Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

   Услышав это, Оля побледнела и сидела, как потерянная, не имея возможности даже произнести слово. Заметив это, Николай Васильевич поспешил несколько успокоить её.

   – Ты только так не расстраивайся, пожалуйста, так как трудности для того и возникают, чтобы люди их преодолевали, а, преодолев, становились ещё сильнее. А в нашем случае просто выяснилось, что для вступления в брак несовершеннолетней девочки, в Загсе требуется согласие родителей или опекунов.

   Оля даже закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

   – Не торопись огорчаться, Оленька, – попросила её Анна Сергеевна, – дослушай Николая Васильевича.

   – Но есть ещё один путь преодоления этого препятствия, – продолжал Николай Васильевич, – это предъявить справку, что ты беременна.

   На этот раз Оля просто сделала глаза чуть ли не квадратными и произнесла.

   – И как же быть?

   – Ну как-как – придётся тебе забеременеть, – выпалил Николай Васильевич и с интересом смотрел на её реакцию.

   – Но от кого? – спросила Оля совсем растерявшись.

   – От меня, раз я собираюсь стать твоим мужем.

   Оля уже откровенно испуганно смотрела на не него, а Анна Сергеевна не выдержала больше шуток мужа и поспешила успокоить Олю.

   – Оленька, не обращай внимание на шутки Николая Васильевича – он всегда так категорично шутит, что у меня, например, мурашки по телу пробегают.

   – Он правда шутит?

   – Конечно, – сказал серьёзно Николай Васильевич. – Пожалуйста, простите меня – очень хотелось проверить вашу реакцию: твою и Анны Сергеевны. Но у нас есть, конечно, предложение, хотя оно тоже не очень приятное. У Анны Сергеевны есть знакомые, которые могут помочь достать справку, что ты яко бы беременна. Конечно, придётся идти на такой обман, а обманывать вообще не хорошо. Но, раз нас поставили в такие условия, нам приходится искать выход и защиты и твоих прав выбора: где жить, и с кем жить. Понимаешь?

   – Да. А такую справку действительно можно достать?

   – За деньги, конечно, но можно.

   – А нам потом ничего не будет?

   – Надеюсь.

   – Николай Васильевич, хватит шутить, – успокаивающе сказала Анна Сергеевна. – Нам нужно подробно всё объяснить Оле, чтобы она представляла всё, что может её ожидать. Послушай, Оленька, нам самим не приятно браться за такое дело, но уж очень хочется помочь тебе выбраться из твоей кабалы. Именно по этой причине мы и идём на такой обман, чтобы не обращаться за согласием к твоим опекунам. Они его не дадут добровольно, чтобы не терять пособие, которое на тебя выплачивают. Если пойти с ними на скандал, то всё это закончится тем, что тебя сразу снова заберут в интернат, а отдадут ли нам – людям достаточно пожилым, это ещё вопрос, да и времени уйдёт с полгода, а то и больше. Ты понимаешь это?

   – Да, конечно.

   – А так, мы достанем справку и ваш фиктивный брак с Николаем Васильевичем зарегистрируют без согласия опекунов. Когда это случится, мы просто поставим их в известность и ты сразу же будешь жить у нас. Отдадут они твои вещи или нет – я думаю, что мы это переживём как-нибудь. Правда, если узнают о твоей беременности, то в школе могут тебя дразнить и даже будут посмеиваться. Но, я полагаю, что ты с этим справишься. Главное, тебе закончить учебный год, а потом мы сразу продадим нашу квартиру и поедем устраиваться жить в Ленинград.

   – А это вообще возможно?

   – До недавнего времени было весьма проблематично, но сейчас, здесь рядом, развернулось строительство газоконденсатного предприятия, так вот, они скупают у населения благоустроенное жильё. Мы уже узнавали – наша квартира им подходит. Они согласились у нас выкупить вместе с участком, а это вместе будет около трёх миллионов рублей. Тут будет жить какой-то инженер по наладке оборудования. Он просил жильё не в городе. Он охотник и, к тому же, обожает природу. Словом, если всё так и случится, если ничто этому не помешает, то мы уже летом будем переезжать в Ленинбург, как кое-кто его теперь называет.

   – Да, всё это так неожиданно, – грустно произнесла Оля.

   – Оленька, ты всё это обдумай и постарайся к этому привыкнуть, если, конечно, у тебя ещё сохранилось желание перебраться к нам.

   Говоря это, Анна Сергеевна гладила рукой её волосы и так смотрела на неё, что Оля не выдержала и уткнулась лицом ей в грудь. Она тихо плакала и всё теснее прижималась к Анне Сергеевне. Такой эмоциональный порыв случился впервые. И Анна Сергеевна и Николай Васильевич больше ничего не говорили. Они сами были очень взволнованы.

   Когда Оля шла к дому своих опекунов, в голове невольно вертелась песня, которая звучала у её друзей. К музыке она как-то привыкла, да так привыкла, что вообще почти не обращала внимание, а тут слова были, да ещё такие волнующие, что она сразу их запомнила.

"За дальней, за околицей, за молодыми вязами,

Мы с милым расставаясь, клялись в любви своей.

И было три свидетеля: река голубоглазая,

Берёзонька пушистая, да звонкий соловей".

   Как удивительно просто и красиво звучали эти слова. Как сильно они отличались от тех слов шансона, который весь день звучал в доме её опекунов. Да и мелодия была совсем другой: плавной и лиричной, а не прыгающей, как булькающая вода. Нет, всё в доме её друзей привлекало и заинтриговывало её. И хоть Анна Сергеевна сказала ей на прощанье, хорошенько подумать над тем, что предстоит сделать и испытать, Оля, хоть сейчас, готова была ответить согласием на любые испытания. Та, другая жизнь, привлекала её своей простотой и ясностью, своей готовностью разобраться в её, Олиных проблемах и мыслях, и тут же прийти на помощь. Ничего этого в доме опекунов не было. Она росла сама по себе, как полевая трава – никому не было дела до её переживаний и интересов.

   До дня рождения Оли оставалось меньше месяца. И пока всё шло, как обычно. Три раза в неделю они теперь встречались, и каждый раз касались каких-нибудь тем жизненных, которые интересовали Олю. Так однажды они заговорили о музыке, о песнях, которые слушают Анна Сергеевна и Николай Васильевич, и о том шансоне, который с утра до вечера звучит в доме её опекунов.

   Николай Васильевич сначала стал расспрашивать Олю о том, как она сама относится к такой «поп-музыке» и только потом стал ей пояснять, чем такая музыка опасна для человека, и как хорошо, что Оля сама это почувствовала. Конечно, Оля, в силу своих несложившихся отношений с опекунами, невольно испытывала чувство неприятия всего, что было связано с ними, исходило от них или просто нравилось им. Естественно, что и этот вид «поп-музыки» вызывал в ней чувство отторжения. И это было замечательно, так как облегчала задачу объяснения того, почему человек должен избегать возможности подпасть под влияние этой, с позволения сказать, музыки. Это-то и старался разъяснить ей Николай Васильевич.

   – Исторически человек, Оленька, на протяжении многих столетий своей древности привыкал слушать ритмичные удары различных барабанов, тамтамов и прочих ударных первобытных инструментов, с которыми у него были связаны различные события в жизни: свадьбы, религиозные праздники, но так же и отправка на войну, и те же похороны, особенно вождей племени. И всегда звуки этого инструмента способствовали созданию некоего подъёма в душах людей. – Ты понимаешь, о чём я говорю?

   – Да, вполне.

   – Из поколения в поколение эта привычка к этим ударным звукам передавалась по наследственной линии и так прочно закрепилась в человеческой природе, что, спустя тысячелетия, возобновление этих звуков будит в человеке своеобразные эмоции, правда, у всех разные. Учёные постепенно раскрыли весь механизм воздействия на психику человека подобных звуков. Оказывается, человек, когда слышит такие звуки, в его организме вырабатывается эндорфин или, как его ещё называют, эликсир удовольствия. И, казалось бы, что в этом плохого, но..., не всё так просто.

   – И тут сложности?

   – Да, Оленька, вся наша жизнь состоит из этих сложностей, так как сама природа, создавшая эту жизнь, очень сложна и многогранна. А сложность состоит в наличии у человека ещё такого свойства, как привычка. Если привычка вырабатывается в отношении положительных каких-то действий или свойств организма, то это только способствует развитию человека в целом. Но привычка может выработаться и в отношении нежелательных каких-то свойств и тогда говорят про неё, что она вредная: курение, алкоголизм, лень и так далее.... Это ты всё уже, видимо, знаешь сама?

   – Да.

   – Прекрасно! Так вот, что касается привычки в отношении выработки эндорфина – это тоже очень вредная привычка, если она вырабатывается искусственно. Она превращается в постоянную потребность и тогда человек становится просто зависимым от источника – в нашем случае это барабанная музыка. Человек уже не может без неё – он впадает в уныние, портится настроение, он становится раздражительным и всё такое.

   – Но почему это происходит?

   – Да дело в том, что эндорфин – это, своего рода витамин. А с витаминами в организме человека происходит нечто подобное. Наш организм прекрасно сам вырабатывает нужные ему витамины, но если начать принимать искусственные, уже готовые витамины, то организм привыкает к этому и перестаёт сам вырабатывать их. В таких случаях человек становится зависимым от наличия искусственных витаминов. Вот почему врачи рекомендуют прибегать к искусственным витаминам только в крайних случаях и на непродолжительный срок. Привычка ведь вырабатывается на протяжении определённого времени, так что, если это время ограничить, то она может и не успеть выработаться.

   – И с эндорфином происходит то же самое?

   – Совершенно верно. Нужно знать, что человек, у которого появилась такая привычка, перестаёт радоваться мелким житейским радостям. Это очень плохо. Многие становятся угрюмыми и даже несколько агрессивными. Вообще поведение такого человека становится несколько нервическим, неприятным.

   – А ведь, правда! Наши опекуны совсем не могут, чтобы эта музыка не звучала в доме. Они тогда лаются, ругаются и друг с другом и с нами.

   Оля очень внимательно слушала, и было полное впечатление, что она сама участвует в этом разговоре и готова тут же вставить свою какую-то мысль. Это свойство её очень нравилось Николаю Васильевичу. Приятно иметь такую ученицу – ей хочется отдать всё, что знаешь сам, без остатка. И он продолжал.

   – Только этим такая привычка не исчерпывается. Есть ещё другое её отрицательное свойство – она препятствует проявлению интереса к другим формам музыки, да и искусства в целом. А это ограничивает развитие человека, превращая его в креатуру.

   – А что это такое?

   – Это человек зависимый от кого-то или от чего-то. И такое явление не случайно появилось в нашем обществе. С того момента, как у нас реставрировались капиталистические отношения, на радио и телевидение и хлынула эта «поп-музыка», чтобы остановить развитие людей, превратить их в креатур.

   – Но зачем?

   – Ох, Оленька! Это всё очень сложно. Одно скажу, что капитализм не заинтересован в эволюции человека, как вида. Капитализму нужны работники, послушные и исполнительные – всё остальное его не волнует. «Поп-музыка» и делает людей такими: зацикленными, недалёкими, полностью зависящих от своих потребностей. Ничего больше их не интересует.

   – Но неужели люди это не понимают?

   – Получается, что нет. Не все, конечно, но большинство, по крайней мере, не понимает, что с ними вытворяет современное «поп-искусство».

   Они прошли какое-то расстояние молча, а затем Оля неожиданно спросила.

   – Николай Васильевич, откуда вы всё это знаете? Вашим знаниям любой учитель может позавидовать? Да и Анна Сергеевна тоже меня просто поражает.

   – Видите ли, Оленька, в своё время я учился не ради диплома, а старался получить хорошие знания. Это – первое, а второе, мы ведь с Анной Сергеевной учимся всю жизни и даже сейчас не перестали учиться. Вы думаете у нас библиотека дома для красоты? Нет, мы постоянно с ней работаем. Некоторые книги даже по нескольку раз читали. И такое чудо, как телевизор, у нас как бы на втором плане находится. Его роль в формировании нашего мировоззрения – она как бы вспомогательная, а главное всё-таки книги, да ещё книги специальные, познавательные, а не развлекательные. Понятно, что к этому тоже нужно привыкнуть, но если, живя у нас, тебе удастся приобрести такую привычку, то и ты станешь достаточно образованной девушкой для своего времени.

   – Это же так трудно, да и времени нужно очень много?

   – У нас на это ушла вся жизнь. У тебя она ещё вся впереди. А сейчас и стоит вопрос, на что ты её потратишь: на развлечения и пустые разговоры, или на самообразование. Всё зависит только от тебя.

   – И всё-таки, учиться всю жизнь – как-то странно и даже жутко.

   – Нет, это кажется только, если ты на это смотришь, как школьница. Но в школе, так уж получается, что вы учитесь несколько принудительно, вроде бы, как говорят: «из под палки...». На самом деле это увлекательно, если ты читаешь про то, что тебя интересует. Больше того, ты сама начнёшь в познании принимать активнейшее участие: сама думать над этим, анализировать, сопоставлять, снова анализировать и делать свои выводы. Вот тогда это становится потребностью твоей души, и вместо «трудно» становится интересно и увлекательно.

   – Может быть. А вот мачеха всё время говорит, что «век учись – а всё равно, дураком помрёшь».

   – Знакома мне эта поговорка, да только её, как раз, и придумали сами дураки. И я не советую тебе, Оленька, с них брать пример.

   – А я и не беру. – Оля весело прокричала в ответ, так как они уже шли по разным дорожкам. Затем она ещё помахала рукой и, улыбаясь шла и вспоминала весь разговор. Потом ей, вдруг, вспомнился смешной разговор Анны Сергеевны и Николая Васильевича у них дома. Оля тогда похвалила их за то, что они всегда мирно так разговаривают друг с другом, на что Николай Васильевич заметил.

   – Как бы не так. Ты, Оленька, ещё не всё про нас знаешь, поэтому так и говоришь.

   – А чего я не знаю?

   – Ну, например, ты не знаешь, что Анна Сергеевна готовится сейчас усиленно сдавать экзамен на звание «Баба-Яга третьей категории».

   – А почему третьей? – возмутилась Анна Сергеевна.

   – Третья категория «Бабов-Егов» – это самые обыкновенные «Бабы-Яги», которые живут среди людей и способны только на мелкие пакости. Вторая категория у тех «Бабов-Ягов», которые знакомы уже со Змеем Горынычем, Кощеем Бессмертным и с каким-нибудь колдуном. И пакости она делает людям уже средние. Ещё у неё должна быть ступа и метла, но она ещё не летает. Зато «баба-Яга» первой категории в полном контакте с нечистой силой, а потому её ступа летает везде и она сама уже может творить крупное зло людям.

   – Выходит, я ещё молодая «Баба-Яга»? – весело воскликнула Анна Сергеевна.

   – Именно так.

   – Тогда наша мачеха точно «Баба-Яга» второй категории. У неё и ступа есть, только не летает.– Очень серьёзно заявила Оля, но, в результате, все только рассмеялись.

   Вспоминая весь этот шутливый разговор, Оля улыбалась и совсем забыла, что идёт в ненавистный дом опекунов.

   Время шло. Остался позади день рождения Оли и, буквально на днях, она должна была уже получить паспорт. Николай Васильевич, тем временем, начал готовить почву для своей авантюры, как он сам про неё говорил. Прожив такую длинную жизнь, и ни разу не вступая с законом или простой порядочностью человеческой в противоречие, он довольно остро переживал за этот вынужденный шаг. Для первого шага своего он выбрал разговор с местным главой администрации. Алексей Анатольевич до избрания на пост главы администрации служил в милиции и занимал пост начальника отдела. В отставку вышел в чине майора и, что очень важно, он руководил работой участковых уполномоченных. Как считал Николай Васильевич, его опыт работы с бытовыми противоречиями мог пригодиться в столь непростом деле, затеянном Николаем Васильевичем.

   Разговор с Алексеем Анатольевичем был с глазу на глаз. Тот внимательно выслушал всё, что ему хотел сообщить Николай Васильевич, и подумав немного сказал:

   – Да, мы уже имели неприятное дело с этой семьёй. Значит, они не угомонились?.. Ведь, вот тут оба клялись мне, что сделают надлежащие выводы, когда просили заступиться за них перед соцзащитой.... Вот, что, Николай Васильевич, я вам скажу. Дело, что вы затеяли с супругой, конечно очень неприятное, но цель у него очень даже благородная и я вас поддерживаю. Но, для пущей уверенности, мне хочется встретиться с этой девочкой самому. Сможете вы её привести, хотя бы завтра, ко мне..., ну, скажем, после школы? Если не получится завтра, можно в другой день.

   – Я постараюсь, Алексей Анатольевич. Обязательно постараюсь.

   Правда, стараться ему особенно не пришлось, так как всё сложилось, на этот раз, само собой. От главы администрации Николай Васильевич пошёл в магазин Афанасьевых, чтобы сделать кое-какие покупки, и там же подождал Олю. Он рассказал ей о своём разговоре с главой администрации и о его желании увидеть саму Олю, поговорить с ней. И они договорились, что на следующий день Оля сама пойдёт в администрацию, где её будет ждать Николай Васильевич.

   На следующий день, Николай Васильевич ввёл Олю в кабинет Алексея Анатольевича, а сам вышел и стал ждать в приёмной. Оля вышла минут через двадцать и сказала, что глава просил зайти к нему вас. Конечно, Николай Васильевич и без приглашения зашёл бы, но так было даже лучше. Он постучал и зашёл.

   Алексей Анатольевич пригласил его сесть и сказал.

   – Да, Николай Васильевич, похоже, вы правы – девочка всё подтвердила, что вы мне рассказывали. И я буду на вашей стороне, если что понадобится, – будьте в этом уверены. Доставайте справку и не беспокойтесь. Если что... – замнём. Я так на этих опекунов надавлю, что они возникнуть не посмеют.

   – Спасибо вам, Алексей Анатольевич! Мальчишки у них как-то прижились. Может быть потому, что всё время работают с отчимом, а в деле, как говорится, любые отношения годятся, если оно интересное и по силам. Видимо у него получается. Так что, доводить до того, чтобы у них всех отобрали, я думаю, не следует. А вот у Оли с мачехой просто несовместимость какая-то. Мы теперь ждём не дождёмся того момента. Когда можно будет забрать Олю, чтобы не случилось чего. Тогда всё может рухнуть.

   – Я понимаю, – сказал Алексей Анатольевич. – Будем надеяться на лучшее.

   По дороге к дому Николай Васильевич рассказал Оле всё, о чём они договорились с главой администрации села относительно её. Главное, он подчеркнул, что он одобрил их затею и теперь, если что случится, пообещал свою поддержку.

   – Если понадобится, то мы и участкового подключим, – так он обещал. – Сказал Николай Васильевич. – Мы теперь не одни. И ты, Оленька, уж продержись оставшееся время. Тебе осталось получить паспорт, потом мы съездим к женскому врачу за справкой и подадим заявление в загс, а через месяц нас распишут и тогда всё дело будет в шляпе.

   – В какой? – удивилась Оля.

   -А ты не слышала такую поговорку?

   – Нет.

   – Когда хотят сказать, что всё в порядке, то шутливо произносят поговорку: «Всё дело в шляпе, – а потом добавляют, – которая на папе».

   Оля улыбнулась на эту шутку и тут же спросила.

   – Скажите, а как же мы сможем съездить в город, да так, чтобы не узнали опекуны да и ребята?

   – Я постараюсь договориться с Людмилой Владимировной, чтобы она организовала эту поездку, а тебя взяла бы с собой для какой-нибудь помощи – это, ведь, можно организовать. Такая поездка, я полагаю, не вызовет подозрений ни у кого?

   Оля снова улыбнулась, будучи очень довольной, а потом сказала.

   – Взрослые всегда убеждают нас в том, что говорить неправду или обманывать, в общем-то, не хорошо, и это понятно. Но на деле взрослые сами почти на каждом шагу применяют обман и говорят не всегда правду.

   – Ах, Оленька! Да что такое наша неправда в сравнении с твоей жизнью, которую могут загубить твои опекуны и даже не извиниться за это. Они испортят тебе жизнь, и ты уже ничего не сможешь поправить. Вот и посуди сама, что дороже: наша ложь или твоё будущее?

   Оля согласно кивнула головой и сказала.

   – Простите меня – я просто не удержалась от глупого вопроса. Так, мелькнула мысль – я и выпалила, не подумав.

   Ничего. Ты только начинаешь жить и таких вопросов у тебя будет ещё очень много мелькать. И какими бы глупыми они не казались, лучше всё-таки на них получать ответ, чем оставить без оного, уверяю тебя. Так что, мы с Анной Сергеевной всегда готовы тебе помочь в чём-то разобраться. Не стесняйся и спрашивай. А что касается нашего обмана, то нужно постараться, чтобы он не повторялся. Обманывать действительно плохо, и, прежде всего, для тебя самой, как и для меня тоже. Но что делать? Иногда бывают такие ситуации, что другого выхода просто нет. Нашим разведчикам тоже всё время приходилось обманывать, и не просто обманывать, а вести двойную жизнь – это ещё труднее, поверь мне. Я сейчас говорю, как учёный, который точно знает, как наказывает обман человека, и то, что это наказание неизбежно, однако я иду на это, чтобы помочь тебе. Надеюсь, что наше добро, которое мы собираемся проявить, как-то уравновесит отрицательный потенциал обмана. Но это только надежда – не более того. Точных данных на этот счёт у меня пока нет.

   – Так всё в жизни сложно?

   – Сложно, Оленька. Я, как мне кажется, не в первый раз это тебе говорю, но от этого суть дела не меняется. Нам с Анной Сергеевной и хочется передать тебе все знания и весь опыт в этой области человековедения. Это, в свою очередь, подготовит тебя к жизни более основательно. И мы очень надеемся, что ты ещё будешь счастливой, что у тебя будет своя нормальная семья. Этому тоже нужно учиться. Обычно такую школу проходят люди в своей семье, но, если, конечно, семья нормальная и у неё есть чему поучиться. Тогда человек использует опыт, приобретённый в своей родительской семье и, отталкиваясь от него, строит семью свою. Как понимаешь, тебе пока негде было такой положительный опыт приобретать. Вот мы и надеемся с Анной Сергеевной передать тебе свой опыт – он не такой уж плохой.

   – Да что вы такое говорите, Николай Васильевич?! Мне кажется, что у вас семья просто идеальная. Да я в этом даже уверена. У вас всё так здорово и просто, что я, когда говорю об этом, то мне просто хочется плакать от восхищения, от счастья, что мне повезло вас встретить в жизни, что вы обратили на меня своё внимание..., да что тут говорить?..

   Оля отвернулась, скрывая свои слёзы. Николай Васильевич обнял её за плечи и прижал к себе. Так они и стояли, пока Оля немного успокоилась, и пошли дальше.

   В жизнь Оли стали приходить новые ощущения, новые мысли. Она совсем по-другому стала воспринимать окружающий мир, который теперь не казался таким жестоким и унылым, как раньше. Хотя, конечно, приближаясь к дому своих опекунов, она невольно замедляла свои шаги – так не хотелось ей туда идти. И снова она вспоминала, те дни, когда мачеха находилась в больнице с аппендицитом. Как всё тогда было хорошо. Нет, на плечи Оли тогда легла вся готовка, все женские дела по дому, но она легко со всем этим справлялась. А готовка получалась даже вкуснее, так как она готовила спокойна и будучи в хорошем настроении, не ожидая окриков и тычков в спину. А о том, что готовка получалась вкуснее, свидетельствовали отзывы братьев и даже отчима, что всё вкусно и замечательно.

   Кроме этого, она успевала и уроки сделать в хорошем настроении, что тут же отразилось на отметках. Снова стали царствовать пятёрки в её дневнике, что она невольно любила, чувствуя себя полноценной, нормальной ученицей.

   А ещё, был однажды случай, когда один из братьев заболел и отчиму нужен был второй помощник, когда он крыл крышу бани. Тогда-то он и взял Ольгу к себе в помощники. До чего же хорошо было Оле работать с ними, с отчимом и старшим братом. Она так быстро схватывала, что от неё требовалось и выполняла всё в точности. Даже отчим тогда сказал, что она лучше помогает, чем Стасик – второй старший брат. Тот бестолковый и запомнить ничего не может с первого раза. А Оле очень нравилось мужское дело и она работала бы с ними с преогромным удовольствием, если бы не сварливая мачеха, которая всё время кричала, что ей одной на такую ораву готовить тяжело. На деле же она просто всё на Олю сваливала, да ещё и следила за каждым её движением, постоянно покрикивая и понукая её.

   У Оли от этого начинали дрожать руки и вся она покрывалась липким потом. Становилось совсем дискомфортно, да ещё настолько, что она обязательно что-нибудь разбивала или опрокидывала.

   Как-то Оля хотела поговорить с отчимом об этом, но тот, немного послушав её, сказал: « На мать жаловаться негоже...». На этом всё и закончилось. Если до этого она ещё надеялась, что за неё, в случае чего, заступится отчим, то теперь, как она поняла, ей и пожаловаться было некому.

   И только появление в её жизни Николая Васильевича, а с ним и Анны Сергеевны, образовался просвет, который теперь манил к себе всё сильнее и сильней. Вспоминая о них, она обязательно начинала напевать про себя какую-нибудь, услышанную у них песню. В этот раз, вдруг вспомнилась: «Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета. Ты не спишь до рассвета – всё грустишь обо мне. Одержим победу, к тебе я приеду на горячем боевом коне». Каждое слово в этой песне дышало нашей русской историей. И Оленька уже знала, пока люди будут помнить эти песни, будет жить в их сердцах надежда на что-то лучшее и светлое.

   Через три дня Оля получила паспорт и принесла его домой. Мачеха тут же выхватила его у неё из рук и унесла в свою комнату, чтобы спрятать, как она спрятала паспорта её старших братьев. Оля просто остолбенела и не знала, что ей делать. В одночасье рухнули все её мечты.

   На следующий день, после уроков, она сама примчалась к Николаю Васильевичу и Анне Сергеевне. Когда она, захлёбываясь от возмущения, выложила всё, Анна Сергеевна подошла к ней, обняла и прижала к себе, как родную дочь. И вот тут Олю, словно прорвало – она рыдала, как обиженный маленький ребёнок.

   Долго им пришлось успокаивать Олю. Было видно, что нервы у девочки были на пределе. Она столько времени держала себя в руках, терпела всё, что приходилось терпеть, а тут разом всё оборвалось. Пришлось дать ей полтаблетки успокоительного, а потом, когда она пришла в себя и перестала плакать, и Николай Васильевич, и Анна Сергеевна стали вместе успокаивать её, обещая найти выход из создавшейся ситуации. Отпустили они её лишь тогда, когда убедились, что она окончательно успокоилась и ничем не выдаст себя и своё горе.

   Оля шла к дому опекунов, будучи вся в себе. Всё внешнее, словно её и не касалось. Так всё внутри её собралось в кучу, в комочек и не хотело, чтобы кто-то сейчас этот комочек трогал. Но мачеха уже стояла напротив входной двери и ждала Олю, будучи в гневе, что та опаздывала на целых полчаса. Оля сделала вид, что не замечает её, и стала молча раздеваться.

   – Где ты была? – прозвучал гневный вопрос мачехи.

   – Задержалась в школе, а потом с девочками болтали, – деланно спокойным голосом ответила Оля.

   – Садись ешь свою пайку и тебя ждёт целая гора посуды, – гневно произнесла мачеха и ушла в комнату.

   Оля облегчённо вздохнула и, ополоснув руки, села есть, как всегда, холодную картошку с салом. Ещё она заметила, что сегодня были солёные огурцы, но их съели все. Это тоже было невпервой.

   Потом она отнесла свою школьную сумку в комнату к себе и, вернувшись, засучила рукава платья и, надев передник, принялась мыть посуду. Сам процесс мытья посуды для неё был привычным на столько, что она во время этой работы преспокойно думала о своём, так что весь процесс мытья проходил незаметно. И в этот раз она уже настроилась вспоминать детали своего пребывания у своих друзей, как появилась мачеха. Она села на стул и внимательно наблюдала за тем что и как делает Оля. В таком её появлении был явный вызов, но чем он был спровоцирован, Оля не знала.

   А дело было в том, что кто-то из знакомых Олиных опекунов видел её с Николаем Васильевичем возле Афанасьевского магазина и видели так же, что они пошли не по центральной улице, а по лесной дорожке. Обо всём этом доложили мачехи, и она установила слежку за Ольгой, заставив следить за ней её братьев. Большей подлости и глупости она и придумать не могла. Но братья приняли это, как игру, и уже сегодня проследили за ней до самого дома Николая Васильевича. Об этом они тоже доложили своей мачехе.

   Оглянувшись на неё, Оля заметила, какими злыми вызывающими глазами смотрела она на неё. Этот взгляд, уже привычно, вызвал у Оли психический озноб. Руки её стали невольно дрожать. Движения стали неловкими и настолько, что она дважды выронила бокал, который стукнувшись о дно мойки, издал звук разбивающейся посуды, и ручка бокала отлетела.

   Мачеха, словно ждала этого момента, чтобы выплеснуть на Олю всю накопившуюся злость за её тайные шашни с этими двумя безумными стариками. Почему безумными, она и сама не могла бы объяснить. Просто она их ненавидела, и этим было всё сказано.

   – Ты что же, дрянь этакая, делаешь? Ты даже посуду не можешь помыть, чтобы не разбить что-нибудь? Это тебя твои безумные старички этому учат? Или ты специально всё делаешь.

   На мгновение у Оли в голове мелькнула мысль, что нужно себя сдерживать, но только на мгновение Дальше недоразбитый бокал полетел в ненавистную мачеху. Сейчас она её ненавидела всеми силами души. Эта ненависть копилась, копилась и всё-таки прорвалась. Та попыталась увернуться, но бокал всё-таки попал ей в ухо и мачеха схватила сковородку и стала избивать Олю изо всех своих сил. Та была ловкой и уворачивалась, но удары приходились по рукам и всему телу. Но вот, Оля удачно наклонилась вниз и резко боднула мачеху в живот. Та охнула и упала. Мгновения было достаточно, чтобы Оля, схватив с вешалки свою куртку и шапочку, выскочила на улицу.

   Она бежала и одевалась на ходу. И если прошлый раз она бежала, куда глаза глядят, то в этот день у неё не было никаких сомнений, куда бежать. Она вбежала во двор Николая Васильевича и быстро нажала дверной звонок. Шустик, было, залаял, но потом, видимо узнав Олю, завилял хвостом.

   Дверь открыл Николай Васильевич и, ничего не спрашивая пригласил жестом Олю войти.

   Оля была возбуждена, и было видно, что её бил нервный озноб. Анна Сергеевна дала ей успокоительного, а спустя полчаса, она уже рассказала всё, что произошло. При этом Оля показала синяки на руках и добавила, что наверняка такие же есть и на спине и плечах.