Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Роман Силантьев

Жизнь – копейка

Роман

   Жизнь – копейка, медный грош.

   Дальше смерти не уйдёшь.

   Никогда не будет рыба

   На деревьях гнёзда вить

   Не научится спасибо

   По-французски говорить.

   Куплет Яшки-Буксира.

Часть 1

   Под влиянием различных перестроечных побочных причин супруги Соболевы приехали в эти отдалённые сибирские края. Им обоим уже было за пятьдесят, хотя супруге несколько меньше. Купили трёхкомнатную половину типового колхозного коттеджа и стали устраиваться в нём уже по современным санитарным нормам: автономное водяное отопление, автономное водоснабжение, своя канализация и действующие ванная и тёплый туалет. В этих местах это небывалые удобства для частных домов. И небывалые они не в силу недоступности каких-то технических средств для обустройства подобных систем, а в силу того, что население в этих местах достаточно лениво и консервативно. И это тоже в силу уже природных местных особенностей. Но о них – как-нибудь в другой раз.

   Напротив их дома жила молодая пара, которая, судя по их похождениям по различным лечебным учреждениям, очень хотели иметь детей, но, как гласит мудрость народная, «бодливой корове Бог рогов не даёт». А о том, что мы имеем дело именно с такими субъектами, Соболевы узнали уже позже. Хотя и тогда, в личной беседе с молодым хозяином соседнего дома на эту тему, Николай Васильевич не раз пытался втолковать ему мысль о законах природы, которые человеку игнорировать не желательно. Если природа не даёт детей, по какой-то причине, то и упорствовать с этим нет никаких оснований, так как можно совершенно неожиданно заиметь такие проблемы, которые великую радость – иметь и воспитывать детей, могут превратить в пытку, которой и врагу не пожелаешь.

   Однако, никакие доводы и уговоры на них не действовали. Они тратили большие деньги на различные лечебницы и лечебные курсы, но всё безрезультатно. И были бы они людьми состоятельными, то, как говорится, «Бог в помощь», а то работал только он и работал шофёром, правда на большегрузной машине – БЕЛАЗ. Получал неплохо, но всё уходило на их лечение.

   Однажды в разговоре, желая их пожалеть, Николай Васильевич высказал мысль, что можно усыновить ребёнка и в любом возрасте. С началом перестройки модель поведения людей сильно изменилась в худшую сторону. Во всяком случае, детские интернаты и дома ребёнка были переполнены, и правительство вынуждено было посулить большие выплаты тем семьям, которые усыновят сирот. А дети там замечательные, хоть и разные, конечно. Николай Васильевич об этом знал хорошо, так как почти шесть лет собирал по детским домам материал для своих исследований.

   Его доводы, похоже, возымели своё положительное действие. Они очень быстро окунулись в новые заботы и, как поняли супруги Соболевы, интерес этой пары к этому предложению подстегнули те суммы, которые государство обязывалось выплачивать на детей-сирот. Всё посчитав и всё взвесив на свой меркантильный лад, они решили взять, но только не одного, а сразу трёх детей.

   Хорошо, что, хоть в таких случаях чиновники местные проявили некоторую осторожность и сначала дали им разрешение только на одного ребёнка. Соседи наши не стали связываться с малышами, а решили брать уже детей начального школьного возраста. Словом, в их семье появился Стасик, который осенью должен был пойти в школу.

   Интересно, что решающим фактором в выборе возраста усыновляемых детей, как потом выяснилось, стал довод, что они быстрее станут помощниками по хозяйству. И довод этот был не каким-то символическим высказыванием, а имел вполне конкретное практическое значение. Детей брали намеренно не для того, чтобы почувствовать себя родителями, а чтобы поскорее вырастить из них работников, что, в последствии, и случилось, и раньше, чем они выросли.

   Деревня есть деревня и, рано или поздно, а все узнают про всех и всё. Так и подлинные намерения будущих приёмных родителей стали известны всем задолго до акта усыновления. Конечно, все обсуждали и ту сумму, которую эта семья будет получать за каждого из усыновлённых детей. И было понятно, что Татьяна – будущая мачеха, особа весьма ленивая и упрямая, как свидетельствовали все учителя, которые мучились с ней в школе, просто не хочет идти работать, а нашла выход именно в таком источнике доходов. При этом, совершенно не думая ни о последствиях такого шага, ни о какой бы то ни было ответственности за чужие судьбы. И природная её бесплодность, как свидетельствовали всё те же учителя, не была таковой, а виной всему её легкомысленное поведение после выпускного вечера, когда она забеременела и вынуждена была сделать аборт у местной повитухи.

   Одним словом, корысть и легкомыслие сплелись воедино и послужили мотивом такого ответственейшего шага в своей и трёх других жизнях. Через год в их семье уже было трое приёмных детей. Два мальчика Стасик и Даниил и девочка Оля.

   Ещё накануне, до усыновления, между Николаем Васильевичем и его соседом Игорем – мужем Татьяны, состоялся разговор, в котором Николай Васильевич приводил свои доводы в пользу усыновления детей-сирот. Ему тогда казалось, что они искренне хотят иметь детей. Желание это, как казалось, было продиктовано многовековой деревенской традицией, которая не мыслила вообще семьи без детей.

   Тогда же Николай Васильевич рассказал ему, какие бывают дети в детских домах, так как неплохо знал это по своим работам, когда собирал статистический материал для диссертации. Дело это было интересное и грустное. Опрашивая детей, просто беседуя с ними, он открывал в каждом свою «изюминку». И больше всего, он тогда переживал за то, на сколько они были открыты и не защищены от воздействия внешних факторов, могущих, так или иначе, повлиять на их воспитание.

   Открытые лица, ясные детские глаза, хотя уже со своими детскими шалостями и мелкими хитростями, они могли повернуться в любую сторону – только «потяни воспитательскую ниточку».

   Вспоминая собственное детство, Николай Васильевич посоветовал Игорю семью строить трудовую, чтобы у каждого были свои посильные обязанности и дети, таким образом, и к труду будут естественно привыкать, и на улице не будут болтаться без дела целыми днями, как другие.

   И вот, в последствии, Николаю Васильевичу всё время казалось, что именно эти его последние слова были взяты этими доморощенными родителями на вооружение для оправдания своих сугубо эгоистических целей. Ребята попали просто в кабалу.

   Зашёл как-то однажды к ним Николай Васильевич и застал, как Татьяна просто орёт на Олю. Та съёжилась вся и судорожно всхлипывает. Николай Васильевич опустился рядом с Олей на колени, обнял её и стал успокаивать, как мог. А её бил нервный озноб, и она вспотела вся от возбуждения. До такого состояния ребёнка нужно было довести.

   Оказалось, что мачеха отчитывала семилетнюю девочку за то, что та как-то не так моет посуду. И это, вместо того, чтобы просто показать ей, если надо, ещё раз и ещё раз объяснить. Николай Васильевич сразу вспомнил, что их собственный сын частенько сам просил разрешения помыть посуду, но он был мал ростом и только в десять лет стали ему разрешать мыть, правда, сначала только чайную посуду. Но ему так нравилось дрызгаться в воде и смывать всё ненужное до кристального блеска. К тому же, Соболевы так обставили всё, что это очень важная помощь всем им, что это его доля домашнего труда, в котором они были заняты сами всегда.

   В этой же семье, так уж повелось, так они всё установили, что, в основном, работали дети. И к ним, как не приди, всё Татьяна сидит на стуле или диване, а дети вокруг неё вьются волчками: кто с метлой, кто с посудой, кто с утюгом. При этом, на улице, вместе с другими детьми, они появлялись крайне редко. Этот-то факт и стал настораживать и других соседей вокруг. Пошли всякие толки. Кто-то, видимо, пожаловался в опекунский совет. Приехали инспектора и довольно долго беседовали и с детьми, и с приёмными родителями. Люди вокруг наблюдали и ждали определённых перемен.

   Но кончилось всё, как обычно у нас кончается, ничем. И снова слухи и «деревенское радио» донесли, что инспектора были те, которым давалась, в своё время, взятка за установление опекунства и, следовательно, дело решилось так же и в этот раз. Во вторых, Игорь настойчиво делал упор на то, что пытается воспитать трудолюбивых граждан, а не лентяев и бездельников. Это был главный козырь в его доводах, взятый из советов Николая Васильевича. И он положительно влиял на инспектирующих.

   Правда, после этого случая, дети стали появляться на улице почти каждый день, но не на долго: на 30 – 40 минут.

   Время шло. Дети ходили в школу, и это несколько разнообразило их жизнь. В летние каникулы Николай Васильевич старался их фотографировать, во время их гуляния. Сделать это было не трудно. Стоило ему появиться с фотоаппаратом среди играющей ребятни, как его тут же все окружали дружной толпой и отпускали только, когда он их всех «перещёлкает» или, как они все любили говорить: «сфоткает». Они все с большим удовольствием позировали ему, и Оля иногда это делала тоже с большим желанием. Но иногда она отказывалась и сразу убегала домой. И случалось это, когда Николай Васильевич успевал замечать на её лице следы побоев.

   И как-то так получилось, что невольно эта девочка вошла в его сознание, как мученица. Особенно его покоряло в ней то, как стойко она переносила всё. При этом, она ведь была на редкость симпатичным ребёнком. С её детского личика можно было писать портрет ангела. Вот только на фотографиях она всегда выходила не просто грустной, а устремлённой в какую-то неведомую грустную даль. Даже, когда Николай Васильевич пытался её заставить улыбнуться, улыбка получалась такой, что слёзы сами напрашивались – едва удавалось их сдерживать.

   В то же время, пожив в местных краях изрядное количество лет, Николай Васильевич невольно изучал обычаи и повадки местного населения. Изучал их нравы и, так уж получалось, что Татьяна с Игорем были обычными, среднестатистическими, мужиком и бабой местного деревенского разлива, воспитания и, осторожно говоря, образования. Все основные понятия их крутились вокруг добычи средств существования, т.е. работы, собственного хозяйства и того, где чего можно добыть. Так что, требовать с них какое-то утончённое понимание психики детей не приходилось.

   Поскольку мальчики работали в основном с Игорем и под его руководством, то они как-то быстро адаптировались и привыкли к такому образу жизни. Игорь в работе постоянно всем руководил, указывал и подсказывал, что и как делать. К тому же, в самых сложных местах работы он действовал сам и служил как бы примером. Мальчики, естественно, тянулись за ним.

   С Оленькой всё складывалось не так удачно. Во-первых, всё-таки она была девочка, и, как потом выяснится, с художественным типом психики. Это выяснилось в школе, где ей даже посоветовали посещать кружок рисования. Обычно люди этого типа в жизни ведут себя иначе. Они не поддаются солдатской муштре, как те же мальчики. Но именно это и пыталась к ней применять Татьяна. Во-вторых, как после выяснится, Татьяна и Ольга по гороскопу совершенно не совместимы, что в контакте двух женских натур просто недопустимо. Взаимовозбуждая ненависть друг к другу они могут не только рукоприкладством заниматься, но может дойти и до убийства, причины которого потом никто не сможет объяснить.

   И ещё, действовала Татьяна совсем не так, как Игорь. Она приходила на кухню, садилась поудобнее и наблюдала за тем, как Оля управлялась с посудой. Татьяне даже в голову не могло прийти, что одно присутствие её уже действовало на Олю возбуждающе. У неё начинали дрожать руки, и все движения становились неловкими. Отсюда и падение посуды и даже непредвиденный бой последней, за которым следовал истеричный крик мачехи. Если учесть, что вообще, по-жизни, голос у Татьяны был довольно противный, как буксующая лебёдка, то все назидания в её исполнении превращались для любого человека в невыносимую пытку.

   Оленька стояла, как потерянная в глухом лесу. В её милой головке всё в это время перемешивалось в единый хаос, и она могла сделать, что угодно. Как этот ребёнок сдерживал себя, даже трудно было представить.

   Дальше наблюдения за этой семьёй и этой девочкой прерываются на длительное время, так как Николай Васильевич уехал в творческую командировку почти на пять лет. Уехал в свой родной Ленинград, который теперь все называют Петербургом. Работа над темой, над книгой и издательские заботы поглотили его целиком. Ему удалось вернуться уже тогда, когда Оленьке исполнилось 13 лет.

   К этому времени произошли некоторые изменения внутри семьи Соболевых, которые самым неожиданным образом поставили передо Николаем Васильевичем ряд проблем. С воспитанием сына проблемы стали возникать ещё тогда, когда он пошёл в школу. Как оказалось, представление Николая Васильевича о необходимости обучения в школе и об отношении к этому обязательному занятию, не соответствовало представлению его супруги, воспитанной в деревенских традициях, где каждый был предоставлен своей собственной судьбе с самого первого класса. Его доводы, что воспитание есть целенаправленный процесс формирования определённых качеств у ребёнка, не находили отклика. Он старался убедить супругу, что, если этот процесс пустить на самотёк, то и результат может быть не только самым неожиданным, но и не желательным. Однако, его доводы остались не услышанными и вырос инфантильный балбес, который о жизни имел весьма своеобразные представления. Больше того, он совершенно не унаследовал ничего из потомственной родни Николая Васильевича, а делал всегда всё наоборот.

   Огорчительным было то, что перед Николаем Васильевичем встал неожиданно вопрос, кому завещать библиотеку, а так же и собрание отечественных художественных фильмов, преимущественно советского периода. Ни читать книги, ни смотреть старые фильмы их отпрыск не желал, считая, как все молодые новоиспечённые мещане постперестроечного периода, это всё устаревшим материалом, который им и знать незачем.

   Вот тогда Николай Васильевич снова обратил своё внимание на Олю. Было в ней что-то такое, что заставляло думать о ней с большим уважением. Прежде всего, её лицо. Оно подкупало своей невинностью и было совершенно светящимся, когда удавалось увидеть её улыбающейся. И то обращение с ней, которое ей приходилось терпеть, никак не подходило к её образу.

   А ещё рассказали о том, что однажды, в отсутствие Николая Васильевича, Татьяна так избила Олю, что та не выдержала подобного оскорбления и убежала в семью своих подружек по школе. Те провели медицинское освидетельствование и обратились в милицию. Девочку забрали и увезли в интернат. Оленька была сильно возбуждена и уже не понимала, что делает и что с ней происходит. До такого состояния ребёнка нужно было довести. А воспитательница в интернате не разобралась, в чём, собственно, дело и вызвала скорую помощь. Психически Оленька была в таком состоянии, что уже не хотела никого слушать и никому подчиняться. Вполне естественно, что скорая её отвезла в психиатрическую лечебницу.

   Со стороны администрации села была попытка завести уголовное дело, но, по каким-то причинам, дело замяли и всё стали валить на шизофренические наследственные явления Оли. Месяц Олю продержали в клинике, а мальчиков, Стасика и Даню, отобрали у семьи соседей и вернули в интернат. Семья эта, естественно, лишившись больших доходов, стала лихорадочно собирать показания соседей и односельчан в свою пользу, чтобы им снова вернули детей. История вышла скверная, но им удалось всеми правдами и неправдами убедить своих родственников и надёжных знакомых. Все родственники и дружки по работе подписали ходатайство общественности, и суд принял во внимание этот документ. По поводу Оли суд вынес специальное определение – раз в год ей проходить обследование в психиатрической клинике.

   В этом деле сыграли свою роль показания мальчиков, которых Игорь, работая с ними, объяснял постоянно, что учиться работать просто необходимо, чтобы в последствии содержать себя и свою семью. И мальчики постепенно усвоили эту простую истину и стойко переносили все трудности. В интернате же жизнь была на столько не сахар, что даже такие семейные условия для них были куда более желательными.

   Татьяна же не считала нужным утруждать себя всякими лишними разговорами и просто требовала от Оли беспрекословного подчинения и точного выполнения всех её распоряжений. При этом, мачеха могла в любое время оторвать её даже во время выполнения домашнего задания по урокам и заставить делать, делать, делать и делать всё, что угодно.

   Оленька общалась в школе с такими же девочками-приёмышами, но у тех всё обстояло не так. Они тоже помогали все по хозяйству, но время занятий домашними уроками было святым. Кроме этого, они все имели время для гуляния на свежем воздухе и просмотра каких-то телепередач.

   Оленька попыталась это объяснить своей мачехе, но результатом стал скандал, который её же привёл в «психушку». Теперь, когда её выписали, мальчики, Стасик и Даниил, стали её убеждать обязательно повиниться и попроситься обратно, в семью. Их так научили опекуны, посулив всякие блага. Оленька, после приёма каких-то лекарств, стала несколько спокойнее и уже не выражала так бурно свои эмоции, хотя и чувствовала явную несправедливость судьбы к ней. Взрослые люди так всё повернули, что она же и вышла виноватой. И она поняла страшную правду, что искать сожаления среди взрослых – занятие бесполезное. Это неизбежно отразилось на её внешнем облике. Взгляд у неё стал уже не просто грустным, а бесконечно печальным, хотя внешне она сохраняла спокойствие и даже определённое равнодушие к окружающему миру.

   Такой её и увидел Николай Васильевич, когда вернулся из командировки. Увидел мельком, и сердце у него защемило. Захотелось поговорить с Олей и достаточно основательно. Понимая всю бесполезность попыток поговорить с ней здесь возле домов или даже у них, он решил побывать в школе, узнать расписание уроков её класса и постараться с нею пройти до дому. Школа была почти в трёх километрах от их хутора, и можно было почти полчаса вести беседу, преодолевая это расстояние пешком.

   В школе Николаю Васильевичу, ещё раньше, удалось завести знакомства, как местному писателю. Пользуясь этим, он узнал, кто был классным руководителем у Оли. Это была Людмила Владимировна – одна из тех читательниц, с которыми Николай Васильевич несколько раз беседовал по поводу материала своих книг, да и по всем общим вопросам современного бытия тоже. Так что, Людмила Владимировна встретила его, как своего старого друга.

   Об Оленьке она отзывалась самым положительным образом, подчёркивая в ней наличие художественного дарования. Пока это проявляется, как увлечение рисованием. И на лицо образность мышления, несомненно. Но Людмила Владимировна, обладая некоторыми экстрасенсорными способностями, практикует в своей работе с учениками применение и этих способностей, пытаясь определить их наклонности и скрытые дарования, чтобы в дальнейшем помочь им с самоопределением в выборе профессии.

   Так вот, в связи с этим она относительно Оли сказала, что эта девочка обладает недюжинным терпением и вполне могла бы стать врачом, да ещё хирургом. Все данные для этого у неё есть. Но, судя по всему, из-за жизни в этой семье, ей дальше девятого класса учиться не дадут – так настроены её опекуны и спорить с ними нет никакой возможности. Людмила Владимировна очень хорошо помнит саму Татьяну – мачеху Оли, так как только-только начинала свой педагогический путь, и сталкивалась с её природной тупостью не раз.

   – Редкая была оторва, – скажу я вам, Николай Васильевич, – произнесла она, печально глядя в окно учительской. – Да и семья у них – одна пьянь: один к одному. Представляете, в восьмом классе она умудрилась забеременеть – пришлось делать аборт – отсюда её бесплодие.

   – А как Игорь? – Спросил Николай Васильевич в свою очередь.

   – Вообще, мальчик был тихий, скромный, но такой же точно и в учёбе.

   – То есть, вы хотите сказать, что они друг друга стоят?

   – Да пожалуй, что и так. Посудите сами – он за свою жизнь ни одной книжки не прочитал. По литературе вечная тройка. Откуда ему набраться каких-то там принципов воспитания, особенностей возрастной психики детей и всего того, что для воспитания требуется знать?

   – Может быть, какие-то традиции и привычки из своей семьи могли бы сыграть некую компенсирующую роль в воспитании детей? – спросил осторожно Николай Васильевич.

   – Вполне могло быть, но только для своих детей. В их случае всё по-другому. Как ни крути, а дети чужие. У опекунов нет никакого духовного контакта с ними, а это равносильно тому, что они просто знакомы. Вы же сами не раз писали об этом...

   – Да! Вы правы. – Согласился Николай Васильевич, но, после некоторой паузы, снова спросил, – а что, когда Олю поместили в психдиспансер, никто из односельчан не поехал хотя бы поговорить с доктором, чтобы защитить девочку от ненужного лечения?

   Людмила Владимировна посмотрела на него испытующе и, помедлив, созналась:

   – Я ездила туда.

   – Вы?!

   – Да. Дорога туда мне была знакома, так как мне самой пришлось там побывать после рождения сына. Я пережила сильный стресс и пришлось подлечиться. Врач у меня был знакомым. Он ещё возглавлял клинику. Ему-то я и выложила все свои доводы в защиту девочки.

   – И что?

   – Он прекрасный человек и специалист первостатейный. Он сам уже во всём разобрался и просто продержал её месяц на витаминах и бронхит ей подлечил заодно.

   – Ну, Людмила Владимировна, вы меня просто обрадовали и успокоили своим сообщением. Спасибо вам! Я, честно говоря, очень переживал за девочку – и жалко, и помочь хочется, а как? Собственно, я за этим и пришёл к вам.

   – Ко мне? – удивилась Людмила Владимировна.

   – Понимаете, ведь, как ни крути, а желание учиться, стремление к той или иной профессии, в основном, зависит от родителей. А Оленька, считай, беспризорница – разве эти «опекуны» могут заменить родителей?

   – Пожалуй, вы правы, Николай Васильевич. Но, что же делать?

   – Любимый вопрос у нас в России, не находите? А я вот, кое что решил попробовать. Прежде всего, мне нужно установить контакт с Оленькой. Мы, хоть и общались с нею, когда я их всех фотографировал, но это всего несколько фраз – пустяки. А мне хочется пока просто её встречать у школы и, пока мы идём до дома, можно о многом переговорить.

   – Замечательная идея. Я целиком поддерживаю.

   Людмила Владимировна посвятила Николая Васильевича в расписание их класса по всем дням недели. Оленька ещё посещала кружок рисования по настоянию Людмилы Владимировны два раза в неделю и в эти дни она возвращалась домой всегда одна и на два часа позже обычного.

   В этот же день Николай Васильевич дождался конца уроков и с бьющимся сердцем стоял и ждал появления Оли у школьной ограды. Пожалуй, что причину волнения он и объяснить бы не мог. Дедушка в 70 лет и 13-летняя девочка, казалось бы, чего тут волноваться? А оно было. Было потому, что у него были большие планы, как и сомнения тоже. И удастся ли их осуществить?..

   Прозвенел звонок и через какое-то время стали появляться школьники. Их было немного, так как закончился всего четвёртый урок, а в других классах был и пятый и ещё и шестой. Среди кучки девочек показалась и Оля. Она отделилась от этой стайки своих одноклассниц и направилась к той калитке, где стоял Николай Васильевич. Подойдя ближе и увидев его, она удивилась, а потом улыбнулась и поздоровалась.

   – Здравствуйте!

   – Ты домой? – спросил он, как можно спокойнее.

   – Она кивнула утвердительно.

   – Возьмёшь меня в попутчики? – спросил Николай Васильевич осторожно.

   Она посмотрела на него внимательно и снова кивнула утвердительно. Пройдя несколько шагов рядом, он тут же спросил:

   – А ты по какой ходишь обычно дороге: по верхней или по нижней?

   – По верхней, – ответила она, заметно удивившись такому вопросу.

   – А я всегда по нижней. – Сказал Николай Васильевич. – Там, за сопками, не так сильно дует ветер, да и дорога ровнее. Давай сегодня пойдём по ней?!

   – Давайте.

   Голос Оли был немного непривычным для него. Ей исполнилось 13 лет и, по всей вероятности, началась ломка голоса. Он стал у неё совсем не детским. Всё это его несколько смутило, но не надолго. Вскоре они уже шли нижней дорогой, что вилась у подножия сопок и была защищена ими от северных ветров, которые зимой проникали не только в грудь, но и в душу, заставляя даже чувства леденеть, погружаться в выжидательный сон.

   Оленька ещё носила ранец и всегда смотрела прямо себе под ноги. От этого она казалось несколько сутулой, но только на первый взгляд. Присмотревшись, можно было заметить, что она сосредоточенно о чём-то думает и не хочет, чтобы окружающий мир отвлекал её. Именно так она и шла рядом со Николаем Васильевичем, отрешённая и думающая о чём-то своём. Её согласие пойти с ним, да ещё по непривычной дороге, опиралось на добрые их отношения в те недолгие моменты, когда он её, и мальчиков фотографировал или обсуждал потом получившиеся фотографии. Делал он это совершенно бескорыстно, из одного личного любопытства. Их опекуны были сами не свои до дарового, так что это был единственный способ получить возможность общаться с этими детьми.

   Некоторое время они шли молча, но вот он решил нарушить молчание.

   – Скажи, Оленька, ты уже мечтаешь о том, кем стать, какую специальность выбрать для себя?

   – Серьёзно пока ещё не думала. Людмила Владимировна мне сказала, что я могу стать врачом, хирургом, но ведь это столько учиться нужно?

   – А тебе не нравится учиться?

   – Почему? Нравится.

   – Но ты, говорят, немножко сейчас «сбавила обороты» в учёбе?

   – Кто это говорит?

   – Да всё та же Людмила Владимировна.

   – А вы с ней говорили обо мне?

   – Да.

   – Зачем?

   – Ты, пожалуйста, не сердись на меня за это. Мой интерес имеет вполне конкретное оправдание. Понимаешь, Оленька, я очень хочу тебе помочь.

   – В чём?

   – Да во всём, но, прежде всего, конечно, выбрать будущую специальность для тебя. Понимаешь, для девочек это очень важный вопрос. Если мальчики, в последствии, имеют возможность изменить свою профессию и не раз, то у девочек с этим очень часто возникают трудности.

   – Какие?

   – Ну, как какие? Самые обыкновенные. Женщины так устроены от природы, что лет до двадцати стараются уже выйти замуж, а это дети, забота о них и так далее.... Сами понимаете, что тогда уже не до учёбы. По этой причине и нужно профессию девочкам выбирать сразу ту, в которой ей будет интересно трудиться и творчески реализовать себя. Знаешь, человеческое счастье состоит из двух составляющих: личного счастья и из возможности творчески реализовать свои природные дарования. Так вот, если профессия твоя позволит тебе реализовать свои творческие способности, то уже половину счастья человеческого ты себе обеспечишь. Я вот слышал, что ты любишь рисовать – это так?

   – Да.

   – А что тебе больше всего нравится рисовать?

   – А композиции всякие...

   – Это как?

   – Улицу, например, или кусочек её, но так, чтобы были люди, прохожие – чтобы она была живой.

   – Понятно. Это замечательно. Это говорит о твоей природной наблюдательности, хотя, ты идёшь всегда, опустив голову, и кажется, что ничего и никого не замечаешь?

   – Нет, я посмотрю и тут же увиденное представляю на рисунке – как бы я нарисовала это, понятно?

   – Конечно. И я ещё больше убедился, что не зря решился тебе помочь выбрать профессию.

   – А как?

   – Видишь ли, Оленька, по первым признакам одарённости от природы выбирать профессию ещё рано. Нужно тебе побольше узнать вообще о других профессиях и тогда можно будет сделать более осознанный выбор. Как показывает жизнь, по мере взросления человека, меняются и его вкусы, и представления о жизни, о труде вообще, так что просто необходимо побольше узнать об этом, обо всём.

   – Но как? Меня из дома-то не выпускают почти. Как вы мне поможете?

   – Из любой ситуации всегда можно найти выход. Например, я могу, для начала, встречать тебя из школы и по дороге мы успеем о многом поговорить. Кроме этого, я буду давать тебе читать книги, а потом мы будем их обсуждать.

   – И это как-то поможет?

   – Ты молодец, что задала такой важный вопрос, а то я сразу перескочил, как говорят: «через пень в колоду».

   – А что это значит?

   – Это значит, что какой-то чудак решил перепрыгнуть через пень, а что за ним не посмотрел. А за ним оказалась колода, т.е. полый пень, в котором обычно дикие пчёлы свивают свои гнёзда. Вот туда-то он и угодил.... Но, собственно, я не об этом. Вот скажи, ты любишь читать книги?

   – Не очень, да и времени на них нет.

   – А на телевизор время находится?

   Оля посмотрела на него и улыбнулась в знак подтверждения факта и добавила:

   – Телевизор мы все смотрим.

   – А какие передачи?

   – Да, иногда мультики, но, в основном, что папа захочет – он выбирает. Ему нравятся страшилки или фантастика с космическими войнами.

   – Понятно. А ты сама понимаешь, что все эти ультра сказки не развивают человека, а делают его ещё глупее?

   – Понимаю. Но что делать?

   – Если действительно понимаешь, то не трать время на просмотр этих глупостей, а лучше найди укромное местечко и почитай книгу.

   – У меня есть своя маленькая комнатка. Её отгородили от комнаты мальчишек.

   – Вот и прекрасно – пользуйся ею с пользой для себя. Когда ты научишься читать и понимать книги, никакие страшилки и глупые фантазии тебе уже не будут интересны.

   – А я умею читать.

   – Читать – да, но книги ещё и понимать нужно, иначе они и будут казаться неинтересными. Ну, во-первых, ты должна понять, что телевидение, как вид искусства учит человека видеть, а книги думать. Тебе понятна разница?

   – В общем да, но не очень.

   – Ну, об этом мы ещё поговорим. А для начала, ты скажи мне, согласна ли ты, чтобы я тебя встречал у школы и потом мы вот так шли и разговаривали?

   Оленька кивнула утвердительно, но потом, словно спохватившись, добавила:

   – Вот только бы наши не узнали. Начнутся подозрения, придирки, расспросы: что говорили, о чём говорили, про кого....

   – Неужели это так? – удивился Николай Васильевич.

   – Да, – подтвердила Оля и прокомментировала, – они боятся, что люди будут настраивать нас против них.

   – Глупость какая, – произнёс Николай Васильевич, – все же понимают, что воспитывать чужих детей не просто. Тут дело в другом. Вот, скажем, меня что беспокоит?.. Меня беспокоит, что конкретно могут дать такие опекуны, как Игорь и Татьяна, детям, если они сами, как свидетельствуют все учителя, кто их учил, учились очень плохо? А время сейчас требует от каждого человека, кто хочет благополучно устроить свою судьбу, максимально возможные знания и, главное, умение что-то хорошо делать. А ты сама говоришь, что даже фильмы они предпочитают смотреть больше детские, чем взрослые. Взрослые, особенно старые фильмы, действительно развивают, заставляют думать, учиться переживать, учат культуре поведения и учат следовать принципам. Без этого человек не может состояться, как человек с большой буквы. Ты понимаешь меня?