Текст книги "Жизнь-копейка (СИ)"

Автор книги: Роман Силантьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

   – Видишь ли, от того, понимаешь ли ты это или нет, и зависит понимание очень многих явлений в нашей жизни. И это не так просто, как может показаться. Необходимо иметь философский склад ума, чтобы суметь представить себе весь процесс эволюции живой природы, а в ней и человека, и ту роль, которую природа, вольно или невольно, но отводит человеку в этом процессе.

   – И какую же роль?

   – Да, считай, что самую главную. Ведь человек – единственное создание в животном мире, способное сознательно двигать эволюцию всей природы и самого человека, в частности. Но для этого человек должен сам эволюционировать, то есть, развиваться поступательно и гармонично. Вот, представь себе, как человек участвует в эволюции своего собственного вида. Каждое поколение, развивая свои навыки, образование и многое другое, приобретает новые какие-то качества, которых прежние поколения не знали. И таким образом человек совершенствуется, но этого мало. Необходимо все эти новые качества передать следующему поколению по наследственной линии, а вот тут, как раз, и возникают сложности.

   – А в чём они?

   – Да в том, что передача своих лучших качеств следующему поколению происходит только в браках по любви. Во всех остальных случаях передача идёт искажённой или не идёт вовсе. По этой причине я тебе и рассказал ещё раньше, что такое брак по любви, если ты, конечно, запомнила это?

   – Ну, да, кажется, запомнила, – неуверенно произнесла Оля.

   – Ничего, я напомню. Брак по любви будет считаться таковым только в том случае, если женщина переходит в ноосферную частоту мужа. У них тогда устанавливается связь духовная, через ноосферу. В этом случае, и только в этом, и происходит передача максимально возможного для данной пары генного набора. То есть, они передают все свои качества своим детям. Это понятно?

   Оля кивнула утвердительно, а Николай Васильевич продолжал.

   – Но я так же напомню тебе, что женщина может поменять частоту своей ноосферы только один раз в жизни. И у тех, кто это делает в молодости по своей собственной глупости, в дальнейшем уже не сможет получиться союз с мужчиной по любви. Вот тебе краткий ответ на твой вопрос.

   – То есть, школьная любовь не допустима?

   – Совершенно верно. Она должна оставаться только в памяти и не более того. Человек должен быть благодарен школьной влюблённости за то только, что она познакомила его с таким великим чувством, как любовь. К тому же, умный человек должен понимать, что впереди, когда он будет взрослым, ещё повстречает такое чувство, которое будет у него ещё более ярким и всезахватывающим. Это нужно всегда иметь в виду.

   – А если от этого отступить?

   – В этом случае, чаще всего, дело заканчивается ранними половыми отношениями, во время которых девушка обязательно поменяет свою ноосферную частоту, подарив её своему любимому мальчику. А как показывает жизнь, после школы судьба разводит их в разные стороны и союз их разваливается. Девушке, которая будет уже женщиной, нужно будет устраивать свою жизнь с другим мужчиной, но поменять свою частоту она уже не сможет. Значит, она будет жить в браке, но без духовного контакта со своим мужем. В этом случае дети будут рождаться всегда с определённым недобором генных составляющих. А это всякие отклонения от нормы: троечки в школе, некрасивые черты внешности, склонность к различным заболеваниям и так далее, так далее и так далее.

   Они шли молча какое-то время, но вдруг Оля спросила.

   – А вот эта, духовная связь, она на жизни самих людей как-то отражается?

   – Ну, ты и вопросики задаёшь – молодец. Если подробно, то чтобы дать на этот вопрос ответ, необходимо, как минимум, написать книгу с хороший роман, так как вариантов тут очень много всяких, и таких же разных, как и сами люди. А если покороче, то люди, которые находятся в единой ноосферной частоте друг с другом, чувствуют состояние друг друга на любом расстоянии. Если одному плохо, то и другой тут же чувствует это. Если кому-то весело, то и на другого нападает беспричинное веселье. Это, что касается внешнего проявления этого скрытого взаимодействия. Но это не главное. Главное в другом. Такие люди любят друг друга настолько сильно, что никто их любовь разрушить не может. Это потому, что их связь через ноосферу настолько сильная, что разрушить её очень трудно. Даже так бывает, что эти люди сами разводятся, глядя на то, как другие легко это делают, а потом, через какое-то время снова соединяются и ещё сильнее становится их взаимное чувство.

   Снова они прошли молча какое-то расстояние, хотя и шли довольно медленно. Но вот, Оля снова спросила.

   – А ещё что-нибудь у них отличается от других?

   – Конечно, Оленька, практически всё отличается, все стороны жизни имеют свои положительные отличия. Я ещё не о всём тебе могу рассказывать, пока ты не станешь взрослой. Но вот ещё один пример из жизни современных неудачников в любви. Ты даже из фильмов, и из жизни окружающих знаешь, что такие люди очень легко сходятся и так же легко разводятся. Ты тоже так хочешь жить – легко, беззаботно?

   Оля посмотрела с некоторым недоверием на Николая Васильевича и сказала.

   – Неужели вы думаете, что я настолько глупая и совсем ничего не понимаю в жизни. Я же вижу и знаю, что, при таких разводах, не всегда люди расстаются легко – кто-то обязательно страдает, и, чаще всего, женщины.

   – И тебе не хотелось бы оказаться на месте такой женщины?

   – Конечно.

   – Тогда послушай ещё. Я наблюдаю за тем, как ты слушаешь меня, и полное впечатление, что слушаешь меня внимательно. А на деле получается, что одно ты слышишь, а другое вроде как мимо пролетает.

   – Почему это?

   – Ну, этого я не знаю. Вот давай вспоминать. Я тебе говорил, что в настоящем браке по любви женщина меняет свою ноосферную частоту, и они оба начинают чувствовать друг друга, помнишь?

   – Да.

   – А теперь думай сама. Если кто-то из тех, что развелись, начинает страдать, скучать, переживать, то в обязательном порядке это же будет чувствовать и другой партнёр. Ты понимаешь это?

   – Да.

   – Вот..., всё дело только в том, сколько этот партнёр выдержит эту муку: день, неделю или месяц, – а потом они снова соединятся.

   – А как же обиды?

   – В том-то и дело, что природа их заставит простить всё друг другу – такова сила любви духовной, основанной на единой ноосферной частоте.

   – И вы знаете такие примеры в жизни?

   – Оленька, я бы мог тебе сейчас привести любые, известные мне примеры из статистики, но я не буду брать примеры далёкие, а возьму нас с Анной Сергеевной.

   – Вас?! – удивилась Оля, – Вы ссорились?

   – Не только ссорились, а разводились – официально.

   – Не может того быть.

   – Было.

   – И что?

   – А ничего. Через месяц снова сошлись и, после этого, уже реже стали ссориться.

   – Удивительно! Я думала, что такие люди, как вы с Анной Сергеевной, вообще никогда не ссорятся.

   – Да это же была бы скукотища, дорогуша, а это не верно, по всем законам природы. Ведь жизнь – это борьба. Главный закон природы так и называется «Закон единства и борьбы противоположностей». Мужчина и женщина в семье и есть эти две противоположности. Борьба происходит при разрешении каких-то противоречий внутри семьи. И тут есть два варианта: либо, не уступая друг другу, просто разойтись; либо найти разумное решение и продолжить свою совместную жизнь, оказавшись на более высокой ступени развития. Запомни, каждое разрешённое противоречие в семье – это ступень вверх в вашем развитии. И любовь помогает людям развиваться, а её отсутствие делает людей эгоистами, нетерпимыми к другим людям. Вот твоя мачеха возненавидела тебя и ей, «хоть кол на голове теши», а она будет утверждать своё, что ты её не слушаешься и делаешь всё назло.

   Оля посмотрела на Николая Васильевича с пониманием и перевела взгляд на поля. Они оба остановились не сговариваясь и смотрели на открывшийся простор, где и дышалось лучше и душа стремилась в самую светлую даль. Та далёкая пока даль всё больше волновала Олю и всё настойчивее звала к себе. В ней теперь были все мечты этой девочки, которая словно проснулась после долгого и изнурительного сна.

   Спускались с сопки они молча, а, спустившись, Николай Васильевич спросил.

   – Скажи, Оленька, я хоть немного тебя убедил в том, что торопиться с любовью не следует?

   – Думаю, что да.

   – А сможешь сама кого-нибудь убедить?

   – Сама?

   – Да.

   – Так, как вы – скорее всего, нет.

   – Это совсем и не нужно. Ты должна научиться убеждать так, как можешь это делать ты. Мы ведь сейчас должны сражаться за людей, друг за друга. Нельзя допустить, чтобы буржуазная идеология превращала людей в скотов, живущих только инстинктами, а разумная составляющая у таких людей где-то на десятом месте.

   – Я понимаю, – ответила Оля.

   – Вот и чудесно!

   Оля шла к дому и, чем ближе к нему подходила, тем медленнее двигались её ноги. В этом угрюмом строении всё было не так, совсем не так, как у Николая Васильевича и Анны Сергеевны. Вот она поговорила с Николаем Васильевичем, и всё в ней уже было устремлено в будущее своё. Но, стоит ей переступить порог своего дома, как сразу на неё навалится всей тяжестью тоска и уныние. С ней никто не разговаривает, как со взрослой – вот так, как Николай Васильевич или Анна Сергеевна. Ей это не просто нравилось, а в ней уже просыпалась потребность в таких разговорах. После них становится ясно, почему ей нужно учиться. После этих разговоров появляется цель в жизни и перспектива, которая манит к себе, а так же даёт силы терпеть все неприятности, так как есть ради чего – ради будущего, которое теперь во многом зависит от неё самой.

   Теперь всё чаще она стала задумываться над тем, почему её опекуны никогда не поговорят с ней о том же? Ведь, после такого разговора, она ещё лучше бы мыла ту же посуду или пол, протирала пыль или ещё что-то делала. Сейчас, попросили бы её что-то сделать Николай Васильевич или Анна Сергеевна, так она для них сделала б всё невозможное. А тут, с грустью думала она, совсем ничего не хочется делать, так как умом она уже понимала, что в этой семье их труд эксплуатируется самым бесстыдным образом. Даже в бане все моются по субботам, а тут только в воскресенье. И всё почему, потому что тут и баню топят они – дети, и моют, и убирают её, а в субботу они учатся и просто не могут успеть всё это сделать. Их опекуны живут, как барин с барыней – только указания дают: что и как сделать, куда положить, откуда взять, куда отнести, как выгладить, куда повесить и т.д., и т.д.

   Только в бане Оля оказывалась на короткое время в совершенно расслабляющей обстановке. Она ходила мыться после всех и ходила одна. За это она была благодарна судьбе. Ещё только войдя в предбанник, на неё начинал действовать расслабляюще специфический запах парного воздуха. Она закрывала дверь на крючок и с этого мгновения чувствовала себя, как в Раю.

   В мгновение ока она выскальзывала из своей одежды и оказывалась наедине со своей наготой, которую стала ощущать всё острее и острее. В это время в ней зарождались какие-то новые, ещё неведомые ранее ощущения. Она проводила рукой по своему телу, и от этого прикосновения всё замирало внутри. Потом она осматривала себя и видела, что её девичьи груди были совсем маленькими, да и вся фигурка ещё довольно угловатая – не такая гибкая, как у девушек в кино. И Оля спокойно констатировала про себя, что всему своё время, как говорила Анна Сергеевна, и что это время у неё ещё впереди.

   Но тут же она вспомнила, как Анна Сергеевна показывала ей упражнения для ступни, чтобы развивать в ней высокий подъём, придающий женской ступне особый шарм. У самой Анны Сергеевны ступня была удивительной формы, как у бывшей гимнастки, и даже сейчас, когда она была уже в старческом возрасте, красота её женской ножки оставалась и невольно приковывала к себе взгляд. Оля встала на цыпочки, прошла несколько шагов по половице, потом опустилась и посмотрела на свою ступню. Пока в ней не было той подъёмной выраженности, как у Анны Сергеевны, но Оля уже использовала каждую удобную минутку, чтобы вставать на цыпочки и даже ходить на них.

   Далее следовал обряд омовения, который стал таковым с самого раннего детства или ещё раньше, как говорил однажды Николай Васильевич. Она намыливала и выполаскивала волосы, и делала это с особой тщательностью. Потом умывалась вся. Когда же её рука с мочалкой или без оказывалась в её промежности, она вновь испытывала небывалые ощущения, которые напоминали ей о том, что в будущей, взрослой жизни она будет испытывать головокружительные ощущения, только не нужно торопить время, как говорила Анна Сергеевна.

   У неё появились теперь жизненные учителя и наставники, которым она верила и от которых хотела перенять всё самое хорошее. Тут же Оля вспомнила, что её новые наставники или друзья даже музыку слушают совсем другую и песни у них другие. Одеваясь, она вспомнила колыбельную песню, которую слышала у них. Пел какой-то старый певец, кажется, Лемешев. Но голос у него был ангельский – не то, что у современных шансонье, которые так нравятся опекунам. Оля из чувства протеста и неприятия ничего ихнего не принимала душой и ненавидела эти хриплые голоса и их зековскую манеру исполнения. А Лемешев её покорил с первых звуков. А когда она услышала: «Спи, мой Воробышек, спи, мой сыночек, спи, мой Звоночек родной», – слёзы сами накатились на глаза и дыханье перехватило. Никто, нигде и никогда ей таких песен не пел. И даже сейчас она не могла удержать слёзы – так на неё действовала обычная колыбельная, которой она до этого никогда не слышала.

   Оля не торопилась. Она знала, что сейчас уже все ужинают, но она не любила есть со всеми и, если представлялась возможность поесть одной, она не отказывала себе в этом удовольствии. Тем более, что всё равно ей всегда приходилось мыть посуду после всех. И даже в воскресенье, после бани, почти сразу, она будет это делать беспрекословно. Мыться же после ужина ей запретила мачеха, так как Оля, вернувшись из бани могла побеспокоить её. Эта особа вела себя с ней, как помещица с крепостной крестьянкой. И поскольку её сводных братьев это не касалось впрямую, они никогда за неё не заступались. Вот почему Оля и с ними держалась на расстоянии, не впуская их в свою внутреннюю духовную жизнь.

   Тем ни менее, пока она дошла до дома, то успела снова подумать о своих новых неожиданных друзьях Николае Васильевиче и Анне Сергеевне. Думать о них было приятно.

   Эти люди теперь стали её надеждой и опорой в жизни. Даже пока то немногое, что они для неё делают, сделало её жизнь более сносной – она обрела смысл.

   В дом она пришла вовремя – все уже поужинали и сидели у телевизора – смотрели очередную страшилку, которые обожал главный опекун. Оля разделась, кое-как закрепила мокрые волосы и стала смотреть, что можно было поесть ей. Конечно, ей оставили, но всё уже было холодным. Разогревать она не стала – уже привыкла, всегда есть холодное после бани. Разжёвывая холодную картофелину, она думала сейчас совсем о другом. Сейчас она поест, вымоет посуду после всех и тогда ей можно будет заняться собой: расчесать мокрые волосы, а потом почитать. Сейчас она читала «Поддубинские частушки» Антонова и ей очень нравился это сочинение. Ей нравилось, как жили люди в той старой, ещё колхозной, деревне. Какими родными казались совсем чужие люди – так просто они относились друг к другу. Сейчас всё не так. Всё сильнее и увереннее овладевает людьми злоба, вытесняя добро в самые потаённые уголки души. А Оле так хотелось добра. Именно его она и нашла в отношениях к ней Николая Васильевича и Анны Сергеевны.

Часть 2.

   Время шло незаметно. Прошли Новогодние праздники, школьные зимние каникулы, во время которых Оле ни разу не удалось повидаться с Николаем Васильевичем и Анной Сергеевной. Их никуда не выпускали, под предлогом, что они могут простудиться. Всего два раза вывозили на Ёлку, но это уже на мероприятия, организованные Соцзащитой (так называли Отдел социальной защиты населения).. Зато в первый же учебный день они оба встретили Олю возле Афанасьевского магазина. Оба соскучились. Пока шли всё обменивались впечатлениями от новогодних праздников, но, подойдя к тому месту, от которого начинался спуск с сопки, они остановились. Анна Сергеевна, став вдруг серьёзной, спросила Олю.

   – Оленька, мы пришли вдвоём не только потому, что соскучились по тебе, хотя это так и есть. Мы пришли ещё для того, чтобы серьёзно поговорить с тобой и узнать, согласна ли ты на предложение, которое тебе сделали мы? Нам это нужно знать.

   – Но мне ещё четырнадцать будет через полтора месяца? – удивилась Оля.

   – Это всё верно, но нам-то это нужно знать сейчас, чтобы оформить развод и подготовиться к этому мероприятию.

   – Мне, конечно, очень стыдно, но стоит ли из-за меня вам идти на такие неприятные шаги?

   – Вот это-то мы и пытаемся сейчас выяснить, – сказал уже Николай Васильевич, – а то получится, что мы разведёмся, а ты потом передумаешь переезжать к нам.

   – Да я хочу, даже очень хочу к вам, хоть сейчас, но стою ли я этих волнений и вообще всего? – сказала Оля и отвернулась, скрывая слёзы.

   – Кто тебе сказал, что ты не стоишь? – Спросила Анна Сергеевна.

   – Да мачеха каждый день напоминает, что, кроме их, мы никому не нужны.

   – Ах, мачеха? – воскликнула Анна Сергеевна. – На то она и мачеха – ей, очевидно, нравится эта роль – роль матери не для неё.

   – Но, Анна Сергеевна! Мне даже трудно представить, что я вам начну мешать в жизни. Может быть, нам оставить всё, как есть?.. Я буду ходить к вам – мне у вас нравится. Говорить нравится с вами – я словно расту, после каждого разговора с вами.

   – Оленька! Ты же ходишь украдкой. А тебе нужно жить и развиваться открыто и так, чтобы из тебя вырос полноценный человек. Тебе же там, твои опекуны не позволят этого – им нужны работники по дому. Смотрите, они даже машину купили на ваши детские деньги. То есть, потратили деньги на себя, на свои нужды, а не на вас. И научить они ни чему не смогут, так как сами неучи. Подумайте сами.

   Анна Сергеевна сильно разволновалась и Николай Васильевич, обняв её за плечи сказал.

   – Анюта, не нужно так волноваться. Я думаю, что Оля сама всё понимает, а её нерешительность тоже понять можно – в таком возрасте и шагнуть в замужество. Для неё это серьёзное испытание. Но тем и лучше. И нам будет легче её выучить, и ей будет легче учиться.

   – Но на меня же не бу3дут платить деньги?

   – Это ничего, – успокоила её Анна Сергеевна, – мы всё просчитали и на скромную жизнь нам хватит. Да мы и не жили богато, так что нечего и начинать. Не привыкать нам, понимаешь? Поднимем мы тебя. А ты нам только поможешь. Мы все вместе огород побольше посадим и всё будет замечательно.

   Николай Васильевич и Анна Сергеевна расценивали нерешительность Оли её естественным страхом перед столь решительным шагом. Но Олина нерешительность основывалась совсем на другом – на её опасении внести в жизнь этих замечательных, теперь очень близких для неё, людей, лишних хлопот. В любом, ведь случае она будет причинять им беспокойство, а этого ей очень не хотелось. На таком балансе сомнений они и расстались в этот день у той тропы, у которой расставались всегда.

   И Оля, озабоченная этими сомнениями, и пришла домой. Мачеха сразу это заметила и стала приставать с расспросами. Делала она это настойчиво и нудно, пока не добивалась того ответа, который бы её удовлетворил. Но в этот раз Оля только твердила упорно, что болит голова и, наконец, та отстала, повелев, однако, вымыть всю посуду.

   Когда она ушла к себе, Оля облегчённо вздохнула и, перехватив холодной картошки, жареной на сале, она стала мыть посуду. На душе стало легче, хотя думала она о том решении, которое её предстояло принять. Страхов и неуверенности было много, но всё-таки её тянуло к этим хорошим людям и даже настроение поднималось, когда она представляла себя там, среди них. Там был совсем другой мир человеческих отношений. И Николай Васильевич, и Анна Сергеевна были людьми старого, советского, как они сами любили говорить, воспитания. Они не умели унижать людей, а к Оле относились с такой искренней нежностью, с таким вниманием и участием, что сомневаться в их порядочности было бы просто глупо. Но чем на это может ответить сама Оля? Вот вопрос, который её мучил постоянно. Ежедневное напоминание мачехи ей о том, что она злая и вредная девчонка, что любой уже давно сдал бы её обратно в интернат, – всё это, в конце концов, подействовало и на саму Олю, которая стала верить сама, что она именно такая.

   Она мыла тарелки и чашки, а сама рассуждала с собой. В конце концов, она пришла к заключению, что отказываться от предложения Николая Васильевича и Анны Сергеевны – просто глупо. Но нужно постараться изо всех сил, не огорчить, не разочаровать их. Они же хотят ей добра и нужно брать это добро без детских глупостей и без детского упрямства. Если они говорят, что надо делать так, то, значит, это наилучший вариант. И я должна им верить неукоснительно, – так думала Оля и уже на следующий же день она поведала своим новым друзьям обо всех своих переживаниях и о том, что она решила окончательно и бесповоротно согласиться на их предложение.

   Оля могла бы сомневаться в чём-то или в чём-то искать какой-то подвох, если бы такое предложение – выйти замуж – последовало только от самого Николая Васильевича. Но тут был совсем другой случай. И Анна Сергеевна сама об этом говорила и не раз. К тому же они знают, что пособие на неё, Олю, не будут платить, значит, в какой-то корысти их тоже трудно упрекнуть. И получалось, что Оле просто повезло с такими знакомыми, и не откликнуться на их предложение было просто глупо. Как ни как, – думала Оля, – но хуже уже не должно быть, а вот лучше – очень даже может быть.

   Николай Васильевич и Анна Сергеевна вернулись домой изрядно возбуждёнными. У обоих, естественно, подскочило кровяное давление, но они всё это воспринимали, как должное. То, что раньше мучило их в виде сомнений и некоторой неуверенности в правомочности таких шагов, теперь превратилось в откровенное переживание за то, получится ли вообще всё то, что они задумали в отношении помощи этой девочке. Она предстала, вдруг, вполне уже взрослой и не такой уж простой, как казалось в начале. Но это и радовало их обоих – тем проще будет передавать ей свои знания и свой житейский опыт.

   Таким детям очень хочется помогать. Им не нужно объяснять, что такое добро – они сами уже знают это и хорошо знают – им есть, что с чем сравнивать, свой жизненный опыт в этом – главный помощник. Так что, как говорится, дело теперь было за конкретными действиями.

   И действия начались. Они с Анной Сергеевной, выбрав погожий день, съездили в райцентр и оформили развод. Пришлось вытерпеть все косые и удивлённые взгляды, но, в общем, процедура была обычной бюрократической. Им пришлось написать заявления и отказаться от взаимных претензий друг к другу. Было видно, что данное обстоятельство крайне удивило чиновницу, но она виду не подала. Лишь на её лице отразился немой вопрос, оставшийся, правда, без ответа. Но Николай Васильевич решил, что, может так случиться, что уже при регистрации брака с Олей ему придётся посвятить в некоторые тайны эту даму, чтобы получить от неё помощь, а не проблемы. Но это всё предстояло ещё в будущем.

   На обратном пути они с Анной Сергеевной обсудили так же возможность, в случае каких-то неожиданностей в судьбе Оли, восстановить свой брачный союз. Суммы платежей были им доступны, так что пока риск был минимальный.

   Обратно они ехали в такси с очень весёлым водителем и всю дорогу шутили по поводу своего развода, который никак не хотел верить в факт случившегося. Прежде всего, он не мог поверить, что такая солидная и весёлая пара могла пойти на такой шаг. И даже по приезде к месту высадки, он так я заявил, что не верит, что они его разыгрывают. Водителя звали Серёжей, и они очень мило с ним попрощались.

   Дома они, после отдыха, отметили, но не факт собственного развода, а факт начала новой авантюры. Оба смеялись и над собой, и над жизнью, и над тем, что в этой жизни что-то просто пойти и просто решить – никак почему-то нельзя. На каждом шагу существуют всякие препятствия, и их приходится обходить. Государство наставило этих препятствий, а людям ничего не остаётся, как только учиться их обходить. Тут, как говорится, кто кого.

   Едва они закончили обедать, как забежала Оля. Она была расстроена, что Николай Васильевич и Анна Сергеевна не отвечали на её телефонные звонки. Последовали долгие объяснения, где они были и что произошло в этот день.

   – Понимаешь, Оленька, мы с Николаем Сергеевичем оформили брачный развод, рассказывала Анна Сергеевна и показывала Оле их бракоразводное свидетельство. – Теперь мы будем ждать твоего дня рождения и затем начнём подготовку к тому, чтобы провернуть нашу главную авантюру, по освобождению тебя от ненависти твоей мачехи.

   Оля слушала рассказ Анны Сергеевны и пила чай. Потом она спросила.

   – Анна Сергеевна, а вам не страшно идти на такой шаг, ради какой-то девчонки чужой?

   – Ну, что ты такое говоришь, Оленька!? Разве ты нам теперь чужая? Скажи, тебе будет лучше, если мы, вдруг, прекратим наши встречи и все контакты вообще?

   – Ой, что вы?! Я теперь просто умру и повешусь, если вы от меня отвернётесь.

   – Ну вот, видишь?.. Как же мы можем от тебя отвернуться – ты ведь, так уж получилось, теперь нам совсем не чужая. Мы к тебе относимся, как к дочери. Правда, для родителей мы уже староваты, но это даже неплохо.

   – Почему удивилась Оля?

   – Потому, что молодые родители ещё много занимаются собой, а не детьми. У нас этот возраст уже позади. И ты будешь у нас главным центром наших забот. Я думаю, что это лучше – так мне кажется. Разве что, может подкачать наше здоровье...

   – Тогда моя очередь будет проявлять заботу о вас, – серьёзно ответила Оля.

   – Ну вот, и договорились, – резюмировал Николай Васильевич, который в присутствии Анны Сергеевны предоставлял ей право вести основной разговор с Олей, чтобы та не заподозрила его в каких-то нечистоплотных намерениях. Всё-таки, таким образом, инициатива исходит от их обоих, а не от него самого. Для Оли это очень важный факт.

   Потом они решили ещё тщательнее соблюдать конспиративность своих отношений, чтобы не испортить всё дело. Особенно это касалось Оли и её обращению с телефоном – братья не должны были его видеть, иначе может так получиться, что всё гнездо всполошится до времени и за Олей могут установить тщательный контроль. Ведь им нужна не сама Оля, а те деньги, которые им перечисляют за её содержание и воспитание. За столько лет Оля сама это поняла и уже всё чаще думала о том, что когда-нибудь наступит момент, когда она уйдёт из ненавистного дома.

   Через некоторое время Николай Васильевич снова съездил в райцентр и сходил в Загс, чтобы всё разузнать о том, что нужно будет им представить для регистрации брака с Олей. На этот раз дежурила другая женщина – не та, что разводила их с Анной Сергеевной. По этой причине обошлось без лишних вопросов, но и ответы её несколько озадачили Николая Васильевича. Оказалось, что юрист, который консультировал его, упустил одну важную деталь. Если у 14-летней девочки есть родители или опекуны, то требуется их письменное согласие или справка о беременности невесты. Эта новость несколько озадачила и Николая Васильевича и Анну Сергеевну. Они стали обсуждать все возможные варианты преодолеть неожиданное препятствие. В результате обсуждения было выяснено, что любые контакты с опекунами, с целью получения их согласия, исключаются, так как, вполне гарантированно, Оля в результате снова окажется в приюте для несовершеннолетних, а сколько будет длится разбирательство, и предсказать трудно. К тому же, нет никакой гарантии, что её отдадут в семью Николая Васильевича и Анны Сергеевны. Будь у них деньги, эту проблему можно было бы решить, но, поскольку, лишними деньгами у них и не пахнет, этот путь просто исключается. И тогда остаётся другой, самый неприятный путь – доставать эту справку о беременности. Её достать было несколько проще и средств на это не требовалось слишком много. Анна Сергеевна была знакома с этим ходом, так как при ней им воспользовались её хозяйки, когда она работала управляющей в местном кафе.

   Анна Сергеевна тут же связалась с одной из хозяек – именно она, Галина Александровна, была знакома с тем платным доктором, который мог помочь в этом деле. Они договорились о встрече.

   Через три дня эта встреча состоялась. После всяких воспоминаний и вздохов, Анна Сергеевна рассказала бывшей своей хозяйке о сути дела. Рассказывать пришлось, практически, всё, но зато Галина Александровна взялась всё объяснить своему знакомому сама, пообещав, что в таких случаях он возьмёт очень небольшое вознаграждение, так как дух бывшего советского человека в нём живёт неукоснительно и против таких негативных явлений, как несправедливость и угнетение, он готов сражаться любыми средствами.

   Анна Сергеевна так же сообщила, когда им понадобится такая услуга. Словом, вопрос решили основательно и всё, благодаря тем дружеским отношениям, которые были у них, когда Анна Сергеевна работала у них. Её пунктуальность, обязательность и аккуратность не были не замечены хозяйками. И даже уже на пенсию они провожали её, как свою лучшую подругу. Был собран большой стол в их кафе и приглашены все сотрудники. Николаю Васильевичу даже пришлось в благодарность спеть несколько песен под гитару. Он общался с этим инструментом ещё со студенческих лет. Но с возрастом в его исполнении появился свой уникальный шарм – женщины были в восторге. Словом, добро само пробивает себе дорогу к сердцам и умам людей.

   Возвращалась домой Анна Сергеевна на такси и, так уж получилось, что она проезжала мимо школы как раз в тот момент, когда оттуда вышла Оля. Анна Сергеевна попросила остановиться и, дождавшись Оли, пригласила её в машину. Они доехали до своей тропинки и вышли вместе, отпустив такси. Дальше пошли пешком по тропинке. Таким образом, конспирация соблюдалась в полной мере. К тому же они выиграли целых полчаса времени для более длительного пребывания Оли у них. И такой удаче были рады обе.

   Пока шли, говорили о разных житейских мелочах. И только после того, как обе напились дома чаю, Николай Сергеевич сказал, обращаясь к Оле.

   – Оленька, в нашем деле появилась одна трудность, которая может помешать осуществлению наших планов.