Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

   Какое-то время они шли молча, думая каждый о своём, и первой заговорила Оля.

   – Знаете, Николай Васильевич, чем ближе к взрослой жизни, тем больше вопросов у меня возникает. Я думала, что по мере обучения в школе, этих вопросов будет всё меньше и меньше, а на самом деле – всё наоборот.

   – Это ты правильно заметила. В жизни так оно и есть. По этой причине умные люди и сделали заключение, что человек, если, конечно, он человек, должен учиться всю жизнь. В процессе познания всё так устроено, что всякое новое знание даёт как бы ключик к следующему и т.д. Идёт такой непрерывные цепной процесс, в котором все звенья знания тесно связаны друг с другом. И обрывать нельзя – остановится движение вперёд. Человек будет сначала топтаться на месте, а потом покатится назад.

   – Но почему тогда дети богатых людей, как вы говорите, не хотят овладевать этими знаниями – у них же все условия для этого есть?

   – Условия – да. А вот желания нет. Они готовят себя к тому, чтобы владеть богатством, которое им должны оставить родители, а для этого, как им кажется, большого ума не нужно.

   – А разве это не так?

   – В том-то и дело, что не совсем так. Но именно по этой причине и идёт процесс разорения более неумелых, и более бедных предпринимателей. И этот процесс непрерывен. В итоге, в целом, в мире, количество владельцев капитала постоянно сокращается, а разорившиеся переходят в разряд служащих в различных системах более крупного капитала.

   – Как всё сложно!?

   – Сложно, Оленька. Но мне и хочется, чтобы тебя эти сложности не пугали. А чтобы ты в них разбиралась и умело ориентировалась. И я надеюсь, что ты понимаешь, что для этого нужно время, что этому тоже нужно учиться постепенно, но настойчиво. И вот ещё что мне хочется сказать. Ты не должна верить тем, кто говорит, что можно и без этих знаний заумных прожить. Это люди, которые сами сдались собственной лени в плен, и хотят и других обратить в свою бездеятельную, бесполезную и бесплодную веру. Для того, чтобы быть просто обывателем действительно ума много не нужно – просто живи одним днём и с кем попало, верь всему, что говорят по телевидению и всё принимай за правду. На самом деле эта «правда» отражает только интересы тех, кто нами управляет и, фактически, владеет. Но по-настоящему человек должен так жить, чтобы суметь раскрыть все те дарования, которые заложила в него природа. Это трудно, но каждая очередная победа в такой жизни делает человека счастливым, и счастливым по-настоящему.

   Тем временем они подошли к тому месту, где им следовало свернуть на другую тропу и спуститься с сопки. До этого они шли вдоль полей, преодолевая небольшой подъём. Теперь тропа стала круто спускаться вниз. Николай Васильевич шёл первым и в каждом месте спуска, где открывался красивый вид, он останавливался и давал Оле возможность вглядеться в эту красоту таёжной глуши, где буквально в пятидесяти шагах от них была лисья нора и она преспокойно жила там со своим выводком.

   Наконец, они спустились вниз и, пройдя ещё метров двести, вышли к «Солдатскому мосту», через который им предстояло перейти. Заметив знакомую дорогу, Оля сразу погрустнела. Идя по незнакомым местам, она невольно отвлеклась от домашних постоянных переживаний, когда живёшь и не знаешь, что тебя сегодня ждёт дома. И всё её внимание было направлено на то, о чём они говорили. В ней всё включилось в полной мере её духовного начала. А тут всё снова вернулось к ежедневной домашней тревоги и непредсказуемости.

   Николай Васильевич решил поддержать её.

   – Не грустите, Оленька! Через день мы снова пойдём этой же дорогой и найдём тему для беседы не менее интересную, чем сегодня.

   – Мы снова просто поговорим, – произнесла грустно Оля.

   – А тебе это не нравится?

   – Нет, что вы?! Мне каждого разговора нашего хватает на все последующие дни. Я всё потом ещё раз обдумываю. Вы мой настоящий учитель по жизни.

   – Мне это приятно слышать, но вот, мы уже пришли – мне пора поворачивать на свою тропинку. До следующего раза! Не грусти и не печалься. Мы обязательно найдём выход из твоего положения.

   – Когда мне стукнет 18 лет?

   – Нет, гораздо раньше.

   – Этого не может быть.

   – Может. И об этом мы и поговорим в следующий раз.

   Дома Николай Васильевич рассказал всё Анне Сергеевне. Она выслушала его и посетовала, что он не поговорил с Олей о самом главном вопросе, который теперь касался и её личной судьбы.

   Нет, она, конечно, не сомневалась в своём муже, да и их жизнь подтвердила, что он нормальный и надёжный человек. Но всё-таки, предлагаемый им вариант, несколько озадачил её. Не очень-то хотелось навлекать на себя всякие подозрения, косые взгляды и суды-пересуды.

   И в душе Анны Сергеевны поселилось сомнение. С одной стороны она очень хотела помочь несчастной девочке, но с другой – все неудобства, связанные с этим: развод в их возрасте, граничащий с безумием; женитьба мужа, пусть и фиктивная, но ведь только для них она будет фиктивная; появление в доме третьего человека и совсем не известно какого; наконец, девочку придётся брать на свои хлеба, то есть урезать свои свободные расходы, – всё это беспокоило и волновало Анну Сергеевну.

   Правда, она старалась виду не подавать, но в душе появилось неприятное беспокойство. А поскольку они с Николаем Васильевичем поженились, любя друг друга, то, вполне естественно, что вскоре Анна Сергеевна перешла в частоту биополя супруга и они стали чувствовать состояние и настроение друг друга. Николай Васильевич был её первым и единственным мужчиной, а это, как теперь свидетельствует наука, и есть необходимейшее условие счастья в семье.

   И именно такие люди очень остро переживают несчастья других людей, особенно, слабых и незащищённых. Такое сочувствие и подталкивало обоих к таким неординарным шагам, чтобы помочь Оленьке. Однако, решения не всегда даются легко и просто. С такой сложностью в её духовном состоянии и столкнулась Анна Сергеевна.

   Следующая встреча Николая Васильевича и Оли произошла в новом условленном месте. Идя к магазину Афанасьевых, Оля полностью поняла, почему Николай Васильевич назначил именно это место для их встречи. Её не видно было из окон школы, когда она шла к магазину, и потом их обоих тоже не было видно, когда они шли верхней дорогой к охотничьей тропе. Это ей особенно понравилось. Теперь её братья, не смогут следить за ней и доносить мачехе о том, куда и с кем их сестра направилась.

   Николай Васильевич был в этот раз с тростью в руках и Оленька, поздоровавшись, тут же спросила.

   – А это зачем? – и указала на трость.

   – Ты не забывай, Оленька, сколько мне лет. В нашем возрасте нет-нет, а что-нибудь, вдруг начинает пошаливать. Так, сегодня с утра у меня стал пошаливать сидалишний нерв, а из-за этого время от времени немеет нога. Вот я и беру с собой третью «ногу» на всякий случай.

   – Понятно. Но, может быть, нам пойти всё-таки более короткой дорогой?

   – Не бойся, я постараюсь не упасть.

   – Да я не об этом, а просто вам больно, наверное?

   – Иногда бывает, но я уже привык с нею справляться. В магазин же мы всё равно ходим – больше некому.

   Оля приняла понимающее выражение лица и они молча направились по своей дороге. Николай Васильевич очень хотел сделать так, чтобы эта таёжная дорожка запомнилась Оленьке навсегда. Для этого он старался говорить с ней о том, что её интересует, но иногда и подкидывать ей какой-нибудь наводящий вопросик, чтобы пробудить интерес к тому, о чём она и понятия не имеет. Прошлый раз он подкинул ей идею нового направления их разговора, но сейчас выжидал, уловила ли она его суть и проявит ли к нему интерес. Но она спросила.

   – Николай Васильевич, прошлый раз вы сказали, что есть какой-то вариант для меня, чтобы избавиться от крепостного права мачехи. Это была правда?

   – Правд, Оленька, да и какой смысл мне тебя обманывать? Но тут есть одно серьёзное «но» и, прежде чем мы об этом поговорим, я снова тебя спрошу, сможешь ли ты удержать наш разговор в полной секретности, чтобы ни одна душа об этом не узнала?

   Оля подумала и ответила серьёзно.

   – Я думаю, что смогу. Молчу же я со всеми и ни с кем, кроме вас, не разговариваю теперь о том, что она вытворяет со мной.

   – Простите, Оленька, но почему вы ни с кем не говорите больше?

   – А потому, что они меня все предали прошлый раз, когда собирали подписи, чтобы нас вернули к мачехе. Тогда все подписались в её пользу. Выходит, что верить никому нельзя.

   – Вот, именно по этой причине, я и хочу взять с вас слово чести, что вы никому не скажете о наших планах.

   – Я даю такое слово!

   – Тогда слушайте. Я был у юриста специально по вашему делу. Он мне разъяснил ситуацию и вот, что предложил проделать.... Только один вопрос, вам когда исполняется 14 лет?

   – Через полгода.

   – Так вот, когда вам исполнится 14 лет, вы получите паспорт и по нашему законодательству вы уже сможете выйти замуж, а, выйдя замуж, становитесь самостоятельным человеком и власть опекунов над вами просто исчезнет.

   – То есть, вы мне предлагаете выйти замуж..., но за кого?

   – А что, у тебя нет никого на примете? – спросил в шутку Николай Сергеевич.

   – Да я даже и не думала об этом, да и кому я нужна в таком возрасте и в таком положении: без образования и профессии.

   – В этом ты, конечно, права. – Шутливым тоном произнёс Николай Васильевич и, вдруг, остановился, взял свою трость в обе руки, как гимнастическую палку, и стал наклоняться к земле. Он проделал несколько таких наклонов, пока не достал руками земли, потом выпрямился, перевёл дух и сказал.

   – Вот, видишь, как приходится себя приводить в норму. Когда ногу перестаю чувствовать, то поделаю такие растяжки и отпускает.

   Оля и с любопытством, и с испугом наблюдала за всем.

   – Так не всегда бывает, а только иногда и, как я полагаю, связано это как-то либо с переменой погоды, либо с состояние магнитного поля, – утешил её Николай Васильевич.

   Они пошли дальше, но чуть медленнее, так как Николай Васильевич шёл уже опираясь на трость. Немного погодя Николай Васильевич продолжил разговор.

   – И так о твоей ближайшей судьбе. Мы с Анной Сергеевной всё обсудили и хотим предложить тебе следующий вариант. Ты можешь выйти замуж за меня.

   – Что? – искренне испугалась Оля.

   – Только не пугайся, пожалуйста. Всё это будет только на бумаге и в документах, так сказать, брак будет фиктивным. Но, как моя законная жена, ты сможешь переехать к нам и жить у нас. Спокойно доучишься и профессию себе выберешь.

   – Да, но вы же женаты на Анне Сергеевне?

   – Мы с ней, ради такого случая, можем взять развод. На наши отношения уже ничто не может повлиять – мы 47 лет вместе, а тебе, девочка, поможем.

   Оля шла обдумывая всё услышанное и вид у неё был таким растерянным, словно её облили холодной водой и она просто не знает, что делать дальше. Но, вдруг, она спросила.

   – Николай Васильевич, а как же с деньгами – на меня же не будут выплачивать пособие?

   – Оленька, мы с Анной Сергеевной всё просчитали и получилось, что наших двух пенсий хватит, чтобы нам втроём прожить, не роскошно, конечно, но вполне прилично. Нам огород наш помогает – практически все овощи даёт, так что мы тебя прокормим и оденем, не беспокойся. А когда тебе понадобится, мы и с тобой оформим развод и ты вновь будешь вполне свободной девушкой.

   – Да-а!.. – Произнесла Оля и добавила. – Я просто не ожидала такой поворот.

   – Конечно, в твоём возрасте я такую информацию тоже воспринял бы, как неудачную шутку, злую шутку. И я сейчас, когда шёл к юристу, даже не думал о таком. Я хотел узнать, нет ли возможности отсудить тебя у этих опекунов. А она меня, юрист была женщина, сама ошарашила подобным предложением, сказав, что отсудить – значит собирать показания свидетелей, а люди у нас сейчас такие, что могут пообещать, а потом отопрутся от своих слов и стыдно не будет. И потом, опекуны тоже будут своих свидетелей собирать, да ещё таких, которые подтвердят, что ты неоднократно кидалась с ножом на мачеху только за то, что та заставляла тебя, скажем, чистить зубы.

   Оля рассмеялась, согласно кивая головой, потом спросила.

   – А подумать мне можно?

   – Оленька, конечно. Ты сказала, что у тебя день рождения через шесть месяцев. Так вот, по меньшей мере, три из них можешь думать и потом своё решение мне сообщишь.

   – А почему именно три месяца?

   – Ну, чтобы нам с Анной Сергеевной успеть развестись заблаговременно. Чтобы не получилось, что мы с ней сегодня разведёмся, а на завтра пойдём уже регистрировать наш липовый брак. Это же может вызвать подозрения и всякие препятствия – зачем они нам?

   – Понятно. А учиться я потом смогу?

   – Конечно. Школу ты закончишь обязательно, а о профессии будем всё это время думать, искать. Правда, в Москву или за границу мы тебя отправить не сможем – просто материально не потянем, но в Благовещенск, если, к тому же, ты будешь получать стипендию, мы тебя отправить сможем и выучить, хоть на врача-хирурга.

   Оля согласно кивнула, а Николай Васильевич продолжал.

   – Нужно будет тебя как-нибудь с Анной Сергеевной моей познакомить, чтобы у тебя не было никаких сомнений, что мы вместе приняли такое непростое решение.

   – Так, а я с ней знакома.

   – Каким образом? Она мне ничего не говорила об этом.

   – Мы шли как-то вместе: она из магазина, а я из школы. Шли и всё время разговаривали.

   – О чём, если не секрет?

   – Она расспрашивала меня о моей прежней жизни, в той семье, где я родилась. И я рассказывала всё, что помнила.

   – Так вот почему Анна Сергеевна так быстро согласилась на эту авантюру, чтобы тебе помочь. Она, оказывается, тебя сама лично знает.

   – Мне она очень понравилась. Сразу видно, что образованная женщина и говорит всё правильно, и вопросы интересные задаёт.

   – Видишь ли, Оленька, по уровню образования у нас с ней имеется некоторая разница. Но мы живём вместе и так уж получилось, что установился такой порядок, при котором мы постоянно обмениваемся информацией, все неизвестные слова и понятия тут же стараемся посмотреть в словаре и узнать точное их значение, а потом обменяться новыми сведениями. В этом у нас даже некая конкуренция – кто вперёд что узнает. Если ты с нами поживёшь года три до института, то ты сама как бы получишь дополнительное образование от общения с нами. Вот я расскажу такой случай из нашей жизни. Мне припомнилось, что, когда в детстве моя мама на меня сердилась за что-нибудь, она часто говорила: «Сейчас получишь по бергамотинке». И я однажды употребил это выражение по отношению к сыну. Мы, помнится мне, конечно, посмеялись над таким выражением, а Анна Сергеевна не поленилась и посмотрела в словаре Брокгауза и Эфрона, что означает это слово. Оказалось, что «бергамот» – вид груши, довольно мелкой и плоской, а не круглой, как классические груши.

   – Груши? – удивилась тоже Оля.

   – Да. И я всё думал, почему название этой фруктины стало употребляться, как иносказательное? И, в конце концов, решил, что маленькое детское личико просто сравнили с уменьшенной грушей и назвали его ещё уменьшительной формой: не бергамот, а бергамотинка.

   Оленька с интересом всё слушала и было видно, что всё это оседает в её милой симпатичной головке. Острота восприятия всего нового и интересного в ней была развита чрезвычайно. И это только убеждало Николая Васильевича, что он не ошибся в ней. Что всё, чему он собирался её научить, не нужно будет ей вдалбливать, как другим. Она всё схватывает сразу и сама успевает додумать все тонкости и детали объясняемого.

   Тем временем они незаметно добрались до той тропы, у которой их пути расходились. Они попрощались и пошли, каждый своим путём. Оглянувшись, Николай Васильевич увидел, вдруг, что Оля помахала ему рукой. Это случилось впервые, что он принял за признак появления в душе этой девочки особого расположения и к самому Николаю Васильевичу, и к его добровольной миссии, и к предложению, которое давало некоторый просвет в её нелёгкой судьбе.

   Уже стало традицией, что дома Николай Васильевич давал подробнейший отчёт об очередной прогулке с Олей. Так уж сложилось, что своих внуков у них не было, а потребность трансформировать в кого-то свои накопленные знания и умения жила и постоянно о себе напоминала. Казалось бы, живут два пожилых человека, достаточно обеспечено и какое им дело до чьих-то там детей. А им есть это дело, так как они люди, так как они воспитаны старым советским временем, которое учило не индивидуализму, а коллективизму. С малых лет люди уже знали, что индивидуализм главный признак буржуазной идеологии, а коллективизм – коммунистической. Сочувствие, сопереживание и, наконец, активное участие в судьбе других людей – были нормой всех нормальных людей. Исключения, конечно, были, и их было немало, но тон в общественной жизни задавали коллективисты.

   Теперь всё изменилось в обратную сторону. Индивидуализм стал просто душить малейшее проявление коллективизма. Собственные материальные интересы супругов Кондратенко затмили им судьбы детей, за воспитание которых они и получают деньги. Но какое воспитание без души и сердца – никакого. И получается, что дети сами по себе, опекуны сами по себе. Они решают свои задачи, отстроились, обустроились, а дети, при этом, только как работники. Растут они себе и развиваются сами, как деревья в лесу – где свободное место, туда и ветка тянется. Вот и получается, что у одного ветки туда все направлены, у другого совсем наоборот, а у третьего все ветки в разные стороны.

   Анна Сергеевна тоже всё это понимала. Понимала она так же, что девочка, за которую они переживают, нуждается в конкретной помощи, в конкретных решительных шагах. И тут было несколько причин. Оленька уже была в том возрасте, когда начинает формироваться в окончательном виде личностная основа индивидуума. За следующие три-четыре года из неё могут сделать человека с большой буквы, стремящегося к благородным целям, а могут сделать обыкновенную деревенскую девку, ленивую и малообразованную. И всё это будет зависеть от того, с кем и как она будет общаться, кто будет закладывать в её душе духовное начало, которое впоследствии и ведёт человека по жизни.

   Она сама, в своё время, могла выбрать совсем другую судьбу для себя, если бы не счастливый случай, который свёл её с Николаем Васильевичем. Он оказался очень интересен для неё. Обладая изобретательной творческой натурой, он всю их жизнь так организовал, что искусство занимало в ней значительное место. Музыка, театр, живопись, ландшафтная архитектура, – всё, что может дать такой прекрасный город, как Ленинград, – было ими впитано в себя в полной мере. И даже сейчас, когда они жили в большом отдалении от этого всего, всё приобретённое ранее осталось с ними.

   Они прекрасно знали всех выдающихся артистов своего времени, отлично понимали их роли, которые невольно становились частицей их самих, – всё это делало их жизнь здесь такой же наполненной, как и там, в далёком Ленинграде. Местные соседи только недоумевали. Кое-кто из них даже крутил пальцем возле виска, когда речь заходила об Николае Васильевиче и Анне Сергеевне, мол дураки – променяли такой город на нашу глушь. Но они только смеялись над этим. Всё прожитое было с ними. Всё, что накопили их души, было с ними и ставило их невольно на совершенно иную ступень самосознания и осознания собственного достоинства.

   Николай Васильевич не уважал категорию туристов, которые ездили по разным местам только для того, чтобы отметиться, что он там был. Таким «путешественникам» новые места ничего не прибавляли. И только люди, имеющие надёжный контакт с собственной ноосферой, способны понимать и вбирать в себя всё прекрасное. И это обогащало их духовное начало, делая скрытое доброе дело.

   Общение с Олей показало, что она пока далека от понимания многих житейских тонкостей, помогающих быть доброй и счастливой. Её детство и, начинающаяся юность пока наполнены борьбой за существование, борьбой за выживание. Тонкость её душевной конституции никого в её приёмной семье не волновала и не интересовала. Они все жили одним днём и чем этот день будет наполнен никого не волновало. Её отчим любил смотреть американские страшилки и ужастики, и выше этого вида киноподелок, он никогда не поднимался. Он не прочёл ни одной книги и нестесняясь признавался, что сам не в ладу с буквами. И супруга его была достойна своего избранника. Они словно нашли друг друга.

   В связи с этим, Николая Васильевича очень интересовал вопрос, как же отдают детей в семью, которая никак не соответствует уровню генофонда детей. Даже если подходить к этому чисто формально, и то – детей горожан, пусть даже пьющих, отдавать на воспитание в деревенские условия – это нарушать ход природного естественного отбора, и противодействовать законам эволюции. Впрочем, ещё столько несуразностей в жизни, столько необдуманных действий, правил и традиций, противоречащих природным правилам, что природе в пору наслать на земное человечество очередной всемирный потоп.

   Потом они вспомнили случай с их соседями, когда их последняя дочь, обозлившись на родителей, убежала из дома и превратилась в шлюху. А всё произошло из-за глупости и тупости родителей, а так же из-за их незнания природных правил. Поженились они почти сразу после школьного выпускного вечера. Казалось бы, что первая любовь, муж – первый мужчина – это очень важно, но..., несовместимость гороскопических данных сказались почти сразу. И началась жизнь, полная ссор, раздоров и скандалов, потихоньку перешедшая в алкогольное пристрастие. Три дочери, три девочки всё это наблюдали в непосредственной близости и все три убежали из такой семьи, но каждая по-разному. Старшая просто замуж, вторая забеременела и подалась в гражданский брак, плавно перешедший в распутную жизнь. Третья ещё училась в восьмом классе, когда начала активную половую жизнь с одноклассниками. От них она и забеременела, но мать настояла на прерывании беременности, после чего молодке уже беременность больше не угрожала. А раз так, то и началась её беспутная жизнь, приносящая родителям только одни неприятности.

   Именно повторения такой судьбы для Оленьки и не хотели Анна Сергеевна и Николай Васильевич. Когда они переговорили обо всём этом, то решили, что на следующую встречу с Олей пойдёт Анна Сергеевна. Честно говоря, она не знала, о чём будет с ней говорить, но она просто хотела побыть с нею рядом ещё раз.

   Оля, увидев Анну Сергеевну на том месте, где всегда её ожидал Николай Васильевич, очень удивилась и даже несколько смутилась. Но Анна Сергеевна, приветливо улыбнувшись, сказала.

   – Здравствуй Оленька! Николай Васильевич немного приболел, и сегодня я буду вашей собеседницей. Ничего?..

   – Конечно. Здравствуйте!

   – Ты только покажи, какой дорогой нам идти, а то Николай Сергеевич мне что-то объяснял, но я не всё поняла – у меня как раз борщ варился и не до объяснений было.

   – Оля молча показала рукой, как бы приглашая Анну Сергеевну следовать в указанном направлении, и они пошли рядом друг с другом. Когда миновали дома и вышли на охотничью дорожку, Анна Сергеевна спросила.

   – Скажи Оленька, это правда, что тебе пришлось полежать в психушке?

   Оля посмотрела на неё с опаской и кивнула.

   – Ты прости мне моё любопытство, но мы, когда узнали об этом, то были просто в шоке. Мы же хорошо вас всех знаем и, если кого и нужно было туда определить, так это, простите, вашу мачеху. Но как это с тобой случилось?

   Оля отвернулась в сторону и какое-то время они шли молча. Тогда Анна Сергеевна сказала.

   – Оленька, если тебе не хочется об этом говорить, то не будем этой темы и касаться.

   – Нет, не по-этому – мне очень хочется кому-нибудь об этом рассказать, но это не так просто. Как я начинаю об этом вспоминать, то сразу плакать хочется.

   – Ну и не будем это вспоминать, – стала успокаивать её Анна Сергеевна, но Олю уже было не остановить. В ней появилась уверенность, что именно сейчас она может рассказать всё – есть кому пожаловаться на то, как её обидели люди, как обманули её надежды. Она, ведь, бежала к ним в надежде, что они защитят.

   – В тот день, – начала рассказывать Оля, – мачеха три раза ко мне придиралась и всё из-за ерунды всякой. В последний раз меня уже стало всю трясти. Я не помню точно, но, кажется, я что-то кинула в неё. Она отшатнулась и я, схватив одно пальто, выскочила на улицу. Я не плакала, как обычно, но слёзы всё время текли и я бежала изо всех сил – боялась, что догонят.

   – Ты куда-то конкретно бежала или в никуда? – уточнила Анна Сергеевна.

   – Сначала наугад, но потом вспомнила про свою одноклассницу, Лену Маркушеву. Она тоже в приёмной семье живёт, но у них опекуны совсем другие. И я забежала к ним и упала – сил уже не было. Потом меня они стали расспрашивать и я всё рассказала, как есть. На следующий же день за мной приехали из органов опеки и увезли меня в интернат. Я не хотела этого. Всё просила оставить меня у Маркушевых, но они сказали, что по закону не имеют права на это. В общем, всё как-то так закрутилось, что всё меня стало раздражать. Никогда я такой злой не была, а тут я злилась на всех – они все были мои враги. Вы не понимаете, как плохо. Когда чувствуешь себя в окружении одних врагов и заступиться даже некому.

   Последние слова она просто выпалила и расплакалась. Анна Сергеевна обняла её и прижала к себе. Несколько секунд Оля стояла скованная и напряжённая, боясь ответить на порыв нежности Анны Сергеевны, но вот она, словно очнувшись, вся размякла и тесно прижалась к её груди. Ещё через несколько секунд, её словно прорвало – она так зарыдала, уткнувшись ей в плечо, что не было сомнений, что это был совершенно неожиданный приступоподобный прорыв чувств. Хорошо, что они были в лесной зоне и их никто не видел.

   Наконец Оленька выплакалась и стала извиняться.

   – Простите меня, пожалуйста! Сама не знаю, как это меня, вдруг, так разморосило.

   – Да что ты, Оленька! – успокаивала её Анна Сергеевна. – В твоём положении это вполне нормально. А то, что ты выплакалась, так это вдвое хорошо – тебе теперь спокойней будет. Носить беду или обиду в себе всегда труднее, поверь мне. Теперь, если что, ты всегда можешь прийти к нам, прямо ко мне и выплакаться вволю. И пока мы тебя не заберём к себе, ты так и будешь делать.

   – А вы тоже этого хотите?

   – Конечно! Чего бы я сейчас здесь делала в противоположном случае?

   – А я думала, что только Николай Васильевич хочет это сделать и боялась, что вы будите против.

   – Нет, мы с Николаем Васильевичем живём уже 41 год вместе и всегда всё делаем тоже вместе. Так что, тебе нечего опасаться. Если нам удастся это провернуть, то ты будешь только по паспарту числиться его женой, а жить будешь с нами, как наша дочь, если, конечно, ты сама пожелаешь. Тебе нужно учиться – вот ты и будешь этим заниматься.

   Они стали уже спускаться вниз с сопки. Шли рядом и Анна Сергеевна, обняв Олю за талию, как бы поддерживала её. Оля вообще в это время испытывала какие-то странные чувства, которых раньше у неё не было. Она уже забыла, когда её ласкали и обнимали – и от этого слегка кружилась голова. Что-то доброе и тёплое, просыпалось у неё в груди. И эта чужая когда-то женщина, становилась родной и близкой.

   Ведь она ничего особенного не сделала, но каждое прикосновение её руки вызывало в Оле ответную реакцию тепла. Ей хотелось уткнуться лицом в эту добрую руку и снова плакать от непонятного счастья. Николая Васильевича она ещё в силу своего детского представления, детской защитной реакции всегда стеснялась, помимо своей воли. А Анна Сергеевна, словно совершила чудо – душа Оленьки, буквально сжатая в тесный комочек, стала вдруг раскрываться, хоть на короткие мгновения, пока они шли рядом. И это было ново для Оли.

   Так они шли до тропинки, по которой всегда уходил Николай Васильевич. Остановились и Анна Сергеевна сказала.

   – Вот эта тропинка приведёт тебя прямо к нашему крыльцу. Если что, смело шагай. Собачку нашу мы после обеда, это в половине двенадцатого, всегда сажаем на цепочку. Если дверь наша закрыта будет, там есть кнопка звонка. Позвонишь и мы тебя встретим. Приходи!

   – Спасибо, – поблагодарила Оля и, по прощавшись, пошла дальше по дороге к тому дому, где она сейчас жила, или, как она сейчас стала думать, отбывала свой срок приговора судьбы.

   На следующую встречу пошёл сам Николай Васильевич. Анна Сергеевна ему всё рассказала в тот день и он был рад, что им удалось разбудить в душе этой девочки нормальные человеческие чувства, которые и делают человека добрым, отзывчивым и способным любить. И одна мысль всё время вертелась в сознании Николая Васильевича, что Оленьку теперь нужно готовить ко взрослой жизни. Это было не так просто, как казалось порой, но пытаться нужно было и прямо сейчас, чтобы не упустить момент.

   После встречи Оли с Анной Сергеевной, Николай Васильевич уже невольно ждал какого-то маленького чуда и не обманулся. В этот раз Оля пришла совсем другой. Она улыбалась ему, как старому знакомому или, как доброму приятелю. Они поздоровались и пошли привычной дорогой.

   Николай Васильевич сам начал разговор.

   – Ну, как тебе Анна Сергеевна? Она не разочаровала тебя?

   – Нет, что вы!? Я даже не думала, что бывают такие добрые женщины. Она мне теперь, как подружка – всё хочется ей рассказывать.

   – Я очень рад этому. Тебе проще будет принять решение по нашему предложению, хотя оно и необычное, но в твоей жизни вполне допустимое.

   – Это всё так, но я вот боюсь, как у меня всё будет потом – смогу ли я выйти замуж по-настоящему?

   – Почему нет?

   – Но, как я понимаю, на замужних женщин молодые люди смотрят по-другому.

   – Вот мы и устроим ему сюрприз.

   – Как это?

   – Об этом мы обязательно ещё поговорим, но в другой раз. Сегодня я хочу с тобой поговорить об основах семейного счастья. Пусть тебя не удивляет такая формулировка. Проблема семейного счастья – проблема века нашего несчастного. Стоит только оглянуться вокруг и поискать счастливую семью, чтобы поверить в то, что таких и в природе не существует.

   – Совсем-совсем нет? – удивлённо спросила Оля.

   – Почти. Такие семьи крайне редки. Та статистика на этот счёт, которую нам удалось собрать во время исследовательской работы, дала нам возможность сделать такое заключение.

   – А кому – вам?

   – Той группе исследователей, в которой и я работал. Так что, как понимаешь, то, что я сейчас тебе буду говорить, не родилось на пустом месте, а является плодом наших исследований. Но начнём с самого начала – что такое счастье? Как ты думаешь?