Текст книги "Красный ангел"

Автор книги: Роксана Лонгстрит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 38

Когда смыли кровь, оказалось, что все не так уж плохо.

Доктор хмыкнул и потянул её за нос. Алекс взвыла от боли, и он усмехнулся. Садист, подумала Алекс.

– В следующий раз будьте повнимательней, иначе станете похожи на чемпиона по боксу.

– Сломан? – прохрипела Алекс.

Мужчина жизнерадостно кивнул и поставил нос на место.

– Всё остальное, впрочем, не так страшно. Пара зубов; синяки, ссадины. После драк на школьном дворе бывает еще не то.

– Значит, все в порядке? – переспросила Шенберг, недоверчиво оглядывая доктора с ног до головы. – Вы уверены?

– Ну, разумеется, она получила несколько ранений, но если вы спрашиваете, будет ли она жить, то да, безусловно. – Он закончил обрабатывать Алекс нос и подарил ей великолепную белозубую улыбку. – Постарайтесь сегодня больше ни во что не ввязываться.

Алекс хмыкнула и соскользнула со смотрового стола. Врач нацарапал пару рецептов и вручил ей со словами, что их надо передать медсестре. Потом отправился за другим пациентом. Шенберг окинула его недобрым взглядом.

– Значит, вы заметили фургон и решили последить за мной? – переспросила Алекс, – во второй раз за этот день расплачиваясь в кассе. Среди предметов, оставшихся на асфальте после Отъезда фургона, остались заблеванная пластиковая пленка и сумка, на дне которой по-прежнему покоился револьвер.

– Даже не знаю почему, – хмуро призналась Шенберг. – Мы все полагали, если она и намерена убить кого – если она вообще существует, – так это Липаски. Вам не повезло.

– Вполне повезло, – возразила Алекс, перекидывая сумку через плечо. – Куда теперь?

– Полагаю, в участок. Подождите, я позвоню.

Переговоры Шенберг с Марковски получились односторонними. Она успевала только вставить нечто типа "но я…" или "да, но…". Когда Шенберг наконец удалось произнести полновесную фразу, Алекс поняла, что разговор подошел к концу.

– Нет, сэр, я была недостаточно близко… да, я полагаю… она не говорит… хорошо. Хорошо, мы будем ждать здесь. Да, полагаю, идти она сможет.

– Только попробуй меня остановить, – буркнула Алекс и добавила громче: – Что известно про детектива Липаски?

Шенберг передала вопрос, помолчала, прикрыла микрофон рукой и сообщила:

– Из операционной его уже перевели. Врач сказал, что завтра ему разрешат принимать посетителей.

– Проверьте, чтобы все они были брюнетками.

Шенберг слегка улыбнулась, продолжая слушать Марковски, потом коротко попрощалась, положила трубку и на некоторое время застыла.

– Ну? – напомнила о себе Алекс.

– Ждем группу поддержки, – пожала плечами Шенберг. – Марковски не хочет рисковать, подставляя вас еще раз. Или меня, что одно и то же. Думаю, это недолго.

Они остались в приемном покое. Алекс села в неудобное кресло. Напротив парень с застывшим лицом баюкал грубо забинтованную руку, женщина о чем-то разговаривала с двумя кашляющими и чихающими детьми. Никто не обращал на нее внимания. Алекс взяла со столика "Пипл" трехмесячной давности, полистала, кинула обратно. Шенберг продолжала стоять в углу у телефона. Нервничает, подумала Алекс. Очевидно, пытается представить, каково это – знать, что у тебя на хвосте висит киллер.

Впрочем, угол, который занимала Шенберг, обеспечивал в случае надобности хорошую позицию для ведения огня. Алекс прикрыла воспаленные глаза и постаралась не думать о той радужной боевой раскраске, которая сегодня ей заменяет косметику. Ногу она почти не чувствовала. Кисти рук – тоже. Впрочем, она уже недалеко была от того, чтобы вообще перестать себя чувствовать.

– Эй, – окликнула Шенберг. Алекс открыла глаза. Шенберг стояла все в том же углу и внимательно рассматривала через стекло автостоянку. Так же как и остальные посетители, она предпочитала не смотреть прямо на Алекс. – Вы здорово выбрались из этой передряги, Хоббс. Я восхищаюсь.

– Оно того стоило, – вздохнула Алекс и снова закрыла глаза.

– А откуда у вас эта булавка на кофточке? – продолжала Шенберг. Алекс вздрогнула и оглядела себя. Одна английская булавка, блестящая при ярком освещении помещения.

Без фотографии.

– Она прикалывала что-то мне на кофточку. Надо это найти. – Алекс встала и охнула, наступив на больную ногу. Шенберг быстро окинула взглядом площадку и поспешила помочь ей. – Видимо, выпало из фургона вместе с пластиком. Это, кажется, фотография. На обратной стороне она еще написала несколько слов.

Шенберг немного подумала и упрямо покачала головой.

– Но послушайте! Это очень важно! Мне кажется, она… она… – Алекс, не в силах сформулировать мысль, замолчала. Оттолкнув. Шенберг, она решительно направилась к выходу, припадая на больную ногу.

– Эй, вы куда?

– Надо попытаться! – бросила Алекс. В лицо ударил теплый ветер с запахом выхлопных газов. – Куда вы дели ту пленку?

– В багажник. Послушайте, Алекс, это небезопасно! Вернитесь! Мы разберемся со всем в участке.

– Нет! – оборвала Алекс. Бедная Шенберг. Пленница ей даже договорить не дает. – Некогда! Там было что-то важное, она должна думать, что вы уже это увидели. Надо найти как можно быстрее, иначе будет слишком поздно!

– Слишком поздно для чего? – пробормотала Шенберг, поспешно открывая багажник.

Запах зеленой плесени от рвотных масс резко ударил в ноздри. Лицо Шенберг приобрело тоскливо-каменное выражение, очевидно, выработанное специально для таких ситуаций.

Пластиковая пленка представляла собой жуткую кашу из рвоты и крови. Алекс осторожно взялась за краешек и заглянула внутрь. Никаких фотографий. Стараясь дышать ртом, она решительно потянула на себя край и посмотрела на Шенберг.

– Берите второй!

– Нет, Хоббс, это вещественное доказательство!

– Заткнитесь и берите за край. И вообще это моя блевотина и моя кровь, ничего страшного, берите и тяните на себя.

Шенберг, увидев, как ветер уже норовит подхватить вытянутую Алекс пленку, подчинилась и взялась за другой край.

Вытягивая ее на себя, Алекс углядела прилипший прямоугольник, заляпанный брызгами, и с победным кличем выхватила его, бросив ненужную пленку. Шенберг, сердито ворча, стала заталкивать ее обратно в багажник.

Вытерев фотографию о собственную кофту, Алекс наконец смогла разглядеть ее.

Ничего особенного. Какой-то дом. Деревянный дом среднего класса, перед входом – несколько симпатичных дубков. Из-за изгороди выглядывают старые ржавые качели.

– Ну? – сказала Шенберг, победив пластик и захлопнув крышку багажника.

Алекс перевернула фотографию обратной стороной.

– "Я знаю этот дом", – прочитала она вслух.

– Что еще?

– Ничего. Всё, – вздохнула Алекс. – Черт, я думала, она написала что-нибудь важное. Послание или еще что.

– Это и есть послание, – заметила Шенберг, беря у нее из рук фотографию. – Только оно не нам адресовано. Ну всё. Вы свою фотографию нашли. Пойдемте обратно.

Алекс задумчиво оглядывала улицу. Никаких фургонов в поле зрения. Может ли она находиться сейчас где-то поблизости, следить за ними?

О да, конечно. Где-то.

Наконец появился Марковски. На сей раз он более серьезно отнесся к случившемуся. Пока он входил в приемный покой, Алекс успела разглядеть, что на крыльце остались двое широкоплечих полицейских в форме. Марковски окинул ее быстрым спокойным взглядом и направился к Шенберг, которая снова заняла свой пост у окна.

Они о чем-то тихо и напряженно говорили. Шенберг показала фотографию, уже уложенную в конверт как очередное вещественное доказательство.

После этого Марковски подошел к Алекс и сел в соседнее кресло. Судя по его хриплому, со свистом, дыханию, за последние дни он выкурил слишком много сигар.

– Вам известен этот дом? – резко спросил он. Алекс ответила равнодушным взглядом. – Ну перестаньте, Хоббс, сами знаете, у нас нет времени. Вы знаете, что это за дом?

– Никогда в жизни не видела, – искренне призналась Алекс. Он постучал пальцем по изображению, словно хотел выстучать что-то, застрявшее в ее памяти. – Честное слово. Не представляю, зачем она нацепила ее на меня. Может, это сообщение для Дэвиса?

– Я чертовски устал от всех этих "может". Ну ладно, хорошо, мы отвезем, вас обратно в полицейский участок и оставим там, пока не организуем вам надежную охрану. Есть какие-нибудь пожелания?

– Могу я позвонить своему редактору?

Он одарил ее плотоядной усмешкой и отрицательно покачал головой.

– Могу я навестить Липаски в больнице?

– Позже. Сейчас у нас другие заботы.

И он был прав. Алекс встала и поняла, что нога совсем отказывается слушаться и вот-вот подломится…

Она была потрясена, когда Марковски вдруг крепко взял ее под руку. Повернув голову, она увидела, что он улыбается.

– Большей дуры мне в жизни видеть не приходилось, – сообщил Марковски.

Шенберг поспешила открыть перед ними дверь. Алекс улыбнулась разбитыми губами:

– Да. Я догадываюсь.

И так, улыбаясь друг другу, они, ковыляя, вывалились на улицу, где у тротуара стоял неприметный автомобиль.

Глава 39
Дэвис

Из дневников Габриэля Дэвиса, найденных в его жилище.

Неопубликовано.

22 апреля 1993

Сегодня со мной разговорил Барнс. Я не видел его некоторое время, потому что снял в квартире все зеркала и сложил их в шкафу. Казалось, он надежно упрятан в темницу.

Он сказал, что я виноват в том, что происходит. Это наказание мне за то, что я взвалил всю вину на него. Я должен понять, сказал он, что в жизни не все бывает гладко.

Пришлось сказать, что все беспорядки – прежде всего по его вине.

Я понял, где крылась главная инфекция. Теперь можно без опаски смотреть в зеркало, потому что он выбрался из моей головы и теперь находится в моих руках. Если присмотреться как следует, я могу разглядеть под кожей голубые глаза. Порой я испытываю сильное желание отрубить их, но знаю, что так поступить было бы ошибкой.

Не знаю, не помню, почему я так уверен, что это было бы ошибкой. Потому что я могу потерять его? И у меня больше не будет шанса его изгнать?

Как я хочу покоя. Неужели это так много?

Он говорит, что обрел покой.

Что покой – в смерти. Даже если это смерть других.

Глава 40

– За все время не произнес ни слова, – проворчал Марковски над головой Алекс. Она сидела в кресле перед односторонним зеркалом и смотрела в комнату для допросов. Габриэль Дэвис сидел прямо, абсолютно спокойный, положив руки перед собой. Глаза его были закрыты.

Казалось, он чувствует себя совершенно комфортно.

– И не скажет, – уверенно заявила Алекс. – Ваши вопросы его не интересуют. А обо мне он спрашивал?

– Нет.

– А о Липаски?

– Нет. – Марковски явно нашел вопрос неприятным.

Алекс уселась поудобнее. Как бы ей хотелось сейчас заглянуть в глаза Дэвису, понять, о чем он думает.

– Он считает, что ему конец, – негромко заговорила она. – Похоже, ему уже ни о чем не хочется говорить, да и ни с кем. – Она почувствовала, что Марковски внимательно на нее смотрит. Интересно, может, она ему тоже неприятна? – Он вам не доверяет. Он не доверяет никому, кроме Липаски.

– И вас.

– Нет, мне он не верит. Это исключено.

Похоже, Марковски в этом сомневался. Обхватив себя за плечи, Алекс размышляла, как хорошо было бы сейчас улететь на Бермуды. Никакого Габриэля Дэвиса. Никакой Марджори Кассетти.

– Думаете, он захочет разговаривать с вами?

– Здесь – нет. Он же не дурак, он понимает, что вы следите за ним и все записываете. Скажите, а какие у вас основания его задерживать? Подозреваете его в чем или как? – Алекс постаралась забыть про очки и беретку.

Марковски, прислонившись к стене, смотрел сквозь стекло. Интересно, что он видит, разглядывая Дэвиса. Я вижу человека, разваливающегося на куски. Липаски видит друга, гибнущего от нанесенных себе ран. Дэвис видит чудовище.

Марковски, завершила она мысленный экскурс, видит проблему.

– Он реальный свидетель, – проворчал Марковски.

– Марковски, я уже всё вам рассказала, честное слово. Он больше ничего не знает. Можете поговорить с Липаски, он подтвердит. Вам не нужен Дэвис.

– Вы как-то слишком озабочены его свободой. Вы в него сильно вложились, Хоббс:?

Она открыла рот, собираясь солгать, но поняла, что не способна на это. Впервые за столь длительное время – не смогла.

– Да, – ответила она, глядя Марковски прямо в глаза. – Он в жуткой ситуации. Ему нужна помощь, а не насилие. Он не поможет вам, потому что не может помочь, потому что не доверяет вам. Сейчас он в таком состоянии, что никому не доверится. Если вы будете держать его здесь, мучить его, он развалится на куски у вас на глазах, как тряпичная кукла, у которой разрезали швы. Дайте ему шанс, Марковски. Прошу вас. После всего, что он сделал, неужели он не заслужил такой малости?

Марковски уставился на нее красными, с желтизной от постоянного курения, плохого питания и хронического недосыпа глазами. Лицо его опухло и пошло пятнами, как у запойного алкоголика.

– Нет, – бросил он и вышел из комнаты. Алекс смотрела, как он пробирается между столами, направляясь в коридор. Плечи его были устало опущены.

– Несчастный ублюдок, – прошептала Алекс. И снова повернулась к окну-зеркалу.

Габриэля Дэвиса нигде не было видно – ни за столом, ни в комнате.

Его просто не стало. Алекс потерла опухшие веки и быстро взглянула на Шенберг, которая возилась у кофеварки. Шенберг встала и подошла, помешивая ложкой в чашке с надписью "Желаем удачи!". Черная жидкость была маслянисто-грязного цвета.

– Что-нибудь случилось? – спросила Шенберг.

Алекс молча кивнула в сторону окна.

Шенберг замерла, забыв про кофе. Моргнула. Вгляделась и заморгала снова. Лицо под веснушками побледнело.

– Этого не может быть. Он только что был здесь. Минуты не прошло!

Шенберг сунула чашку в руки Алекс и метнулась из помещения, как бэтмен в юбке. Алекс видела, как она влетела в комнату для допросов и принялась лихорадочно озираться по сторонам, словно пленник мог сидеть где-нибудь в углу, как мышь. Ах, простите, такая большая комната, я вас не сразу заметила… Алекс пригубила кофе и сразу пожалела об этом. Преступление себя не оправдало.

Чья-то рука осторожно легла ей на плечо.

В стекле перед собой она увидела его отражение. На нем была бейсбольная кепка и плотная на вид кожаная куртка – вещи, которые он снял с какого-нибудь другого задержанного или нашел еще где. Если не буду оборачиваться, сказала себе Алекс, он не исчезнет. Иначе опять растает как призрак.

– Липаски жив, – произнесла она, глядя на отражение в стекле, и увидела, как он прикрыл глаза, потом открыл снова. – С ним всё в порядке.

– А вы?. – спросил Дэвис.

Она наконец обернулась, чтобы увидеть его в реальности. Лицо было абсолютно непроницаемым.

– Со мной тоже. Ей не удалось убить меня.

Эти подонки действительно ничего ему не сказали, поняла она, глядя, как он пытается соединить услышанное с ее заляпанной рвотой кофточкой, синяками и разбитым носом.

– Прошу прощения, – вдруг сказал он. – Я не имел права вас во все это вмешивать.

– Здесь не самое лучше место для дискуссий, – заметила Алекс и бросила беглый взгляд в окно. Шенберг уже исчезла из комнаты допросов, очевидно, побежала за помощью. – Надо отсюда выбраться.

– Вы должны остаться.

– Должна, как же! Вперед! Я за вами!

Подъем оказался болезненным, как она и предполагала. Она преодолела боль, охнув и крепко стиснув зубы. Ковыляя мимо стола Шенберг, она поставила кофе и прихватила с собой конверт, в котором лежала та фотография. Шенберг уже надписала его аккуратным бисерным, почерком, поставила точную дату и обстоятельства обнаружения.

Сунув конверт за пазуху, Алекс двинулась дальше. Дэвис уже скрылся за углом – обыкновенный парень, у которого вышло время дежурства. Или только заступает. Она прошла мимо знакомого полисмена, тот бросил на нее беглый взгляд, увидел табличку посетителя и пропустил.

Успеть бы выйти на улицу, пока не вернулась Шенберг!

– Хоббс!

О Господи, совершенно некогда думать! Придется решать. Можно обернуться, улыбнуться, вернуться за стол – и оставить Дэвиса одного, под прицелом, как раненого зверя, у которого не осталось ни одного надежного убежища.

Он должен увидеть эту фотографию. Должен.

Дэвис неторопливо смешался с толпой закончивших дежурство и выходящих из здания полисменов.

Шенберг громко окликнула ее еще раз, но Алекс упрямо шла вперед, проталкиваясь сквозь толпу к выходу и ожидая услышать топот ног за спиной, громкую команду "Стой!".

Она на мгновение обернулась.

Шенберг стояла к ней спиной и кричала в пустую комнату. В сторону двери никто не смотрел.

Алекс не поняла, радоваться этому или пугаться. Впрочем, это не помешало ей вывалиться на крыльцо, проковылять мимо очередного полицейского, который кивнул ей, мимо припаркованных машин и выйти на улицу.

Габриэль Дэвис спокойно сидел на автобусной остановке, дожидаясь ее. Она плюхнулась рядом, шипя от боли, и вытянула ногу перед собой.

– Какие будут предложения? – поинтересовался Дэвис.

Алекс молча извлекла из-за пазухи фотографию.

Он взглянул, на лице ничего не отразилось, но Алекс уже научилась понимать его чувства по малейшим движениям. Она определила отчаяние. И боль.

Он взял фотографию в руки, перевернул. Прочитал текст.

И молча вернул обратно.

– Думаю, вам лучше вернуться, – сказал Дэвис. Механический голос был неимоверно далек от того, что он мог чувствовать на самом деле. Алекс убрала снимок в конверт, конверт – в сумку, под револьвер, который Шенберг так удачно "забыла" конфисковать.

Автобусная остановка казалась слишком открытой. Алекс бросала нервные взгляды по сторонам, ожидая подъезжающего автобуса, фургона, бегущих полицейских. Пока – никого.

– Что? – спросила она.

– Это дом Рашели. Моей бывшей жены.

Дом моего сына, хотел сказать он, но побоялся. Дом Джереми.

Ржавые качели за домом. Марджори Кассетти, с улыбкой цепляющая булавкой фотографию к кофточке.

– Давно? – произнес Дэвис. Это уже напоминало разговор.

– Она дала мне ее часа два назад.

– Слишком поздно. – Взгляд его сделался страшно тяжелым, ей даже стало трудно дышать. Тщательно и ровно выговаривая каждое слово, он продолжил: – Для опытного человека расчленить ребенка – дело пяти минут. А может, и меньше.

Ты говоришь про своего сына, хотела сказать Алекс, но не смогла. Про своего собственного сына.

Он всё прекрасно понял. Она могла судить об этом по его дрогнувшим пальцам, по напряжению плеч. Очевидно, он уже неоднократно мысленно рисовал себе эту картину.

Он действительно всерьез испугался. И от этого сделался беззащитным.

Она – единственное, что у него осталось.

– Надо ехать, – негромко сказала Алекс. Дэвис молча кивнул. – А если она ждет тебя там?

– Я перережу ей глотку.

Автобус не годился. Слишком медленно. Алекс кивнула на телефонную будку в конце квартала, предлагая вызвать такси. Дэвис заметил, что его бумажник остался в полицейском участке.

Алекс, нагруженная деньгами и оружием, только пожала плечами.

Они ждали такси, стоя под деревом, как парочка, собравшаяся в парк на пикник. Как две жертвы, подвергшиеся хулиганскому нападению.

В кондиционированном салоне такси она вздохнула с облегчением, избавившись от уличной жары и посторонних взглядов. Проезжая мимо полицейского участка, она заметила Мишель Шенберг, которая стояла у своей машины и глядела куда-то вдаль.

Извини, пробормотала Алекс, обращаясь к ней., и откинулась на прохладное кожаное сиденье.

Поездка заняла тридцать шесть минут. Открыв глаза, Алекс увидела, что они едут по тихой аллее, по обе стороны которой виднеются дешевые ветхие дома. Водитель остановил машину у тротуара. Впереди, на холме, стоял дом, изображенный на фотографии.

Дэвис уже выскочил из машины. Алекс протянула водителю шестьдесят долларов. Ждать он отказался. Пришлось выбираться. Оставшись на обочине, она посмотрела, как машина исчезла за ближайшим поворотом.

– Можете остаться здесь, – ровным голосом предложил Дэвис.

Она перебралась на тротуар и посмотрела в сторону дома. Подъем показался вполне умеренным.

– Нет, не могу. – Ей пришло в голову, что утверждение в равной степени относится и к его предложению, и к перспективе забираться в гору. Если последнее – она нытик. Этого допустить нельзя.

Передернув плечами, она поковыляла вперед. Дэвис быстро обогнал ее. Издалека она видела, как он оказался у двери, рванул на себя. В мгновение ока исчез в доме, не позаботившись прикрыть дверь.

"Подожди!" – хотела крикнуть она, если бы хватило дыхания. Нет, ждать нельзя. Кое-как одолев четыре ступеньки покосившегося крыльца, Алекс осторожно просунула голову внутрь.

Темная неприбранная комната. В углу – гора бумажного мусора как минимум недельной давности. На всех горизонтальных поверхностях мебели – разбросанные журналы; между ними, на оставшемся пространстве, – светлые пятна пыли. Ничего особенного. Обычный дом, занятая мать, обитатели любят читать.

На полу лежала раскрытая книга. Листы тихонько шуршали от ветра, врывающегося в открытую дверь. Подойдя ближе, она поняла, что это какой-то роман.

В другой комнате скрипнул пол. Алекс задохнулась от неожиданности и схватилась за сумку, дрожащей рукой вытаскивая револьвер. Навести на цель и спустить курок, напомнила она себе. Но только не на Рашель или Джереми Дэвиса.

И не на Габриэля, разумеется.

Если только…

Алекс боялась двигаться дальше, боялась покинуть уже ставшую знакомой комнату, где телевизор пялился на нее большим черным глазом, где ничто не выглядело странным или угрожающим. Где-то здесь должно быть послание от Марджори Кассетти.

– Алекс! – От того, как прозвучал его голос, она вздрогнула. Габриэль показался из двери кухни. На бесстрастном лице глубокими черными ямами выделялись большие глаза. – Проверьте наверху.

Она хотела сказать, что не может, но ноги уже сами понесли ее к лестнице. Лестница была застелена старым вытертым голубым ковром, потрепанным по краям – видимо, грызла собака. В разных местах виднелись пятна – следы пролитого кофе или еще каких-то напитков. Ногу жгло дико.

Вся дрожа, она задержалась на лестничном пролете и осторожно заглянула за угол. Ничего. Никто не бросился на нее ни из дверного проема, ни сверху. Внизу слышались шаги – Дэвис нетерпеливо переминался с ноги на ногу, глядя на нее от двери кухни.

Он слегка кивнул ей, как бы говоря — продолжай. Нервно сглотнув слюну, она чуть не поперхнулась и еще крепче стиснула рукоятку револьвера. Только не на курок! – прикрикнула она себе, чуть не опоздав.

Четыре ступеньки. Три. Одна.

Холодный ветер в лицо, словно где-то включили кондиционер. Над плечом она увидела выключатель и зажгла свет. Коридор. Он уходит налево, видимо, там две спальни. Небольшая ванная комната – прямо. Сначала она решила заглянуть сюда.

Выключатель оказался под рукой. Старая, пожелтевшая от времени кафельная плитка на стенах. Ярко-зеленая, веселая занавеска над ванной. Пока ничего подозрительного, ничего страшного. С колотящимся сердцем она отдернула занавеску.

Ничего особенного, кроме крупного сливного отверстия в ванне.

Она попятилась, вернулась в коридор и повернула налево. Коридор показался неестественно длинным. Спальня. Приоткрыв дверь, она заглянула туда. Через окно в крыше проникал дневной свет. Неприбранная постель, стопка белья. Выключатель здесь был справа. В ярком свете ей сначала показалось, что на кровати лежит тело. Но нет, всего лишь одеяла и простыни, сбитые в кучу. Алекс осторожно огляделась и опять не нашла ничего подозрительного. Белье на полу было чистым. В основном – простыни и полотенца. Судя по желтевшим складкам, лежит здесь давно.

По стенам развешены фотографии. Джереми в годовалом возрасте. Джереми – крепыш лет пяти-шести. Джереми на коленях у матери.

На одной фотографии Джереми был изображен со своей темноволосой матерью и улыбающимся мужчиной, в котором сознание отказывалось признать того, с остановившимся взглядом, Габриэля Дэвиса, который сейчас стоял внизу. Мужчина выглядел спокойным, довольным, гордым. И глаза, и губы лучились улыбкой.

То же лицо, подумала Алекс. Но другой человек.

– Алекс! – подал голос Дэвис, и она опять вздрогнула от неожиданности.

– Пока ничего! – откликнулась Алекс. – Ищу. – Перешагнув горку белья, она открыла платяной шкаф. Ничего, кроме нескольких пар обуви – женские туфли с металлическими набойками на каблуках, кроссовки со следами засохшей грязи. Гардероб женщины, которая редко занимается покупками и иногда не очень удачно.

В углу – несколько коробок. На боку одной надпись "Гэйб".

Одежда, подумала Алекс. Воспоминания. Рашель Дэвис не смогла от них избавиться.

Закрыв шкаф, Алекс направилась к маленькой ванной комнате. На полочках – дешевая косметика, расчески, щипцы для завивки, коробка бигуди… некоторые пылились в другом углу, забытые.

Занавеска в крупных веселых цветах оказалась плотно задернута. Поборов готовое разыграться воображение, Алекс дернула в сторону. Пластиковые кольца плавно проехали по алюминиевой трубке.

Ванна была…

Алекс открыла рот. Но не смогла ни крикнуть, ни вздохнуть.

Ванна была полна…

Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что ее сейчас вырвет. Однако ничего не произошло.

Ванна была полна кровью и кусками тела Рашели Дэвис. Отчлененная голова с разинутым ртом плавала отдельно.

Нет, подумала Алекс. Нет, это мне только кажется.

Но она знала, что это не так.

И никакие вымыслы ее не спасут. Она попятилась, ткнулась спиной в дверной косяк. Обернулась.

Габриэль Дэвис стоял за спиной. Алекс инстинктивно рванулась к нему, пытаясь остановить его, не дать пройти внутрь. Он отстранил ее, как ребенка, и шагнул вперед, широко раскрытыми глазами глядя на этот ужас. Глядя в глаза смерти.

– Проверьте остальные комнаты, – проговорил он. Она не шелохнулась. Он медленно обернулся, и, к собственному потрясению, Алекс увидела, что он улыбается. В горящих глазах, на искривленных губах застыло безумие. Бессознательно она подняла револьвер. Он не моргнул глазом. – Ищите Джереми.

Хотелось сказать "я больше не могу", но она знала, что сможет. Увиденное словно прибавило сил.

Алекс вернулась в спальню, перешагнула горку белья, которое никто никогда больше не разберет и не уложит на место. В коридор, мимо лестницы, которая вела вниз, прочь от этого ужаса, на ясный солнечный день.

Она пошла в другую спальню.

Многие, подумала Алекс, богохульствуют для храбрости.

В спальне ничего не было. Ни спрятавшегося мальчика, ни тела. Она присела на край узкой кровати и огляделась. Джереми увлекался спортом. На подоконнике остались лежать подписанные бейсбольные мячи в пластиковых упаковках, на стене – вымпелы любимых команд.

Рядом с кроватью – фотоальбом. Фотографии Джереми с отцом и матерью. Странно, но на последних фотографиях изображения Габриэля как-то размылись, словно его постепенно вычеркивали из жизни.

Рашель Дэвис была улыбчивой и симпатичной. Алекс прикрыла пальцем ее улыбку и вспомнила тот разинутый рот в кровавой ванне. В душе что-то зашевелилось. Не ужас, нет. Ярость – да. Это точнее.

Она услышала шаги, но не обернулась.

– Его здесь нет, – произнесла она. – Вы знали, что он хранит ваши фотографии?

Когда она наконец обернулась, Габриэля уже не было. Отложив альбом, она вышла в коридор и спустилась вниз по лестнице. Он опять стоял у двери в кухню.

Заглянув через плечо, она увидела, что в кухне все залито кровью. На столе аккуратно были выложены окровавленные ножи, словно какие-то хирургические инструменты.

– Ты знал об этом, когда посылал меня наверх, – глухо произнесла Алекс.

Дэвис не ответил. Развернувшись, он вышел на крыльцо.

– Я это знал раньше, чем мы приехали, – бесцветным голосом ответил он, стоя спиной к ней.

Алекс отыскала телефон и набрала 911. Усталый голос оператора неотложной помощи принял её сообщение и пообещал передать детективам Марковски и Шенберг. Шаги Дэвиса прозвучали на крыльце и стихли. Легче было думать, что он плачет, но она была уверена, что он просто ждет, смотрит, прислушивается к голосу Барнса Броварда, звучащему внутри.

– Габриэль! – окликнула Алекс. Он обернулся, и она обнаружила, что ошибалась. В его глазах стояли слезы.

– Мы не можем дожидаться полиции, – заговорил он. Алекс тоже вышла из дома и встала с ним рядом. Он был гораздо выше нее, но в этот краткий миг он показался ей таким маленьким, таким одиноким. – Алекс, скажите, это я сделал? Там, внутри?

От потрясения она в очередной раз утратила дар речи. Как он мог подумать…

А как иначе? Реальность и вымысел для него – одно и то же.

– Нет, – уверенно заявила она. – Это сделала Марджори Кассетти. Она хочет, чтобы все подумали на тебя, но мы знаем, что это не ты. Я же была с тобой, Габриэль. Ты ничего не делал. У тебя железное алиби.

Никакой видимой реакции на ее слова, никакого видимого облегчения.

– В этот раз, – пробормотал он.

– Ты сказал, что нельзя дожидаться полиции. Что мы еще можем сделать? На сей раз она не оставила никакого послания, – заговорила Алекс, отбрасывая в сторону мысль о том, что очередное послание может появиться в виде мешка, для мусора. – Полиция сейчас сможет тебе помочь. Они будут знать, что ты не виноват.

Он с сомнением посмотрел на нее, но тем не менее кивнул. Потом обратил внимание, что она до сих пор держит в руке револьвер.

– Лучше бы вам убрать его, пока детектив Шенберг не собралась пристрелить вас, – заметил Дэвис, возвращаясь к своей прежней уверенности. Алекс послушно сунула оружие в сумку. – Нам пора. Пошли.

Он уже сделал четыре шага по тропинке, она – один и только потом сообразила, что не спросила, куда именно они направляются.

– Домой, – обернувшись, сообщил Дэвис.