Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

   После этого невольно задумываешься над проблемой нашего века, когда поколение стариков просто выключено из воспитательного процесса по всей стране. И никому даже в голову не придёт, что это обдуманный процесс, целенаправленный на разрушение всей государственной системы воспитания, существовавшей традиционно в советской России. Нашим владельцам она теперь не нужна и они отпускают юность на вольное плавание: «кто выплывет – тот и прав».

   А время шло. Оленька взрослела, но, главное, Николаю Васильевичу удалось вселить в её детское сознание острый интерес к книгам, благодаря которому она становилась умнее и серьёзнее своих одноклассниц. И разница между ними становилась всё заметнее. Правда иногда Оленька жаловалась , что мачеха её снова накричала ни за что.

   – Я помыла посуду, а одна ложка завалилась под стол – я её и не заметила. Так она подняла такой крик, что я специально кинула под стол эту ложку, чтобы ей навредить. Я снова расплакалась – никак не могу сдержаться – вот и хожу целый день с синяками под глазами.

   Николай Васильевич стоял, после такого признания в рядовом домашнем происшествии девочки, и даже не знал, что сказать, как выразить сочувствие и какое можно было принять участие в её нелёгкой судьбе. Она даже когда улыбалась, то делала это, в основном, только левой стороной лица. Он обратил внимание на это и спросил её, почему она так улыбается. В ответ она показала ему шрам на правой стороне лица в височной области и прокомментировала:

   – Это мне ещё родная мать в детстве, когда была выпивши, сковородкой сделала «зарубку».

   Вот и получается, что несчастный ребёнок от одной стервы вырвался, а к другой попал. Такие размышления о нелёгкой судьбе Оленьки не покидали Николая Васильевича ни на минуту. Наконец, он решил съездить в опекунский совет.

   После долгого хождения по кабинетам, наконец, он оказалось перед красивой внимательной чиновницей, которую звали Татьяна Николаевна. Она нашла дело Оли и её братьев и стала слушать его. Он изложил ей все свои доводы и спросил совета, как можно помочь данной конкретной девочке?

   – Да..., похоже, в этой семье действительно не всё так гладко, раз второй уже случай обращения по поводу нарушения прав этой девочки, – сказала Татьяна Николаевна.– Но с другой стороны, что тут можно предпринять? Вернуть её в интернат – она сама не захочет. Переоформить опеку можно только через суд, а тут потребуются такие веские доказательства, что, вряд ли вам удастся их собрать.

   – То есть, вы ничего не можете посоветовать?

   – Абсолютно, хотя и понимаю вас, и всецело разделяю вашу озабоченность. Кстати, а как ваша жена относится к этой девочке и к вашему участию в её судьбе.

   – Да в том-то и дело, что мы вместе на неё обратили внимание. Они же бегали ещё раньше у нас под окнами и я, нет-нет, да и выйду поиграть с ними в мяч. Смотрю, а у Оленьки синяки на лице. Спрашиваю – откуда? А она всё так, отговорками. Словом, мы и стали наблюдать уже за нею. А тут я в командировке был, так за это время произошли очень неприятные события, но почему-то всё равно детей вернули этим опекунам?

   – Видите ли, эти опекуны ещё не самые худшие. Чужие дети есть чужие и тут уж ничего не поделаешь. А вам, кстати, сколько лет?

   – 70, а жене 61.

   – О-о! Вам всё равно уже не разрешили бы стать опекунами – возраст и тут с законом не поспоришь. Впрочем, сходите к юристам – они мастера находить выход из безвыходной ситуации.

   В юридической консультации его направили к специалисту по опекунским вопросам. Мужчина был, едва ли не его ровесником. Впрочем, это только внешне. По движениям и тому, как он говорил, ему было где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Он внимательно выслушал Николая Васильевича. Тому удалось последовательно объяснить всю ситуацию и сделал он это так, как излагал материал в своих книгах, не теряя главной нити изложения.

   В заключении юрист встал, подошёл к шкафу, достал какой-то справочник и заглянул в него. Потом вернулся на место и спросил.

   – Сколько вам обоим, с супругой, лет?

   Николай Васильевич ответил. Он ещё подумал и ещё уточнил.

   – Как я понимаю, борьба через суд, сбор информации и свидетелей, вам не подходит?

   – Нет, мы думали об этом и, поскольку я знаю немного деревню и её обитателей, то мы сразу этот путь исключили. Дело в том, что на каждого найденного свидетеля в пользу нашего дела, они могут выставить трёх свидетелей в свою пользу – у них родни полдеревни.

   – Понятно.

   – Выходит, что нет вообще вариантов – помочь девочке-сироте, которую мачеха, в силу психологической несовместимости, затеррорезировала. Вместо материнской любви, она её муштрует, как старшина солдат-первогодок. И девочка пыталась искать защиту у людей, а наткнулась на равнодушие и круговую поруку. Ведь так её и до самоубийства можно довести – ей жить не за чем...

   – Это всё понятно, – сказал юрист и, постучав пальцами по столу, продолжал. – Пути всегда можно найти, только боюсь, они для вас будут неприемлемы?

   – Например?

   – Вот, если бы вы были одиноки, то могли бы жениться на ней и, таким образом, забрали бы её из этой семейки к себе.

   – Да-а! Вот это путь!.. А дальше что?

   – Воспитывали бы её спокойно в нормальной семейной обстановке, да и замуж потом выдали бы, когда б время пришло. Правда, есть одно обстоятельство неприятное в этом, что на неё, после того, как она выйдет замуж, государство перестанет платить пособие по опеке.

   – Да, но и я не холостяк.

   – Вот и я про то. Хотя, в истории бывали случаи, когда для проворачивания каких-нибудь дел, старики оформляли развод (фиктивно, конечно).

   – Нет, тут не тот случай, да и лет ей всего 13.

   – Ну, а наше законодательство разрешает девушкам вступать в брак с 14 лет, как раз, после получения паспорта. Так что ей осталось, как я понимаю, меньше года терпеть унижения?

   – Это так. Но останется тогда ещё один вопрос – материального обеспечения. Хватит ли наших пенсий, чтобы выучить её? Об этом с супругой нужно будет посоветоваться. И вообще, не известно, как она ко всему этому отнесётся?

   – Это конечно..., но на что люди только не способны, если искренне хотят кому-то помочь. Да и в вашей ситуации риска почти никакого. Что вы боитесь потерять друг друга, или ваш брак держится только на свидетельстве о браке?

   – Да нет, конечно. Но всё-таки, вы же сами понимаете, что у женщин всё зависит от настроения.

   Адвокат только развёл руками, выражая тем самым согласие.

   Разговор с юристом дал некую надежду на возможность разрешения сложившейся ситуации, но и сомнений прибавил не меньше. Да и как к этому отнесётся супруга, Анна Сергеевна? Вопрос-то действительно не праздный. Тех денег, что сейчас получают их опекуны на Олю, вполне бы хватило даже для получения ею высшего образования. И дело всё было бы только в подготовке. А сейчас над таким вариантом событий ещё предстоит пораздумать и как следует.

   Николай Васильевич сидел на автовокзале и ждал свой автобус. Впервые, за последние десять лет, он снова ехал на автобусе. Так уж сложилось, что его пенсия оказалась полуторной по отношению к средней по стране. У Анны Сергеевны – средняя. Жили они в своём доме и не платили за квартиру и коммунальные услуги, кроме электроэнергии. Платили только налог за землю один раз в год, который равнялся двадцати процентов средней пенсии. Расход должен быть только на топливо, но его заготавливал сам Николай Васильевич. Он, по западному образцу чистил тайгу, освобождая её от бурелома, сухостоя и лишних деревьев, которые мешали расти и развиваться нормальному строевому лесу. Участок, за которым он следил, был сразу за их домом, так что далеко ходить или ездить не нужно было.

   В итоге, Николай Васильевич экономил в год больше своей пенсии. И он решил, что в их возрасте уже тяжеловато пользоваться автобусом, в котором и сесть не всегда удаётся, и они стали ездить в город и обратно, на такси. Делать это приходилось не часто и они вполне укладывались в сумму, сэкономленную на дровах.

   Сегодня он этот порядок нарушил, хотя и не понимал сам, почему это делает. Какое-то внутреннее предчувствие заставляло его так поступать. А вдруг, деньги понадобятся всё-таки для дела, о котором он думает теперь постоянно. Знать, что живёт рядом ребёнок, над которым издеваются самым наглым образом, и не предпринять никаких конкретных шагов, чтобы, хоть как-то помочь, это было бы низко и не порядочно.

   Конечно, разговор с Анной Сергеевной будет непростым, но что поделаешь – и это испытание пройти нужно. Жизнь у них самих выдалась не простая. Собственно, как и большинства людей их времени, когда люди пытались настроить новую семейную жизнь, используя старые традиции и приёмы. В них многое было привлекательным, но не всё и это «не всё», в итоге, перевешивало. Жизнь у большинства не складывалась так, как хотелось бы.

   Когда в их жизни это тоже стало перевешивать, Николай Васильевич решил серьёзно заняться этим вопросом. И когда его что-то особенно начинало интересовать, на его столе, в его кейсе, в руках, когда он ехал в метро или электричке, появлялись книги, хоть каким-то образом, но касающиеся интересовавшей его темы.

   Уже давно известно, что ручеёк познания неиссякаем. И больше того, он зачастую, протекая по натуре одарённой от природы талантом созидать, разгадывать, вычислять и аналитически обосновывать, образует новый ручеёк, который уже самостоятельно начинает прокладывать себе дорогу к умам и сердцам людей. Так и случилось с Николаем Васильевичем. В его сознании возник такой новый ручеёк, в котором стали появляться открытия. Да ещё одно за другим.

   Постепенно стали проясняться причины, почему не сложились отношения с дочерью, которая, вместо учёбы, предпочла выйти поскорее замуж, чтобы только уйти из семьи. А дело всё было в том, что в обществе сложилась двойственная система воспитания, когда разум и родительская любовь подсказывали один путь воспитания, а телевидение и массовая печать вливало в юные мозги прямо противоположные ценности, принципы и установки. В итоге, в стране брак в воспитании принял массовый характер.

   Как потом выяснилось в перестроечные годы, сделано это было намеренно, следуя принципу, о котором писал ещё Платон, вкладывая в уста Сократа изречение: «Если вы хотите разрушить государство, то настройте детей против родителей – всё остальное сделает время». В России всё так и получилось.

   Их дочь вышла замуж за военного из Прибалтики и, когда он закончил службу, уехала с ним туда. Вскоре Прибалтика отделилась, как и другие республики, и дочь стала жить в другом государстве. Но не это было главным. Главное состояло в том, что в нашу жизнь незаметно вползло отчуждение. Всё реже люди стали ходить в гости друг к другу, даже к родителям. Общение, которое мы должны были по традиции развивать, как это было принято в России, стало сходить нанет. Обособленность, как характерная черта буржуазного общества, стала характерна и в России.

   Анна Сергеевна, особенно в начале, старалась во всём случившемся обвинять Николая Васильевича, за его принципиальность и нетерпимость к необдуманным поступкам. Но постепенно, проявив такт и мудрость, Николай Васильевич убедил её в том, что не на них лежала главная ответственность за такой брак в воспитании дочери. Тем более что кругом была масса примеров куда более трагичных, чем у них. Только за первые четыре года перестройки их кладбище выросло почти в два раза и большую часть этого прироста составляли могилы совсем молодых людей от 16 до 30 лет. Это были жертвы разборок, о которых в советское время люди и понятия не имели. Не меньшие трагедии разыгрывались в отдельных семьях, да такими темпами, что буквально за каких-нибудь десять лет советский семейный уклад был разрушен полностью, и в Россию пришла западная манера половых отношений, которая и стала вытворять нечто неописуемое.

   Трудно было предвидеть то, как именно отнесётся к такому прехитрому ходу, связанному с их разводом и женитьбой старого мужа на совсем юной девочке, Анна Сергеевна. Правда в их судьбе уже была аналогичная ситуация и тогда ему удалось убедить её в необходимости развода. История эта тоже была особая.

   Они оба выросли в частных домах и совсем не имели привычки жить в коммунальных муравейниках. И, так называемые, коммунальные удобства с лихвой покрывались тоже коммунальными, но неудобствами: обилием шумных нецеремонных соседей, невероятной слышимостью через этажи, замкнутость пространства и унылое однообразие дней и ночей в этих муравьиных клетках. По молодости такие неудобства были не так заметны. Скажем, когда Николай Васильевич служил в армии, во флоте, то, буквально, за переборкой их кубрика находилось машинное отделение, где стояли мощные дизеля. Однако это не мешало им всем хорошо высыпаться и быть всегда в хорошем настроении.

   Потом, когда он учился в университете и жил в общежитии, то этот муравейник имел свои особенности. Когда бы не вышел из комнаты в коридор студенческого общежития: днём ли или в три часа ночи, там всегда ходили какие-то люди, о чём-то говорили и спорили, словом стоял обычный гвалт, взошедший на дрожжах молодости, страсти и увлечений.

   Но вот стали подходить более зрелые года и они, получив прекрасную «хрущёвку», стали невольно тосковать по своему дому. Но работа есть работа. Оба находились на ответственных постах и всерьёз думать об окончательном переезде в собственный дом просто не было возможности. Правда, у них был дом в пригородном посёлке, оставшийся от его родителей, так вот, с первой апрельской капелью они уже перебирались туда и, как говорится, до белых мух (снежинок) буквально блаженствовали в собственных стенах, где тишина была просто удивительной. Если днём в выходной они ложились отдохнуть, то было слышно, как тикают наручные часы, которые лежали рядом на тумбочке.

   Мысль о том, чтобы построить свой дом жила в Николае Васильевиче ещё с того времени, когда его отец предложил ему построить свой дом. Было это в день его свадьбы. Но у Николая были ещё два брата, на которых он всегда равнялся. Так вот они были просто одурманены идеей о городской квартире. И следуя их стремлениям, Николай тогда отказался от отцовского предложения. И только жизнь в квартире, на получение которой ушли десять лет, постепенно, но настойчиво вернула его к мысли и мечте о собственном доме.

   Люди становились всё разболтаннее, распущеннее в поведении и в отношениях с соседями. Жить в коммунальных муравейниках становилось всё неприятнее. Этой же мысли придерживалась и Анна Сергеевна. И однажды в разговоре, они, коснувшись этой темы, решили, в итоге, искать пути реализации своей мечты – построить свой дом. Николай Васильевич определил для себя персональную цель в постройке, как цель, направленную на выполнение желания отца, которое он тогда отверг. Теперь он считал своей обязанностью это желание выполнить.

   И начались их хождения по кабинетам чиновников с заявлением на получение участка земли в посёлке, где стоял отцовский дом, который был поделен между четырьмя братьями. И, вдруг, стало ясно, что в нашей, самой большой на Земле стране, нет возможности получить законным путём участок размером в 10-12 соток, если у вас уже есть квартира. Такого абсурда они даже представить не могли. Они даже пытались написать обязательство, что, как только построят свой дом, то квартиру сдадут государству. На что им чиновница заявила.

   – Вот ещё! Знаем мы таких хитрецов. У вас сын подрастает, и вы постараетесь его женить и квартиру оставить ему.

   – И что в этом плохого? – Не удержалась Анна Сергеевна. – Что плохого, если, хоть одна, молодая семья не будет мучиться с жильём?

   – Этак, всем захочется своих чад устраивать! – Ответила возмущённо чиновница.

   – И это, по-вашему, плохо? – спросил Николай Васильевич.

   – А вы как думали?..

   Когда они возвращались домой из, так называемого, исполкома местной власти, то только молча переглядывались – говорить было трудно. И уже дома, Николая Васильевича

   словно прорвало.

   – Нет, у нас власть принадлежит кому угодно, но только не Советам рабочих и крестьянских депутатов – как ты полагаешь?

   – Да уж! Удивили.

   И они тогда решили обратиться в юридическую консультацию. Таи им предложили прийти в другой день, когда будет принимать специалист по жилищным вопросам. Этим специалистом оказалась женщина. Звали её Аида Петровна. Выслушав их, она задала ещё два уточняющих детали вопроса и посоветовала.

   – Поскольку вы теперь понимаете, что в нашей стране нет возможности просто и законно сделать очень много нужных нормальным людям дел, то я предлагаю вам просто их обмануть.

   – Как обмануть? – удивилась Анна Сергеевна.

   – Очень просто и ничего в этом особенного нет. Очень многие сейчас такие «фокусы» проделывают и решают свои проблемы.

   – Но что мы можем сделать? – уточнил Николай Васильевич.

   – Вам нужно, фиктивно, конечно, оформить развод и пожить пока врозь: кто-то в квартире, а кто-то на даче, в отцовском доме – он же у вас совсем, как я поняла, пустует зимой. Лучше было бы даже прописаться в нём, хотя и не обязательно. Пользуясь документом о разводе, вы можете у местной власти попросить выделить участок под застройку – вы же коренной житель? – спросила она, обращаясь к Николаю Васильевичу.

   Словом, проделали они эту афёру с разводом. Николай Васильевич перебрался жить в отцовский дом в пригороде. Через некоторое время он стал навещать местный орган власти, именуемый Сельским советом, и стал старательно уговаривать местную председательшу, Людмилу Михайловну, предоставить ему участок земли под постройку частного дома, мотивируя, что с женой не сошлись характерами, да и жить он в коммунальной квартире не может привыкнуть никак. В итоге, ему выделили пустырь, который был рядом с домом его отца. Пустырь этот остался на месте бывшего стеклянного завода, который сам владелец, уезжая за границу в 1917-м году, велел взорвать. С тех пор груды битого кирпича и стекла постепенно зарастали крапивой и полынью.

   Этот участок и выбрал сам Николай Васильевич. Участок был рядом с отцовским домом, а это значило, что никаких времянок строить не нужно было. Строиться он предполагал сам, в свободное время. Средства для приобретения строительных материалов у них были, так как копили на покупку «Жигулей». Но Николай Васильевич не был в душе автомобилистом и, честно говоря, не особенно и желал приобретать автомобиль. Словом, пока всё складывалось не так уж и плохо, пока дело не дошло до районного отдела по земельным участкам.

   Там каким-то образом узнали, что развод у них фиктивный и отказывались утвердить данное решение Сельского совета об отводе участка. Уже потом, они узнали, что Анна Сергеевна на работе кому-то проговорилась об этом и это, по всей вероятности, и стало источником слухов. Но Николай Васильевич не привык отступать. Он твёрдо верил в поддержку своей родословной ноосферы, и она не подвела и в этот раз.

   К ним наведалась, вдруг, давняя знакомая ещё его родителей. Она когда-то была секретарём в Сельском совете и временами туда наведывалась по старой памяти. А слухи есть слухи, они везде делают своё дело. Там-то она и узнала о всей истории с желанием Николая Васильевича – сына её хороших когда-то знакомых, построить свой дом. У неё тоже была проблема – её племянница с мужем никак не могли решить свой жилищный вопрос. Вот и мелькнула у неё идея совместить два противоположных желания: племянница мечтала из коммунальной комнаты в старом доме перебраться в нормальную квартиру, а Николай Васильевич мечтал из этой квартиры выехать в свой дом.

   С таким предложением она и явилась. Предстояло произвести размен полноценной квартиры на комнату, разумеется, с солидной доплатой. Доплата была кстати, так как давала средства для приобретения стройматериалов сразу в нужном количестве. Так они и поступили. Снова зарегистрировали свой брак и прописались в небольшую комнату, что и давало им право на получение участка земли под постройку своего дома.

   Это была радость для них. Многие молодые люди не понимают, какая разница в проживании между квартирой и своим домом. А она разительна. Кроме тишины и полной независимости от соседей за стенкой или сверху и снизу, дом стоял на своём участке, где можно было сажать всё, что захочешь. И, таким образом, он – участок являлся как бы продолжением дома, особенно летом. А близость леса и озера, вообще делало местность равную курортной.

   Вот такая история была уже в их совместной судьбе с Анной Сергеевной. Согласится ли она ещё на одну авантюру? – этот вопрос сейчас и занимал Николая Васильевича.

   Если же говорить о семье, В которой сейчас жила Оля, то здесь разыгрывалась самая страшная трагедия государственного масштаба.... Государство решило отказаться от забот о детях-сиротах, переложив это всё на плечи желающих воспитывать детей, заплатив им за это большие деньги. И вот, деньги-то и сыграли свою трагедийную роль. Появилось множество ловкачей, которые все свои материальные проблемы устремились решать путём оформления опекунства, совершенно не думая о том, по силам ли им эта задача.

   Нужно помнить, что «бодливой корове Бог рогов не даёт». Так и в семье, если своих детей нет, то не следует их заводить иным способом. Почему?.. Да потому, что воспитывать детей без любви к ним просто невозможно. А люди, сдвинутые денежным вектором желаний, не способны любить не только чужих детей, но и своих. У них нет этого чувства, и не может быть – его подавляет деловой расчет.

   Во всяком случае, Оленька попала именно в такую семью. И желание помочь ей владело Николаем Васильевичем уже всё последнее время.

   Дома он только на вечерних посиделках решился рассказать Анне Сергеевне о результатах своей поездки. Вечерние посиделки у них начинались перед сном, когда они посмотрели по телевидению или в записи то, что их заинтересовало. Обычно они посвящались всегда просмотренным передачам или фильмам. Делиться впечатлениями и мнениями о просмотренном материале стало уже традицией в их семье.

   Поскольку Николай Васильевич ездил в райцентр на плановый осмотр в поликлинику, а к юристу зашёл, как бы, пользуясь моментом, то Анна Сергеевна даже не знала ничего и не предполагала, что Николай Васильевич совершит такой визит. И он без вступлений рассказал ей всё, что удалось узнать самому.

   Судьба Оленьки волновала и Анну Сергеевну. По этой причине она всю информацию выслушала спокойно, а потом сказала.

   – Конечно, в нашем возрасте пускаться на такие авантюры – граничит с безумием, да и люди просто не поймут. Разговоров будет!..

   – Да, Сердце моё, я и сам всё это уже прикидывал не раз и не два. Но мы не будем торопить события. Прежде всего, я постараюсь узнать у самой Оли, как она отнесётся к такому повороту событий в её судьбе. Может быть, этого всего и не понадобится?..

   – Это, конечно. Это обязательно. Может быть, и мне с ней поговорить? Очень уж хочется девочке помочь.

   – Если она вообще будет не против, то такой разговор с тобой будет ей просто необходим, чтобы снять всякие подозрения и домыслы. Пусть она знает, что мы только хотим принять её в свою семью. Но пока я ещё с ней пообщаюсь и постараюсь более точно определить её положение и то, чего она сама хочет? Если выяснится, что в ней есть желание поскорее вырваться из этого опекунского рабства, тогда можно будет затевать с нею подобный разговор.

   – Ты прав. И я думаю, что ты очень мудро рассудил. Ведь могут быть всякие подводные камни. Судьба человеческая так же многообразна, как вселенная.

   – Это верно.

   Николай Васильевич и Оля договорились встречаться пока два раза в неделю, во вторник и четверг, когда у неё было по четыре урока. Он ждал её возле магазина «Пятёрка» или в нём, если было холодно, а затем они шли нижней дорогой и разговаривали. Но на этот раз Оля пришла сильно смущённой и, когда они отошли от магазина она пояснила.

   – По той улице, по которой мы ходим, живёт мать нашей мачехи и она видела нас с вами, а потом рассказала всё по телефону мачехе. Та предупредила, что отправит меня в психушку, если ещё раз увидит меня с вами.

   – Очень интересный поворот, – удивился Николай Васильевич. – А мы с тобой не будем давать повод для подобных действий, а пойдём по другой дороге. Тут есть охотничья дорога, которая идёт по верху наших сопок. Мы сейчас выйдем на неё по тропинке, вот тут. А следующий раз я буду ждать тебя не у магазина «Пятёрка», где тоже нас может кто-нибудь увидеть из наших, а у «Афанасьевского», от него есть прямая дорога, которая и выходит на охотничью тропу.

   Собственно, тропа эта только так называлась местными охотниками, а на деле была нормальной полевой дорогой, по которой раньше всегда ходили трактора на поля. Да и сейчас по ней ездят машины и трактора за дровами, на верхние вырубки. Идти по ней было удобно. Две хорошо наезженные колеи. По одной шёл Николай Васильевич, а по другой Оля.

   День был хороший, солнечный. Справа от их дороги была тайга, а с лева необъятные когда-то колхозные поля. Поля стелились несколько под уклон, и от этого открывался бесконечный простор. Невольно всё это поднимало настроение, да ещё Оля, державшая себя всегда несколько напряжённо из-за того, что их кто-то может увидеть и доложить мачехе, которая дома обязательно устроит скандал только потому, что Оля посмела ослушаться, в этот раз чувствовала себя совершенно раскованной. Она улыбалась и вбирала в себя красоту осенней природы.

   – Ты здесь ещё не ходила? – спросил осторожно Николай Васильевич.

   – Нет, мы же почти нигде не бываем. Работаем дома с утра до вечера, даже в воскресенье, когда все отдыхают.

   – Расскажи, а как ты жила с настоящими своими родителями, если помнишь, конечно?

   – Я их помню только пьяными и, особенно, когда они начинали ругаться. Тогда становилось просто страшно. Больше у меня ничего не осталось в памяти, если не считать случая, когда мама меня сковородой ударила.

   – Как это?

   – Она размахнулась, чтобы ударить рассвирепевшего тогда отца, а сзади стояла я. Ребром сковородки она и ударила меня чуть повыше виска. Вот тут... – И Оля, приподняв волосы со лба, показала солидный рубец в верхней части лба.

   – И что ты?

   – Я тогда просто потеряла сознание, а очнулась, когда надо мной склонился врач. Родители тогда перепугались, хоть и были пьяные, и вызвали скорую. Ранку залечили, но у меня теперь правая сторона лица стала какая-то чужая. Я даже на фотографиях всегда улыбаюсь, в основном, правой стороной лица.

   Николай Васильевич внимательно посмотрел на Олю. Она рассказывала об этом спокойно и без тени негодования или обиды. Дети, как никто умеют всё прощать своим обидчикам и забывать остроту обиды. Прошлые события как бы уходят в тень их сознания – так быстро всё меняется в их ноосфере. Новые впечатления вытесняют старые и делают их уже малозначительными. По этой причине дети быстрее прощают ошибки взрослых, хотя это и не всегда бывает справедливо.

   После некоторой паузы Николай Васильевич снова спросил.

   – Скажи, Оленька, ты тайны умеешь хранить?

   – Смотря какие.

   – То есть – не умеешь?

   – Ну почему? Я же говорю, смотря какие. Если важные, то, наверное смогу.

   – А если тебя начнёт допрашивать твоя мачеха, да ещё, применяя физическую силу?

   Оля опустила голову и молчала. Было ясно, что Николай Васильевич угадал многое из её нынешнего образа жизни. И чтобы смягчить несколько впечатление от сложившейся неловкой паузы, он сказал.

   – Ну что ж, пока с великими тайнами подождём, а поговорим лучше о другом. Скажи, пожалуйста, твои опекуны о чём с вами вообще разговаривают? Касаются они тех тем, о которых разговариваем мы с тобой?

   – Нет, конечно. Да у них и образование не такое, как у вас.

   – Понятно. А ты сама, как считаешь, наши с тобой разговоры для тебя имеют какое-то значение: полезны, бесполезны или ни то – ни сё?

   – Да, конечно же, полезны. Я от вас узнаю столько интересного и нового, что тут и сомневаться, собственно, нет никакой причины.

   – Это замечательно, что ты всё это понимаешь. Общение людей всегда играло положительную роль в распространении различных знаний, открытий в науке, всех новостей в области литературы и искусства. При этом, знания эти усваиваются всегда намного легче, чем в школе или институте. Во-первых, передаётся всегда самая суть. Во-вторых, эти знания всегда увязаны с другими знаниями или событиями, то есть передаются при помощи, так называемых, опорных сигналов.

   – А что это такое?

   – Перед передачей каких-то сведений или знаний, создаётся какое-то яркое и запоминающееся образное событие или явление, на основе которого и происходит параллельно закладка в памяти и тех сведений, которые такой яркостью не обладают, но являются важными в жизни людей. Вообще для общения и раньше у нас в России обязательно устраивались вечера приёмов, на которые приглашались специально люди, от которых можно было такие знания получить. Сейчас во всех развитых странах эта культура общения поддерживается до сих пор. Особенно в состоятельных, богатых семьях.

   – А им-то зачем?

   – Видишь ли, здесь есть свои причины. Конечно, богатые родители посылают своих детей учиться в самые престижные вузы мира, но те там время проводят чаще всего в казино, ночных клубах и прочих местах, так что, как понимаешь, они, хоть и проходят школу общения, но скорее средне-похмельную, но никак не общественно-философскую. В итоге, они являются домой после учёбы с тем же запасом знаний, с каким уезжали на учёбу.... Нет, конечно, они научились: пить, курить, развлекаться, развратничать, – этого у них не отнимешь. И чтобы сгладить их фактическую необразованность, родители и устраивают всякие приёмы, на которых, пусть и поверхностно, но всё-таки обсуждаются различные проблемы науки, философии, общественных событий. И их отпрыски, пусть кое-чего, но набираются от умных людей и в самых обывательских нормах знания. Конечно, умения они никакого не приобретают, да им оно и ни к чему, а вот поговорить они умеют. Правда обо всём только поверхностно, что характеризуется формулой знания: «Ничего не знаю в деталях, но судить могу обо всём».

   Оля улыбнулась и с интересом огляделась вокруг, словно им открылся какой-то новый простор и она хотела его увидеть и воочию. А вокруг действительно было просторно и далеко-далеко видно. Николай Васильевич сам любил смотреть в даль, словно там, и только там скрывались все тайны мира.