, не останавливайся, а мы с братией, помолимся. – И они начали. Дрожащий всё это время оленёнок, уши прижал к голове и застыл. Под мерный речитатив старца, рана вдруг перестала отторгать посылаемую энергию, и чёрный участок ауры потихоньку начал светлеть.... В итоге, мы выходили бедолагу и через пару суток, он окончательно встал на ноги, а ещё через день, мотнув нам на прощанье безрогой головой – медленно ушёл, временами оглядываясь через плечо.

Так, в ожидании Серафима, мы провели семь дней, увы – не дождались. Утром восьмого отправились в Пермь. Я честно сказать, при разговоре о путешествии в этот город, думал, что речь идёт о народности Пермь – о месте, где живёт этот этнос. Поскольку знал – поселение возникнет значительно позднее пятнадцатого века, но вон как всё получилось.... На третий день пути на нас вышел передовой отряд красноармейцев, дальнейшие события вам уже известны, итог тоже....

Глава 2.

Серафим.

Получив красноармейскую пулю в грудь, я быстро отошёл, видимо задели нечто жизненно важное. Однако вскоре очнулся и уже в давно знакомом, ещё по детской моей смерти, месте. – Как же я мечтал, обратно попасть сюда. – Этот луг прочно врезался в голову и не давал себя забыть, ненароком выплывая из памяти, красотой, спокойствием, величием и умиротворением. Но самое сильное чувство, всегда было одно и то же – глубокое сожаление и обидное разочарование, тем, что меня так за частокол и не пустили, а чуть позже, вообще выкинули из волшебного мира.

И вот сейчас, я лежу на пригорке, закинув руки за голову, смотрю в высокую, безоблачную синь загадочного неба. Изумрудная трава, колышимая тихим ветерком, ласково щекочет щёки. Густая, сочная и однородная растительность, без всяких примесей, покрывает весь видимый мне мир. Переросший газон уходит за горизонт, сливаясь там с прозрачными небесами.

Оборачиваюсь и вижу, выше по склону, частокол, а чуть правее, дубовые ворота.

Сердце бешено застучало и сладко защемило – неужели, посчастливится попасть внутрь? Вход открыт. В детстве на мой робкий стук, так никто и не отреагировал, ворота остались заперты. Вскакиваю и мчусь к манящему проходу в рай, это точно он, я ещё тогда всё понял.

– Спасибо тебе владыка – шепчу на бегу – ежели б не ты, опять мне носиться по серому лабиринту, спасаясь от клубящейся тьмы. – До вожделенной цели не больше пяти сотен метров, бегу минут двадцать, а она как была на этом расстоянии, так на нём и осталась. Тяжело дыша, останавливаюсь и падаю в объятия странной травы – облом, частокол с распахнутыми настежь воротами ни на шаг не приблизился. – Опять не пустят,... видать не заработал.... Дыхание выравнивается, и разочарование отступает, освобождая место умиротворению.

– Почему так тихо...? Где ангелы...? В прошлый раз, именно они, дали от ворот поворот. На мои просьбы пустить внутрь, правый из них, махнул крылом и сжимающая оголённые провода рука, разжалась – выныриваю из воспоминаний, сажусь и оглядываюсь. Изумрудный ковёр, залитый ярким светом, расстилается всюду, лишь с одной стороны, пресекается высоким, бесконечным частоколом. Солнца нет, кажется, само небо источает волшебное сияние, ласкающее душу и тело.

– Пойду ка пройдусь, раз к воротам не пускают, направлюсь вдоль забора, может ещё какой вход отыщется. Ангелов тоже б найти – расспросить о деде. – Хоть я и со скепсисом отнёсся к предположению Феофана, но может, признают своего, чем чёрт не шутит – конечно же, присказка сия, несколько не уместна, но прозвучала, именно она – как и в сером лабиринте, я говорил вслух.

На ходу, вновь задумался – из преисподни, а серый лабиринт ассоциировался именно с ней, меня вытащил владыка. Пребывая в компании монахов, я каждый день с ними молился и видел, как, во время служения Феофан преображался лицом. Мне и самому, чувственным образом, передавалась частичка его благоговения.

– Он точно мог, больше некому – заключаю я. – Только бы теперь, никто б не помешал, не хочу покидать это место. Пусть за забор мне не попасть, да и не надо. Даже по эту сторону частокола, по сравнению с бренным миром, намного, намного лучше – мысль сия пришла непроизвольно, осознав это, напрягся... – сейчас что-то будет, всегда так – закон подлости....

Однако ничего не происходит... – уф пронесло... и бабац, я вновь в Серафимовой землянке.

***

– Ну, что же это такое? – разочарованно кричу, задрав голову к низкому потолку и чувствую в затылке резкую боль. Сознание вновь меня покидает.

Очнулся вновь, на той же лежанке, жутко болит голова и немного подташнивает. Руки, ноги связаны. Темно. Немного поворочавшись и поняв, что путы надёжно фиксируют части тела, решаю перейти в изменённое состояние. Надо срочно подлечить голову – пока она не разорвалась на тысячу мелких осколков. Боль адская. Почерпнув энергию из иконы и направив её на страдающий участок головы, облегчённо вздыхаю – вроде отпускает.

– Куда я попал? – Землянка всё та же, только протуберанцы энергии, исходящие от образов не столь сильны, как в прошлый раз. Повалявшись немного, пару раз крикнул – есть кто живой...? В ответ, гробовая тишина – звуки не проникают под землю.

Лёжа обездвиженный, задумываюсь – уж больно часто меня стало переносить из реальности в реальность. Почему...? с чем связано...? Предшествующие всему этому, сны о моём времени, уже не идут ни в какое сравнение с последними пертурбациями сознания. А началась такая чехарда, определённо, с попадания в преисподню... или раньше...? после схватки с кабаном...? – Нет, наверное, ещё с детства, после удара током....

– Определённо да, просто в последнее время, я стал чаще умирать... как-то так. А который это уже раз...? Если считать детскую смерть, то получается, что четвёртый.... Феноменально, током меня били, на клыки надевали, топили и, наконец, тупо пуля в сердце и алесс.... Дункан Маклауд отдыхает.... Ну вот и появился новый курильщик... – нервный смешок срывается с губ.

Может и впрямь, имеет место расстройство психики и сейчас обострение, а может козни одноглазого Одина, швыряют меня между мирами. Видимо ответа пока не получить – вздыхаю и пытаюсь как давеча, покинуть своё тело, вылететь – осмотреться. Ничего не выходит....

– Силёнок маловато – решаю так, и приступаю к накачиванию энергии. За этим занятием меня и застаёт старичок боровичок.

– Что ж мне как на разных... пожилых людей то везёт? – громко восклицаю, и тут же осознаю – это должно быть старец Серафим. Недаром владыка перед смертью, просил передать ему поклон.

Тем временем, игнорируя моё замечание, хозяин землянки с интересом рассматривает своего пленника – то есть меня, а я его. Импозантный дедушка, наверное, в молодости был богатырём, впрочем, и сейчас таким является. Чуть сгорбленная спина и опущенные плечи, вводят в некое заблуждение, по поводу его физической мощи. Это сразу становится ясно по взгляду, он кажется пронзительно – сильным, совсем молодым. Аура старика, как и у Феофана, яркая – яркая, чистая – чистая. Пауза затянулась, и я решаю начать общение.

– Что ж ты дедушка, гостей как встречаешь? Поленом по башке, это как-то не гостеприимно.

– Какой же ты гость? На татя больше похож – хмуро замечает старик и вновь замолкает.

– Я вот поклон принёс, от отца Феофана, не застали мы тебя на месте, владыка ещё что-то хотел передать, только я уже не услышал,... умер поскольку....

Старик, в растерянности. Из вредности, решаюсь его добить – Феофан был владыкой Пермским, тфу ты, то есть будет,... хотя постой,... а который нынче год?

– Шесть тысяч девятьсот шестьдесят второй от сотворения мира, конец января.

– Опаньки, опять больше месяца пребывал за чертой. А по ощущениям несколько минут, не боле – удивлённо размышляю, вслух же продолжаю добивать дедушку – ну тогда всё правильно, владыка Феофан будущий епископ Соликамский, викарий Пермской епархии – поклон тебе передал, аж из самого, одна тысяча девятьсот восемнадцатого года... от рождества Христова, разумеется.

Старик, где стоял там и сел, хорошо, что на пенёк, а то бы мог и расшибиться. – Странно, думал, не поверит, а он, вон как проникся....

Серафим явно пребывает в шоке и беззвучно шевелит губами – наверное, молится – подумалось мне – но нет, оказалось, подсчёты вёл, как вычислил, так и выдал – это ж получается семь тысяч четыреста какой-то там, как возможно сие...?

– А хрен его знает, Прохор Алексеевич говорил, всё это связано с астралом – выдаю я, и старик ещё шире открывает рот. Однако, чуть придя в норму и тряхнув головой, он с подозрением интересуется – опиши ка дружок, мне этого Прохора.

– Постой ка, а не тебя ли мы искали, не с тобой ли дед, всё это время, пытался связаться? А ему всё абонент – не абонент. – Серафим непонимающе на меня смотрит, и приходится описывать внешность учителя. Когда дохожу до глаз, он удовлетворённо кивает, затем констатирует – знаю такого, зачем я ему понадобился?

– Ты лучше бы развязал меня, что ли, тогда и поговорим.

– Ах, ну да... – задумчиво соглашается тот и приступает к узлам. Освободив меня от пут, старик приседает над очагом, сделанным из наваленных друг на дружку камней, разводит огонь и ставит кипятиться воду. Я тем временем, разминаю затёкшие руки, и собираюсь с мыслями – Феофан утверждал, что Серафим является святым – человеком не от мира сего, не буду юлить, выдам всё как есть....

Старец садится рядом и вопросительно смотрит. Молча протягиваю ему скрамасакс, он его берёт, вертит в руках и непонимающе пожимает плечами.

– Глянь на его суть – поясняю я – сам всё поймёшь.

– Нет, не буду,... объясни, что с ним не так.

– Это скрамасакс Перуна, он же поглотитель душ. – Услышав это, Серафим быстренько передаёт его обратно и брезгливо вытирает руки о видавший виды подрясник.

Засунув нож в наплечные ножны и дабы не томить, рассказываю свою историю. Выслушал он меня, достаточно адекватно, не перебивал, лишь временами задумчиво кивал. Между тем, вскипела вода, и старец заварил какие-то травки. Душистый получился чаёк, аромат летнего луга окутал внутренности землянки.

– Понимаешь в чём дело – после недолгих раздумий, говорит собеседник – странное что-то творится в последнее время. Вотяки и Пермь озверели в конец, несколько христианских поселений предали огню. Говорят, появился у них какой-то сильный шаман, он то воду и мутит.... Интересно, зачем я брату понадобился...?

Непонимающе на него смотрю, он поясняет – Прохор, приходится мне наречённым братом, давно это было... да неважно... важно другое – как его найти. Ты вот сбежал, а с твоими спутниками неведомо, что произошло. Может быть, обошлось, а может, и нет. Демон Сирин, противник опасный, даже для Прохора.

– Тоже скажешь, сбежал – иронично хмыкнув, пытаюсь описать серый лабиринт, куда меня закинуло после смерти в водах Чусовой. Старик проникается. Я же продолжаю – да не суть, после встречи с Феофаном, меня перенесло в рай, ну или в преддверие оного – не знаю, это было что-то с чем-то и оно с лихвой окупило чистилище. Серафим требует подробного описания сего места, а после рассказа, шепчет – великую милость сотворил тебе Господь....

Мысленно вернувшись к судьбе потерявшихся спутников, я продолжаю – пробовал с дедом связаться – ничего не вышло. Правда было это, как оказалось, в двадцатом веке, но поскольку дедушка долгожитель, то должен был услышать меня и там. Так что, может с ним и случилась беда.

– Ты говоришь, что Прохор пытался вызвать меня? – растерянно бормочет он – я киваю. Серафим, озадачивается ещё больше и, отрицательно качнув головой, говорит – странно, не слышал я, определённо, что-то не ладное у нас происходит... – а через пару минут размышлений, неожиданно выдаёт – молитвы знаешь?

– Знаю некоторые, владыка Феофан научил.

– Тогда давай вместе помолимся, может Господь и приоткроет судьбу твоих спутников – нам грешным.

Серафим начинает. Я стою за его спиной и пытаюсь сосредоточиться на словах. Ничего не выходит, мысли как тараканы, разбегаются в разные стороны. Он, видимо почувствовал моё состояние, поскольку, прервавшись, сказал – держи внимание в сердце – рассмотри его со всех сторон. Только не складируй там ничего, наоборот, очисти его. И ни в коем случае, не фантазируй. Стой умом в груди и внимай молитве.

Делаю так, вернее сказать пытаюсь. Вначале, мысли рассеиваются, но постепенно, под монотонный речитатив, успокаиваются и мозг концентрируется в районе сердца. Нет, я его не представляю, ничего, так сказать, не выдумываю. Просто, как сказал старец, мысленно стою в нём.

Проходят минуты, незримо катятся в сумраке, мягко обволакивая тело, сознание уносится прочь....

Закрыв глаза, временами крещусь, повторяя известные мне места. Не знаю, сколько проходит времени, наверное, много, поскольку, Серафим читает псалтырь и уже находится на девяностой его песни – "Живый в помощи Вышняго", причём, как и Феофан, произносит всё по памяти. Вдруг, на середине псалма, в мозгу появляется завораживающая картина. Я вижу сердце. Оно кроваво красно. От него отходят сосуды, по которым толчками струится кровь, напитывая своей жизненной силой самые отдалённые участки моего тела. Картина впечатляющая, я словно на мониторе УЗИ аппарата, вижу всю кровеносную систему....

Сердце, поначалу выглядит довольно натурально. Кроваво красная, натруженная мышца, сжимается и разжимается, выполняя свою функцию. Внезапно становится огненным и уже не кровь, а струи огня, разливаются по всему телу. Нестерпимо жарко. Холодный пот выступает на лбу и капельки влаги струятся по ложбинке спины. Пытаюсь расстегнуть ворот, но пальцы не слушаются, и приходится силой рвать пуговицы. Я плыву. Ноги становятся ватными. В глазах темнеет. Серафим, видимо чувствует, что-то неладное, разворачивается и успевает меня поймать.

***

Потеряв сознание, моментально оказываюсь на залитом, волшебным светом луге.

– Что-то я зачастил, удивления уже нет, видимо начинаю потихоньку привыкать шастать между мирами – мелькает первая мысль и только после неё, счастье от возвращения, врывается бурным потоком, смывая всё наносное, временное, земное.

Упав на грудь, зарылся лицом во влажную зелень. Душистый запах разнотравья, пройдя через нос, нокаутировал мозг, я пребывал в эйфории. Из этого состояния меня вырвал голос, нет, не голос, а тихий шёпот. Он доносился сразу отовсюду, слов не понять, но сам ритм – музыка этих звуков, просто божественна. Сев, непонимающе уставился на пейзаж. Это было именно то место, из детской моей смерти и из гибели, произошедшей в восемнадцатом году. Я точно был в этом уверен.

Но как же оно кардинально изменилось. Первое, что бросилось в глаза – это трава. Если раньше передо мной расстилался переросший, однородный газон, то теперь, луг поражал своим разнообразием. Дивные цветы, благоухали неземными ароматами. Я сидел на пригорке и перед моим взором, ласковый ветерок причудливо шевелил живой ковёр, показывая переливающиеся узоры. Как в детском калейдоскопе, картинки выливались одна из другой и представлялись мне живыми, вот гигантская красавица бабочка, распахивает свои удивительные крылья, теперь же табун лошадей скачет по утреннему лугу, скрывается за горизонт и на смену ему приходят дельфины, весело играющие в прозрачных морских водах. Всё в формате эйч-ди, а делает это, лёгкий ветер, причудливо играя с травой, просто поразительно, музыка шёпота исходит от растений.

Внезапно накатывает паника. – Я же сижу на траве, а она живая – это точно.... Я поломал её, как быть – встану, поломаю ещё... – закружились вопросы, требуя на них ответ.

И ответ пришёл. Я разобрал в симфонии шёпота, одно лишь слово – лети, и тут же взмыл, словно птица. Не так, как когда-то находясь в теле снегиря, а свободно, без усилий, словно пребывая в невесомости. Паника уступила место счастью. Смех, звоном колокольчиков, разнёсся над планетой, а пройдя по кругу, вернулся обратно.

Я не был ни удивлён, ни поражён, всё это воспринималось, как само собой разумеющееся, как естественное состояние, свойственное человеку. Незаметно для себя, взмыл очень – очень высоко. Вся планета, как-бы находилась у меня на ладони. Дух захватывало и чувство неземного восторга, переливаясь через край, дождиком счастья, орошало землю. Я уже находился на орбите, а бескрайний космос был наполнен ярким, но ласковым светом, не было той холодной тьмы, известной мне по фотографиям вселенной.

Спустившись ниже, не обнаруживаю достопамятного частокола. Его нет нигде. Замечаю одинокую фигуру у огромного, золотистого дуба. Она мне призывно машет, и я подлетаю ближе.

Это был Прохор Алексеевич. Обняв, он отстранился и пристально посмотрел в глаза. Накатило сильное оцепенение, я не мог вымолвить ни слова. Старик стал быстро говорить, словно боясь опоздать, – слушай, времени мало, я наконец-таки умер, впрочем, и ты тоже. Бандиты, выяснив местоположение лесной заимки, ночью закинули пару гранат, вот в принципе и всё....

– Да, похоже, что тебе не удастся вернуться обратно, но не отчаивайся, Богу всё возможно – уповай на него. Один нас всё же достал, как я и подозревал, именно он замутил всю эту кашу. С помощью скрамасакса, демон хочет проникнуть в это место, чтобы разрушить его. Запомни, нож не должен попасть к нему в руки.

– В прошлом меня тоже нет – Сирин сделал своё дело, хоть и не до конца. После того как ты упал в воду и пошёл ко дну, подручный его Алконост, схватил меня и как оказалось, перенёс в тот момент, когда вы с кабаном лишили друг друга жизни. Так я очутился в твоём времени. Не было ещё пяти сотен лет земного существования – миг и там. То ли произошло это случайно, то ли Сирин намеренно помог, пойдя наперекор Одину – не знаю. Аника и Атанас с башкирами, живы, здоровы, зимуют близ впадения Усьвы в Чусовую, найди их. Брат тебе поможет. Уничтожьте скрамасакс, не дайте погибнуть этому месту.

– Что это за место и как это сделать? – воспользовавшись короткой паузой, выпалил я.

– Как сделать не знаю, но надо, по крайней мере, освободить заключённые в оружии души. Праведные сущности – узники скрамасакса, откроют вход, а находящаяся в грешниках грязь, разрушит рай. Тьма поглотит его, и он будет мало чем отличаться от нашего мира. На второй вопрос я ответил...? Ну и хорошо. Передаю тебя в руки Серафима, доверься ему, а сейчас прощай.

На последнем слове, Прохор подёрнулся дымкой, растаяв в воздухе. Я сел, прижался спиной к дубу и закрыл ладонями глаза. Вновь шёпот травы наполнил моё сознание – всё будет хорошо, ты справишься, тебе ещё рано, ступай... – и голос этот был, голосом учителя, похоже, он достиг своей цели – слился с Создателем. – До встречи – отвечаю ему, и вновь оказываюсь в землянке.

***

Как рассказал Серафим, в беспамятном состоянии я провёл трое суток. Позже выяснилось, это был первый урок Слова, наступил очередной этап обучения. Нет, старец об этом напрямую не говорил, наоборот, всё сваливал на Бога и Его великую милость. Но я уже был учёный и после науки Прохора Алексеевича, сам понимал, что к чему.

Вообще Серафим, не беседовал на тему, энергии, мироустройства и так далее, о чём мы так часто болтали с дедом, мне казалось, он просто боялся таких разговоров. А может быть, сказывалась его отшельническая жизнь – не знаю.

Однажды, лишь удалось выяснить, что он на пару столетий моложе Прохора Алексеевича и раньше, они обучались у одного учителя, но после каких-то печальных событий, их пути разошлись.

Предположение Феофана, по поводу ангельской природы деда, он, иронично хмыкнув в бороду, категорично отверг. Искать моих спутников Серафим вызвался сам, я был этому рад и через пару дней, понадобившихся мне, чтобы окончательно прийти в себя, мы двинулись в путь.

Старец был молчалив, но на одной из стоянок, после ужина, мне всё-таки удалось его разговорить. А спровоцировал, его я на это, рассказом, как во время очередного видения, мне удалось с помощью молитвы, изгнать из салона автомобиля демона и как она же помогла, при лечении оленёнка.

Монолог его был краток.

– Вижу, что тебе не уняться, лучше же конечно, без понимания познавать слово, на одной лишь вере, но в твоём случае, это видимо, не возможно. Прохор тебя испортил, поэтому запомни, это будет уже не вера, а просто прикладные знания, которые по сравнению с истинным Словом, ничтожны. Но, да... нужно время – много времени. – Повисла тишина, старик наморщил лоб, о чём-то размышляя, а через минуту, продолжил – возможно, учитель твой был прав, его в твоём случае то и нет. Позже, ты, надеюсь, пойдёшь по правильному пути....

– Слушай: что такое, произносимое человеческой гортанью слово, это суть сотрясение воздуха, его колебания. Энергия мира, по своей сути – нейтральна, это касается как созидания, так и разрушения. А колыхания воздуха, вызванные речью, сильно на неё влияют и способны сделать энергию как светлой, так и тёмной – изменить её. Речь, не произнесённая вслух, действует так же, колебания от слов, остаются те же. Очернить, конечно же, проще силу разрушения, а обелить силу созидания, но можно и иначе.

– Про тьму, говорить не буду, да и думаю тебе это не надо, по крайней мере, пока – он замолчал и загадочно на меня посмотрел, в отблесках пламени, взгляд его пронзал насквозь. Стало как-то не по себе, и я поспешил его заверить, что о зле даже не помышляю.

– Не зарекайся – буркнул он и продолжил – существует три вида слов.

– Первый вид, это так сказать, житейские. В случае с бытовым использованием слова, наиболее ярко влияние его на силу, можно видеть при различных заговорах, приворотах, проклятиях и благословлениях. Речь при этом, влияет лишь на внутреннюю энергию человека, не выходя наружу. Будь то воздействие на силу, с целью направить её поток к больному органу, будь то действие на неё же, но с помыслом наслать проклятье, в обоих случаях, энергия меняется, однако, вне человека не выходит. Люди опытным путём выработали схемы различных заговоров, слова тут не очень важны, главное тембр голоса, манера произношения, а самое основное – информационный посыл говорящего. Желание или настрой, изменяет и направляет силу.