Текст книги "Пришельцы с небес"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Пол Уильям Андерсон,Альфред Элтон Ван Вогт,Лайон Спрэг де Камп,Мюррей Лейнстер,Ли Дуглас Брэкетт,Фриц Ройтер Лейбер,Брайан Уилсон Олдисс,Джек Холбрук Вэнс,Джеймс Генри Шмиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

– Две минуты до серого тумана! Две минуты до серого тумана! Имаджисты, внимание, до серого тумана две минуты!

Над ним завис здоровяк.

– Хорошо видите?

Даксат немного приподнялся.

– Да… все видно.

– Отлично. При «сером тумане» загорится эта маленькая лампочка. Когда погаснет, значит, экран ваш, и тогда вы должны имаджинировать на полную катушку.

Дальний голос произнес:

– Минута до серого тумана! Порядок следующий: Пулакт Хавьорска, Тол Морабейт, Гизель Ганг, Добнор Даксат, Клауктаба и Бел-Уашаб. Никаких ограничений: разрешены любые цвета и формы. Тогда расслабьтесь, напрягите свои способности, а теперь – серый туман!

На пульте перед креслом Даксата вспыхнула лампочка, и он увидел, как пять из шести экранов освещаются приятным жемчужно-серым светом, который слегка колыхался, словно его помешивали. Лишь экран, что был перед ним, оставался темным. Здоровяк, стоявший сзади, дотянулся до него и толкнул:

– Серый туман, Даксат. Вы что, оглохли или ослепли?

Даксат подумал про серый туман, и экран тут же ожил, показав облако серебристо-серого цвета, чистого и прозрачного.

Здоровяк хмыкнул.

– Несколько мрачновато и лишено интереса… но, пожалуй, достаточно неплохо… Посмотрите, как Клауктаба уже поигрывает намеками на страсть, трепещет эмоциями.

И Даксат, взглянув на экран справа, убедился, что это правда. Серый цвет, не обладавший определенным оттенком, тек и расплывался, словно заливал широкий поток света.

А теперь, на дальнем экране слева – экране Пулакта Хавьорски – распустились цвета. Это был пробный образ, скромный и ограниченный – зеленый самоцвет рассыпается дождем синих и серебристых капель, падающих на черную землю и разлетающихся крошечными оранжевыми взрывами.

Потом осветился экран Тола Морабейта: черно-белая шахматная доска, отдельные квадраты которой вдруг полыхнули зеленым, красным, синим и желтым – теплыми, проникновенными цветами, чистыми, словно полоски радуги. Образ исчез во вспышке розового и голубого.

Гизель Ганг сотворил круг затрепетавшего желтого цвета, изобразил зеленое гало, которое, в свою очередь, вздулось, уступив место ослепительно черно-белой широкой полосе, в центре которой появился сложный калейдоскопический узор. Узор внезапно исчез в ослепительной вспышке света. Ропот зрителей приветствовал этот tour de force.

Огонек на пульте Даксата потух. Он ощутил толчок сзади.

– Пора.

Даксат пристально вглядывался в экран, ощущая полное отсутствие мысли. Он скрипнул зубами. Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Картина… он представил вид лугов у реки Мелрами.

– Гм, – произнес здоровяк за спиной. – Приятно. Приятная фантазия и довольно оригинальная.

Озадаченный Даксат рассмотрел картину на экране. Насколько он видел, это было вялым воспроизведением пейзажа, который он хорошо знал. Фантазия? Этого от него ожидали? Отлично, сделаем фантазию. Он представил луга сияющими, расплавленными, добела раскаленными. Растительность, древние каменные холмики растворились в вязкую, бурлящую массу. Поверхность разгладилась, превратившись в зеркало, отражавшее Медные скалы.

Сзади досадливо крякнул здоровяк.

– Последний вид несколько тяжеловат, и этим вы нарушили очарование тех неземных цветов и форм…

Даксат откинулся в кресле, нахмурился, готовый вступить, когда снова подойдет его черед.

Тем временем Клауктаба создал нежный белый цветок с пурпурными тычинками на зеленом стебле. Лепестки увяли, а тычинки рассыпались облаком взвихренной желтой Пыльцы.

Затем Бел-Уашаб, находившийся в конце ряда, окрасил экран светящейся зеленью подводного мира. Она покрылась рябью, вздулась, и на фоне ее появилась черная неровная клякса, из центра которой текла струйка расплавленного золота, сначала сеткой, потом – мраморными разводами покрывшая черное пятно.

Таким был первый пассаж.

Пауза продолжалась несколько секунд.

– Вот теперь, – выдохнул голос за спиной Даксата, – теперь начинается состязание.

На экране Пулакта Хавьорски появилось бурное море цвета: волны красного, зеленого, синего – уродливая пестрота. В нижнем правом углу показался эффектный желтый силуэт, заливавший хаос. Он растекся по экрану, и середина его окрасилась в лимонный цвет. Черный силуэт раздвоился, мягко и легко разойдясь по обе стороны. Затем оба силуэта развернулись и удалились на задний план, перекручиваясь, изгибаясь легко и грациозно. В далекой перспективе они слились и устремились вперед, подобно копью, растеклись множеством дротиков, образовав косой узор из узких черных полосок.

– Превосходно! – прошипел здоровяк. – Какое чувство времени, ритма, какая точность!

Тол Морабейт ответил темно-коричневым полем, испещренным малиновыми линиями и пятнами. Слева появилась вертикальная зеленая штриховка, сместившаяся по экрану вправо. Коричневое поле выгнулось вперед, вздулось сквозь зеленые линии, сжалось, рассыпалось, и осколки полетели вперед, чтобы исчезнуть с экрана. На черном фоне позади зеленой штриховки, которая растаяла, появился человеческий мозг, розовый и пульсирующий. Мозг выпустил шесть лапок, как у насекомого, и, словно краб, пополз назад, вдаль.

Гизель Ганг выпустил одну из своих огненных вспышек – небольшой ярко-голубой шарик, разлетевшийся во все стороны, и кончики язычков взрыва пробивались, извиваясь, сквозь чудесные пятицветные узоры – синие, фиолетовые, белые, пурпурные и светло-зеленые.

Добнор Даксат, напрягшись как струна, сидел, стиснув руки и крепко сжав зубы. Пора! Неужели его мозг хуже, чем у этих, из дальних земель? Пора!

На экране появилось дерево, расцвеченное зелеными и синими красками, а каждый листок представлял собой язычок пламени. От этих листьев исходили струйки дыма, образовавшие в вышине облако, которое двигалось и кружилось, а потом пролилось дождем на дерево. Язычки пламени исчезли, и вместо них появились белые цветы-звездочки. Из облака низверглась стрела молнии, разбив дерево на мелкие стеклянные осколки. Другая молния ударила в хрупкую груду, и экран взорвался огромным бело-оранжево-черным пятном.

Голос здоровяка выражал сомнение.

– В целом сделано неплохо, но не забывайте, о чем я предупреждал, и создавайте образы поскромнее, поскольку…

– Тихо! – резко оборвал его Добнор Даксат.

И состязание продолжалось, одни картины сменялись другими; некоторые из них были сладкими, словно канмеловый мед, другие – бурными, словно бури, опоясывавшие полюса. Один цвет вытеснял другой, узоры рождались и менялись, иногда – в размеренном ритме, иногда – рвущим душу диссонансом, необходимым, чтобы подчеркнуть силу образа.

И Даксат создавал видение за видением, избавившись от напряжения, и забыл обо всем, кроме картин, мелькающих у него в мозгу и на экране, и его образы стали столь же сложными и изысканными, как и у мастеров.

– Еще один пассаж, – произнес здоровяк за спиной у Даксата.

Теперь имаджисты показывали свои лучшие видения: Пулакт Хавьорска – расцвет и закат прекрасного города; Тол Морабейт – спокойную бело-зеленую композицию, на которой появилось войско марширующих насекомых, оставлявших за собой грязный след, а потом в битву с ними вступили люди в раскрашенных кожаных доспехах и высоких шлемах, вооруженные короткими мечами и цепами.

Насекомые были разбиты и изгнаны с экрана; убитые воины превратились в скелеты, растаявшие в мерцающей голубой пыли. Гизель Ганг сотворил три огненных взрыва одновременно, совершенно разных, являвших собой великолепное зрелище.

Даксат представил гладкий камешек, увеличил его в мраморную глыбу и обтесал, изобразив головку прекрасной девы. Какое-то мгновение она смотрела перед собой, и разнообразные чувства отражались на ее лице – радость внезапно обретенного существования, меланхоличные раздумья и, наконец, испуг. Глаза ее приобрели мутно-голубой оттенок, лицо превратилось в хохочущую сардоническую маску с прорезью искривленного усмешкой рта. Голова качнулась, рот плюнул в воздух. Голова слилась с плоским черным фоном, брызги слюны сверкнули, как огоньки, превратились в звезды и созвездия, одно из которых расширилось и превратилось в планету с очертаниями, дорогими сердцу Даксата. Планета умчалась в темноту, созвездия погасли. Добнор Даксат расслабился. Это его последний образ. Он вздохнул, чувствуя себя совершенно выжатым.

Здоровяк в черном плаще снял с него ремни, храня полное молчание. В конце концов он спросил:

– Планета, которую вы представили напоследок, это ваше творение или воспоминание о реальности? У нас, в нашей системе ничего подобного нет, и в ней ощущалась отчетливость правды.

Добнор Даксат озадаченно посмотрел на него и неуверенно произнес:

– Но ведь это – родина! Этот мир! Разве то был не здешний мир?

Здоровяк странно на него посмотрел, пожал плечами и пошел прочь.

– Сейчас будет объявлен победитель наших состязаний и вручена драгоценная награда.

День был ветреным и пасмурным, галера – черной и низкой, с экипажем гребцов из Белаклоу. Эрган стоял на корме, разглядывая отделенное двумя милями бурного моря побережье Рэкленда, не сомневаясь, что оттуда за ними смотрят остролицые рэки.

В нескольких сотнях ярдов за кормой появился сильный всплеск.

Эрган обратился к рулевому:

– Их орудия имеют большую дальность, чем мы рассчитывали. Отойдем от берега еще на милю, а там нам поможет течение…

Не успел он договорить, как послышался протяжный свист, и он увидел черный остроносый снаряд, падавший прямо на него. Снаряд ударил в середину галеры и взорвался. Повсюду разлетались доски, тела, куски металла. Галера легла на развороченный борт, переломилась и затонула.

Эрган, успевший спрыгнуть, избавился от меча, шлема и наголенников почти в то же мгновение, когда коснулся студеной серой воды. Задохнувшись сначала от холода, он плавал кругами, то ныряя, то вновь появляясь на поверхности; затем он обнаружил бревно и вцепился в него.

От берега отошел баркас и направился к месту крушения, поднимаясь и опускаясь на волне, взбивая носом белую пену. Отпустив бревно, Эрган изо всех сил поплыл прочь от обломков. Лучше утонуть, чем попасть в плен: скорее пощадят хищные рыбы, которыми кишели здешние воды, чем безжалостные рэки.

Он хотел уплыть подальше, но течение влекло его к берегу, и в конце концов, когда у него уже почти не осталось сил сопротивляться, его вынесло на усыпанный галькой берег.

Здесь его обнаружила группа юных рэков и препроводила до ближайшего командного пункта. Здесь его связали, бросили в повозку и отвезли в город Корсапан.

В сером помещении его усадили напротив офицера разведки секретной службы рэков, человека с серой лягушечьей кожей, влажным серым ртом и острым, пытливым взглядом.

– Вы – Эрган, – заявил офицер. – Эмиссар, направленный к Барочнику из Саломдека. Какое у вас задание?

Эрган смотрел ему прямо в глаза, надеясь ответить что-нибудь беззаботное и убедительное. Он ничего не придумал, а сказать правду – значит спровоцировать немедленное вторжение рослых, узкоголовых воинов-рэков в черных мундирах и черных башмаках и в Белаклоу, и в Саломдек.

Эрган не сказал ничего. Офицер подался вперед.

– Спрашиваю еще раз; потом вас доставят в нижнюю комнату.

Слова «нижнюю комнату» он произнес, словно они писались с большой буквы, и в голосе его звучал оттенок удовольствия.

Эргана прошиб холодный пот, поскольку он знал о пытках рэков, и он сказал:

– Я не Эрган, меня зовут Эрвард. Я – честный торговец жемчугом.

– Это неправда, – возразил рэк. – Мы поймали вашего помощника, и с помощью компрессионного насоса он выложил ваше имя вместе со своими легкими.

– Я – Эрвард, – повторил Эрган, ощутив холод в животе.

Рэк подал знак:

– Отведите его в нижнюю комнату.

Тело человека, обладающее нервами, которые предупреждают об опасности, словно специально предназначено для боли и великолепно взаимодействует с мастерством мучителя. Специалисты рэков изучили эти свойства организма, а другие особенности нервной системы были открыты случайно. Выяснилось, что определенные сочетания давления, нагрева, напряжения, трения, скручивания, импульсов, рывков, звукового и визуального шока, паразитов, зловония и мерзостей создают условия для целенаправленного воздействия, в то время как избыточное применение единственного метода вело к снижению эффективности.

Все эти знания и навыки были брошены на штурм твердыни нервов Эргана, и на него обрушили целый арсенал боли: острые рези, тупые продолжительные боли, от которых не спят по ночам, ослепительные вспышки, бездны разврата и непристойности, перемежаемые непродолжительными сеансами доброты, позволявшими ему заглянуть в тот мир, который он оставил.

Потом – снова в нижнюю комнату.

Но он твердил лишь одно:

– Я – Эрвард, торговец.

И он все время пытался заставить свой разум переступить через плоть к смерти, но разум все время останавливался у последней черты, и Эрган продолжал жить.

Рэки пытали в соответствии с заведенным порядком, и поэтому ожидание, приближение назначенного времени приносило не меньшие мучения, чем сами пытки. А потом – тяжелые, неспешные шаги рядом с камерой, его тщетные метания в поисках выхода, хриплый хохот тех, кто загонял его в угол и уводил, а потом – хриплый хохот три часа спустя, когда его, всхлипывающего и скулящего, бросали на кучу соломы, служившую ему постелью.

– Я Эрвард, – твердил он, тренируя рассудок, чтобы самому в это поверить, чтобы его не застали врасплох. – Я – Эрвард! Я – Эрвард, торговец жемчугом.

Он попытался забить себе горло соломой, но за ним всегда следил раб, и это ему не позволили.

Он пытался умереть от удушья и был бы рад, если бы это удалось, но как только он впадал в блаженное забытье, разум его расслаблялся, и организм возобновлял бессмысленное дыхание.

Он ничего не ел, но для рэков это не имело никакого значения, поскольку они делали ему инъекции тонизирующих, укрепляющих и стимулирующих составов, чтобы поддерживать его рассудок на должном уровне.

– Я – Эрвард, – говорил Эрган, и рэки злобно скрипели зубами. Теперь речь шла о принципе; он бросил вызов их изобретательности, и теперь они долго и тщательно Придумывали очередные изощрения и усовершенствования, металлические орудия новых форм, новые типы веревок для рывков, новые точки приложения напряжения и давления. Даже когда война вспыхнула вновь и было уже не важно, Эрган он или Эрвард, его содержали и поддерживали в нем жизнь ради проблемы самой по себе, в качестве идеального подопытного; поэтому его охраняли и берегли пуще прежнего, чтобы палачи рэков могли отрабатывать свои приемы, изменяя и улучшая их.

И однажды к берегу пристали галеры Белаклоу, и воины с плюмажами из перьев взяли штурмом стены Корсапана.

Рэки с сожалением разглядывали Эргана.

– Нам надо уходить, а ты никак не сломаешься.

– Я – Эрвард, – прохрипело существо, лежавшее на столе. – Эрвард, торговец.

Сверху послышались треск и грохот.

– Нам пора уходить, – сказали рэки. – Твой народ взял город приступом. Если скажешь правду, останешься жив. Если солжешь, мы тебя убьем. Выбор за тобой. Твоя жизнь в обмен на правду.

– Правду? – пробормотал Эрган. – Это хитрость…

И тут он услышал победную песнь воинов Белаклоу.

– Правду? Почему бы и нет? Очень хорошо.

И он сказал:

– Я – Эрвард.

Поскольку уже сам верил в то, что это правда.

Галактический Премьер был худощавым человеком с рыжеватыми редкими волосами на черепе красивой формы. Лицо его, ничем иным не примечательное, носило отпечаток властности, придаваемой большими темными глазами, мерцающими подобно огню в тумане. Физически он миновал пик молодости: руки и ноги его были тощими и гибкими; голова его клонилась вперед, словно под тяжестью сложнейшей механики его мозга.

Поднявшись с ложа, он с легкой улыбкой посмотрел через галерею на одиннадцать Старейшин. Они сидели за столом из полированного дерева, спиной к стене, обвитой лозой. Это были степенные люди, неторопливые в движениях, и лица их выражали мудрость и проницательность. Согласно установленной системе Премьер был главой исполнительной власти вселенной, а Старейшины составляли совещательный орган, наделенный определенными ограничительными полномочиями.

– Ну что?

Главный Старейшина неспешно поднял глаза от компьютера.

– Вы первым поднялись с ложа.

Премьер бросил взгляд на галерею, продолжая слегка улыбаться. Остальные возлегали в различных позах: некоторые – неподвижно застыв, стиснув руки; другие – свернувшись калачиком. Один наполовину сполз с ложа на пол; глаза его были открыты, взор устремлен в пустоту.

Премьер снова перевел глаза на Главного Старейшину, наблюдавшего за ним со сдержанным интересом.

– Оптимальный уровень установлен?

Главный Старейшина заглянул в компьютер.

– Оптимальный уровень – двадцать шесть, тридцать семь.

Премьер выждал, но Главный Старейшина больше ничего не сказал. Премьер шагнул к алебастровой балюстраде позади лож. Наклонившись вперед, он посмотрел вдаль – солнечная дымка– на много миль, а ближе к горизонту переливающееся море. В лицо ему подул ветерок, растрепав редкие рыжеватые пряди. Он глубоко вдохнул, размяв пальцы и кисти, поскольку в памяти у него еще свежи были воспоминания о пытках рэков. Через мгновение он развернулся и откинулся назад, опершись локтями о балюстраду. Он еще раз взглянул на ряд лож: кандидаты по-прежнему не подавали признаков жизни.

– Двадцать шесть, тридцать семь, – пробормотал он. – Возьму на себя смелость оценить свой уровень как двадцать пять, девяносто. В последнем эпизоде, насколько я помню, имело место неполное сохранение личности.

– Двадцать пять, семьдесят четыре, – произнес Главный Старейшина. – Компьютер расценил как нецелесообразный последний вызов Бирвальда Хэлфорна воинам брэндов.

Премьер немного подумал.

– Мнение обоснованное. Упорство бесполезно, если не служит заранее определенной цели. Это недостаток, который я постараюсь изжить.

Он посмотрел на Старейшин, переводя взгляд с одного лица на другое.

– Вы не выносите никаких суждений, вы удивительно молчаливы.

Он выждал; Главный Старейшина ничего не ответил.

– Могу я поинтересоваться, каков высший уровень?

– Двадцать пять, семьдесят четыре.

Премьер кивнул:

– Да, это мой.

– У вас высокий уровень, – заметил Главный Старейшина.

Улыбка исчезла с лица Премьера, на лице его появилось озадаченное выражение.

– И несмотря на это, вы все же не желаете подтвердить мои полномочия на второй срок. Вас все еще гложут сомнения.

– Сомнения и опасения, – ответил Главный Старейшина.

Премьер поджал губы, хотя лицо сохранило выражение вежливого недоумения.

– Ваше отношение ставит меня в тупик. Мой послужной список свидетельствует о беззаветном служении. Уровень интеллекта у меня феноменальный, а в этом испытании, которое я затеял, чтобы рассеять ваши последние сомнения, я добился высшей оценки. Я подтвердил свое социальное чутье и гибкость, лидерские качества, преданность долгу, воображение и решимость. По всем мыслимым аспектам я отвечаю высшим стандартам занимаемой должности.

Главный Старейшина оглядел коллег. Никто из них не изъявлял желания говорить. Главный Старейшина выпрямился в своем кресле и откинулся на спинку.

– Наше мнение трудно выразить. Все так, как вы говорите. Ваш интеллект не вызывает сомнений, ваш характер уникален, вы отслужили свой срок с честью и достоинством. Мы понимаем также и то, что вы стремитесь остаться на второй срок из достойных побуждений: вы считаете себя человеком, наиболее подходящим для координации сложнейших галактических проблем.

Премьер угрюмо кивнул:

– Но вы думаете иначе.

– Пожалуй, наша позиция не столь однозначна.

– Так в чем же она заключается, ваша позиция? – Премьер обвел рукой ложа. – Взгляните на этих людей. Это лучшие в галактике. Один погиб. Тот, что шевелится на третьем ложе, лишился рассудка: он – сумасшедший. Остальные пережили страшное потрясение. И не забывайте, что это испытание было задумано специально, чтобы определить качества, важные для Галактического Премьера.

– Испытание представляло для нас огромный интерес, – мягко заметил Главный Старейшина. – Оно в значительной степени повлияло на наш образ мысли.

Премьер подумал, взвешивая скрытую подоплеку сказанного. Он прошел вперед и сел напротив Старейшин. Он пристально рассмотрел их лица, постукивая пальцами по полированной столешнице, затем откинулся в кресле.

– Как я уже отметил, испытание выявило у каждого кандидата конкретные свойства, оптимально необходимые для исполнения должности, следующим образом: Земля двадцатого века – планета замысловатых условностей; на Земле от кандидата – под именем Артура Кэвершема – потребовалось воспользоваться социальным чутьем, качеством, в высшей степени полезным в этой галактике, состоящей из Двух миллиардов солнц. На Белотси Бирвальд Хэлфорн подвергся испытанию на смелость и способность к положительным действиям. В мертвом городе Терлатч, на планете Пресипи-Три, кандидат под именем Систан подвергся проверке на преданность долгу, а под именем Добнор Баксат он получил возможность участвовать в конкурсе «Имаджикон» и испытать свои творческие возможности в состязании с наиболее выдающимися талантами современности. Наконец, под именем Эрган, на планете Ханкозар, он сумел испытать до крайних пределов свои волю, упорство и характер.

Каждый из кандидатов помещен в аналогичные обстоятельства с помощью темпорального, пространственного и нейроцеребрального совмещения, слишком сложного для данного обсуждения. Достаточно сказать, что каждый из кандидатов получил объективные оценки за свои действия, вследствие чего результаты вполне сравнимы.

Премьер сделал паузу, обведя проницательным взглядом невозмутимые лица.

– Должен подчеркнуть, что, хоть именно я задумал и организовал это испытание, при этом я не получил никаких преимуществ. Мнемонические наводки были полностью исключены в каждом из эпизодов, и лишь основные личностные свойства кандидатов играли роль. Все подверглись испытанию при совершенно равных условиях. По моему мнению, уровни, зарегистрированные компьютером, являются объективным и надежным показателем способности кандидата исполнять весьма ответственные обязанности главы исполнительной власти Галактики.

– Уровни действительно имеют большое значение, – заметил Главный Старейшина.

– Тогда… вы одобряете мою кандидатуру?

Главный Старейшина улыбнулся.

– Не так быстро. Вы, конечно, умны; вы, несомненно, многое сделали, исполняя обязанности премьера. Но многое еще предстоит сделать.

– Вы предполагаете, что другой сделал бы больше?

Главный Старейшина пожал плечами.

– У меня нет реального способа это узнать. Я отмечаю ваши достижения, такие как цивилизация Гленарт, Время Рассвета на Масилисе, правление короля Карала на Эвире, подавление восстания аркидов. Таких примеров много. Но есть и недостатки: тоталитарные правительства на Земле, зверства на Белотси и Ханкозаре, столь очевидно показанные вашим испытанием. Кроме того, имеет место упадок планет в скоплении тысяча сто девять, возвышение священников королей на Фиире и многое другое.

Премьер стиснул зубы, и огоньки в его глазах вспыхнули ярче.

Главный Старейшина продолжал:

– Одним из наиболее примечательных явлений в Галактике является тенденция человечества растворить и проявить личность Премьера. По-видимому, существует некий резонанс, который исходит от мозга Премьера и через умы людей Центра распространяется до самых окраин. Эта проблема должна быть изучена, проанализирована и поставлена под контроль. Результат состоит в том, что каждая мысль Премьера как бы увеличивается в миллиарды раз, словно его настроение задает тон тысяче цивилизаций, а каждая грань его личности отражает этические воззрения тысячи культур.

Премьер сказал ровным голосом:

– Я обратил внимание на это явление и много о нем думал. Указания Премьера распространяются таким образом, чтобы оказать скорее мягкое, чем прямое воздействие; возможно, в этом-то и состоит суть проблемы. Как бы там ни было, сам факт такого воздействия является лишь очередным доводом в пользу избрания на должность человека, проявившего свои лучшие качества.

– Хорошо сказано, – сказал Главный Старейшина. – Ваш характер воистину безупречен. Однако нас, Старейшин, беспокоит нарастание волны авторитаризма на планетах галактики. Мы подозреваем, что это – следствие указанного принципа резонанса. Вы обладаете сильной, несгибаемой волей, и мы чувствуем, что ваше влияние невольно провоцирует распространение автаркии.

Премьер немного помолчал.

Он посмотрел на ряд лож, где в себя приходили другие кандидаты. Это были представители различных рас: бледнокожий норткин из Паласта, коренастый рыжий хаволо, сероволосый сероглазый островитянин с планеты Морей – каждый из них был выдающимся представителем своей родной планеты. Те, к кому вернулось сознание, сидели тихо, собираясь с мыслями, или лежали на ложах, пытаясь выбросить из головы воспоминания об испытании, за которое была заплачена немалая цена: один лежал бездыханным, другой лишился рассудка и теперь скрючился рядом со своим ложем и всхлипывал.

Главный Старейшина сказал:

– Пожалуй, именно это испытание наилучшим образом выявило вызывающие возражения свойства вашего характера.

Премьер открыл было рот, но Главный Старейшина остановил его, подняв руку.

– Позвольте, я договорю. Постараюсь быть к вам справедливым. Когда я закончу, вы сможете сказать, что посчитаете нужным. Повторяю: основные тенденции проявились в деталях испытания, вами же изобретенного. Проверке подверглись качества, которые вы считали наиболее важными, то есть это те идеалы, которыми вы руководствуетесь в жизни. Я уверен, что такой порядок был установлен совершенно ненамеренно, вследствие чего получены исчерпывающие данные. Вы относите к важнейшим характеристикам Премьера социальное чутье, агрессивность, лояльность, воображение и крайнее упорство. Будучи человеком с сильным характером, вы стремитесь своим поведением давать примеры воплощения этих идеалов; поэтому нет ничего неожиданного в том, что в задуманном вами испытании, с системой оценки, вами же разработанной, ваш уровень должен быть самым высоким.

Позвольте аналогией пояснить свою мысль. Если бы орел проводил испытание на право считаться Царем зверей, он проверял бы кандидатов на их способность летать и непременно бы выиграл. При этом крот счел бы важнейшим качеством умение рыть землю: при разработанной им системе испытаний он непременно стал бы Царем зверей.

Премьер отрывисто рассмеялся, провел ладонью по редким волосам.

– Я – не орел и не крот.

Главный Старейшина покачал головой:

– Нет. Вы обладаете упорством, чувством долга, воображением, неутомимостью – все это вы продемонстрировали как содержанием испытаний по этим качествам, так и высоким уровнем, достигнутым в ходе этих же испытаний. Но верно и обратное: самим отсутствием других испытаний вы продемонстрировали то, чего вам недостает.

– А именно?

– Сочувствия. Сострадания. Доброты. – Старейшина откинулся на спинку кресла. – Странно. Один из ваших предшественников обладал этими свойствами в избытке. За время его правления по вселенной распространились великие гуманистические идеалы, основанные на братстве людей. Еще один пример резонанса… Но я отвлекаюсь.

Премьер произнес с сардонической усмешкой:

– А позволено мне будет спросить: вы уже избрали следующего Галактического Премьера?

Главный Старейшина кивнул:

– Конкретный выбор уже сделан.

– И каков результат его испытания?

– По вашей системе подсчета – семнадцать, восемьдесят. Он неудачно выступил в роли Артура Кэвершема: он пытался объяснить полицейскому преимущества наготы. Он не сумел быстро придумать какую-нибудь уловку; у него нет вашей реакции. В роли Артура Кэвершема он оказался голым. Он искренен и прямолинеен, поэтому постарался подобрать положительную мотивацию своего состояния, а не изобретать способ уйти от наказания.

– Расскажите о нем подробнее, – бросил Премьер.

– В роли Бирвальда Хэлфорна он повел свой отряд к Улью брэндов на горе Медальон, но вместо того, чтобы сжечь улей, он воззвал к королеве, умоляя ее положить конец бессмысленным убийствам. Она высунулась из входа, затащила его внутрь и убила. Он потерпел неудачу, но компьютер тем не менее высоко оценил его решительность.

В Терлатче он вел себя столь же безупречно, как и вы, а его выступление на «Имаджиконе» было вполне достойным. Вы же подошли вплотную к уровню признанных имаджистов, что является очень высоким достижением.

Пытки рэков оказались самым нелегким испытанием. Вы хорошо знали, что можете сопротивляться боли неограниченно, поэтому решили, что все прочие кандидаты должны обладать тем же свойством. Тут у нового Премьера большие пробелы. Он очень чувствителен, и одна мысль о том, что человек способен умышленно причинять боль другому человеку, для него невыносима. Могу добавить, что ни один из кандидатов не получил высшей оценки в последнем эпизоде. Еще двое получили такие же оценки, как и вы…

Премьер оживился:

– И кто же?

Главный Старейшина указал на них – высокого мускулистого мужчину с грубым, словно высеченным из камня лицом, стоявшего у балюстрады и задумчиво смотревшего в солнечную даль, и человека среднего возраста, сидевшего со скрещенными ногами и созерцавшего с совершенно безмятежным видом какую-то точку футах в трех от него.

– Один из них крайне упорен и тверд, – сказал Главный Старейшина. – Он не проронил ни слова. Другой же признает объективную реальность, когда с ним происходит что-то неприятное. Остальные кандидаты прошли испытание не слишком удачно: почти всем им требуется лечение.

Они перевели глаза на умалишенного с пустым взглядом; он ходил по проходу вперед-назад и что-то тихо бубнил и бормотал про себя.

– В любом случае испытания трудно переоценить, – сказал Главный Старейшина. – Мы очень многое узнали. По вашей системе подсчета вы добились очень высокого уровня во время испытания. Но по критериям, которые установили мы, Старейшины, ваше место гораздо ниже.

Поджав губы, Премьер поинтересовался:

– И кто же этот образец человеколюбия, доброты, сострадания и великодушия?

Идиот подошел поближе, опустился на четвереньки и с хныканьем прошел до стены. Прижавшись лицом к холодному камню, он посмотрел на Премьера. Челюсть у него отвисла, с подбородка стекала слюна, а глаза двигались явно независимо друг от друга.

Главный Старейшина сочувственно улыбнулся и погладил умалишенного по голове.

– Это он. Это тот, кого мы избираем.

Бывший Галактический Премьер сидел безмолвно, поджав губы, а глаза его горели, словно отдаленные вулканы.

У его ног новый Премьер, Владыка Двух Миллиардов Солнц, нашел увядший листок, сунул его в рот и начал жевать.