Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

   Что касается впечатлений Оли, то она была целиком поглощена новизной окружающей действительности. Для неё всё было впервые, всё внове, так как она вообще в первый раз ехала в поезде дальнего следования, да ещё в купе с близкими людьми. Эти два пожилых человека вселяли в неё полную уверенность, что всё будет хорошо впереди и даже приятно. Эта уверенность придавала ей смелость и решительность в действиях и поступках. И если будет нужно, она готова была заступиться за своих родителей, помочь, чем может, и вообще для них разбиться в лепёшку.

   Впечатления новизны вызвали в ней хорошее настроение и улыбка на её милом личике уже заняла прочное место. При этом она не была, как раньше унылой и вымученной – нет. Улыбка была невольной выразительницей её восторженного настроения. Предстоящее путешествие, которое ещё чуть раньше, было лишь мечтой, стало реальностью, и она была этому рада бесконечно.

   А тем временем Николай Васильевич поднял чемоданы на багажную полку. Из последнего чемодана Анна Сергеевна вынула всё необходимое, во что они собирались переодеться, чтобы чувствовать себя здесь по-домашнему. Потом пришла проводница и принесла постельное бельё. Николай Васильевич расплатился с ней и сразу дал тысячу рублей сверх этого, попросив у неё заварной чайничек и предупредив, что кипяток будут брать сами, чтобы не беспокоить её. Проводница было очень рада этому и тут же принесла чайник, а так же спросила: « Не надо ли ещё чего?». Николай Васильевич поблагодарил её и отпустил.

   Наконец, они уселись и смотрели друг на друга. Но больше всего Николая Васильевича и Анну Сергеевну интересовали впечатления Оли. Её личико всё им объясняло бес слов. Она была целиком захвачена происходящим. Потом было решено, пока Николай Васильевич постоит в тамбуре, а дамы переоденутся в лёгкие дорожные костюмы. Потом они поменяются местами. И только после этого, можно будет попить чаю. За окном уже темнело, но вагон двигался неустанно, постукивая на стыках и слегка покачиваясь. Николай Васильевич взял полотенце и пошёл в туалет, а его спутницы, закрыв дверь на задвижку, стали переодеваться.

   Потом они пили чай, который тут же плавно перешёл в ужин. Анна Сергеевна всё доставала и доставала из своей волшебной сумки разные вкусности, приготовленные им в дорогу. Отказаться, чтобы не попробовать того или иного, не было никакой возможности. И пока они ели, а потом пили чай, потом всё это убирали и мыли, вечернее время пролетело незаметно и наступила пора укладываться спать.

   Тут для Оли снова начались интересные неожиданности. Она безоговорочно выразила желание спать на верхней полке. Ей это было интересно, да и неловко было бы заставлять лезть наверх Николая Васильевича. Но родители её не возражали. Они только радовались, что всё Оли необычно, и всё ей это нравится. По всему было видно, что эта поездка сплотит их семью ещё больше, чему они были только рады.

   К семи утра следующего дня проснулись все трое.

   – Доброе утро, пташки ранние! – сказал Николай Васильевич.

   – Почему ранние? – спросила Анна Сергеевна.

   – Да потому, что уже завтра в это время у нас будет шесть часов.

   – Это как? – удивилась Оля.

   – Видишь ли, Оленька, мы сейчас едем ещё по Амурской области, где разница с московским временем шесть часов. Но уже днём мы проедем такую станцию, как «Ерофей Павлович», а после неё начнётся Читинская область, где эта разница во времени сократится на один час. Так что, мы так рано встали в последний раз, а дальше нам желательно каждый день сдвигать время на один час, то есть ложиться на час позже и вставать тоже на час попозднее. Иначе, приехав в Москву, мы там будем днём ходить, как сонные мухи.

   – Как всё интересно! – воскликнула Оля. – Я даже и забыла об этом.

   – А я уже столько раз ездил, что приобрёл опыт в этом деле и наилучшим считаю вариант, когда мы будем время сдвигать равномерно каждый день. Ну, а теперь будем вставать. Первым я – дам прошу отвернуться.

   После завтрака Оля уже не отходила от окна. Причём, слева по ходу поезда тянулась федеральная автомобильная дорога, которая всё время вилась, как гигантская змея: то подходила достаточно близко к железнодорожному полотну, то уходила далеко и даже скрывалась за каким-нибудь холмом. Потом Оля входила в купе, а из окна в купе была видна бесконечная долина и где-то, ближе к горизонту, виднелись уже горы. Ей всё было интересно. А Николай Васильевич говорил ей:

   – Подожди, Оленька, начнётся Читинская область, там от окна вообще не оторваться – такие необычные будут пейзажи.

   Она согласно кивала головой, но от окна не отходила. Июньская зелень по-особому окрашивала эти места. Трава здесь вырастала очень быстро, используя весеннюю влагу и палящее солнце. По этой причине все долины, заполненные сочной травой, напоминали волнующееся зелёное море. И эта красота держится всего две-три недели. Всё то же, палящее солнце, вскоре высушит эту траву и она будет стоять до глубокой осени, окрашивая весь пейзаж уже не в зелёный цвет, а цвет осенней степи – это смесь сурика и охры. Этого Оля ещё не знала. Судьба так распорядилась, что она проезжает эти места в такое время года, когда здесь всё цветёт и зеленеет. И ей это очень нравилось.

   Потом они сели пить чай, как, вдруг, заработало радио. Заиграла та музыка, от которой Оля вся передёрнулась и тут же спросила:

   – Ой, можно я выключу эту барабанную музыку – терпеть её не могу.

   Анна Сергеевна кивнула утвердительно и, улыбнувшись, ответила:

   – Я тоже её не люблю. От неё так и несёт первобытностью, да ещё холуйской покорностью наших современников, готовых плясать и веселиться под неё, не смотря на то, что делается в стране.

   – А что делается? – спросила Оля, расширив глаза.

   – Ну, как что? Да вот хотя бы расправы в школах. Я уже пять случаев насчитала, когда школьники старших классов устраивали расправы над своими одноклассниками и с помощью оружия, и ножами, и даже взрывное устройство было применено. А об остальном лучше Николая Васильевича спроси – это по его части.

   – А что, в ваше время такого не было?

   – Конечно, нет. Что ты, в наше время в школе было, как в храме. Я, лично, школу именно такой и запомнила. И учителя мои до сих пор для меня святые – они же нас учили, отдавали всё, что знали сами. Как можно иначе к ним относиться – не понимаю?

   Вошедший Николай Васильевич, с полотенцем на плече, переспросил:

   – Кто тут, что не понимает? Может быть, я помогу?

   – Я вот объясняю Оле, что в наше время в школах всё было по-другому – не так как сейчас. И к учителям мы относились, как ко вторым родителям. Разве это не так?

   – Полностью с тобой согласен, подтвердил Николай Васильевич. – Я своих учителей до сих пор вспоминаю с уважением. Больше того, мне всё время хочется поделиться с ними, что я успел сделать, что не зря они нас учили. Это действительно так, Оля. И я, да, собственно, мы с Анной Сергеевной, очень надеемся, что и ты научишься уважать своих учителей и относиться к ним так же. Причём делать это независимо от того, как к ним будут относиться другие.

   – Я, конечно, постараюсь, но, ведь, учителя тоже бывают разные.

   – Конечно, безусловно, но тебе, если ты умный человек, независимо от того, какие они, нужно только получить от них те знания, которые они могут тебе дать – всё остальное просто неважно. И за эти знания и нужно их благодарить, и это и есть главное. Есть поговорка: «Умный человек и у дурака найдёт чему поучиться, а дураку и сто умных – не указ». Понимаешь, о чём она?

   – Как-как? – не поняла Оля.

   Николай Васильевич повторил поговорку и снова спросил, поняла ли она?

   – Поняла-поняла, – ответила Оля. – Это удивительно!

   – Что удивительно? – Спросила уже Анна Сергеевна.

   – Как здорово вы всё можете объяснить. Не каждый учитель смог бы так просто и доходчиво растолковать. Я всегда вспоминаю, как Николай Васильевич объяснил мне на модели атома, что такое валентность, и какую роль она играет в химических реакциях.

   – И ты запомнила? – спросил Николай Васильевич.

   – А откуда бы тогда взяться моей пятёрки по химии?! У нас только двое в классе имели такую оценку по химии. Людмила Владимировна очень строгая, но вот объясняет не так понятно, как вы. Вам бы учителями в школе работать, а?..

   – Можно было бы, – согласился Николай Васильевич, – но жизнь распорядилась по-другому. Наши знания пригодились в другой области человеческой деятельности. Да и нам там было интереснее.

   – Понятно, – снова повторила Оля и, задумавшись, смотрела в окно. Потом она, вдруг снова спросила:

   – А там, куда мы едем, не будет труднее учиться?

   – Ну, к примеру, я учился там, куда мы едем. И трудностей не помню. Нужно просто учиться, добросовестно готовить домашнее задание, и каждый день. В этом случае трудностям вообще неоткуда взяться.

   – А вот, кстати, – начала Анна Сергеевна, – почему в той семье у тебя не получалось учиться только на пятёрки, как ты сама считаешь?

   – Ой, об этом даже вспоминать не хочется. Сами посудите, если мачеха постоянно ругается, да ещё из-за мелочей всяких, то придёшь делать уроки, а меня всю трясёт и обида просто душит – какая тут учёба. Откроешь книгу, а ничего в голову не лезет. По три раза читаешь одно и то же, а всё равно ничего не запомнишь.

   – Оленька, но ведь я тоже тебе сейчас вроде бы как мачеха?

   – Ну что вы такое говорите, мама?! Какое тут может быть сомнение. Татьяна Михайловна – та действительно мачеха, можно сказать, потомственная. У неё все повадки мачехи и обращение к нам, как к пасынкам. Это счастье мальчишек, что они работают с отчимом, а не с ней. Стасик у нас такой безответственный болван, что ему попадало бы ещё больше, чем мне. Мы, когда останемся одни, а опекуны уедут в город, так Стасик обязательно выкинет что-нибудь такое, за что потом только сиди и жди наказания. Безответственный совсем.

   – Да-а, – протянул Николай Васильевич, – однако, мы подъезжаем к «Ерофей Павловичу».

   – А почему эту станцию так назвали? – Спросила Оля.

   – Так, именем Хабарова – его так звали.

   – И Хабаровск тоже его именем назван?

   – Конечно. Тут ведь такие расстояния, что пока они до хабаровских мест добрались, то про «Ерофей Павлович», поди уже и забыли. Это на поезде теперь двое с небольшим суток всего от Хабаровска до «Ерофей Павловича». А тогда на лошадях, да пешком – сама понимаешь.

   – Оля кивнула утвердительно.

   А Николай Васильевич воскликнул:

   – Давайте-ка решать, кто пойдёт на прогулку?

   – То есть, на станцию? – переспросила Оля.

   – На перрон.

   – Ой, я бы хотела посмотреть, как здесь всё! – воскликнула Оля, а Анна Сергеевна робко выразила и своё желание прогуляться.

   – Всё, – сказал Николай Васильевич, – я вам уступаю обеим – одевайтесь.

   А состав, тем временем, подходил к большой станции. Анна Сергеевна и Оля собрались очень быстро и направились к выходу. Николай Васильевич, естественно, остался за сторожа. Он стоял у окна и смотрел, куда пойдут его дамы. Но они не прошли мимо окна, а это могло значить только одно, что они пошли в сторону привокзального рынка. Ну что ж, – подумал Николай Васильевич, – может быть, они купят что-нибудь интересное и вкусное к обеду. Здесь суровый край и рассчитывать на какие-то деликатесы очень трудно. Но местные женщины, чтобы, хоть как-то заработать, варят обычную картошку и выносят её к поезду, ещё горячей. Для многих пассажиров питание в вагоне-ресторане просто не по карману, но купить среди этих диких мест горячей картошки – неплохой вариант. У них с собой наверняка имеются мясные продукты, приготовленные дома или, рассчитанные на более долгий путь, копчёности, а картошечка просто необходимая добавка к такому обеду или ужину.

   Именно картошку и купили его дамы. Заявились они довольные прогулкой и покупкой. Картошечка была в двух пакетах и ещё достаточно горячей.

   – Мы хотели купить ещё кое-что, но рисковать не стали, а взяли немного квашенной капустки, – заявила, раздеваясь, Анна Сергеевна. – А пока картошечка ещё тёплая, давайте быстренько пообедаем.

   И тут же обе его спутницы засуетились, собирая на их маленький столик всё, что могло поместиться. Николай Васильевич вышел в тамбур, чтобы не мешать им. Делали они всё дружно и слаженно. И именно это его сейчас очень радовало. Совершенно неожиданно вместе с Олей в их жизнь вошло что-то новое, какие-то другие заботы и жизнь их стала вновь интересной, как в молодости. Снова позвала дорога, появились мечты и надежды.

   Они ещё обедали, когда Оля стала торопиться и привлекали её новые интересные места, которых она ещё не видела. Анна Сергеевна хотела её успокоить, сказав:

   – Оленька, такие места будут до самой Читы, а потом другие интересные места, а потом Байкал – вообще от окна не отойти будет.

   – А скоро Чита будет, спросила Оля.

   – Завтра.

   – Завтра? Это за ночь сколько же мы красивых мест проедем?

   – Не переживай – у тебя ещё вся жизнь впереди. И поездишь, и посмотришь.

   Но Оля, хоть и слушала Анну Сергеевну, вся сущность её уже тянулась к окну, к тем волшебным в это время года холмам. Она поела кое-как, на скорую руку и, спросив разрешения, готова была выскочить из купе и застыть у окна. В ответ Николай Васильевич и Анна Сергеевна только рассмеялись и покачали головами, отпуская её и понимая всё её нетерпение. Когда Оля вышла. Николай Васильевич сказал:

   – А ведь удачное время мы выбрали для переезда. Я сам, хоть на прощанье, посмотрю на эту красоту бархатной зелени.

   – И не говори – я сама не налюбуюсь этой красотой. А для Оли это останется в памяти на всю жизнь.

   К ужину Оля немного притомилась от впечатлений, а поезд тем временем остановился на станции Могоча. Оля удивилась такому названию и спросила Николая Васильевича:

   – Как странно её назвали? Что это название означает?

   – Не знаю, Оленька. А вот притчу местных жителей слыхал. Они говорят, что Бог создал Сочи, а Чёрт Могочу.

   – А почему они так говорят?

   – Видимо из-за климата. В Сочи климат курортный, теплый, а здесь он очень суровый. Даже летом он сохраняет свою суровость. Многие овощи здесь не вызревают совсем.

   На этот раз Оля пошла на прогулку вместе с Николаем Васильевичем, а Анна Сергеевна осталась накрывать столик яствами. Она решила заварить китайскую лапшу. Оле нравилось этим заниматься, но Анна Сергеевна обещала, без неё не заниматься лапшой. И они ушли.

   Уже за ужином, вдруг, сам собой начался разговор о том, как кто относится к тому, что пришлось покинуть привычные места. Олю беспокоило, что Николай Васильевич и Анна Сергеевна покинули свою обустроенную жизнь из-за неё. На что Николай Васильевич ответил:

   – Оленька, ты же знаешь, что у нас там, совсем рядом, строится огромный нефтеперерабатывающий комплекс и по всем требованиям безопасности, население близлежащих мест подлежит переселению в другие места. В городе уже развернулось строительство домов для переселенцев, так что нам пришлось бы всё равно покидать своё обжитое место. Конечно, может быть, мы не смогли бы тогда переехать в Ленинград, на мою Родину, так как для этого нужно было бы уговаривать, чтобы нам выплатили компенсацию и достаточную, чтобы решиться на такое переселение. Я думаю, что, скорее всего, это просто не удалось бы. Нас всех скопом переселили бы в приготовленные дома, а там, как говорится, как хотите. Так что всё, что сейчас произошло с твоим участием, можно расценивать, как счастливое стечение обстоятельств, и опять же, благодаря тебе, а не вопреки твоему присутствию.

   Оля внимательно выслушала и осталась довольна ответом. И тогда Анна Сергеевна спросила её:

   – А ты сама не жалеешь, что мы уехали в такую далёкую неизвестность?

   – Да что вы! Я в полном восхищении всем случившимся. Да и как могло быть иначе – там столько неприятного и грязного.... Я надеюсь, что и вам из этой грязи вырваться, тоже приятно?

   – А что ты имеешь в виду? – спросил Николай Васильевич.

   – Да как же можно ещё иначе воспринимать то, как сейчас тут живут люди: сколько обмана, сколько лжи, а дети, так на каждом шагу друг другу врут и не краснеют. Вы же мне рассказывали про ноосферу, и я запомнила, что каждый обман там отражается и не лучшим образом. Дорогие мои, папа и мама! – мне всё было не начать так вас называть, наконец-то я с этим справилась. Я очень вам благодарна за всё.

   Оля буквально выпалила это всё и тут же отвернулась, скрывая слёзы. Анна Сергеевна тоже с мокрыми глазами обняла её и притянула к себе.

   – Успокойся, Олюшка! Если тебе трудно пока нас так называть, не называй – мы же тебя не принуждаем. Ты нам дорога и такая, какая ты есть.

   Чтобы отвлечь своих дам от некоторой неловкости, Николай Васильевич сказал:

   – Что же касается той людской грязи, в которой мы жили, то вот, что я хочу сказать. Понимаешь, Оленька, твоя трудная жизнь сделала несколько обострённым восприятие окружающей действительности. Но люди всегда были такие и они ещё долго останутся такими – это первое, так что нужно просто к этому привыкнуть. А второе заключается в том, что нужно научиться жить так, чтобы к тебе эта людская грязь не приставала, и чтобы ты сама до неё не опускалась. Этого будет достаточно, чтобы прожить чистую и счастливую жизнь – уверяю тебя.

   – Это правда? – спросила Оля, глядя в глаза Анне Сергеевне.

   – Это – правда, Оленька. Николай Васильевич сейчас открыл тебе главный секрет, позволяющий в любое время жить счастливой жизнью. Ведь во все времена были люди счастливые, хотя кругом было много-много и других людей: опустившихся, зарвавшихся и наглых, и бессовестных, и распущенных – всяких.

   – Мне нравится вас слушать. Моя жизнь становится не такой уж обречённой, как мне она всегда казалась. И сразу становится интересно жить, когда в ней есть и хорошее.

   – Девочка наша, – снова притянула к себе Олю Анна Сергеевна, – мы всё сделаем, чтобы помочь тебе устроить свою будущую жизнь, поверь нам.

   **********************************

   На следующий день, когда отъехали от Улан-Удэ, Оля и Николай Васильевич стояли у окна напротив своего купе. Оля спросила:

   – А вот эта река, как называется?

   – Селенга.

   – Селенга? – переспросила Оля. – До чего все названия интересные, но не понятные. И потом, откуда вы, папа, все эти реки знаете? Неужели все их запомнили?

   – Наверное, Олюшка, сейчас то мгновение, когда мне нужно сделать гордое выражение лица и безоговорочно заявить, что, конечно..., но это была бы не совсем правда.

   И Николай Васильевич вошёл в купе и тут же вышел с маленькой книжечкой в руках.

   – Вот у меня есть маленький атлас железных дорог России. Я и пользуюсь им всегда, и, можно сказать, по этой причине уже и многие реки помню. Во всяком случае, Шилку, Ингоду, Хилок и Селенгу, – эти реки и забыть-то трудно – каждая по-своему хороша.

   – А можно мне посмотреть?

   – Конечно.

   И он протянул ей атлас. И с этого мгновения Оля с ним не расставалась. Для неё было очень интересно следить за тем, как движется поезд, какие станции ждали впереди, где они переезжали очередной часовой пояс. На её глазах мёртвая, мало что говорящая школьнику, географическая карта стала оживать. Конкретные населённые пункты, конкретные реки, необъятные географические просторы, – всё было интересно и захватывало, как азартная игра.

   Оставив Олю у окна в коридоре, Николай Васильевич зашёл в купе и спросил у Анны Сергеевны, о чём она так загрустила?

   – Я не загрустила, но вот лежу и думаю, что нас ждёт теперь в нашем бывшем Ленинграде? Удастся ли нам прилично устроиться? Да и дело не только в нас, а и в Оле – ей нужно ещё учиться, так нужно так устраиваться, чтобы школа была недалеко, в пределах ежедневной досягаемости.

   – Мне кажется, Аннушка, что больших причин для беспокойства у нас не должно быть. У нас имеется приличная сумма денег, которая нам должна помочь в этом деле.

   – У тебя есть какой-то конкретный план?

   – В некотором роде – да. Ты же знаешь меня – я никогда не делаю ничего, не поломав над этим изрядно свою голову. Конечно же, я думал и над нашим переселением туда и где желательно нам устроиться.

   – И где, как ты предполагаешь?

   – Ну, во-первых, мне не хочется селиться в коммунальных домах – разве что, если в крайнем случае.

   – Но на дом нам не хватит наших денег.

   – Это так. Но у меня есть соображение на этот счёт. Я полагаю, оно не лишено оснований надеяться на него.

   – И в чём оно заключается, если не секрет?

   – Да какой секрет? Мне хочется поискать домик в новых садоводствах – в тех, что строились буквально накануне перестройки. Там я видел много приличных домов, но летних. Стоимость таких домов не может быть высокой, да и участки у них всего 6 соток – нам их за глаза хватит. Значит, и тут мы сэкономим определённую сумму.

   – Да, но они же холодные и зимой в них проживать не возможно?

   – Это так, но, если у нас останутся небольшие деньги, то я закуплю готовый материал, а утеплить дом до зимы смогу сам – мне это не впервой, как говорится.

   – Ты думаешь, что всё так и получится?

   – Будем надеяться. Если же не получится, тогда на двухкомнатную квартиру в любом райцентре нашей области у нас должно хватить. Устроимся в квартире. Я просто в этом уверен, так что для твоих переживаний нет никаких оснований. Пойдём лучше смотреть Байкал.

   – Какой Байкал, когда нам пора пообедать, а самый Байкал начнётся после Мысовой, но до неё ещё ехать и ехать. Зови Олю.

   – Может быть, не следует её пока отрывать – она так увлечена видами незнакомой местности? Я сам принесу кипяток и сам заварю лапшу.

   – Ей нужно отдохнуть от этого занятия, чтобы потом получить более яркие впечатления от Байкала. Сегодня ясная погода и Байкал будет великолепен. Мне хочется, чтобы он ей запомнился навсегда.

   – Что ж, в этом ты права – пойду намекну ей, что тебе нужна помощь.

Часть 2.

   А за тыном, где оглобли

Чинно выстроились в ряд,

   Яровые исподлобья

   На озимые глядят.

Юмореска

   Вспоминается случай, который произошёл в нашей лаборатории. Леонид Тимофеевич, наш завлаб, был дружен с одним врачом. Звали его Александр Игнатьевич. Занимался он психиатрией и психотерапией. В городской клинике принимал пациентов и по результатам своей работы вёл тщательные записи. Он уже тогда был кандидатом наук, но собирал неутомимо материал, в силу уже своей привычки. Впрочем, кто знает, может быть, он надеялся ещё и на докторскую степень вытянуть?

   Когда Леонид Тимофеевич посвятил его в то, над чем трудилась наша лаборатория, его эта тема очень заинтересовала. И однажды, он позвонил и сообщил, что нашёл для нас интересную пару молодых людей, кстати – близнецов, понаблюдать за которыми для нас было бы интересно. И так уж получилось, что он в этот день был свободен, и смог приехать сам в нашу лабораторию и подробно всё обсудить со всеми нами.

   А нужно сказать, что все мы были в курсе всех мельчайших подробностей исследований, которые у нас велись. Объяснялось это обширностью темы и тесной взаимосвязанности всех её ответвлений. К тому же, путь, по которому двигался наш небольшой коллектив, не был еще никем проторён и, так уж получалось, что мы были первыми. Может быть, это-то нашего знакомого доктора и привлекало. Но, так или иначе, а приехал он к нам и, как говорится с места в карьер.

   Рассказывает нам историю про двух близнецов, из-за которых и пришла к доктору их мамаша. Её беспокоило, что они, будучи очень похожими внешне, совершенно были разными по характеру и поведению. И это её очень беспокоило. Звали их: Саша и Миша. Миша был тихим, скромным и верующим в Бога мальчиком. Причём, он верил в него не смотря на то, что все вокруг утверждают, что Бога нет – особенно в школе. А Саша представлял из себя картину совершенно обратную. Он был бойкий, активный мальчик. В Бога не верил и даже смеялся над своим братом. Учились оба хорошо, но вот поведение Саши вызывало беспокойство. Вечно он попадал в какие-то истории, происшествия и никогда нельзя было быть уверенным, что у него не случится чего-либо невероятного.

   Тут Леонид Тимофеевич и спрашивает:

   – Зачем ты нам всё это рассказываешь?

   – Да я поразмышлял тут над этой ситуацией и решил, что вам они подойдут для практического наблюдения за ними.... Впрочем, подожди не перебивай.... Они же очень подходят под тему ваших исследований. Ну, посудите сами, ведь все исходные данные от рождения у них одинаковые – близнецы. Им бы быть одинаковыми, а они разные до противоположности. Когда я их опросил обоих, то выяснилось, что один верит в Бога, а, главное, весьма почтительно относится к родителям и это даёт ему определённое равновесие в духовном плане и даже от глупостей уберегает, как я понимаю. Второй же, вообще ни во что не верит и, как утверждаете вы в своих исследованиях, он, практически лишён духовной опоры. Отсюда неустойчивость его психики и поступков. Понятно теперь?

   – А что! – воскликнул Леонид Тимофеевич, – они действительно для нас, можно сказать, находка, но только, если мама позволит поработать с ними.

   – За это не беспокойся, – вставил Александр Игнатьевич, – я берусь сам все наблюдения провести, только вы мне все тонкости вашей новой теории разъясните в деталях.

   – Об этом не беспокойся – мы разработаем весь план в подробностях.

   По предварительной же договорённости Александру Игнатьевичу следовало ближе познакомиться с родителями мальчиков и выяснить ряд вопросов, касающихся наших исследований. Затем одному из нас будет устроена встреча с Сашей – самым неуравновешенным мальчиком. Цель встречи будет состоять в том, чтобы уговорить Сашу принять участие в наших исследованиях и убедить его неукоснительно выполнять все наши просьбы. Эта миссия, в последствии, была поручена Марку Анатольевичу. Он у нас был довольно общительным человеком, с прекрасно развитым чувством юмора, так что за успех встречи можно было не беспокоиться.

   Интерес к представившейся возможности проверить непосредственно в жизни новые теории, раскрывающие взаимодействие человека с его собственной ноосферой, был высоким у всех членов нашей группы. А Александр Игнатьевич тоже действовал достаточно активно и вскоре мы имели полные данные о родителях мальчиков. Вкратце все эти данные сводились к тому, что супруги Решетовы соединились в брачный союз по-любви и, судя по всему, жили в единой ноосферной частоте, что свидетельствовало о том, что и дети их были в той же ноосферной частоте. Значит, разница между мальчиками состояла в их отношении к родительской ноосфере, которая для них и являлась собственной индивидуальной ноосферой. А что это значило – да самое главное и самое важное в жизни. Ведь ноосфера создаётся в результате биохимической реакции, протекающей в клетках нашего мозга. Во время этой реакции выделяются свободные фотоны малых энергий, которые суммируются в частотные импульсы. Дифференциация этих импульсов полностью совпадает с теми процессами, которые происходят в нашем организме, а так же в нашем сознании. Таким образом, человек записывает в окружающей среде всю информацию о деятельности собственного сознания. А происходит это потому, что импульсы, излучаемые мозгом человека, складываются, образуя элементарные частицы первого порядка – электроны, которые, обладая энергией движения, выбивают с оболочек атомов веществ их электроны и занимают их место. Так и идёт цепная реакция продвижения наших электронов в радиальном направлении. И в результате этого процесса и происходит запись нашей информации на оболочках атомов, окружающих нас веществ. Так и накапливается определённая информация, которую французский учёный Тейяр де-Шарден и назвал «ноосферой».

   И человек, с этой информацией постоянно взаимодействует, но взаимодействие во многом зависит от того, как человек относится к тем людям, которые являются основателями той ноосферы, в которой находится он сам. Для обоих мальчиков такими людьми были родители, но один жил в ладу с ними, а это значит, что его взаимодействие с ноосферой носит положительный характер. Другой же, постоянно конфликтовал с родительской ноосферой, что неизменно сказывалось и на его поведении, и на тех решениях, которые он принимал в своей жизни. Отсюда импульсивность, несдержанность и случайность в принятии мгновенных решений.

   Всё это предстояло объяснить мальчику, если Марк Анатольевич сумеет его убедить принять участие в нашем эксперименте. А Марк Анатольевич был фигурой особой в нашей лаборатории. Для всех он был просто Марк и, как говорят, «свой в доску», так как человека общительнее у нас не было. С ним можно было поговорить тет-а-тет о чём угодно, с ним можно было шутить по любому поводу и в любом количестве. Он сам постоянно источал никогда не иссякающий юмор. А если Марк засмеётся, то вся лаборатория улыбается, предвкушая какую-нибудь забавную историю.

   Так что, совсем не случайно это дело поручили именно ему. Он явился в кабинет Александра Игнатьевича, в назначенное время, прихватив свой белый халат, так что выглядел, как коллега доктора. Саша выслушал вступительное слово доктора, который представил ему Марка, как представителя научной группы института исследования человека. Дальше сам Марк пустил в ход всё своё красноречие и предложил Саше принять участие в научном эксперименте, проводимом в нашей группе. Для большей наглядности и убедительности он пригласил Сашу посетить нашу лабораторию и принять окончательно решение. При этом, Сашу попросили пока всё, во что его будут посвящать, держать в секрете ото всех, даже от родителей. К тому же это было в его интересах тоже, чтобы он сам мог наблюдать и анализировать результаты этого эксперимента.

   Уже в лаборатории, после того, как Саше вкратце объяснили, чем мы занимаемся, снова Марк Анатольевич взялся уже за разъяснение сути эксперимента. Она сводилась к тому, чтобы исправить ошибки, которые допустил Саша в отношениях с собственной ноосферой, которая, кстати, как бы является ещё и ангелом-хранителем человека и оберегает его от нежелательных поступков и действий. Но это может происходить только тогда, когда связь человека с его ноосферой является положительной. Сущность этой положительной связи пришлось долго объяснять Саше.

   – Понимаешь, Саша, хочешь ты этого или нет, а всё твоё поведение зависит только от твоего отношения к собственным родителям. Именно с их Ноосферой взаимодействует твоя биосистема, но... оно может быть положительным или отрицательным. Это, в свою очередь зависит от того, как ты к ним и как они к тебе относятся. То есть, с одной стороны, этот процесс обоюдный, а с другой – в первую очередь зависит от тебя.